Звонок от Бога

 
   Поезд Смоленск-Владивосток замедлил ход. В вагоне засуетились. Кандуктор посмотрела в зеркало, поправила пилотку и открыла дверь.
   Выйдя из поезда, я почувствовал огромное облегчение, как будто меня выпустили из железной клетки, в которой я провел несколько дней. Я положил сумку на землю и немного постоял на перроне.   Встречая одних и провожая других, люди с зонтами в руках стояли и ходили, обнимались и целовались. Глядя на одного старичка, который ехал со мной в одном вагоне и которого теперь встречали родные, я подумал, как было бы хорошо, если бы и меня кто-то встретил так же тепло...
   Я был обычным парнем из Смоленска. Мне шел двадцать шестой год. В моей жизни не было ничего примечательного: детсад, школа, техникум, работа на заводе. После смерти родителей жил с бабушкой, которая померла летом того года, когда я решил совершить свой первый сибирский вояж. А за два месяца до этого, весной, закрыли наш завод. Поиски новой работы увенчались успехом лишь в сентябре. Я стал продавцом в автомагазине. Однако, через три недели ударил моего работодателя в его жирную морду и ушел. Ему почему-то вздумалось обращаться со мной, как со своим слугой. Такого отношения к себе я, конечно, допустить не мог. Вот так я остался без работы.
   Это было тяжелое время. Одни неудачи сменялись другими. Даже моя девушка бросила меня и уехала в Москву работать официанткой. Из всех родственников у меня оставался в живых лишь дядя, который жил в Иркутске. Вот к нему я тогда и ехал. Авось повезет в Сибире!
   Однако, случилось так, что дяде неожиданно пришлось отбыть в   командировку на Таймыр. Так что, я должен был ждать его в городе N Красноярского края, чтобы уже оттуда вместе уехать в Иркутск. А все из-за того, что в спешке собираясь в дорогу, он забыл о моей поездке и забрал ключи от квартиры с собой. Вот такая оказия.
  Был конец октября. Мелкими каплями шел дождь. Сгущались сумерки и становоилось довольно холодно. Дождавшись, пока поезд скроется из вида, я направился к выходу из вокзала. Я уже искал глазами такси, когда ко мне подошел парень, который ехал со мной в соседнем вагоне, и предложил подвести. С большим удовольствием согласившись, я сообщил ему адрес квартиры, в которой мне нужно было остановиться. Она сдавалась в наем и принадлежала другу моего дяди, который в это время жил в Лесосибирске. 
   - Знаю-знаю, - сказал Егор, садясь в машину. - В этом дворе жила моя знакомая, с которой я встречался. Довезем.
   Я разместился на заднем сиденье. За рулем сидел его приятель и хлебал холодное пиво. Когда я отказался от протянутой мне бутылки "Арсенальное", машина поехала по освещенному мокрому проспекту.
   Сразу признаюсь, что город мне не понравился. Его холодный и строгий вид наводил на меня какую-то странную, непонятную тоску. То ли ненастная погода на меня так удручающе подействовала, то ли я был слишком уставшим, но была в этих пустынных улицах с домами, похожими на спичечные коробки, какая-то отталкивающая серость...    
    Когда машина въехала во двор, окруженный со всех сторон пятиэтажками, я поблагодарил моих проводников и, захватив свою спортивную сумку, вышел из машины. Передо мной стоял дом с обвалившейся в некоторых местах штукатуркой. Перед ним росли две голубые ели, и я сразу ощутил шемящий запах лесной хвои.
   Я поднялся на четвертый этаж и постучал в дверь. Соседка была предупреждена и сразу вынесла ключ от смежной квартиры.
   - Вы будете жить один? - раздался в полутемноте ее хриплый голос.
   - Да, - отвечал я.
   - Вы студент?
   - Нет.
   - Я вас очень прошу не шуметь после одиннадцати, - попросила она, внимательно оглядев меня с ног до головы. - Мы в это время обычно ложимся спать.
   - Я и не собирался шуметь. С чего вы взяли?
   - Ну, мало ли что. Позовете друзей и станете кутить до зари.
   Я усмехнулся.
   - Не беспокойтесь и спите спокойно, - обнадежил я женщину и отпер дверь.
   Это была трехкомнатная квартира с хорошей обстановкой. Даже картины висели на стенах. Немного пахло краской - пол в спальне был недавно покрашен.
   Я был страшно голоден и сразу, как только умылся, направился  в кухню. Однако ничего съестного не нашел. Холодильник был пуст. В шкафах стояла лишь одна посуда.
   Кто-то постучал в дверь. На пороге стояла девушка с распущенными волосами и одетая в кожаную куртку.
   - Привет, - сказала она, уставив на меня несколько нахальный взгляд. - Кто такой будешь?
   - А вам кто нужен? - спросил я.
   Она ухмыльнулась и самым бесцеремонным образом прошла в спальню и что-то взяла с кровати.
   - Это мой шарф, - объяснила она, вернувшись к двери.
   - А что он здесь делает? - спросил я, возмущенный ее выходкой.
   В ответ она лишь рассмеялась каким-то истерическим смехом и выпорхнула из квартиры.
   Недалеко от дома я нашел кафе, в котором с большим аппетитом поужинал. Потом немного побродил по бродвею. Звучала приятная музыка. Среди молодых людей, сидевших на скамейке чуть поодаль, я заметил ту таинственную незнакомку, которая приходила за шарфом. Она что-то рассказывала собеседникам, посматривая на меня...
   Через час я зашел в супермаркет и купил кое-что из продуктов. Придя на квартиру, я лег на диван и включил телевизор. На единственном канале, который он показывал, шел какой-то страшный фильм, где какой-то маньяк охотился на беззащитных жертв и убивал их. Обычно, когда я смотрел  такие фильмы перед сном, мне почему-то долго не удавалось заснуть. И потому, чтобы не портить себе настроение и грядущий сон, я через четверть часа выключил телевизор и вышел на балкон. Небо начинало проясняться. Кое-где мерцали звезды. Легкий ветерок покачивал ветки голубых елей.
   - Даня, одиннадцать-то скоро? - говорил внизу чей-то голос.
   - А что, торопишься куда? Девки ждут? - отвечал другой.
    Вдруг я заметил ту самую незнакомку. Она шла по улице. За нею следовал какой-то парень в кепке и белой куртке. Девушка оглядывалась по сторонам, как будто чего-то опасалась. Они оба скрылись в подъезде.   
"Однако, что же все-таки ее шарф здесь делал?" - подумал я и пошел спать.
   
   Утром я позавтракал и вышел погулять. Был ясный солнечный день. Немного посидев на скамейке во дворе, глядя на играющих детей, я зашагал по проспекту. Было интересно наблюдать за жизнью этого сибирского города. Вроде все выглядело так же, как и в других городах, где мне довелось бывать. Но, тем не менее, ощущалось некоторое отличие. Трудно объяснить, в чем оно заключалось. И люди, и дома, и транспорт, и даже сам воздух воспринимались в каких-то иных оттенках. Что-то было в них свое, обусловленное то ли здешним климатом, то ли чем-то еще.
   Когда я сидел в парке, у меня было такое чувство, что я уже там был, что я однажды уже видел эти лавочки под кленами, эти детские качели, эту полуразвалившуюся ограду в дальнем углу парка, под которой вырос репейник. И даже ту ворону, которая клевала разбитый орех на асфальте, мне казалось, я где-то видел.
   Вдруг рядом со мной очутился  парень в белой кепке и того же цвета куртке и кроссовках.
   - Это ты вчера заселился в сорок третью квартиру? - спросил он, как бы стесняясь, и сразу, не дожидаясь ответа, прибавил: - Как долго собираешься там жить?
