Разве тренеры едят?

Антон вновь полюбовался новеньким дипломом, который после церемонии вручения неделю назад он сложил ввосьмеро и сунул в нагрудный карман парадной рубашки, чтобы он не мешал оттягиваться на банкете. Потому диплом имел характерные линии сгибов, расчертивших его поверхность в клетку.
Он ладонью разгладил его и отложил в сторону. Банкет отгремел давно, молодому специалисту надо рассылать резюме.
Антон закончил институт физкультуры и собирался идти работать в школу.

Его резюме приглянулось директору одной из новых школ, отстроенных на окраине за МКАД небезызвестной на российском рынке строительной компанией в рекордные сроки.

Таким образом, первого сентября Антон превратился в Антона Сергеевича и переступил порог гулкого спортзала.
Ему дали штатную единицу учителя физкультуры в начальном звене на пару с другим учителем - молодой девушкой.

Конечно, Антон предпочёл бы вести уроки в старших классах, там были такие тяночки, что ух, и смотрели они на него с горячим интересом. Но что есть, то есть.

Ему достались конкретно первые классы. Так-то было несложно, только они всё время забывали его имя и называли его то Антон Сергеевич, то Сергей Антонович, а то и Сергей Сергеевич.
Особенно отличалась одна белобрысая беззубая девочка, самая бойкая и общительная. Он запомнил  - Кира. Однажды Кира, докладывая, кто отсутствует, забыла, как к нему обращаться, бросила взгляд на стоявшего рядом одноклассника Митю и выпалила:
- Митя Сергеевич!

Антон относился к ним со снисходительной усмешкой, покровительственно, как старший брат. И на правах старшего брата однажды у них под носом скупил все пирожки и унёс к себе в тренерскую, ибо был страшно голоден. Дети провожали его непонятными взглядами, кто смотрел с негодованием, кто с добром. Они были с продлёнки и хотели есть. Но буфетчица - Антон слышал - рявкнула, что ни пирожков, ни пиццы нет. Она досадовала, что спиногрызы отвлекают её от просмотра сториз в инстаграмме.
Антон ухмыльнулся победно и, в ус не дуя, пошёл к себе и как навернул все пирожки.

Сегодня в столовой пахнет борщом. Антон взял себе тарелку этого сомнительного блюда, затем второе, ещё компот, хлеб, ложку и пошёл за стол. Напротив, за соседним столом сидели его первоклашки и, шептались, поглядывая на него.

Антон с улыбкой полного довольства жизнью взял в руки ложку и приготовился зачерпнуть оранжевую водичку, в которой плавали неопознанные объекты, названные ещё гоголевским ревизором перьями.
Зачерпнул, донёс до рта и завис.
Зачем я это делаю, - подумал Антон.
Ничего не понимая, он аккуратно опустил ложку в цветную жидкость и задумался, что он тут потерял.
Антон огляделся вокруг. Жизнь текла по-прежнему, кучи детей за столами, учителя снуют с тарелками и кружками, как официанты, шум, неизбежный там, где горластые спиногрызы, серенькое осеннее небо за окнами. Всё по-прежнему, но что он тут делает? Зачем он здесь? Для чего пришёл и сидит над тарелкой яркой водицы, в которой плавают уцелевшие после крушения ошмётки чего-то?
Есть не хотелось совсем. Даже дикой казалась мысль о еде. Словно он самец подёнки, у которого недоразвит ротовой аппарат, а кишечник превращён в воздушный пузырь для облегчения веса.

Антон потрогал свой ротовой аппарат, он был развит нормально, открывался широко, мог при желании слона по кусочкам съесть. Но есть не хотелось, ни слона, ни того, что находилось перед ним в тарелке и уверенно  именовалось супом.

Антон со страхом прислушивался к своему организму. Там реально происходила революция. Изнутри шёл какой-то гул. Антон очень надеялся, что он слышен только ему. Да, гул охлаждающего кулера в старых компах, ревущего вдалеке реактивного двигателя, апокалипсиса, в конце концов.

