Вольфенштайн миссия наследие

Clandestinus

«ВОЛЬФЕНШТАЙН»: МИССИЯ «НАСЛЕДИЕ»

ПРОЛОГ

15 марта 1946 г., США, пригород Вашингтона

Уильям Джозеф Блацкович, кадровый сотрудник Центральной разведывательной группы, наслаждался двухнедельным отпуском на собственной вилле. После ответственной и долгосрочной работы, во время которой он – совместно с другими специалистами – вёл длительное следствие по делам гитлеровских перебежчиков, начальство решило сделать ему вполне заслуженный подарок – и наградить увольнительной… Событие месячной давности – Нюрнбергский процесс – потрясшее весь мир, стало последним аккордом, завершившим и закрепившим окончательную победу над нацизмом; все высокопоставленные военные преступники, причастные к развязыванию человеконенавистнической бойни, получили по заслугам…
Блацкович, получив увольнение, решил использовать его на штудии архитектурного наследия человечества – предмета, к которому он стал тяготеть ещё с сорок третьего года, когда впервые увидел замок «Вольфенштайн» и древние тулеанские катакомбы под Вульфбургом. Поэтому он, приобретя в букинистическом магазине несколько томов по истории архитектуры, почти на две недели безвыходно закрылся на своей вилле, изучая тонкости возводимых человечеством сооружений – от шумерских зиккуратов и древнеегипетских пирамид до современных американских небоскрёбов… Ему никто не мешал; даже телефон, стоявший на столе в его рабочем кабинете, ни разу не потревожил разведчика.
Отпуск близился к завершению: в запасе Блацковича оставалось два свободных дня. Сегодняшним вечером, когда он сидел с книгой у камина, ему вспомнились события трёхлетней давности: замок «Вольфенштайн» и древние тоннели под «Осквернённой церковью» – первое из заданий, благодаря коему он узнал о существовании таких чудес, в которые ни за что не поверил бы, не доведись ему увидеть их собственными глазами… После он вспомнил события сорок четвёртого года, когда он был заброшен в Айзенштадт – и сумел нейтрализовать нацистскую программу «Нахтзонне»… Перед глазами его прошла вереница друзей, которые пали смертью героев, помогая ему решать поставленные перед ним задачи: Фрэнк Уэбли, Фергюс Рид, Каролина Беккер… Блацкович расчувствовался – и, отложив книгу, подошёл к секретеру; налив рюмку виски, он закрыл глаза – и ещё раз увидел лицо каждого из агентов, партизан, учёных: всех тех, кто отдал жизнь за торжество победы… После он ощутил, что ему ужасно хочется отдохнуть от чтения – и перешёл из рабочего кабинета в спальню, где рухнул на кровать, даже не раздеваясь; обернувшись лицом к потолку, он увидел, что над ним возникло голубовато-зелёное свечение. «Это же надо! – удивлённо подумал Блацкович, ощутив полную неспособность пошевелиться. – Всего после одной рюмки проваливаюсь в сон!» Внезапно свечение полыхнуло ослепительным белым пламенем – и поглотило обездвиженного человека…

16 марта 1946 г., Третий Райх, территория аннексированной Австрии

Американец открыл глаза: над ним был бревенчатый потолок. Только совсем не тот, какой он привык видеть последние пару недель… Он приподнялся на локтях – и увидел, что находится в совершенно незнакомом помещении: маленькая каморка напоминала чердачную мансарду, уставленную по стенам пыльными мешками да ящиками; сам он лежал на полу, неподалёку от двери – из-за которой, кстати сказать, он немедленно услышал голоса. «Что за чёрт?! – Блацкович поднялся на ноги – и, сделав шаг к выходу, осторожно приоткрыл дверь; деревянная лестница с перилами уходила вниз, голоса стали слышнее. – Куда это меня занесло?! Не пора ли тебе проснуться, Би Джей?!» Стараясь не производить лишнего шума, он спустился по лестнице – и если не держался бы при этом за перила, то просто осел бы прямо на ступеньки: в открывшейся его взгляду комнате он увидел живых и невредимых Фрэнка Уэбли, Фергюса Рида и Каролину Беккер, сидевших за столом и горячо спорящих друг с другом!
- …не стала бы рисковать даже одним человеком, - на повышенных тонах вещала женщина, потрясая пальцем перед лицами слушателей. – Поскольку не вижу в этом никакого здравого смысла!
- Но, Каролина, тебе известны наши возражения! – сопротивлялся Фрэнк, легонько отводя её руку. – Только из Падерборна можно совершить задуманное – и лишь при поддержке падерборнского сопротивления!
- Прошу прощения! – прервал их Блацкович, делая на нетвёрдых ногах шаг в комнату. – Я тут немного заблудился во сне, не подскажет ли кто-нибудь выход?!
Троица немедленно прекратила споры – и люди тут же обернулись на прервавший их голос; Блацкович увидел на их лицах столь неподдельное изумление, что осознал совершенную бесцельность дальнейших расспросов. «Не ущипнуть ли себя? – подумал он, разглядывая эту немую сцену. – Говорят, подобная штука помогает проснуться…» Но мигом спустя настала его очередь удивляться: Уэбли и Рид, будто по команде, недоумённо раскинули руки, а Каролина легонько ахнула, прикрыв ладошкой рот – и бросилась ему на шею, попутно роняя стул, на котором сидела секундой до этого! Диверсант, хоть и не ожидавший подобного приёма со стороны давно умерших друзей, не растерялся – и обнял женщину, уткнувшуюся лицом ему в грудь; чувствуя её дыхание, он и остальные в комнате ясно расслышали её громкий шёпот:
- Жив! Жив! А мне никто не верил!
- Простите, конечно, друзья, мне очень приятно вас видеть, - начал было Блацкович, даже не пытаясь отстраниться от едва не ломавшей своими объятиями его кости Беккер и обращаясь, по большей части, к мужчинам. – Пусть во сне, но это всё равно здорово!
После этих его слов Фергюс и Фрэнк также подскочили к Блацковичу, хватая его за плечи; прикосновения их были не менее реальными, чем объятия Каролины, ни на миг не ослабившей хватки. «Если я сплю, то весьма крепко, - решил американец. – Что же, чёрт возьми, происходит?!»
- Как ты сюда попал, Блацкович?! – произнёс, наконец, Уэбли. – Я имею ввиду, в Падерборн?!
- И где тебя столько времени носило, Би Джей? – добавила Каролина, в глазах которой стояли слёзы. – Они, между прочим, - она кивнула на мужчин, - давно похоронили тебя, а я верила…
- Постойте, постойте! – Блацковичу стоило немалых сил, чтобы вырваться из объятий окончательно. – Давайте-ка по порядку: кто кого похоронил, сколько времени спустя и тому подобное… Я же не удивлён, что вы сами живы – просто принимаю этот сновидческий факт… И не задаю глупых вопросов, на каком основании так случилось…
После сказанного все трое молча воззрились на него; первым нашёлся Фергюс – он потёр лоб – и произнёс:
- Странно… Ты появился в Падерборне в самый необходимый для нас момент – и, прости, пожалуйста, с начисто отшибленной памятью! Иначе я никак не могу объяснить твоё поведение, - он посмотрел на друзей, скорчив неподдающуюся описанию гримасу.
- Да и как ты вообще тут оказался, Би Джей? – спросила Каролина. – Окна второго этажа заколочены, а пройти мимо нас незамеченным ты просто не мог…
- Ладно, попробуем сначала! – привычно перехватил инициативу Блацкович, указывая рукой на стулья. – Итак, сейчас мы дружно устроимся за столом – и спокойно поговорим обо мне и моей памяти… Да и о вас самих, кстати! – улыбнулся он, пока все рассаживались по местам.
- А что о нас-то говорить? – ухмыльнулся Уэбли. – С нами-то как раз всё в полном порядке!
- Я это вижу, - кивнул американец. – Но вот моя отшибленная, по утверждению Фергюса, память уверяет меня, что всё должно быть как раз наоборот…
- То есть? – воскликнула Каролина, глядя ему в глаза. – Не темни, Би Джей!
- Если я не сплю, то вы меня каким-то непонятным образом разыгрываете, ребята! – ответил Блацкович, едва не хватаясь за голову от произнесённого. – Я отлично помню – а это факт! – что ты, Фрэнк, - он поглядел на Уэбли, - погиб ещё в сорок третьем, во время нашего пленения в замке «Вольфенштайн»…
- Что-о-о?! – лицо Уэбли вытянулось, а глаза полезли на лоб. – Друзья, - он обратился к не менее удивлённым словами Блацковича слушателям. – Теперь я полностью уверен, что с ним всё гораздо хуже, чем предположил Фергюс: память твоя ни к чёрту! Неужели ты не помнишь, что в сорок третьем мы оба ушли от преследования нацистов – и благополучно вернулись в Лондон? Ну и, - он поднял вверх указательный палец, - ты назвал меня «Фрэнком»…
Рид и Беккер молча переглянулись.
- И что с того?! – пожал плечами разведчик. – Разве ты не Фрэнк Уэбли?! Не с тобой ли мы гонялись за Хельгой фон Бюлов?!
Троица многозначительно переглянулась ещё раз; в глазах людей Блацкович увидел крайнее беспокойство.
- И это я слышу от человека, проработавшего со мной бок о бок много лет! – он театрально воздел руки к потолку. – Я – Ричард Уэсли, агент Блацкович! Так уж меня назвали родители… А Хельгу, кстати, зовут не фон Бюлов, а фон Шаббс! Когда ты появился, речь как раз шла об охоте на неё – на ближайшую сподвижницу «Мёртвой Головы», оберштурмбаннфюрера СС, руководителя Дивизии Паранормальных Исследований СС!
Американец после услышанного подскочил на стуле:
- Да вы меня просто разыгрываете! – он внимательно посмотрел в глаза каждому из собеседников. – Нет, похоже, что не разыгрываете… Тогда что здесь происходит? – он ударил ладонями по столу. – Фрэнк Уэбли, который почему-то оказывается Ричардом Уэсли, в сорок третьем не погибал; Беккер… ты ведь действительно Каролина Беккер, а не её призрак? – спросил он женщину, молча кивнувшую в ответ. – Беккер погибла у меня на глазах в сорок четвёртом, при операции по её спасению в замке «Вольфенштайн», а Фергюс Рид, - он указал на сидевшего напротив, - в те времена бывший моим напарником, погиб при уничтожении «Тирпица» за неделю до Каролины! Поэтому меня крайне интересует, каким это образом я сейчас с вами общаюсь?
- Весело! – усмехнулся Фергюс, подмигивая Каролине. – Меня он почему-то отлично помнит по имени… Только, к сожалению, потопить «Тирпиц» ты тоже поторопился: эта дрянь до сих пор успешно атакует американский флот!
- Не понял, – Блацкович воззрился на говорившего. – Как это – до сих пор атакует?!
- Ну, если ты не спятил окончательно, то скажи нам, какой сегодня день? – вставил Фрэнк… или всё-таки Ричард?
- Сегодня, - сотрудник ЦРГ США захлопал глазами. – Если вчера было пятнадцатое марта, то сегодня, надо полагать, шестнадцатое…
- Ну вот, - улыбнулась Каролина мужчинам. – Видите, с ним не всё так плохо… А год какой?
- Ты, наверное, шутишь! – отозвался «Би Джей». – Конечно, сорок шестой!
- Вроде бы, человек в норме, в мире ориентируется, а несёт такую чушь! – всплеснул руками Уэбли, он же Уэсли. – Ты хоть помнишь, где пропадал последние пару лет, герой? Ты ушёл на задание – и не вернулся! Мы считали тебя погибшим, пока несколько минут назад ты не свалился нам на голову… Хоть помнишь, что с тобой случилось после того, как ты отправился на цеппелин, чтобы помешать ему уничтожить Айзенштадт?
- Конечно! – кивнул Блацкович. – Дирижабль рухнул прямо на замок «Вольфенштайн», причём «Мёртвая Голова» погиб в его развалинах… Планы нацистов были сорваны, а чуть больше года спустя союзники праздновали победу!
- Опять его понесло! – усмехнулся Рид, охватывая ладонями голову. – Он уже и Вильгельма Штрассе похоронил! Да будет тебе известно, что любимчик Гиммлера и самого фюрера только что отпраздновал свой восемьдесят шестой день рождения, беспамятный ты наш! Об этом сообщали все нацистские радиостанции! Именно благодаря тому, что он жив и продолжает работать, мы до сих пор сидим в глубокой заднице!
Блацкович внимательно посмотрел на окружавшую его троицу: люди явно не были расположены к шуткам… Вдруг его осенила – и одновременно с тем напугала – явившаяся мысль:
- Все нацистские радиостанции?! – заплетающимся языком повторил он. – Да что здесь происходит, в конце концов?!
- Ничего нового, к сожалению, - печально ответил Фергюс. – Гитлеровцы покорили всю Европу, а теперь – являешься ты и начинаешь действовать нам на нервы своей амнезией…
- Погоди, погодите! – Блацкович, подобно собеседнику, обхватил голову руками – и, чувствуя, как колотится в висках пульс, вновь посмотрел на друзей. – Значит, по-вашему, я ушёл совершать диверсию на цеппелине – и не вернулся?
- Увы! – негромко произнесла Каролина, опустив локти на стол и подпирая голову ладонями. – Именно так: ты ушёл – и не вернулся. В результате этого цеппелин выстрелил по Айзенштадту из теневого оружия – и превратил весь город в руины… Наша ячейка «Кружка Крайзау» едва успела покинуть его…
- Дальше, Каролина, дальше! – торопил её Блацкович, подсаживаясь к ней ближе. – Что было потом?
Женщина печально посмотрела ему в глаза:
- Потом «Мёртвая Голова» вооружил теневыми снарядами силы «Люфтваффе» – и воздушный флот Райха двинулся на Лондон. Двое суток спустя Великобритания капитулировала… Скандинавские страны либо открыто стали на сторону захватчиков, либо в спешном порядке ратифицировали с Райхом сепаратный мир. В результате этого Гитлер, предоставив контролировать Европу Муссолини и Франко, а Китай – японскому микадо, совершил подлинный блицкриг против СССР: в течении месяца войска нацистов достигли Москвы – и почти полностью сожгли город… Конечно, за Уралом осталось довольно сильное сопротивление оккупантам, но, увы, вряд ли русские партизаны смогут ещё долго вести ответные действия против регулярной армии, наступающей под прикрытием энергии Чёрного Солнца!
- Что за чёрт! – прервал её американец, вновь хватаясь за голову. – Ты хочешь сказать, что больше нет ни Москвы, ни Лондона, ни Парижа?!
- Я, может, и не хочу так говорить, но это правда, - выдохнула женщина. – Оружие «Мёртвой Головы» практически смело крупные населённые пункты с лица континента – а всё, что осталось, фактически объединено одной столицей: Берлином! Армия захватчиков продолжает вести боевые действия в Африке и территории СССР. Испанские да итальянские фашисты, разумеется, всячески содействуют гитлеровцам в установлении нового мирового порядка; Южная и Латинская Америка полностью поддерживают победивший Третий Райх…
- А Северная? – Блацкович невольно сглотнул. – Что делают США? Канада? Неужели они…
- Вот тебе последние новости, - вмешался в разговор Рид. – Канада лишь вчера получила ультиматум, согласно которому у неё имеется двое суток на размышление; Гитлер полагает, что этого времени достаточно, чтобы наглядно показать населению страны – сопротивление бесполезно! Для этого он напал на Соединённые Штаты…
- Как?! Когда?! – не выдержал Блацкович.
- Три дня назад, - продолжила Каролина, прижимая руки к груди. – Нацисты высадились на побережье Атлантики – и перешли в решительное наступление. Нью-Йорк, Вашингтон, Балтимор и Филадельфия захвачены; правительство и генеральный штаб переместились в центральные штаты…
- Значит, ни УСО, ни даже НКВД более не существуют? – уточнил американец.
- В принципе, нет, - ответил Фергюс. – Если, конечно, где-нибудь не остались агенты, кроме нас… Мы здесь ещё с сорок пятого года застряли, - он указал на себя и Уэсли, - ну, ещё Пеппа, до сих пор работающая под прикрытием, вместе с Кесслером…
- Офицер Джозефин Шепард?! – Блацкович кинул взгляд на говорившего. – И Людвиг Кесслер?!
- Ты их помнишь?! – удивилась Каролина.
- Конечно! – ответил тот. – Разве такое можно забыть: ведь нас вместе награждали…
И вдруг его осенило ещё раз: казалось, мозг, уже давно пытавшийся получить ответы на многие вопросы, сопоставил воедино случившееся с ним за последние часы; сопоставил в неразрывное целое цепь событий, в результате которых он оказался здесь – в странном и наверняка ужасном! – мире победившего нацизма! Всё, что он узнал из беседы с Уэсли, Беккер и Ридом, лишь укрепило его в том, что он выбрал правильную точку отсчёта своих необычных приключений… во сне? В компании с давно умершими друзьями и соратниками? Нет – и ещё раз нет! Случившееся с ним было явью – и на сей счёт у «Би Джея» имелись следующие догадки.
Итак, находясь дома, он вспомнил всех троих, вслед затем почувствовал усталость – и прилёг отдохнуть. Он готов был поклясться, что вовсе не спал в тот миг, когда над головой разверзлась неведомая световая воронка – и поглотила его; причины возникновения этого необъяснимого феномена были неизвестны, но касательно случившегося у американца также имелись допущения. Во-первых, прав ли он на сто процентов, что все три портала, которыми он занимался в сорок четвёртом, уничтожены полностью? Гарантировать этого он не мог. Во-вторых, ему пришли на память странные даты из дневника ликвидированного им в Айзенштадте в том же году бригадефюрера СС Вольфганга Штатца, которые он так и не смог объяснить: если он правильно истолковал их значение, то первая запись была помечена 2 января 1946 года, а последняя – 17 марта! То есть, речь шла о событиях, которые должны были меть место два года спустя!
Далее. Все трое – неведомо, каким образом – выживших в этом мире друзей уверяли его, что он пропал после задания на цеппелине, а сегодня неожиданно появился; значит, он, возникнув здесь, занял место своего погибшего на дирижабле двойника… У Блацковича от противоречивых мыслей раскалывалась голова. С какой целью? Может, чтобы остановить войну – и вернуть этот мир, в котором Гитлер победил союзников, в нормальное, так сказать, состояние?! Да, ему уже неоднократно попадались материалы, трактующие о других мирах и двойниках в многочисленных измерениях, соседствующих параллельно с нашим – разве, согласно подобной информации, эта неведомая вселенная не могла получить несколько иное развитие? «Мёртвая Голова» обуздал мощь Чёрного Солнца, поэтому Райх напал на Великобританию; поэтому англичане потерпели поражение – и УСО перестало существовать; поэтому оставшиеся здесь агенты – те, кто погиб в его мире – организовали сопротивление; поэтому… поэтому… поэтому… Словом, объяснение происходящему было, возможно, несколько притянутым за уши, но лучшего Блацкович предположить так и не сумел. Словом, если он не спит, значит – бодрствует! Следовательно, узнав положение вещей, может допустить, что он, благодаря какой-нибудь остаточной энергии Чёрного Солнца, попал в параллельное измерение.
- Что с тобой? – обеспокоенно спросила Каролина, видя его состояние.
- Друзья, я, кажется, понимаю, что произошло! – ответил американец, кладя руки на стол. – Со мной, да и с вами также, - и, не теряя времени, подробно изложил товарищам сделанные из своих наблюдений и воспоминаний заключения.
Во время речи его никто не перебивал; правда, люди неоднократно изумлённо переглядывались. Он рассказал им о полном разгроме гитлеровских войск в мае сорок пятого в своём мире, высказав мысль о том, что им необходимо повторить его судьбу ради вселенского равновесия… Может, именно для этого неведомая сила перенесла его сюда, где его двойник погиб во время задания, не успев остановить Вильгельма Штрассе? Поведал, что в его мире Отдел Специальных Проектов Райха и Дивизия Паранормальных Исследований СС были не союзниками, как здесь, а конкурентами за дотации Гиммлера, предположив, что, возможно, именно по причине объединения общих устремлений гитлеровцам и удалось победить… Отметил, что в его вселенной Хельгу зовут не фон Шаббс, а фон Бюлов, равно как и факт того, что в его мире Гиммлер ни разу не сделал исключения из правил, приняв в ряды СС женщину… Предположил, что фон Шаббс – это и есть двойник фон Бюлов, по каким-то причинам вовсе не погибший после встречи с ужасным монстром Олариком в сорок третьем году; аргументом этому было то, что Ричарда Уэсли в его мире звали Фрэнком Уэбли, тогда как внешность двойников была почти идентичной. В своём монологе он приводил факт за фактом, указывающих на то, что он, Уильям Джозеф Блацкович, явился к ним прямиком из параллельного измерения.
- Вроде всё складно! – пробормотал Фергюс, с лица которого постепенно сходила ухмылка недоверия. – После того, как ты неожиданно появился на явке, я готов допустить самую нелепую теорию…
- Не понимаю лишь одного, - с жаром говорил американец, не обратив внимания на реплику, - каким образом Падерборн и Вульфбург оказались рядом с уничтоженным нацистами Айзенштадтом… В моём мире первые названные городки находятся в Северной Германии…
- Ну, судя по твоему предположению, - вставил Уэсли, - география наших миров несколько различается: здесь они всегда находились рядом с Айзенштадтом… Пока «Мёртвая Голова» не уничтожил город…
- И остатки сопротивления перебрались в Падерборн, - добавила Каролина Беккер.
- Знаешь, в твоих словах и действиях всегда была определённая доля безумства! – хлопнул Блацковича по плечу Уэсли. – Значит, по-твоему, мы никогда тебя раньше не знали и не видели?
- Именно! – подтвердил американец. – Вы знали моего двойника… Поэтому, Ричард, если я вдруг оговорюсь – и по привычке назову тебя Фрэнком Уэбли, не обижайся, пожалуйста!
- Тихо! – вдруг поднял руку Фергюс, бросаясь к занавешенному окну. – Кажется, патруль!
Все мигом повскакивали со стульев – и пригнулись под подоконником; действительно, Блацкович мгновением позже услышал шум работающего тяжёлого мотора. В щель между шторкой и оконной рамой он увидел медленно движущийся по пустой улочке бронированный грузовик невиданной раньше вытянутой шестиугольной формы: украшенная развевающимся над крышей знаменем со свастикой шестиколёсная бандура, метров двенадцати в длину и четырёх в высоту, едва умещалась на проезжей части; следом за техникой неторопливо вышагивали вооружённые солдаты в чёрных, почти обтягивающих тело костюмах. Поведение этих людей говорило о том, что они ничего не боятся, поэтому ведут себя, как хозяева, прогуливающиеся по собственным владениям. За их спинами находились непонятного назначения ранцы, антенны которых искрились голубоватым свечением. Патруль удалился по улочке – и минутой позже рёв двигателя умолк где-то за поворотом.
- Что это было?! – прошептал Блацкович, глядя вслед исчезнувшему за углом кошмару.
- Добро пожаловать в параллельный, как ты говоришь, мир! – скривил губы Рид, возвращаясь к столу. – Кстати, разу уж ты заглянул к нам в гости, не откажешься ли поучаствовать в одном деле, которое мы обсуждали аккурат до твоего появления?
- Обязательно! – без раздумий отозвался Блацкович, также отходя от окна. – Если честно, то я вообще не предполагаю, как мне вернуться обратно… Поэтому готов заменить моего погибшего двойника – и, по возможности, даже отомстить за него!
- В таком случае, вот тебе сложившаяся ситуация, - продолжил вместо Фергюса его друг. – У нас имеется связь с заокеанскими друзьями. Буквально сразу, после вторжения Гитлера в США, мы получили задание: обнаружить секретную лабораторию Штрассе – и переправить данные её местонахождения союзникам. Необходимо уничтожить базу, желательно с её руководителем…
- А вот тут я только «за»! – улыбнулся Блацкович.
- Проблема в том, что, по сведениям работающих под прикрытием в Вульфбурге Пеппы и Кесслера, координаты базы – с другими ценными документами – находятся в папке, с которой фон Шаббс практически не расстаётся, - продолжил Уэсли. – Следовательно, наша задача: проникнуть в замок «Вольфенштайн», где оберштурмбаннфюрер СС держит её в сейфе Центра археологических исследований – и выкрасть тайную документацию! План, как ты понимаешь, дерзкий, однако, вполне в твоём духе! – он подмигнул Блацковичу. – Ну, так что: возьмёшься?
- Не вижу причин отказываться! – подтвердил тот. – Как мы это провернём?
- Кесслер достал пару офицерских униформ, а ребята Беккер, - он кивнул на женщину, - сделают нам прекрасные документы. Автомобиль у нас есть, даже не один… Я хотел ехать в замок с Фергюсом, но раз уж к нам пожаловала копия параллельного Блацковича, грех отказываться от подобной компании…
- Конечно, Рид должен руководить операцией, согласно своему званию! – сказала Каролина, отправляясь в соседнюю комнату. – Словом, прошу завтракать и переодеваться: время не ждёт! Портативные рации для связи – в карманах ваших кителей.
- Спасибо! – усмехнулся американец, следуя за ней. – Итак, я вновь – Агент Второй?
- Точно! – ответил Фергюс. – Ричард будет Первым…

Чёрный легковой автомобиль, внешне похожий на удлинённый «Хорьх», нёсся по горной дороге на полной скорости, сбрасывая её только на поворотах; сидевший за рулём автомобиля Ричард Уэсли демонстрировал навыки великолепного шофёра. Блацкович сидел справа от него, рассеянно слушая по радио последние сводки:
- …15 марта 1946 года наш верховный главнокомандующий прокомментировал недавние действия германской армии. Наш возлюбленный вождь уверенно заявил, что от окончательной победы Райх отделяет не больше нескольких месяцев – и приписал значительную часть успеха военной кампании научно-техническим достижениям обергруппенфюрера СС Вильгельма Штрассе и его подчинённых. Победа Райха…
Американец протянул руку – и щёлкнул тумблером выключателя. «Дешёвая пропагандистская шумиха, - подумал он, на миг прикрывая глаза от солнечных лучей. – А эта чёртова война – как болезнь: передаётся через кровь, пролитую воинами… Чую, надвигается буря…»
Уэсли, заметив действие друга, с улыбкой глянул на него:
- Ты не против того, чтобы подержать на своих плечах судьбу всего мира, агент Блацкович?
- Не впервой, Агент Первый! – ответил тот. – Плечи у меня крепкие…
- Ну, смотри… Короче говоря, мы проигрываем эту чертову войну по полной программе! – Уэсли вновь затормозил на повороте; из-за которого открылся вид на старинный замок, горную деревушку справа от него – и совершенно чистое, без единого облачка, австрийское небо.
- Меня пока об этом никто официально не уведомил! – наполовину всерьёз, наполовину в шутку произнёс собеседник.
- Твои соотечественники не очень-то распространяют эту информацию, - кивнул шофёр. – «Мёртвая Голова» создаёт несокрушимые машины смерти на какой-то секретной базе. Использует мощь и энергию Чёрного Солнца на полную катушку… Папка, содержащая немало интересных документов, среди которых координаты его логова, находится у его подручной, Хельги фон Шаббс, в её логове – замке «Вольфенштайн». Возможно, это наш последний шанс… или нацисты окончательно растопчут всё лучшее, что ещё осталось в этом мире…
- Америка никогда не покорится! – уверенно сказал Блацкович, глядя на дорогу: машине оставалось проехать короткий тоннель, за которым находился последний контрольно-пропускной пункт, расположенный на широком мосту над рекой. Уэсли посмотрел на него, но не стал спорить:
- Ладно, мы прибыли на КПП. Легенду свою помнишь, штурмбаннфюрер Франц? Ты – эсэсовский выродок из Франкфурта… Ха-ха!
Минутой позже автомобиль остановился перед металлической будкой, из которой вышли два автоматчика; третий остался в помещении, держа руку на кнопке автоматического шлагбаума, преграждавшего прибывшим путь на территорию объекта.
- Пожалуйста, ваши документы! – отчеканил один из охранников, козырнув сидевшему за рулём офицеру.
- Пожалуйста! – Уэсли передал ему для проверки удостоверение. – И прошу не задерживаться: у нас весьма важное поручение к фрау оберштурмбаннфюреру СС Хельге фон Шаббс!
Гитлеровец придирчиво изучил документ; тем временем его товарищ беззастенчиво держал на мушке утренних визитёров. Наконец, проверяющий козырнул – и вернул удостоверение обладателю:
- Проезжайте вон туда, к комплексу канатной дороги, - указал он на вход в железобетонное помещение, находившееся за мостом, – и предъявите документы вновь. У нас с этим очень строго…
- Спасибо, - бросил ему Уэсли, заводя машину; автоматчик опустил оружие, а стоявший в будке товарищ поднял шлагбаум. – До свидания!
Проехав по мосту, он развернул автомобиль, поставив его на площадку перед входом в помещение. Пристально посмотрел на спутника – и, открыв дверцу, негромко произнёс:
- Мы с тобой отличная команда, Блацкович! Мы обязательно справимся! Только, слушай… Твой немецкий ни к черту не годится! Поэтому старайся помалкивать! Да и пистолет держи в кобуре до последнего… Документы, которые тебе приготовил Кесслер, в бардачке. Возьми – и предъявляй их по первому требованию!  Будь сосредоточенным – и, повторюсь, старайся молчать! Иди за мной.
Блацкович, вытащив аусвайс, рассмотрел собственную фотографию, на четверть припечатанную штампом Отдела Специальных Проектов Райха; вчитался в звание – и негромко произнёс по-немецки:
- Штурмбанфюрер СС Франц… Из Франкфурта… Доброе утро, доброе утро! А, к чёрту! – вновь пробормотал на родном языке – и неторопливо открыл дверцу машины, следуя за Ричардом.
Войдя в помещение, агенты оказались на верхней площадке лестницы, ведущей к очередному КПП; тут же стоял солдат, который, увидев вошедших офицеров, вскинул руку в нацистском приветствии. То же сделал и седеющий гауптштурмфюрер, поднимавшийся по лестнице навстречу прибывшим; Блацкович и Уэсли, взяв под козырёк, прошли мимо. По коридору были развешаны пропагандистские плакаты и флаги; в дальнем конце его находился следующий пункт проверки документов, за которым располагалась кабина лифта. Удаляясь по лестнице, Блацкович услышал диалог только что поздоровавшихся с ним эсэсовцев:
- Фриц, ради всего на свете, не спи на посту! Сюда идёт герр Йегер! – негромко, но веско произнёс офицер.
- Так точно! – вскинул руку солдат, прижимая другой к своему плечу винтовку.
- Дурачок… Если он увидит тебя в таком состоянии, ты пойдёшь на корм собакам! – продолжил отчитывать его гауптштурмфюрер. – И что я тогда скажу твоей матери?
- Извините, дядя! – оправдывался тот.
- Сколько раз тебе повторять: не называй меня так! – повысил голос его собеседник. –Обращайся по форме!
- Так точно! – воскликнут тот, щёлкая каблуками. – Прошу прощения, герр офицер!
Тем временем шедший впереди Уэсли оказался рядом с КПП, где толстый охранник что-то лениво печатал на машинке; оторвавшись от своего занятия, он поднял глаза на Агента Первого – и громко произнёс:
- Ваши документы!
- Пожалуйста! – ответил тот, подавая удостоверение.
Солдат приблизил документ к глазам, внимательно изучая его; затем полез сверяться с бумагами на столе, подтверждающими высший уровень допуска прибывшего. Тем временем Блацкович, ожидая своей очереди, подошёл к журнальному столику на площадке перед КПП – и, усевшись на один из стульев, взял в руки первую попавшуюся газету. На первой же странице ему попалась небольшая заметка, которую он прочёл лишь для того, чтобы скоротать время:

Статья «Фюрер посещает Падерборн»
Падерборн, 12 января 1946 года
Чтобы поприветствовать фюрера во время его визита в расположенный в горах Падерборн и замок «Вольфенштайн», люди высыпали на улицы городка. У фюрера была запланированная многочасовая встреча с обергруппенфюрером СС, начальником Отдела Специальных Проектов Райха, Вильгельмом Штрассе и его помощницей, не столь давно назначенной лично райхсфюрером СС Генрихом Гиммлером руководителем Дивизии Паранормальных Исследований СС, оберштурмбаннфюрером СС Хельгой фон Шаббс – первой из женщин, официально принятой в Чёрный Орден. Целью беседы стало обсуждение успехов немецкой армии и исследования подчинёнными обергруппенфюрера СС Штрассе новейших военных технологий.
«Это лишь начало, - заявил фюрер после встречи. – Войска союзников терпят поражение на всех фронтах. Наши бомбы уже падают на землю Соединённых Штатов. Американский флот ведёт в тихоокеанских и атлантических водах сражение, которого ему не выиграть. Никто не сможет остановить нас!»
Фюрер также высоко оценил работу фрау оберштурмбаннфюрера СС Хельги фон Шаббс – её археологические исследования, согласно его словам, пролили свет на великую историю короля Оттона и его наследия, оставленного Третьему Райху.