    Меня слегка удивил вопрос незаметно появившегося рядом со мной молодого человека. Внимательно вглядевшись ему в лицо, мне пришла в голову мысль, что он, возможно, тот самый парень, который накануне ночью следовал за таинственной незнакомкой.
   - По-моему, я видел тебя вчера ночью, - произнес я, проигнорировав его вопрос.
   - Возможно, - отвечал парень. - Утром я сидел на лавочке недалеко от тебя, а когда ты встал, пошел за тобой.
   - Ты следил за мной?
   - Да.
   - Но почему?
   Парень немного помолчал, словно ища подходящее объяснение.
   - Для того, чтобы я мог тебе это объяснить, я желал бы сначала узнать, кто ты, и можно ли тебе доверять, - наконец, произнес он, стараясь не смотреть мне в лицо. 
   Я назвал свое имя, а также то, при каких обстоятельствах я оказался в городе N.
   Выслушав мою "историю", он спросил:
   - А как ты нашел эту квартиру?
   Я объяснил. Мой собеседник снова задумался.
   Он был среднего роста и тонкого телосложения. На вид ему было около двадцати лет. Небольшой шрам под левым глазом был единственным недостатком на его довольно приятном лице. При этом его карие глаза смотрели очень грустно.
   - Мне нужна твоя помощь, - тихо проговорил он, поднимая голову, - иначе я погиб. И не только я.
   Он смотрел на меня так, словно ему дали несколько минут перед казнью, чтобы проститься с этим миром. Сначала я даже подумал, не помешанный ли он. Потом эта догадка сменилась другою: не нужны ли ему деньги, чтобы опохмелиться. Однако, в его глазах я видел другую, более глубокую печаль, чем заботы подвыпившего человека.
   - Но, что я могу для тебя сделать? - спросил я. 
   - Ты можешь поклясться, что сохранишь это в тайне? - незнакомец коснулся моего плеча и пристально посмотрел мне в глаза.
   - Говори, - твердо произнес я.
   - Но ты не поклялся!
   - Не зная того, о чем ты собираешься меня просить, я тебе слово дать не могу. Если поклянусь, то придется исполнить.
   Незнакомец убрал свою руку и опустил голову. Через минуту он тихо произнес, глядя вдаль:
   - В той квартире, где ты живешь, находится труп девушки. Она умерла позавчера, когда мы отмечали день ее рождения.
"Он действительно сумасшедший" - подумал я.
   - Какой труп? О чем это ты?
   - Это правда, - тихо ответил тот и перевел на меня свой рассеянный взгляд.
   - Но я не видел там никакого трупа.
   - Мы спрятали его в шкафу в спальне. Там, внизу, за вешалками, и лежит.
   - Ты хочешь сказать, что я провел ночь в одной комнате с мертвецом? - вырвалось у меня.
   - Да, - подтвердил он и опустил глаза.
   Я был поражен. Мне доводилось проводить ночь под одной крышей с покойником, но в одной комнате, да еще неизвестно с кем... Нет, это было слишком!
   - Как он там оказался? - спросил я наконец.
   - Я, Глафира и Валя... то есть, Валентина, отмечали там день рождения, - начал объяснять юноша, глядя в одну точку на земле. - У нас была травка. Валя затянула пару раз и откинулась на диван. Мы думали, что она уснула. Когда я открыл бутылку шампанского,   Глафира стала ее будить. Но она уже не дышала. Мы побоялись звонить в скорую, так как приехала бы полиция, а нам это было совсем невыгодно. Если бы меня арестовали, то мать не выдержала бы этого. Она недавно перенесла операцию на сердце. Уверен, она померла в ту же минуту, когда узнала бы об этом. Она очень беспокоится за меня.
   - Но почему вы устроили вечеринку именно в этой квартире?
   - Ее хозяин оставил ключ у тети Глафиры, вот она и взяла. Они живут в соседней квартире.
   - Так, значит, это была Глафира, которая приходила ко мне, чтобы забрать шарф.
   - Она приходила? - его словно ударило электрическим током. - Когда?
   Я рассказал.
   - Вот дура...
   - Она вела себя именно так.
   - С ней это бывает, когда выпьет.
   Несколько минут мы молчали.
   - Как тебя зовут? - спросил я.
   - Марк.
   - И чем я могу тебе помочь, Марк?
   - Разреши нам вынести труп сегодня ночью. И не говори никому об этом.
   - То есть, ты хочешь, чтобы я стал вашим соучастником?
   - Никто не узнает.
   - А если узнает? Ты действительно думаешь, что вам удастся замести все следы? Если это случилось два дня назад, то ее уже ищут. Даже, может быть, уже сообщили в полицию.
   - Сообщили. Нас с Глафирой уже допрашивали. Я сказал им, что мы в тот вечер собирались у Глафиры, а потом, часу в одиннадцатом, разошлись, и больше мне ничего неизвестно. Те же показания дала и она.
   - Нет, Марк, эта версия ненадолго удовлетворит полицию. В доме напротив, где находится магазин, я видел камеры наблюдения. Так что, следакам будет за что зацепиться, - я посмотрел на часы, потер глаза и спросил: - А тетке Глафиры что-нибудь известно?
   - Ее тогда не было дома. Она работает медсестрой и в ту ночь была на дежурстве.
   - Не лучше ли было сразу позвонить в полицию? Вы же ее не убивали. Ну получили бы за наркоту штраф или пятнадцать суток, зато совесть была бы чиста. А то засунули ее в шкаф и думаете, как бы теперь незаметно выбросить тело в мусорный контейнер от греха подальше, - я встал и прошелся вокруг скамейки. - А кто знает, может вы задушили ее тем шарфом? Почему я должен тебе верить на слово?
   - Зачем нам убивать ее? Мы были друзьями.
   - А как этот шарф оказался на кровате в спальной?
   - Не знаю. Может Глафира выронила, когда мы переносили труп.
   - Выронила на кровать? Что-то не верится.
   - Ну хорошо, - Марк тоже встал и, после небольшого колебания, произнес: - Когда Валя отключилась, мы с Глафирой ушли в спальню...
   - А вот это больше похоже на правду.
   -  Больше ни в чем я тебе не солгал. Клянусь.
   - Я-то, может, и верю тебе, но ведь я же не следователь, и не прокурор города.
   - Экспертиза покажет, что никаких следов насилия не было.
   - В любом случае, вы скрыли факт смерти, - я остановился и посмотрел на Марка. - Кроме того, есть еще одно обстоятельство: может быть, она тогда была еще не мертва и врачи смогли бы ее откачать. К примеру, летаргический сон легко спутать со смертью. 
   - Из страха, только из страха, - чуть не заплакал Марк. - Первый раз, понимаешь, в такой ситуации... И так страшно стало. А тут еще больная мать...
    Через четверть часа мы вышли из такси у подъезда дома. Чтобы не привлекать к себе внимание, мы спокойно, без спешки, порознь  поднялись на четвертый этаж. Помню, когда я дотронулся до двери шкафа, я почувствовал сильный страх и моя рука дрожала, словно в лихорадке. Наконец, собравшись с духом, я открыл ее, задвинул вешалки с какой-то одеждой и... пустота.
   - Что это значит? - повернулся я к Марку. - Ты точно знаешь, что тебе все это не привиделось? Под наркотой, я думаю, много чего можно сочинить.
   Вместо ответа ошарашенный юноша начал искать покойницу под кроватью, за занвесками, на балконе и даже в раковине.
   - Ничего не понимаю, - вымолвил он, устало опустившись в кресло.
   По моей просьбе он позвал Глафиру. Та вошла, как накануне, в черной куртке и с накрашенным лицом. Коричневые волосы были собраны в хвостик, который смешно торчал на макушке. Она села на диван, подобрав под себя ноги. Достав пачку сигарет, она сунула одну в рот и стала искать зажигалку в кармане. Я подошел, медленно взял сигарету и выбросил через форточку. 
