Японка

                Пчёлы и цветы
                У меня в саду живут.
                Приди за мёдом.

     Я – японка, хотя и на четверть. Бабушка-японка назвала меня Нанами, что значит семь морей. Мы живём в небольшом подмосковном городке. Меня все считают русской. Родители почему-то не хотели упоминать о нерусском происхождении, старались избегать влияния на меня японской культуры, просили бабушку придерживаться этой линии воспитания. Мне же не нравилось быть как все окружавшие меня. Если бы мне позволили насладиться свободой и игрой в чудо преображения в японку, я бы, возможно, чувствовала себя потом русской и не возникало бы во мне раздвоения. Бабушка по имени Рика всячески старалась привить мне уважение к далёким предкам, к уникальной стране, не похожей ни на одну другую на Земле. Она тайно от моих родителей с самых моих малых лет пыталась научить меня японскому языку, но мне удалось немногое: заучить некоторые фразы, которые помню и произношу без акцента, и говорить с бабушкой на самые простые бытовые темы. Говорю я по-японски плохо, но хочу вспомнить воспринятое мною в детстве и расширить свои познания. Дед был моряком, добрейшим человеком и, конечно, был посвящён в наш заговор, но не проговорился родителям, дав нам слово офицера молчать о тайне. Дедушка и бабушка были мне ближе родителей. Для бабушки я с самого рождения была даром небес, любимицей, священной синей птицей, считавшейся в Японии посланницей богов – их называют оцукай.  Дед же называл меня райской птицей. На этом произошло примирение двух традиций. Дед рассказал легенду, будто японки сродни райской птице: они живут в своём раю, не хотят его покидать и не допускают туда смертных. По легенде, нежные разноцветные птички питаются нектаром, всегда витают в воздухе и никогда не отдыхают. Прилетать на Землю на короткое время дозволено самым красивым из них, чтобы порадовать людей прекрасным.

     Рика рассказала про то, как они с дедом познакомились. Александр Петрович служил во флоте. В 1945 году по завершении войны, их часть была переброшена в Южный Сахалин. Там с внезапным приступом аппендицита он попал в госпиталь, где познакомился с моей бабушкой, тогда совсем молоденькой медсестрой. Это была любовь на всю жизнь. На Сахалине родилась и моя мама. К тому времени весь Сахалин был советским. Она вышла замуж за русского. Всей семье удалось переселиться в Россию, где я появилась на свет. Переселение в Россию было непростым, но мне не рассказывали подробностей. 

     Русская и японская кровь всегда жили во мне и взаимодействовали, как инь и ян: разделены, но не существуют друг без друга. По характеру, мне казалось, я была больше русской. Я почувствовала себя японкой только после смерти моего супруга. Я вышла замуж за морского офицера по взаимной и пылкой любви. Через десять лет Андрей погиб в Тихом океане. Когда его не стало, я не находила себе места от тоски. Замкнулась и стала нелюдимой. Много и часто плакала, глаза выдавали мои переживания, поэтому носила тёмные очки даже в пасмурную погоду. Через три года я ощутила облегчение. Возможно, мне надо было долгое время оставаться одной, чтобы всё пережить и восстановиться. Во мне произошла перемена: ушла в тень русская, весёлая, открытая, гостеприимная жена, а на свет вышла строгая неулыбчивая японка-вдова. Я стала стремительно меняться, видимо, повинуясь проснувшимся генам, пожелала познать глубинную и до сих пор не ведомую мне часть своего второго Я. Оно дремало до времени и ждало своего часа. Я искала в литературе нечто подобное моей ситуации и не находила. Но одна мысль привлекла внимание: отходя от привычных схем, можно столкнуться с неизведанным и стимулировать свой разум. Меня эта идея захватывает, я с радостью расстаюсь с прошлым и вхожу в мир настоящего. Просыпаюсь и пускаюсь в новое путешествие.
Попрощалась с тем золотым ласковым солнышком, каким слыла для окружающих, когда всех друзей согревала и не требовала взаимности. Теперь я красное солнце на заходе дня. Им можно любоваться и воспевать, но оно не греет и даёт мало света. Оно декоративно. Мне именно этой отрешённости недоставало. Я ставлю экран между собой и миром. И пусть восхищаются моим японским стилем в одежде, в интерьере и даже в графике. Я принимаю аплодисменты как должное и остаюсь спокойной внешне и внутренне.  Во мне не осталось слёз, я иссушила себя трёхлетним бесконечным плачем, окаменела.