Тем временем охранник, закончивший с проверкой документов, громко произнёс:
- Всё в порядке! – и Уэсли, получив из его рук удостоверение, прошёл к открытой кабине лифта.
Отложив газету и поднявшись, американец приблизился к солдату; тот поднял на него глаза – и громко произнёс:
- Ваши документы, пожалуйста!
Блацкович протянул удостоверение; в тот же миг из открытой двери в караульную вошёл здоровяк в гражданской одежде, у ног которого крутилась крупная овчарка в кожаном наморднике.
- Гутен морген, герр Йегер! – отсалютовал вошедшему гитлеровец. Собака залаяла.
- Что такое, Грета? – поглядел на неё хозяин. Вдруг, без всякой на то причины, он перехватил руку Блацковича – и заглянул в его документ. – Минутку! – ознакомившись с написанным, он пристально поглядел в лицо Агента Второго. – Итак, вы – из Франкфурта? Любитель сосисок? – он улыбнулся.
- Я, я! – не растерялся Блацкович, подыгрывая весёлому настроению вопрошающего. – Айн хот-дог!
Нацисты переглянулись – и громко захохотали; краем глаза разведчик заметил, как находившейся в лифте Уэсли беспомощно закатил глаза. А смех продолжался ещё с четверть минуты; наконец, человек, названный солдатом «господин Йегер», пришёл в себя – и вернул документ Блацковичу:
- А вы шутник! – он ещё раз хихикнул. – Вот тупые американцы! Хот-дог! Вот выиграем войну – и они у нас попляшут! Вольно… Грета, к ноге! – скомандовал он собаке – и покинул помещение караульной через ту же дверь.
Дежурный взял под козырёк, указывая Блацковичу на выход – и в тот же миг диверсант услышал голос из лифта:
- Штурмбанфюрер Франц, поспешите! У нас мало времени!
Американец прошёл дальше; Уэсли пропустил его в кабину – и надавив кнопку подъёма, с укоризной поглядел на товарища:
- «Хот-дог»?! Блацкович, ты хоть иногда думаешь о том, что несёшь?!
- Надо же было что-нибудь сказать! – ответил тот, пожимая плечами и рассматривая агитационный плакат на стене помещения.
- Это был Руди Йегер, заместитель Хельги, - коротко пояснил Уэсли. – Говорят, он бросает узников из застенков замка на корм своим собакам…
Он не успел договорить: лифт остановился – и Агент Первый шагнул сквозь открывшиеся двери на открытую площадку, у дальнего конца которой стоял двухэтажный вагон; Блацкович понял, что они, наконец, попали на канатную дорогу, ведущую в замок. У вагончика дежурили двое вооружённых автоматами гитлеровцев; пока Ричард объяснялся с ними, Блацкович осмотрелся: на скамейке лежала старая на вид газета, раскрытая посередине; чтобы не мешать напарнику, он отошёл в сторону, и взяв в руки местную прессу, быстро прочитал первый попавшийся ему на глаза материал:

Статья «Казнь убийцы из замка «Вольфенштайн»»
Падерборн, 13 января 1946 года
Фюрер лично затянул петлю на шее несостоявшегося убийцы, известного как «террорист из замка «Вольфенштайн»». Его казнили ранним утром следующего дня, когда фюрер, завершив встречу с главами Отдела Специальных Проектов Райха герром Штрассе и Дивизии Паранормальных Исследований СС фрау фон Шаббс, подвергся внезапному покушению: неустановленный террорист-одиночка, вооружённый пистолетом, четырежды выстрелил в райхсканцлера, причём одна из пуль попала в левое плечо фюрера. Несмотря на то, что покусившийся на жизнь вождя Райха попытался скрыться в окружавшей герра Гитлера толпе народа, охрана схватила преступника – и почти на сутки водворила его в камеру замковой тюрьмы. К сожалению, схваченный ни словом не обмолвился о причинах, побудивших его пойти на неслыханное деяние, несмотря на довольно длительный допрос.
Герр Гитлер был в отличном настроении; он поразительно быстро восстановился после коварного покушения. По дороге на казнь террорист обделался, увидев фюрера в столь добром здравии.
«Пусть несостоявшееся преступление послужит напоминанием о том, что все враги нашей великой нации рано или поздно получат по заслугам!» - сказал герр Гитлер после того, как повешенный перестал дёргаться. Когда фюрера спросили о его самочувствии, он резко и с жаром ответил: «Пришла пора положить конец возмутительным слухам о том, будто я был тяжело ранен, а террористу удалось бежать. Эти слухи сфабрикованы наймитами наших врагов. И всех, кто повторяет эту гнусную ложь, мы будем судить, как предателей Райха!»

- Штурмбаннфюрер Франц! – вновь обратился к нему Уэсли, перед которым один из солдат распахнул двери вагончика. – Прошу вас!
Блацкович положил газету на место и проследовал к другу; нацисты отдали ему честь – и он вошёл за Агентом Первым в кабину. Уэсли перевёл рычаг на пульте из положения сверху-вниз – двери автоматически закрылись и вагон мягко поплыл вверх по стальным тросам.
Из окон вагона расстилался великолепный вид: над вершинами скалистых гор, окружавших древний замок, сияло солнце; слева от его величественных стен, рядом с переброшенным через пропасть стальным мостом, по которому недавно проследовали агенты на автомобиле, располагались домики Вульфбурга – через этот городок они планировали вернуться обратно, когда выполнят задание… Уэсли, заметивший увлечение товарища местными красотами, дёрнул того за рукав кителя:
- Эй, Блацкович, не отвлекайся! – он посмотрел на приближавшуюся к ним громадину старинной конструкции, оснащённую на площадках вполне современными крупнокалиберными пулемётами и авиационными пушками. – Итак, Хельга фон Шаббс… Редкая сволочь. Гиммлер лично поставил её на ключевой пост в Дивизии Паранормальных Исследований СС. А я имел некогда несчастье встретить её на своём задании в Танганьике... Правда, это было мельком… Кажется, я рассказывал тебе об этом, Блацкович?
- Нет, - усмехнулся разведчик. – Возможно, ты рассказывал об этом моему двойнику…
- Ах, ну конечно! – улыбнулся Уэсли. – Помнится, я тогда малярию подхватил; наверное, это были худшие дни моей жизни… Даже строгая диета из виски не помогла ни капельки, веришь ли?! – он ещё раз улыбнулся. – Ладно… Итак, замок. Он, как тебе уже известно, принадлежит Хельге. Здесь же расположен центр её оккультных исследований. Нам надо просто позарез устранить Штрассе, иначе война будет проиграна. Для этого нам и нужна Хельга. В её кабинете, согласно информации Кесслера, находится папка с секретными документами. В ней должны быть сведения о расположении тайной научно-исследовательской базы «Мёртвой Головы». Как только нам станут известны её координаты, возьмём его логово штурмом – и пустим ему пулю в башку, переломим ход войны! А после этого вернемся домой, аккурат к вечернему чаю! – Ричард усмехнулся.
Тем временем стальные многотонные ворота замка раскрылись, принимая в свой зев казавшийся на их фоне ничтожным вагончик; ещё миг – и он замер в приёмном доке, откуда можно было выйти на площадку. Двери кабины открылись. Огромное помещение, охраняемое более, чем десятком солдат с обеих сторон дока, было прекрасно освещено электрическими люстрами; прямо по курсу, меж двух огромных знамён со свастиками, Блацкович увидел здоровенную надпись над входом в смежный сектор: «Центр археологических исследований».
- Ну, иди же! – Уэсли, возясь с рычагом управления, легонько подтолкнул его к выходу. – Я подожду тебя и отключу сигнализацию. Ступай к научному центру Хельги, будем держать связь по рации. И, вот что: не вздумай переключать канал!
Американец покинул вагончик, следуя по направлению к исследовательскому центру фон Шаббс; собственно, из дока к нему вёл единственный путь. Стараясь не привлекать к себе внимания охранников ненужной спешкой, он неторопливо рассматривал плакаты на стенах – и запертые двери по обе стороны дока. Задержавшись у радиоцентра – справа от проходных ворот – за столом которого сидел молодой офицер, он случайно подслушал разговор радиста по громкой связи. Прикинувшись, что он весьма заинтересован каким-то транспарантом, Блацковичу удалось дослушать заинтересовавший его диалог до конца.
- Вульфбургская экспедиция, как меня слышите? – говорил в микрофон офицер. – Приём.
- Что такое, Карл? – немедленно раздался в ответ женский голос; американец уловил в нём нотки нетерпения. – Зачем ты меня отвлекаешь?
- Я всего лишь хотел спросить, моя госпожа - затараторил тот, - прибыл ли к вам погрузчик? Приём.
- О, Карл, это так трогательно, что ты обо мне заботишься! – интонации голоса мгновенно изменились: теперь женщина мурлыкала, как влюблённая кошечка. – Да, вчера мы получили его, как я и просила… Напомни мне как-нибудь при случае о вполне заслуженном тобой вознаграждении, когда я вернусь. Нас будет ждать бутылочка отличного рислинга!
- Спасибо, госпожа фон Шаббс! – также расплылся в улыбке офицер. – Э-э-э… А можно поинтересоваться, вы нашли там что-нибудь? Приём.
- Знаешь, я очень давно не была в подобном предвкушении от скорой находки! – донеслось из радиопередатчика. – Наши приборы показывают, что прямо у нас под ногами какие-то пустоты… Так что под руинами этой церкви либо пещера, либо целый комплекс катакомб, подобный тому, что мы отрыли пару месяцев назад… Словом, очень многообещающе!
- Понял. Вам ещё что-нибудь нужно, дорогая фрау оберштурмбанфюрер? – поинтересовался гитлеровец, что-то записывая в лежавший перед ним блокнот.
- Да, Карл! – было ему ответом. – Нам нужны ещё припасы. Больше топлива для погрузчика; ты представить себе не можешь, насколько эта штука прожорлива! И бочонок вина. Здесь не вино, а чудовищная гадость! Так что, - женщина на мгновение умолкла, - топливо для погрузчика и топливо для меня. Понял, Карл? – из радиопередатчика послышался лёгкий смешок.
- Яволь! – ответил также улыбнувшийся офицер. – Вульфбургская экспедиция, конец связи!
После этого он щёлкнул переключателем – и, достав из нагрудного кармана пачку сигарет, ловко выбил одну – и с удовольствием закурил, не обращая на прошедшего мимо Блацковича ни малейшего внимания.
Американец не спеша проследовал к воротам, где стоявший на часах эсэсовец отдал ему честь; Агент Второй ответил ему, проходя дальше. У входа в Центр исследований на скамейке сидели двое солдат; пока охранник проверял документы прибывшего, Блацкович краем уха услышал их негромкую беседу.
- …может, если бы тебе в руки попало то, что они откопали вчера в развалинах, хватило бы и на поездку! И не только! – говорил один из них, протирая тряпкой штурмовую винтовку.
- А что они нашли? – поинтересовался другой.
- Какую-то чашу. Ей тысяча лет, не меньше. Времён короля Оттона, наверное, - ответил первый, не прекращая своего занятия.
- И где она? – не отставал второй.
- Да как всегда: уложили в один из ящиков для отправки в замок, - равнодушно ответил его приятель. – Хельга от подобных вещиц прямо с ума сходит! В особенности от таких, которые как-нибудь связаны с Оттоном…
- Думаешь, кто-нибудь заметит, если эта чаша… исчезнет? – осторожно предположил его собеседник, поёрзывая на скамье.
- Ты что, спятил?! – легонько повысил голос первый, глядя на товарища вылупленными глазами. – Только представь себе, что начнётся, если об этом узнает Хельга!
- Это был гипотетический вопрос, Рольф! – усмехнулся тот. – К тому же, Хельга в Вульфбурге, и вроде другими вещами занята, разве нет?
- Я буду к тебе очень добр, и потому начисто сотру эту часть нашего разговора из памяти! – отрезал его товарищ, пряча тряпку в карман штанов. – И на этот счёт ты больше не скажешь и слова, ясно? Я спрашиваю: ясно?
- Ладно! – вздохнул другой. – Ты же сам сказал: больше ни слова…
В тот же миг охранник вернул Блацковичу документы – и распахнул перед ним дверь. Пройдя под надписью «Центр археологических исследований», Блацкович сделал два коротких поворота по коридору – и оказался в лифтовой кабине; надев наушники, снабжённые микрофоном, он надавил кнопку движения. Двери закрылись – и кабина стала подниматься.
- Уэсли, я в лифте, - сказал он, вытаскивая из кобуры «Люгер» с глушителем.
- Понял, - раздался в ответ голос напарника. – Вижу охранника. Сейчас уберу, - «Би Джей» расслышал в наушниках лёгкую возню и приглушённые слова Уэсли. – Спи спокойно, камрад! Ты можешь действовать, Блацкович! Отбой!
Лифт остановился; двери его автоматически открылись – и Блацкович осторожно вышел в коридор, где, буквально в нескольких метрах от себя, увидел солдата, стоявшего с винтовкой наперевес у входа в соседнее помещение. Разведчик прицелился – и мгновением позже нацист почти беззвучно сполз по стене на пол; подкравшийся к нему агент оттащил тело за угол – и осмотрелся: он находился в большом зале, уставленном многочисленными столами, на которых лежали старинные артефакты: средневековые мечи, щиты, части доспехов; кое-где Блацкович заметил предметы домашнего обихода – столовые приборы, чаши, блюда… Впрочем, он лишь мельком осмотрел эту древнюю коллекцию: откуда-то с правой стороны помещения возник ещё один гитлеровец, неторопливо шествовавший к центру зала, над которым располагалась круговая веранда второго яруса. Агент Второй на корточках переместился за угол – и незаметно обследовал коридор в правой части зала, откуда, как оказалось, возник неприятель: помещение также было набито столами, артефактами и высокими шкафами, к которых находилась какая-то документация, разложенная по толстым папкам. Поскольку американец не обнаружил на участке других противников, то, высунувшись из-за угла, выстрелом в голову отправил нациста следом за его товарищем; тот рухнул в промежутке меж двух здоровенных столов, откуда его можно было заметить разве что со второго яруса.
Пройдясь по коридору, Блацкович заметил на одном из столов лист бумаги; он на мгновение задержался – и ознакомился с наспех набросанным текстом:

Записка исследователя-ассистента Ланге
4 января 1946 года
Вся наша группа ездила в Берлин. Хельга всю неделю на совещаниях у райхсфюрера СС. Вчера нас посетил лично герр Гитлер. Мне довелось пожать ему руку. Он с виду очень приятный человек, но руки у него холодные и липкие. Да ещё от него какой-то мерзкий запах. Хельга назначила меня главным, пока она занята с высшим командованием. Тем же вечером, без неё, мы отбыли назад – в Вульфбург.
По-прежнему перевожу рукописи, среди которых важная находка: некий древний чертёж, скрытый меж двух деревянных стенных панелей. Похоже, он использовался при строительстве замка. По замыслу короля Оттона, замок должен был казаться его врагам грандиозным, поразительным, устрашающим. В те времена, надо думать, зрелище было ещё то… Необходимо добавить, и по нынешним меркам оно завораживает ничуть не меньше! Это – настоящее чудо архитектурной мысли, по любым стандартам! Меня особенно заинтересовало, что на обнаруженном чертеже обозначены помещения, в которые я так и не смог найти входа!
Наверняка их открывают какие-либо скрытые устройства! Надо немедленно сообщить об этом Хельге: пусть подумает над моим открытием, если не особо занята… Может, там и спрятаны до сих пор никем не обретённые сокровища короля Оттона?
Ланге

Прочитав записку, Блацкович вернулся к осмотру комплекса. Выйдя в зал с другой стороны коридора и оглядевшись по сторонам, он увидел на стене портрет женщины в нацисткой униформе, со знаками различия Дивизии Паранормальных Исследований СС. На мгновение ему показалось, будто перед глазами сверкнула молния: с портрета на него взирала Хельга фон Бюлов! Американец замер от удивления: несмотря на то, что картина была подписана в правом нижнем углу едва читаемой немецкой готикой «Оберштурмбаннфюрер СС Хельга фон Шаббс», он продолжал поражаться подобному её сходству с двойником в этом мире! Пожалуй, лишь волосы были несколько темнее; тем не менее, они были так же уложены на затылке! Во всём остальном – особенно, в надменном взгляде – тождественность женщин была абсолютной.
Он попытался отвлечься от воспоминаний о гибели фон Бюлов в сорок третьем году от лап ужасного чудовища, коей он едва не стал свидетелем; рассматривая содержимое столов, он наткнулся глазами на ещё один документ, лежавший через стол от него; «Би Джей» не удержался от присущего ему любопытства – и, совершив несколько шагов, взял бумагу в руки. В ней было сказано следующее:

Записка исследователя-ассистента Винклера
28 февраля 1946 года
На раскопках в Вульфбурге исследователь-ассистент Эрнст Циглер умер от ожогов, полученных во время экспериментов с объектом 12-1. Небольшой взрыв произошёл в тот момент, когда герр Циглер пытался манипулировать объектом. Его тело загорелось, огонь перекинулся на голову. Мы пытались потушить пламя, но человек сгорел дотла в считанные секунды. Теперь я вынужден писать письмо его жене. Нужно придумать пристойное объяснение…
12-1 – здоровенная штуковина с кучей оптических линз; мы полагаем, что это мощная установка для сжигания крупных объектов. На ней обнаружены следы магния и прочих, покуда не идентифицированных нашими химиками препаратов. Мы датируем неведомый прибор 964 годом нашей эры. Судя по всему, он предназначался для использования в качестве стационарного оружия в крупных сражениях. Пока не ясно, применялся ли он когда-нибудь в деле и был ли создан образец, который мог работать, не сжигая при этом своего оператора… Интересно, не это ли устройство доктор Альберт Эйнштейн описывает как «лазер» (дилетанты именуют его «лучом смерти») в своей статье «Квантовая теория света»? Если так, мы, возможно, стоим на пороге величайшего научного открытия десятилетия!
После принятия необходимых мер по обеспечению техники безопасности, эксперименты будут продолжены.
Готфрид Винклер

Охваченный неприятными предчувствиями, Блацкович отложил письмо: если древнему королю удалось создать некий прототип «луча смерти», на который намекал автор, ещё тысячу лет назад, то нацисты смогут в самое ближайшее время получить столь мощное оружие, о котором союзникам и мечтать не приходится! Речь даже не о ядерном потенциале Райха, наработки по которому, несомненно ведутся и в этом направлении… Однако, не успел он додумать собственной мысли, как внезапно услышал в наушниках:
- Посмотри наверх, Би Джей! И не вздумай стрелять – это всего лишь я!
Американец от неожиданности пригнулся за столом, озираясь вокруг: на веранде, справа от себя, он увидел машущего ему рукой Уэсли.
- Посмотрю-ка тут, наверху! – мгновением позже добавил напарник, скрываясь в двери, ведущей внутрь помещения. – Поищу сейф. Папка ведь наверняка должна быть в сейфе, не так ли, Блацкович?
«Так, так, Хельга! – подумал Агент Второй, снова осматриваясь. – Где же ты хранишь свои тайны?»
- Поразмыслим, -  ворвался в эфир обеспокоенный голос Ричарда. – Если я был бы сейфом, то куда спрятался бы? – на мгновение он умолк. – Да никуда бы я не прятался, ведь сейф – штука неподвижная! Значит, я просто был бы… Ну, так где же я был бы, а?
Подобные рассуждения вслух в другое время изрядно повеселили бы Блацковича, только теперь было не до шуток: это прекрасно понимал и сам Уэсли.
- Блацкович, обыщи всё, как следует! – вновь раздалось в наушниках. – Без этой папки мы отсюда не уйдём! Чёрт… Ты знаешь, сейф я нашёл, но никакой папки в нём нет! Нет – и всё тут! Получается, она в каком-то другом месте… Может быть, Хельга, ввиду её важности, постоянно таскает документы с собой?
- И каковы твои соображения? – осведомился Блацкович, осматривая здоровенные шкафы в коридоре, набитые документацией. – Да, среди такого количества бумаг сам чёрт ногу сломит!
- Агент Второй, внизу, в зале, я видел радиопередатчик. Это крайне рискованно, но по своей аппаратуре мы можем общаться только друг с другом…  Так что хватай рацию – и свяжись с Кесслером! Скажи ему, что мы не можем найти эту чёртову папку! Давай скорее, Блацкович! А я пока покараулю…
Американец с сомнением огляделся: действительно, он сразу заметил искомый аппарат через два стола от себя, но выйти отсюда на связь с сопротивлением в соседнем городе – означало мгновенно выдать себя с головой! Он попытался переубедить товарища, но Ричард был непреклонен: иного выхода не было.
- Блацкович, бегом к рации и вызывай Кесслера! Так и скажи ему – без подарка Люси мы не уйдём! – веско повторил он. – Нельзя терять времени! Нужно решать проблему… Скорее, Би Джей! Легенда у нас надёжная: выберемся из замка – и решим, как поступать дальше!
Диверсант проследовал к рации – и настроил её на нужную волну:
- Следопыт вызывает проводника, - произнёс Блацкович в микрофон по-английски. – Проводник, ответьте! Приём.
Несколько мгновений тишины, затем – лёгкие помехи – и приёмник ожил: 
- Проводник на связи. Приём.
- Проводник, мы не можем найти подарок Люси, - сказал агент. – Приём.
Мужской голос не заставил себя долго ждать:
- Следопыт, у меня новая информация о подарке Люси. Встретьтесь со мной в Падерборне, как только сможете. Жду вас в таверне Кесслера… Обсудим, что делать дальше. Приём.
- Понял, проводник! – ответил Блацкович. – Отбой… Вот чёрт! – вдруг крикнул он, потому что в рацию попала пуля, прилетевшая откуда-то сверху. Разведчик отскочил под стол – и крепче сжал в руке пистолет.
На веранде появилось четверо солдат: один из них, правда, был застрелен Ричардом, пока Блацкович менял позицию, поспешно лавируя меж столов и колонн зала. Оставшиеся ребята ловко перебрались через перила – и спрыгнули прямо в помещение, надеясь загнать американца в угол, где находился ведущий к лифтовой кабине коридор.
- Помни, что ничего хорошего в этом мире не осталось! – услышал он голос Уэсли. –Прикончи этих гадов, Блацкович!
- Я этим занят! – отозвался тот, поочерёдно стреляя в приближающихся врагов.
Прикрывшись последней колонной перед выходом к лифту, «Би Джей» убил двух гитлеровцев, потратив на каждого по выстрелу; третий, задержавшись за столами напротив, стал отличной мишенью для Уэсли, высунувшегося из-за двери веранды; возможно, нацисты даже не заметили противника справа от себя, обратив всё внимание на стоявшего у рации Блацковича. Выстрел напарника решил исход схватки: эсэсовец, выронив из рук автомат, покатился головой вперёд, пока не замер у стены, слева от Блацковича.
- Ну, ни хрена себе, а, Би Джей?! – вновь послышался голос друга. – Надо уходить отсюда – и немедленно!
- У нас ещё есть шанс получить документы, Уэсли: Кесслер что-то знает! – ответил американец, поднимаясь из-за колонны во весь рост. 
- Нам-то что с того, если мы отсюда не выберемся?! – на мгновение в наушниках воцарилась пауза. – Слушай, я, кажется, нашел выход! Иди сюда!
В тот же миг по стене, на которой красовался портрет фон Шаббс, была спущена лёгкая металлическая лестница; Блацкович пересёк несколько метров – и вцепился в неё руками:
- Мы встречаемся с Кесслером в местной пивнушке, - произнёс Агент Второй.
- Знаю, знаю! – было ему ответом. – Ты, главное, забирайся сюда – и поскорее!
Несколькими секундами позже Блацкович поднялся на веранду, оказавшись в личном кабинете владелицы замка «Вольфенштайн»: повсюду – шкафы с книгами; развешанные по стенам картины и старинные карты; коллекция человеческих черепов, аккуратно составленных друг на друга в стеклянных ящиках… На столе, помимо раскрытых древних фолиантов, он нашёл запечатанный конверт, который немедленно вскрыл – и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Увидев, что Уэсли возится с вентиляционным люком у стены через короткий коридор в помещении напротив, он быстро пробежал написанное изящным, неторопливым женским почерком:

Письмо Хельги фон Шаббс
Замок «Вольфенштайн», Падерборн, 2 января 1946 года
Мой дорогой Рейнхольд!
Хочу поведать тебе одну тайну. Тайну, что касается древних королей и сакральных знаний. Но прежде…
Ты умеешь подобрать такие слова, что согревают женское сердце, мой дорогой Рейнхольд! И я благодарю тебя за вино, оно было превосходно! Надеюсь, ты знаешь, какое удовольствие я получаю от нашей переписки, пусть мы уже и расстались… Может, это и к лучшему: ведь с тех пор ты открываешься мне с совершенно иной стороны! За все годы, что мы были вместе, я никогда не знала тебя таким. Может, ты просто не можешь открыть своего сердца женщине, вовлечённую с тобой в романтическую связь?
Так или иначе, но сейчас я просто завалена работой, и до конца года ситуация вряд ли изменится. Чувствую себя ужасной занудой, но, увы, должна отклонить приглашение: я не смогу сейчас погостить в твоём флорентийском поместье! Но, как только разберусь с делами, тотчас с тобой свяжусь, обещаю!
Теперь, что касается тайны… Замок «Вольфенштайн» подкидывает нам сюрприз за сюрпризом. Помнишь, в прошлом письме я писала, что мы обнаружили тайные покои короля Оттона? А теперь я нашла дневник, написанный рукой самого короля! Я перевела эти заметки – и боже мой, Рейнхольд, это просто фантастика! Я, разумеется, и раньше хорошо была осведомлена о жизни Оттона – ведь я его прямой потомок, – но даже не предполагала, что он питал столь ярый интерес к оккультным наукам! Ну, прямо, как и я! Видимо, это у нас семейное…
Это пристрастие овладело им после смерти его супруги, королевы Эдит. Вероятно, он очень тяжело переживал утрату. Такие подробности меня, конечно, мало волнуют, но вот что меня действительно заинтриговало, дорогой Рейнхольд, так это записи короля о пергаментах, попавшими к нему в ходе некоего происшествия в Стамбуле. Речь в них шла, по большей части, о сложных алхимических изысканиях. Что ещё удивительнее: именно после этого король начал строить боевые машины, с помощью которых расширил границы своего государства. Можешь себе представить, как это подстегнуло моё любопытство! И я решила выяснить, какие ещё королевские сокровища может хранить эта земля.
Недавно я отправила экспедицию в расположенный неподалеку отсюда городишко Вульфбург. Сейчас я завершаю необходимые приготовления, чтобы выехать туда – и лично руководить операцией.
В любом случае, надеюсь тебя вскоре повидать!
С любовью,
Хельга

Почему письмо так не было отправлено получателю, Блацкович даже гадать не хотел: чихать ему на сантименты! Главное, что попутно он кое-что узнал об интересах самой Хельги, касающихся наследия средневекового императора… На одной из полок стоявшего по соседству со столом книжного шкафа, он увидел ещё один лист бумаги; взяв его, он немедленно ознакомился с записями, выполненными тем же почерком:

Дневник Хельги фон Шаббс, запись 1
6 января 1945 года
Начинаю пописывать свои воспоминания… Увы, приходится делать это от боли: нога не даёт мне заснуть несколько ночей. Ужасный зуд. Зато есть положительный побочный эффект: дополнительное время на то, чтобы больше думать и глубже исследовать. Кажется, я теперь ещё лучше понимаю своего предка, короля Оттона! Его мечты и амбиции. Праведный огонь, пылавший в его сердце – я сказала бы, почти божественный огонь! Ему было предназначено стать императором Священной римской империи… А что предназначено мне? Или, другими словами, могу ли я вершить своё предназначение?
Вчера, благодаря моему ассистенту, мы обнаружили тайную лабораторию короля Оттона. И в ней – невероятно ценные вещи: исследования, алхимические тексты, карты… Внезапно это причинило мне сильнейшую боль, напомнив о том дне, когда я нашла отца повесившимся в своём кабинете, в одном из залов этого древнего замка! Какими холодными после этого казались мне помещения нашего родового гнезда, как будто они умерли вместе с ним…
Не следует, однако, копаться в таких вещах. Нужно сосредоточиться на исследованиях. Час поздний, но я, пожалуй, схожу за чем-нибудь освежающим…

- Давай сюда, агент Блацкович, через эту вентиляцию! – раздался голос Уэсли. Американец глянул в соседнее помещение: Агент Первый уже забрался в лаз и ждал своего напарника.
- Секундочку, Ричард! – отозвался он, проходя через коридор, на который только что поднялся по лесенке. – В нашем распоряжении оказались интересные документы…
Это была сущая правда: в последней комнате, откуда агенты хотели бежать через вентиляцию, на одном из двух столов, заваленных книгами и артефактами далёкого прошлого, Блацкович обнаружил ещё два послания фон Шаббс – и, естественно, ни за что на свете не смог пройти мимо. Первая запись являлась продолжением дневника оберштурмбаннфюрера, которую «Би Джей» прочитал на одном дыхании:

Дневник Хельги фон Шаббс, запись 2
Сентябрь
В последнее время я столько читаю о Вульфбурге, что, кажется, у меня скоро лопнут глаза. О, этот проклятый и восхитительный город! В нём есть что-то невероятно важное, я это чувствую. По крайней мере, что-то в нём было важным для моего предка, короля Оттона. Пока же мне известно вот что:
1) Король Оттон, во время сражений за Константинополь, нашёл фрагменты древних пергаментов.
2) В этих пергаментах заключалось великое знание (см. «Записки учёного Зигбальда», стр. 15-26).
3) В Вульфбурге было построено нечто, успешно использовавшееся в войне с мадьярами.
4) Военные машины помогли Оттону прийти к власти и основать Священную римскую империю.
Однако… Что бы это ни было, почти всё погибло в огне, когда город сгорел дотла. Большинство людей остановились бы и на этом, но меня снедает жажда куда больших знаний! И виноват в этом ты, отец! Я буду биться головой об эту стену, пока не разобью себе лоб – или пока не проломлю в этой стене брешь, оказавшись по другую её сторону!
Сегодняшнее вино – освежающий «Райнгау». С сыром и колбасками просто изумительно!
 
Другим документом оказалась коротенькая записка, повествующая о кропотливой работе Хельги со старожилами Вульфбурга, невзирая на их далеко неадекватное психическое состояние:

Записка Хельги о допросе пациента
Меня чрезвычайно занимает один старик, некий Йонас Хартманн. Болтовня этого пациента – нечто большее, нежели проявление обычного психоза. Он описывает постоянные видения, касающиеся Вульфбурга. Видения, которые связаны, судя по всему, с королём Оттоном: сожжённая церковь, странные машины в подземном лабиринте, гниющие части тел, которые корчатся и двигаются в темноте – всё это интригует! Возможно, это первая ниточка, ведущая к легендарным сокровищам короля Оттона.
Я буду беседовать с ним в библиотеке. Какое вино выбрать? Старик проболтался, что он –из тех, кто любит «Совиньон». Это будет чудесно.