   - Ты что хамишь! - она рассердилась и устремила на меня свои большие черные глаза.
   - Ну, давай, - сказал я, обратившись к Марку, - расскажи ей как воскресла ваша подруга.
    Марк сообщил ей, что тело Валентины исчезло, однако Глафира не поверила, так как считала, что ее разыгривают, но когда он повел ее в спальню и показал пустой шкаф, она тихо присела на кровать и еле слышно произнесла:
   - Этого не может быть.
   - А был ли мальчик? - сказал я, подойдя к окну.
   - То есть, как это? - не понял Марк.
   - Была ли здесь вообще эта девушка? Не померещилась ли она вам? А если была, то действительно ли она умерла, или, быть может, просто очнулась, открыла дверь и ушла? Я не знаком с этой вашей марихуаной, но слышал, что она способна творить чудеса. Один мой знакомый рассказывал, что после того, как он ее попробовал, он даже видел динозавров, и даже одного убил.
   - Если мы это выдумали, - опомнилась, наконец, Глафира, - то как объяснить то, что ее ищет полиция?
   Я повернулся к Марку и спросил:
   - Перед тем, как сюда придти, вы что-то пили?
   - Только пиво на лавочке.
   - Значит, были не совсем трезвые. Так я и думал. Вот и вспоминайте теперь, была ли она с вами или нет.
   - Да была она с нами! - бросила Глафира, снова доставая сигарету.
   Молодые люди сидели плечом к плечу с задумчивыми лицами. Глядя на них, я подумал о том, что меньше двух суток назад они вместе спали на этой кровате и даже не подозревали, чем для них закончится этот "банкет" по случаю дня рождения подруги...
   - Да-а, интересные дела, однако, - зевнул я, рассматривая шкаф. - У кого еще может быть ключ от квартиры? - поинтересовался я у Глафиры.
   - У хозяина.
   -  А кто здесь раньше жил?
   - Здесь жили два студента, но они съехали месяц назад. 
   - А когда хозяин оставил у вас ключ?
   - Тогада же и оставаил, когда жильцы ушли. Сам он живет в Лесосибирске. Он попросил нас показать квартиру, если кто-то придет снимать.
    Наступило молчание. Я вдруг вспомнил о запахе краски, который почувствовал, как только заселился в квартиру. От шкафа и до самого угла пол, покрытый ламинатом, был выкрашен в коричневый цвет. Я  присел на корточки и дотронулся до краски: она высохла и запаха уже не было. Площадь покраски составляла примерно два метра в длину и метр в ширину.
   - Кто здесь покрасил? - спросил я, посмотрев на удрученно сидевших молодых людей.
   - Не знаю, - ответила Глафира сквозь слезы.
   - Его покрасили недавно, так как еще вчера здесь стоял запах.
   - Кто мог это сделать? - Марк вышел из задумчивости и подошел ко мне.
   - Когда вы сюда пришли, он был покрашен?
   - Я не помню, - покачал головой Марк и посмотрел на Глафиру.
   - Я тоже, - отозвалась та.
   - Тогда постарайтесь вспомнить. Вы же провели в этой комнате какое-то время. Неужели вы ничего не заметили?
   - Это было вечером, когда стемнело. А здесь мы и свет не включали, - объяснил Марк и тут же сконфузился.
   - Ну а запах, запах-то вы должны были почувствовать!
   - Не было запаха, - неуверенно произнес Марк и снова перевел взгляд на Глафиру. - По крайней мере, я его не ощущал.
   - У меня очень хорошее обоняние. Если бы он был, я не могла его не почувствовать, - вставила Глафира.
   - В таком случае, получается, что кто-то малярничал здесь после вас, - я скрестил руки на груди и прошелся по комнате.
   - Но кто мог сюда прийти? - всплеснул руками Марк. - Хозяин далеко, ключ у тети Глафиры, никаких признаков взлома.
   - Вы точно не приходили сюда вчера?
   - Точно.
   - А почему вы в ту же ночь не вынесли труп, а решили подождать до завтра?
   - Мы так и хотели сделать, - продолжала тихо всхлипывать Глафира.  - Марк сказал, что придет в два часа ночи. Я его ждала, но он так и не появился.
   - Я как пришел домой, то сразу залег спать и проснулся только под утро. Но тогда было уже поздно что-либо сделать.   
   Из-за стены начали доноситься звуки мелодии - кто-то играл на рояле. Мне стало очень приятно слушать знакомую музыку...
   - Кто это играет? - спросил я, остановившись перед стеной.
   - Наша соседка Вера, - ответила Глафира.
   - Кто она?
   - Учитель музыки. Преподает в музыкальном училище.
  "Хоть одним глазком посмотреть бы на нее" - подумал я и отошел.   
   - Так вот, я думаю, что в этой краске и заключается разгадка, - продолжил я. - Это наша единственная зацепка. За тот промежуток времени, когда вы отсюда ушли и до моего приезда, здесь кто-то был. В этом нет никакого сомнения. И теперь нам надо узнать, кто именно?
   - О боже, что мы наделали! - зарыдала Глафира.
   Марк старался ее успокоить.
   - Ну вот, и о Боге вспомнили, а там, глядишь, и в церковь, может быть, пойдете, - произнес я.
   - Пойдем отсюда, - Марк поднялся и взял ее за руку.
   Когда они вышли, я пошел на кухню. Я планировал пообедать где-нибудь в кафе, но так как я был втянут в историю о таинственном исчезновении мертвой девушки, то пришлось поесть из того, что у меня было в холодильнике. Приготовив омлет с помидорами и колбасой, я налил в две чашки ароматного чаю и позвал Марка  разделить со мной трапезу. Проводив подругу, он воротился и задумчиво стоял в зале у окна.   
   - Ты что-нибудь знаешь о тех студентах, которые здесь жили? - спросил я, когда он присел напротив.
   - Знаю. А что?
   - Расскажи, кто они такие были.
   - Неплохие ребята. Один учился на медицинском, а другой... не помню. С этим медиком Глафира в одно время встречалась. Оба были приезжие.
   - А почему они съехали с квартиры?
   - Я слышал, что медик этот повздорил с кем-то из соседнего дома, приезжала полиция, какое-то оружие у него еще было найдено... В общем, очень темная история. Примерно месяц назад стало известно, что они отсюда уехали и квартира вновь сдается. 
   - А как долго они здесь жили?
   - Около полугода, может меньше. Точно не помню.
   Не допив чай, я встал и направился в спальню. Присев на колени, я снова начал осматривать покрашенную часть пола в надежде найти хоть что-нибудь, за что можно было зацепиться. В углу я нашел длинный волос, похожий на женский. Он был желтоватого оттенка и лежал, прилипший к краске.
   - Это ни о чем не говорит, - раздался сзади голос Марка, когда я взял его на кончики пальцев и начал рассматривать. - Он мог упасть с   головы, когда мы переносили Валю в эту комнату.
   - Меня, собственно, не этот волос заинтересовал, - произнес я и бросил его на пол. - Если бы мы вызвали полицию, то криминалист установил бы, что этой краской замазаны следы крови.
   - Какой крови? - удивился Марк.
   - А разве ты еще не понял? Кто-то вытащил из шкафа труп, положил сюда и что-то с ним сделал. А потом, чтобы замести следы, закрасил пол.
   Марк обомлел от ужаса и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза.
   - Неужели... так и было? - процедил он.
   - Похоже, что да.
   - Я не могу в это поверить. Кому это могло понадобиться?
   - Слушай, Марк, - сказал я и шагнул к нему, - может, все-таки, эта краска и все прочее - ваших рук дело? Может, ты и Глафира меня за нос водите?