     Раньше только зеркало говорило о моей восточной крови: узкие чёрные глаза и жёсткие тёмные волосы. Многие считали меня оригинальной. Школьницей и студенткой я любила иногда подчеркнуть свою необычную внешность: делала тугой пучок, вставляла в причёску карандаши или ручки – так выглядела настоящей японкой. На костюмированных вечеринках в институте наряжалась яркой гейшей, надевала синее бабушкино кимоно с павлинами и сооружала совсем иную причёску с гребнем.

     Для большинства русских всё японское сводится к самураю с мечом и мученическому акту харакири.  И конечно, к гейше, искусно ублажающей вельмож. А что происходит между ними за закрытой дверью, никто не знает. Ну разве что предлагается маленькая чашечка сакэ…  Наша островная культура (теперь я чувствую её своей) большая загадка для мира. Мы иные, и это нас делает непроницаемой тайной. Я становлюсь, как они. Ну, так мне кажется.

     И вот я решилась на шаг: пожить японкой в приближённом к этой культуре интерьере, отойти от русской обыденной реальности. Хочу увидеть всё в новом свете, расширить горизонты, восстановить часть генетического предназначения. Это мой путь: возвращение к своей сути, в своё начало, которое игнорировала мама и приоткрывала бабушка. Я впервые плыву по реке с неизведанными течениями. Наслаждаюсь этим. Вхожу в новую жизнь – что может быть увлекательнее?
И это не диссоциативное расстройство идентичности, о котором мне твердит моя подруга Инна. Будучи врачом, она любит ставить диагнозы, а теперь усмотрела подозрительные симптомы заболевания и забеспокоилась обо мне. Она уговорила меня показаться её знакомому доктору. Визит прошёл прекрасно, мы с врачом поняли друг друга и почти подружились. Доктор рекомендовал сопровождавшей меня Инне дать мне свободно и спокойно прожить новый отрезок жизни. И в заключение напутствовал её советом учиться быть настолько же артистичной и целеустремлённой, когда чувствуешь необходимость перемен.

     Я стала смотреть на мир немного по-японски. В нашей привычной природе Средней полосы я склонна находить восточные пейзажи. Почему-то вместо обычного осеннего и щедрого листопада я вижу иной, в восточном стиле, с паузами и минимумом деталей. Замечаю, что лист слетает один. Он летит медленно и уединённо. Природа замирает и готова мне позировать, застыть для внимательного изучения. Любимый ручей в парке, окружённый деревьями, кустарниками, цветами, птицами, отражение облаков, солнечные блики – стал мне видеться тонкой серебристой линией среди чёрных стволов замерших деревьев. Одна птица летит и садится на ветку и всё внимание забирает на себя… Тишина и тихий свет. Если раньше пейзаж требовал масляной живописи и богатой палитры, то теперь достаточно карандаша или чёрной туши. Сами собой рождаются строки хайку. Помню, я смеялась над японскими хайку: всего три строки, семнадцать слогов без рифмы, даже ритм не слышен. Чему тут дивиться, чем восхищаться? То ли дело русская классическая поэзия! Но сейчас я записываю три строки и нахожу в них многозначный минимализм (даже в этих словах видится не противоречие, а дополнение). В свободное время занимаюсь японской графикой и каллиграфией, осваиваю, по словам моих учителей, вполне успешно. Я переоборудовала старую дачу под мастерскую. После работы в офисе прихожу туда, пишу и рисую, принимаю покупателей моих графических работ. В квартире изменила интерьер, убрала всё лишнее. Спальня – это футон на полу (спать оказалось очень удобно), сундук, куда сворачиваю футон, одно кресло и картины в японском стиле. Книги я, конечно, сохранила, они расположены вдоль стен. Их, оставшихся от прошлого, много, и меня это согревает и обогащает. В гостиной и в кухне предпочла складные стулья и столы. Есть диван для гостей. Угловая полка, где храню семейные фотографии и всякие дорогие мне мелочи. И всё, пожалуй. Я оформила жильё так, чтобы оно не ассоциировалось с моей прежней счастливой жизнью.