- Блацкович, хватит читать всякую ерунду, скорее сюда! – вновь окрикнул его Уэсли, держась руками за решётку.
- Иду! – ответил американец, приблизившись к другу.
Ричард исчез в вентиляционном тоннеле, а мгновением позже за ним последовал сам Блацкович. Проехав на спине несколько метров, он едва ли не кубарем выкатился в хорошо освещённый кабинет – и мгновенно оказался в стальных лапах здоровенного нациста, одетого в бронированный костюм стального цвета; лицо врага скрывала металлическая маска. За его спиной Блацкович увидел Руди Йегера, державшего за плечи коленопреклонённого Уэсли; двое автоматчиков, стоявших от него по бокам, целились из своего оружия ему прямо в голову. А после схвативший его за горло бронированный гитлеровец замахнулся – и нанёс Блацковичу хорошо поставленный удар в челюсть… Перед глазами его закружилась карусель, состоявшая из многочисленных ламп на потолке – и американец потерял сознание...

Он пришёл в себя в тот момент, когда двое солдат волокли его под руки по длинному коридору; Блацкович осознал это, видя передвигающиеся ноги своих мучителей и скользивший под ним пол. Голова болела так сильно, что он не был в состоянии поднять её, чтобы осмотреть помещение.
- Заключённый на подходе! – раздался чей-то голос из громкоговорителя; нацисты отпустили его – и он беспомощно упал на пол у края ямы; крышка её состояла из толстых металлических прутьев и была сдвинута в сторону. Из последних сил он поднял голову – и увидел перед собой Руди Йегера, у ног которого скалила зубы здоровенная овчарка. Собака залаяла, эсэсовец сложил руки на груди – и с ненавистью пнул Блацковича в лицо; потеряв равновесие, американец полетел в яму… и сознание его вновь обволокла непроглядная тьма…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:
РУДИ ЙЕГЕР И ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО

ГЛАВА 1:
ТЮРЬМА

Агент Второй открыл глаза, инстинктивно прикрывая их рукой: на высоте нескольких метров над ним сияла, казалось, тысячеваттная электрическая лампа, заливавшая светом «каменный мешок», в котором он находился. Следующим неприятным ощущением была боль в спине; видимо, при падении в яму он грохнулся именно на неё, отчего едва не задохнулся – и потерял сознание. Легонько пошевелившись, Блацкович перевернулся на правый бок; боль значительно уменьшилась – может, это всё от холода? Ведь никому не известно, сколько времени он пролежал на ледяном полу камеры без сознания… Он сел, вращая головой и разминая мышцы почти атрофированной шеи; после – пошевелил плечами, несколько раз разогнул руки в локтевых суставах… подтянул к себе колени и вновь распрямил их. Вроде бы, всё в относительном порядке. Можно подниматься на ноги.
Сверху послышались скрипящие металлические шаги; «Би Джей» вспомнил, что находится под неусыпной охраной суперсолдат, которых видел ещё по пути в камеру, куда пленивший его и Уэсли Руди Йегер со своими подчинёнными приволок едва ли не подмышки. Он осмотрелся: до края каменного мешка, накрытого металлическими прутьями, было не более трёх метров; помещение представляло собой замкнутый круг с единственной решётчатой дверью, за которой зияла тьма… Впрочем, если он смог бы оказаться на краю ямы, то можно было бы попробовать протиснуться сквозь прутья: расстояния меж ними было вполне приемлемым для того, чтобы человек его комплекции мог просочиться в любое из отверстий.
- Дьявольщина! – негромко произнёс он, продолжая беспомощно пялиться на окружавшие его бетонные стены. – Это же надо было так влипнуть!
Однако, даже столь негромкая констатация положения, в которое он попал, немедленно вызвала последствия: из темноты за решётчатой дверью к нему принёсся голос Агента Первого:
- Блацкович!
Американец подскочил на ноги – и немедленно оказался у решётки, вцепившись в неё руками:
- Да! Я здесь, Уэсли!
- Наконец-то ты очнулся, камрад! – до него донёсся глубокий выдох напарника. – Рад тебя слышать!
- Похоже, что я довольно долго отсутствовал! – пошутил разведчик, прижимая лицо в решётке, чтобы лучше слышать собеседника. – Даже не знаю, сколько прошло времени с момента нашего провала… в эти самые подземелья! – он улыбнулся неожиданно подвернувшемуся каламбуру. – У меня даже часы отобрали.
- У меня тоже, - заверил его Уэсли. – Но могу тебе сказать с уверенностью: сейчас около шести утра! Пока ты, по твоему же определению, отсутствовал, я успел побывать на двух допросах, устроенных для меня Йегером. Пока он ещё не применил третью степень устрашения, но обещает, что очередная наша встреча пройдёт куда менее любезно с его стороны, если я не стану разговорчивее…
- Шести утра? – удивился Блацкович. – Но ведь мы отправились на задание в половине седьмого!
- Правильно, дружище! – из темноты послышался кашель. – Мы выехали с тобой из Вульфбурга в половину седьмого, это так… Только это было вчера, 16 марта. Увы, мой друг, сегодня – 17-е…
- То есть, ты хочешь сказать, что я провалялся без сознания почти сутки? – подвёл итоги услышанному Блацкович.
- Похоже на то, - подтвердил напарник. – Я звал тебя по имени практически всё время, пока находился в этой чёртовой камере… Словом, согласно часам тюремного анатомического театра, куда Йегер выводил меня последний раз, было без пятнадцати пять… Пока меня вернули в этот склеп и ты, наконец, откликнулся, прошло, наверное, минут сорок-пятьдесят...
- Ясно, - Блацкович подёргал решётку обеими руками, проверяя на прочность конструкцию; увы, она оказалась в полном порядке, даже не двинулась в пазах от его усилий. – Дай подумать – и я как-нибудь вытащу нас отсюда…
- Твой двойник был таким же шутником! – отозвался Уэсли. – Разве ты не видишь, что из нашего положения выхода нет?! Во-первых, из камер не выбраться; если ты, конечно, не ползаешь по стенам, а во-вторых – нас охраняют прототипы суперсолдат «Мёртвой Головы»!
- Прототипы?
- Они самые, - вновь кашлянул Ричард. – Известно, что Штрассе начал их разработку в 1937 году; тогда они представляли собой невероятную по тяжести груду металла, в которой человек был просто не в состоянии передвигаться. Для этого «Мёртвая Голова» снабдил их стационарными энергетическими генераторами, которые, создавая невероятные электрические импульсы, перенимали всю работу заключённого в броню человека на себя. Другими словами, электроэнергия замещала собой работу, гораздо превышающую возможности человека: если последний, облекшись в подобные доспехи, без помощи не мог ступить в них и шагу, то, благодаря электричеству, вполне сносно передвигался. Правда, расстояние передвижения было – и остаётся до сих пор – достаточно ограниченным: метров двадцать в обе стороны от генератора, с которым оператора в броне соединяет энергетический шнур, подсоединённый к его шлему.
- Постой, постой! – Блацкович провёл ладонью по лбу. – Значит, наша охрана – это не излюбленная Штрассе робототехника?!
- Скажешь ещё! – прозвучало в ответ. – Это такие же люди, как ты или я, излюбленные «Мёртвой Головой» биороботы – совсем другая история, хоть она и выросла из этих прототипов... На заре своих экспериментов обергруппенфюрер хотел создать экзокостюм, который не только полностью убережёт своего носителя от пуль, но и позволит тому вести просто ураганные боевые действия. К счастью для нас, затея оказалась провальной: без стационарного генератора энергии человек, естественно, не был в состоянии таскать на себе несколько сотен килограммов брони, а это, разумеется, не позволяло использовать разработанных Штрассе монстров на поле боя. К тому же, стоит противнику отключить энергию, подающуюся от электромашины к прототипу или отсоединить от его шлема шнур – и солдат просто беспомощно рухнет наземь под собственным весом! После этого «Мёртвая Голова» и решил полностью отказаться от людей – и с головой ушёл в создание полумеханических и полубиологических существ, чем снискал особую популярность Гиммлера… Что же касается прототипов, то Хельга не брезгует использовать их по-прежнему: ведь, если в полевых условиях эти неповоротливые, привязанные электрическим шнуром к генератору, здоровяки практически бесполезны, то, как охранники в тюрьмах, несущие службу в небольших секторах – они в самый раз… Так-то, камрад!
Диверсант обдумывал услышанное. Значит, у них всё-таки есть шанс на спасение из этого места: если ему каким-нибудь образом удастся выбраться из «каменного мешка», можно отключать электропитание врагов, а там будет видно... Конечно, их ждёт долгий и весьма опасный путь по периметру тюрьмы, но иного выхода, похоже, не имелось.
- Ты бывал когда-нибудь в Сноудонии, Блацкович? – вдруг прервал его размышления Уэсли.
- Нет, никогда, - ответил тот, улыбаясь. – Ни в твоём мире, ни, увы, в нашем!..
- Это сказочно прекрасное и безлюдное место, - продолжал тем временем Агент Первый; в его голосе появились мечтательные нотки. – Холмы, холмы, покуда хватает глаз. Мы с отцом ходили туда в походы, ещё до Великой войны. Он тогда был так счастлив… Отец брал корзину с хлебом и сыром. Бутылку эля для себя и газировку для меня. Как-то раз мы там даже нашли окаменевшие кости динозавра... А однажды я поскользнулся на мокром камне и сломал ногу. И, знаешь, это был лучший день в моей жизни!.. Ах, как бы мне хотелось туда вернуться снова! – с упоением рассказывал напарник.
Внезапно речь его прервалась: до ушей Блацковича донёсся скрежет ключа в замке. Уэсли замолчал – и тут же раздался короткий приказ по-немецки:
- Вытаскивайте его оттуда! Штурмбаннфюрер СС Йегер хочет с ним поговорить!
После непродолжительной возни послышался грохот решётки – и наступила тишина. Итак, теперь Блацкович остался один, если не считать топота шагов могучего охранника сверху. Он ещё раз внимательно осмотрелся: подняться из «каменного мешка» можно было исключительно по узкой металлической трубе, которую нацисты за каким-то чёртом не изолировали бетоном. Почему так случилось и каково было её предназначение, американец не стал над этим долго задумываться: он ухватился руками за трубу – и, упираясь ногами в стену, стал подтягиваться по ней к выходу. Однако, стоило ему коснуться соединения конструкции практически в полуметре от поверхности, как та с негромким треском надломилась – и Блацкович вновь оказался на полу; вслед за ним туда же с лёгким лязганьем упали и обломки трубы. Впрочем, падение доставило ему куда меньше боли, нежели разочаровавшая в намерениях, не выдержавшая его веса непрочная конструкция.
- Вот дьявол! – ругнулся он, вновь поднимаясь на ноги и озираясь по сторонам.
Небольшое углубление в полу прямо перед ним внезапно привлекло его внимание: Блацкович увидел, что в дыре, размером не более нескольких сантиметров, что-то белеет. Он сунул руку в отверстие, слегка присыпанное крошеным цементом – и извлёк на свет сложенный вчетверо листик бумаги. Агент Второй развернул его – и прочитал послание одного из предыдущих заключённых этого «каменного мешка». В нём говорилось следующее:

Письмо
Тому, кто это прочтёт
Меня зовут Лотти Коль.
Я была арестована по приказу Хельги фон Шаббс.
Пожалуйста, разыщите в Вульфбурге моего отца!
Его зовут Альберт Коль.
Он библиотекарь.
Скажите ему, что Хельга исследует «Осквернённую церковь».
Прошу вас, это очень срочно!
А ещё скажите ему, что я его очень люблю!