   - Что ты говоришь! Мы же ее не убивали. Зачем нам таким диким образом избавляться от трупа? - Марк закрыл руками лицо и заплакал. - К тому же, если бы это было так, стал бы я перед тобой себя обнаруживать?
   Я тоже прислонился к стене рядом с ним, и в комнате воцарилась тишина, прерываемая его тихим плачем.
   - Ладно, извини, - произнес я и положил руку на его плечо. - Я тебе верю. Только, еще раз тебе повторяю: пока еще не поздно, лучше сообщить в полицию. Ты же видишь, что дело усложняется. Труп пропал. В деле появилось новое лицо, и мы не знаем, кто он и какие цели преследует. 
   - Нам следовало тогда же позвать полицию. Ты прав, мы совершили большую ошибку, - Марк вытер руками влажные глаза. - По крайней мере, труп не был бы на нашей совести. А наркотики - вздор. Возможно, отделались бы штрафом, и мать ничего не узнала бы. Но теперь поздно что-либо исправить, - он приблизился к шкафу и сильно прихлопнул дверцу. - Ну где тогда была моя голова! Как я мог так глупо поступить, словно мальчишка!
   Зазвонил мой телефон. Дядя спрашивал, как я устроился на новом месте, не скучаю ли я. Ответив на его вопросы, я добавил, что прекрасно провожу время среди новых друзей. 
   - Я тебе так завидую, - проронил Марк очень грустным голосом. - Ты скоро уедешь отсюда. А я... В любом случае, мне не уйти от ответственности.
   - Да, Марк, ты сам невлек на себя беду, - согласился я. - Но отказываясь идти в полицию с чистосердечным признанием, ты еще больше усугубляешь свое положение. Кто знает, может быть, приняв во внимание твои семейные обстоятельства, явку с повинной и сотрудничество со следствием, тебя вовсе не станут наказывать. Не отчаивайся! Все еще можно поправить. Я в этом уверен.
   Марк задумчиво ходил по комнате. Я стоял и ждал. Наконец, он остановился. На его губах блуждала еле заметная улыбка.
   - Хорошо, я пойду в полицию. Не звери же они, в самом деле. Будь что будет, - он крепко пожал мою руку. - Спасибо тебе за все. Боюсь только, что полиция не оставит тебя в покое. Сюда придут, будут допрашивать, что-то искать, могут даже опечатать квартиру.
   - Что поделаешь! - всплеснул я руками. - Расскажу все, что знаю.  Большего они не могут от меня потребовать. Не беспокойся, я дам им хорошую характеристику о тебе. И о матери твоей упомяну. Ведь, на самом деле, ты не обратился тогда в полицию из-за нее. А в этом есть смысл, и я надеюсь, что там это поймут. И еще тебе мой совет: прекрати дружбу с Глафирой. Мне кажется, что она очень плохо на тебя влияет.
   Марк ушел. Я же перешел в зал, лег на диван и стал ждать. Когда до меня доходил малейший шорох из подъезда, мне все казалось, что вот-вот полицейские постучатся в дверь и в квартире начнутся следственные действия.
   Становилось темно, но никто не появлялся. Меня начал охватывать  жуткий страх. Я встал и подошел к окну. В окнах домов уже горел свет. Внизу остановилась машина скорой помощи, однако женщина в медицинском халате и с чемоданом в руке вошла в другой подъезд.
   Я достал из холодильника яблочный сок, налил его в стакан и выпил. Потом несколько минут постоял в спальне, стараясь представить себе, что могло произойти с этим трупом в той комнате до моего приезда.
"Может быть, - думал я, - кто-то достал ее тело из шкафа, расчленил на куски и вынес в пакетах? А может, из него достали какие-то органы, чтобы продать за большие деньги? Или, возможно, кто-то надругался над ним?".
   В соседней квартире снова играли на рояле. Это была очень красивая музыка, и мне казалось, что я где-то уже слышал ее. Прислушавшись повнимательнее, я вспомнил, как однажды в Москве, в подземном переходе, какой-то парень в красной шапке, похожий на юродивого, играл ее на гармоне. Я тогда остановился, чтобы послушать ее... 
   Вдруг, совсем неожиданно, меня осенила другая мысль: "А что, если Марк не пошел в полицию?". Я тут же решил это выяснить и, одевшись, вышел. На мой стук в дверь квартиры, в которой жила Глафира, никто не отозвался. Я стоял у лестницы и соображал, что мне делать дальше. В этот момент открылась дверь третьей квартиры и из нее вышла симпатичная девушка с прямой челкой и длинными волосами. На ней было черное пальто и белый шарф вокруг шеи.
   - Добрый вечер, - поздоровалась она и прошла мимо.
   Я стоял, не смея дышать.
   - Подождите! - крикнул я и побежал за ней.
   Девушка повернулась и посмотрела на меня вопросительным взглядом.
   - Скажите, это вы так красиво играете на рояле? - робко спросил я. - Я слышал музыку через стену.
   - Да, это я, - улыбнулась девушка и спросила, не мешает ли она мне.
   - О нет, не беспокойтесь! Мне даже приятно слушать эту мелодию. Она мне очень знакома. Играйте почаще!
   - Почаще не могу, - очень вежливо ответила девушка и сделала шаг по ступеньке, - времени не хватает.
   Она ушла. Я еще с минуту постоял, будто околдованный...       
   Я знал, что в одном из тех домов, что стояли напротив, жил Марк.  Заметив несколько подростков, которые стояли у магазина, я подошел к ним. Оказалось, что они все хорошо его знали.
    Дверь открыла худая женщина с изможденным лицом. На мой вопрос, дома ли Марк, она ответила, что он с утра не приходил домой.
   - Если встретите его, - ласково попросила она, - то скажите ему, что я очень беспокоюсь и прошу его поскорее вернуться домой.
   Я пошел в сторону центра. На площади гуляло много людей. У  торгово-развлекательного центра останавливались шикарные машины, из которых выходили элегантно одетые молодые люди - местная "золотая" молодежь.
   Купив чизбургер и лимонад, я присел на скамейку. Какой-то подвыпивший мужик подошел ко мне и, достав из кармана бутылку водки, предложил с ним выпить. Когда я отказался, он выругался матом и пошел дальше, напевая стихи Есенина: "Гой ты, Русь моя родная!...". Потом ко мне подсела молодая девушка. Она вытирала салфеткой слезы и что-то искала в своей маленькой черной сумочке.
   - У вас не будет прикурить, молодой человек? - обратилась она ко мне.
   - Не курю, - ответил я и откусил чизбургер.
   Боковым зрением я замечал, что она пристально на меня смотрит.
   - Вы очень голодны? 
   Я сделал глоток "Дюшес" и повернул голову.
   - Голоден, - отвечал я, улыбнувшись, - но не очень.
   - Хотите со мной в ресторан? - предложила она. - В этом торговом центре есть хороший ресторан.
   - Вы первая девушка, которая приглашает меня в ресторан, - заметил я и выбросил пустую бутылку в мусорный бак.
   - Так вы согласны?
   - Может, завтра пойдем? - произнес я с иронией.
   Она это заметила и улыбнулась.
   - Дело в том, что там сейчас находится мой паернь со своей новой подругой. Он меня бросил сегодня, понимаете? И мне очень надо пойти туда с кем-то, чтобы этот подлец видел меня и понял, что я по нему не скучаю и продолжаю жить своей жизнью.
   - Я вас хорошо понимаю, - сказал я, посмотрев на собеседницу, - но станет ли вам от этого легче? Вы же его любите. Зачем обманывать себя?
   - Вы правы, - согласилась она и посмотрела в сторону развлекательного центра. - Однако, я должна что-то предпринять, чтобы вернуть его. Он слишком ветреный и очень скоро потеряется в мире женщин.