     Как-то раз зимним вечером я возвращалась домой. За мной долго шёл молодой мужчина. У входа в подъезд он обратился ко мне довольно манерно, как-то не современно, чересчур деликатно и на расстоянии, чтобы меня не испугать. Он был вежлив и протянул мне визитку. Пригласил на свой поэтический вечер. И что же? Я пришла слушать Родиона. Кроме декламации и представления новых поэтических сборников двух русских поэтов устроили просмотр документального фильма о современной японской поэзии и каллиграфии. Публика оказалась интересной. Собрались поэты, художники, их поклонники, знатоки японской культуры, переводчики. В перерыве перед фильмом ко мне подошёл Родион и представил мне японского переводчика, который работал над сборником стихов Родиона для издания его в Японии. Оказалось, японец сам попросил познакомить его со мной (видимо, среагировал на мой не совсем славянский вид). Я почувствовала волнение впервые за многие годы. Если интересный и располагающий к себе Родион всячески пытался меня обворожить, но не волновал меня, то Кэтсу с его непрезентабельной внешностью (невысок, даже ниже меня, сух, застывшая мимика) сразу захватил моё внимание, даже сердце забилось чаще. Всего за десять минут разговора привлёк меня оригинальными мыслями о современной русской литературе, убедил почитать не известных мне новых авторов, за что я была ему признательна. 

     После вечера мы с Родионом заглянули в кафе, потом он проводил меня домой. Он милый человек, но чересчур эмоциональный, увлекающийся. Я сразу ему сказала, что мы не сойдёмся по взглядам и темпераменту, просила не обижаться и понять меня. Жаль было романтика, но теперь я научилась сразу ставить точку в отношениях, невзирая на чей-то душевный дискомфорт. Подаренный им сборник стихов прочитала и убедилась в правильности своего решения. Поняла, что эта встреча была не случайной. Родион – посредник, связной – будто послан судьбой, чтобы явить в мою жизнь новую страницу – Кэтсу.

     Я стала встречаться с Кэтсу. Мы бывали вместе на приёмах в Обществе Японо-российских связей, ходили в музеи, иногда он заглядывал ко мне домой. Встречи проходили несколько церемонно, что мне даже нравилось. Я многому у него училась. Я знала из литературы, а теперь наблюдала и в жизни, что японцы застенчивы, они индивидуалисты, мастера отгораживаться. В отношениях с женщинами до сих пор бесспорный патриархат. Девушка не может показать себя сильнее или умнее, она должна скрывать это. Мы встречались более полугода, были явно влюблены, но слов любви я так и не услышала. Иногда думаю, не табу ли это с его стороны. Кэтсу признавался мне в том, что наконец встретил родную душу, говорил это постоянно и на этом ставил точку. Слово «любовь» отсутствует в его словаре. Я тоже не словоохотлива и не хотела бы первой признаться в своём глубоком чувстве – так нас, девочек, воспитывали. В то же время молчать об этом считаю неестественным. Любовь к Кэтсу совсем иная, не такая искрящаяся, яркая и глубокая, как было у нас с Андреем. Тогда я боялась, что наше полное единение в любви может быстро закончиться, как бывало у других пар, или нежданно оборвётся жизнь мужа.  Я страдала, предчувствуя конечность взаимного блаженства. Андрей всегда нежно утешал меня, теперь не могу без слёз вспоминать такие моменты.

     С Кэтсу я жила новыми ощущениями, анализировала, разгадывала незнакомца. Иная энергия, иной подход, непохожесть во всём – всё удивляло. Я не понимала, как мог Кэтсу не откликнуться взаимностью на моё чувство? Поэтому чувствовала рану в сердце и не могла её залечить. Возможно, это и не было неразделённой любовью, а было лишь моей потребностью в любви… Мне бывало так горько, и я страстно просила судьбу избавить меня от этой зависимости, лишить меня любви.  В такие моменты я чётко осознавала, что я совсем не японка. До их терпеливости и сдержанности мне было далеко. Во мне кипело желание изведать незнакомый мир и внедриться в свое глубинное и затаённое. Отношения с Кэтсу осложнялись тем, что он женат. Мне претит встречаться с женатым мужчиной, но как побороть это затмение, страсть, я не предполагала. Когда я интересовалась его детьми и женой, о семье он рассказывал спокойно, будто о мебели в гостинице. Жена и два сына живут хорошо, разговаривают с ним по телефону, совсем не волнуются о муже и отце. Сухость в отношениях очевидна. И я понимаю это. Брак в Японии, как контракт. Там обходятся без проявляемых внешне эмоций, хотя, внутренне могут быть ими переполнены. Русские бывают так страстно увлечены в период влюблённости, что градус взаимоотношений зашкаливает, они потому и женятся, недолго думая.  «Мы провода под током». Даже при расставании, как пишет Пастернак, «друг к другу вновь, того гляди, нас бросит ненароком». Эмоциональны и непредсказуемы. Коды поведения у русских и японцев разные. Даже трактовка улыбки различается.

