Тыквенные семечки

Джошуа плёлся к последнему дому на Центральной улице. Несмотря на маленький словарный запас для двенадцатилетнего ребёнка, он сыпал ругательствами и тащил за собой мешок, в котором помимо конфет было яблоко. «Но оно же не может столько весить!» — возмущался голос в его голове. Останавливаться, чтобы заглянуть внутрь и выяснить, не раздулось ли яблоко до размеров арбуза, Джошуа не хотел.

Он почти дошёл до крыльца, заваленными тыквами — обычными, не проказниками Джеками, когда в мешке что-то зашевелилось. Джошуа бросил мешок и отскочил: из холщовой сумки выпрыгнул кот и, облизнув лапу, скрылся в темноте. Несколько карамелек упало в траву. Джошуа вытер липкий от страха лоб: видимо, кот забрался в мешок, когда Джошуа разговаривал с миссис Милтон. Он как раз положил мешок на землю, чтобы показать любопытной соседке размер рыбины, которую его отец поймал на озере в прошлый уикенд.

Джошуа подобрал сладости и закинул мешок на плечо: теперь он весил примерно полгаллона молока — в этот Хэллоуин взрослые были на редкость щедрыми.
Насвистывая незатейливую мелодию, Джошуа взлетел по ступенькам. Свет в доме не горел, но Джошуа слышал шаркающие шаги за дверью. Он предположил, что здесь проживает пожилой человек — со слов матери, старики всегда рано ложатся спать, — и громко постучал: сначала кулаком, а затем пнул дверь ногой, чтобы хозяин наверняка услышал.

В окне блеснул огонёк свечи.
— Сладость или гадость? — крикнул Джошуа, постучав вновь.
Свеча погасла.
Джошуа расстроился: он надеялся обойти все дома на Центральной улице, и лишь в последнем ему не повезло.
Тихо скрипнула дверь.
Джошуа набрал в грудь воздуха, чтобы повторить хэллоуинскую кричалку, но не успел: из-за двери высунулась костлявая рука. Она махала, вторя писклявому голосу, будто у мультяшки:
— Нет сладостей! Нет сладостей!
Джошуа нахмурился: он впервые встретил взрослого, который не подготовил угощения на Хэллоуин, пусть и не видел его лица.
А голос твердил:
— Нет сладостей! Нет сладостей!
«Ну нет так нет», — подумал Джошуа и перекинул мешок на другое плечо.
Он уже собрался уходить, когда рука ткнула в него указательным пальцем: жёлтый ноготь походил на острый коготь дикого зверя.
— Но есть семечки, — сообщил голос. — Тыквенные семечки. Волшебные семечки. Волшебные тыквенные семечки. Ты хочешь волшебные тыквенные семечки?

Голос говорил быстро и чётко, а палец описывал в воздухе круги.
— Да, — ответил Джошуа. Он не верил в волшебство с тех пор, как узнал, что Санта-Клаус не настоящий, и не понимал, зачем согласился на какие-то тыквенные семечки. Но, с другой стороны, рассуждал он, почему бы и нет? От яблока, которое вместо конфет дала ему миссис Милтон, он же не отказался.
— Жди здесь, — приказали и голос, и палец. Костлявая рука исчезла за дверью.
Из-за тыквы вылез знакомый кот. Он уселся рядом с ней и принялся умывать пушистую морду. Джошуа топнул ногой, чтобы прогнать наглеца, проникшего в его мешок, но кот, чихнув, продолжил лизать лапу.
Дверь приоткрылась. В воздухе затрясся крепко сжатый костлявый кулак.
Джошуа протянул ладонь, в которую кулак высыпал горсть семечек.
— Волшебные семечки, волшебные семечки. Не бросай где попало, не бросай где попало, — предупредила рука и исчезла за дверью.
Джошуа посмотрел на кота. Теперь тот развалился на спине и игрался с тыквой: обхватив её хвостик, бил по ней задними лапами, точно тыква была огромным мячиком.