   - Тогда зачем он вам нужен? - сострадательно спросил я.
   - Люблю я его, - из ее накрашенных глаз потекли слезы. - Не могу без него жить. Мы расстались утром, а я уже тоскую, схожу с ума без него. Ничем не могу заняться, он все время стоит у меня перед глазами. Даже на работу сегодня не пошла. Все слежу за ним, как частный семейный детектив.
   Ветер закачал ветки липы, под которой мы сидели, и на нас посыпались листья. В темном холодном воздухе чувствовалась сырость. Едва заметный даже при свете фонарей, моросил дождик...
    Ресторан был полон, но для нас нашелся столик у окна. Амалия (так звали мою знакомую) уже заметила своего возлюбленного, но старалась не обращать на него внимания. Тот действительно сидел в компании очень миловидной блондинки и, видимо, рассказывал ей что-то очень смешное, так как девушка поминутно хихикала. Амалия старалась тоже не отставать и, куря одну сигарету за другой, поведала мне о своих путешествиях в разные страны.
   - А ты знаешь, - говорила она, пригубив бокал вина, - что в Вашингтоне меня чуть не арестовали, приняв за русскую шпионку. Да-да, эти тупые американцы перепутали меня с одной хорваткой, которая, якобы, работала на нашу разведку. Только через семь часов, благодаря вмешательству дипломатов, меня отпустили. Я тогда почувствовала такое облегчение, будто я провела у них в плену целые годы.
   - А я совсем не выезжал из страны, - признался я, разрезая ножом куриное филе. - Если честно, меня особо и не тянет за границу. Я предпочитаю путешествовать по России.
   - Мне больше понравилась Южная Корея. У них там все на электронике. Какие у них города! А деревни - это тот же центр Москвы, только почище.
   Мне это стало так смешно, что я засмеялся. Видя, что тот на нас поглядывает, Амалия тоже закатилась смехом.
   Когда он проходил мимо, она удвоила свое внимание ко мне.
   - Пей, мой милый, пей! - забарабанила она, схватив бутылку вина и наполняя бокалы. - Нас сегодня ждет чудесная ночь. Мы сначала поедем в театр, а затем ко мне.
   Я еле удержался от смеха. Ее притворство было таким явным и примитивным, что даже сидевшая за соседним столиком пожилая пара могла догадаться о том, что в этой пьянеющей женщине говорит лишь обычная женская ревность.   
    Когда "Казанова" вернулся, к их столику подошла девушка в зеленом берете и начала что-то говорить.
   - О боже, что эта дура тут делает! - произнесла Амалия, сжимая в руке салфетку.
   - Кто она? - спросил я.
   - Его бывшая подруга.
   Присмотревшись, я узнал в ней Глафиру. Она на секунду присела, потерла руки и, взяв стоявший перед блондинкой бокал шампанского, залпом его осушила. Потом что-то сказала, как мне показалось, в ультимативной форме, и спокойно вышла из ресторана. Тот сначала успокоил девушку, которая начала подносить салфетку к глазам, а затем выбежал вслед за Глафирой.
   - Теперь с ней ушел, - Амалия тихо зарыдала.
   У меня же появились кое-какие догадки, и я спросил:
   - Он студент?
   - Да, - отвечала та сквозь слезы.
   - Как его имя?
   - Филипп.
   - Учится на медицинском?
   - Да, - удивилась она. - Откуда ты знаешь?
   - Вот что, - сказал я, отставляя бокал, - ты постарайся успокоиться, а я пойду посмотрю, что там происходит.
   - Да-да, посмотри! - только и смогла выговорить убитая горем девушка.
   Как только я вышел в коридор, я достал телефон и остановился чуть поодаль от беседовавшей пары. Стоя к ним спиной, я делал вид, что  пишу сообщение на телефоне. Рядом с ними была какая-то дверь и оттуда доносился какой-то шум, словно там работал пылесос или электрогенератор. Из-за него я не смог расслышать их разговор. Однако, через минуту, когда наступила тишина, мой слух уловил последние слова Филиппа: "- Не беспокойся, Марка я возьму на себя". 
   Глафира, поправляя берет, пошла к выходу. Я вернулся к Амалии.
   - Ну, о чем они говорили? - набросилась она на меня.
   - Не волнуйся, Амалия, все в порядке. Он сказал ей, что любит тебя и послал ее "далеко-далеко, где дороги заносят метели".
   - И как ты узнал, что он имел в виду меня, а не эту шлепохвостку, которая сидит с ним и ржет, словно старая кляча?
   Я подумал и сказал первое, что пришло на ум:
   - Я понял это по его глазам.
   Амалия встряхнула пепел и пристально взглянула на меня.
   - Не надо мне рассказывать басни, и без того тяжело.
   Вдруг Филипп и его пассия встали и быстро вышли из ресторана. Я вспомнил его слова о том, что Марка он берет на себя.
"Марк в опасности" - снова промелькнуло у меня в голове.
   На всякий случай я узнал от Амалии его адрес.
   - Только без глупостей, - предупредила она, качая головой и направляя на меня свой указательный палец. - Учти, я хорошо запомнила твое лицо. Если его хоть пальцем тронешь, я тебя уничтожу. Я сама с ним разберусь. Он мой.
   - Прекрасно, - отвечал я, вставая, - разберись сама. А теперь позволь проводить тебя до такси. Мне кажется, что последние два бокала были лишними.
   Амалия едва стояла на ногах, так как выпила почти всю бутылку вина. Она сопротивлялась, кричала и даже грозила сообщить в полицию, если с его Филиппом что-то случится. Кое-как усадив ее в такси, я вышел на проспект и стремглав отправился домой.
    У меня не было сомнений в том, что Глафира ведет двойную игру. Возможно, что при помощи своего бывшего любовника она избавилась от трупа и скрыла это от нас с Марком. Но зачем? Ведь, по словам Марка, они в ту ночь именно это и собирались сделать. Тут было что-то другое. Тут произошло нечто более серьезное, чем вынесение трупа из квартиры. И надо было срочно разыскать Марка и узнать, почему он не обратился в полицию, рассказать ему о встрече Глафиры с Филиппом и о своих плохих предчувствиях. 
   На мне были кроссовки, так что бежать мне было удобно. Проспект был мокрым, и в нем отражались огни машин и столбовых фонарей. На мгновение показалась луна и снова скрылась за черными облаками. Было приятно сознавать, что я молод, силен и у меня почти вся жизнь впереди...
   Прибежав во двор, я сразу бросился к подъезду, в котором жил Марк. Кто-то тихо, почти бесшумно шел впереди меня. В темноте я мог различить лишь силуэт, но когда свет упал на его лицо, я узнал Марка. Он шел с опушенной головой, словно на казнь.
   На мой вопрос о том, ходил ли он в полицию, Марк ответил, что Глафира попросила его немного подождать, так как она накануне колола себе наркотик и если при освидетельствовании это обнаружится, то у полиции к ней будут дополнительные вопросы.
   - Все равно надо было пойти, - сказал я, оглядываясь по сторонам. 
   - А как же Глафира? Я не хочу подставить ее.
   Тут я рассказал обо всем, что видел и слышал в ресторане.
   - Странно, - задумчиво произнес Марк.
   - Мне кажется, что она причастна к исчезновению трупа. С этим Филиппом она что-то замышляет. Как бы там ни было, одно я знаю точно: ей не выгодно, чтобы ты рассказал все полиции.
   - Я пойду к ней, - он сделал шаг, однако я остановил его.
   - Ты такой наивный, Марк, и поэтому тебя легко использовать. Самое разумное, что ты можешь сделать теперь - это пойти в полицию, пока не поздно, пока еще можно что-то исправить. 