     Наш союз с Кэтсу похож на лабораторию чувств, где мы изучаем друг друга. Это напоминает исследовательскую азартную работу и очень разжигает любопытство. Одинаковым людям не так уж интересно вместе, это как общение с зеркалом. Мне необходимы столкновения взглядов, их мотивировки, противоречия, разъяснения позиций. Я вижу в этом работу для души. Трудное общение при взаимной симпатии – это всегда вызов. Рождается множество вопросов. В результате, если хватает выдержки и присутствует интерес, открывается глубина (или пустота) близкого человека. Японцы раскрываются с трудом, как маньчжурский орех. Почему-то вспомнила, что мы с приятелем так и не смогли расколоть ни один из купленных маньчжурских орехов, хотя использовали и орехокол, и молоток. Скорлупа их намного твёрже по сравнению с грецкими. Видимо, мне и японца не «расколоть». В общем-то, орехи не люблю… и трудности во взаимоотношениях не терплю. Во всём: в дружбе и в любви – предпочитаю взаимность. Хочу слаженных чувств и действий, чтобы не быть в стрессе, а наслаждаться отношениями, находить интерес, открывая друг друга.

     Перед Новым годом Кэтсу улетел на родину. Я осталась одна. Просил меня написать ему письмо по-японски. Подошла к задаче серьёзно, старалась не ошибиться. Написала и добавила хайку тоже по-японски.

Ручей весенний,
Поговори же со мной.
Я люблю тебя.

     Приложила маленький рисунок с птицей на зимней ветке сосны.
Он не ответил письмом, а позвонил. Хвалил искренне, говорил добрые слова. Сейчас уже пришла весна. С зимы от Кэтсу нет вестей. Я всё ещё жду.
Чем глубже я погружаюсь в уединение, избегаю праздных разговоров, сторонюсь большинства людей, тем яснее открывается мой внутренний мир. Он оказывается богаче, чем я думала. Переживая свою неразделённую любовь как тяжёлое испытание и невозможность от неё освободиться, я осознала необходимость прожить её. Другого пути нет, идти наперекор этому чувству бессмысленно. Ведь самим подсознанием (или бессознательным) управлять невозможно, я лично не умею. И пришлось мне «выпить до дна чашу опьянения». Я ощутила и всю прелесть (в обоих смыслах) и печаль от неоценимости моего чувства. В общем, душевные муки я перенесла как неизбежность на своём пути. Этот период отношений для меня – новый опыт, и горький, и сладкий одновременно.

     В поисках избавления мне удалось увидеть область своего бессознательного. Или так почудилось? Редко кому под силу подобное погружение. Я обнаружила там мир хаоса и красоты (признаюсь, её было значительно меньше). А на границе между хаосом и красотой я заметила серебристую змейку-молнию, которая была в явном замешательстве и металась, не решаясь примкнуть ни к одной из сторон. Я решила её рассмотреть ближе, и мне это на удивление легко удалось. Молниеобразная ярчайшая и трепетная эмоция оказалась моей неразделённой любовью. Я догадалась, когда могла зародиться эта вспышка тревожного переживания. Вспомнила, как в начале отношений мы рассуждали о чувствах, описываемых русским поэтом, которого Кэтсу тогда переводил. И до сих пор во мне звучит тот диалог:

- Нанами, тебе знакомо чувство неразделённой любви, приходилось испытывать его?

- Нет, к счастью для меня. Я горячо любила и была любима всегда. Уверена, что неразделённая любовь – огромное испытание и, скорее всего, это совсем не похоже на счастье и на гармонию.

- В литературе мне встретилось мнение, что именно такая любовь и есть настоящая. Об этом пишет и ваш поэт. Я готов с ним согласиться.