Дата в письме, к сожалению, отсутствовала, что, однако, не мешало сделать безошибочное заключение: оно было написано совсем недавно, поскольку даже уголки его не успели отсыреть, а сама бумага – покрыться пятнами или налётом плесени. Возможно, возраст послания измерялся даже сутками... Американец сунул его в карман штанов – и лишь тогда обратил взор на лежавшие у его ног обломки трубы.
Взяв их, он сразу же подметил интересную деталь: останки трубы обломились довольно ровно, выглядя почти срезанными; главное, что их можно было свинтить в один предмет, что уже представляло собой какое-никакое оружие – более, чем полуметровая металлическая палка с загогулиной на конце. После этого Блацкович снова обратил внимание на дыру в полу, в которой он обнаружил письмо Лотти: да, по никому неизвестным причинам оно было слегка присыпано бетонной крошкой… Он осмотрел уходящую вверх стену: в этом месте конструкция казалась весьма непрочной по сравнению с другим периметром камеры. Американец немедленно убедился в этом, раз-другой поскребя стену трубой: цементная крошка сыпалась ему под ноги целыми клубами пыли. Чем являлось подобное повреждение конструкции, для него оставалось тайной, тем не менее, он увидел в этом подарок судьбы: если разъединить трубу на две части, то можно попытаться вылезти из ямы, втыкая поочерёдно в стену металлические трубки и аккуратно подтягиваясь на руках – как это делают скалолазы на столь полюбившейся им Аляске, попеременно орудуя ледорубами.
Блацковичу не терпелось испробовать свою задумку на деле: в том случае, если структура бетона не будет достаточно рыхлой и сможет выдержать вес его тела – путь на свободу открыт! Он подпрыгнул – и с силой вонзил в крошащийся материал трубу; та вошла в цемент – и американец повис на правой руке, в четверти метра над полом своего узилища. Конструкция выдержала его – и он повторил предыдущее действие левой рукой, подтянувшись выше… Вновь – правой... Ещё раз – левой... Совершив с десяток движений он, наконец, оказался у поверхности ямы – и осторожно выглянул наружу.
Глазам его открылся большой зал, начинавшийся сразу за воротами его персональной камеры; целая анфилада высоких кирпичных арок проходила справа по коридору, открывавшая вид на ещё более значительную конструкцию тюрьмы замка «Вольфенштайн». По коридору неспешно прохаживался здоровенный, закованный в броню, охранник; ничего в его виде не напоминало человека – робот, человекообразная машина, да и только! В руках он держал огромный пулемёт, в котором Блацкович немедленно признал «Злобу»; правда, оружие выглядело более тяжёлым и модифицированным, нежели агент видел прежде… по крайней мере, в своём мире! От шлема нациста к потолку уходил шнур, укреплённый на специальном блоке, позволявший солдату двигаться и, соответственно, сам следовал за ним; прямо за воротами располагался генератор, к которому, немного пропетляв по потолку, шнур, в конечном итоге, и был подсоединён. Американец тут же отметил самую, пожалуй, важную деталь из мельком увиденного: со стороны его камеры у основания машины имелся рычаг и прибор, панель которого регистрировала поступление электроэнергии к экзокостюму противника. В конце коридора, длиной не превышающего тридцати метров, он также увидел металлическую дверь, покрытие которой так и светилось электрическими разрядами; впрочем, рядом с ней он также разглядел подобный рычаг с панелью.
Итак, несомненно, что с помощью обоих рычагов можно положить начало бегству из ужасного замка: первый позволял разведчику отключить грохочущего металлическими ботинками громилу, а оставшийся – покинуть этот сектор и перейти в следующий. Блацкович не высовывался, ожидая, когда находящийся неподалёку от его «каменного мешка» враг отправится в противоположную сторону – и как только солдат сделал пару шагов по направлению к сияющей молниями двери, выскочил наружу и стремглав кинулся к генератору.
Он изо всех сил рванул рычаг, с удовольствием следя за показаниями панели управления: стрелка на счётчике энергии дрогнула – и постепенно перешла из правого угла прибора в левый. Как только это случилось, громила приглушённо зарычал – и грохнулся на колени под собственной тяжестью; оружие выпало из его рук. Не теряя времени, Блацкович в два прыжка оказался возле бронированного гиганта и занёс над головой трубу.
- Я вашего брата уже видел в «Лаборатории-Х» «Мёртвой Головы», да и в Айзенштадте приходилось, - вполголоса произнёс диверсант, выворачивая из шлема поверженного врага электрический шнур. – С той разницей, правда, что было это в нашем измерении…
Противник замертво рухнул оземь, не издав ни звука; Блацковичу оставалось лишь гадать о том, получил ли какой-нибудь вред от проведённой процедуры находящийся в экзокостюме человек. Вряд ли; ведь надо же было охранникам как-нибудь сменяться на посту – для этого, надо думать, и существовал рычаг прекращения подачи энергии, а вовсе не для того, чтобы их вот так, мимоходом, отключал себе на забаву сбежавший заключённый!
Оценил диверсант и «Злобу», каким пулемёт оказался в параллельном мире; действительно, это была почти та же конструкция, только гораздо мощнее и тяжелее, с куда большей вместимостью боезапаса… На мгновение Блацкович даже зажмурился: чёрт возьми, он действительно находится во вселенной, где во Второй мировой войне победил Гитлер! Эта мысль пронзила его, отчего он даже закачался от приступа лёгкого головокружения; тем не менее, человек справился с собой, устояв на ногах. Что же, если в этом мире по какому-то невероятному стечению обстоятельств к власти пришёл национал-социализм, это положение необходимо исправить, во всяком случае, приложить все усилия к его исправлению! Иначе история человечества на этом участке мироздания раньше или позже – по вполне понятным причинам – закончится… Да, он, Блацкович, оказался в каком-то параллельном нашему мире, сжимая в руках «Злобу»; но, если здесь всем заправляют нацисты, если у руля стоит двойник Адольфа Гитлера и альтер эго обергруппенфюрера СС Штрассе по-прежнему продолжает свои ужасные эксперименты с людьми и техникой, прямой долг американца – помочь этому миру всеми силами! Оказавшись здесь неведомыми путями, Блацкович не знал, как покинуть это место; возможно, он просто должен закончить то, чего, увы, не смог добиться его двойник: убить «Мёртвую Голову» и уничтожить все плоды трудов зловещего учёного, как это было сделано в его собственном измерении! Поистине, пока этого не случилось, «Би Джей» и сам не согласился бы уйти с этой неизвестной, параллельной нашей вселенной, территории. В его понимании это было равносильно предательству, значение которого в любом из миров наверняка одно и то же...
Пройдя по коридору, он мельком глянул в соседний, находящийся за генератором, «каменный мешок»: он был пуст. Куда же, чёрт возьми, гитлеровцы увели пленённого Уэсли? В каком месте тюрьмы подручный фон Бюлов… то есть, фон Шаббс, допрашивает его товарища? Ричард говорил об анатомическом театре; соответственно, неподалёку от него должны находиться медицинские – вероятнее всего, больничные – блоки… «Ладно, разберёмся! – привычно сказал себе Блацкович. – Сейчас главное – найти выход с этого уровня… и не особо терять при этом времени!»
Остановившись возле закрытой двери, по поверхности которой бегали электрические молнии, агент потянул вниз рычаг, вновь наблюдая за перемещением стрелки силы тока по циферблату счётчика; несколькими мгновениями позже электрический треск прекратился – и человек, стараясь не шуметь, осторожно приоткрыл её: длинный тюремный коридор продолжался, только на сей раз в помещении было уже двое бронированных охранников! Блацкович юркнул за дверь, спрятавшись за выступом металлических ворот очередной ямы; оттуда он незаметно прокрался к ближайшему генератору – и отключил связанного с ним шнуром солдата. Тот рухнул на колени – и американец вывел врага из строя.
Оставшийся неприятель, видимо, что-то расслышал – и угрожающе двинулся к источнику шума. Прикрывшись генератором и выступом ворот очередной камеры, Блацкович бесшумно обошёл какую-то работающую аппаратуру у стены, оказавшись за спиной противника; тот, к счастью, действительно передвигался достаточно медленно, чем дал разведчику возможность совершить упомянутый манёвр. Пока он оглядывался по сторонам, отыскивая нарушителя явно многолетнего спокойствия старинной тюрьмы, диверсант успел перебежать к его генератору – и повторил операцию отключения врага. Железный монстр выронил оружие и закачался, после чего грохнулся на пол. Окончательная его ликвидация для Блацковича также было делом нескольких мгновений.
Идя к следующей, искрящейся электричеством, двери коридора, он попутно заглянул в две ямы, одна из которых была пуста, а другую занимал лысый человек, даже не поднявший на американца головы. Агент присмотрелся: заключённый спал, причём делал это в сидячем положении! Что же, будить его не было смысла, да и время поджимало: надо отыскать этот самый анатомический театр – и спасти Уэсли! К тому же неизвестно, в котором часу в тюрьме замка «Вольфенштайн» пересмена: если сюда не вовремя нагрянут другие охранники, положение рискует ухудшиться до невозможного!
Отключив электричество, Блацкович открыл дверь – и проник в смежный сектор; судя по проделанному пути, он прошёл полукруг справа налево; в том его также убеждал вид с балконов за арками, выходивший на соседние корпуса тюрьмы. Строение поражало размерами; старинный замок, модифицированный современными архитектурными добавлениями, представлял собой замкнутое круговое пространство с «каменными мешками» по обе стороны глубокого рва с водой; от балкона, на котором находился Агент Второй, до водной поверхности было не менее шестидесяти метров! Несколько этажей тюрьмы сообщались между собой многочисленными мостами, которые, вероятно, для безопасности, разводились на то время, когда Йегер не таскал заключённых на допрос… Освещение территории было таковым, что человек, оказавшийся в застенках тюрьмы, несколько суток спустя напрочь переставал понимать, сколько прошло времени, день теперь или ночь; Блацкович мысленно проклял нацистов, использующих подобные методы психического, равно как и физического, подавления личности.
Оказавшись за углом стены, соприкасающейся с металлическим мостом, по которому ему надлежало пройти, «Би Джей» обратил внимание на специальный предупредительный плакат: он сообщал, что сектор охраняется не только роботоподобными охранниками, но и специально дрессированными собаками. «Этого только не хватало! – подумал он, делая первый шаг по мосту. – Мне и треклятых железных черепах, вооружённых пулемётами, вполне достаточно!»
Перебравшись над наполненным водой рвом и достигнув противоположной стороны тюрьмы, Блацкович вовремя замер: за поворотом коридора направо, он заметил двух овчарок, дремавших прямо на полу; к счастью, расстояние между ними было довольно приличным… Пробираясь дальше на корточках, американец приблизился к животным; оказалось, собаки также щеголяли металлическими пластинами на мордах, спинах и лапах. «Эти гитлеровские твари уродуют даже невинных собачек! – ругнулся про себя разведчик, приготовив к бою свою заострённую с одного конца трубу. – Увы, поскольку мимо них мне никак не пройти, придётся действовать быстро – и, по возможности, бесшумно.»
Подкравшись к первой овчарке, Блацкович, демонстрируя поистине виртуозность беззвучия, заколол её – животное даже пикнуть не успело. И лишь после, внимательно осмотрев труп, он увидел, что собака была слепой! Причём, отсутствие глаз её носило явно хирургическое вмешательство: налицо были швы, соединявшие веки животного, подобные же швы были наложены на её уши. Несколькими минутами позже разделавшись таким же образом с оставшейся собакой, он отметил у неё те же признаки слепоты, как и у её товарки. Представлялось непонятным, зачем было выставлять в охрану объекта умышленно изуродованных собак, какой от них был толк?! Может, он неверно перевёл написанное на плакате, ведь его немецкий язык до сих пор оставляет желать лучшего?! Впрочем, на эти и подобные им рассуждения не было времени: более, чем в стометровом коридоре, который теперь можно было превосходно наблюдать из-за угла, он увидел не одного, ни даже двух, а целых четырёх бронированных охранников! За спиной последнего, как обычно, находилась дверь, по которой перебегали электрические разряды. Иного пути, кроме прыжка с моста в ров, не имелось; к тому же неизвестно, куда сей путь мог вообще его завести…
Ничего не оставалось, как прибегнуть к уже трижды проверенному методу ликвидации прототипов суперсолдат: прятаться, выжидать – и отключать их поодиночке. Кроме того, обязательным условием выполнения задачи «на отлично» по-прежнему являлось сохранение собственного инкогнито; беглец превосходно понимал: в случае его обнаружения, неминуемо начнётся пальба, которая не только затруднит его продвижение – она его попросту прекратит. И тут дело даже не в риске получить шальную пулю: на карту поставлено гораздо больше, чем жизнь агента из другого измерения! Итак, только полное отсутствие шума и элемент пока не раскрытой тюремщиками внезапности помогут ему выполнить задание.
И Блацкович пустился в долгую игру в прятки, отнявшую у него, как минимум, около четверти часа: отключив первого солдата, он выжидал прихода его товарища; при этом тщательно следил за двумя оставшимися, чтобы их маршрут случайно не совпал с движениями ближайшего к нему врага… Неоднократно ему приходилось отступать, видя, как кто-нибудь из «троллейбусов», как он стал мысленно именовать неприятелей, внезапно меняет курс – и возвращается на прежнее место или приближается к нему в самый неподходящий момент; словом, пока американец разобрался со всей четвёркой, ему пришлось изрядно попотеть. К счастью, эти передвигающиеся горы железа не покидали собственных, отведённых им генераторными шнурами, пространств для патрулирования; будь шнуры длиннее, они вполне могли бы сходиться и, возможно, перебрасываться парой слов… «Это ещё хорошо, что, в отличие от своих поздних собратьев, прототипы используют всего лишь пулемёты, а не гранатомёты да «Тесла-пушки»! – прикинул Агент Второй, отсиживаясь за очередным генератором и терпеливо поджидая новую жертву. – Как ни крути, но подобное вооружение в условия тюрьмы вполне оправдано: палить здесь из гранатомёта – значит, повредить комплекс, которым, судя по всему, нацисты бесконечно дорожат; а что касается «Тесла-пушки», то пользоваться ей тут вряд ли придёт в голову даже полному идиоту: вокруг – сплошной металл. Двери, мосты, поручни – и никакого изоляционного покрытия; соответственно, бронированные кретины вполне справедливо опасаются получить удар рикошетом… хотя бы через собственные железные башмаки!»
Наконец, избавившись от опасных супостатов, Блацкович оказался у заветной двери. «Вот были времена, - подумалось ему. – У себя дома, в сорок четвёртом, я справился бы с ними в считанные мгновения, будь у меня под рукой тулеанский медальон! Но здесь… Странно, что мне до сих пор не попалось на глаза ни одного энергетического поля, зато электрические – сплошь и рядом! Ведь, если в этом мире «Мёртвая Голова» не погиб до сих пор, а на дворе давным-давно сорок шестой, почему нацисты не используют всех тех достижений, что открылись им при исследовании Чёрного Солнца?! Ведь цеппелин не падал, замок «Вольфенштайн» – не был разрушен, куда же тогда подевались добытые гитлеровцами технологии?! Впрочем, вполне возможно, что они используются в тех местах, где их применение вызвано необходимостью – например, на полях сражений: там энергетические щиты, конечно, незаменимы… А для заключённых, которыми в этом мире стало всё население покорённой извергами Европы, видимо, достаточно и разряда простого электричества.»
Сбросив с дверей силу тока, диверсант оказался в небольшом закрытом помещении; ворота перед ним оказались закрытыми, однако вниз вела двухпролётная каменная лестница. Спустившись по ней, Блацкович оказался перед другими запертыми воротами; кстати сказать, сквозь их решётку он впервые увидел обыкновенных людей: двое солдат в чёрной униформе и шлемах, скрывавших лицо, болтали меж собой; оружие их было опущено дулом в пол, а внешний вид выражал полную безмятежность. Кроме необычного облачения, за их спинами были укреплены странные ранцы, наподобие переносной рации, приёмные стержни которых искрились голубоватым сиянием. «Би Джей» замер за стеной, благодаря чему подслушал ничего не подозревающих охранников.
- …имею ввиду разговоры про всякий оккультизм, про дьявольскую алхимию, - озабоченно говорил один из них. – От подобных откровений у меня мурашки бегут по коже: я всё-таки христианин! 
- И кто об этом говорит? – почти безразлично поинтересовался его товарищ, опустив голову.
- Хельга. Я сам такое слышал прошлой ночью, когда стоял на часах возле её апартаментов...
- Всем известно, что она интересуется историей, - ответил собеседник. – Даже училась в Венском университете.
- Да там всё гораздо хуже! Оккультизм, некромантия, воскрешения мёртвых – это, согласись, противоестественно!
- Ты что, сомневаешься в её намерениях? – поднял голову скептик, видимо, по званию выше, чем его товарищ.
- Конечно, нет, я просто… – оправдывался первый.
- Она – оберштурмбаннфюрер СС. Что бы она ни делала, всё на благо Райха! Думаешь, её волнует твоё мнение?
- Нет, но…
- Ты у неё и глазом моргнуть не успеешь, как тебя расстреляют к чёртовой матери!
- Да, но…
- Ты зачем вообще тогда вступал в Дивизию Паранормальных Исследований СС, если считаешь такие вещи противоестественными, а? – повысил голос старший.
- Я…
- Что – ты?
- Я думал, что мы будет искать что-то реально существующее... вроде Святого Грааля, - романтически молвил первый солдат.
- Святого Грааля? – расхохотался старший.
- Да.
- Невероятно! – его собеседник, отсмеявшись, на мгновение умолк. Затем, без всякого перехода, добавил. – Знаешь, лучше тебе по этому поводу зря языком не болтать!
- Но что такого я вообще сказал? – взмолился тот.
- Я сказал – не болтать, значит – не болтать! – отрезал старший. – Пошли, проверим восточное крыло, пока дежурный офицер за нами сам не явился!
После этого диалога солдаты не спеша стали удаляться, пока не скрылись за поворотом налево. Блацкович же, осмотрев помещение, недоумевал, каким образом из него выбраться: ворота – на запоре, а других выходов не видно. Тем не менее, он тщательно обследовал периметр, занимавший около двадцати квадратных метров, когда его намётанный глаз обнаружил на противоположной от ворот стене знакомую структуру дефективного цемента – по узкой полосе её можно было подняться наверх, к открытой вентиляционной шахте. Американец, сочтя задачу решённой, не стал терять драгоценного времени, и без того отнятого прятками с тяжёлыми пехотинцами да подслушанными разговорами; поэтому он вновь разделил трубу на две части – и, вгрызаясь ими в крошащийся бетон, взобрался к открытому люку.
Проникнув в вентиляцию, Блацкович преодолел не более десятка метров, когда выполз к развилке: ход направо, впрочем, просматривался даже отсюда – он возвращал агента в предыдущее помещение, поэтому он двинулся по левому ответвлению. Вскоре он увидел решётку справа по пути, через которую прекрасно просматривался водоканал, виденный им раньше; только теперь он стал ближе, ведь разведчик спустился минимум на два этажа строения. Едва он успел сделать этот неоспоримый вывод, как рядом с ним что-то резко зажужжало – и метрах в двадцати от него пролетел странный аппарат дискообразной формы, снабжённый двумя пушками; немного покружив меж вторым и третьим этажами тюрьмы, летательная машина унеслась за поворот канала. Человек замер: он впервые наблюдал подобное чудо военно-технического производства – беспилотную машину. Конечно, Блацкович неоднократно слышал о подобных штуках, но видеть таких ему пока не доводилось… по крайней мере, в привычном ему мире. А здесь – пожалуйста! То, что машина управлялась не человеком, было очевидно: последний ни за что не уместился бы в столь плоском и небольшом – величиной около метра – диске; следовательно, нацисты, победившие в этом измерении, приложили немало усилий для того, чтобы поставить уникальные боевые машины на конвейер… И, вероятно, не только для того, чтобы те занимались охраной тюрем! Блацкович не успел как следует рассмотреть вооружение беспилотного воздушного корабля, однако, не делал из этого трагедии: если он столкнётся с такой машиной один на один, у него всё равно не будет и шанса – ведь не полезешь на пушку или пулемёт с металлической трубой! Словом, следует избегать летающих неприятелей, пока не представится возможность разжиться более серьёзным оружием…
Миновав ещё два поворота, он выбрался к выходу из вентиляции: чтобы продолжить путь, ему надо было спрыгнуть вниз, в открывшийся его глазам коридор. И дело не в том, что до поверхности было не более двух метров, а в конце коридора сияла электрическими искрами очередная дверь: дорогу ему преградили два «троллейбуса», которые, к сожалению, вполне могли встречаться – и даже патрулировать периметр сообща. Слева от них на небольшом возвышении у стены, находились оба генератора, которые Блацковичу и предстояло отключить.
Поскольку «каменных мешков» в секторе не имелось, «Би Джей» справедливо предположил: неприятели поставлены здесь только ради охраны двери. Следовательно, за ней находится нечто весьма важное; кроме того, изучив помещение из вентиляции, Блацкович понял и другое: какой-нибудь иной выход из зала отсутствовал. Значит, ему, в любом случае, туда… Конечно, подумать об этом было куда проще, нежели сделать: взять на себя обоих врагов одновременно – задача не из лёгких… Однако, суперагент просчитал свои возможности: если незамеченным пробраться к генераторам, стоящим в совершенной близости друг от друга, он попытается отключить две горы металлолома в одно и тоже время – такую возможность ему давала труба, концом которой можно было дотянуться до второго рычага, чего нельзя было сделать размахом пустых рук. Следовательно, главное – не попасться на глаза противникам; скрываясь за колоннами зала, подняться на возвышение – и совершить задуманное. Блацкович также принял во внимание и тот факт, что освещение, в основном, приходилось на саму дверь, тогда как углы зала почти тонули в полутьме.
Выждав момент, когда оба врага находились от него на достаточной дистанции, американец спрыгнул на пол, притаившись за ящиками с нацистским орлом и сопроводительной надписью: «Боеприпасы». «Разберусь с ребятами – и обязательно обыщу эти контейнеры, - решил Блацкович, прислушиваясь к шагам неприятелей. – Может, мне в руки попадёт нечто более солидное, чем труба!..»
Тем временем солдаты разошлись в противоположные стороны, агент прекрасно видел это со своего места; один из них совершил маршрут в его сторону, однако, не заметив ничего подозрительного, развернулся – и пошёл в обратный путь. Его также ни о чём не подозревающий товарищ ушёл ещё дальше, к находящимся в конце коридора воротам из металлических прутьев. Блацкович сгруппировался – и в одну короткую перебежку достиг ближайшей колонны, а оттуда – пробрался к возвышению, на котором урчали работающие генераторы.
Остальное было делом нескольких мгновений: действительно, если бы не труба, он не смог бы одновременно дотянуться к обоим рычагам. Но расчёт его оказался верным: укрытый за колонной, он смог схватить правой рукой один из рычагов, а загогулиной трубы в левой руке – повернуть рычаг соседнего генератора. Мгновение тревожного ожидания – и оба гиганта практически одновременно замерли на месте, лишившись питающей их движение электроэнергии; после чего выронили пулемёты и попадали на пол. Разведчик немедленно выскочил из-за колонны, сбежал с возвышения к поверженным супостатам – и поочерёдно обезвредил их, ловко отсоединив острым концом трубы шнуры, связующие бронированных охранников с генераторами. Ворота, как он и предполагал, оказались запертыми; ведущая через них дорога уходила в темноту: в соседнем зале даже не было освещения. Так или иначе, Блацковича это не волновало ни в малейшей степени: перед его глазами была дверь под электрическим напряжением, которую, по его глубокому убеждению, охраняли двое громил… Но до того, как пройти сквозь неё в сопредельный сектор, он осмотрел ящики: увы, их содержимым оказались исключительно пулемётные ленты для «Злобы»… «Очень жаль! – подумалось диверсанту. – А я так сильно успел соскучиться по бесшумному оружию!.. К сожалению, на подобных броненосцев даже старый-добрый «МП-28» окажет малое воздействие…»
Обесточив преграждавшее ему путь электрическое поле, Блацкович осторожно открыл дверь, оказавшись на широком металлическом мосту с перилами, ведущему через водоканал на соседний тюремный участок. Слева от него – привычная арочная анфилада, прямо – открытый вход в зал, откуда доносилось мерное вышагивание бронированной охраны. Перейдя мост, агент увидел под одной из арок ещё одну собаку, мирно дремлющую на полу; рядом с её мордой стояла миска с кормом. «Би Джей» не хотел убивать и без того пострадавшее от нацистских экспериментов животное, поэтому прокрался в коридор за две арки до лежавшей собаки – и осмотрел открывшуюся ему панораму.
По длинному коридору, протяжённостью около сотни метров, прогуливался одинокий «троллейбус»; само помещение венчалось дверью, защищённой электрическим током. Хуже всего было то, что генератор, питавший врага, располагался почти возле неё. К несчастью, коридор был достаточно узким и длинным; даже в том случае, если неприятель проделает положенный ему маршрут в сторону Блацковича и вернётся к дверям, у последнего не будет времени и на половину пути, чтобы достичь треклятой электромашины. Вторым серьёзным минусом было отсутствие на участке хоть каких-нибудь укрытий: ни тебе колонн, ни ящиков… Американец забрался под ближайшую арку и стал обдумывать дальнейшие действия.
Находясь со стороны балкона, он отметил про себя, что водоканал стал к нему гораздо ближе: за время своего путешествия он спустился на три этажа! Следовательно, ещё небольшой рывок – и он окажется в самом низу тюремного комплекса, откуда, скорее всего, его можно будет покинуть… Эх, знать бы только, где сейчас Уэсли! Без него уходить никак нельзя; агент не мог позволить себе потерять старого друга ещё и в параллельном измерении! Значит, необходимо ускорить движение. Однако, как это сделать теперь, когда он попал в безвыходную ситуацию?
Блацкович отметил, что коридор расположен не по абсолютной прямой, а подобно всей конструкции, имеет несколько полукруглую форму. Может, ему следует пройти по балкону с внешней стороны водоканала арочную анфиладу, откуда ему откроется более удобный вид? Это было делом довольно рискованным: во-первых, он мог стать целью беспилотников, которые, как ему уже стало известно, время от времени патрулируют периметр, а во-вторых – ему предстояло проползти мимо спящей овчарки: если собака поднимет шум, он будет обнаружен. Однако, суперагент не видел иного выхода; в противном случае, можно сидеть здесь до скончания века…
Пригнувшись, Блацкович почти пополз по балкону, постоянно озираясь за спину и напрягая слух; расстояние от него до дремлющего животного быстро сокращалось. Оставалась надежда, что псина, уткнувшись мордой едва ли не в миску с едой, не унюхает его… Впрочем, ему так и не пришлось миновать её, потому что милостивая судьба вновь улыбнулась своему избраннику: не достигнув собаки, Блацкович, оказавшись под соседней от неё аркой, увидел напротив лаз в противоположной стене коридора. Недолго думая, диверсант выглянул из-за укрытия: солдат, печатая шаг, будто на параде, удалялся к двери; это дало американцу время пересечь коридор – и скрыться в только что обнаруженном стенном отверстии.
Оказалось, что узкий проход за стеной, вероятнее всего предназначавшийся именно для четвероногих охранников тюремных помещений, идёт параллельно коридору; Блацкович немедленно последовал по нему, изредка ударяясь головой о потолок лаза. Действительно, агент прополз по нему весь периметр, постоянно слыша движение «троллейбуса» за стеной слева; тот, ничего не подозревая о проникшем в доверенную ему зону беглеце, неутомимо вышагивал по коридору. К слову сказать, из «собачьего лаза», как назвал про себя спасительное укрытие Блацкович, было ещё два выхода наружу: где-то по центру коридора – и в самом его конце, куда он, собственно, и стремился попасть. Осторожно выглянув из последнего лаза, «Би Джей» увидел, как охранник удаляется от него; ещё мгновение – и фигура его почти исчезла за поворотом… Тогда разведчик, не видя в дальнейшем ожидании никакого смысла, выбрался в коридор – и рванул рычаг управления дверью; подача электротока к ней прекратилась – Блацкович юркнул в соседнее помещение, не сочтя нужным расправиться со своим неприятелем: ведь тот никак не смог бы последовать за ним, не рискуя при этом остаться без подпитки для ношения собственного экзокостюма… «Чёрт с ним! – подумал американец. – Удалось пройти опасный периметр – и ладно!»
Очередная дверь открыла ему путь на следующий мост, который Блацкович преодолел без каких-либо приключений. Ступив в коридор, который заканчивался запертыми слева воротами, он едва не замер от неожиданности: по дороге направо, метрах в десяти-пятнадцати от него, на полу стоял коленопреклонённый «троллейбус», не подававший никаких признаков жизни. Его пулемёт лежал рядом, у правого колена. Увидев эту картину, разведчик немедленно подумал о какой-нибудь изощрённой ловушке: может, это всего лишь отвлекающая тактика – и враги ждут его, заманивая в окружение? В таком случае, им известно о его маршруте… Но разве они могли просчитать его лазанья по стенам?! Вот это навряд ли… Итак, впереди было по-прежнему тихо: солдат не двигался, из коридора за ним не доносилось ни звука; это вселяло в Блацковича надежду, что он несколько ошибся с предположениями. Поскольку со спины ему ничего не угрожало, он предпочёл рискнуть – и бесшумно подкрался к замершему без движения охраннику.
Очутившись у неприятеля за спиной и каждое мгновение ожидая подвоха с его стороны, Блацкович резким движением трубы выбил шнур из его шлема – и ничего не произошло! Агент Второй внимательно осмотрел окончательно обездвиженного супостата – и понял, что перед ним пустой экзокостюм! Это открытие навело его на иные мысли: если периметр никем не охраняется, значит, у врагов пересмена – и вскоре здесь появится новый охранник. С другой стороны, никакая пересмена таким образом не производится: ни один солдат ни в праве покинуть пост, не передав его другому… Или же он попал на участок, который по каким-то причинам в охране не нуждается… Нет, такого просто быть не могло: разве в замке «Вольфенштайн» могло быть подобное местечко?! Чушь! Так или иначе, Блацкович, не в состоянии объяснить увиденного, решил не ломать понапрасну свою бедную головушку, а по возможности без лишних задержек отправиться дальше.
«Да что здесь происходит? – рассуждал он, крадучись пробираясь вдоль левой стены коридора. – Слепые собаки, пустые экзокостюмы… Странно всё это!»
Пройдя до конца коридора, Блацкович наткнулся на ещё одни запертые ворота, слева от которых находилась лифтовая кабина, нагруженная несколькими ящиками. Итак, путь его лежал ещё ниже; интересно, что ожидает его на следующем уровне? Так или иначе, надо было спускаться – и американец надавил кнопку управления конструкцией.
Потянулись мгновения, показавшиеся разведчику вечностью; пока лифт уносил его вниз, он расслышал привычные тяжёлые шаги бронированного охранника, возможно, даже не одного… Кабина опускалась очень медленно; впрочем, Блацкович не опасался внезапного своего обнаружения врагом: ящики, за которыми он прятался, отлично скрывали его местонахождение – главное, чтобы неприятель не стоял прямо перед лифтом в момент его спуска…
Однако, всё обошлось наилучшим образом: когда кабина замерла, Блацкович легонько высунулся из-за укрытия: очутившись в очередном коридоре, он увидел беспечно проходящего мимо солдата в экзокостюме; далее, метрах в тридцати от него, находился его не менее бронированный товарищ, за спиной которого располагался выход – под электрическим напряжением искрились двери, указывая диверсанту путь с локации.
Выбравшись из лифта буквально за спиной у ничего не подозревающего солдата, Блацкович оценил ситуацию: питающий его генератор стоял у противоположной стены, до которой было рукой подать; гораздо сложнее было отключить его напарника – тот, хоть и передвигался на незначительное расстояние, прохаживался возле двери; к сожалению, его генератор находился рядом с выходом. Стоит «Би Джею» вырубить ближайшего «троллейбуса», как оставшийся ни за что не даст ему пройти по коридору к заветному выходу – и тогда его американская песенка спета: на помощь поднявшему тревогу врагу наверняка прибудет подкрепление, нацисты блокируют лифт – и путешествие можно считать законченным… Словом, поступать согласно только что изложенному плану было нельзя, следовало найти более безопасный метод расправы с врагами. И, что и говорить, весьма желательно остаться при этом по-прежнему незамеченным.
Внимательно осматривая обстановку коридора, диверсант увидел строительные леса, установленные у стены напротив лифтовой кабины; видимо, недавно здесь проводились какие-то отделочные работы. Взгляд Блацковича заскользил по потолку, отслеживая крепление шнуров, соединяющих охранников с их динамо-машинами. Недолгий осмотр привёл его в полный восторг: шнур дальнего солдата протягивался на довольно значительное расстояние – и если взобраться на леса без лишнего шума, этот шнур можно повредить без особых усилий! Таким образом, в голове американца сложился вполне реализуемый и относительно безопасный план: сперва, конечно, ему следует отключить первого, ближайшего охранника, когда тот вернётся к лифту; затем, поскорее поднявшись на леса, перебить шнур второго громилы, пока тот не успел заметить исчезновение товарища и забить тревогу… Конечно, теоретически задуманное выглядело весьма привлекательно, оставалась самая малость: привести его в действие.
Блацковичу пришлось ждать около минуты, пока ближайший супостат вернётся к лифтовой кабине; неповоротливый «троллейбус» медленно прозвенел мимо прячущегося за ящиками агента – и, развернувшись, отправился в обратную сторону. Не успел он сделать и нескольких шагов, как Блацкович выскочил из-за своего укрытия – и метнулся к рычагу генератора; мгновением позже его враг, полностью обесточенный, завалился на бок – и американец выбил остриём трубы шнур, соединяющий того с динамо-машиной. Второй камрад по-прежнему топтался возле дверей в конце коридора; и пока он находился к Блацковичу спиной, тот бросился к лесам – и в несколько мгновений взобрался на их верхнюю площадку, откуда легко можно было дотянуться до потолка. Разведчик вытянулся во весь рост, замахнувшись трубой изо всех сил – и шарахнул по контактному соединению шнура оставшегося далеко внизу противника.
Несмотря на то, что враг успел-таки заметить Блацковича, оказать ему сопротивления не получилось: великан пару раз дёрнулся, роняя оружие на пол – и рухнул навзничь. «Би Джей» спустился с лесов и пересёк освободившийся от «троллейбусов» коридор. Путь был открыт.
То, что американец увидел за дверью, заставило его вздрогнуть – и поспешно спрятаться за стеной небольшого помещения, уставленное накрытыми брезентом ящиками, в которое его привела судьба. Открытая дверь вела прямо, однако справа от него находились металлические решётчатые ворота, сквозь прутья которых он увидел штурмбаннфюрера Руди Йегера, действия которого и привели Блацковича в дрожь.
За воротами находилась тюремная псарня, по крайней мере, одно из её помещений. Её начальник, подбоченившись, стоял перед камерой, возле дверей которой, ощерившись, едва ли не прыгали несколько собак; во главе их была Грета, любимица Йегера. Несмотря на то, что в большом помещении стоял громкий лай, Блацкович расслышал человеческий крик:
- Нет! Нет! Помогите! Нет!
- Пора обедать, моя Грета! – ответил на это нацист, возясь с дверным замком и обращаясь к кому-то – к кому именно, Блацкович не мог увидеть со своего места за стеной.
- Нет! Нет! Пожалуйста! – продолжались вопли из камеры.
Штурмбаннфюрер, наконец, справился с замком – и стая собак ворвалась в камеру. Раздался пронзительный крик, перемежаемый лаем и урчанием собак, затем второй, третий…
- Вам конец, мрази! – удовлетворённо заключил Йегер, складывая руки на груди; мимо него шныряли овчарки с окровавленными мордами, растаскивая в зубах останки несчастных заключённых. Гитлеровец с довольным видом потрепал по загривку подбежавшую к нему собаку:
- На этом ещё полным-полно жира, да? Будь умницей, Грета: прикончи его полностью! А я вернусь через часик – и заберу тебя на прогулку! – с этими словами тюремщик ещё раз потрепал по шерсти свою любимицу – и, даже не заперев дверь камеры, отправился к другим воротам в противоположном участке сектора. 
- Силы небесные! – только и мог пробормотать Блацкович, глядя вслед удаляющемуся штурмбаннфюреру и разошедшимся по залу, успокоившимся овчаркам. Впрочем, как он не был шокирован поведением чудовищного надзирателя тюрьмы, увиденное не давало ему повода прекратить поиски Уэсли; страшно было и подумать о том, что его ожидает в том случае, если он будет молчать на допросах! Йегер, как только что мог наглядно убедиться Блацкович, слов на ветер не бросает; значит, недаром за ним – даже среди нацистов! – ходит столь дурная слава изверга и живодёра… Американец закрыл глаза и глубоко выдохнул: «Держись, Ричард! Я иду за тобой!»
Войдя в следующее помещение, разведчик за поворотом наткнулся на две запертые металлические двери; увы, открыть их можно было бы разве что связкой динамита. Судя по их расположению, одна из них вела на псарню, где он только что видел зловещего штурмбаннфюрера, кормящего своих питомцев; о назначении другой он мог только догадываться, поскольку она располагалась напротив первой…
Закуток, в котором оказался Блацкович, имел явно запущенный вид: на полу его валялся строительный мусор, сваленные в одном из углов старые стулья; агент подумал, что ему следует поискать другого пути – и даже надумал было вернуться, как вдруг заметил на стене полосу дефектного бетона. Проследив взглядом за её направлением, он обнаружил наверху вентиляционное отверстие – и, стараясь не шуметь, взобрался по стене, в считанные мгновения достигнув намеченной цели.
Оказавшись в вентиляции, Блацкович пополз по ней практически вслепую, ориентируясь исключительно на незначительные проблески света. В течение нескольких минут он двигался в пространстве буквально на ощупь; от левой стены его ушей достигал некий странный гул – создавалось впечатление, что где-то за ней работает здоровенная машина неизвестного назначения. Совершив несколько поворотов, он, наконец, выбрался к выходу из шахты – и куда?! Прямо под ним находилась та самая псарня, где Йегер не столь давно кормил своих собак пленниками замковой тюрьмы! Блацкович высунул голову из лаза, осматривая помещение: большой зал, по стенам которого располагались пустые камеры, имел незначительное освещение; над ним проходил металлический мост, с которого он слышал шаги закованного в броню охранника… Самым неприятным было то, что на полу помещения агент насчитал пятерых овчарок; правда, собаки, объевшись бывшими заключёнными, лежали на полу и пока не подозревали о присутствии над ними постороннего…
Диверсант оценил возможные варианты развития событий: если он спустится вниз, отважившись сунуться прямо в логово собак-людоедов, то назад отступления уже не будет: до пола около трёх метров, только вот попробуй, отбиваясь от свирепых животных, вскочить на такую высоту! К тому же неизвестно, не забыл ли штурмбаннфюрер при уходе отсюда запереть за собой ворота псарни… Кроме того, Блацковичу не давал покоя охранник на мосту: с его местонахождения отлично просматривался весь зал, возможно, за исключением его особенно тёмных углов. Но, даже если он и найдёт помещение, дверь в которое он видел в закутке, не факт, он каким-нибудь образом сумеет попасть в него изнутри зала. В таком случае, он окажется запертым вместе с кровожадными псами при счёте один против пятерых; вдобавок, за их поединком будет наблюдать с моста вооружённый пулемётом «троллейбус»… Даже если допустить, что он не станет вмешиваться в свалку – из боязни покалечить собак начальства – Блацковичу и без того придётся весьма несладко.
Однако, американец не искал лёгких путей, не искал никогда; недаром один из руководителей айзенштадского отделения «Кружка Крайзау», Эрих Энгле, после войны ставший писателем, говаривал ему: «Твои планы, «Би Джей», всегда носят на себе след безумия! Возможно, поэтому реализовать их в состоянии лишь сам придумавший!» Чувствуя пульсацию крови в висках, разведчик осторожно вылез из люка, на мгновение зависнув над решётчатым полом, под которым проходили какие-то толстенные трубы – и бесшумно оказался в помещении.
Ни одна из собак-людоедов даже не шелохнулась на его движение. Блацкович вновь возблагодарил судьбу за то, что все они, по счастливому стечению обстоятельств, находились вместе, неподалёку друг от друга – причём, в другом углу зала. Солдат продолжал размеренно прохаживаться по мосту; диверсант сделал пару осторожных движений, перенося вес тела с одной ноги на другую – и укрылся в тени ближайшего угла, рядом с камерой, стены которой были окрашены кровью. Именно здесь головорез Йегер кормил собак телами ещё живых узников тюрьмы замка «Вольфенштайн»… Кроме того, Блацкович, присмотревшись к окровавленному полу помещения, обнаружил лежавший в углу камеры скомканный лист бумаги; и что было особенно приятно – в полу её имелся приоткрытый люк!
Блацкович не стал терять времени понапрасну – и аккуратно вошёл за решётчатую дверь; благо, что Йегер не стал запирать её… Подняв с пола лист бумаги, он не глядя сунул его в карман: при тусклом освещении зала он всё равно не смог бы разобрать ни единой буквы из написанного. После он тихонько открыл люк: вниз вела узкая металлическая лестница. Блацкович немедленно спустился по ней, прикрыв за собой люк – и оказался в освещённом тоннеле, ведущем в неизвестном направлении.
Сжимая в руке единственное оружие, он, пригибаясь под низким потолком, прошёл около тридцати метров по прямой; это расстояние, которое он на глаз отмерил залу, приблизительно соответствовало размеру оставшейся над ним псарни. Поворот направо – и он вышел на узкий технический мостик: метрах в пяти внизу текла вода. Итак, он оказался в недрах тюрьмы, откуда, вероятно, лежит дорога на свободу… Мостик разветвлялся: левая его часть уходила в широкую трубу, из которой пробивался электрический свет, а путь прямо, как предположил Блацкович, вёл в противоположную сторону под псарней, если принимать во внимание симметричность конструкций тевтонских архитекторов. Поэтому он пошёл налево – и, миновав трубу, оказался в просторном круглом помещении с колоннами, по стенам которого сочилась вода. Увы, из него не было выхода; во всяком случае, так могло показаться нерадивому наблюдателю. Однако, американец обратил пристальное внимание на один из участков стены, следы которой носили отметины недавних работ: рядом, на полу, стояли вёдра с бетоном, лежали мастерки и строительные молоточки; в придачу, тут же стоял и переносной прожектор… Создавалось впечатление, что рабочие ушли отсюда минуту назад, между тем Блацкович, как известно, никого не встретил… Возможно, они удалились под мост, к водоканалу, под который также вела узенькая лесенка… кто знает? Тем не менее, разведчик заметил, что не все камни, из которых была сложена стена, стоят ровно и на своих местах: сквозь щели явно наспех проведённых работ был виден свет соседнего помещения. Диверсант не стал долго думать – и, работая трубой и руками, пробил в стене достаточное отверстие, чтобы протиснуться в него, после чего, стряхнув с себя пыль, проник в помещение по соседству, пустив насмарку предыдущие отделочные труды нацистов. Прямо по стене наверх вела ещё одна металлическая лестница, которой Блацкович не преминул немедленно воспользоваться.
Кстати, он вовремя вспомнил о подобранном на полу камеры листе бумаги – сунул руку в карман и вытащил его; здесь света вполне хватало, чтобы разобрать написанное:

Записка государственного ветеринара
Герр Йегер, я понимаю Ваше беспокойство по поводу её здоровья, но уверяю Вас, что операция не потребуется. Тем не менее, я согласен с тем, что в последнее время она потеряла игривость и стала раздражительной. И всё же позвольте мне напомнить Вам две вещи, которые должны Вас успокоить:
1) Если Вы будете давать ей лекарство дважды в день, как прописано, то камни из почек выйдут естественным путём;
2) Я знаю, что Грета для Вас – не просто собака, но поверьте: как только болезнь отступит, она в скором времени станет весёлой, как прежде.
Отто Вайс,
государственный ветеринар

Прочитав послание, Блацкович с отвращением бросил его на землю: ещё неизвестно, кто достоин большего осуждения – Йегер, натаскивающий собаку на людоедство, или ветеринар, дающий тому советы по уходу за извращёнными вкусами его питомицы… Впрочем, подумалось ему, в подобных ситуациях лучше вообще не осуждать: ветеринар-то человек подневольный; пусть лишь попробует не дать медицинского совета штурмбаннфюреру – и тотчас сам станет обедом для больного зверя…
Поднявшись по лестнице, «Би Джей» продолжил путешествие по техническим отделениям тюрьмы. Он оказался на очередном мостике, откуда открывался вид на канал, снабжённый каким-то агрегатом, рабочая часть которого состояла из нескольких здоровенных, вращающихся роторов; скорее всего, машина вырабатывала необходимую для комплекса электроэнергию. Путь по мостику направо преграждала решётчатая калитка с висящим на ней замком, зато повернуть в открытый тоннель налево можно было в любое мгновение. Блацкович так и поступил – и, пройдя несколько десятков метров, вновь оказался перед закрытой металлической дверью; впрочем, это не особо его смутило, поскольку наверх вела техническая лесенка, заканчивающаяся очередной крышкой люка.
Поднявшись наверх, американец осторожно приподнял крышку над головой, выглядывая сквозь образовавшуюся щель – и едва не чертыхнулся вслух: он вновь оказался на псарне, в одной из её камер, будь она неладна! Правда, это было её другое отделение: над четырьмя собачьими лазами были крупно выведены буквы латинского алфавита – и если в первом зале они были отмечены как «А», «B», «C» и «D», то в этом секторе они, соответственно, носили наименования «E», «F», «G» и «H». Прильнув к решётке камеры, Блацкович осмотрел обозримое пространство: в зале было всего две собаки; впрочем, если в помещении имелись другие животные, он, конечно, мог со своего места их попросту не видеть…
Словом, американцу поневоле пришлось повторить процедуру, совершённую им в предыдущем секторе тюремной псарни: прокрасться мимо дремлющих собак, которых, к счастью, действительно оказалось всего две: они лежали на полу на значительном удалении от Блацковича – и ему вновь удалось беспрепятственно осмотреть соседние камеры, в полу одной из коих – а именно напротив, под литерой «G» – он обнаружил ещё одну крышку люка. Он мысленно поблагодарил высшие силы за то, что не пришлось убивать и без того истерзанных нацистами существ – и, миновав опасную территорию, спустился по лестнице в следующий тоннель под залом.
Узкий лаз петлял не более двадцати метров – и вывел разведчика к технической лестнице, по которой он поднялся уровнем выше. Ещё до того, чем он успел высунуть нос наружу, Блацкович услышал характерную бренчащую поступь «троллейбуса»: враг, судя по его шагам, был где-то совсем неподалёку. «Би Джей» выждал время, пока шаги неприятеля стали удаляться – и аккуратно выглянул из-за угла.
Итак, он находился на предпоследнем ярусе тюремного комплекса: перед его глазами вновь был водоканал, разделявший обе стороны периметра; через него был перекинут металлический решётчатый мост, по которому вышагивал бронированный охранник. Без сомнения, он являлся достаточной помехой для преодоления моста, однако, Блацковичу свезло и на сей раз: буквально в метре от его технического лаза находился генератор, снабжавший энергией ничего не подозревающего солдата. Агент, мгновенно оценив ситуацию, выскочил из своего укрытия, подскочил к динамо-машине – и рванул рычаг, наблюдая за стремительным падением показаний электрического счётчика. «Троллейбус», качнувшись в сторону, на мгновение замер – и беспомощно растянулся на полу по ту сторону моста. Разведчик не стал терять времени понапрасну – и быстро подбежал к неприятелю; одно движение – и шнур был отсоединён от шлема супостата, так и оставшегося неподвижно лежать в неприглядной позе. Блацкович осмотрел участок: направо от моста коридор заканчивался решётчатыми воротами, за которыми даже не было освещения, тогда как налево имелась открытая металлическая дверь; даже отсюда было видно, что за ней были сложены какие-то ящики… Таким образом, путь агента был очевиден – и он, перебегая между арками и прячась у стен, с каждым шагом приближался к выходу с локации.
Прямо за дверью находилась двухпролётная лестница с перилами, ведущая наверх; Блацкович пробежал по ней без каких-либо приключений. На верхней её площадке перед ним вновь оказались две двери; он попробовал открыть каждую из них поочерёдно – увы, напрасный труд: помещения были наглухо закрыты изнутри. Диверсант остановился в лёгком недоумении: что дальше? Впрочем, его замешательство не было длительным: пытливый взгляд годами тренированного элитного морского пехотинца Соединённых Штатов Америки обнаружил очередной вентиляционный люк на стенном выступе средней площадке лестницы – и он тут же устремился к своей находке. Протянув трубу, Блацкович подцепил загогулиной рукоятку люка – и рванул на себя; крышка открылась и «Би Джей», хватаясь за специально вмонтированные в её днище скобы, забрался в вентиляционную шахту.
На сей раз его путешествие оказалось долгим и запутанным; хорошо ещё, что шахта освещалась маленькими лампочками. Блацкович пропетлял, казалось, более сотни метров, время от времени сворачивая не туда: иногда нелёгкая приводила его к работающим вентиляторам, иногда – к решёткам, открыть которые можно было только снаружи, да и то путём взлома конструкции… В одном месте шахта ненадолго расширилась – и сквозь решётчатый пол американец увидел под собой самые настоящие казематы, в которых содержались люди; он обратил внимание на то, что, в основном, это были старики. Они носили зелёные пижамы и ничем не напоминали бритых наголо заключённых тюрьмы замка «Вольфенштайн»… Его поразил тот факт, что в помещении отсутствовали «каменные мешки», присущие этому месту; люди содержались в одиночных камерах – более того: они могли свободно передвигаться по коридору, пролегавшему прямо под ногами Блацковича… Куда же он попал, чёрт побери?
Наконец, разведчик, преодолев ещё около полусотни метров по прямой, увидел крышку люка в полу шахты; присев рядом с ней, он ударил по ней обеими ногами – выход из лаза был открыт, но вот куда он привёл беглеца?
Чтобы это выяснить, необходимо было прыгнуть вниз: под ногами Блацковича сиял выложенный кафельными плитками пол. Откуда-то издалека доносились стоны… Неужели он попал в больницу? Диверсант – прежде, чем решиться на последний шаг – просунул голову в отверстие люка, внимательно осматриваясь по сторонам.
Ему хватило даже недолгого обзора, чтобы понять: судьба привела его ни куда-нибудь, а в лечебницу для душевнобольных. Он увидел, что больших размеров помещение разделено на два противоположных яруса, которые разделялись длинным коридором внизу; его люк находился в углу левого этажа, откуда по всему периметру располагалась веранда, снабжённая металлической решёткой, чтобы никто из пациентов случайно не упал вниз. Слева и справа по всей протяжённости веранды находились одиночные камеры, кое-какие из них были открытыми: видимо, больным разрешалось выходить на прогулку – в пределах собственного яруса, разумеется – в любое время. Никаких докторов – по крайней мере, в этом секторе – не было видно: вероятнее всего, несчастные пациенты этого кошмарного лазарета были полностью предоставлены самим себе; не заметил Блацкович также ни одного охранника, наблюдавшего за ними. Осознав, что на этой территории ему ничего не угрожает, Агент Второй прыгнул вниз, мягко приземлившись на кафельный пол.
Итак, шесть камер с левой стороны комплекса и ровно столько же – с правой; Блацкович с невольным содроганием заглянул в ближайший каземат, где увидел примитивную обстановку содержания душевнобольных: металлическая кровать, снабжённая матрацем – подушек и одеял, видимо, несчастным не полагалось; в противоположном углу – ватерклозет, рядом с которым находилась пожелтевшая от времени и воды раковина… Вот и всё убранство! Камера пустовала – и Блацкович мысленно пожелал, чтобы она навечно осталась пустой… Кстати, стены её были испещрены крестиками, все четыре – полностью, от потолка до пола! «Значит, какой-то бедолага до последнего отсчитывал свои дни, - резонно предположил американец. – Какой же силой духа необходимо обладать, чтобы верить в столь иллюзорное освобождение!»
Он прошёл по веранде дальше; двери трёх последующих камер были закрыты – и Блацковичу вовсе не хотелось проверять, есть ли в них узники и в каком они состоянии… И тут он припомнил то, о чём старался сознательно не вспоминать всю жизнь: тётю Сару. Да, она безмерно пугала его, когда он был ещё мальчишкой, своими неожиданными припадками; папа с мамой иногда навещали её в клинике, куда женщину поместили после того, как она, по словам отца, «свихнулась окончательно»… «Нет, Би Джей, нет! – одёрнул он себя. – Не вспоминай об этом, чёрт тебя побери! Только не здесь! И не сейчас!»
Борясь с назойливыми воспоминаниями, диверсант протёр кулаками глаза – совсем так, как поступал, будучи маленьким мальчиком, пытающимся сражаться с ночными кошмарами. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он стал внимательно изучать обстановку коридора, расположенного уровнем ниже – и, чёрт возьми, лучше бы он этого вообще не делал: лишь решётка оделяла его от четверых ползавших по полу заключённых, над которыми стоял штурмбаннфюрер Рудольф Йегер с помойным ведром в руке. Стоило ему поставить ведро на пол, как все четверо с жадностью набросились на добычу: люди дрались, вырывая друг у друга еду, жадно заглатывая пищу кусками. Что они ели, Блацкович не мог рассмотреть – и очень надеялся на то, что, судя по виду, их рацион составлял прогорклый сыр или заплесневелый хлеб… Один из четверых, наименее подвижный и более старый, был неизменно оттесняем своими товарищами по несчастью от заветного ведра; люди, подобно диким животным, грызлись за каждую крошку. Тогда, не видя возможности подобраться к кормушке ближе, старик взмолился к своему мучителю, с удовольствием наблюдавшему за сценой кормёжки наиболее ретивых его товарищей.
- Умоляю, мне нужно поесть! Пожалуйста!
- Да, да! – цинично ответил тот, отнимая кусок еды у одного из несчастных и бросая старику. – Конечно, нужно… Бедолага… Ведь и тебе нужно жирку поднабрать, верно? Мы же вовсе не хотим, чтобы ты здесь от голода помер, так ведь? – с этими словами он стал избивать ногами одного из ползающих вокруг ведра заключённых. – Эй, не наглеть, я сказал! Тут жратвы на всех хватит, не бойтесь! 
Наблюдая ужасную сцену жестокости и унижения человеческого достоинства, Блацкович едва не сорвался; к счастью, от Йегера его отделяла металлическая решётка веранды. Он готов был убить штурмбаннфюрера прямо здесь и сейчас только за увиденное, не говоря уже о прочих прегрешениях начальника тюрьмы… Блацкович закрыл глаза, а когда вновь открыл их, Йегера в коридоре не было: лишь четверо узников по-прежнему ползали вокруг ведра, засовывая в него руки и пожирая остатки его содержимого. «Надо просто идти дальше, - сказал себе американец, гневно сжимая трубу. – Иначе меня стошнит от увиденного; причём, стошнит не от отвращения, а от ненависти к этой нацистской сволочи!»
Он двинулся по веранде, пока не достиг открытой двери предпоследней на ярусе камеры; облокотившись на её косяк, в проёме стоял высокий старик: сжимая руки у груди, он безучастно взирал куда-то в потолок. Блацкович хотел было пройти мимо заключённого, однако тот внезапно посмотрел на агента – и легонько схватил его за руку со словами:
- Хельга знает тайну! Я всё рассказал ей! Прости меня, я не мог сопротивляться её вопросам; она будто вытягивала из меня слово за словом! Будь ты проклята, мерзкая ведьма замка «Вольфенштайн»!
Разведчик, удивлённый обращением к нему заключённого, замер на месте; старик не представлял ни малейшей угрозы, но произнесённое им вызвало интерес Блацковича. Он тряхнул человека за плечо, привлекая его внимание:
- Расскажи мне о тайне, - сказал он старику, глядя тому прямо в глаза. – Что знает Хельга?
Старик внимательно рассматривал лицо собеседника, причём делал это столь продолжительно, что Агенту Второму пришлось повторить вопрос заново. Физиономия заключённого не выдавала никаких эмоций; глаза его безучастно взирали перед собой – и, как подумалось Блацковичу, ничего не видели… Вдруг они внезапно расширились – и лицо старика расплылось в широкой улыбке; он схватил диверсанта за руку, державшую его плечо, ласково сжал её – и громко произнёс:
- О, мой мальчик! Ты вернулся с фронта? Я и не думал, что снова увижу тебя! Мой золотой мальчик! – с этими словами он стал нежно поглаживать руку неожиданного посетителя.
Американец – возможно, грубовато – вырвал свою конечность из рук едва не целовавшего её душевнобольного человека:
- Прости, уважаемый, ты обознался, - произнёс он, стараясь говорить, по возможности, мягче. – Я вовсе не твой сын…
- А мне показалось… на секунду, - во взоре собеседника появился проблеск понимания ситуации; впрочем, длилось это не более мгновения – и человек вновь вернулся в мир грёз, видимо, навеки заменившего ему реальность. – Как же бегут годы! Мы сидели у озера до заката, и смотрели, как низко летят лебеди над водой… Скажу тебе честно: их отражения я помню лучше, чем их самих! Я помню, как трепал твои волосы, когда ты откусывал бутерброд… И как ты смотрел на застывшую в руках удочку, готовый потянуть её, как только клюнет. Как же бегут годы, сынок, правда? – и он вновь схватил руку Блацковича с явным намерением поцеловать её.
- Так как же насчёт Хельги? – напомнил ему «Би Джей», повторно отнимая свою пятерню у несчастного старика. – Что ты успел рассказать ей? Поверь, мне очень важно знать это!
Увы, больше он не услышал от безумца ни одного слова по существу: тот понёс какую-то околесицу о старой церкви, где ему доводилось работать служкой; затем он с жаром поведал слушателю о полурассыпавшейся от времени рыбацкой лодке своего отца, которую им следует починить – и вновь отправиться на рыбную ловлю… Блацкович понял, что от старика ему больше ничего не добиться, поэтому он с сожалением отстранился, намереваясь следовать дальше, как вдруг увидел на полу камеры душевнобольного скомканную газету, валявшуюся возле ватерклозета; он сделал шаг в жилище несчастного, к тому времени, наверное, позабывшего о посетителе и что-то умилённо шепчущего себе под нос – и поднял издание, оказавшееся «Берлинским вестником» от середины ноября 1945 года. Американец пробежал глазами четыре больших листа газеты, интересуясь, чем жил этот мир, покорённый нацистами, пока на последнем листе не наткнулся на короткую заметку, сообщавшей о знаменательном событии, служившего, несомненно, предметом гордости для местного населения:

«В Вульфбурге найден средневековый меч»
Берлин, 13 ноября 1945 года
Археологи обнаружили фрагменты меча под мостовой в Вульфбурге. Сам предмет датируется Х веком. Он принадлежал неизвестному средневековому рыцарю. Проводившая раскопки археолог Лотти Коль сегодня с энтузиазмом прокомментировала неожиданную находку: «Этот рыцарь, видимо, состоял на службе у императора Священной римской империи Оттона и по неизвестным причинам был убит на улице Вульфбурга».
Пока неясно, как находка связана с разорением Вульфбурга в 965 году, однако, она подтверждает теорию местных историков о том, что рыцарский отряд, посланный в город императором, был перебит их противниками.

Блацкович вернул газету на место. Лотти Коль… Уж не её ли письмо он обнаружил в стенной расселине «каменного мешка», откуда выбрался менее часа тому назад? Интересно, за что она была арестована Хельгой фон Шаббс, если занималась столь интересующими последнюю историческими изысканиями? Оставалось предположить, что женщина, видимо, обнаружила нечто такое, что никоим образом не подлежало огласке; возможно, это каким-то образом касалось самой Хельги. Ведь недаром в своём послании «тому, кто это прочтёт» археолог просила предупредить её отца-библиотекаря о том, что оберштурмбаннфюрер СС фон Шаббс занимается исследованиями «Осквернённой церкви»… Несомненно, это напрямую связано с раскопками фон Шаббс, проводимыми в окрестностях Вульфбурга. И что там только что болтал сумасшедший старик о тайне, которая стала известна Хельге и которую та вытягивала из него, будто клещами?!
Итак, всё сходилось на странных занятиях оберштурмбаннфюрера СС, а именно на многомасштабной археологической экспедиции в Вульфбурге. О повышенном к тому интересе фон Шаббс ему рассказали ещё друзья в Падерборне; затем – письмо несчастного археолога, найденное им в камере тюрьмы замка «Вольфенштайн»; и, наконец, неясные признания сумасшедшего в дверях, равно как и только что прочитанная статья более чем годовой давности. О том, что экспедиция многомасштабная, Блацкович вполне мог заключить по роскошному оснащению археологического центра, откуда, собственно, они с Уэсли и угодили в плен; да и случайно подслушанные разговоры нацистов убеждали американца в том, что тайная деятельность Хельги приносит лишь ей известные плоды. Оставалось понять, чем занята фон Шаббс и каких результатов ожидает от проводимых исследований… Кое-какие данные у него уже имелись – на основании знакомства с записями самой Хельги и сопричастных её занятиям учёных, которые он обнаружил в упомянутом центре археологических исследований: Хельга считает – или это является реальностью, – что происходит по прямой линии от короля, а впоследствии императора Священной римской империи Оттона Первого, известного своими оккультными изысканиями; следовательно, она, на правах наследника, претендует на скрытые им сокровища, чем бы они ни были: золотом или древними знаниями. Однако, по зрелому размышлению, первое вряд ли интересовало бы её столь неудержимо, как последнее: ведь из старинных манускриптов можно извлечь куда больше пользы… На что, вероятно, оберштурмбаннфюрер СС и рассчитывает… Опыт Блацковича, полученный им после уничтожения Генриха Первого в руинах замка «Вольфенштайн» – там, в его мире – очевидно доказывал, что наследие древних мистиков может оказаться вовсе не пустоцветом, а реальной угрозой человечеству; с этим следовало считаться и неизменно принимать во внимание…
Словом, обдумав посетившие его мысли, Блацкович вернулся к делам насущным; старик, по-прежнему вполголоса бормоча что-то о зарослях на берегу реки, не обращал ни взора на обосновавшегося в его камере агента. Американец, покинув помещение, прошёл по веранде дальше, пока не оказался перед запертыми металлическими воротами, ведущими в соседний сектор; сквозь решётку он мог видеть, что за ними расположены аналогичные помещения, отведённые под камеры для душевнобольных пациентов. Однако, выйти в соседний сектор оказалось не так-то просто: ворота были явно механическими, поднять их можно было исключительно с другой стороны… Поэтому Блацковичу ничего не оставалось, как ввести острие трубы в щель между полом и дверью – и как следует поднапрячься, чтобы поднять опускающуюся металлическую заслонку. Преграда не была тяжёлой: разведчик приподнял дверь на высоту, позволявшую ему проникнуть в соседний зал – и, подперев её трубой, на четвереньках прополз в образовавшееся отверстие. После он поднялся на ноги, вытащив свою импровизированную фомку – и дверь за ним вновь опустилась.
Итак, он оказался в смежном помещении, имевшем круглую форму: по всему периметру стен располагалось около десятка камер, большинство дверей которых были открыты – содержавшиеся в них пациенты могли свободно разгуливать по всему участку. В помещении имелось два выхода в сопредельные сектора, однако, решётчатые ворота были на замке. Здесь Блацкович вновь вплотную столкнулся с душевнобольными, причём, не с одним, а с целым десятком: кое-какие люди бесцельно слонялись по коридору; некоторые сидели на корточках, прислонившись к стенам и что-то бормотали себе под нос; один человек, видимо, наиболее буйного характера, бился головой о решётку ворот… Картина увиденного настолько потрясла «Би Джея», что он хотел бежать отсюда со всех ног – увы, для этого требовалось обнаружить выход с локации! Он, с внезапно возникшей в коленях предательской дрожью, осторожно обходил помещение, старясь не слушать бредни сумасшедших, в надежде найти путь на свободу.
Ему повезло в очередной раз: внимательно осмотрев зал, он увидел вентиляционный люк, находящийся под потолком между двух камер, решётка которого оказалась приоткрытой. Блацкович немедленно подбежал к нему – и при помощи трубы опустил её. Остальное было секундным делом: агент вцепился в неё, заткнув свою палочку-выручалочку за пояс штанов – и резко подтянувшись на руках, оказался в вентиляционной шахте, уходившей прямо и налево. К счастью, в ней хватало освещения, чтобы не ползти в полной темноте...
Созерцание больных вновь вернуло мучавшую его в детстве фобию. Американец на мгновение остановил продвижение, усевшись и облокотившись на стену вентиляционного лаза. Недавнее воспоминание о товарище, судьба которого по-прежнему была неизвестна, заставила Блацковича против воли произнести:
- Уэсли, я ведь не рассказывал тебе про тётю Сару? Первые признаки безумия начались у неё ещё в колледже; мама рассказывала, что поначалу родители справлялись с его проявлениями, только продолжалось это недолго… Из-за постоянного потребления лекарств она всегда была сонная и какая-то странная… пока на неё вновь не находило… Знаешь, я до сих пор помню её глаза: бессмысленные, ничего не выражающие, будто широко распахнутые окна давно заброшенного сарая…
На этом месте «Би Джей» опомнился: дьявол его побери, нельзя раскисать! Тем более, в подобной обстановке… И он продолжил путь по вентиляции, благодаря судьбу за то, что та, помимо страхов перед сумасшедшей тётушкой, не наградила его в придачу клаустрофобией.
Блацкович прополз ещё один поворот налево, откуда, наконец, увидел, что лаз заканчивается отверстием в полу; подобравшись на одних руках к выходу, он высунул голову наружу: оказалось, что он продолжает путешествие по лечебнице, и ныне оказался на нижнем этаже скорбного заведения. Никакой охраны или докторов не было видно и здесь, поэтому разведчик, приготовив на всякий случай трубу в правой руке, аккуратно спрыгнул на выложенный кафелем пол.
Своим расположением помещение практически повторяло верхний комплекс: оно было таким же круглым, по стенам располагались камеры – с той разницей, что почти все они были заперты. В коридоре было всего два пациента, один из которых сидел возле стены, обхватив голову руками, а другой – стоял, держась за высокие перила перед ямой, находящейся для каких-то целей прямо в центре зала. Из помещения имелся единственных выход: решётчатые ворота, возле которых располагался, судя по надписи над раздвижными дверьми, КПП; Блацкович, оглядываясь по сторонам, хотел пройти прямо к нему, однако короткостриженый больной, державшийся за перила, подозрительно посмотрел на невесть откуда оказавшегося на участке человека – и с безумной улыбкой обратился к нему, почему-то грозя пальцем:
- …сказали не терять… Бабушка говорила мне, что это у нас в роду… Дьявол придёт... Будь проклята эта вилка! Я слышу, что они говорят обо мне, эти ненавистные голоса! Что? Да они говорят обо мне постоянно! А я уже давно тут стою да слушаю их…
Дальнейшее произошло во мгновение ока, поэтому Блацкович не успел отреагировать на случившуюся трагедию: человек, несмотря на то, что был достаточно преклонного возраста, неожиданно подтянулся на руках – и вскочил на перила, окружавшие яму, будто петух на жёрдочку. Диверсант заподозрил неладное, но было поздно: старик, по-птичьи взмахнув руками, прыгнул в яму, не издав при этом ни единого звука. Блацкович кинулся к перилам, но даже отсюда не увидел ни её дна, ни падения несчастного безумца: всё произошло в считанную секунду. Он перевёл глаза на оставшегося у стены пациента, который, казалось, даже не заметил исчезновения своего товарища, как и прежде сжимая голову руками; впрочем, подумалось агенту, может быть он, благодаря своему ментальному недугу, о существовании своего соседа по этажу даже ничегошеньки и не подозревал… Блацкович содрогнулся: оттого, что на его глазах покончил с жизнью человек, и ещё раз – оттого, что он, суперагент, оказался неспособным удержать его от самоубийства. Случившееся напугало его, едва не ввергнув в отчаяние; в любом случае, он посчитал увиденное однозначно зловещим предзнаменованием.
Чтобы успокоиться, американец прижался головой к стене помещения, закрыв при этом глаза; действительно, это прошло не без пользы: холод будто бы пронзил его затылок – и человек немедленно почувствовал себя лучше. Блацкович позволил себе постоять в таком положении ещё с четверть минуты – и полностью пришёл в себя. Вновь протёр кулаками глаза… Надо идти дальше – и, не теряя времени, осмотреть КПП у ворот, соединяющих сектор с казематами соседнего отделения.
Едва он подкрался к воротам, спрятавшись за углом КПП, через закрытые двери которого не доносилось ни звука, как пережил ещё одно лёгкое потрясение: у одной из камер стоял Руди Йегер, а рядом с ним, в наручниках – никто иной, как Ричард Уэсли! Солдат, запиравший за ним камеру, позвякивал связкой ключей.
- Выше нос, англичанин! – скомандовал штурмбаннфюрер, прищёлкивая пальцами под носом Агента Первого. – Пройдёмся ещё разок в анатомический театр! Только мотай на ус: на сей раз я не буду добрым, как раньше! Ты понимаешь меня? Теперь, если будешь по-прежнему запираться и отмалчиваться, у меня для тебя кое-что приготовлено… Нечто такое, что развяжет любой язычок, так-то! Закройте, наконец, эту камеру! – нетерпеливым тоном обратился он к гремящему ключами солдату. – И проводите нас в операционную.
- Яволь! – подчинённый выпрямился, беря под козырёк.
После этого все трое неторопливо двинулись в сторону решётчатых ворот в противоположном конце помещения.
«А вот и ты, Уэсли! – подумал Блацкович, во все глаза наблюдая за удаляющимися фигурами. – Итак, мне надо во чтобы то ни стало добыть тебя из лап Йегера живым и невредимым… Держись, друг!»
- А ты такой тихий, да? – донёсся до него смешок начальника тюрьмы, обращённый к Ричарду; американец отметил, что тот обратился к Уэсли по-английски. – Не бойся: у нас вагон времени, чтобы привыкнуть к компании друг друга!
Уэсли не ответил, молча проходя через распахнутые перед ним ворота; охранник повернул ключ, замок лязгнул ещё раз – и Блацкович остался один.
Итак, хоть Уэсли был всего в нескольких шагах от него, спасти его прямо теперь не было ни единого шанса, увы: даже не принимая во внимание толстые прутья решётки, отделявшие его от товарища, Блацкович не располагал никаким оружием – разумеется, против пистолетов да автоматов вооружённой стражи лёгкая металлическая труба в расчёт не принималась… Главное, что лицо напарника было в полном порядке – ни следа побоев; да и передвигался он нормально – не хромал, не волочил ног, как обычно бывает с допрошенными после применения к ним третьей степени устрашения. Следовательно, пытки к нему пока не применялись; тем не менее, по словам Йегера, он намерен в самом скором времени перешагнуть и этот Рубикон – если, конечно, Уэсли будет упорствовать…
Интересно другое: откуда штурмбаннфюрер узнал, что его пленник – англичанин? Неужели Йегер настолько разбирается в акцентах, что может безошибочно установить таковой, да ещё с точностью определить страну носителя языка? Вряд ли… Да и нет у Ричарда никакого акцента! Значит, Уэсли сам поведал ему об этом? Возможно. Тогда возникает закономерный вопрос: для чего это было сделано? С целью отвести подозрение от падерборнской ячейки оставшегося сопротивления? Может быть, Ричард представился бойцом-одиночкой… то есть, на пару с Блацковичем: дескать, вдвоём задумали совершить диверсию в замке «Вольфенштайн», для чего проникли на вражеский периметр… Естественно, остальное он может придумать, поскольку у Йегера, в свою очередь, нет ни малейшей возможности проверить его показания в ту же минуту. В том случае, если Уэсли всё же станет отпираться и выдержит пытку, главный собаковод замка может прибегнуть к допросу самого Блацковича, чтобы в ненавязчивой беседе с последним вскрыть детали их диверсионной задумки. Конечно, пытаясь расставить все точки над «i», Йегер обязательно выяснит, что показания обоих шпионов абсолютно не совпадают; а когда он вообще узнает, что второго диверсанта в камере давно нет, то придёт в ярость – и может причинить Уэсли более, чем серьёзные неприятности! Следовательно, надо поторопиться – и вытащить напарника из ситуации, которая не замедлит наступить, если Йегер, усомнившись в его рассказе, пожелает допросить самого Блацковича! А этого, как ни крути, допустить никак нельзя!
«Значит, план таков, - обдумывал сложившееся положение «Би Джей». – Как можно скорее отыскиваем анатомический театр; если я прав, то он должен быть где-нибудь неподалёку – как-никак, рядом и тюрьма, и психиатрические блоки… Затем вытаскиваем Уэсли – вряд ли Йегер станет допрашивать его в присутствии охраны, а уж один на один я справлюсь даже с таким громилой. Дальше – любой ценой добываем папку Хельги и, узнав местонахождение тайной базы Вильгельма Штрассе, сматываемся назад, в Падерборн… а уже оттуда связываемся со штабом командования регулярной армии США. Итак, приступить к исполнению задания! – скомандовал он самому себе. – И немедленно, агент!»
Получив «приказ», Блацкович сперва-наперво проверил ворота: увы, они были на запоре. Ничего не оставалось, как проникнуть в комнату охраны, откуда, несомненно, их можно было отворить… Он пригнулся перед дверьми – и резко потянул их за рукоятки в противоположные стороны.
В маленьком помещении находился только один нацист, едва ли не дремавший на стуле; правда, он повернул голову на показавшегося в дверях американца, но это стало последним действием в его жизни: Блацкович подскочил к нему – и, обхватив неприятеля мёртвой хваткой за шею, задушил без всякого сожаления; тот не успел даже пикнуть. После этого разведчик осмотрел комнату: стол с какими-то папками, пара касок на полках, сигнал общей тревоги на стене… Блацковича крайне удивило, что охранник не имел при себе никакого оружия, кроме ножа да электрической дубинки; впрочем, если он служил в этом секторе постоянно, оно ему было ни к чему – не применять же огнестрельное оружие против несчастных психов!
Прихватив на всякий случай нож, он немного порылся на столе КПП: ничего существенного, папки с персональными делами больных… Впрочем, в верхнем ящике им было обнаружено письмо, текст которого заинтересовал Блацковича, поскольку содержимое его находилось в прямой связи с изысканиями Хельги фон Шаббс. Оно предоставило разведчику такую информацию:

Записка офицера
Хельмут!
Положи эту тетрадь с детскими каракулями в папку поступающих пациентов! Только не забудь, не то Хельга опять слетит с катушек... Помнишь, что было в прошлый раз? Давай не будем повторять совершённой однажды ошибки!
На следующей неделе будут доставлены три новых пациента. У первого пациента, В-6, видения «тёмных пещер под Вульфбургом». Второй пациент, В-7, видит во сне «армии, уничтоженные лучами света». Третий пациент, В-8, думает, что слышит «мысли живой машины».
Господи, какая всё это чушь! Честно, Хельмут: никогда тебе не прощу, что это ты порекомендовал перевести меня сюда! И хватит оставлять такие записки, как эта, у всех на виду!
Эрих

В самом низу документа была короткая приписка, выполненная другими чернилами и почерком:
 
Офицер Хельмут, завтра же отправьте Эриха на Африканский фронт. В пехоту.
Оберштурмбаннфюрер СС,
Хельга фон Шаббс

