1966. На север!

Глава первая. СУХОНА.

Билеты на поезд Рига-Вологда куплены на 12 августа. Из-за моей работы отъезд едва не пришлось отложить на неделю, но наш директор разрешил перенести художественно-технический совет по рассмотрению моей темы на октябрь, и мы поехали. На этот раз мы едем с Таней и Эдгаром. Неизвестно, каким образом в этом году Эдгару не сдвинули отпуск и не помешали другие уважительные причины, но он едет с нами.

На этот раз мы решили прокатиться на своей «Стрелке» по северной реке Сухоне (ударение на первый слог), далее добраться до Архангельска, а оттуда заскочить на Соловецкие острова. Чтобы ощутить во всём контрасте диапазон красот родной страны, надо чередовать юг с севером, а запад с востоком. Конечно, нельзя объять необъятное, как говаривал известный афорист тов. Козьма Прутков, но это совсем не значит, что не надо и пытаться.

Итак, сегодня – 12 августа, пятница.
У всех нас рабочий день, поезд  №26 отправляется в 17.55, и мои компаньоны прискакали с работы одна в два часа, другой в пятом. Главный багаж, включая лодку, был вывезен с дачи ещё во вторник, но благодаря заботам железнодорожной администрации застрял до четверга. А в среду, после отчаянной борьбы с чиновничье-бюрократическим аппаратом багажной станции, погрузили мы многострадальную «Стрелку» своими силами в вагон под злобные нападки грузчиков, которые хотели, чтоб им заплатили за то, что они не будут нам мешать.

Однако мы им не заплатили. Более того, папа, который нам помогал, пригрозил приёмщику, который хотел что-нибудь урвать, тяжёлыми последствиями, и мы ушли с неспокойной душой, опасаясь, как бы эти бандиты не продырявили нарочно нашу лодку. Неплохо бы записать в Гражданском кодексе, что умышленное создание другим людям неприятностей или проблем расценивается как хулиганство и подпадает под кодекс Уголовный.

Сами мы отъезжали гораздо спокойнее. Провожали нас папа с мамой и одна моя бывшая одноклассница. Обменялись напутствиями и советами, помахали ручками. Остаётся заметить, что опрометчиво упомянутый поезд Рига–Вологда в природе не существует, существуют лишь такие билеты. Поэтому пока мы доехали только до Москвы.

13 августа, суббота.
Весь день провели на Ярославском вокзале, оформляя пересадку. Багаж с Рижского вокзала за восемь рублей перевёз вокзальный грузовик. Лодка была цела, но принимать её категорически отказались. Для пущей убедительности ещё и позвонили в МПС. Оказывается, по поводу лодок была специальная телеграмма, чтобы, значит, их не принимать. Для удобства трудящихся. А то ведь трудящимся так неудобно возить лодки на вокзал, сдавать, оформлять, получать, расходовать свои кровные, а также время и нервы… Другое дело – погрузить на трейлер позади своего лимузина и везти себе, куда надо. А то и вовсе не возить. Чего их возить, эти лодки? Что там, лодок нет, на другом конце маршрута? Приличный человек везде найдёт лодку, а также водку и молодку.
 
К тому же лодка – это, в общем-то, тара. А загромождать багажные вагоны пустой тарой нерентабельно. Сколько тюков и чемоданов можно сложить на это место! Потом ещё отвечай, если на эту лодку в дороге упадёт сундук. Зачем такие проблемы? Ведь нашим трудящимся дай палец, так они, чего доброго, катера и яхты начнут в багажный вагон сдавать. Так что извините, никаких лодок. Удивительно только, что эту эпохальную телеграмму проворонили багажные чиновники в Риге. Тут уж мы не отделались бы пустыми угрозами.
 
Одним словом, позвонили мы в Комитет народного контроля при ЦК КПСС папиному знакомому, тот позвонил в МПС, а те позвонили сюда, и мы затащили лодку и тюки с моторами в багажный вагон. Так что обзаводитесь связями, ребята, если не хотите лишних проблем. А мы занялись другой проблемой: стали в очередь в кассу, чтобы закомпостировать билеты до Вологды, и три часа наблюдали, как кассирша пишет, штампует, вырезает, наклеивает и снова пишет, пока у неё не выкристаллизуется билет. Словно работает не на вокзале, а в Союзе писателей или, на худой конец, в канцелярии Совета Министров. Наконец, закомпостировались на завтра.

14 августа, воскресенье.
Вечером уехали из Москвы, ссудив полутора рублями возильщика за провоз нашей ручной клади на тележке по платформе до вагона. Плавящаяся от жары Москва проводила наш раскалённый поезд №286 в направлении прохладного Севера.

15 августа, понедельник.
Поезд причалил к красивому вологодскому вокзалу и невежливо выплюнул нас под холодный дождь. Наша лодочка уже тут как тут, да и остальной багаж тоже. Не погрузи мы его в Москве самолично, торчать бы нам тут неделю, как бывало уже не раз. А так мы уложились в одни сутки. Помылись в баньке, посмотрели в кино отличный экземпляр «Великолепной семёрки», выбрали паузу в дожде для беглого осмотра города и с комфортом переночевали в гостинице.

16 августа, вторник.
Услужливые грузчики Вологды-пассажирской за семь рублей подбросили нас с багажом к пологому берегу речки Вологды, что как раз протекала возле ресторана «Чайка». Заодно я съездил с ними за бензином, и в восемь вечера, снарядив лодку и пообедав по-очереди в ресторане, мы отплыли в Неведомое.

Город Вологда, внутри которого мы проплывали по одноимённой реке, оказался длинным, вытянутым вдоль реки портом с верфями, кранами, баржами и буксирами. На небесах догорал закат, причём очень быстро, что для севера вообще-то не характерно. Небеса на западе высветлялись и зеленились к хорошей погоде, потом на глазах темнели. Оба мотора работали исправно и, проплыв час, мы стали подыскивать место для ночлега. На мели у берега, как водится, срезали первый штифт и, чтобы не ковыряться впотьмах, остались тут же, разбив лагерь на ровном берегу у кустиков.

Задул ветер и стал разгонять остатки туч. Мимо нас почти беспрерывно шастали пароходы, пароходики, самоходные и буксируемые баржи, катера и лодки, и всё, что способно плавать по воде. А наша «Стрелка» билась внизу на волнах среди притопленных сучьев. Вода была настолько взбаламучена, что пить её даже в кипячёном виде не представлялось возможным. Пришлось ограничиться портвейном «Анапа», предусмотрительно прихваченным в городе, после чего мы благополучно заснули.

17 августа, среда.
Яркое солнце и чистое небо были утренней наградой отважным путешественникам. Наскоро позавтракав бутербродами, мы собрали пожитки, разместили их покомпактнее в лодке, запустили моторы и двинулись вниз по незнакомой речке Вологде. Небо постепенно украшалось белыми кучевыми облаками, мы загорали и любовались окрестностями. Ехали неспешно, в режиме обкатки нового мотора. Как помнит читатель, один из наших двух моторов мы оставили в Астрахани, и его место занял новый, привезённый из Москвы папой, проникшимся состраданием к нашим увлечениям.

Около трёх пополудни приплыли к селу Усть-Вологодскому у слияния Вологды и Лежи с Сухоной. Вплыли в Сухону. Сухона оказалась чуток пошире Вологды и с прозрачной, в отличие от неё, водой. Пейзажи вокруг проплывали равнинные, весьма однообразные, зато синее небо с живописными облаками, напоминавшими известную картину Рылова, с лихвой возмещало монотонность местности.
 
Пообедали мы на ходу, решив лучше пораньше остановиться на ночь, чем тратить благоприятное для движения время на посиделки у костра. Моторы урчали, лодка бежала, мы наслаждались приятной дорогой, свежим вкусным воздухом и заманчивой неизвестностью, открывающейся за каждым поворотом реки. Проехали пристань «Ноземские Исады» и облюбовали себе место для лагеря на земле Ноземе (опять ударение на первый слог). Что-то знакомо-латышское чудилось в этом имени, поскольку «земе» по-латышски – земля. А «но», будем считать, сокращение от «новая».
   
Итак, мы на новой земле. На лужайке стоят створные знаки, для которых выбирают лучшие берега. Бережок высокий, на сухой опушке леса, в котором, помимо лиственных деревьев, наконец-то торчат долгожданные ёлки.

К ёлкам я неравнодушен с детства. Есть в них какая-то надёжность, основательность. То ли из-за того, что они не обнажаются зимой, царственно возвышаясь зелёными пирамидами среди голых деревьев, то ли оттого, что не промокают в дождь и дают путнику укрытие от непогоды, то ли потому, что на ветру не шумят так тревожно, как лиственные породы, а может, благодаря связанными с ними новогодними праздниками...
 
Так или иначе, но в путешествии я всегда высматриваю, когда же покажутся ёлки, – значит, это уже настоящий лес. Правда, чисто еловый лес малоинтересен, он колюч, мрачен и лишён подлеска, но ель в лесу смешанном – это всегда отрада и приют. Где стоят ели, там можно располагаться со спокойной душой.
 
Ещё засветло воздвигли мы свой защитно-зелёный домик, разожгли большой костёр, наелись, напились и как запели песни под неразлучную гитару, так и остановиться не могли. И не остановились бы, да все песни кончились, к тому же наступила ночь. Мы не растерялись и пошли спать.

