Грустная дружба

 Я вышел на улицу и присел на скамейку. Настроение у меня было плохое. С перепадами. Редкие прохожие бросали на меня быстрые взгляды и шли дальше. Мне казалось, что часть из них думает, какой красивый, но небритый молодой человек. А другие, их гораздо меньше было, по моему мнению, думали «какой мерзкий, к тому же небритый, совсем уже немолодой человек.» . Наверняка, были и третьи, их совсем мало было, они думали «хоть он мерзкий, противный и небритый, но он всё таки человек». Я , в самом деле, был небрит. У меня было ощущения, что я хорошо получил дубинкой по рёбрам. Несправедливо, за просто так. Дома, в одиночестве, оставаться не хотелось, поэтому я сидел на скамейке и смотрел в землю. Неожиданно ко мне кто то приблизился. Я поднял глаза и увидел незнакомого зверька. Он был пушистый, с темно-коричневой шерстью, похожий на большого хомяка. Нет, скорее на среднего сурка. С печальными глазами на усатой мордочке. Он подошёл совсем близко, встал на задние лапы, и смотрел на меня.
- Тебе плохо?
Я помотал головой. Нет, я не ослышался. Зверёк, похожий на большого хомяка, спросил человеческим голосом:
- Тебе плохо?
- Плохо, — ответил я.
- Почему? — продолжил зверь.
- От меня ушёл… один человек. Насовсем.
- Да? — зверёк искренне удивился, — Это разве плохо?
- Ты не понимаешь?
Я перестал удивляться. Если в моей жизни уже произошло то, что произошло — неведомым говорящим зверушкам не удивляешься.
- Нет , не понимаю. Мне так хорошо было одному. Но потом ко мне пришли… Я стал не один и пришлось бежать.
- Что же у тебя произошло? — в свою очередь поинтересовался я.
- Я жил один. Мне было очень хорошо. Но однажды в мою нору заглянули. Это были люди, я таких раньше только издали видел.
- Издали видел людей? — немного удивился я.
- Да… Я же говорю, мне хорошо было одному.
- Слушай, а сколько тебе лет? — поинтересовался я.
- Мне два года, — с заметной гордостью ответил зверь.
Я не помнил себя в два года. Совсем не помнил. Мне тогда хорошо было? Наверное, очень, но я был не один.
- А кто твои родители?
- Я их не помню… Слушай, что было дальше — люди не просто заглянули в мою норку, они стали совать туда острые палки, при этом громко кричали. Мне показалось, что им было весело…
Да, такое бывает. Я верил рассказу неизвестного зверька, теперь слушал его молча. Какая разница где и кто его родители!?
- Я выскочил из норки и тогда в меня полетели камни. А людям было весело. Я сумел уклониться от камней и палок, убежал в лес. Меня не догнали, я спрятался и стал наблюдать за людьми. Они разворошили мою норку, вытащили все мои запасы и раскидали их. И топтали их ногами. Зачем они это делали?
- Чтобы им стало ещё веселее, — ответил я.
- Да, им стало ещё веселее. Они уничтожили всё, что я собрал на зиму, они растоптали мою нору… И это только для веселья?
- Да, — кивнул я.
Если сейчас зверёк попросит объяснить чем это так весело, что я отвечу? Но зверёк этого не спросил, он подошёл ко мне совсем близко, тронул лапкой моё колено.
- Не боишься? — впервые улыбнулся я.
Мне очень понравилось, что зверь проникся ко мне доверием.
- Ты не посмотришь, что у меня на спине? — спросил зверёк и повернулся.
Это была уже высшая степень доверия. Я посмотрел и небольшую рану под подсохшей кровью.
- Ты ранен, — сказал я, — Пойдём-ка со мной!
Я взял зверька в руки. отнёс домой. Редкие встречные граждане наверняка думали — небритый идиот сперва разговаривал с какой то не то ондатрой, не то нутрией, а теперь потащил её домой. А может думали не такой уж этот небритый и дурак — сделает из ондатры шапку и продаст за немалые деньги.
 