То организм перестраивался под руководством ошалевшего мозга. Если не поступает пища, где брать питание для клеток? Надо искать альтернативные источники. А пока менять анатомию и физиологию.
 
Антон, внимая собственным ощущениям, переживал нарастающий страх. Что происходит? Он сошёл с ума?
И тут, кстати, вспомнилось о возмездии или, точнее, об отдаче за плохие поступки, которое наступает через семь. Семь дней,  недель, месяцев или лет. Срок зависит от духовного уровня личности. Если оная высокодуховная, то урок получает быстро. Что и удобно. Совершил плохой поступок, почти сразу отдача, раскаялся и всё прекрасно,  в другой раз дважды подумаешь.
Ежели личность малодуховная, быдловатая,  то она может расслабиться, ей ничего не будет. Преступление есть, а наказания нет. Оно будет, но потом, когда сия персона уже забудет о нечестивых делах своих. Бац, как снег с крыши на голову. Персона в отчаянии: "за что?". Рыдает, ищет сочувствия, ей сочувствуют, недоумевают вместе. Она и забыла, что сделала семь месяцев назад, к примеру.

Так затирала Антону  тётка-эзотеричка. Он, правда, слушал вполуха, но про семь запомнил.
Антон начал лихорадочно соображать, какой у него духовный уровень. По всему выходило неплохой. А, значит, всё-таки это наказание за пирожки, ведь семь дней прошло.
Антон начал срочно раскаиваться. Он раскаивался очень бурно, но внутри себя, мысленно. Однако результата не было. Гул в организме продолжался.
Антон понял, мало раскаиваться про себя, надо вслух. Но как вслух, если полный зал детей и учителей? Хотя в этом свой плюс, из-за шума его никто не услышит. Он склонился к тарелке и принялся бормотать:
- Простите, дети, я съел все ваши пирожки, я оставил вас голодными.
 Он повторял эту мантру неустанно около трёх минут, но организм, как заправский трансформер, перестраивался.

Тогда он вдохнул полные лёгкие столовского воздуха, напоенного ароматами гречки и компота, решительно встал, со скрежетом отодвинув назад стул, и строевым шагом - физрук он или где  - подошёл к столу первоклашек, которые при его появлении замолчали, уставившись на него изумлённо.

- Вы меня простите, дети, что я съел тогда все ваши пирожки, - произнёс он, с трепетом прислушиваясь к реакции организма.

Дети округлили глаза и рты.

- А вы разве едите? - потрясённо спросила та самая Кира, спикер класса.

Антон так удивился, что забыл о своей горести.
- А зачем мне по-вашему столько пирожков надо было?! - воскликнул он, шокированный глупостью спиногрызов.

- Мы думали, вы голубей хотите  покормить, поэтому не стали у вас отбирать, - объяснила Кира.

- Офигеть! Я, что, орнитолог что ли?!

- Вы почему материтесь в столовой? - вытаращила глаза Кира. Остальные сидели с лицами тараканов, узревших тапок.

- Где я матерюсь?! - возмутился Антон, потрясённый столь гнусными инсинуациями.

На его вопль спешила учительница первоклашек с дежурной улыбкой на лице.

- Что случилось, Антон Сергеевич?

- Ничего, - буркнул Антон и поплёлся назад за свой стол, размышляя, простили его дети за пирожки или нет. 

Есть по-прежнему не хотелось. Еда воспринималась, как чужеродный объект.
Значит, не простили, - горестно вздохнул Антон.

Первоклашки за своим столом шептались, склонив головы друг к другу.

- Да ест он! - выкрикнул вдруг тот самый Митя, чьим именем Антона однажды назвали, - Сказали же вам! Ест!

И Антон стал есть. Не сразу, конечно. Окосевший от глобальных перемен, организм начал медленно перестраиваться в прежнюю систему анатомии и физиологии.

Антон начал есть. И в благодарность Мите, расколдовавшему его, он все начальные классы ставил ему пятёрки по физре.