Джошуа убрал семечки в мешок и побрёл домой.
Родители дремали в гостиной. Из работающего телевизора доносились жуткие крики девушки, убегающей от волосатого чудовища. Джошуа пялился в экран, пока монстр не нагнал жертву, и, хмыкнув, поднялся наверх.
«Сладкий урожай» не отличался разнообразием: леденцы, карамельки, засохшее печенье, яблоко миссис Милтон, подгнившее с одной стороны, и тыквенные семечки. Помня предупреждение руки, Джошуа не высыпал мешок на пол, чтобы не разбросать семечки, и всё же одна прилипла к его пальцу и отскочила под кровать. Джошуа распластался на ковре, но как бы он не пытался — боком, на спине, на животе — ни достать, ни даже нащупать её не смог. Плюнув на поиски, он наелся сладостей и завалился в постель.
Ночью он ворочался от кошмаров. Ему снился пушистый кот, скачущий на костлявой руке. Гигантская тыква, катившаяся за ним до дома. Тыквенные семечки, сыпавшиеся с неба, будто снег, покрыли весь город пеленой. И голос, что бубнил: «Не послушался, не послушался. Упустил семечку, упустил семечку. Волшебную семечку, волшебную семечку».

Джошуа вздрогнул и открыл глаза. Лучи солнца ласкали его лицо.
Он свесился с кровати и обнаружил слой пыли, книгу и носки, но семечки под ней не было.
За завтраком Джошуа поинтересовался у родителей, кто живёт в странном доме. Мать, наливая отцу кофе, приложила ладонь ко лбу сына, чтобы убедиться, что у него нет горячки, которая привела к бреду. Отец пояснил, что в том доме никто не живёт уже лет тридцать, а окна и дверь — заколочены. Джошуа не признался, что ходил туда. Не стал он говорить и о руке, и о тыквенных семечках, чтобы родители не сочли его сумасшедшим. И заглядывать в мешок, в котором оставил фантики от конфет и семечки, тоже не решился, а сразу отправился в конец Центральной улицы.
Окна и дверь нужного дома действительно были заколочены. На крыльце вместо вчерашних пышных тыкв лежали сухие листья и какие-то ошмётки; пушистый кот, ночевавший там же, сегодня был старым и облезлым.

Джошуа постучал в дверь. Голос не отозвался.
— Совсем отупели! — усатый мужчина из соседнего двора навалился на лопату. — Не видишь что ли, что дом заброшен?
— Простите, — косясь на дверь, Джошуа спустился по ступенькам, — а вы не знаете, кто здесь раньше жил?
— Кто жил — тот уже не живёт! — хохотнул незнакомец. — Нечего таскаться сюда, понял?
— Понял, — проворчал Джошуа. Облезлый кот на прощание жалобно мяукнул.
За ночь тыквенные семечки превратились в труху. Брезгливо поморщившись, Джошуа вытащил фантики. От мешка разило гнилью, точно в нём не яблоко окончательно сдохло, а маленькое животное. Он отправил мусор в ведро, труху раскидал на газоне, а мешок сжёг на заднем дворе: уж слишком он вонял. «Привиделось, — успокаивал себя Джошуа, тыча палкой в горящую сумку, — просто привиделось. Не было никаких семечек, это листья с деревьев в сумку попадали».

Сновидения вновь были наполнены кошмарами. На этот раз ни кот, ни тыква его не беспокоили, только летающая в сумрачном небе рука: «Не привиделось! Не привиделось!» — веселилась она.

Утром Джошуа испугался, что во сне сломал себе шею. Он проснулся в странной позе: ноги задраны, голова прижата к груди. Кровать покачивалась из-за приподнятых ножек так, если бы стояла на каком-то препятствии.
Пронзительный крик матери вынудил Джошуа встать: спросонок он свалился на пол и на коленях подполз к окну. Мать, схватившись за голову, стояла во дворе: на их газоне, будто паразиты, поселились тыквы. Пышные, размером с крупную собаку — они переливались на свету янтарными камнями. Джошуа недоверчиво повернул голову: под его кроватью разросся такой же монстр.

