Фата-моргана
Ас стоит на пляже и смотрит в даль моря. Он высокий, широкоплечий, с сильно поредевшими седеющими волосами на крупной одухотворённой голове. Одет в обтянувшую живот футболку, из-под ворота которой выбиваются седоватые волоски.
Слева от Аса высится живописная скала, покрытая лесом и украшенная крепостной стеной с искусно отреставрированными зубцами.
На пляже почти никого нет.
На Аса вопросительно смотрит стоящая рядом с ним полноватая женщина, его ровесница. У обоих потемневшие от солнца и пожухлые от возраста лица.
- Гадина, - говорит Ас.
- Гадина? - обижается женщина.
- Это название стихотворения, - отвечает Ас. - «Гадина».
- А... Мне не нравится такое название, - роняет слушательница. - Оно очень грубое.
Ас поворачивает голову и смотрит на неё так, словно никого рядом с ним нет
- «Жена ушла», - начинает он декламировать низким, бархатным голосом. Ему аккомпанируют вкрадчивые морские волны, сонно шелестящие у его ног. - «Всё унесла».
- Стены же она не унесла, - возражает дама.
- Как раз стены и унесла, - печально поясняет Ас и продолжает: - «В моей душе зияет впадина».
- Впадина не может зиять. Впадина - это не сквозное отверстие.
- Отверстие не отверстие, для рифмы отлично подошло. Потом это сатирическое стихотворение, или юмористическое, в нем возможно отступление от здравого смысла, хотя, когда я его сочинил, мне было не до смеха.
- Хм.
- «И просто не хватает зла...» Так моя покойная мама любила говорить. «...Сказать, какая она гадина».
- Вообще не смешно.
- «Её подруги, млад и стар...» Я для рифмы и для смеха слова во фразеологизме поменял местами. «...Устроили ей, бл*дь...» Ой, извините!
- Ну-ну.
- «... Овацию, А я опять в ближайший бар Плетусь, как лох, на дегустацию».
- Запили с горя, что лишись стен?
- Я вообще не пью. Даже с горя не тянет. Я пишу от имени некого лирического героя, который не обязательно должен зеркально походить на меня. «Ну чем же я не угодил? Какого надо было лешего? Я дочку в детский сад водил...»
- Здесь, в Турции?
- И в детский сад водил, и потом в школу. «Я даже и бельё развешивал». Знаете, выйду в общий коридор, который в нашем турецком доме выходил прямо на улицу, и развешиваю там бельё. Соседи-турки смотрели на меня, как на идиота: мужик развешивает бельё! Трусики там разные, и мужские, и женские, и детские. Я под их взглядами чувствовал себя неловко, а ведь в России это в порядке вещей.
- А что такого? Можно подумать! - внушительно соглашается опытная женщина.
- Вы откуда? - спрашивает её Ас.
- Я из Белоруссии. А вообще-то я нахожусь только в вашем воспаленном воображении. Фата-моргана. Вы сколько раз на дню читаете себе это стихотворение?
- Читаю... Хорошо написано, разве нет? «Я дважды ей писал в вацап. Молчит, как рот себе заштопала. Какая всё-таки у баб Натура хитрожопая!»
- Возмутительные стихи. Вы вообще-то женщине читаете. Как вам не стыдно!
Пожилая женщина поворачивается к Асу спиной, чтобы уйти.
- «И что теперь? Каков маршрут?» - выпаливает Ас последние строки в спину уходящей от него слушательницы. - «Опять найти, где мне дадут, Накормят и наврут с три короба?»
Женщина оборачивается и плюёт ему под ноги:
- Тьфу!
- А! Милфа! - видит Ас другую свою знакомую.
К нему по берегу моря, с трудом передвигая ноги по песку, подходит женщина с несколько опухшим, но открытым, приятным лицом. У неё пухлые губы и насмешливый взгляд. Она старательно молодится и выкрашена под блондинку.
- Опять к людям пристаёшь? - спрашивает фата-моргана. - Возьми мне пива, тогда и я послушаю твои стихи.
Ас и Милфа заходят в турецкий универсам.
- Только стекло, - напоминает Милфа. - Терпеть не могу баночное.
Ас расплачивается и начинает декламировать:
- «Голубка».
- Врёшь ты всё.
- Что?
- Что я голубка.
- Не ты, это бывшая моя, Ишь.
- «Ишь»? Что у неё за имя такое?
- У тебя не лучше, - огрызается Ас и продолжает: - «Проходит время. Всё пучком!»
- Да подожди ты! Давай хоть до дома твоего дойдём. Горло хочу сначала промочить.
Ас обиженно молчит до самой двери своей квартиры, открывает её и впускает гостью.
На кухне Милфа просит у Аса открывашку, наливает шипучее пиво в высокий бокал и с наслаждением, зажмурившись, выпивает до дна.
- Зря ты пиво не пьёшь, - говорит она Асу.
- Я стихи сочиняю.
- Давай валяй.