18 августа, четверг.
Пробуждение было невесёлым: стоявший в палатке термос с супом опрокинулся, пробка выскочила, и суп вытек на наше одеяло. Давеча Эдгар его слишком нежно закрыл, опасаясь, что пробку присосёт, как это уже бывало, а потом вытаскивай её ногтями и зубами. Вот мы и подмокли. Пришлось устраивать просушку. Высушили пододеяльник на костре так, что один угол обжарился и отвалился, как осенний лист.

Тут к нам в гости пришла симпатичная собака. Вначале она стеснялась, но Эдгар накормил её остатками супа, и она решила у нас погостить. Пока она гостила, мы перебрали пожитки и сложили временно ненужные в отдельный куль. Погода стояла серенькая, но приятная. Костёр, завтрак, просушка, инвентаризация и сборы продолжались до пяти часов вечера, в пять мы поехали, а собака пошла домой.

Река становилась всё быстротечнее и красивее. В русле появились камни, забурлили перекаты. Благодаря исправной судоходной обстановке мы смело курсировали между вехами. Часам к семи были в Шуйском, где собирались заправиться бензином. С нефтебазы нас направили к продавщице домой, но она возвращаться на работу отказалась, поскольку её рабочий день закончился в пять часов. Но наш ещё не закончился, и мы пошли в магазин, где отоварились вологодским маслом. Потом осмотрели красивое село и, переехав на другой берег, поставили лагерь прямо напротив устья речки Шейбухты, где живёт та самая продавщица, чтобы обстрелять её ночью из ружья (шутка). Ночью пошёл дождь, а проходящие суда своими волнами избивали нашу лодку о берег.

19 августа, пятница.
Утром к нам в гости пожаловала целая делегация. Это были малые дети, приплывшие из села на своей лодке. Их было пятеро, а командовала десантом старшая, симпатяга Марина. Она уже перешла в шестой класс, ловко управлялась с лодкой, была смела, культурна, рассудительна, хозяйственна, да и просто обаятельна. Детишки с нами почаёвничали, помогли по хозяйству, порубили дров, рассмотрели наше снаряжение, и Марина, заразившись нашим энтузиазмом, собралась будущим летом с нами в поход. Забегая вперёд, скажу, что мы с ней некоторое время переписывались, хотя до совместного путешествия дело так и не дошло.

Расстались друзьями, они поехали по домам, а мы – на нефтебазу, потом в село. На базе заправились бензином, в селе купили молока, мёда, книжек и «летучую мышь» (кто не знает, это керосиновый фонарь, удобный для освещения лагеря). Послали телеграмму родителям и отправили в Архангельск шестнадцать килограммов ненужных вещей вроде городского обмундирования, чтобы они не мешались под ногами и не грузили лодку. Конечно, это надо было сделать ещё в Вологде, но, с другой стороны, как знать заранее, доедем ли мы вообще до Архангельска.
 
В 17.30 двинулись в дальнейший путь. Речка Сухона час от часу всё больше нас очаровывала. Проплыли мы сорок километров и не могли удержаться, остановились под высоким берегом, на котором шумел дремучий лес. Бросив лодку, побежали насчёт грибов. На небе разгорался закат, превращая окрестности в великолепные линогравюры. Набрав грибов, никуда уж больше не поехали, занялись устройством лагеря. Спать пошли поздно, но грибы поджариться так и не успели, и мы оставили их на завтра.

20 августа, суббота.
Место, где мы расположились, называлось «остров Дедов». Встали поздно, долго завтракали, дожаривая грибы, ещё дольше собирались, но поплыли резво, как те русские, которые долго запрягают, но быстро ездят. Заехали за Тотьму, где и устроили привал. Больше записей за этот день сделано не было, как и на следующий, где лаконично сказано: «21 августа, воскресенье. День этот пропал зря». Почему пропал, теперь уж не вспомнишь. Известно только, что ночёвка была в глухом лесу, а бензин снова был на исходе. Таким образом, из жизни выпало двое суток. Беспечность наказуема, даже если она проявляется лишь при ведении судового журнала.

22 августа, понедельник.
Ба, опять мой день рождения! Сколько можно. Буквально каждый божий год. Утром мы с братом успешно съездили по бензин. Светило солнышко, день был тёплый и радостный. Бензин тут улетучивается на глазах, только успевай заливать. Это вам не жизнь на острове, а один сплошной перегон. Хотел сказать «непрерывный», но вовремя одумался. Конечно, с перерывами, с остановками, с лагерями и ночлегами, со сбором грибов, фотографированием и рисованием, с разговорами и песнями, – и в этом весь сюжет!
 
Но всё же. Ведь за четыре часа пути моторы съедают по баку – итого сорок литров, ведро в час. Хорошо, что бензин дешёвый, и не такая уж это разорительная статья в бюджете путешественника, поэтому удивительно, как мало народу этим пользуется. А у казённых грузовиков, особенно военных, с молодыми ребятами, далёкими от шкурных интересов, мы частенько заправлялись вообще бесплатно, за спасибо, за дружескую улыбку и рукопожатие.

Возможно, это – бесхозяйственность, расхищение социалистической собственности, но это не та бесхозяйственность, которая угнетает экономику и разоряет государство. Ведь у нас нет чувства меры, мало здравого смысла, да и с элементарной совестью не всё в порядке. И расхищения бывают миллиардные, да и потери от разгильдяйства ничуть не меньше... Но это так, мелкая философия на глубоких местах, как выражался известный поэт тов. Маяковский.

В два часа, когда собрались, обнаружили у чёрного мотора перелом соединительной шпильки в нижней части ноги. Учинили ремонт, примотали ногу верёвкой и проволокой и лишь в пятом часу отчалили. «Выплывают расписные!» – эта запевка во всё горло стала входить у нас в моду при выгребании от берега на глубокую воду. Далее запускались моторы, глушившие всякие непотребные звуки вроде песен и воплей вострога.

Проплыв, сколько позволяло время, поставили лагерь в глухом лесу у заброшенных створов. Вечером сильно всхолодало. Мы утеплились, разожгли большой костёр и праздновали день рождения. Пили привезённый с собой ликёр «Старый Таллин» – хорош, чёрт, хоть и обжигающе крепок. Песни пели до утра, а Эдгар ещё и фотографировал рассвет.

23 августа, вторник.
С утра и весь день тёк безнадёжный дождь. Холодный ветер гнал по серой пелене неба рваные тёмные тучи. Под дождём мы всё-таки разожгли костёр, приготовили завтрак, поели, залили в термос супу и залегли обратно в палатку. Подсушив на фонаре подмокшие края одеяла, завернулись в него. Книжка Аркадия Фидлера про дебри Марекуиньо придала нам бодрости: и дождь, и ненадёжные моторы, и прочие неприятности нашей походной жизни – сущие пустяки в сравнении с кошмарами, преследующими белых людей в тропиках. Утешившись, отправились смотреть продолжение снов.

24 августа, среда.
Опять день рождения, на этот раз Татьянин. С утра снова серый дождик. Но мы подслушали по «Гауе», что в Кировской области ожидается перемена ветра. Да ещё Тане приснилась давно умершая мама, что якобы тоже к перемене погоды. Вот после полудня эта погода и давай меняться. Ветры дули и разгоняли хмарь. Дождик перестал. Мы быстренько развесили подмоклые пожитки, украсив одеялом старый створный знак. Эдгар добровольно вызвался хозяйничать, а остальные ринулись на часок в лесок. Лес был дюже дремуч и болотлив, поэтому грибы предпочитали расти у берега. В основном, подберёзовики. Набрали их достаточное количество и притащили к костру. Пообедали, собрались, отчалили. «Выплывают расписные!..»

В леспромхозе «Камчуга» (ударяйте на первый слог, сколько можно предупреждать!) остановились по продукты. Камчуга – это, в общем, такое ничто посреди нигде. Тем не менее, Тань притащил шикарного белого хлеба, сахара, огурчиков и помидоров. К сожалению, не было картошки. Отъехали мы резвенько, насколько позволяла больная нога чёрного мотора, и, держа курс от вехи к вехе, продолжили созерцание живописных сухонских берегов, постепенно становящихся всё более высокими, лесистыми и овражистыми.

Вскоре приблизился ещё один леспромхоз – Михайловский. Чуть леспромхоз, так на берегу вместо леса – бесконечные штабеля брёвен. Отъехав от этого безобразия подальше, за поворотом на правом берегу завидели домик, похожий на обстановочный пост, но, вроде, покинутый. Подчалили, вылезли, осмотрелись. Место очень симпатичное. Лодок нет, домик заброшен, без окон, без дверей, одни проёмы, правда, рядом стоит стог сена. Зашли внутрь. Печка сломана, в крыше дыра вместо трубы, но всё-таки дом. Дома на дороге не валяются, хотя иногда и попадаются.
 
Пока река накрывалась туманом, занялись приведением жилища в жилой вид: сложили разбросанные кирпичи, подмели и помыли пол, притащили кучу сена в красный угол, «под образа», место которых заняла «летучая мышь». Устроили перину, соорудили стол. Во дворе сложили из кирпичей отличный очаг, сготовили ужин, расселись за столом поудобнее и капитально отпраздновали Танюшкин день рождения. И завалились спать в обновлённом интерьере, дав передышку своей палатке.

