Зов несбывшегося Глава2 Часть5 Первый дом

                Часть 5
                Первый дом.               
  Двухэтажный особняк, у которого Ленорд велел шофёру остановить такси, выглядел очень симпатично. На светло-салатовом фоне фасада большие удлинённые окна, обрамлённые белым лепным орнаментом. В центре парадный вход с невысоким крыльцом и дубовой дверью с резьбой.
 -- Приехали!-- Ленорд помог мне выйти из машины, подхватил выставленные шофёром из багажника чемоданы и пошёл, но почему-то не к парадному крыльцу, а к воротам во двор. Я решила, что там тоже есть вход в дом, и последовала за ним. Вход действительно был. В свете, проникшем через открытую дверь, разглядела идущую глубоко вниз лестницу из почерневшего кирпича. Она вела в подвальное помещение  протянувшееся под всем домом. Оттуда пахнуло парной сыростью. В центре подвала большая русская печь. От входа до печки протянулась не достигающая до потолка перегородка из оструганных досок, образующая со стеной узкий коридор. Пространство у печной топки со столом, сколоченным из трёх досок, служило кухней. У входа к кирпичной стене был прибит умывальник. Всё это я разглядела потом, когда осталась одна. Ленорд открыл висячий замок на одной из двух дверей в дощатой стенке. За ней
оказалась каморка с малюсеньким окошком в наружной стене под потолком , через которое проникал дневной свет. Справа от двери вместо стены отделявший эту каморку от соседней большой платяной шкаф из когда-то полированного красного дерева. Дальше, за шкафом, шла дощатая перегородка, так же не достигающая потолка. Задняя стена печи с лежанкой, задёрнутой ситцевой занавеской, составляла часть передней стены каморки. Из мебели здесь у противоположной стены, так же сколоченной из досок, не доходящих до потолка, стояла старинная проржавевшая железная кровать с досками вместо сетки и с коротким, детским, тюфячком. Возле него лежал узел из простыни, наверное, с постельным бельём Ленорда. Под оконцем тумбочка и стул из гнутых прутьев. Земляной пол накрыт большим куском фанеры. Сюда Ленорд внёс мои вещи. Я остановилась у двери, растерянно смотрела на мужа.
 --Это твоя комната со всеми удобствами?
 --Нет, удобства, к сожалению, во дворе. А та комната наверху, но я оттуда ушёл. Там такая хозяйка, представляешь, заимела привычку без стука входить ко мне в нижнем белье. В моей комнате в шкафу была её одежда. Да ещё такая горластая, всё время кричит на мальчишку, ни днём, ни ночью не было покоя.
Я ушёл сюда. Думал найду что-нибудь к твоему приезду. А ты решила приехать сейчас.
 --Решила не я, решил твой папа. А кто ещё здесь живёт?
 --Хозяйка с двумя сыновьями. Они сейчас все на работе. Да и я должен бежать в полк, меня отпустили только встретить тебя. Я телеграмму вчера получил. Там, в тумбочке консервы, хлеб. Я буду часов в семь. Хозяйка скоро придёт. Она работает уборщицей в гастрономе. Ты поешь и отдыхай, постель моя здесь, в узле.
Пока Ленорд говорил, занавеска у печной лежанки приоткрылась, из-за неё глянуло студенистыми, дрожащими, невидящими глазами старческое, в глубоких морщинах, трясущееся лицо. Было похоже, что это несчастное существо постоянно обитает там на этой лежанке, оттуда исходил отвратительный запах.
Я прошептала:
 --Кто это?
 --Не знаю...Мне хозяйка сказала только про сыновей...
 --А сам ты не видел? И запаха не чувствовал?
 --Да, вроде бы не было там никого...
Ленорд явно растерялся, и заторопился уходить.
Таким оказался мой первый семейный дом.

 Скоро пришла хозяйка. Невысокая, с волосами, туго затянутыми в узелок на затылке,  худенькая, с добрыми, грустными глазами, она мне сразу понравилась.
 --Ваш муж вчера прибежал ко мне, спрашивал, не сдаёт ли ещё кто-нибудь в доме комнату. Он жил во втором этаже у парикмахерши Раи. Никто не сдаёт. Я предложила
у нас. А мы-то все решили, что он не женат,--сказала, но как-то многозначительно помолчав, перевела разговор Таисия Евграфовна.-- У меня двое сыновей, они живут в комнатке за шкафом. Этот дом принадлежал раньше моему отцу. Центральный гастроном на улице Ленина тоже был его,--рассказывала она, растапливая печь,--  Отца после революции сослали в Сибирь. Там он и сгинул. Я тогда была ещё ребёнком. Мне разрешили закончить только четыре класса в школе. Нас с мамой и бабушкой переселили сюда, в подвал. Раньше здесь была кухня и жила прислуга. Прислугу расселили в доме. Мама работала уборщицей в гастрономе, но она скоро умерла, я осталась с бабушкой (Так вот кто там, на лежанке!). Она стала работать вместо мамы. Я помогала ей. Вышла замуж, родила детей. Муж погиб на фронте. Оба сына сейчас работают в ремонтной мастерской.
 
 Таисия Евграфовна растопила печь, с заранее вставленным в неё большим чугуном с водой, чтобы обмыть старушку. Я вышла на улицу, присела на скамью у ворот. Тяжело было на душе, и слова Таисии Евграфовны навели на неприятные размышления:
 "Значит, до вчерашнего дня хозяйка в нижнем белье не шокировала Ленорда, и узел с бельём на кровати похоже так и не развязывался. Поэтому и бабушку не видел. Где же он ночевал?"
  Но я выходила замуж с убеждением, что семейные отношения должны строится только на доверии друг другу и не стала заострять внимание на всём этом  странном. Ленорд вернулся, как обещал, в семь часов вечера. Утром ему нужно было рано отправляться в полк, но я уговорила его выйти прогуляться по городу. Вечерний Горький  на высоком берегу Оки, с мощёнными булыжником старинными улочками, с узкими деревянными лесенками на крутых спусках к реке, с "крылатым" Горьким на площади перед зданием почтамта, да с башнями Кремля высоко над обрывом, очень красив. Всё это хорошо легло на душу, смягчило удручающее впечатление от нашего подземелья.  Город мне очень понравился. И бабушку хозяйка забрала к себе, в свою коморку.
   
 Таисия Евграфовна работала в гастрономе по ночам, днём отсыпалась у себя за перегородкой. К сыновьям её по вечерам приходили дружки, резались в карты, выпивали. Я обычно выходила за ворота и на скамейке у калитки ожидала Ленорда. Он уходил в полк засветло, когда ещё не ходили троллейбусы, и возвращался, пшком. когда уже они не ходили. В ночной тишине я далеко слышала его шаги. 

Безрадостно начиналась наша семейная жизнь. Тоска теперь не покидала. Но я видела, как не легко и Ленорду, и старалась не показывать ему своё настроение. Помнила, что дала себе обещание быть ему другом и поддержкой.