   Марк вздохнул и посмотрел на часы. 
   - Хорошо, я так и сделаю, только зайду к матери, - тихо произнес он и скрылся в подъезде.
   Я расстегнул куртку, так как из-за бега изрядно вспотел, и стал ждать.
   Ветер слабо шевелил ветви молодой березы. Бледно-голубая луна тихо плыла за обломками рассеявшейся тучи... 
   Прошло четверть часа, но Марк не было. Я подождал еще пять минут и зашел в подъезд. Стояла тишина. Свет горел только на втором этаже. Я стал подниматься дальше и, чтобы получше видеть ступеньки, включил фонарик на телефоне. Когда я дошел до межлестничной площадки между четвертым и пятым этажами, я заметил Марка, который лежал на правом боку у стены. Вся его грудь была в крови. Я пощупал пульс. Он был мертв...
   Не стану описывать охвативший меня ужас. Когда я позвонил в полицию, то дрожал, как в лихорадке и говорил с трудом, хриплым голосом.
   Вернувшись домой, я сел на диван и схватился за голову. Случившееся настолько поразило меня, что я не мог сосредоточиться и подумать о том, что мне делать дальше. Мои плохие предчувствия оправдались. Я не смог защитить Марка. Что должно было произойти с этим злосчастным трупом, чтобы из-за него так жестоко расправиться с совершенно невинным человеком? Мои подозрения падали на Филиппа. Я слышал его слова. В них заключалась угроза для Марка. Поэтому я и хотел, чтобы он как можно скорее обратился в полицию. Но преступник оказался умнее. Он поджидал его в подъезде. За те четверть часа, что я стоял во дворе, из подъезда вышли несколько человек. Возможно, среди них был и убийца. Ему удалось ускользнуть почти незамеченным.
"Бедная мать! Какое великое горе ее постигло, - думал я, прислонившись к окну. -  Она весь день ждала возвращения сына, но так и не дождалась. Лишь несколько шагов отделяли Марка от двери, за которой была его мама... Он так боялся, что его арест убьет ее. А теперь?".
   Я прилег на диван и опустил руку на горячий лоб. Болела голова. Чувствовалась усталость во всем теле. Бесконечный поток мыслей бередил душу. Так пролежал я около десяти минут.
   Вдруг на стене замигал синий цвет. Я встал и снова посмотрел в окно. У того подъезда стояли люди и полицейский "УАЗ". Подъезжала машина скорой помощи...
"Что мне делать? - думал я, глядя в ту сторону. - То, что мне известно, может помочь полиции раскрыть эти преступления... Пойти и дать показания? Да, так будет правильнее. Теперь, когда Марка нет, я просто обязан это сделать. Это мой долг".
    Был одиннадцатый час. Я неторопливо оделся и хотел выйти, но, к моему удивлению, заметил, что дверь была приоткрыта. Я точно помнил, что закрывал ее за собой. Вдруг мне показалось, что сзади   кто-то стоит. Я включил свет и резко обернулся...
   Когда я очнулся, то обнаружил себя лежащим на полу с завязанными за спину руками. Передо мной, облокотившись на спинке стула, сидел какой-то человек. Сначала я зажмурился от яркого света, а когда вновь открыл глаза, то сразу узнал в нем Филиппа. 
   - Привет, - сказал он и поднял руку вверх.
   - Что тебе нужно? - еле смог я выговорить после кашля.
   - Если честно, то мне нужно твое сердце, - он достал из кармана шаветку с деревянной рукояткой и стальным держателем. - Тебе не будет больно, поверь мне. Когда я начну его извлекать, ты уже не будешь иметь ничего общего с этим миром.
   Признаюсь честно, после этих слов я ощутил никогда еще не испытанный страх. И никогда еще я не оказывался так близок к смерти, как в эти горестные для меня минуты. Мысль о том, что через несколько минут меня, возможно, не станет, стала для меня настолько правдоподобной, что я вспомнил своих умерших родителей, друзей, дорогого и любимого дядю, родной город, где было так хорошо и безопасно... Я осознал всю беспомощность своей ситуации, в которой у меня не было ни малейшего шанса на спасение.   
   - Так, значит, это ты похитил труп Валентины? - произнес я, смирившись с неизбежностью.
   Филипп задумчиво улыбнулся, проверяя пальцем остроту своего "инструмента".
   На вид ему было около двадцати пяти лет. Его высокий рост,   спортивное телосложение, зеленые, выразительные глаза, смотревшие, впрочем, очень грустно, придавали ему достаточно привлекательную внешность, по которой никак нельзя было догадаться о темной стороне его личности.
   - А ты сообразительный, - он дотронулся лезвием до кончика языка. - Я вырезал только почки, все остальное было негодным, так как она была конченной наркоманкой. Затем я расчленил ее тело, выкрасил пол, чтобы замести следы, и отвез останки за город и выбросил бродячим собакам. 
   - Зачем тебе понадобились ее почки?
   - За них мне давали хорошие деньги. А за твое сердце дадут еще больше. Кстати, у тебя нет никаких хронических болезней? Это важно заранее знать.
   - Что ты за человек? Как ты можешь так жить? - нервно выдавил я. 
   - Что поделаешь? Хочешь жить - умей вертеться. Вот я и верчусь, как умею.
   - Убиваешь людей и продаешь их органы? Так ты зарабатываешь?
   - Ты знаешь, один очень уважаемый профессор говорил, что не видит никакой разницы в том, чтобы разделать труп человека или тушу барана. Это почти одно и то же, - он усмехнулся, аккуратно сложил и снова раздвинул шаветку. - Ты спросишь: А душа? А я отвечу: Где она? Я вот сколько ни копался во внутренностях людей, нигде ее не нашел. Может, лгут нам попы, говоря, что у человека, якобы, есть душа? Вот что для меня странно: почему некоторые доктора верят в какую-то мифическую душу, бессмертие, райские сады? О как это им не простительно! Неужели они не видят, что строение тела у лягушки ли, у птицы ли, у человека ли - совсем одинаково. Все мы - насекомые, рыбы, звери, люди состоим из одних и тех же химических элементов. Все мы рождаемся, живем и умираем по одним и тем же биологическим законам, которые одни называют божьими (они совсем тупые), а другие - природными (эти более близки к правде).
   - Зачем ты убил Марка? Чем он был виноват перед тобой?
   - Он хотел пойти в полицию, а мне это было невыгодно.
   - Но ведь он не знал, что ты замешан в этом деле.
   - Как не знал? - Филипп посмотрел на меня суровым взглядом. - Ты же из ресторана сразу побежал к нему, чтобы все рассказать. Я еще там догадался, что ты подслушал наш разговор с Глафирой. Уж очень подозрительно ты возвращался к столику вслед за мной. Потом ждал тебя в машине, и когда ты вышел с этой козой и посадил ее в такси, побежал за тобой.
   - Значит, ты слышал, о чем я говорил с Марком, - с досадой произнес я.
   - Не слышал, - отрезал он и почесал затылок. - Марк сам мне во всем сознался, когда я приставил нож к его груди. Но ты, однако, не вини себя в его смерти. Все равно он был для меня опасен. Он дружил с Глафирой, а эта набитая дура могла в любое время ему проболтаться под наркотой.
   - Она погубила Марка... и меня тоже, - тихо прошептал я, и скупая, давно просившаяся наружу слеза, потекла по моей щеке.
   Филипп посмотрел на часы и продолжил:
   - Она была очень напугана всем этим и рассказала мне о случившемся. Я же обещал ей помочь избавиться от трупа, так как у меня возник свой интерес в этом деле. Но она не в курсе, что я с ним сделал перед тем, как вынести его отсюда. А вам она не могла ничего сообщить, потому что я под страхом смерти запретил ей кому-либо говорить о моем участии в посмертной судьбе этой несчастной девушки.