25 августа, четверг.
Яркое, весёлое солнышко с утра светило и на весь день хватило. Пока разогревался завтрак, мы с Танем пошли в лес по грибы и дичь. В чудном, светлом лесу ходили два часа. Грибов наловили тьму. В основном, подберёзовики и лисички. А вместо дичи бродят там коровы с колокольчиками, а также видели дядьку с грибом в руке.
Вернулись, позавтракали, разложили грибы для просушки на солнышке, потом я достал этюдник и писал портрет приютившего нас заброшенного домика.

Поскольку местечко нам попалось уж больно комфортабельное, никуда сегодня не поехали, остались погостить. Грелись на солнышке, к вечеру закрыли, чем придётся, окно и дыру в потолке, и стало у нас ещё теплее и уютней. Среди своих запасов обнаружили две маленькие бутылочки из подарочного набора – с рябиновым кремом и южным ликёром, с удовольствием их посмаковали, да мало показалось. Ну и ладно, мы не пьянствовать сюда приехали. Поговорили на досужие темы, попели песни и залегли на уютную лежанку.

26 августа, пятница.
Проспали долго: в избушке темно, как ночью, хотя на дворе вовсю светит солнце. Позавтракали, собрались, поехали. Прощай, гостеприимный заброшенный домик! «Выплывают расписные!..»

Доплыли до Брусенца. Глядь – на берегу нефтебаза. Решили заправиться: впереди выходные, поди, всё закроется. Нефтебаза была большая, поэтому заправлялись долго. Поплыли дальше. Река убыстряла свой бег, берега всё высочали и красивели.
На хорошей скорости не заметили, как долетели до райцентра Нюксеница (не забывайте про ударение, оно на «ню»). Длинное такое село, приятное на вид.

Около семи вечера причалили там под пристанью. Тань с Эдгаром сбегали в магазин, купили на последнюю пятёрку всякой еды и ещё у одной хозяйки выпросили картошку. Она отдала своё почти полное ведёрко, потом ещё морковки надёргала, денег брать не хотела, но они всё-таки всучили ей оставшиеся сорок три копейки. Деньги-то у нас ещё есть, да только не при себе, а на аккредитиве. Значит, до ближайшей сберкассы.

В 19.10 продолжили путь. Плыли, плыли и наплыли на перекат. Длинный-длинный порог. Весь в клубящемся тумане, даже болтающиеся в воде вехи различаешь с трудом. Течение стремительное, с водоворотами, вся местность под уклон, катишься, как с горки, только румпель успевай поворачивать. Моторы ревут, порог шумит, будто весь кипит. Чтобы не потерять управляемость, прибавляю газ, и мы летим, как в кино, лавируя между грядами камней. Наскочим – лодка в щепки, мы с грузом – в поток, моторы – на нас… Но нам не страшно, потому что спасительные вехи уверенно проводят нас между бурлящих рифов, к тому же мы знаем, что тут ходят суда и посолиднее нашей игрушечной Стрелочки.

Чуть порог кончился, совсем стемнело. Вовремя мы его проскочили! На полчаса позже – и уже вех бы не разглядели, а деваться-то некуда. Слева показалась деревенька, справа – высоченный, с полста метров, обрыв, продольно-полосатый, красно-серо-коричневый, живописный и грандиозный. Перед ним виднелась отлогая отмель с песком, травой и деревьями, куда мы и подчалили. Отмель, видимо, была нанесена таёжной речкой, от которой нынче осталась только глубокая сухая глинисто-каменистая падь, прорезающая обрыв. Хаос камней в её русле свидетельствовал о том, что в половодье или дождливый сезон она тут громыхает, как настоящий горный поток.

Мы быстро поставили палатку и разожгли костёр. С верховьев наползал густой  туман. Он окутал всю деревеньку, только наша полянка островком торчала посреди молочного моря. Поужинали, расчехлили гитару, запели песни. Даже туман немного рассеяли, и на том берегу вновь проступила деревенька. Когда же концерт закончился, туман снова захватил инициативу, но нам уже было всё равно: мы забрались в палатку.

27 августа, суббота.
Весь день с небольшими перерывами шёл мелкий моросящий дождик. Складывать мокрую палатку и ехать под дождём в открытой лодке без острой необходимости резона не было, и мы остались на месте. Когда дождь переставал, вылезали разжечь огонь и прогуляться по окрестностям. Я приспособился писать этюд, сидя в палатке перед открытым пологом. Написал живописный обрыв, что возвышался перед нами, а заодно в кадр попал мужик в долблёнке, плывший вдоль берега. Он оживлял пейзаж и прояснял масштабы обрыва. Потом я взобрался по сухому руслу наверх и написал ещё один этюд, очаровавшись лирическим деревенским пейзажем с полусухим деревом и грязной дорогой, уходящей вдаль между избой и сараями.

К вечеру потихоньку стало проясняться. Деревенька напротив – как выяснилось, Дмитриево – оказалась на редкость мирной и нелюбопытной. Нами никто не интересовался, да и вообще не видно было ни лодок, ни людей. Что ли, все в поле, несмотря на субботний день? И вместе с лодками? Или вообще деревенька брошенная? Уточнять не стали. Написали письма, почитали книжку Фидлера, тут и день прошёл.

28 августа, воскресенье.
Встали в семь часов с благим намерением скорее отплыть. Быстренько поели, но тут опять зарядил дождь. Ветер переменился на обратный и гнал назад те же тучи. Это уже как-то нечестно – одним и тем же дождём поливать людей дважды. Делать нечего, залезли обратно в палатку. Продремали, проговорили, проспорили до десяти часов. Слава Богу, утра, а не вечера. Тут и дождик перестал. Обсушились, сложились и было поехали, да новый мотор забастовал, полчаса не хотел заводиться. Говорит, новеньких нельзя так насиловать. Потом всё же смирился. Нравится, не нравится, терпи, моя красавица!

Погода наладилась. Пейзажи разворачивались изумительные. По яркому синему небу плыли кучевые облака, изредка балуясь дождиком. Берега Сухоны громоздились по сторонам, напоминая то Жигули, а то и Алтай. Деревеньки попадались нечасто, да и те малёхонькие. Проплыли леспромхоз у села Востран с остатками недавнего пожара. Спереди надвинулись великолепные семидесятиметровые обрывы, зловеще освещённые солнцем и повергающие впечатлительных путников в трепет. А река вместе с окружающей местностью стремительно катилась вниз, и мы с удвоенной моторами скоростью скользили по её вздыбленной бурунами спине…

Миновав очаровательную деревеньку Монастырёк, спугнули стаю уток и устроили на них охоту, которая успехом не увенчалась. «Что это за охота – мимоходом-мимоездом», – подумали утки, оскорбились и улетели. А поскольку я, сидя на корме за румпелем, изрядно подмок от брызг, мы пристали к берегу подсушиться, а заодно проверить барахлившие моторы.
 
Наелись ежевики, в изобилии тут произраставшей, а потом переехали на противоположный берег, где имелся солнечный песчаный пляжик. Там в Сухону впадала симпатичная прозрачная речушка, в которой резвились маленькие пёстрые рыбки, возможно, форельки. Всё вокруг напоминало дикие предгорья Алтая, и только покошенные луга выдавали присутствие человека. Спугнули перепёлку, и я стрельнул ей вслед, но не достал.

Повозившись с моторами, перекусили кофеем с хлебом и джемом и поплыли дальше, затратив на эту довольно приятную остановку два с половиной часа. После профилактики новый мотор, приспособившийся было работать одним цилиндром, наладился, но старый чёрный так и не захотел входить в оптимальный режим. Отстаньте от меня, – говорит, – устал, хочу в мастерскую.

Проплыли мы ещё километров пятнадцать и приметили подходящий бережок со стогом сена. Подчалили, влезли на небольшой обрывчик, устроили между ёлочек шикарное ложе из сена и поставили на нём палатку, защищённую от всех ветров и невзгод. Разожгли костёр, поужинали, запели песни. Вечер был тёплый, даже куртки снимали. Напевшись, с наслаждением залезли в палатку, манившую из ельничка, а там было ещё теплее – просто настоящий комфорт.

29 августа, понедельник.
Посовещавшись, решили устроить днёвку, уж больно попалось хорошее местечко, обидно было сразу уезжать. Однако что-то часто тут попадаются соблазнительные местечки, замедляя наш резвый бег. Хотя, что толку в беге, если всё мимо да мимо?
Эдгар пошастал по кустикам и набрал подберёзовиков. Я прошёлся вдоль берега по перелескам и принёс целый мешок грибов. Тоже подберёзовики и очень много маслят. Насобирался, кажись, на год вперёд.

Тут к нам подвалила моторка. В моторке – дядя с парнишкой, оба с ружьями и с коробами для грибов. Дядя оказался техником радиоцентра Полдарсы (Опоки), что километрах в десяти ниже по течению. Приехали они по грибы. В лесу, говорят, грибов мало, зато изобилие – в молодых порослях.