Из прочитанного становилось относительно понятным, почему охрана этого периметра не вооружена огнестрельным оружием: судя по письму, Хельга фон Шаббс постоянно интересовалась пациентами лечебницы, которых, видимо, сама же усиленно и собирала под этой крышей… Конечно, она ни за что не позволила бы нанести им вред, если они представляли хоть малейшую ценность для её исследований… Какую именно – было уже совершенно иным вопросом.
Не менее интересными были и ощущения пациентов, упомянутых в письме нацистского офицера; дело попахивало явным оккультизмом – в частности, сновидчеством – к услугам коего всегда прибегали руководители Дивизии Паранормальных Исследований СС, вне зависимости, в нашем мире или в параллельном…
Итак, фон Шаббс ищет любые зацепки, лишь бы подобраться к «сокровищам короля Оттона», как она пишет в личном дневнике. Раз оберштурмбаннфюрер уже обнаружила тайную лабораторию древнегерманского правителя, исследуя сеть подземных лабиринтов Вульфбурга, значит, ей уже открылось немалое. Конечно, она жаждет заполучить «королевское наследие» целиком, жаждет использовать его по собственному усмотрению, поскольку она – прямой потомок великого императора! Однако, что она не искала бы, поиски её ведут к легко предсказуемой цели: поставить древние знания на службу Райху, чтобы нацистское государство окончательно победило в войне – и воцарилось над поверженными союзниками… из которых, как ему уже было известно, последний оплот сопротивления гитлеровцам представляют Соединённый Штаты.
К сожалению, никакого механизма открытия ворот на КПП не имелось: видимо, они отпирались по старинке, обыкновенными ключами, но ведь и ключей ему также не удалось обнаружить! Пришлось использовать люк вентиляции под потолком, до решётки которого ничего не стоило дотянуться, встав на стол – и Блацкович, расталкивая ногами папки с делами заключённых, забрался в люк, намереваясь каким-нибудь образом оказаться в соседнем помещении.
Он прополз по шахте всего один поворот – и увидел, что попал именно туда, куда ему было желательно: спрыгнув вниз, он приземлился в небольшой, тёмный закуток, уставленный ящиками; ворота и расположенный рядом с ними КПП оказались от него слева, а направо уходил длинный коридор, по которому с обеих сторон размещались закрытые камеры; по нему начальник тюрьмы и увёл Агента Первого в сопровождении охранника не более трёх минут назад. Следовало пересечь не более полусотни метров – и взобраться по ящикам к очередному вентиляционному лазу, который Блацкович заприметил ещё с той стороны ворот.
Однако, лишь американец хотел приступить к задуманному и высунулся из закутка, ворота в конце зала, через которые нацисты увели Уэсли, распахнулись автоматически – и сквозь них в коридор, громко стуча четырьмя металлическими лапами, вошло невиданное чудовище, схожее видом с огромной собакой. Ростом существо было куда выше любой известной породы; идя медленным шагом, оно виляло хвостом из стороны в сторону, при этом голова её была совершенно неподвижной. Блацкович поспешно вернулся обратно, укрывшись за ящиками; минутой позже ужасное существо прошло мимо, не заметив за ними постороннего. Не менее странным был факт того, что ворота, до сих пор остававшиеся закрытыми, распахнулись перед собакой будто по мановению волшебной палочки. Огромный металлический монстр прошагал буквально в нескольких метрах от диверсанта – и тот убедился, что существо уж точно не было живым: пасть его была усеяна длинными металлическими зубами, которые сверкали даже при неважном коридорном освещении. Механический страж, робот, созданный нацистами – вот кто являлся подлинным охранником периметра! От такого нельзя было убежать, невозможно спрятаться; вполне вероятно, что, благодаря особым электрическим или радиоимпульсам, «собака» была способна открывать ворота автоматически… «Впрочем, - решил Блацкович, - если я и сильно ударился в фантастику, то после увиденного меня вполне можно простить!»
Впрочем, почему в параллельном мире нацисты не могли создать такое существо – которое, кстати говоря, только что весьма наглядно прошествовало перед ним?! Он, к слову сказать, вспомнил одного из своих фаворитов – английского классика, сэра Артура Конан Дойла, подарившего людям неподражаемый образ самого наблюдательного, самого пытливого из детективов; так вот, описанная им в одноимённой повести «собака Баскервилей» и в подмётки не годилась увиденному Блацковичем в параллельном мире чудовищу.
- Вот дьявол, ну и псина! – только и смог прошептать «Би Джей», чувствуя, как его спина оросилась холодным потом. «Собака», стуча лапами, проследовала сквозь ворота, оставшиеся открытыми.
Итак, план бегства через воздушную вентиляцию с треском провалился: разведчик рассчитал, что ему никак не успеть преодолеть расстояние через весь коридор – робот неминуемо настигнет его на полпути, если не раньше; о том, что механический пёс весьма подвижен, недвусмысленно намекала масса шарниров, покрывавших его тело и лапы. Пробовать нанести ему какой-нибудь урон, используя при этом нож или металлическую трубу – полная ерунда: «щеночек» перекусит их с такой же лёгкостью, как и человеческие кости… Надо придумать иной план спасения – или терять драгоценное время в ожидании, что монстр столь же неожиданно уйдёт, как и появился.
Рассматривая территорию из-за укрытия, Блацкович одновременно с тем осознал: нюха у его супостата нет и в помине – иначе бы «собака» ни за что спокойно не прошла бы в паре метров от спрятавшегося человека. Следовательно, она полагается исключительно на глаза – и, вероятно, на слух… Значит, если не шуметь и не особенно высовываться, ему удастся обмануть механического охранника – и выиграть эту партию. «Чёрт возьми, мне уйти бы живым из этого проклятого коридора, - подумал Агент Второй, прислушиваясь к топоту чудища в соседнем секторе. – А там уж как-нибудь разберусь, куда направить свои бедные стопы… А Уэсли – прямо в это мгновение! – может подвергаться нечеловеческим пыткам со стороны Йегера, чтоб тому пусто было!»
Тем не менее, внимательно осматривая каждый метр коридора, он обратил внимание, что не все находящиеся на участке двери одинаковы: одна из них, располагавшаяся через коридор почти напротив Блацковича, была снизу подведена жёлтой краской; и если другие имели обыкновенные рукояти, то эта выделялась отсутствием указанных причиндалов. Присмотревшись, американец понял: дверь открывается не в сторону, а поднимается кверху – на это отчётливо указывали её боковые пазы. Можно пробежаться к ней – и попробовать поднять конструкцию; если же его затея не сработает, придётся петь отходную не только неудавшемуся плану, но и самой жизни.
Из соседнего сектора по-прежнему слышался топот ужасного существа; судя по расстоянию, оно находилось метрах в двадцати от распахнутых ворот или ещё дальше. И тогда диверсант решился: пригнувшись, он молниеносно пересёк коридор – и сунул в едва зримую щель между дверью и полом острие трубы; послышался едва уловимый ухом металлический скрежет – и щель увеличилась в размерах. Блацкович подналёг, приподнимая стальную пластину – и сунул в образовавшееся отверстие трубу, подперев дверь снизу, после чего на четвереньках пролез в помещение.
Тем не менее, его свободное творчество не осталось незамеченным механической тварью: чудовище то ли увидело человека, то ли услышало его – сам разведчик решил не ломать голову над этим вопросом – и едва ли не вскачь вернулось в коридор, с явным намерением пресечь попытки беглеца покинуть заведение. Блацкович едва успел выхватить из-под двери трубу, уже вторично послужившую ему незаменимой подпоркой, как морда железного монстра оказалась рядом – и стальные челюсти «собаки» отвратительно защёлкали перед его лицом. Мгновением позже дверь с грохотом опустилась, спасая американца от неминуемой гибели.
Совершив кульбит, он откатился на пару метров в сторону, слегка ударившись головой о ступеньку; оказалось, он попал на лестницу, уходившую двумя пролётами наверх. Это позволяло предположить, что, выйдя на верхний ярус, можно пройти к заветному вентиляционному люку – и покинуть опасное место… если, конечно, здоровенный «щеночек» не последует за ним дальше. Что и говорить, «собака» своим поведением может переполошить других охранников периметра, но делать было нечего: приходилось пользоваться выпавшей ему картой – и продолжать нелёгкий путь.
Действительно, преодолев лестницу, Блацкович, выйдя на второй ярус, увидел вентиляционную шахту; правда, чтобы добраться к цели, ему было необходимо пройти по металлической веранде, совершив при этом полукруг над коридором, в котором бесновалось сотворённое нацистами существо. К счастью, враги явно наградили его излишней бронёй, не позволявшей твари осуществлять высокие прыжки, иначе человеку несдобровать; Блацкович не сомневался, что своим весом и зубами она могла бы нанести серьёзные повреждения веранде, по которой ему предстояло пройти довольно приличное расстояние. Однако, всё обошлось: «собака», не в состоянии достать свою несостоявшуюся жертву, лишь бегала по коридору, издавая вместо лая механический скрежет; кстати, американец не ошибся, предположив у неё невероятную подвижность – она носилась под верандой, как угорелая, мотая от бессилия головой из стороны в сторону. Тем временем агент, прижимаясь к стене всем телом, обошёл над коридором нужное расстояние – и оказался перед вентиляционных ходом. Открыв решётку, он проник внутрь шахты, уползая от скрипящего металлическими зубами противника на новую локацию.
Погони за ним быть не могло, это стало ясно в ближайшую минуту – труба, по которой он пробирался, уводила его в противоположную от лечебницы сторону, причём, на довольно значительное расстояние: Блацковичу пришлось преодолеть около тридцати метров по прямой, сделать поворот налево – и проползти ещё столько же. В конце вентиляционного тоннеля, в полу, он увидел решётку, из-под которой пробивался яркий свет; американец достиг выхода, аккуратно сковырнув решётку острием трубы – и прыгнул вниз, оказавшись на развилке шахты. Сунувшись направо, он приполз к небольшому помещению, которое служило складом медикаментов и прочего барахла: ему было достаточно бросить всего один взгляд, чтобы понять: спускаться в комнату не стоит. Тогда он вернулся к развилке, продолжив путь налево – и минутой спустя был у очередного выхода из тоннеля, откуда ему открылась весьма зрелищная картина.
Во-первых, он увидел из люка водоканал, находящийся буквально в нескольких метрах перед ним; это давало основание думать, что агент, преодолевший несколько этажей тюрьмы, вышел на самый нижний её уровень. Во-вторых, на воде стоял катер, готовый к отплытию; в задней части его корпуса имелась антенна, соединявшая судно длинным шнуром с проложенными под потолком рельсами; впрочем, хоть эта деталь и попала в поле зрения Блацковича, она не являлась, собственно, главной. Дело в том, что у руля катера стоял начальник тюрьмы Рудольф Йегер, а на одной из скамеек, у самого борта, сидел, закованный в наручники, Ричард Уэсли, по-прежнему живой и невредимый! И, наконец, в-третьих, на причале находился офицер, у пояса которого висела кобура, а поверх фуражки – небольшие наушники, которому штурмбаннфюрер отдавал какие-то указания; нацист дважды кивнул, давая понять, что с повышенным внимаем относится к словам начальства – и отдав честь, сделал шаг назад, позволяя катеру тронуться с места. Сам водоканал окружали высоченные постройки, снабжённые электрогенераторами и ещё какими-то механизмами, в числе которых были уже виденные Блацковичем ранее здоровенные роторы, превышающие своими размерами человеческий рост в несколько раз.
На осмотр прилегавшей к причалу местности у разведчика ушло ровно столько времени, сколько потребовалось Руди Йегеру, чтобы привести в движение катер: антенна, соединявшаяся шнуром с рельсами под потолком, внезапно заискрилась – и судно плавно двинулось по водной глади в правую от Блацковича сторону, куда именно – увы, ему не было видно: стена высокого арочного перекрытия, под которой продолжал стоять провожающий взглядом уплывающее судно офицер, не давала ему такой возможности. Кстати, у противоположного берега водоканала агент заметил ещё один катер: что же, если ему придётся совершить водную прогулку следом за Уэсли, приспособление для этого – к его услугам! Остаётся лишь добраться до судна, настичь Йегера – и отбить у него ценного пленника!
Впрочем, именно с оголтелой погоней сейчас как раз нельзя было торопиться: в спешке можно наломать дров, которые в дальнейшем могут неоднократно попадать ему под ноги, как палки в колёса… Куда бы не направился начальник тюрьмы, увозя с собой Уэсли, у Блацковича всё же есть маленький тайм-аут: Йегер ещё ничего не знает о бегстве напарника Уэсли – и это доказывает нахождение здесь, на борту катера, его самого! Кроме того, в тюрьме до сих пор не поднят шум – и это уже второй аргумент в пользу сказанного. В конце концов, штурмбаннфюрер конвоирует узника лично, без дополнительного сопровождения, что опять-таки говорит о его уверенности в полной безопасности подобного мероприятия… Итак, следует пробраться на противоположную сторону водоканала – и нагнать увозившего в неизвестность Уэсли врага!
Однако, долгая практика диверсанта, оттачиваемая годами – и в результате этого полученный опыт – не позволяли ему кинуться по горячим следам Йегера, игнорируя при этом элементарные, практически букварные истины: Блацкович недаром отметил весьма немаловажную деталь – поверх фуражки стоявшего в нескольких метрах от него офицера имелись наушники. Итак, портативная рация, видимо, той же модификации, что недавно была у него самого… Следовательно, последний мог получать указания командования в любом месте своего нахождения – и это сулило большие неприятности, если Блацкович будет неосторожен в своих действиях. Разведчик допускал, что связь офицера с командованием может носить не только односторонний характер… Словом, задача была ясна, как день: ликвидировать нациста, пока тот не обнаружил врага на вверенном ему участке.
Последовавшие затем действия Блацковича носили молниеносный, до автоматизма отточенный характер: он покинул люк вентиляционной шахты, неслышно спустился на бетонное покрытие причала – и подкрался со спины к ничего не подозревающему супостату. Сменив по ходу трубу на нож, он сделал короткий прыжок – и перерезал зазевавшемуся гитлеровцу горло; тот даже не успел понять, что, собственно, произошло – и повис на руках Блацковича. Американец, не теряя времени, оттащил труп за ближайший угол, вытащил из кобуры неприятеля пистолет – и осмотрелся по сторонам.
Действительно, он попал на нижний уровень тюрьмы, представляющий собой настоящую подземную гавань: глазам его предстал участок водоканала, по обеим берегам которого располагалось по причалу; как было упомянуто раньше, на противоположном из них стоял ещё один катер, к которому и стремился Блацкович. Канал, протяжённостью более полусотни метров, с одной стороны венчался здоровенными металлическими воротами, возможно, шлюзовыми; другая его часть, куда недавно отправился Руди Йегер, являлась открытым водным пространством, над которым был переброшен широкий металлический мост: на нём Блацкович немедленно заметил неспешно вышагивающего взад-вперёд охранника. Следовательно, чтобы перебраться на другой берег канала, надо подняться на мост… Если, конечно, Агенту Второму не хочется добираться к катеру вплавь! Внимательно изучив местность, диверсант обнаружил другого охранника, стоявшего на часах возле огромного агрегата с вращающимися роторами на другом берегу; неподалёку от него над водой выдавался небольшой выступ, где взор «Би Джея» заметил ещё одного офицера, сидевшего на скамье возле небольшой будки. Расстояние до него не превышало шестидесяти-семидесяти метров.
Кстати говоря, осмотрев только что убитого гитлеровца, Блацкович понял, насколько прав он был в своих априорных выводах: к его наушникам крепился также маленький микрофон, что позволяло носителю подобного радиопередатчика иметь обоюдный звуковой контакт с командованием из любой точки вверенной ему территории. Кроме того, пистолет – судя по виду, он являлся улучшенной в параллельном измерении версией «Люгера» – был снабжён компактным пламегасителем и глушителем, позволявшим ликвидировать врагов практически бесшумно. Это был весьма полезный трофей, обретению которого Блацкович не мог не радоваться: поскольку приходилось работать в условиях строжайшей тишины, подобное оружие являлось настоящим подарком.
Диверсант, тем не менее, не стал рисковать, стреляя в офицера или нациста на противоположном берегу канала: оба они отлично могли видеть друг друга – и, в случае хотя бы одного промаха Блацковича, оставшийся немедленно поднял бы тревогу, чего допускать было крайне нежелательно. К тому же ему не было досконально известно, какое количество врагов, скрытых от его глаз, занято охраной периметра; что же, придётся выяснять это по мере продвижения по объекту… Поскольку пути направо не было – отсюда американец мог только проплыть до запертых шлюзовых ворот, – он спустился по бетонной лестнице на левую от моста площадку, откуда, прикрываясь углом стены, осмотрел открывшуюся далее панораму.
Часовой, замеченный им ранее на мосту, по-прежнему вышагивал по отведённому ему участку; со столь большого расстояния он никоим образом не мог видеть спрятавшегося за стеной диверсанта. Тем не менее, стоило Блацковичу выглянуть из-за угла, как он обнаружил ещё двух неприятелей: первый из них патрулировал площадку под лестницей, с которой только что спустился американец, а другой – прохаживался по верхнему ярусу за проходом, ведущем через площадку на мост. Поскольку первый солдат со своего местонахождения был невидим для оставшихся, Блацкович решил начать именно с него; к тому же, надо было поспешить: нацист медленным шагом направился в его сторону, откуда его фигуру мог заметить товарищ на мосту. «Би Джей» вскинул пистолет, прицелился – и враг почти беззвучно упал на бетонный пол у стены, не привлекая внимания товарищей.
Блацкович на корточках подобрался к нему, рассматривая поверженного неприятеля: чёрная обтягивающая униформа неизвестного образца, заплечный ранец с двумя антеннами, скрывающий лицо шлем… Впрочем, разведчик недолго взирал на убитого; гораздо более его интересовало оружие, обладателем которого он стал в результате точного выстрела – рядом с покойником лежала штурмовая винтовка, внешне напоминавшая усовершенствованную «СтГ-44» или «МП-43», которые он привык видеть в руках врагов своего измерения… где они уже давным-давно проиграли войну, а упомянутое оружие стало украшением военно-исторических музеев стран-победителей… Блацкович сунул оружие за спину, собрал с мёртвого гитлеровца боеприпасы к нему – и, крадясь в тени стен, вышел к проходу на верхний ярус: оттуда можно было взойти на мост. Однако, перед этим следовало ликвидировать других охранников; лишь после задуманной операции можно было пересечь канал и выйти к катеру.
Выглянув из-за стены прохода направо, Блацкович, к своему удивлению, увидел на верхнем ярусе не одного, а двух солдат, причём, охранник на мосту никуда не делся, продолжая мерить шагами вверенную ему территорию. Зал, охраняемый двумя врагами, также представлял собой то ли генераторную, то ли ещё какое-то помещение технического назначения: всё те же вращающиеся здоровенные роторы, удерживаемые металлическими конструкциями на специальных возвышениях… В правой части зала имелся выход на мост, однако спешить туда было рановато: следовало рассчитать траекторию движения каждого из дежуривших на периметре охранников, чтобы незаметно уничтожить каждого из них поочерёдно, причём, столь аккуратно, чтобы не вызвать подозрения у шляющегося по мосту неприятеля. Тогда его можно подождать за углом – и прикончить без всякого риска.
Оставаться за углом пришлось около минуты: стоило парням разойтись по обе стороны от шумящего агрегата, как Блацкович убрал выстрелом из пистолета охранника с левой стороны яруса; мгновением позже за ним последовал и его товарищ, кувыркнувшись через перила едва ли не под ноги диверсанта. Американец быстро взбежал наверх по лестнице, прикрываясь сложенными перед работающей машиной ящиками; действительно, отсюда путь его лежал через зал на мост через водоканал. Собрав с тел противников несколько обойм для штурмовой винтовки, Блацкович обнаружил на одном из ящиков две гранаты, которые также захватил с собой – в будущем, возможно, пригодятся... Беспокоило другое: обойма пистолета вмещала десять патронов, которые пока ему не попадались; таким образом, если врагов на локации окажется больше восьми, придётся разбираться с ними из «СтГ-44»… или как там именовалось это оружие в мире победившего национал-социализма… Если оставшийся в секторе офицер поднимет тревогу и вызовет подкрепление, будет совсем плохо; впрочем, Блацкович и в этом случае нашёл для себя приемлемое утешение – как бы ни случилось, среди участников возможной схватки вряд ли будут присутствовать «троллейбусы», являвшиеся, несомненно, самыми грозными противниками.
Осторожно выглянув из-за выступа стены, диверсант увидел как ни в чём не бывало шляющегося по мосту солдата; тот находился где-то по центру конструкции, удаляясь от Блацковича; помимо человека, агент также увидел собаку, лежавшую на полу у сложенного неподалёку от противоположного берега штабеля ящиков. Решив особо не затягивать охоту на противников, он подался немного вперёд, прицелился – и отправил на тот свет поочерёдно сперва человека, затем животное. Правда, перед этим он убедился, что охранник поравнялся с боковой колонной моста, из-за которой его лежащей фигуры не будет видеть офицер на другом берегу или охранник у самого причала, до сих пор не сменивший местоположения.
Этот солдат наиболее мешал Блацковичу, которому надо было незаметно пересечь мост, а не в меру стойкий нацист, как назло, постоянно крутил головой во все стороны. К тому же он находился на виду своего начальника, сидевшего на скамье и курившего сигарету. Если Блацкович даже поползёт через мост по-пластунски, охранник непременно заметит его движение, поскольку расстояние между ними не будет превышать тридцати-сорока метров; к тому же мост довольно хорошо освещался стоявшими на нём двумя портативными прожекторами. Вот если солдат сдвинулся хотя бы на пару метров назад, его от глаз офицера скрыла бы металлическая конструкция, поддерживающая вращающиеся роторы; да и бетонная колонна моста враз оказалась бы между ним и Блацковичем… Увы, гитлеровец ни в какую не спешил покидать избранную позицию, что просто выводило из себя теряющего понапрасну время Агента Второго.
Американец просто диву давался, взирая на неимоверно терпеливого нациста: тот за несколько минут практически не шелохнулся, даже не перенёс вес тела с ноги на ногу; лишь голова попеременно поворачивалась из стороны в сторону, выдавая в нём живого человека, а не каменное изваяние. «Ну, это надо же, какой стойкий оловянный солдатик выискался! – злобно подумал «Би Джей», наблюдая за надоевшим ему до чёртиков неприятелем и мысленно обращаясь к нему. – Сколько ты так ещё намерен простоять, в конце концов? Хоть передвинься за ротор, а там можешь практиковаться в неподвижности хоть до второго пришествия!»
И нацист, казалось, услышал его телепатический приказ: сперва солдат опустил автомат дулом в пол, затем потянулся – и, будто по заказу, сделал несколько шагов за каменное возвышение, на котором стояли работающие роторы; оттуда направился в недоступную для обзора Блацковича территорию. Естественно, было бы лучше, чтобы он остановился за металлической конструкцией, что сделало бы его великолепной мишенью для стрелка за мостом, но, по всей видимости, солдат дослушал приказ американца не до конца… или не пожелал до конца исполнять его… Блацкович улыбнулся собственным рассуждениям, но, так или иначе, момент для выстрела был упущен; впрочем, раз уж он получил, чего желал – больше на противоположном берегу канала не было возможных свидетелей его перехода по мосту, а скамья с восседающим на ней курильщиком располагалась весьма далеко – так нечего жаловаться!
Суперагент пригнулся – и в течение одной перебежки преодолел мост, поравнявшись со штабелем ящиков, возле которого мирно разлеглись застреленные им человек и собака. За поворотом направо вниз уходила каменная лестница, на верхней площадке которой стояла ещё пара деревянных контейнеров с пометкой «Боеприпасы». Блацкович аккуратно вскрыл их острием трубы, в надежде поживиться единственными угодными ему боеприпасами – патронами для «Люгера»; увы! – содержимым ящиков вновь оказались медикаменты. Американец неслышно чертыхнулся: в его распоряжении оставалось шесть бесшумных выстрелов – и что прикажете делать после?! Пускать в ход автомат и поднимать шум крайне не хотелось… Оставалась возможность использовать нож или металлическую трубу, к присутствию которой в своём арсенале Блацкович уже привык, только вот подпустит ли его к себе враг на подобное расстояние?!
Как бы там ни случилось, разведчик продолжал следовать по объекту дальше. Поначалу он думал спуститься по лестнице ниже, что было совершенно очевидным решением; однако, после возни с контейнерами, обратил внимание, что они, стоя у, казалось бы, обыкновенной стены, прикрывали собой вентиляционный лаз, решётка на котором вообще отсутствовала. Блацкович же был из тех людей, что неизменно предпочитают невероятное очевидному, поэтому он сунулся в шахту, которая привела его в зал, возле агрегатов которого прогуливался одинокий охранник – уж не тот ли, что не так давно демонстрировал терпение статуи?! Перед тем, как прыгнуть из люка вниз – бетонный пол находился в метре от агента – он уложил солдата под сень вращающихся роторов, мысленно подсчитав, что отныне в его пистолете осталось всего половина обоймы.
Итак, он оказался на противоположном берегу водоканала; пристань и стоящий на ней катер он не мог видеть со своего места – мешала стена – однако, отсюда ему открылась панорама большей части зала и кое-какие помещения за спиной. Блацкович не терял времени, осматривая маленькие кабины, служившие, вероятно, техническими кабинетами или складами – в них были аккуратно составлены канистры, резиновые прокладки и здоровенные подшипники, явно предназначенные для соседних агрегатов; там же находился рабочий инструмент, смазочные материалы и тому подобное хозяйство.
Вернувшись вдоль стены в центральный машинный зал, Блацкович продолжил движение в сторону причала. Да, минутой спустя, пробираясь за прикрывающим его вращающимся ротором, он рассмотрел заветный катер, едва покачивающийся на воде; посмотрев из-за бетонной колонны ещё правее, увидел широкую каменную лестницу, ведущую в помещение, пройдя которое насквозь, можно было выйти к медитирующему на скамейке офицеру. К сожалению, прямо под лестницей стояли два эсэсовца, занятые разговором; других противников Блацкович в этом секторе не обнаружил. Чтобы убедиться в этом наверняка, он ещё раз тихонько обследовал зал: получалось, что путь к катеру ему преграждают всего три человека. Если в течение хотя бы нескольких минут в помещении не появятся другие враги, ему вполне хватит указанного времени на то, чтобы разделаться с троицей нацистов – и угнать судно.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Блацкович тут же приступил к исполнению задуманного. Для начала он сократил расстояние до разговаривающих у лестницы охранников, чтобы исключить малейшую возможность промаха; прячась за колоннами и возвышениями для поддерживающих роторы конструкций, он оказался на минимальном удалении от солдат. Осторожно высунув руку с оружием из-за колонны, он, задержав дыхание, сделал два мгновенно последовавших друг за другом выстрела – и с удовольствием увидел, как оба неприятеля осели на пол, открывая ему беспрепятственную дорогу наверх, к оставшемуся на локации дежурному офицеру. Американец обогнул колонну, за которой укрывался во время беззвучного двойного убийства, и стараясь не производить лишнего шума, поднялся по ступеням, повернув направо, откуда можно было видеть будку и развалившегося на лавочке последнего товарища. Блацкович вжался в стену – и, стараясь не попадать под яркое освещение моста, прокрался ещё с десяток метров к ни о чём не догадывающемуся противнику.
Едва слышный щелчок курка завершил задуманную агентом операцию: офицер, потеряв с головы фуражку вместе с рацией, в неприглядной позе развалился на скамье. «Би Джей» разрядил пистолет покойника, радуясь, что ему удалось провернуть дело всего восемью бесшумными выстрелами; теперь же у него было целых двенадцать патронов к «Люгеру»! Понимая, что пистолет с глушителем будет его основным оружием – как, впрочем, такое было и в его родном мире – он мысленно пожелал себе на пути как можно больше офицеров, поскольку упомянутый вид оружия имелся исключительно у них.
Итак, дело было сделано «на отлично», с чем Блацкович не преминул себя поздравить; впрочем, сделано-то, по-хорошему, была лишь половина дела: оставалось вернуться на причал и увести вражеский катер.
Диверсант вернулся к причалу; забравшись на судно, он осмотрел его бесхитростную систему управления, функцию которой выполнял один-единственный рычаг: переведи его в положение «вниз» – и катер начинает ход, подними «вверх» – и судно остановится. Блацкович обратил внимание, что обитатели замка «Вольфенштайн» просто до чёртиков обожают принцип троллейбусного движения: тут вам и бронированные нацисты на электрических проводах, и катера… Точнее говоря, катер куда больше напоминал езду на трамвае, нежели на троллейбусе: последний имеет хоть какую-то возможность маневрировать, тогда как первый – следует строго заданному ходу по рельсам. Кстати, рельсы висели прямо над головой Блацковича, что вселяло определённую надежду: катером не надо управлять, он идёт по заранее проложенному маршруту – следовательно, доставит американца туда, куда надо.
Другой вещью, безмерно обрадовавшей Агента Второго, был пулемёт «Злоба», установленный на носу катера в специальном треножнике; его патронная лента оказалась вдвое длинней, нежели обычный – «коробочный» – запас, который имели при себе бронированные прототипы. При желании пулемёт можно было с лёгкостью извлечь из установки – и орудовать им в любом направлении; это Блацкович проверил сразу же, как только увидел свою некогда любимую игрушку…
Вооружённый, таким образом, в прямом смысле слова «до зубов», он рванул на себя рычаг… и ничего не произошло. Разведчик с непониманием уставился на пульт – и отчаянно повторил попытку. Тот же результат. «Неужели катер в нерабочем состоянии? – это было первым, что пришло ему в голову. – Вряд ли: разве нацисты станут держать под рукой испорченную аппаратуру?! С таким успехом они ни за что не победили бы в этом мире, и мне-то ли не знать присущий им педантизм к постоянным техническим проверкам и ремонтам!» Проследив глазами за электрическим проводом, соединявший катер с рельсами над его головой, Блацкович увидел, что они, крепясь на специальных держателях, проходят через будку, возле которой он пристрелил последнего офицера. Возможно, оттуда можно подать электричество на рельсы – и проблема будет решена. Эх, жаль, что он сразу не осмотрел строение, которое принял за обыкновенный КПП!
Пришлось покинуть катер и вернуться по лестнице обратно; действительно, в маленьком помещении имелся пульт управления подачей электроэнергии, а также воротами тюрьмы; кроме того, Блацкович, придя сюда решать задачи, связанные с отплытием, получил ещё один совершенно нежданный приз от фортуны: на единственном находящемся в будке стуле он обнаружил пистолет, своей формой напоминавший обыкновенную ракетницу. Однако, рассмотрев находящиеся в барабане шестизарядной штуковины патроны, он понял по их виду, что в его руки попало какое-то до сих пор невиданное им оружие. Пули были толстыми и тупоносыми, причём, не свинцовыми, а стальными, а гильзы – длинными и вместительными. Чем бы не являлась неведомая разработка, Блацкович сунул её за пояс, надеясь в недалёком будущем выяснить эффект от стрельбы из пистолета, заряженного такими странными боеприпасами. 
Искренне полагая, что он провёл и так достаточно много времени в тюрьме замка, американец надавил кнопку на панели, аккуратно подписанную «Энергия», увидев даже отсюда, как антенна на корме катера заискрилась голубоватым свечением; понимая, что он справился с задачей, Блацкович покинул будку, как вдруг…
Вдруг по огромному периметру машинного зала пронёсся завывающий звук сирены боевой тревоги, заставивший разведчика инстинктивно пригнуться от неожиданности. Чем был вызван переполох в стане врага, ему было неизвестно – и даже неинтересно; главное, что бегство его внезапно оказалось под угрозой срыва; соответственно, преследование Йегера и освобождение Уэсли аналогично повисли на волоске. Диверсант допускал, что нацисты обнаружили взбесившуюся ни с того ни с сего механическую «собаку», которую он обвёл вокруг пальца в психиатрическом центре исследований фон Шаббс; может быть, они, наконец, проверили его «каменный мешок», убедившись, что кроме повреждённых труб в нём ничего больше нет; не исключено, что кто-нибудь из охранников – из тех, кого Блацкович не тронул на своём пути – нашёл тела своих товарищей; возможно даже, что запуск энергии для электрокатера был на контроле и снабжался сигнализацией для несанкционированного доступа – кто знает? «Би Джея» вовсе не занимали причины общей тревоги; куда больше его беспокоили последствия начавшейся суеты. Впрочем, его проделки в тюрьме не могли оставаться незамеченными в течение долгого времени – и он это прекрасно понимал; если допустить, что с момента его бегства из камеры прошёл час, максимум – полтора, то и в этом случае следует особо похвалить гитлеровцев за безалаберность первой степени! Честно говоря, Блацкович и сам не ожидал, что его отсутствие будет обнаружено столь поздно… Просто невероятная потеря времени! «Ох уж эти нацисты из параллельной вселенной! – усмехнулся он, сдёргивая со спины штурмовую винтовку и поджидая гостей на верхней площадке лестницы, укрывшись за стеной. – Вы победили вы в этом мире – и совсем зажрались, обленились до невозможного: ни камер с заключёнными не проверяют, ни трупов своих друзей не видят, ни подземных пристаней как следует не охраняют… В моём мире ваши двойники были куда расторопнее… впрочем, им даже это не помогло! Как, впрочем, вряд ли поможет и вам!»
Мгновением позже со стороны противоположного входа в зал раздалась короткая перекличка, послышался топот ног – и на причал ворвалось не менее десятка гитлеровцев; они рассыпались по помещению, прячась за колоннами, роторными установками и попавшимся на пути контейнерами с оборудованием – и открыли по американцу ураганную стрельбу. Блацкович не остался в долгу, отплатив неприятелям той же монетой: выпустив очередь в ближайших врагов, он вновь заскочил за угол, откуда бросил в них гранату. Раздавшийся затем взрыв, сопровождаемый воплями раненых, нанёс попутный урон нацисткой технике: один из роторов заискрился, заскрежетал – и вскоре прекратил вращение. Перегруппировавшиеся враги, продолжая перекрикиваться меж собой, заняли новые позиции – и вновь дружно накинулись на противника.
Что и говорить, Блацкович весьма сожалел о том, что сорвавшая его планы незаметного отхода с локации сирена застала его здесь, на мосту; вот если он успел бы достичь катера и воспользоваться «Злобой», его супостатам пришлось бы серьёзно задуматься, стоит ли вообще ввязываться в бессмысленную схватку… Увы, пулемёт был довольно далеко, причём, теперь сам Блацкович искренне рассчитывал на то, что охранники периметра в пылу сражения не додумаются применить страшное оружие против беглеца. Впрочем, разведчик заметил, что солдаты предпочитают надёжные укрытия, нежели практически открытое пространство причала; это было вполне естественно – ведь у каждого из атакующих была всего одна голова…
Диверсант, отсиживаясь за углом, где пули врагов не могли достать его, время от времени совершал дерзкие вылазки, в свою очередь осыпая нападавших свинцовым дождём; в какой-то момент ему вдруг пришло в голову испытать новое, обнаруженное им в будке оружие. Бросив в неприятелей ещё одну гранату, он вытащил пистолет, прицелился в солдата, высунувшегося из-за угла ближайшей колонны – и надавил на курок.
Эффект, последовавший за этим действием, до глубины души потряс Блацковича: по помещению пронёсся свист, после чего невероятной силы взрыв потряс машинный зал – несмотря на то, что агент не попал по цели, взрыв разнёс в пыль большую часть постамента колонны, благодаря чему конструкция едва удержалась на месте; естественно, что солдат, равно как и двое его товарищей, скрывавшиеся по соседству за ящиками, погибли от катастрофы, вызванной удивительным оружием. По залу пронеслись испуганные крики, нацисты, прятавшиеся до того в разных местах, немедленно покинули их, спасаясь от вполне реальной возможности разделить судьбу своих товарищей. Кое-кому из них, кстати говоря, Блацкович такую возможность всё-таки предоставил: мгновенно придя в себя после первого испытания чудо-оружия, он, на сей раз почти не целясь, послал в убегающих врагов ещё одну пулю, которая вызвала самый настоящий обвал стены у входа в помещение, а взрыв наверняка унёс не одну жизнь ищущих за ней убежища нацистов.
Несмотря на то, что количество неприятелей в секторе значительно уменьшилось, диверсант успел заметить, что по мосту к ним направляется весьма внушительное подкрепление; Блацкович навскидку подсчитал, что его численность составляет около двадцати пяти человек, если не более того… Итак, чтобы уйти отсюда, ему предстоит положить целый взвод! И если неприятель после этого не бросит на него целую роту солдат, можно считать, что ему крупно повезло.
Последовавший затем бой как следует вымотал «Би Джея»: он покинул верхнюю площадку лестницы, перебравшись за угол стены, уходившей в воду канала – и уже оттуда начал действия против набежавших супостатов; к тому же он рассчитывал всё-таки добраться до спасительного пулемёта на носу катера. Дважды у него практически заканчивались боеприпасы – и ему приходилось собирать магазины у лежавших поблизости трупам солдат, товарищей которых он накрывал выстрелами из мощного пистолета. Насколько он понимал, в руках его оказался самый настоящий ручной минигранатомёт, невероятно компактный и весивший не более полутора килограммов; видимо, в этом мире новейшие разработки уникальных видов вооружения шагнули ой как далеко… Причём, вовсе нелишним будет сказать, что использованное Блацковичем оружие сыграло, пожалуй, основную роль в неравном сражении; его выстрелы не только убивали и калечили сразу нескольких находившихся друг от друга поблизости врагов, но и значительно вывели из строя массу технических приспособлений комплекса. Одного было жаль: в распоряжении американца имелось всего шесть патронов к чудо-оружию – и весь арсенал ему пришлось потратить на лезущих на него со всех сторон эсэсовцев, добивать которых ему приходилось уже из штурмовой винтовки и забрасывать гранатами, которых у его неприятелей было просто навалом. Впрочем, нельзя сказать, что они также не пользовались ими против самого Блацковича…
Словом, когда он, стреляя по врагам и пробиваясь вперёд за метром метр, приблизился, наконец, к заветному катеру, оказалось, что схватка была закончена: разведчик насчитал более тридцати трупов поверженных врагов, валявшихся по всему периметру помещения. Сам зал также выглядел практически непригодным к дальнейшему использованию: гигантские агрегаты – выведены из строя; повсюду – разбитые колонны и разрушенные стены помещения; покорёженный воронками пол и взорванные во время боя канистры с легковоспламеняющимися веществами… Блацкович вспомнил, что в последний раз он также весело гулял во времена айзенштадских сражений в сорок четвёртом, когда в его арсенале имелся уникальный тулеанский медальон…
Однако, теперь не время вспоминать былую боевую славу: надо идти за Уэсли! Диверсант забрался в катер, который на сей раз мгновенно пришёл в движение, когда Блацкович дёрнул рычаг: несмотря на медленную скорость, он действительно следовал по воде канала без отклонений, исполняя роль настоящего водного трамвая. Проплыв по открытому периметру, катер углубился в надводные тоннели, ведущие из тюрьмы замка куда-то наружу.
Впрочем, в тоннелях Агента Второго тоже ждал радушный приём; и неужели он мог предполагать, что нацисты добровольно выпустят его на свободу?! На сей раз его противниками, помимо нескольких автоматчиков, укрывавшихся по обеим сторонам канала, выступили четыре беспилотные машины, одну из которых он ранее видел сквозь решётку вентиляционного хода, когда пробирался по тюремным блокам. Однако, несмотря на свою подвижность, беспилотники довольно медленно управлялись с установленным на них оружием: Блацкович расстреливал машины из пулемёта гораздо скорее, чем те успевали занять в воздухе необходимое им для точного выстрела положение. Что же касается людей, то, при наличии пулемёта, они не представляли вообще никакой опасности: американец запросто избавлялся от них, превращая в кровавые брызги, разлетавшиеся по стенам тоннеля.
Наконец, из-под арки сооружения блеснул свет: катер выплыл наружу, следуя по закованному в каменные берега водоканалу к замку «Вольфенштайн», стены и башни которого нависали над ним прямо по курсу. По обеим сторонам канала располагались смотровые вышки, охрана которых также попыталась помешать Блацковичу достичь распахнутых шлюзовых ворот, вырубленных в скале, на которой и возвышался замок; тем не менее, пулемёт в руках диверсанта живо охладил их амбиции, разом превратив и охрану, и вершины конструкций в ненавязчивое воспоминание. Минутой спустя катер прошёл под воротами – и остановился у маленького причала, на котором находился рычаг автоматического управления; створки других ворот за причалом были сомкнуты.  Блацкович сошёл с катера – и положил на него свою длань: бегство из тюрьмы прошло успешно, однако, впереди его ждал нуждающийся в освобождении напарник, опасное задание – и древний замок, хранящий множество ужасных тайн…