     Именно тогда мысль, высказанная Кэтсу о безответной любви, зародила во мне беспокойство и даже боязнь. А как известно, страх может притянуть именно то, чего пугаешься больше всего. Так произошло, похоже, и со мной. Конечно, как мне сейчас видится, между нами была любовь, не скажу, что какая-то возвышенная и особенная, но чувство глубокое. Поведение Кэтсу говорило само за себя, но я испытывала потребность в подтверждении его чувств словами. Я жаждала простой фразы: «Я люблю тебя» и была бы счастлива услышать такие слова в ответ на мои, ну хотя бы один раз. Не услышала. Я к тому времени многое прочитала и узнала из разговоров с моим любимым об особенностях характера и поведения японцев. Мне казалось, что я готова принять и это. Оказалось, с такими жизненными установками надо было родиться и общаться с подобными людьми, чтобы воспринимать всё органично. Японцы обычно не произносят слов любви, как делают другие. У них и выражение такое появилось лет двести назад, не более. Одни не говорят «люблю тебя» потому, что не уверены, что знают, что такое любовь. Другие уверены, что их дела, поступки сами свидетельствуют о чувствах более, чем слова. Ещё бывает, выказывают чувства, избегая сложной для них фразы. В Японии привыкли выражаться не прямо, иносказательно. Русским точно не понять, почему слова о красоте луны или солнца могут быть восприняты как объяснение в любви. Словом, душа японца загадка.

     Когда эмоция страха из мира бессознательного перешла в моё сознание, она превратилась в установку, а с этим можно уже и поработать. Я уверена, что моя любовь была похожа на наваждение, и я хотела преодолеть завладевшее мною чувство. Я так и сказала Кэтсу. Из моей тревоги он уловил лишь новое для него слово «наваждение» и попросил назвать синонимы, объяснить его значение и привести примеры употребления.  То есть среагировал как филолог, а не как тонко чувствующий и любящий мужчина.
 
     Я договорилась с моей безответной любовью отпустить её на волю, поскольку прожила её глубоко и искренне. Это был трудный процесс, похожий на борьбу с болезнью, когда без помощи врача необходимо найти верное лечение, доверившись интуиции. И удивительно, я нашла путь исцеления. У меня получилось. Возможно, и время помогло.  Я закончила скучать и ждать вестей от Кэтсу. Я и его отпустила из своего мира. Стала больше концентрироваться на работе и много рисовала тушью, что успокаивало. Не сразу, но на меня нашло состояние умиротворения. Я победила: избавилась от сильнейшего притяжения. Я усомнилась в том, испытывала ли я в действительности любовь. Вспомнила, что в самом начале, заметив в чём-то мимолётном сходство Кэтсу с моим Андреем, я попала в омут переживаний, которые приняла за любовь. Наверное, перенесла образ одного мужчины на другого, хотя они были совсем не похожи. Теперь же это глубокое чувство потеряло надо мной силу, и я вновь обрела свободу и была этому рада, вздохнула глубоко и продолжила жить.
Как только я стала независимой от притяжения к Кэтсу, то получила посылку с дорогим шёлковым кимоно очень свежих тонов и с изящным рисунком: сиреневые с белым глицинии (по-японски фудзи) на зелёно-голубом фоне.  Было там и короткое письмо со словами любви и заверением скоро приехать. Оказывается, и японец способен написать сложную фразу: «Я люблю тебя». А мне стало безразлично. Он опоздал. Я на воле и не хочу попадать в капканы эмоций. Внутри меня покой, но случаются совсем другие, вполне преодолимые, переживания. То, что я видела как хаос, думаю, живёт во мне своей насыщенной жизнью и готово быть творчески преобразовано во что-то интересное, в более осмысленные и определённые формы. Оставляю переживания в прошлом и перехожу на вполне понятный и осознанный виток жизни. Кэтсу вынесен за его пределы. При обоюдном согласии можно поддерживать товарищеские отношения.

     Моя жизнь сейчас похожа на игру: на поле обозначены дороги, препятствия. Игрок принимает условия, пока игра его увлекает. Бросает кубик и продолжает путь в зависимости от указанного фортуной направления. Верит в судьбу и полагается на неё. Мне выпало слияние двух путей в один.
 
Новый период.
Широкая дорога.
Верю в красоту жизни.

  Японкой я обернусь к своему русскому истоку, давно тоскующему во мне и зовущему, приглашающему вернуться домой. Я несу в себе маленький, но ценный новый опыт, который меня обогатил. Удастся ли мне, наконец, совместить на поле жизни два пространства, пока не знаю, но попробую непременно. Это обещает быть занимательным путешествием-игрой.
***
Звёздный. Август 2020 г.