Я снаряжал удочку, потом решил пройтись с ружьём. Однако далеко не ушёл, снова погряз в грибах. Вернулся с кучей. Тут и остальные загорелись. Закрыли мы палатку, взяли котелок, чехлы от палатки и этюдника и забрались в молоденький березнячок. Прозрачные тоненькие берёзки, почти без подлеска, земля усыпана жёлтыми листиками, а промеж листиков – грибы, грибы… целые полчища грибов! И огромные, в сковороду, берёзовики, и малёхонькие осиновички, и шляпки коричневые, и рыжие, и бархатно-жёлтые, и совсем почти белые альбиносики. И на тонких ножках, и на толстых, на гладких и крапчатых, и поодиночке, и семейками. Вперёд идешь – на тебя глядят, назад повернул – уже другие посматривают, на поле вышел – а они и в поле торчат. Как же радует взор такое природное изобилие!

Заполнили мы всю тару и еле допёрли до лагеря. Один здоровенный крепкий берёзовик я даже тащил в руке: никуда он не влезал по диаметру своей шляпы. Принесли, вывалили на траву, сфотографировали… Да, теперь вопрос – как с ними справиться. Это всё надо обработать, потом приготовить, а потом ещё и съесть… А сколько ещё в лесу осталось! Тут можно две недели на одних грибах жить, не сходя с места.
 
Разобрав грибы, съездили в деревеньку по картошку. Деревенька была совсем нищая, и картошку мы еле-еле там нашли. Вернувшись, сложили костёр, приготовили ужин. Долго чаёвничать не стали, поскольку дров оказалось мало. Поужинали, да скорее забрались в палатку смотреть сны про грибы, которые всё рябили в глазах.

30 августа, вторник.
С утра светит солнышко, гуляют облака, прохладец – семь с половиной градусов. В Москве и вовсе четыре. Тань готовил завтрак, мы с Эдгаром чинили магнето у обоих моторов. Позавтракав, обработали недочищенные грибы, сложили пожитки, сняли лагерь. На дорогу доели вчерашний суп с кашей и в 16 часов покинули уютное местечко. «Выплывают расписные!..»

Приехали в Опоки, заправились бензином, хлебом и малосольными огурцами. Тут начался порожистый участок. Мало того, вдобавок ещё и молевой сплав. Течение сумасшедшее, попробовали ехать супротив – мотор едва справляется. Ну уж мы и полавировали между здоровенными брёвнами! Настоящий слалом. То ли мы налетим на бревно, то ли оно на нас. А с обеих сторон подступают обрывы – высоченные, слоистые, невообразимо красивые в солнечных лучах…

Плыли мы, плыли, катились под горку, скакали на бурунах, как на ухабах, тут и сумерки начали сгущаться. Брёвна, проклятые, выскакивали прямо из-под носа лодки. А мы всё оглядываем берега – нет ли где брошенной избушки. Уже темно, приблизились к берегу, да и срезали штифт. Так оборачивается сход с фарватера. Подняли моторы, поплыли на вёслах. На верхотуре левого обрыва увидели малюсенькую избушку. Может, она и нежилая, и достаточно уютная, но штурмовать шестидесятиметровый откос, да ещё с поклажей, как-то не хотелось. Проплыли ещё немного и причалили возле створов. Это уж с гарантией.

Нашли хорошую полянку, разбили лагерь, запалили костёр, нажарили грибов, поели от души, а может, и от пуза, и пошли распевать сочиненные в дороге частушки:

Как у Волги бережок
Лев низок, а прав высок,
А у Сухоны-реки
Оба брега высоки!

Я на бережке сижу,
В речку Сухону гляжу –
Окромя здоровых брёвен
В ней ничо не нахожу!

Плывут вдоль по речке Нил
Бегемот и крокодил,
А вдоль Сухоны-реки
Плывут только топляки!

Чтобы в Ниле искупаться,
Надо взять с собой ружьё,
Чтоб по Сухоне кататься,
Нужно тёплое бельё!

Без ружья пойдёшь купаться –
Крокодил тебя сожрёт,
Без белья пойдёшь кататься –
Тебя насморк проберёт!

31 августа, среда.
С утра то солнце, то дождик. Эдгар прогулялся в дремучий лес, очень ему там понравилось. Соблазнил нас, и после обеда мы с Танем тоже туда наведались. Лес, действительно, был дремуч и очень красив. И грибов тьма-тьмущая. Немножко подсобрали, но попали под сильный дождь. Прячась под ёлками, ретировались к лагерю. Уже на подходе нашли два замечательных белых грибка.

Лишь дождь перестал, стали собираться. Разожгли мощный огонь, подсушили  палатку и куртки, а он опять ливанул. Наконец, погрузились в лодку, а было уже шесть часов. Ещё полчаса не заводился новый мотор, а тут уж и день на исходе, хоть обратно разгружайся. Но это не в наших правилах. «Выплывают расписные!..»

Мчались резво, но недолго. Миновали Усть-Мяколицу и остановились снова возле створов. Бережок был чуть повыше вчерашнего и в хвойном окружении, а позади располагался осинничек. Костёр получился шикарный, к нему присовокупился грибной ужин, а в палатке благоухало еловыми лапами…

1 сентября, четверг.
Вот и осень. Утром светило солнышко, мы позавтракали и свернули лагерь. Эдгар прогулялся, принёс горсть масляток и заявил, что там их много. Мы пошли посмотреть. Позади осинничка рос молодой соснячок, а там – милостивый боже! Тыщи маслят, крепеньких, беленьких и коричневых, в песочке и во мху, от совсем крохотулечных до вполне солидных. Тут мы и засели. «Зацепились за пенёк – просидели весь денёк». Солнышко греет, сосенки торчат, маслятки россыпью со всех сторон подступают – благодать! Набрали целый мешок, притащили к лагерю, почистили, приготовили для жарки и упаковали с собой в дорогу. В полдень отчалили. «Выплывают расписные!..»

Время приближалось к трём пополудни, когда впереди показались игрушечные церквушки. Подошли поближе, и открылся симпатичный городок: голубые луковки, белые домики на фоне ярко-синего неба – не городок, а лубочная картинка! А называется серьёзно – Великий Устюг. Почему, спрашивается, Устюг? А это значит «Усть-Юг», то есть устье Юга. Юг – это не то же, что север, и даже не наоборот: это речка такая, что впадает тут в Сухону.

На подходе мы углядели охраняемую лодочную пристань и повернули туда. Сойдя с фарватера, как водится, срезали штифт и в три часа причалили. Скучающий дежурный охотно согласился присмотреть за нашей посудиной, мы накрыли её брезентом и отправились в город. Изнутри он оказался, конечно, менее нарядным, чем с фасада, но всё же весьма приятным старорусским провинциальным городочком.
 
Возле монастыря нас встретил развесёлый щенок и настоял, чтобы мы с ним поиграли. Мы хотели было его прихамить, да постеснялись: вдруг хозяева поблизости. Зашли в краеведческий музей, там обнаружили несколько неплохих картин известных и неизвестных художников, а также великолепные изделия народных промыслов: резьбу по берёсте, «мороз по жести», «северную чернь». К сожалению, в магазинах подобных сувениров не было, кроме северной черни, а она оказалась нам не по карману.

Пообедали в столовой, закупили продуктов, а ближе к семи спохватились про бензин. Все бензиновые источники уже закрылись, но на пристани нас выручили местные лодочники, продав целую канистру моторной смеси. В восьмом часу отчалили в сторону Котласа. Быстро темнело, мы ориентировались по огонькам бакенов и створов. Справа в нашу драгоценную и уже любимую Сухону впал довольно полноводный Юг и прекратил её дальнейшее существование. Дальше пошла Малая Северная Двина.

Глава вторая.  СЕВЕРНАЯ ДВИНА.

Тут-то впотьмах мы и сели на мель. Слава богу, на малых оборотах, поэтому штифт не срезали, а, оттолкнувшись вёслами, поплыли дальше, с беспокойством озираясь по сторонам и ничего не видя, кроме огней. На нас надвигались всякие пароходы и землесосы, что-то где-то рычало, скрежетало, гудело, берегов не разобрать… Ехали долго, на одном моторе, в кромешной тьме, слегка рассеиваемой луной. Эдгар глядел с носа в бинокль и указывал курс.
 
Наконец, показался более-менее симпатичный бережок, к которому мы и пристали. Тут был небольшой песчаный пляжик с выброшенными на него брёвнами, невысокий обрывчик, а на нём громоздились вётлы, наши старые добрые друзья. Волга, да и только. Даже и «комнаты» среди них обнаружились, как на острове Находка, только образованные зарослями шиповника. Сено тоже нашлось на соседнем лужку, так что лагерь получился на славу.

Жарко и бело горел лучший в мире ивовый костёр, дул тёплый ветерок, продолжая передавать непонятный привет от волжской дельты. Правда, небо затянула какая-то хмарь. Мы было забеспокоились, но наутро она обернулась знакомыми каспийскими ветрами – сильными, тёплыми и сухими.

2 сентября, пятница.
Отменно позавтракали, спрятавшись от ветра поглубже в заросли и занавесившись брезентом. Настроение налетело тоже волжское – безмятежное, приятное. Расслабились и занялись, кто чем. Решили переждать, когда утихнет ветер: Северная Двина – это вам не Сухона с её узким каньоном, тут уже волны гуляют – будь здоров. А ветер баловался: то совсем вроде притихал, то снова, как сумасшедший, набрасывался на наши вётлы. Ну и ладно, думаем, можем и до завтра подождать. Достали гитару и стали распевать песни.