Отец потратил два дня, чтобы избавить их двор от нашествия «невесть откуда взявшихся уродов». Он переломал все имевшиеся у него садовые инструменты, но ни лопата, ни вилы, ни даже ножи не брали тыквы. Отец уже хотел сходить к соседу за ружьём, но отошедшая за двое суток от шока мать, велела оставить их в покое. Тыква в комнате Джошуа тоже не поддалась, и он временно переехал в комнату для гостей.

Соседи шастали к ним каждый день под разными предлогами: что-то просили, что-то приносили, хотя разговор с хозяевами интересовал их меньше, чем тыквы, с которыми родители не знали, что делать. Миссис Милтон, примчавшаяся к ним с другого конца улицы, чтобы поглазеть на «монстров», в шутку посоветовала матери испечь тыквенный пирог. И мать отнеслась к её предложению вполне серьёзно: как выяснилось, достать тыквы из земли ножом нельзя, а отрезать от них кусочек — можно.

За неделю список нелюбимых блюд Джошуа пополнился, в него попало всё, во что мать пихала тыкву: суп, пирог, кекс, — и ещё дюжина еды. Его мутило и от вида, и от запаха, хотя мать отметила, что «тыквенная кухня» пошла семье на пользу: напитала их витаминами, отчего они выглядят бодрее и здоровее.
В себе Джошуа перемен не заметил, хотя мать уверяла, что его волосы стали гуще, а вот изменения во внешности родителей не разглядел разве что слепой. Кожа лица матери стала точно фарфоровой: морщины и пигментное пятно на подбородке рассосались, руки — теперь мягкие и нежные, как у молодой девушки, фигура вернулась к очертаниям ушедшей юности. Отец тоже помолодел, но больше его радовал короткий ёжик светлых волос, который в последний раз он наблюдал в свои двадцать три года: в двадцать четыре ему диагностировали алопецию, и к двадцати пяти он полностью облысел.

Джошуа восторг родителей не разделял. Он понимал, что секрет их преображения — тыквенные семечки. А ещё он понимал, что у любого волшебства есть своя цена, и пока он не разобрался, чем, сколько и кому платить, он попросил мать не готовить ничего из тыквы. Рассказывать о случившемся в ночь Хэллоуина Джошуа по-прежнему боялся.

Мать не послушала. Более того она начала продавать куски тыкв женщинам, жаждущим красоты без усилий. Мужчины прибегали за «эликсиром» украдкой, когда смеркалось. Казалось, целый город впал в «тыквенное безумие».
Ледяной ветер, разгуливавший по Центральной улице, хватал всё, что попадалось ему на пути: газеты, оставленные без присмотра вещи, пожухлые листья, — не трогал только кучку ошмётков, которую охранял кот.
Джожуа мерил шагами крыльцо. Он не ждал, что из-за двери вылезет рука, но надеялся, что встретит её усатого соседа.

Так и случилось. Мужчина, ругаясь, сбежал по ступенькам. Он забрал со двора пустые коробки, на которые покушался ветер.
— Опять ты? — он поприветствовал Джошуа.
— Подождите! — Джошуа заскользил по крыльцу. — Расскажите, кто жил в этом доме! Пожалуйста!
— Спроси Рэнсома! Он тут все деренвильские байки знает!
— А кто такой Рэнсом?

Рэнсом владел маленьким магазинчиком на Восьмой улице. Семья Джошуа не была местной, они переехали в Деренвиль в середине августа, потому родители не запрещали Джошуа бродить по Восьмой или Олм стрит, несмотря на внушения соседей. Да и самого Джошуа некие «трясиновцы» не пугали, как остальных детей.
— Тыквы? — Рэнсом почесал жидкую бороду. — Я слышал о них, когда был примерно твоего возраста.
— Вы знаете, кто жил в том доме?
— Знаю, — кивнул он. — Бедная девочка потухла прямо на глазах. Ну ладно, — сказал Рэнсом, впившимся в него нетерпеливым глазам Джошуа, — я расскажу тебе. Но помни, что это всего лишь сказка.