   - Если Глафира так безнадежна, она может проболтаться кому угодно! - почти закричал я.
   - Может, но надеюсь, что не успеет, - с ноткой сожаления произнес Филипп. - На следующей неделе я обещал ее печень одному очень богатому москвичу.      
   - Неужели у тебя нет ничего святого в этой жизни?
   - Есть - борьба за существование.
   - Право убивать других - это ты имеешь в виду?
   - О, как ты глуп! Как ты можешь не понимать, что это самое естественное право человека? И не только человека. Когда паук поедает паука, акула акулу, медведь медведя, мы же не оспариваем их право на это, не говорим, что это плохо. А человек точно такое же животное, что и все перечисленные, с теми же инстинктами, с тем же неиссякаемым желанием добиться лучшего места под солнцем.
   - Если признать за человеком право убивать себе подобных, то к чему это в конце концов приведет? Люди уничтожат свой род.
   - Нет, произойдет естественный отбор и останутся только сильные особи, - Филипп поднял палец вверх, и глаза его засверкали. - Так и происходит в животном мире. Так должно быть и среди людей.
   - И ты хочешь попасть в число этих особей?
   - Все хотят туда попасть. И ты не исключение. Просто из-за разных ложных взглядов на жизнь как совесть, мораль, религия и прочее, не все это сознают, как надо.
   - Ты сумасшедший, тебя надо лечить, - сказал я в отчаянии, тщетно пытаясь высвободить туго завязанные руки. - Ты начитался Дарвина и решил, что человек тоже животное. В тебе не осталось ничего человеческого. Ты убил в себе Бога.   
   - Да хватит тебе гавкать! - Филипп встал и ногой отодвинул стул. - Лучше скажи, как хочешь умереть? Если желаешь, чтобы все закончилось быстро, могу перерезать тебе горло, а если предпочитаешь немного помучиться, то я предлагаю начать с небольших порезов на животе. Только предупреждаю: ножа у меня    нет. Я его выбросил, как улику. Но зато есть вот эта шаветка. Я ею одного студента зарезал. Прекрасная вещь, - он достал смартфон, прочитал принятое сообщение и положил его обратно в карман. - Ну так как? Молчишь? 
   Он взял мой шарф, висевший на вешалке... Я изо всех сил сопротивлялся, резко поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Присев мне на грудь и крепко обхватив голову, он дважды обмотал мне рот и сзади крепко завязал шарф в узел.
   - Ну вот, все готово, можно начинать, - с этими словами Филипп приподнял мой свитер до самой груди и резко полоснул бритвой по животу.
   Появилась тонкая кровавая линия. Меня захлестнул дикий страх, и я изо всей силы закричал. Однако, мой крик не мог быть услышан за пределами квартиры. Я был обречен, и я это понимал.
   - Что ты кричишь, как девочка? - мой истязатель замахнулся и больно ударил меня кулаком по лицу. - Терпи! Будь мужчиной! Подумай о Глафире, с которой я живьем вырежу печень...
   Я до сих пор не могу понять, почему у меня, который находился между жизнью и смертью, в тот миг могли появиться такие мысли. Я вспомнил, как в далеком детстве, когда мне было лет пять или шесть, я украл у соседского мальчика калейдоскоп, а придя домой, всем рассказывал, что мне его подарили. Человеку свойственно перед смертью сожалеть о совершенных в течении жизни дурных поступках, и, естественно, на моем счету они тоже были. Но почему-то я вспомнил именно этот случай, который давным-давно позабыл. Это неожиданно всплывшее из памяти воспоминание было настолько ярким, что я ощутил даже запах пластмассы, из которой был сделан корпус этого калейдоскопа.
   Филипп, наслаждаясь своим занятием, снова полоснул меня чуть ниже прежнего пореза. Острая боль прошла по всему телу. Казалось, что вот-вот мои внутренности выйдут наружу. Я кричал, бился ногами, напрягал все свои силы, чтобы вырваться, но ничто не могло мне помочь. Когда я увидел свой живот, который был весь в крови, я понемногу начал терять сознание.
   Раздался звонок в дверь. Филипп посмотрел в глазок и оттащил меня в спальню, где я через минуту услышал шум открывающейся двери. Филипп с кем-то разговаривал...
   Так как в спальне было темно, я ничего не мог видеть, но чувствовал, что продолжаю истекать кровью. Мне становилось трудно дышать, мои глаза слипались...
   Все, что произошло дальше, мне представлялось как во сне. Я помню, как кто-то хлопал меня по щекам, как меня несли по бесконечной лестнице, как меня куда-то везли, поднимали, опускали, заносили. Самое последнее, что я помню, это был человек весь в белом, словно ангел, а за ним свет, показавшийся мне очень ярким, словно я был на небе, поближе к солнцу...

   Прошло два дня. Я лежал на больничной койке, закинув руки за голову. За окном был виден кирпичный забор и ветки калины, запорошенные снегом.
   Стоявшую в палате тишину нарушил мой мобильник, - он громко завибрировал и чуть не упал с тумбы.
   - Я уже в городе, - прозвучал голос дяди. - Как ты? Держись, я скоро приеду!
   Я ответил и положил трубку. Вошла медсестра.
   - Как самочувствие? - спросила она и взяла шприц.
   - Хорошо, - все еще слабым голосом ответил я.
   - К вам пришла посетительница, - сообщила медсестра, сделав укол. - Доктор велел ей подождать. 
   - Кто она?
   - Наверное, ваша девушка.
   - Но у меня нет девушки.
   - Значит, кто-то из знакомых, - медсестра улыбнулась и вышла.
"Кто это может быть? - подумал я. - Неужели Глафиру выпустили? Вряд ли. Тогда кто? Может, Амалия?".
   Пришел доктор.
   - Ну-с, молодой человек, как ваши дела? - произнес он и осмотрел мою рану. - Так-так, очень хорошо. Замечательно. Вас можно скоро выписать. Только старайтесь поменьше ходить.   
   Все, что произошло после того, как я потерял сознание, я узнал от следователя, который приходил ко мне на следующий день после моей госпитализации. Телефон Филиппа, который лежал у него в кармане, от механического воздействия на сенсорный экран отправил вызов на номер Глафиры, которая в это время находилась дома в своей комнате (Пользователи мобильных телефонов знают, что такие случаи, хотя и очень редко, но бывают. Уникальность этого случая заключается в том, что он произошел именно в тот момент, когда я уже успел мысленно проститься со всем земным и мне оставалось жить лишь считанные минуты. Действительно ли меня выручил редкий и счастливый случай или же мне помог Бог - не знаю, но как человек верующий, я всегда буду усматривать в этом промысел Всевышнего). Она слышала разговор Филиппа, в том числе и то, что он говорил про нее. Под предлогом того, что она хотела предупредить меня о том, что ко мне собираются прийти из полиции по делу об убийстве Марка, она позвонила в дверь. Здесь, кстати, замечу, что согласно показаниям Глафиры, она не знала, что Марку угрожает смерть. Она надеялась, что Филипп лишь припугнет его, чтобы отбить у него охоту идти в полицию. Однако, когда она узнала о смерти друга, ей не трудно было догадаться, кто приложил к этому руку. Услышав по телефону дальнейшие планы своего бывшего любовника, она еще сильнее испугалась и решила во что бы то ни стало помешать ему убить меня. Филипп разгневался, когда она соврала о полиции. Он отвернулся к стене и начал думать, что предпринять дальше. Тем временем девушка достала из-за пазухи кухонный молоток и изо всей силы ударила его по голове, отчего тот потерял сознание. Через несколько минут приехала полиция, а за ней и скорая.
   К счастью, моя рана оказалась не опасной, однако я потерял много крови. В ту же ночь мне зашили живот и сделали переливание донорской крови.