А ближе к вечеру Тань с Эдгаром решили сходить поглядеть на видневшуюся невдалеке церквушку. На деле она оказалась гораздо дальше. Они перешли по завалам две речки, впадавшие друг в дружку, потом по мостику ещё одну. Церковь на вид казалась заброшенной, но сквозь запертые двери подвала пробивался электрический свет. Это было непонятно и таинственно, но наши путешественники любопытничать не стали: может оказаться себе дороже. Вместо этого они влезли, елико возможно, на колокольню и обозрели бескрайние дали. Разглядели и Устюг, хотя до него восемнадцать километров. А наш лагерь оказался вблизи курорта Бобровниково.

Тут стало смеркаться, и они заспешили домой. Увидели ещё один таинственный огонёк, на этот раз он светился промеж кустов откуда-то из-под земли. Решили, что тут прячутся в лучшем случае какие-нибудь отшельники или сектанты, в худшем – разбойники или диверсанты. Ни с теми, ни с другими связываться не захотели. На обратном пути перешли по завалам только одну речку, двух других не обнаружили. И заплутали. Но плутали недолго, удалось выйти на берег Двины, а там уже услышали мой топор и выбрались к лагерю. Поужинали, посидели у костра, попели песни, да и пошли спать.

3 сентября, суббота.
Утро порадовало тёплой погодой, ветер слегка поутих. Пока ели да собирали манатки, вокруг «Стрелки» скапливались плывшие сверху брёвна, закрывавшие выход на фарватер. Поспешив отчалить, мы растолкали их и выгреблись на чистую воду. Заревели моторы, ветер и течение взялись им помогать. Фарватер, как пьяный, шатался от берега к берегу, вынуждая плыть поперёк реки и ветра, который брызгался сбоку речной водой. Хорошо, что не поехали вчера! Сегодня ветер втрое тише, и то несладко.
 
А вскоре началось такое, что я, предусмотрительно надевший старый плащ, служивший упаковкой мотора, был весь мокр. На очередном галсе в лодку полетело столько воды, что один мотор пришлось заглушить. Высокие волны мешали вовремя заметить плывущие брёвна, и очередной крик вперёдсмотрящего Эдгара – «Топляк!» – раздался слишком поздно. Я не успел ни свернуть, ни выключить реверс. Глухой удар по лодке, звонкий по мотору, мотор взревел – очередной штифт срезался. Поплыли на вёслах к обрывистому берегу.

Вылезли, развернули лодку, обсушились на костре и слазали наверх поглядеть в бинокль на Котлас: на горизонте виднелись его строения. Потом заменили штифт и закрутили размотавшуюся верёвку на больном чёрном моторе. Тут оказалось, что у него вдобавок вывалилась ручка реверса, и включить передний ход нам больше не удалось. Дальше покатили на одном моторе, благо, уже недалеко.

Ветер понемногу успокаивался, и вот мы вышли на последнюю прямую. Проплыли под железнодорожным мостом и через полчаса миновали котласскую пристань. А миновали потому, что решили замочить нашу героическую «Стрелку» вдобавок к водам Вологды, Юга, Лежи, Сухоны и Малой Северной Двины ещё и в водах Вычегды и Большой Северной Двины, до которых было рукой подать. Однако это по карте, а на самом деле оказалось прилично. Слава Богу, бензина хватило, а ветер стих вовсе.

На «Стрелке» выехали на стрелку: Вычегда впадала в Малую Двину и превращала её в Большую. Берега раздвинулись, вокруг просторы – вода, вода… Отметились в обеих реках, да и развернулись обратно. Солнце огромным медным тазом опускалось в какую-то муть, когда мы подрулили к пристани и вытянули лодку на берег под присмотр одноногого сторожа. Сами пошли на пристань купить билеты для продолжения круиза на более солидном судне.
 
Было 20 часов, и как раз в Архангельск отправлялся дизель-электроход «Олекма» (по имени одной из местных рек). Завтра в это же время полагалась такая же «Пинега» (тоже река). У обеих рек ударение – на первый слог. На «Пинегу» мы и взяли билеты. Багаж решили брать с собой, так выходило дешевле. На ночь устроились в комнате отдыха на пристани, а перед сном ещё сделали вылазку в баню, где смыли с себя копоть костров и волнения дальних дорог.
 
4 сентября, воскресенье.
Тихо, но хмуро. Эдгар поехал на обратном теплоходе в Новинки искать наше лучшее весло, которого мы вчера при выгрузке не досчитались и решили, что потеряли именно там. А мы с Таней прогулялись по Котласу. Городишко заштатный и довольно безликий, хотя в одном месте высятся кварталы четырёхэтажных домов. Особенно поразил нас «городской парк» – огороженный железной покосившейся изгородью грязный участок вытоптанной земли с чахлыми деревьями, кривыми лавками, дощатой танцплощадкой и скверным пивным баром. Создавалось впечатление полной бесхозяйственности. Даже в маленьких частных домишках – серость и убогость. Словно живут тут не старожилы с устоявшимся бытом, традициями и любовью к родине, а одни временщики да наёмники. Может, так оно и есть.

Купили мы там несколько отличных крупных яблок по 80 копеек за килограмм и пошли собираться в плавание. Вернулся Эдгар – без весла, чего и следовало ожидать. Поди его там найди, это весло. То ли оно уплыло, то ли его уже прищучили, то ли его вообще там не было.

Закрапал дождь, похолодало. В половине седьмого к пирсу подали белоснежную «Пинегу», резко контрастировавшую с серым унылым городом. «Стрелку» мы перегнали к пристани, разгрузили, вылили воду. На этот раз оказалось, что для погрузки моторов и канистр нужна пропарка кипятком и справка от пожарников. Ибо где-то сгорел какой-то теплоход. Час от часу не легче: «что ни город, то норов». Но боцман с пожарного катера понюхал канистры, промытые кипятком, заявил, что пахнуть они будут всё равно, и велел грузить. И даже помог с погрузкой лодки. Её подняли на талях и поставили на корме.

Поскольку «Пинега» была близняшкой «Вычегды», на которой в прошлом году мы сплавлялись по Волге, билеты я купил в ту же облюбованную нами каюту № 62, однако поместили нас в шестьдесят первую, ибо ту уже «заморозили» на зиму. Вещи мы покидали на палубу прямо с верхнего этажа пристани, где располагалась наша комната отдыха, моторы и баки без всякой упаковки спустили на лифте в трюм, и поехали.
 
Ресторан не работал, и, перебившись в скудном буфете бутербродами, конфетами и ликёром, мы завалились спать в комфортабельных условиях каюты, которая, конечно, не могла конкурировать с палаткой, но для разнообразия вполне годилась.

5 сентября, понедельник.
Начало дня было пасмурным, но уже к полудню тучи рассеялись, и можно было беспрепятственно торчать на палубе, любуясь великолепной Северной Двиной. Чем мы и занялись, предварительно выдержав схватку с ресторанной обслугой из-за святого  желания позавтракать. В предвкушении зимовки они все тут уже совсем расслабились. А нам что прикажете делать? Рыбу за бортом ловить? А котласский целлюлозно-бумажный комбинат не в счёт? Если рыба и осталась, то отравленная. Так что извините. Тем не менее, схватка завершилась в нашу пользу, и мы всё-таки поели.

Вскоре тучки снова начали ползать и даже брызгаться дождиком. Фарватер прижимал судно к правому берегу, а каюта наша располагалась слева, так что мы имели возможность обозревать всю ширь реки с её многочисленными отмелями и живописными островами. Северная Двина совсем не похожа на Сухону, а скорее, как ни странно, напоминает Волгу. Та же ширь, те же пески, те же вётлы на островах. Однако по берегам то и дело видны дремучие хвойные леса. Север есть север.

В этом сезоне река сильно обмелела, поэтому местами «Пинега» ползёт черепашьим ходом, едва не скребя килем по дну. Зато на глубоких местах навёрстывает упущенное, сокращая стоянки до пяти минут. Не выйдешь, не осмотришься. С палубы, конечно, тоже много видно, но не всё. А за ночь, когда вообще ничего не увидишь, мы проплывём все красоты, и уже в семь утра прибудем в Архангельск. Обидно. Река-то интересная, красивая, малонаселённая.

Обедали мы в ресторанчике третьего класса, поскольку первые два уже впали в зимнюю спячку. Вечером чаёвничали в своей каютке, закусывали местными пирожками с мясом. Пока играли на гитаре и пели песни, опустился туман и окутал наш корабль белым густым молоком, почти сметаной. Даже тени отпечатывались на нём, как на экране, можно было устраивать теневой театр.

Некоторое время теплоход ещё пытался двигаться, а потом остановился и отдал якоря. Тут уж не до расписания, на кону безопасность судна и пассажиров. Вот уж мы обрадовались! Наши опасения, что проспим все красоты, кажется, развеял туман. Таковы парадоксы истории и непредсказуемость бытия. Хорошо, когда они на руку.
По этому поводу мы разболтались далеко за полночь. Но не сами по себе: к нам в каюту забрёл томящийся без дела рулевой Валерка и оказался страшным болтуном. До трёх часов балагурил и не остановился бы, если бы Тань не потерял терпение и не пресёк его монологи самым решительным образом. Лишь тогда он угомонился, ушёл, и мы улеглись в койки. А теплоход всё стоял и периодически посылал жалобные безответные гудки в притихшую белесую мглу.