Когда-то — никто не помнит точно когда, но некоторые утверждают, что это пришлось на времена славы Джека-Потрошителя — в Деренвиле жила молодая красивая женщина. Вероятно, она прибыла из другого города, а, может, выросла в Деренвиле, — люди не запоминают подробности, кажущиеся им незначительными. Она тихо жила в своём скромном особняке, что находился в нынешних «трясиновских» местах, посещала приёмы, устраиваемые в богатых домах, но держалась всего отчуждённо, холодно. Не заводила близких знакомств для переписок, прогулок и иного времяпровождения. Те, кто знал её, и те, кто только о ней слышал, — нарекли её ведьмой. Красота женщины — губительна, особенно в Тёмные времена, а в Деренвиле других никогда не было.

Когда в городе начали пропадать дети, подозрение пало на неё. Деренвиль погрузился в, казалось бы, вечный траур: ни дня не проходило, чтобы не находили очередного пропавшего ребёнка с обглоданным лицом. В город даже прислали детектива, раскрывшего в Лондоне немало мрачных дел. И чужаку удалось сблизиться с названной местными ведьмой.
Что происходило с ними за время расследования — тайна. Как и то, что случилось на кладбище в ночь, когда она исчезла. Детектив, будучи свидетелем её исчезновения, не проронил ни слова, словно ему оторвали язык, хотя тот был на месте: на вопросы он лишь качал головой.

С исчезновением женщины перестали пропадать дети, и жители выдохнули.
Одни говорили, что с ней расправился детектив. Другие верили, что ведьма переродилась, или, вернее сказать, её чёрная душа разделилась, породив сущности.
Первая — Чёрный дрозд, который владеет волшебной лавкой: он увлекает детей игрушками и сладостями, обещает исполнить заветные желания и питается их душами. Выхода из лавки нет, но и войти в неё не каждый может.
Вторая сущность — ведьма. Если её голод силён, она принимает облик любой старухи. Если голод несущественен или терпим, и она хочет позабавиться с жертвой, её лицо и тело приобретают знакомые ребёнку черты — бабушки или иной любимой пожилой женщины. В отличие от Чёрного дрозда, ведьма не нужна душа — она жаждет плоти и откусывает детям головы.

Третья, не сущность — сам дьявол. Он истинный хозяин Чёрного дрозда и ведьмы. Люди полагают, что дьявол ещё не показал себя. Но, когда он появится, в Деренвиле закончатся Тёмные времена, потому что он вернётся домой.
Перед тем, как сжечь особняк исчезнувшей женщины — ведьмы, погубившей детей — его обчистили так, что в некоторых комнатах даже доски от пола оторвали. Одежда, посуда, баночки с кухонного помещения, — тащили всё, а после кто использовал, кто перепродавал, кто уничтожал. Однако ни одна из краденых вещиц новому владельцу счастья не принесла. Каждая пылинка в особняке была точно проклятой.
Таковыми были загадочные тыквенные семечки.

Высосав из жертвы силы, а жертвой считался всякий, на чьей земле они заплодоносили, или кто попробует тыкву, они принимали вид шелухи. В семечки они обращались раз в десять лет, в ночь Хэллоуина: если в эту ночь передашь семечки тому, кто возьмёт их добровольно, — избавишься от проклятия. Былое здоровье не вернёшь, но, во всяком случае, избежишь скорой смерти. Не передашь — умрёшь следующим утром.

— Но это всего лишь сказка, — Рэнсом хмыкнул. — А девчонка из того дома потухла прямо на моих глазах. Осунулась, почернела, словно яда наглоталась, а, может, воды хлебнула из нашего водохранилища, — он закашлялся. — Лет десять не видел её. Не знаю, жива ли она.

Джошуа поблагодарил Рэнсома за рассказ и поспешил домой: ветер больно кусался.
Он застыл во дворе, любуясь отливающим золотом тыквами.
К двери дома выстроилась очередь из женщин за порцией эликсира.
«Что ж, — Джошуа поёжился на ветру, — когда тыквы насытятся, у нас будет десять лет, чтобы убраться из этого города, и подсунуть семечки следующему наивному дурачку. Главное предупредить его, чтобы не бросал их где попало».

* История является ключом к рассказам "Лавка Чёрного дрозда", "Слушайся бабушку" и "Цена воздушного поцелуя".