 Дома я обработал рану, всё таки не зря в юности учился в медицинском училище, перевязал зверя, напоил кипячёным молоком.
- Кто ты , всё таки? — не удержался я от вопроса.
- А тебе это очень важно? — грустно спросил перевязанный зверь.
- Нет.
Так зверёк остался жить у меня. Нас было двое. Я помогал ему, он… просто скрашивал своим присутствием моё одиночестве. Но чем скорее заживала его рана, чем меньше становилось грусти в его тёмных продолговатых глазах, тем реже зверь разговаривал со мной. Вскоре мне стало казаться, что он и вовсе разучился говорить. Но ему было хорошо, сытно и уютно в моей квартире. Однажды вечером, он всё таки заговорил:
- Ты знаешь, наверное ты был прав. Вдвоем не так уж плохо… Но я привык к одиночеству…
После этого зверь замолчал надолго. Но я сам заговорил с ним через какое то время.
- Почему ты тогда подошёл ко мне? Ведь я был похож на тех, кто разорил твоё жильё?
- Нет, ты на них был не похож. Они были весёлые, а ты грустный. Как будто тебя тоже били камнями и разоряли твой дом.
Я не нашёлся с ответом. Мы оба замолчали, на сей раз надолго. На всю зиму.
 
   Наступила весна. Мой зверь совершенно непредсказуемо для меня стал вялым и сонным. Зимой же, напротив, был подвижен и активен. В его глазах вновь появилась грусть.
- Давно мы с тобой ни о чем не говорили, — изображая веселую бодрость произнёс как то я.
- Мне тяжело разговаривать, — ответил зверь.
- Чего грустишь? Весна кругом! — попытался я заразить его собственным оптимизмом.
- Мне грустно от того… Извини, мы друзья, но … Одному мне будет лучше. Я ухожу от тебя.
- Прямо сейчас? — удивился я.
- Чуть позже, но уйду… Одному лучше. Нам обоим.
-  Тебе не понравилась дружить со мной? — не унимался я.
-  Одному лучше.
Я смотрел на моего грустного, не радующегося весне, друга. И не возражал ему. Мы замолчали до следующего утра.
 
  Утром друг не вышел к завтраку. Я подошёл к его лежанке и увидел, что мой зверь неподвижно лежит с открытыми задумчивыми глазами. На подушечке возле его усов блестела только что скатившая слеза.
- Ты заболел? Я сейчас вызову врача!
Быстренько набрав номер ветеринарной службы, вызвав звериную «скорую», я стал подбадривать друга:
- Ну, вот а собрался уходить от меня! Сейчас мы тебя подлечим, наберешься сил… Тогда решим — уходить друг от друга или нет.
 
Мой зверь умер, не дождавшись врача. Он всё таки ушёл от меня. Ни слова не сказав на прощание. Приехавший ветеринар констатировал смерть от сердечной недостаточности, при этом как то странно, недобро усмехнулся, глядя то на меня, то на мёртвого зверя.
- Что это вы так? — спросил я.
- А вы знаете, кто у вас жил? — вопросом на вопрос отозвался врач.
- Кто же? — мне самому было интересно.
Ветеринар произнёс какое то мудрёное название и добавил:
- Это очень редкий хищник. Редкий и опасный. Растёт до семи лет. Если бы он прожил у вас ещё немного , мог бы откусить вам руку. А то и вообще загрыз бы. С годами они не одомашниваются, только звереют и сил набираются.
Я не верил в это. Хотя какая теперь разница!? Мой зверь навсегда ушёл от меня. Он никогда не вырастет, не одичает, ничего никому не откусит. Никто не будет кидать в него камни, стрелять из ружья, никто никогда не сделает из него шапку.
- Хотя он признать вас, как вожака, старшего в семье, — вновь недобро усмехнулся ветеринар, — Но тогда он мог растерзать любого кто к вам приблизиться. Неважно,, женщина это, ребёнок ли…
Мне по прежнему было всё равно. Мой зверь не тронет никакую женщину, никакого ребёнка. Ко мне теперь можно приближаться... Врач добавил ещё что то и ушёл. Я упаковал мертвого зверя в специальный пакет и закопал на ближайшем пустыре.
 
Теперь я вновь был один. В меня не кидали палками, не разрушали жилище, некому было откусывать мне руки… Одиночество было безопасном, но очень печальным, тоскливым. Дружба рискованной и тоже печальной… Я был не стар, я был свежевыбрит. Я был готов, даже хотел, чтобы ко мне приблизилась какая-нибудь женщина. С ребёнком, если он у неё есть. Это теперь можно было сделать совершенно безопасно.