6 сентября, вторник.
К девяти часам туман разошёлся, и мы двинулись вперёд. Река становилась всё красивее и по мере приближения к дельте всё больше напоминала родную Волгу. В прибрежных сёлах проходили весёлые проводы новобранцев в армию. Особенно веселились в Двинском Березнике – с гармошками, плясками, песнями. А сам этот Березник – большое, добротное село с красивыми избами и капитальным домом культуры. Всё это мы разглядели с верхней палубы.

Вскоре в нас впала Пинега – тёзка нашего теплохода. По ней сплавляется лес, а у берега стоит небольшая пристань Усть-Пинега. Местность вокруг очень живописная. А Двина благодаря впадающим речкам становится всё шире и полноводнее, разделяется на русла и протоки, левого берега за островами почти не видно. Правый берег высокий, хоть и пониже сухонских. На нём – леса изумительные, все утыканные стрелами пихт. А острова по-прежнему волжские – пески да ивы. Солнышко освещает все красоты – приволье, тишь, почти штиль. На правом берегу в местечке Чухчерыма наше внимание привлекла сказочная деревянная церквушка. В бинокль мы разглядели ажурные деревянные кружева её отделки и лемехи купола. А вот и Ломоносовские Холмогоры, откуда отец отечественной науки топал пешком до Москвы.

Так мы и сидели на самой верхотуре возле рубки, поглядывая по очереди в бинокль и блаженствуя. Но вот показались многоэтажные здания посёлка Первомайский (новые названия не блещут выдумкой), а там уже и Архангельск забрезжил. И сразу убедил нас, что это Город – большой, портовый и крепко стоящий на своих древних корнях. Проплыли под красивым железнодорожным мостом. Двина здесь буквально кишит всевозможными посудинами – от мелких буксирчиков и торпедных катеров до океанских громад вроде «Мукачева» и «Татарии». Всё дышит близостью моря. Противоположный берег только угадывается за высоким лесом торчащих кранов.

В 17.30 подошли к какому-то полугрузовому причалу. Еле пристали: мелко. Мы выгрузились на деревянный мол, а нашу «Стрелку» спустили на воду между причалом и бортом теплохода, где она смотрелась крошечной скорлупкой.

Дежурная в комнатах отдыха на пристани что-то обещала нам к вечеру, но неточно. Вытащив лодку на мол и сдав вещи в камеру хранения, мы пошли искать пристанище, не больно надеясь на комнаты отдыха. В гостиницах мест не было, зафрахтовали два мужских места в Доме приезжих, шибко напоминавшем ночлежку. Вернулись на пристань, где всё-таки получили двухкроватный номер с дополнительной раскладушкой. Расположившись, отправились в кино на фильм «Берегись автомобиля». А после кино тщетно пытались навязать прохожим два своих места в Доме приезжих, но к этому времени, видимо, всех страждущих уже разместили.

Ночью в наш плавучий отель то и дело тыкались буксиры и катера: заправлялись провизией. А мы сладко спали, покачиваясь на двинских волнах.

7 сентября, среда.
На почтамте получили свои отправленные с дороги городские шмотки и переоделись. Прогулялись по главной улице имени Павлина Виноградова, пообедали в ресторане «Двина», снова прошвырнулись по городу. С непривычки устали и забились в кинотеатр «Октябрь» на две серии детективного фильма немецкой студии ДЕФА «Вдвое больше или ничего». Тут и день кончился.

8 сентября, четверг.
Пошли узнавать, как отправить домой малой скоростью лодку и походное снаряжение. Никто ничего не знал. В конце концов, выяснили, что лодки принимают только в дощатом ящике, а прочее – в контейнере. Дежурная наших комнат отдыха навела нас на портовую мастерскую, где обещали после работы сколотить ящик для лодки.

Ободрённые, мы погуляли и завалились обедать в молодёжное кафе «Золотица». Порадовались на интерьер, оригинально оформленный выжженными по дереву северными сюжетами, а также на неплохое меню и отличный винный бар. Как доложили служители, вечерами тут собираются студенты и колдуньи. Под колдуньями, надо полагать, имелись в виду девушки с волосами, распущенными под «колдунью» Марину Влади.

Осталось уточнить, как попасть на Соловецкие острова. Хотели плыть по морю-океану, но туристский маршрут уже закрылся на зиму, а рейсовый теплоход будет нескоро, да и тащится он туда сорок два часа. Тогда мы отправились в агентство Аэрофлота и взяли билеты на завтра, рейс 8.20. А Эдгару, у которого уже кончался отпуск, взяли ещё и обратный билет до Риги на воскресенье. Это было довольно смело, так как своевременного возвращения с островов нам никто не гарантировал.
 
К тому времени поспел и наш ящик. Заплатив четыре рубля, мы попытались приподнять его своими натруженными руками… да, это вам не лодка «Стрелка». Как же его до пристани-то переть? Эдгар пошёл искать лошадь, но все лошади с перепугу попрятались. Зато рядом с мастерской обнаружился секретный гараж военных автомобилей. Подошли к старшине, и он командировал весёлого, под некоторым градусом, рядового шофёра подбросить наш ящик на грузовике к лодке. Парень попался резвый: погрузил, перевёз, почти в одиночку перекинул ящик через забор, так как ворота оказались запертыми, сам затолкал в него лодку, прибил рейки, поднял всю эту конструкцию на попа и прислонил к стенке. За что получил от нас чекушку водки.

Вечером сходили в кинотеатр «Север» на литовский фильм «Никто не хотел умирать» – реалистичный и довольно пронзительный рассказ о кровавых братоубийственных схватках в послевоенной литовской деревне.

9 сентября, пятница.
Встали рано, собрались, выпили крепкого чайку и отправились на пригородную пристань, чтобы доплыть до Кегострова, откуда маленькие самолётики летают на Соловки. Еле поспели на катер: Эдгара вдруг обуяла беспричинная неторопливость. Двина вздымалась крутыми волнами, скорее уже морскими, чем речными. Подпрыгивая на них, за десять минут мы переплыли на противоположный берег, который и оказался Кегостровом. Тут неторопливость Эдгара получила объяснение: из-за непогоды вылет отложен до двенадцати часов.

За это мы вкусно и дёшево позавтракали в столовой для лётного состава, а потом поехали обратно в город, где ничего лучшего не придумали, как снова пойти в кино (видно, изголодались за месяц). На этот раз попался фильм «Жаркий полдень», который до конца досмотреть не удалось: заспешили на аэродром. И напрасно, так как рейс вновь отложили, теперь до трёх часов. Ехать ещё раз в город и досматривать фильм не захотелось. Мы с братом занялись чтением, а Тань потащился на другой конец острова, в магазин леспромхоза. Там он ничего путного не купил, кроме полбуханки хлеба, да и ту по дороге ещё раз уполовинил.

В 15 часов объявили посадку на вчерашний рейс, а ещё через десять минут – на сегодняшний. Видимо, все экипажи уже оклемались и рвались в небо. Вместе с попутчиками мы набились в маленький Ан-2, и напрасно. Оказалось, что это не тот самолёт, а просто похожий. Пилот же правильного самолёта, не обнаружив на своём борту пассажиров, пошёл нас искать, и хорошо, что скоро нашёл, а то улетели бы мы не в ту степь.
 
Тогда все дружно перебрались на нужный борт и полетели. Под крылом – дельта Северной Двины, потом Онежские просторы, бескрайние ржавые топи, живописные речки с лесистыми берегами и островами… и кромка Белого моря. Долго летим вдоль берега, затем забираем в море. Какое оно интересное! Изрезанный берег, острова – голые, пустые… Пароходы, буксиры, белые барашки волн…

Глава третья. СОЛОВКИ.

А вот и архипелаг. Прорвавшись сквозь тучи, приземляемся в чистом поле, прыгая по кочкам. Вытряхиваемся из самолётика, озираемся. Совсем недалеко, словно яркая декорация на фоне бледного неба, высится кремль, он же Соловецкий монастырь. Бодро направляемся по дорожке прямо к нему. Он стоит величественный, освещённый солнцем, отражается в тихом озере, весь каменный, покрытый рыжим мхом, будто кто-то нарочно разрисовал ржавчиной огромные серые валуны неприступной стены.

Заходим в ворота. Внутри просторный двор. Чоботная палата одета строительными лесами. Справа – магазин и гостиница, куда мы было завернули, но передумали, решили прежде поискать турбазу. Прошли чуток подальше и увидели скромную табличку: «Соловецкая турбаза». На третьем этаже нашли хозяев, а затем и места в кельях. Трёхместной кельи не было, разместились порознь: мы с братом – в четырёхместной мужской, Тань – в шестиместной девчачьей.

Сразу побежали обследовать окрестности. Обошли вокруг кремлёвской стены, определяя по справочнику башни. Крепость грандиозна в своих величественных руинах. Весьма удручают разрушения, произведённые отнюдь не только временем, и общее запоганенное состояние. Но уже ведутся восстановительные работы, и дай Бог, этот уникальный ансамбль возродится во всей красе.