   Вошла Амалия - стройная, красивая и вся в черном, словно пришла на похороны.
   - Мне очень жаль, - сказала она и погладила меня по голове. - Я не могла в это поверить. Все эти дни я была в шоке. Только вчера узнала, что парень, которого Филипп хотел убить, это ты. Тебя показывали по телевизору.
   Она придвинула стул и присела.
   - Он увлекся какой-то опасной идеей, связанной с борьбой за существование, - сказал я, когда небольшая боль в животе, вызванная кашлем, утихла. - Он считает, что сильные люди могут убивать слабых, чтобы добиться лучшего места под солнцем. Убить человека для него так же естественно, как и зарезать курицу, чтобы сварить суп. И с такими страшными мыслями в голове он ходил на учебу, дружил со сверстниками, влюблялся в девушек, обнимал, возможно, свою мать, когда возвращался домой... - я посмотрел в потолок и немного помолчал. - О Боже, сколько же людей он умертвил, чтобы продать их органы?
   -  Я не знаю, - на глазах Амалии заблестели слезы.
   - Понимаю, как тебе сейчас тяжело, - постарался я приободрить несчастную девушку. - Со временем ты его забудешь и найдешь другого, который будет достоин тебя. Время все лечит.
   - Все ли? - с трудом выдавила она.
   - Все, - уверенно подтвердил я. - Когда я потерял в авиакатастрофе родителей и младшую сестру, я чуть не покончил жизнь самоубийством. Мне тогда казалось, что я никогда больше не смогу жить по-прежнему. Однако, прошла одна неделя и я постепенно начал кушать, прошли две недели и я начал выходить на улицу, а через месяц, когда мой друг рассказал мне один очень смешной анекдот, я даже посмеялся. Прошли три месяца и я уже сидел у речки со своей новой подругой, - я тихо положил свою ладонь на ее тонкую, холодную руку. - Потеря близкого человека еще не означает конец. Надо жить дальше.
   Амалия встала и грустно посмотрела на окно.
   - Я не смогу его разлюбить, - твердо произнесла она, и из ее глаз потекли горькие слезы. - Пусть он убийца и злодей, но он заслуживает того, чтобы искренно раскаяться и получить прощения. Я верю, что он так и сделает. Я посвящу этому всю свою жизнь и поеду за ним, куда бы его не отправили. Буду жить там, ходить на свидания и каждый день молиться о том, чтобы Бог избавил его от этих суровых испытаний.
   - Что ж, - вздохнул я и постарался улыбнуться, - надежда есть всегда. Удачи тебе, Амалия! Да хранит тебя Бог!
   Она нежно поцеловала меня в лоб и тихо вышла.
   Через полчаса снова пришел следователь. Ему нужно было уточнить некоторые детали и сопоставить их с показаниями Глафиры.
   - Что с ней будет? - спросил я, когда он складывал протокол в папку.
   - Кроме употребления наркотиков, мы пока ничего предъявить ей не можем, - старший лейтенант взял фуражку и встал. - Если больше ничего не обнаружится, то, скорее всего, ее отпустят. Она, оказывается, еще несовершеннолетняя. В ее положении это имеет значение. К тому же девушка совершила добрый и смелый поступок - спасла вас от неминуемой смерти. Все это ей, безусловно, зачтется.
   - А мать Марка? Как она?
   - Она вчера умерла в этой больнице.
   На пороге он обернулся, надел фуражку и прибавил:
   - А все-таки эти смартфоны иногда творят чудеса!
   Я с трудом встал и подошел к окну. Кругом лежал снег. Воробьи резвились на еловых ветках. Какая-то веселая дворняжка от души бегала по снегу, то падая, то поднимаясь вновь. А за забором кипела городская жизнь: пешеходы, машины, магазины, реклама...
"Еще два дня назад я был уверен, что моя жизнь закончилась и у меня не будет даже могилы, которая свидетельствовала бы о том, что под ней лежит человек, который когда-то существовал на свете, - думал я, глядя на "хризантемы", которые расцвели за ночь на серебряном от инея окне. - Я был на краю смерти и понимал это, и был готов к этому. И вот теперь я стою здесь, а за этой оградой меня вновь ожидает жизнь, со всеми ее радостями и невзгодами. Однако, эта жизнь уже никогда не будет прежней. Кто знает, может, телефон Глафиры зазвонил не случайно? Может, это действительно был звонок от Бога, и Он хотел таким образом спасти меня? Я буду в это верить. Я обязан доказать всей своей оставшейся жизнью, что я был достоин этого. Каждый миг моей жизни должен быть осмысленным, каждый поступок - добрым и полезным. Я должен постоянно помогать людям, делая для них все, что я могу и что в моих силах. А в остальном поможет Господь - и мне, и каждому...".
   Из коридора все отчетливее начали доноситься звуки знакомой мелодии. Кто-то играл на скрипке. Медленно, словно боясь вспугнуть, я подошел к двери и, немного прислушавшись, открыл ее... Передо мной, улыбаясь, стояла моя соседка. Поиграв еще с минуту, она опустила смычок, а скрипку прижала к груди.
   - Вы? - робко спросил я.
   - Я слышала о случившемся и решила поддержать вас, - сказала она своим мягким, нежным голосом.
   Я не знал, куда деться от счастья и на миг забыл, где нахожусь.
   -  Мне приходилось и раньше слышать эту музыку, но я так и не узнал, как она называется и кто ее автор.
   - Она называется "Призрак оперы", а написал ее французский композитор Ричард Клайдерман.
   - Какой хороший музыкант этот Клайдерман.
   - Да, очень хороший, - согласилась девушка, заправляя волосы за ухо.
   По коридору шел дядя своей размашистой походкой. Как было приятно видеть после всего пережитого его доброе и до боли знакомое лицо.
   - Это я во всем виноват, - сказал он, крепко обнимая меня. - Прости, если можешь.
   - Нет худа без добра, дядя. Я ни о чем не жалею. Я даже рад, что так сошлось, иначе, я бы никогда не встретил... - я запнулся, поймав себя на мысли, что еще не успел узнать имя моей новой знакомой.
   - Вера, - подсказала та и взяла мою руку.
   - Как, при таких делах ты еще девушке голову вскружил? - усмехнулся дядя, поглаживая свои седеющие усы.
   - Нас связала музыка, - крепко сжимая руку Веры, ответил я.
   _______________________________________
   
   Я не уехал тогда с дядей и остался в этом городе, которого, несмотря ни на что, успел полюбить за те несколько дней. К тому же, я встретил здесь настоящую любовь...
   Через два месяца мы с Верой поженились. Я нашел работу таксиста и вот уже два года с удовольствием рассказываю приезжим пассажирам о достопримечательностях нашего города. Здесь, в небольшом сибирском городе, я обрел смысл своей жизни. А ведь той незабвенной осенью я просто ехал в гости к дяде и совсем не предполагал, что эта поездка круто изменит мою судьбу. Правду говорят люди, что жизнь иногда сама решает за нас. За меня она решила точно.
   Иногда, когда мне становится грустно, я прихожу к тому дому и, сидя на скамейке во дворе, предаюсь воспоминаниям. Когда я вижу чей-то силуэт в окне той квартиры, мне кажется, что это Марк смотрит на меня своим красивым, задумчивым взглядом...
   Да, странно устроена наша жизнь. Был человек, и нету его, и никогда больше не будет. Остается лишь память, которая когда-нибудь тоже пройдет. И тогда наступит полное забвение.
   Человеку нужна вера. Без нее слишком трудно жить. И те, кто считает, что им она не нужна, будут нуждаться в ней больше остальных. Так, видимо, Бог дает нам понять, что Он есть, и что о Нем всегда надо помнить...