- «Скажу я вам по совести: В том, что я стал холостяком, Нет повода для горести».
- Ещё бы!
- «Но тут, друзья, такой расклад: Нежданно и негаданно Вдруг возвращается назад Жена ко мне».
- Сейчас накаркаешь! Дверь закрыл?
- «Вот гадина!»
- Ха-ха-ха, - заливается смехом Милфа. - С кем не бывает! Что дальше?
- «Я...»
- Стой! Я тебя на видео сниму. - Милфа достаёт смартфон и с довольным лицом, держа в одной руке бокал с пивом, а в другой смартфон, начинает снимать, как Ас читает свои стихи.
- «Явилась, наконец, змея, Стоит в дверях унылая: Бери меня, мол, я твоя Голубка сизокрылая».
Милфа покатывается со смеху, пиво у неё льётся на пол, на него падает смартфон.
- Ой!
- «Не стану врать вам: как не взять? От женщин нет спасения...»
- Это точно.
- «Наверно, за ночь взял раз пять...»
- Ах-ха-ха!
- «Хотя, конечно, менее».
- Ох-хо-хо!
- «Какой-то...»
- Ой, не могу! Дай пойду пописаю.
- Ты записываешь на видео?
- Да чёрт с ним!
Ас ждёт, пока Милфа вернётся из туалета, и продолжает:
- «Какой-то вышел стыд и срам. Что делать с бабой хитрою? Схожу-ка я в универсам, Пожалуй, за поллитрою».
- Ты же не пьёшь?
- Для смеха ввернул. «Не знаю, как и жить теперь И ждать откуда бедствия.
Зачем, дурак, открыл ей дверь,
Не рассчитав последствия?»
Раздаётся стук в дверь, такой тихий, словно галлюцинация.
Милфа и за ней Ас испуганно смотрят друг на друга.
Стук повторяется.
- Ты кого-нибудь ждёшь? - спрашивает Милфа, быстренько опрокидывая в себя остатки пива.
- Я только и делаю, что жду.
- Кого?
- Ту, про которую стихи пишу.
- Ишь?
- Ну да.
- Стой! Не открывай! - шипит Милфа.
Ас презрительно отмахивается от неё.
Он открывает дверь. На пороге стоит его бывшая жена Ишь. Она одета в вызывающе сетчатую черную кофту, купленную ей когда-то Асом в Стамбуле. Под кофтой можно разглядеть аккуратные очертания бюстгальтера и загорелую, отшлифованную морской солью кожу.
- Ты один? - осведомляется Ишь.
Прямая осанка выдаёт в ней уверенную в себе женщину. Её маленькие хищные глазки желтоватого цвета с такими же белками смотрят на Аса прямо и решительно. Над глазками нависает низкий, прорезанный глубокими морщинами лоб. У нее новая модная стрижка.
- Как видишь.
Ас притягивает Ишь к себе и целует её долгим тяжёлым поцелуем. Ишь закатывает глаза и обмякает в его объятиях.
Наконец они отрываются друг от друга. Ишь страдает хроническим парадонтозом, и у неё специфический запах изо рта. Но сейчас он напоминает Асу о счастливых годах, проведённых вместе.
Ас начинает декламировать:
- «Диво».
Ишь завороженно слушает.
- «Вполне возможно, без презерватива
Недавно побывав под мужиком,
Явись ко мне, моё больное диво,
Пропахшее противным табаком.
В дверь постучи стеснительно и робко,
Забудь про оглушительный звонок,
Войди в квартиру тихо, как воровка.
Я жду тебя: я слаб и одинок.
Предстань передо мною с наглой рожей,
К моей груди повинной головой
Прижмись так нежно, чтоб уже в прихожей
Овладевать я начал бы тобой.
Я слышал, что достоинство мужское
Не отдают за похоти глоток,
Но у меня оно какое-то другое:
Моё стоит исправно между ног.
Прими его, откинувшись в постели
На свадебной когда-то простыне,
Во все свои отверстия и щели -
Солги, солги опять себе и мне!
Несчастная, истерзана, распята,
С остервененьем бейся и стони,
Чтобы тебе я после виновато
И благодарно лобызал ступни.
Наш бурный брак случился тупиковым,
Распавшись уголовно под конец.
Оставили нам брачные оковы,
Как говорится, вот такой рубец!
Вполне возможно, ты и не блудница
И ходишь на свиданья по нужде,
Удастся, может, нам угомониться,
Найдя себе кого-то кое-где.
А может быть, проснемся мы однажды
Свободные от чувств к кому-нибудь,
В поток таких же равнодушных граждан
Вольемся и сумеем отдохнуть.
Мы перестанем ночью слезоточить
В пустую одинокую кровать
Всего лишь потому, что очень-очень
Нам станет друг на друга наплевать».
- Ишь, ас! - восклицает фата-моргана.
Обнявшись и заплетаясь ногами, они уходят в спальню.
Свидетельство о публикации №222103100114