Осмотрели мы посёлок и гавань, заглянули в магазины, купили закусок на ужин. Посёлок небольшой, постройки сильно смахивают на казарменные. Жилые дома под многоскатными крышами, столовая, клуб. Позади крепости, в гавани, стоят военные корабли. Общее впечатление пока довольно суровое, неласковое, если не сказать угрюмое.

К вечеру стало свежо, почти холодно. Ещё бы, забрались в такие высокие широты. К тому же уже не лето, скоро белые мухи полетят.
Вернулись в монастырь уже затемно. Устроили общий ужин с ленинградскими туристами, попели друг другу песни. Насилу разошлись по кельям. Ленинградцы научили нас песне Валентина Вихорева про Соловецкие острова, а из наших им упал на душу «Хамар-Дабан» Юрия Визбора.

10 сентября, суббота.
Сегодня днём Эдгару надо возвращаться в Архангельск. Билетов на самолёт нет, хорошо, что он обилетился заранее, его обязаны взять. А нам с Танем придётся ехать в воскресенье ночью на теплоходе «Татария», который повезёт плановых туристов.

Погода нынче выпала великолепная: весёлое солнце, яркое синее небо, почти нет ветра. К нам примкнула ленинградка Лиза, улетающая на Эдгаровом самолёте, и мы вчетвером отправились на Перт-озеро для путешествия на лодке по соловецкой водной системе. Дорога туда идёт сквозь роскошные леса, украшенные синими озёрными блюдцами. Леса чистые, хвойные вперемешку с берёзками и осинками, с седыми валунами и разноцветными мхами.

Резво и с удовольствием отшагали мы три километра и вышли к большому озеру с лодками и будкой. В будке за 30 копеек в час оформили лодку о пяти вёслах,  загрузились и отчалили. «Выплывают расписные!»… Давненько мы не плавали на лодках.

На другом конце озера увидели вход в канал и устремились в него. Канал узкий, только двум лодкам разъехаться, весь вымощен камнем. По берегам лесистые холмы и поляны. Вплыли в другое озеро, потом снова канал, и снова озеро. Озёра небольшие, тихие, синие-синие, берега изрезанные, живописные, леса в воде отражаются – красота! И всё так уютно, компактно, в масштабе, близком человеку. Уникальная маленькая Карелия, концентрат карельских красот в миниатюре. А при такой погоде, которую нам послали, кажется, что здесь вообще негде разгуляться ветрам и штормам, о которых поётся в песне про Соловки. Разве что на побережье. Очень жаль, что времени у нас в обрез, и нельзя не спеша побродить по островам, по чудесным лесам, между этих пихт и сосен, среди мшистых валунов, пособирать грибы, которые видны даже из лодки.

Тут оказалось, что мы заехали не в ту систему озёр и каналов: без хорошей карты здесь не разберёшься, а где её взять, хорошую карту? Но мы не огорчились – тут везде красиво. Доехали до озера Щучьего и развернулись. Прибыли на базу около часу дня, пообедали в местной столовой и чесанули на аэродром. Там благополучно посадили Эдгара с Лизой в самолёт, помахали ручками, а сами с Танюшкой забрались в кремль на детальный осмотр крепостных сооружений.

Обошли всю галерею, рассмотрели башни, залезали в казематы. Впечатление мрачное, подавляющее. Насколько эффективно для обороны, настолько же кошмарно для узников.
А соборы суровы и величественны, жаль только, что внутри всё разрушено. Спасо-Преображенский прямо в трепет приводит. А Надвратная Благовещенская церковь, напротив, – весёлая и приветливая. Её луковичка даже выглядит как-то неуместно во всём этом грандиозе…

То, что сотворено природой – удивительно. Не менее удивительно бывает и то, что сотворено человеком. Если проникаешься этим, то бываешь изумлён, потрясён, очарован или возмущён, а порой просто счастлив. Если не проникаешься – тем хуже для тебя. Тогда ты беден, сколько бы денег и добра у тебя ни водилось.
Хлебнув средневековья, снова сходили в кино, посмотрели экзотический иракский детектив на старинные темы – «Семейный талисман». А ближе к ночи на турбазе состоялся прощальный вечер для организованных туристов. Вечер, прямо скажем, паршивенький. Скучный и совсем не в туристском ключе.

11 сентября, воскресенье.
Прошёл слух, что «Татария» не придёт. И то верно: ведь было сказано, что туристские рейсы заморозили. Тогда туристы составят нам серьёзную конкуренцию при посадке на самолёт. Перспектива невесёлая.

Позавтракав, отправились на лодочную станцию, чтобы плыть на Красное озеро, а там забраться на Секирную гору. Директорша турбазы, пользуясь благоприятной погодой, решила проветрить и туристов. Погода действительно чудесная: ярко и безоблачно, лишь у горизонта видны высокие белые облака. Даже кажется, будто тепло. Мы захватили хлеб, сахар, чашку, этюдник, оседлали вчерашнюю лодку и поехали вслед за директрисой. Да только их компания далеко не уплыла: вылезла собирать грибы и ягоды на первом же истоптанном островке. Мы было тоже вылезли, да передумали. Спросили у них дорогу и поехали сами.

Снова озёра, острова, каналы… Некоторые очень узкие, хорошо, что мы запаслись короткими рулевыми вёслами, а то и не проедешь. В одном озёре увидели у берега лодку. Причалили, чтобы уточнить курс, но там никого не было, одни грибы. Заглянули в лес. А грибов-то! Белые перезрели, зато волнушек, масляток, моховичков! Пришлось подсобрать. По другую сторону – другое озеро, над ним – мохнатые ёлки. Кругом лесные сказки!

Тут пришли мальчики, хозяева лодки, и подтвердили верность нашего курса. Гребём дальше. У входа в Красное озеро сорвали два белых гриба и белый же подберёзовик. Озеро ничуть не красное, а синее-синее, большое, с многочисленными островами. На одном насобирали моховичков. Другой напомнил Валаам: такие же каменистые берега и сосны. А нам надо было в дальний конец, где виднелся маяк Секир-горы.

Доплыли к пяти часам. Оставив лодку, зашагали по торной дороге, которая вывела к заброшенному селу Исаково. Там синело ещё одно озеро, и по его берегу мы вышли на отличный тракт, ведущий к Секирной горе от кремля. По нему можно было придти сюда и пешком, но мы давно уж не пешие туристы, а водные. Зато теперь придётся прогуляться.

Стоящие вокруг леса; с громадными замшелыми валунами продолжают нас восхищать. Между деревьев проглядывает купол Секирной, придавая уверенность ногам путников. Вдоль дороги торчат грибочки, и мы складываем их в кучки, чтобы захватить на обратном пути. И вот перед нами открывается «Вид на гору Секирную» из нашего путеводителя. Запечатлев его на плёнку, сворачиваем в лес на диагональную тропку и выходим к подножию горы. Там нас встречает рыжая собака и поднимается с нами наверх.
 
На горе стоит белая церковь, ныне маяк, с фонарём вместо креста. В деревянных палатах обитает семья смотрителя маяка, а также упомянутая рыжая собака и замечательный серый котик. Вид отсюда роскошный. Острова, озёра, а там и Белое море… С маяка, конечно, панорама ещё лучше, но влезать туда не разрешается. Оттуда, видимо, слишком удобно разглядывать в бинокль и пересчитывать стоящие в бухте военные корабли. Тем не менее, забравшись на ограждение, один кадр я сделал.

Противоположный склон горы оснащён длинной деревянной лестницей о трёхстах шестидесяти пяти ступенях (по числу дней в году). По ней можно спуститься и выйти к Красному озеру. Но мы её проигнорировали и устремились рысцой под горку, так как на дороге нас ждали собранные грибы.

Без десяти семь добрались до своей лодки. Тут уже стало темнеть и холодать. Я грёб вёслами, Тань сортировал и чистил грибы, чтобы сразу по приезде пустить их в дело. Мне-то за греблей было тепло, а Тань коченел на глазах. Грибы превращались в ледышки, вслед за ними леденели и руки. Пришлось хватануть спирта из фляжкиной крышечки. Закуски не было, хлеб уже съели, оставалось сосать сахар. Что ж, «нужда научит и сметану есть».

Стало теплее, но настоящий сугрев наступил, когда Тань сел за вёсла. Однако вёсла плохо его слушались, особенно левое, а вокруг катастрофически смеркалось. Мы снова поменялись местами, я приналёг, и лодка полетела, как стрела. Озеро, канал, озеро, ещё канал, Перт-озеро... Половина девятого. На Сухоне уже кромешная ночь, а тут вполне светлое небо, хотя и с бледными звёздочками. А говорят, на севере темно. Да на юге в сто раз темнее!

Пятнадцать минут мощных гребков, и мы закрепляем лодку у пирса. Весь путь занял полтора часа – возможно, это рекорд. Но никто его не фиксировал, а в будке никого не было. Тогда мы побросали в окошко вёсла и уключины, оставили у порога большой кулёк с отличными волнушками, а сами, лязгая зубами от холода, побежали трусцой по кроссовой дистанции Перт-озеро – кремль. Пожалуй, подобных ночных забегов на Соловках ещё не видели.

Однако пора объяснить недоумевающему читателю, что за спешка у нас возникла. Одно дело – желание согреться. И это произошло. Но главная-то причина была в другом: мы торопились на киносеанс в 21.00. Заделались заядлыми кинофилами, какими не были и в городе. Когда достигли стен крепости, было уже четверть десятого. С ходу чуть не проскочили афишку, где кино заменялось танцами. Вот всегда так. Недаром сказано: торопись не спеша, а поспешишь – людей насмешишь. К счастью, людей вокруг не было, да и мы не заплакали, а вспомнили, что умираем с голоду. Хороши бы мы были в кинозале, сидючи два часа впотьмах и щёлкая зубами на весь партер.

На наше счастье, в мою комнату вселились два московских художника, которые тоже хотели есть, но у которых, в отличие от нас, было чего. А поскольку у нас не было ничего, то мы помогли им это съесть, а потом достали электроплитку, нарезали полный котёл грибов и поставили вариться. Сами же пошли поглядеть на местные танцы. Глядеть там было, прямо скажем, не на что, и вскоре мы ушли. За это у нас отобрали плитку, не дав грибам даже закипеть. Тогда мы поглядели на красивое небо и разбрелись по кельям. Завтра в восемь часов нам обещали самолёт.

12 сентября, понедельник.
Самолёт отложили до 10 часов. Говорят, ветер. Ветер – это конечно. Ветер – он для древнего парусника хорош или там для воздушного шара, а для современного самолёта – смерти подобен. Хуже зенитной ракеты. Но мы не растерялись, растопили печку и принялись доваривать грибы, а потом и поглощать их с превеликим удовольствием, тем более что самолёту продлили отгул до двенадцати часов. А в двенадцать – до пятнадцати. Тогда мы пошли рисовать. Холодновато, но мы устроились на солнышке и сделали по этюду Преображенского собора.

Тут как раз началась паника: говорят, самолёт вылетел. Я остался заканчивать этюд и сворачивать живописное хозяйство, а Тань побежал складывать манатки и – на аэродром, ловить самолёт. Собравшись, я направился туда же, а навстречу – Тань с попутчиками. Самолёт, говорят, не летит и даже не собирается. Ветер боковой, свыше шести баллов – слыханное ли дело! Может сдуть «ероплан» с курса и окунуть в онежские топи. А то и в Белое море. Это вам не на лодочках кататься. Пилотов тоже можно понять: понедельник – день тяжёлый, идёт прямо за воскресеньем… Если на том берегу откладывали рейс в пятницу, то что вы хотите тут в понедельник? «Ветра;, шторма;…»

Вернулись мы на турбазу, прописались на прежние места. Потом сходили в школу-интернат поглядеть самодеятельный краеведческий музей. Там ребятишки со своей учительницей Марией Ивановной собрали очень интересную экспозицию, правда, говорят, никто не интересуется. Нам же, напротив, очень понравилось, и мы оставили благодарственные отзывы.

Вечером прогулялись по посёлку, посетовали, что нет фильма (а откуда он, собственно, возьмётся, когда корабли не ходят, а самолёты не летают?), поужинали, послушали хорошие песни по радио «Юность» и вознамерились спать, но тут из поездки по озёрам вернулись художники и ленинградцы, продрогшие, но очень довольные. Пришлось отложить засыпание и устроить пространный обмен впечатлениями.

13 сентября, вторник.
С утра торчим на аэродроме. Даже не позавтракали. Прилетел-таки один «Ан», но нас не взял: накопились местные жители, записавшиеся раньше. Мы было огорчились, но радист заверил, что будет ещё один рейс, посоветовал пообедать и сидеть на аэродроме. Оставив свой скарб в домике, игравшем тут роль аэровокзала, отправились в столовую. Меню разнообразием не блистало: суп да картофельные котлеты. Но у нас, очевидно, был дюже голодный вид, поэтому девушка, что стояла на раздаче, наложила нам и в суп, и в картошку приличное количество тушёнки. Отлично наевшись, мы ещё заглянули в магазинчик, да и поплелись обратно на лётное поле.

Погода чудесная, небеса синие, солнце яркое и даже тёплое. Сидючи на солнечной стороне у домика-аэровокзала, мы позагорали, понаблюдали пьяных поморов, в том числе драку, а потом Толя-радист открыл кассу и продал билеты на самолёт нам в первую очередь. Вскоре и самолётик прилетел, тот самый, утренний.

Наконец, полетели. И вот уже опять «видим величиной с кулак Соловецкий архипелаг». Внизу всё, как на ладони: и знаменитая дамба, и Анзер с Голгофой, и Секирная гора, и дорога, и кремль, и Белое море с притаившимися военными кораблями…

Около пяти вечера приземлились на Кегострове. Речной трамвайчик, широченная Северная Двина, знакомый причал. В плавучей гостинице нас встретили, как родных. Предоставили отличную комнатку с видом на реку. Побродили мы немного по городу, а вечером пошли в клуб работников просвещения смотреть фильм «Погоня» про милую нашим сердцам дельту Волги, про браконьеров и бюрократов.

14 сентября, среда.
Кажись, путешествие закончилось. С утра отправились на поиски машины для перевозки багажа и лодки. По дороге позавтракали в студенческой столовой, и впервые в этом городе нас скверно накормили. Брр… Какое небрежение к студентам – красе, гордости и перспективе державы!

В знакомом военном гараже мы зафрахтовали грузовик и сложили в него весь свой немалый скарб. Кругом было мокро и холодно. На вокзал ехали в объезд всего города, поскольку перевозка частных грузов военными машинами чревата досмотром и санкциями. Шофёру заплатили пятёрку.

На приёмке багажа началась знакомая история. Весовщица категорически нас облаяла, заявив, что раз наша лодка длиннее трёх метров, надо ехать на тот берег и заказывать платформу. У всякой Акули свои фигули. К счастью, её начальник оказался меньшим формалистом и без фокусов подписал накладные. Тань взялся зашивать мешки, я – забивать ящик. В четыре часа контора закрылась, и мы не успели. Тут весовщица, заглаживая свою неучтивость, смилостивилась и разрешила оставить наш багаж до утра на складе.

К тому времени мы продрогли до костей, проголодались, и потому отправились обедать в «Двину». Слегка отогревшись и насытившись, зашли на почту, прогулялись по магазинам, купили подарочные сувениры. Отдельно съездили в рыбкооповский магазин, где приобрели очаровательных зверьков – домашние меховые тапочки фирмы «Северянка» для моей мамы, а для меня – шапку-ушанку из кролика под котика. Вот что значит намёрзлись – потянуло на зимнюю одежду. Это вам не астраханские плавни! Вечером гоняли чаи в нашей уютной комнатке на пристани и читали прессу.

15 сентября, четверг.
Сегодня в 21 час мы покинем славный город Архангельск. А пока торчим на станции, упаковываем багаж в контейнер, укрепляем лодочный ящик и обиваем его жестяной полоской. Как говорится, полное самообслуживание. Хорошо, что нам всё нипочём, а как быть менее закалённым пассажирам? К 16 часам всё готово, сдаём 350 килограммов багажа за одиннадцать рублей и идём гулять по бесконечной улице Павлина Виноградова. На пристань возвращаемся довольно поздно, забираем ручную кладь и, с беспокойством поглядывая на часы, двигаем на вокзал.

Но не тут-то было. Автобуса нет и нет. Вместо него дают туман, который сгущается и обволакивает город. Вот-вот транспорт остановится вообще. Но тут появляется такси, и мы загружаемся в него вместе с каким-то посторонним попутчиком. Впереди ничего не видно, свет фар упирается в стену тумана, недолго въехать и во что-нибудь более твёрдое. Но вот из тумана выплывает красивое новое здание вокзала. Оно пока не функционирует, и мы заходим в старенький сарайчик.

Поезд попался хороший, места тоже. Располагаемся, ужинаем треской с огурчиками, беседуем с художником из Мурманска. Даже расчехляем гитару и немного поём. А там и спать пора.

16 сентября, пятница.
Утро застало нас в Няндоме. Тань вышел на перрон, принёс горячей картошки с огурцами и разбудил меня, чем я был весьма расстроен. Заснул обратно, поэтому картошку ел холодную. К часу дня прибыли в Вологду, откуда начинали свой долгий поход, только с другой стороны. Яркое солнце освещало красивый вокзал, а нам казалось, что мы были здесь когда-то очень давно, в лучшем случае, прошлым летом…

На вокзале купили для москвичей шикарный торт в виде корзины с грибами и поехали дальше. После зябких бдений на Соловках и в Архангельске на Таню начала нападать хворь с насморком, и мы, где-то прослышав рекомендацию специалистов, засыпали ей в нос биомициновый порошок. После чего она завыла волком, полезла на стену купе и чуть не отдала концы. По её словам, обозначенные на упаковке сто тысяч единиц биомицина чуть не разорвали её голову на сто тысяч лохматых кусков. Пришлось промывать нос водой, и то не сразу помогло.

В девять вечера прибыли в Москву. Комсомольская площадь, освещённая мощными лампами, моментально приобщила нас к столичной действительности, возвестив о том, что наша впечатляющая кругосветка закончилась.