ГЛАВА 2:
ГАВАНЬ

Рычаг издал лёгкий скрип – и ворота, через которые только что проплыл Агент Второй, стали смыкаться; уровень воды в шлюзе несколько понизился, это Блацкович заметил по мгновенно осевшему катеру. Следом затем отворились противоположные ворота – и он вернулся на судно, устроившись за пулемётом. Рванув на себя рукоятку подачи тока на панели управления судном, американец продолжил плавание.
- Не волнуйся, Уэсли!  - произнёс Блацкович, подбадривая этими словами не сколько не могущего слышать его речей друга, сколько себя самого. – У меня есть план: проникнуть в замок, перебить нацистов – всех до единого! – и освободить тебя. А потом мы свалим отсюда к чёртовой матери – и встретимся с Кесслером в пивнушке!
Ещё не покинув шлюз, Блацкович остановил катер, чтобы как следует рассмотреть открывшуюся его глазам картину. Несомненно, он находился в гавани, расположенной у центрального входа в замок «Вольфенштайн», возвышавшегося над окружающими его скалами: огромное водное пространство, занимавшее место перед широким пристанью, делало конструкцию – при должной охране – практически неуязвимой: попасть в цитадель можно было только по воде, да по небольшой дорожке вдоль скал справа от гавани. Человек почти не прикладывал усилий к творениям матери-природы, за исключением, пожалуй, частичного оформления естественной гавани: нацисты лишь устроили несколько причалов да понаставили смотровых вышек на окружающих замок скалах. «Оригинальная, просто оригинальная конструкция! – думал Блацкович, осматриваясь по сторонам. – Получается, что ещё с древних времён гости могли попасть в замок исключительно по воде – если, конечно, желали воспользоваться его центральным входом… Канатная дорога, по которой мы с Уэсли проникли в замок «Вольфенштайн», конечно, является его задним фасадом; оттуда замок в Средневековье вообще неприступен, поскольку находится над пропастью… Интересная же, чёрт возьми, в этом мире география!»
Едва высовываясь из-за бортов катера, Блацкович в течение нескольких минут оценивал обстановку территории, на которую вскоре придётся ступить. Древняя конструкция, возвышающаяся перед ним, естественно, была снабжена современными причиндалами, отчего выглядела гораздо зловещее: ворота замка были обустроены по бокам колесообразными механизмами, над каждым из которых развевалось по огромному знамени со свастикой; на полукруговой металлической веранде – над самым входом в строение – прогуливался одинокий охранник со снайперской винтовкой. Ещё три солдата меряли шагами сам причал перед центральным входом; несмотря на лёгкий туман, зависший над гаванью, Блацкович видел почти каждое их действие: вот двое из них поравнялись возле каких-то ящиков почти у самой воды, перебросились парой слов, закурили… Вновь разошлись по сторонам…
Также американец обратил внимание ещё на одного снайпера, аккурат справа от него, находившегося на невысокой смотровой площадке: человек неподвижно стоял с оружием в руках, глядя себе под ноги… Блацкович подумал, что утренний туман всё-таки сослужил ему неоценимую службу, поскольку он, вовремя остановив судно, превосходно ознакомился с периметром, тогда как враги его оставались в неведении касательно его местонахождения. Несомненно, неприятели оповещены о его бегстве из тюрьмы, в том нельзя было сомневаться, однако особенно встревоженными их действия не выглядели. Итак, американец мысленно поблагодарил ещё не рассеявшийся над гаванью туман – и бесшумным выстрелом ликвидировал находящегося на смотровой площадке снайпера справа от себя; человек беззвучно осел возле окруживших конструкцию перил – и завалился набок. Можно было продолжать движение – и Блацкович вновь коснулся рычага управления катером.
Далее американец совершил необходимую серию скрытых убийств – в порядке приближения к причалу – начав со снайпера на металлической веранде над входом в цитадель; бродившие под ним нацисты не заметили, что лишились товарища наверху. Катер неуклонно приближался к центральному причалу, каковых, как стало ясно по мере его приближения к берегу, перед замком имелось целых три: тот, куда его ныне вёз «водный трамвай», и по одному с обеих сторон от него – направо и налево от площадки перед замком расходились воздушные рельсы, следовавшие к ещё двум небольшим шлюзовым воротам, левые из которых были открытыми; к слову сказать, на причале Блацкович тут же заметил ещё один катер. Там же, на площадке левого причала, он увидел ещё четырёх солдат; те сидели за столом, буквально голова к голове – и весьма внимательно изучали нечто перед собой. По причине большого расстояния американец не мог видеть, что именно, но после внезапной высадки на землю был полон решимости выяснить это: вполне вероятно, что там какая-нибудь карта… или срочное донесение…
Таким образом, не теряя лишнего времени, он приступил к расчистке дороги. Первым он убрал солдата справа, отдалившегося от товарищей на дальнюю сторону правого причала; затем последовала очередь его друзей, зазевавшихся практически у центральных ворот замка. Оставалось разобраться с четвёркой за столом, однако, момент для этого был упущен: следующий строго по рельсам над ним, катер прошёл мимо участка левого причала – и гитлеровцев за столом скрыла высоченная стена. Поскольку новых врагов ни на смотровой вышке, ни на веранде не появилось, Блацкович надеялся, путём внезапного вторжения в сектор, разобраться с оставшейся четвёркой без особого шума сразу после высадки.
Минутой позже судно замерло – и разведчик, выйдя на земную твердь через автоматически откинувшийся борт, осторожно направился в сторону нацистов, попутно прикрываясь ящиками, расставленными по всему причалу. В его «Люгере» оставалось семь патронов; конечно, этого вполне хватит на четверых солдат, но что делать потом?! Необходимо экономить боезапас бесшумного оружия, но ведь не станешь же палить по врагам из штурмовой винтовки! Подобные действия немедленно переполошат других охранников, которых здесь явно немало – и тогда его внезапному продвижению конец. Оставалось рассчитывать, что, обшарив локацию, он сможет обнаружить необходимые ему боеприпасы…
Прокравшись перед закрытыми воротами замка, диверсант оказался за стеной, укрывавшей четверых восседавших за столом нацистов; ещё не приблизившись к ним, он расслышал из-за неё:
- Ты в курсе, что оберштурмбаннфюрер фон Шаббс распорядилась подвезти на старое кладбище Вульфбурга чуть ли не тонну динамита?
Блацкович присел на корточки – и осторожно выглянул: солдаты, сидя на стульях, смотрели каждый перед собой; при этом они вели отвлечённую беседу.
- Тонну?! – воскликнул эсэсовец, сидящий через стол, напротив притаившегося за углом американца. – Да там никак не меньше десяти тонн, приятель! Да будет тебе известно, что я и Рудольф, - он кивнул в сторону сидевшего от него справа солдата, - лично участвовали в транспортировке взрывчатки!
- Тогда становится ещё интереснее, - продолжил нацист, сидевший у самой стены. – Зачем, как по-вашему, ей столько понадобилось?
- Ну, для нас это не секрет, - подал голос человек, которого товарищ назвал Рудольфом. – Фон Шаббс намерена пробить проход в старинный мавзолей, о котором мне рассказывал один из учёных, сопровождающий груз к «Осквернённой церкви», как её называют уроженцы Вульфбурга. Старичок оказался не в меру болтлив, как и все из скучающих по общению с живыми людьми археологов; он-то и поведал, что Дивизия Паранормальных Исследований СС изучает подземные ходы, в которых, согласно преданиям, какой-то древний тевтонский король схоронил несметные богатства!
- И вы доставили на кладбище просимое? – недоверчиво спросил один из солдат, видимо, лишь краем уха прислушиваясь к беседе.
- Из самого Падерборна, - кивнул головой Рудольф, отвечая на заданный вопрос. – Наш грузовик, в котором ехали мы с Хельмутом, возглавлял целую колонну машин, а этот археолог показывал дорогу… Скорее всего, взрывы, которые будут вызваны доставленным в Вульфбург количеством динамита, можно будет слышать даже отсюда!
- Сокровища, сокровища! – негромко пробормотал один из нацистов, делая над столом резкое движение рукой. – Не понимаю, как можно верить в эту средневековую ерунду! Неужели никто за тысячу лет не выкопал такой значительный клад? Неужели никто не польстился на зарытые королевские богатства?
- Ну, я полагаю, что желающих-то было хоть отбавляй, - молвил Рудольф. – Но, как уверял болтун-археолог, они спрятаны на основательной глубине, так что пробиться к ним при помощи обыкновенной лопаты да мотыги представляется довольно проблематично… Тем более, что для полного счастья искателям пришлось бы пробивать толстенные стены древнего мавзолея, по приказу короля и выстроенного, чтобы уберечь сокровища от всякого любителя поживиться его цацками… Но теперь, когда в распоряжении фон Шаббс и современные технологии, и невесть сколько рабочей силы, когда раскопки поставлены на широкую ногу министерством Культуры и Наследия предков – проникнуть в сокровищницу ничего не стоит!
- Конечно, при подобном раскладе сил и возможностей ничего сложного нет! – поддакнул ему сидевший справа от него солдат. – Вот, помнится, люди лишь мечтали о полётах на Луну; чёрт возьми, да ещё древние греки рассказывали легенду об Икаре, пожелавшем изучить Солнце с более близкого расстояния… Так вот, говорю я, долететь-то он долетел, только…
Он не успел договорить, потому что совершенно неожиданно раздался возглас недовольства одного из коллег:
- Эй, Фриц! Ты, вероятно, считаешь меня слепым? Убери со стола свою фальшивую восьмёрку!
- Точно! – оправдывался на это его товарищ. – Извини, я случайно перепутал сердца с листьями…
- Перепутал! – взвизгнул первый. – Ты, видать, не только враль, но и дальтоник в придачу! Знаешь, постарайся так больше не делать, хорошо? Не то отправлю тебя в патрулирование, а твоё место займёт Гюстав, который умеет различать масть при любом освещении!
Блацкович, ещё более подавшись из-за угла, не поверил своим глазам: четверо солдат, позабыв обо всём на свете, увлечённо играли на пары в карты! И это – в тот момент, когда опасный заключённый бежал из тюрьмы, перебив при этом кучу охраны! «Воистину, неисповедимы пути глупости! – решил американец, целясь в затылок ближайшего к нему супостата. – Раз уж мне довелось застукать вас, камрады, за столь увлекательным занятием, то позвольте мне также поиграть – и стать для каждого из вас, простых шестёрок, козырным тузом!»
Последовавшее дальше заняло не более нескольких мгновений: Блацкович совершил четыре выстрела, положив наземь заядлых картёжников, которые, по ходу дела, и не сообразили, что же, собственно, произошло: солдаты попадали со стульев – и замерли под столом. Агент осмотрел локацию, представлявшую из себя старую верфь, на которой лежали вверх дном две старые деревянные лодки; поверх контейнеров в углу, за столом, он заметил лежавшие удочки. «Да они совсем спятили! – подумалось американцу. – Мало того, что охранники играют на посту в польского дурака, так они ещё, видимо, не прочь и половить рыбку в местной гавани! Вот уж поэты!»
К сожалению, искомых боеприпасов не оказалось ни у кого из убитых Блацковичем – ни здесь, ни на причале перед воротами замка; увы, всего три патрона в обойме… Плохо дело! Зато теперь он мог рассмотреть конструкцию самым придирчивым образом, в результате чего ему стало ясно: ворота в замок заперты, однако, если он правильно понимает систему их управления, их можно открыть двумя рычагами, расположенными на веранде над его головой, откуда он не столь давно снял снайпера. К сожалению, веранда, соединявшая собой ниши с расположенными в них по обе стороны ворот рычагами, была выполнена в виде решётчатого тоннеля, попасть в который снизу было никак нельзя. Блацковичу ничего не оставалось, как ещё раз обойти все три причала, разыскивая возможный ход наверх; увы, всё выглядело так, что этот самый вход находится где-то за пределами обозримой местности, поэтому единственным возможным вариантом проникновения в цитадель Агенту Второму показалось простое решение – для достижения цели воспользоваться оставшимися шлюзовыми воротами. Во-первых, он далеко не всё осмотрел на локации, а во-вторых, именно оттуда можно пробраться окольными путями на веранду; это Блацкович заключал по своим ранним представлениям о древненемецких конструкциях: куда ни пойдёшь – как следует пропетляешь, но к искомому месту всё-таки выйдешь… Конечно, это не закономерность, однако, попробовать стоит. К тому же, судя по всему, другого выхода у него всё равно нет.
Ещё раз убедившись в том, что ворота наглухо заперты, он произнёс себе под нос:
- Поздравляю, Блацкович! Надеюсь, эту бандуру можно открыть из другого места…
Никаких лестниц, чтобы подняться по стенам или верёвок, также могущих облегчить его участь, он, обыскав весь сектор гавани, не нашёл. Значит, придётся оставить мысль о скалолазании – и сосредоточиться на катере на левом от ворот замка причале, тем более, что ворота шлюза, куда на нём можно было попасть, проплыв не более тридцати метров, были открыты… Поэтому «Би Джей», прикинув возможные варианты, не стал долго размышлять: он прыгнул в катер – и поплыл в сторону шлюза, попутно любуясь лучами восходящего солнца, освещающими вершины гор. Впрочем, предаваясь созерцанию красот природы неведомого параллельного измерения, Блацкович не забывал о главном: почаще озираться по сторонам, если откуда-нибудь появятся нежданные враги, которых, конечно же, здесь немало…
Тем не менее, он проделал путь до шлюзовых ворот без каких-либо приключений; в гавани ничего не изменилось, пока он беспрепятственно плыл на катере. Несколько минут – и он уже высадился на бетонном островке справа по тоннелю, где располагался очередной рычаг; Блацкович рванул его – и ворота за ним закрылись, тогда как находящиеся перед ним – распахнулись во всю свою ширину, открывая ему дорогу в следующий сектор. Американец вернулся к своему средству передвижения – и проследовал по воде в смежный участок; проплыв не более двадцати метров, судно остановилось возле причала, расположенного по курсу с правой стороны. Замерев возле штабеля ящиков, составленном у причала, борт судна автоматически открылся, выпуская Блацковича наружу: крепкий деревянный мостик вёл его на бетонную поверхность конструкции – и разведчик, пробравшись на корточках к штабелю, осмотрел из-за него открывшуюся его глазам панораму.
Представшая его взору бухта, грубо говоря, занимала не более полусотни квадратных метров; она, подобно центральной, также была окружена горами, преодоление которых было возможно, пожалуй, исключительно с воздуха. Блацкович сразу по первым шагам безошибочно установил, что попал на крайне охраняемый объект; в связи с чем – это и предстояло выяснить…
- Значит, дальше придётся пешком, - едва слышно пробормотал Агент Второй, отметив про себя единственный путь – по бетонной площадке пристани, на которую вёл узенький мостик, рядом с каковым и замер доставивший его сюда катер.
Над причалом, занимавшем около двадцати метров, возвышалась высокая стена, слева по которой уходила широкая каменная лестница с перилами; прямо перед разведчиком, буквально ему в лицо, смотрел установленный на парапете стены пулемёт, за которым стоял офицер, попыхивая сигаретой. Метрах в пяти от американца слева, аккурат за штабелем скрывавших его присутствие ящиков, замер ничего не подозревающий солдат; кстати, в десятке метров от него, ближе к лестнице, прохаживался другой часовой. Справа от Блацковича расположился полуарочный вход в помещение, где – к моменту его проникновения в сектор – успел скрыться третий охранник. Что находилось за углом, ему предстояло выяснить – и диверсант осторожно высунулся из-за ящиков, прицеливаясь в ближайшего врага.
Положение «Би Джея» было весьма удобным: офицер, куривший за пулемётом, не мог видеть обоих солдат на причале – их прикрывали не только контейнеры с оборудованием или боеприпасами, но и стелящийся туман; тем не менее, он решил начать операцию именно с офицера, вполне разумно предположив, что в наличии у того будут столь необходимые патроны для его «Люгера». Он прицелился в голову неприятеля – и беззвучный выстрел отправил офицера на тот свет; тело его упало за парапет, не замеченное дежурившими на причале солдатами.
После этого наступила очередь самих солдат, по которым Блацкович выпустил оставшиеся в обойме две пули; ребята молча попадали между ящиков, что также было довольно удобно для американца: их тел не мог видеть третий солдат, ушедший в помещение справа. Теперь его первостепенной задачей стало незаметное пересечение причала до каменной лестницы, подняться по которой можно столь же незаметно, прикрываясь высоким парапетом; а там – достичь тела убитого офицера и позаимствовать его пистолетную обойму, поскольку без бесшумного оружия Блацкович всегда чувствовал себя достаточно отвратительным образом… Сколько ещё оставалось врагов на участке, ему не было известно; однако, во-первых, надо сделать так, чтобы не осталось, по возможности, ни одного; во-вторых – совершить это самым безопасным образом… Естественно, для этого требовались патроны к его пистолету с глушителем.
Пригнувшись за ящиками, агент, миновав трупы убитых им на причале охранников, прокрался по площадке в сторону лестницы; попутно он успел увидеть, что помещение справа, где после его появления на участке скрылся последний солдат, напоминает собой зал исторического музея, уставленный старинными рыцарскими доспехами на постаментах и каменными статуями; упомянутый охранник, как оказалось, был в зале не один: он разговаривал о чём-то с товарищем, за спиной которого имелась решётчатая дверь, сквозь прутья которой виднелась уходящая наверх винтовая лестница. В зале была ещё пара ответвлений направо и налево, но куда они ведут, разведчик не смог рассмотреть: ему мешали ящики. Он подумал, что после осмотра внешнего – верхнего участка периметра, где за пулемётом лежал мёртвый офицер, он обязательно вернётся – и обследует средневековый зал, стены которого были уставлены факелами, а с потолка свисала старинная люстра.
Он поднялся по лестнице, стараясь не высовываться из-за перил; частично открытое пространство второго яруса не особенно пугало его – здесь также было немало контейнеров, что могли успешно послужить ему надёжным прикрытием. Пулемёт, под которым лежало тело офицера, стоял почти у входа в помещение; проход был открытым, более того: у него даже отсутствовала дверь! Блацкович торопливо приблизился к покойному – и немедленно разрядил снятое с его пояса оружие: итак, теперь у него вновь полная обойма! Ещё раз осмотрев причал со второго яруса и не обнаружив на нём ничего подозрительного, американец спустился по лестнице в помещение, заканчивающиеся поворотом направо.
Короткий спуск в несколько каменных ступеней – и Блацкович оказался в коридоре, ведущем ещё ниже; предполагая взаимосвязанность конструкции, он подумал, что, направляясь по открывшемуся ему пути, неизменно должен попасть в зал, вход в который открылся ему с причала, с верней стороны постройки. Как стало ясно в течение минуты, так оно и случилось: разведчик узнал прямо перед собой по коридору одну из статуй, изображавшую воина, опиравшегося обеими руками на меч: это произведение искусства он видел раньше, когда пробирался по причалу за ящиками, в открытую дверь зала, находившегося в тот момент справа от него. Итак, видимо, он войдёт в главное помещение из боковой комнаты; следовательно, два охранника, беседующие возле решётчатой двери, сейчас находятся от него слева, метрах в двадцати за углом.
Однако, перед тем, как оказаться в зале и разобраться с нацистами, ему пришлось несколько замедлить темп: ещё находясь на лестнице, он вдруг услышал голос откуда-то справа из-за стены:
- …На каком основании, герр комендант? У меня всё в порядке. Приём!
Блацкович замер, дожидаясь окончания беседы. В том, что это не было беседой находящихся в непосредственной близости друг от друга людей, его убедила манера её ведения: некто говорил так, будто хорошо слышал, однако не видел собеседника… Но мгновением позже диверсант смекнул, в чём, собственно, дело: так ведут разговор по рации; в подтверждение тому он слышал, как человек за стеной неоднократно произнёс слова «приём» и «отбой», характеризующие исключительно диалог по радио. Следовательно, за углом находится ещё один офицер, получающий наставления от руководства; что же, в таком случае необходимо подождать окончательного «отбоя» – и тогда, без помех со стороны других, разделаться с ним.
К счастью, голос за стеной долго не препирался: Блацкович – выслушав его очередные заверения о том, что на вверенном ему участке гавани «всё замечательно и никаких посторонних лиц не замечено до сих пор» – после окончания диалога аккуратно выглянул из-за угла: действительно, его глазам открылась маленькая комната прямо за лестницей, в которой, перед здоровенным столом и шкафом у самого выхода, стоял офицер, только что закончивший сеанс связи по радио. По-видимому, он был весьма недоволен только что завершённой беседой, поскольку сорвал с головы наушники – и гневно отбросил их на стол со словами:
- Вот ведь какая ты скотина, Йосиф! Я же родным языком тебе сказал: в моём секторе всё чудесно!
Это стало его последней, произнесённой в жизни, речью: Блацкович поднял руку – и сражённый бесшумным выстрелом нацист мешком упал на пол. Американец тихонько скользнул в комнату, осматривая помещение: из него было два выхода – тот, по которому вошёл Блацкович и ещё один, в противоположном конце, направо; скорее всего, учитывая конструкцию, оба они вели в большой зал. На стене комнаты находился аппарат общей тревоги, а на столе лежал ключ старинного фасона; американец не стал пока трогать его: вместо этого он с радостью прихватил ещё одну полную обойму убитого, радуясь тому, что его боезапас увеличился вдвое. Сделав пару шагов к ближайшему выходу, он миновал колонну, оказавшись в большом зале; двое охранников, судя по всему, последних на объекте, по-прежнему разговаривали у закрытой решётчатой дверью винтовой лестницы в конце помещения. Блацкович, прижимаясь к стене, приблизился к стоящим к нему спиной неприятелям – и разобрал следующее:
- …по крайней мере, не так страшно, как нашим ребятам внизу! – услышал он обрывок сказанного охранником слева, находившегося к нему ближе.
- На что это ты намекаешь? – с удивлением в голосе ответил другой. – Радуйся, что тебя не слышит гауптштурмфюрер: за подобные слова можно и головой поплатиться! С чего ты взял, что камрады внизу хоть чем-нибудь рискуют?
- Позволь ответить тебе вопросом на вопрос, - не унимался первый. – Если командование предложит тебе выбирать между несением охраны на поверхности или в древних подземельях, что ты выберешь?
- Не знаю, - ответил его собеседник, стараясь казаться равнодушным. – Какая, в конце концов, разница?
- Да самая очевидная, Зигфрид! – возразил его товарищ; Блацкович даже со своего места отметил, как дрогнули плечи говорившего. – Одно дело: охранять гавань, которую время от времени неохотно посещает начальство, и совсем другое – заброшенные тысячу лет назад катакомбы под замком! Я слышал, что руководство туда вообще ни разу не спускалось!
- И что же рождает в тебе подобные страхи, о Юрген, маленький, трусливый мальчик? – насмешливо захихикал Зигфрид, поправляя шлем на голове.
- Не смей назвать меня мальчиком! – внезапно подбоченился оскорблённый солдат. – Но, чёрт возьми, камрад, я уверен, что ты сам далеко неискренен со мной: слышу, как подрагивает твой голос, хоть ты вовсю стараешься корчить из себя храбреца! Только представь: тысячу лет подряд под нашими ногами хоронили людей! Тысячу лет, слышишь?
- И что? – собеседник мгновенно перестал глумиться над товарищем.
- Как – что? – тот покрутил пальцем у виска. – Неужели до тебя не доходит? Мы стоим над огромнейшим склепом, понимаешь? Наверняка он скрывает в своих лабиринтах невероятные тайны, за которыми охотиться Хельга фон Шаббс!
- Откуда тебе это известно? – спросил солдат, которого назвали Зигфридом.
- Чёрт возьми, дружище, да ты, видать, последний из тех, кто ещё ничего не слышал о сокровищах императора Оттона! – присвистнул Юрген от удивления.
- Не слышал, - честно признался собеседник. – И, знаешь, почему? Потому, что привык просто нести службу, а не обращать внимание на какие-то слухи!
- Ладно уж, я могу тебя просветить! – горделиво изрёк тот, вновь уперев руки в бока. – Хельга считает себя прямым потомком древнего императора, и всячески желает заполучить те невероятные сокровища, которые – или часть которых – он схоронил где-то в этих местах. Я слышал, что кое-что им оставлено здесь, в замке, кое-что – под «Осквернённой церковью» Вульфбурга…
- Тебя-то это хоть как-нибудь касается? – усмехнулся Зигфрид. – Если Хельге нужно всё это призрачное наследие, так пусть себе ищет! Найдёт, не найдёт – нам-то какая разница?
- Я просто уверен, что древние склепы, расположенные в катакомбах, легко своих тайн не отдадут! – убеждённым тоном произнёс первый охранник. – Хельга вовсю практикует допотопные колдовские практики… а разве тебе не приходилось слышать, что некромантия никогда не приводила к добру?! Не дай бог, восстанут из-под наших ног тысячелетние покойники, чтобы защищать свои сокровища – и я посмотрю на твой проклятый скепсис, Зигфрид!
- Понятно, - хмыкнул тот. – Знаешь, пойду-ка я на воздух, побалую твоими страхами наших приятелей на причале: полагаю, что это как следует повеселит их! – с этими словами солдат внезапно развернулся – и увидел притаившегося за статуей Блацковича.
Впрочем, прежде чем он успел что-либо понять и поднять шум, пуля, выпущенная агентом, уложила его на пол; второй нацист даже не успел обернуться, как последовал на тот свет прямиком за своим товарищем. «Не воскресших покойников вам следует опасаться, а крадущегося в тени стен американца! – подумал Блацкович, перешагивая через убитых. – А вот за информацию вам огромное спасибо: если под нами действительно находится древний могильник – значит, я на правильном пути! По крайней мере, в нашем мире всегда было именно так: где древнее захоронение, там обязательно следует пройти – и окажешься у искомого входа…»
Итак, уже не в первый раз за время его путешествия по тюрьме – да и здесь, в гавани – он становится свидетелем всевозможных разговоров, подтверждающих скрупулёзные занятия Хельги фон Шаббс древними легендами – и основанными на этих легендах поисками сокровищ императора Оттона. Конечно, в этом присутствует определённая доля романтики, столь свойственная всем деятелям Дивизии Паранормальных Исследований СС; однако, если подойти к имеющейся в распоряжении Блацковича информации беспристрастно, получается, что фон Шаббс наткнулась на определённые свидетельства, которые – по крайней мере, у неё самой – не вызывают никаких сомнений: она напала на след «сокровищ» – или что бы не подразумевалось под этим – первого императора Священной римской Империи Оттона Великого! Исходя из этого, совершенно неважно, что скрыто под толщей земли в Вульфбурге; важно, что Хельга уверена в том, что, являясь наследницей древнего короля, она сможет поставить это самое «наследие» на службу Третьему Райху! Несомненно и другое: ей известно о «сокровищах Оттона» куда больше, нежели случайно оказавшемуся в её мире американскому агенту: это прямым текстом следует из её личных записей; в отличие от Блацковича, она занимается этим уже много лет…
Опять-таки, что можно понимать под «наследием», «сокровищем» и тому подобной терминологией, возможно, вполне определённой для фон Шаббс и её подручных, зато являющейся абсолютной тайнописью для непосвящённого разведчика? Блацкович поймал себя на том, что задаётся этим вопросом далеко не в первый раз – и никак не в состоянии ответить на него хотя бы относительно. Увы, недостаток информации даёт знать о себе… Впрочем, все эти «наследия» и «сокровища» древних королей – лишь побочная вещь; основная же – обнаружение папки с документами, указывающих остаткам сопротивления этой вселенной путь к местонахождению «Мёртвой Головы»! А это, как ни крути, совершенно осязаемый предмет: точные координаты его тайной базы – это не древние реликвии давным-давно почивших королей, для обретения которых следует прибегать к оккультным ритуалам… Естественно, попутно просто необходимо собирать любую информацию, касающуюся изысканий оберштурмбаннфюрера Хельги фон Шаббс; но, тем не менее, приоритетом его задания является не полумифическое средневековое «наследие», а совершенно реальный документ… ради которого Уэсли – возможно, прямо сейчас! – держится на допросе из последних сил…
Старинная решётчатая дверь, как и было вполне ожидаемо, оказалась запертой; тут-то Блацкович и вспомнил о ключе, что он видел на столе в комнатке ликвидированного минутой назад офицера. Он вернулся обратно; действительно, ключ, свободно болтавшийся на огромном металлическом кольце, превосходил размерами его ладонь; однако – и это было главным – он без проблем вошёл в замок двери: американец совершил два поворота, сопровождаемых металлическим скрежетом – и открыл дверь. Начинавшаяся прямо за ней узкая круговая лестница, освещаемая настенными факелами, привела его на ярус выше, где глазам его открылся искусственный пролом в полу, перед закрытым саркофагом. Блацкович увидел, что вниз ведёт специально устроенная в стену современная металлическая лестница с поручнями; он проверил оружие – и неслышно спустился в маленькое помещение, на стене которого горел лишь один факел. Комната заканчивалась выходом налево, откуда американец внезапно услышал следующий диалог:
- Ну вот, - самодовольно вещал юношеский голос, - ложу я на постель эту девицу и…
- Укладываю, - тут же перебил его другой, постарше.
- Что? – обиженно вопросил первый, явно задетым за живое фактом того, что его перебивают на самом интересном месте.
- Ты укладывал её в постель, - вновь донёсся голос постарше. Мгновением позже он веско добавил. – Запомни раз и навсегда: укладывал, а не ложил!
- Ложил, укладывал, - нетерпеливо оправдывался первый. – Какая разница?
- Нет слова «ложить», - ответил его собеседник неумолимым голосом наставника, всецело убеждённого в своей правоте. – Есть слово «класть». Для тебя вообще, немецкий язык родной – или… 
- Ты хочешь историю-то послушать? – не выдержал первый, почти срываясь на крик. – Что не скажи, так у тебя всё неправильно! С тобой хоть вообще не разговаривай, честное слово!
- Важно говорить грамотно, - назидательно произнёс старший.
На мгновение наступила тишина.
- Да какого чёрта ты цепляешься ко мне с этой грамматикой? – вновь послышался юношеский голос; видимо, парень не мог согласиться с тем, что диалог закончит собеседник – тем более, на такой победной ноте.
- Такого, - тут же раздалось ему в ответ, - что я верю в сохранение чистоты нашего прекрасного языка. Иначе мы скатимся к варварству, понимаешь?
- Ну и ладно, тогда я вообще не буду рассказывать! – нашёл выход из положения первый.
- Я повторяю тебе, - обратился к нему товарищ более спокойным тоном, видимо, не желая, чтобы его друг кипятился попусту. – Если…
- Да пошёл ты! – отрезал более молодой голос – и разговор прекратился.
Внутренне посмеявшись над нерассказанной историей, Блацкович, так или иначе, ни на мгновение не забывал о постоянной бдительности: сделав несколько тихих шагов через помещение, он оказался у открытого выхода справа – у него даже дверь отсутствовала, хотя, судя по старинным, сохранившимся до сих пор скобах, некогда она вполне была на месте… Бросив взгляд из-за угла, он увидел зал с высоким потолком, уставленный множеством больших бочек, державшихся на козлах вдоль стен и по центру помещения; аналогичный зал, отелённый от него прутьями высоких решёток, упиравшихся в полуарочную кладку под потолком, соседствовал с ним. Глядя поверх бочонков, Блацкович обнаружил двух солдат, прогуливающихся по периметру винного погреба, который размерами куда превосходил тот погреб замка «Вольфенштайн», в котором ему довелось побывать в сорок третьем году… да ещё в своём родном измерении! Впрочем, эти двое явно не могли быть беседующими всего несколько мгновений назад: расстояние между ними было довольно приличным – в придачу, с такого он просто не мог бы столь отчётливо слышать деталей их разговора… Следовательно, любители и не любители грамматики находились где-то слева от него, причём, совсем рядом. Блацкович подался из-за угла ещё немного – и мгновенно увидел обоих ребят, демонстративно стоявших друг к другу спиной. К счастью, ни один из них не глядел в сторону появившегося в помещении американца.
Как оказалось, эти четверо были не единственными, находящимися в винном погребе: за бочками по центру помещения, перед решёткой, разделяющий огромный зал на две части, агент рассмотрел ещё одного охранника, вышагивающего по отведённому ему участку периметра; кроме того, у козел, возле которых недавно вели разговор ближайшие от входа на локацию нацисты, спала собака, положив голову на лапы. Таким образом, оценив положение, Блацкович предпочёл начать ликвидацию врагов именно с неё: своим лаем она вполне могла испортить всю операцию, которую он намеревался провести втихую.
Сделав лёгкое движение вперёд, американец, оказавшись за несколькими поставленными друг на друга бочками слева от входа, выстрелил в растянувшуюся на полу собаку; животное едва заметно дёрнулось, на что никто их окружающих охранников не обратил никакого внимания. После этого Блацкович высунула из-за бочек едва ли не по пояс – и поразил выстрелом в голову стоявшего к нему спиной нациста; следом за ним наступила очередь его товарища, не успевшего понять, отчего его приятель вдруг покачнулся на месте – и растянулся на полу. Разведчик, немного приподнявшись, глянул поверх бочек на козлах, занимающих собой центральную часть помещения: ещё двое эсэсовцев, сияя в полутьме голубоватыми электродами заплечных ранцев, прохаживались по узкому коридору, соединяющему зал со следующим помещением аналогичного назначения; кроме того, он увидел сквозь решётку третьего неприятеля, неподвижно стоящего возле люка в полу. Блацкович мысленно отметил, что крышка люка была современного образца: такие ему уже приходилось открывать трубой, когда он следовал по тюрьме или психиатрической лечебнице. Итак, ему необходимо проникнуть в смежное помещение – и воспользоваться люком, ведущим, судя по его расположению, на нижний ярус.
Тем не менее, гораздо проще было подумать об этом, чем привести задуманное в исполнение: двое гитлеровцев, патрулировавших коридор, почему-то не двигались с места. Увы, стрелять в охранника люка при подобном раскладе было весьма рискованно: его смерть неминуемо будет замечена товарищами, ошивающимися буквально в нескольких метрах от него. Делать нечего, приходилось выжидать; Блацкович, пользуясь надёжным укрытием из бочек, осмотрелся – как вдруг, прямо на одной из них, увидел лист бумаги; если на бочке не стояла бы допотопная керосиновая лампа, он неминуемо пропустил этот документ… Впрочем, протянув руку и взяв лист, он не обнаружил в нём ничего интересного; пока враги его не начали столь ожидаемого им движения, он, при неярком свете лампы, прочёл следующее:

Записка охранника
Самое главное:
Хельга распорядилась, чтобы на раскопки в Вульфбурге отправили три бочонка вина. Иоганн, организацией следующего транспорта займёшься ты! И ни о чём не забудь, тем более – о вине!
Ганс

«Что же, - рассуждал разведчик, оглядывая здоровенный винный погреб, - начальство замка отлично осведомлено, где именно можно разжиться хорошим, столетиями выдержанным напитком!» Стоило ему лишь подумать об этом, как охранники, будто по команде, отправились обратно – прямо по направлению к затаившемуся за бочкой «Би Джею».
Как только Блацкович мысленно отсчитал пройденную нацистами половину пути, он, просунув дуло пистолета сквозь решётку, бесшумно убрал охранника, стерегущего люк; его падение на пол не вызвало беспокойства шагающих по коридору эсэсовцев. Кроме того, диверсант не дал им опомниться, как тут же, из-за бочки, провёл по неприятелям молниеносную атаку: два последовавших друг за другом выстрела раскидали ребят в разные стороны: один из нацистов грохнулся едва ли не под ноги американца, а другой – отброшенный пулей в голову – отлетел назад, завалившись на винные бочки, по которым сполз на старинный ковёр коридора.
«Если в помещении находились бы другие неприятели, - заключил про себя Блацкович, перезаряжая оружие, - то звук падения последнего гитлеровца не услышал бы только глухой; значит, в погребе у меня больше нет врагов! Тогда мне больше незачем задерживаться здесь – вперёд!»
Тем не менее он, по-прежнему прикрываясь здоровенными бочками, пригнувшись проследовал в соседний зал, попутно рассматривая убранство старинного подземелья, о котором весьма позаботились его нынешние хозяева: стены зала были украшены нацистскими знамёнами и штандартами, хотя зачем наводить подобный лоск в винном погребе, Блацкович вообще отказывался понимать.
«Какой здесь воздух! – неожиданно для самого себя подумал Блацкович, на которого – стоявшего посреди нацисткой твердыни в параллельном измерении – внезапно напали ассоциации из далёкого детства. – Напоминает мне болото у фермы Джонсона. Запах гниющих растений и влажной древесины…» Ему вспомнилось, как он – на том самом болоте – назначал первые свидания девочке по имени Эмма, дочке одного из работников старика Эзры Джонсона… Ему было очень больно, когда отец, узнав о тайных встречах своего отпрыска, решительно им воспротивился – и закатывал по этому поводу настоящие скандалы. Как?! Его единственный сын, потомок чистокровного поляка и польской еврейки, посмел встречаться с негритянкой?! Позор, неслыханный позор на его седую голову! Эзра Джонсон, кстати, как и другие белые обитатели Мескита, также осуждали «умника», посмевшего общаться с чёрной девочкой; их дети просто не давали прохода «Би Джею», неизменно издеваясь и всячески оскорбляя мальчика… вполне возможно, что делалось это по наущение его собственного папы-расиста. Единственным человеком, сочувствующим и сопереживающим ему, была мама София; впрочем, её сочувствие обычно носило пассивный характер: женщина никогда не выступала против мужа открыто, поскольку боялась его, как огня. После того, как её сын получал от отца очередную взбучку за свои амурные приключения с Эммой, мама находила всего лишь мгновение, чтобы мимолётно обнять его где-нибудь на кухне или просто погладить по голове… Кончилось тем, что отец Эммы вместе с женой и дочерью неожиданно переселился в другой штат, с чем долгое время не мог смириться юный Блацкович: почему?! Как такое могло случиться: никто даже не поставил его в известность! Внезапный переезд Эммы с семьёй напоминал постыдное бегство – так, во всяком случает, в те далёкие времена, показалось самому мальчику… А как же его чувства? Тогда он просто посчитал себя преданным…
«Интересно, как в этом мире относятся к цветным – особенно теперь, когда Соединённые Штаты остались последним оплотом и надеждой побеждённого нацистами человечества? – подумал американец, продвигаясь по коридору в соседнее помещение. – Неужели и здесь, в столь ответственный период войны, граждане великой страны разделены по цвету кожи?! Да будет проклят нацизм, расизм, фашизм – и любой другой «изм», на «законном основании» отторгающий одну группу людей от другой…»
Оказавшись возле люка в полу, Блацкович увидел, что помещение винного погреба далеко не закончилось: прямо за лазом к потолку восходила ещё одна решётка из толстых прутьев, за которой уставленный бочками зал продолжался. В конце его, едва освещаемая факелом на стене, виднелась окованная железом деревянная дверь. «Мне, наверное, туда, - предположил Агент Второй, рассматривая выход из погреба. – Возможно, спустившись вниз, я каким-нибудь образом доберусь к ней…»
Просунув трубу в щель, Блацкович приоткрыл крышку люка: под ним находился коридор, пол которого был выложен досками; высота не превышала пары метров, поэтому он решился на прыжок, не испытывая при этом ни малейшего беспокойства за свою судьбу. Тоннель был пустым, поэтому он не стал дожидаться появления возможных врагов: сгруппировался – и, сжимая в руке бесшумное оружие, прыгнул вниз.
Однако, при всей безопасности, казалось бы, прыжка с небольшой высоты, Блацкович не учёл древности и, соответственно, хрупкости конструкции под ногами: стоило ему приземлиться на доски, как они, не выдержав его веса, буквально рассыпались под ним – и американец, не успев даже испугаться за свою жизнь, полетел ещё ниже…
Не успел он опомниться от внезапного падения, как плюхнулся в воду – и, инстинктивно работая руками, немедленно всплыл на поверхность. Осмотревшись по сторонам, понял, как несказанно ему повезло: он оказался в огромной яме, наполненной водой; его окружала высокая круговая стена, будто он попал в резервуар водонапорной башни; правда, водное пространство, занимавшее около двадцати метров в диаметре, было снабжено несколькими высокими каменными колоннами, уходившими к потолку помещения. Глянув над собой, он увидел и сам потолок – метрах в полусотне над головой; действительно, он находился в колодцеобразном, круглом помещении; над ним располагалось несколько ярусов, соединённых меж собой старинной, местами частично разрушенной, круговой лестницей, между явно различимыми выходами на которую были налажены поддерживаемые креплениями с потолка дощатые мостики. Блацкович насчитал над собой три этажа, освещённые факелами да керосиновыми лампами; тем не менее, его намётанный глаз тут же рассмотрел и выход из бассейна, в который его невольно занесла судьба: буквально перед собой, метрах в десяти, поскольку он рухнул в воду практически по центру колодца, он увидел вполне современную металлическую лестницу с поручнями, нижний конец которой касался воды – и, преодолев пространство резкими гребками, поспешил взобраться на неё.
Утерев лицо, Блацкович с содроганием осознал, каких неприятностей он избежал при падении: что, чёрт возьми, случилось бы с ним, окажись колодец пустым?! Или, скажем, пол под ним проломился бы хотя бы на метр в сторону – и он грохнулся бы, ударившись всем своим весом о каменную колонну?! Конечно, ему было вполне достаточно как следует испугаться и в придачу вымокнуть с ног до головы; однако, предположив самое худшее, он не мог мысленно не поблагодарить фортуну: так или иначе, падение с высоты около пятидесяти метров могло иметь фатальные последствия – он мог не только разбиться в лепёшку, достаточно было получить один-единственный перелом – и план спасения Уэсли мгновенно переходил в разряд абсолютно невыполнимых… Отсюда и печальный вывод: задуманная операция сопротивления – похитить папку с секретными документами у Хельги фон Шаббс, указывающими на местонахождения обергруппенфюрера СС Вильгельма Штрассе – становилась невозможной… Словом, Блацкович чувствовал себя вполне счастливым: он легко отделался, при падении не повредил костей, что вполне позволяло ему продолжать задание. Конечно, мокрая одежда доставляла определённые неудобства – и тем не менее он не стал, например, жертвой охраны периметра, которая, несомненно, патрулирует подземный объект... Подобных утешений Блацковичу вполне хватило, чтобы взять себя в руки – и, стараясь не шуметь сверх необходимого, взобраться по лестнице.
Высунув голову над поверхностью, американец осмотрелся: итак, он попал в освещённый факелами коридор, обе стены которого занимали древние саркофаги; часть из них была вскрыта, являя ему останки давным-давно умерших представителей рода человеческого. Захоронения были повсюду; они располагались друг над другом в несколько рядов – казалось, что их тут многие сотни… Блацкович не стал заниматься их точным подсчётом, понимая, что именно об этом месте – с нескрываемой дрожью в голосе – говорил один из нацистов в гавани своему товарищу: итак, американец попал в древний склеп, через который ему необходимо пройти, если он по-прежнему желает достичь поверхности – и выполнить поставленное перед ним задание.
Передвижение в промокшей одежде было отвратительным; Блацкович поклялся, что лишь обнаружит врага с подходящим параметрами, как немедленно переоденется: мокрые вещи не только неприятно холодили тело, но и рисковали выдать его неприятелям издаваемым при движении шумом.
Только разведчик укрылся за выступавшим из стены саркофагом со сдвинутой крышкой, из которого торчала давным-давно иссохшая от времени фаланга человеческих пальцев, как из-за поворота коридора налево появилась фигура охранника; окажись американец в тоннеле хоть мгновением позже – и солдат неминуемо заметил бы врага. Однако, ни о чём не подозревающий гитлеровец неспешно шёл по коридору, направляясь прямо в сторону диверсанта; при этом он смотрел исключительно под ноги, чтобы ненароком не споткнуться о камень или не задеть выступ одного из выпирающих из стен захоронения. Ему оставалось не более десятка шагов, чтобы поравняться с укрытием, за которым прятался «Би Джей», но тот, не дожидаясь приближения супостата, сделал выстрел – и нацист обездвижено сполз по стене на пол тоннеля. Памятуя о данном себе обещании, Блацкович осмотрел тело погибшего: увы, парень был достаточно хлипковат, чтобы его наряд подошёл размером бывшему элитному морскому пехотинцу США: Блацкович оказался гораздо крупнее. «Ничего не поделать, придётся искать следующего! – решил неунывающий суперагент, стараясь двигаться по тоннелю без лишнего шума. – Кто ищет, тот всегда найдёт!»
Добравшись до поворота, Блацкович увидел, что коридор в этом месте раздваивается: путь его лежал в двух возможных направлениях – либо направо, либо налево. Логика уверяла, что уходивший налево полукруглой каменной лестницей коридор, несомненно, приведёт его наверх, к месту его падения в здоровенный колодец; однако, за поворотом направо могли быть враги, которых Блацкович менее всего желал оставлять за спиной – поэтому он решил сперва осмотреть территорию, находившуюся за правым поворотом, несмотря на то, что лестница вела вниз.
И американец не ошибся в расчётах: действительно, проследовав вдоль вереницы старинных захоронений по обе стороны тоннеля, он вскоре наткнулся на заколоченный досками проход; впрочем, доски были прибиты абы как, что дало ему возможность рассмотреть сквозь широкие щели между них водную поверхность колодца, из которого он столь недавно – и, надо заметить, весьма успешно – выбрался наружу. Врагов в заброшенном участке не было – и ему ничего не оставалось, как вернуться обратно к развилке тоннеля.
Далее путь его лежал наверх; Блацкович, время от времени поглядывая на окружающие его саркофаги, освещённые факелами, без лишних потерь времени поднимался выше. Наконец, он вышел к очередному повороту налево; осторожно выглянув из-за стены, он увидел ещё одного солдата, стоявшего к нему спиной возле арки, за которой явственно просматривались очертания всё того же колодца, как стал про себя именовать это место Агент Второй. Справа от него тоннель заканчивался не массовым захоронением, к виду которого он уже попривык за время путешествия по многовековому склепу, а высеченной в скале часовней, кстати сказать, прекрасно освещённой множеством факелов. Видимо, в искусственно созданном гроте покоились останки какой-нибудь особо важной особы, раз место его вечного упокоения было выделено из других столь шикарным образом. Впрочем, Блацковича не особенно занимали давным-давно умершие тевтоны, куда более актуальнее для него были их ныне живущие потомки: он поднял пистолет – и противник, получив пулю в голову, упал почти у самого края арки.
На сей раз разведчику повезло: убитый нацист был не только одного с ним роста, но и обладал схожей с ним фигурой. Поэтому Блацкович, оттащив труп от колодца, на верхнем ярусе лестницы которого могли внезапно оказаться другие враги, быстренько переоделся, сбросив мокрую одежду и напялив на себя штаны и толстую рубашку покойника. Ему во мгновение ока стало гораздо теплее, даже невзирая на то, что по коридорам склепа иногда пробегал холодный ветер…
Осторожно подкравшись к арке, он внимательно осмотрел верхний ярус колодца; кстати, в потолке, почти по центру над наполненной водой ямой, он увидел тот самый злосчастный люк, через который ухнулся вниз, ломая собой подгнившие доски… Ниже под ним располагался соединяющий две противоположные арки третьего яруса ещё один сломанный мост – крепившийся толстыми канатами к потолку – которого, по счастью, Блацковичу удалось миновать при падении; однако, расстояние между его концами вполне годилось для хорошего прыжка – главное, чтобы канаты выдержали… Кстати говоря, отсюда разведчик убедился, что третий ярус древней усыпальницы под замком – далеко не последний: местами выщербленная круговая каменная лестница, уходившая наверх, заканчивалась гораздо выше – у арки, которой он до сих пор не мог видеть. Там он немедленно заметил солдата, беззаботно дымящего сигаретой. Блацкович прицелился – и отправил его на тот свет; гитлеровец выронил оружие – и отлетел назад, исчезнув из глаз. Американец вернулся в коридор, понимая, что отсюда ему никоим чудом не попасть наверх; следовательно, надо искать выход где-то у себя за спиной: ведь каким-то образом здесь оказался убитый и раздетый им эсэсовец!
Тоннель вновь привёл его к часовне, куда он даже поначалу и не собирался заходить; тем не менее, именно перед ней, в левом углу монолитной стены, была пробита широкая дыра – достаточная для того, чтобы в неё на корточках пробрался взрослый человек. При свете освещавших место факелов было хорошо видно, что пол её выложен толстыми досками – и, что весьма обрадовало и обнадёжило диверсанта в связи с последними событиями – досками вполне современными. Уже перед тем, как ступить на них, Блацкович обнаружил, что за часовней находится нечто ещё, весьма массивное; он решил уделить минутку – и полюбопытствовать, с какой тайной древнего склепа ему пришлось столкнуться на сей раз.
Глазам его открылся огромный саркофаг, превышающий два метра в длину и около полутора – в высоту; на крышке его было каменное изваяние женщины в царской короне и монаршем облачении; одна из её скрещённых на груди рук держала цветок лилии. Блацкович перевёл взгляд ниже; под лежавшей на крышке статуей, он заметил прекрасно сохранившуюся, выбитую в камне, надпись:
EDIT REGINE CINERES HIC SARCOPHAGUS HABET.
«Прах королевы Эдит в этом саркофаге», – мысленно перевёл Блацкович, демонстрируя относительные познания в средневековой латыни. Видать, погребённая была довольно известной и популярной в своё время, раз её похороны состоялись в столь знаменитом могильнике, предположил он, как тут же увидел возле своих ног небольшой лист бумаги. Блацкович поднял его – и прочитал одну-единственную написанную фразу:

Записка
Нужно, чтобы кто-нибудь срочно перевёл эту надпись!
Хельга фон Шаббс

Судя по бумаге, послание было написано достаточно давно: на листе имелись водные подтёки, неоднократно появлявшиеся и неоднократно затем высыхавшие. Видимо, теперь для оберштурмбаннфюрера СС саркофаг королевы не представлял никакого интереса, поскольку работы здесь были свёрнуты, а эсэсовцы охраняли это место не как представляющее из себя выдающуюся археологическую находку, но всего лишь как один из многочисленных подземных ходов в замок «Вольфенштайн». Впрочем, что именно искала здесь фон Шаббс и кем была изображённая в камне средневековая красавица, осталось для «Би Джея» тайной. Кроме того факта, естественно, что усопшая являлась королевой Эдит… «Вот разберусь с местными нацистами, вернусь домой – и как следует пороюсь в энциклопедиях по древнегерманской истории! – пообещал себе Блацкович, пригибаясь и проникая в дыру под стеной. – А пока я с вами прощаюсь, о Ваше Величество, леди Эдит!»
Следуя по доскам и ориентируясь на факелы, Агент Второй преодолел на корточках, вероятно, не менее пятидесяти метров, дважды поворачивая налево; затем он увидел, что жерло прохода заметно увеличилось в размерах – и вскоре вновь оказался в тоннеле, выйдя буквально за спину патрулирующего очередной периметр усыпальницы нациста. Блацкович вновь присел на корточки – и осмотрел из-за угла территорию, прежде чем приступать к решительным действиям, тем более, что противник и не подозревал о его присутствии.
Он находился в гроте, с потолка которого свисали сталактиты; солдат спокойно вышагивал перед ним к лестнице, идущей на верхнюю площадку, на которой Блацкович рассмотрел установленный древний алтарь; к слову сказать, рядом с ним стоял ещё один нацист, аналогично смотрящий в противоположную от агента сторону. Слева возвышалась отвесная стена, справа – располагались ниши, занятые десятком саркофагов; часть их была скрыта от взора диверсанта двумя массивными четырёхугольными колоннами… «Если сделать работу по-тихому, никто из ребят даже ничего не почувствует, - решил Блацкович, беззвучно перебираясь за ближайшую колонну. – А после выясним, каким богам они здесь поклонялись…»
Первая, выпущенная американцем пуля, настигла ближайшего врага ещё до того, как тот приблизился к лестнице; солдат повалился на бок, не успев издать ни звука. Блацкович, перебежав полтора метра к следующей колонне, мгновение выждал – и, миновав ряд саркофагов справа, тихонько поднялся по лестнице, оказавшись за спиной другого солдата; тот стоял у алтаря, глядя куда-то вниз. Агент выстрелил ещё раз; враг закачался на месте, после чего мешком рухнул на пол. Блацкович взбежал на площадку – и быстро осмотрелся.
Если поначалу открывшийся ему грот показался небольшим, то, выйдя к алтарю, он удивился его размерам: за алтарём находилась веранда, огороженная старинным каменным балконом, за которым на добрую сотню метров начиналась огромная, естественная пещера. Руки человека не особо потрудились для создания в ней невероятного зала: древние архитекторы всего лишь вырубили в камне несколько арок и колонн, украсив природную полость в скале собственным вмешательством…
Внизу, маленькими точками в конце зала, прохаживались два эсэсовца; на таком расстоянии они вообще не могли видеть наблюдавшего за ними Блацковича, а если бы и увидели, то не смогли бы отличить от своих товарищей, лежавших у него под ногами. Честно сказать, американец не решился трогать их со столь далёкой дистанции, боясь хотя бы раз промахнуться; коли придётся, так можно пострелять их с гораздо безопасного для попадания расстояния, теперь же рисковать незачем…
Алтарь, поначалу столь заинтересовавший Блацковича, оказался раннехристианской постройкой; правда, его удивило, что вместо белых свечей в подсвечниках оказались чёрные, невзирая на то, что изображённый на алтаре крест имел самую нормальную форму. «А-а-а, - махнул рукой разведчик, рассматривая установленный посреди алтаря человеческий череп. – Что наша Хельга, что местная – ещё те оккультистки, чёрт бы побрал их обоих! Если фон Бюлов, используя старинные некромантические обряды, воскресила кузнеца древней Туле, Оларика, то кого же намерена вызвать с того света фон Шаббс?! Ладно, пока она носится со своими тайнами короля Оттона Великого, я отсюда не уберусь – и досконально выясню, чем же она занимается на благо Третьего Райха… И, к слову сказать, координат местонахождения «Мёртвой Головы» я ещё также не получил…»
С левой стороны от веранды начинался очередной тоннель, по которому Блацкович двигался полукругом в течение нескольких минут; иногда ему попадались почти стёршиеся от времени ступени лестниц, однако, большую часть пути он ступал по обыкновенному щебню, вероятно, валявшемуся здесь ещё с тех пор, когда древние зодчие возводили огромный могильник, прорубая в скальной породе узкие коридоры для массового захоронения великих предков… Увидев новый поворот, Блацкович незаметно выглянул – и понял, что, наконец, достиг своей цели: перед ним находился тот самый сломанный в центре мост, по другую сторону от которого начиналась круговая лестница наверх, на четвёртый ярус, в арке которого он не столь давно ликвидировал охранника. Впрочем, как теперь оказалось, тот нацист был далеко не последним на подземном пути Блацковича по усыпальнице: прямо перед мостом агент увидел солдата, а за ним – на другой стороне, под аркой у самой лестницы – ещё одного.
Разобраться с двумя противниками с расстояния, не превышающего двадцати пяти метров, было для него делом двух мгновений и двух точных выстрелов: ближайший к нему гитлеровец, потеряв равновесие, полетел головой вниз в наполненную водой яму, а его товарищ уселся на пол, облокотившись на выступающий за его спиной саркофаг. Снизу раздался громкий всплеск; Блацкович удивился – как, чёрт возьми, первый из охранников, дежуривший ярусом выше, не услышал его собственного падения в «бассейн»?! Он сделал несколько шагов к мосту и выглянул: тело убиенного нациста плавало на поверхности воды в такой безмятежной позе, что Блацкович невольно умилился – массовый могильник, захоронения в котором начались десяток веков назад, продолжал кое-кому служить вечным пристанищем и теперь…
«Довольно лирики! – одёрнул себя американец, осматривая территорию. – Самое время выбираться наверх – и узнать, что мне приготовили гитлеровцы по ту сторону катакомб!»
Однако, перед тем, как с разбегу перепрыгнуть разрушенный мост и подняться по лестнице на верхний ярус, он обратил внимание на примечательную деталь – и тут же отложил прыжок до выяснения обстоятельств неожиданной находки.
Он заметил, что с его стороны моста, у поворота, откуда он вышел на локацию, стоит ничем не примечательный саркофаг, освещаемый по обе стороны двумя факелами; только вот не само захоронение привлекло интерес Блацковича: прямо над ним расположились кое-как сваленные доски, положение которых сперва можно было принять за последствия лёгкого обвала. Но, нет: обвал просто смял бы их, тогда как доски довольно крепко держались на месте, причём, стелясь одна на другую, довольно аккуратно проходили почти под потолком коридора. «Не иначе кто-то умышленно соорудил подобную баррикаду, - решил диверсант. – на фоне развалин этого, пожалуй, сразу и не увидишь…» Американцу ничего не стоило подняться по одной из них выше, где он перешагнул на соседнюю балку; дальше освещения не имелось, поэтому он, наклонившись, вырвал один из факелов из стенного держателя над саркофагом – и продвинулся ещё глубже. Таким образом он, перебираясь по доскам, он миновал освещённый участок тоннеля, оказавшись в полной темноте.
Узкий тоннель, по которому можно было пробираться только на корточках, привёл его к спуску вниз, куда Блацкович без труда спустился по заготовленной для этого доске; тем же образом он, в любом случае, мог вернуться обратно. Оказавшись на ногах, он, подняв над головой факел, внимательно осмотрелся: перед ним был маленький нерукотворный грот неправильной пирамидальной формы, размерами, пожалуй, не превышающий трёх квадратных метров, у одной из стен которого он заметил какой-то предмет. Блацкович протянул руку – и факел осветил обыкновенную тетрадь, верхняя часть которой была полностью размыта водой. Оказалось, что предмет лежал у стены, по которой течение подземных вод было особенно сильным: неподалёку даже скопилось небольшая лужица, вода из которой, временно задерживаясь в ней, утекала куда-то ниже сквозь скальную породу. Разведчик взял тетрадь – и тем же путём, прокравшись под потолком, вернулся в коридор, надеясь узнать, что можно извлечь из случайно попавшего в его руки документа… Хотя, честно сказать, состояние его было до невозможного отвратительным: грунтовые воды настолько испортили неизвестно кем сделанные записи, что чтение стало более-менее возможным лишь с половины страницы книзу – эту подробность он выяснил ещё при свете факела в тайнике, где обнаружил тетрадь. Почему же именно тайник?! Блацкович понимал, что оставлять что-либо в подобном месте – о котором никто не знает, куда ведёт заброшенный и замаскированный под обломки досок ход – означает, что документ предназначался для весьма ограниченного круга пользователей, может быть, только для одного…
Чтобы не подвергаться внезапной опасности со стороны врагов, Блацкович предпочёл не слезать на пол коридора, устроившись на балках под потолком – и, держа на колене пистолет, при свете двух факелов стал вчитываться в исписанные неровным почерком листы. Судя по сохранившемуся тексту, записи являли собой дневник или отчёт одного из сотрудников фон Шаббс; после ознакомления с написанным, Агент Второй осознал, почему автор столь упорно пытался скрыть его от посторонних глаз:

Дневник неизвестного учёного
(Часть текста непоправимо размыта водой) …не куда не годится: одно дело – заниматься удовлетворением собственного тщеславия, и совсем другое – подставлять под удар Райх, нацию и все те бесчисленные выгоды, которые дались нам результатом долгих и упорных трудов… Я сознательно не вспоминаю о затяжной войне, которую мы до сих пор ведём на нескольких фронтах, в конце концов, я – учёный, а не солдат, но… (часть текста непоправимо размыта водой) …хватает даже мне, чтобы сделать единственный, присущий любому здравомыслящему человеку, выбор: лучше рискнуть своей жизнью – и попытаться остановить безумную тварь, обольстившую своими обещаниями многих, даже очень достойных людей, нежели знать о пагубном развитии дальнейших событий – и подло молчать об этом…
Поскольку никто в Берлинском университете… (часть текста непоправимо размыта водой) …выпала великая честь, как заверила меня фон Шаббс и её безмозглые подхалимы, с некоторыми из каковых я уже давно вёл агрессивную полемику на страницах немецких и зарубежных научных журналов. Поймите, я не против исследований, пока они не угрожают государству; да что это я – речь идёт об угрозе всему человечеству, если вовремя не прекратить раскопки на облюбованном ей участке близ деревни Вульфбург!
Конечно, когда-то и я, полный научного энтузиазма, возился с древними рукописями, полагая, что своей работой делаю благое дело, подобно тому, как любой ариец – пахарь, плотник или солдат – делает своё… Но, боже сохрани меня, зайти так далеко… (часть текста непоправимо размыта водой) …лично не знаком с обергруппенфюрером СС Вильгельмом Штрассе; однако, мне доводилось неоднократно слышать о том, что он – человек весьма здравый, трезвомыслящий и реалистичный, каким и подобает быть знаменитому учёному и подлинному борцу Райха. Прости мне бог, но я постараюсь сделать так, чтобы написанное оказалось на столе этого великого человека – и, может статься, у него хватит ума и веских аргументов уговорить фон Шаббс, с которой у него весьма тёплые отношения, раз и навсегда прекратить раскопки под «Осквернённой церковью»!
Перехожу к самой сути. Если учесть, что именно мне принадлежит перевод около 80% всех попавших в руки фон Шаббс старинных документов, то, убедившись в опасности «наследия короля Оттона», я стал иногда умышленно скрывать от Хельги подлинное содержание древних текстов. Так продолжалось до тех пор, пока к моей работе не подключился этот негодяй… (часть текста непоправимо размыта водой) …мешался у меня под ногами ещё на историческом факультете. Возможно, что после его работы, которая, естественно, противоречила моим «переводам», оберштурмбаннфюрер стала подозревать меня в неискренности. Чтобы обезопасить себя, мне пришлось пойти на беспрецедентный шаг: я лично обратился к райхсфюреру СС Генриху Гиммлеру, администрация которого, по неизвестным мне причинам, полностью проигнорировала моё письмо. Герц, этот подонок, немедленно прознал о предпринятых мной действиях – и обвинил меня в попытке внести раскол в группу исследователей, особенно упирая при этом на мои будто бы семитские корни… Впрочем, на мою сторону встал ректор, подав прошение за меня лично райхсканцлеру Адольфу Гитлеру; кончилось тем, что на некоторое время меня оставили в покое… Но последние события побуждают меня, невзирая на смертельную опасность (часть текста непоправимо размыта водой)…
… раскопать древний мавзолей, но клянусь: нет там никаких… (часть текста непоправимо размыта водой) …тотальную гибель человечества, что бы она там не представляла себе, основываясь на переводах Герца! Именно потому древнегерманский император упрятал это как можно глубже под землю – и что теперь?! Сумасшедшая баба, не имеющая ни малейшего отношения к науке, пытается навязать свои эгоистические желания целой нации, а полностью оглуплённое ею правительство… (часть текста непоправимо размыта водой) …положить этому конец. Какой толк от победы нашей расы во всём мире, если после этого всех нас ждёт неизбежная смерть – и полное забвение?! Одно дело – заниматься столоверчением или гадать о суженом-ряженом на картах, и совсем, повторюсь, другое – галопом лететь прямо в ад, таща за собой, будто на цепи, оставшееся человечество… (часть текста непоправимо размыта водой)

Больше ничего разобрать в написанном не представлялось возможным, как Блацкович не пытался. И, что, собственно, за документ попал к нему: дневник, отчёт – или хорошо составленный донос?! На отчёт – во всяком случае, в доставшемся ему состоянии – записи явно не тянули: налицо отсутствие присущих ему фактов и сопровождающих их деталей. Впрочем, если он прав в отношении последнего, то в таком виде к нему никто не отнесётся всерьёз: лишь умеренная ругань да недомолвки – и ни одного конкретного примера, почему раскопки в Вульфбурге носят фатальный характер для потомства Адама и Евы… Хотя, если специалистам-химикам повезёт восстановить утраченный текст, может, в нём всплывёт и конкретика?
Итак, некий неизвестный сотрудник фон Шаббс, причём, довольно значительного уровня, обращается к «Мёртвой Голове»: вещь, конечно, необычная, впрочем, вполне допустимая. Судя по тому факту, что документ так и остался в тайнике, автор, вероятно, более не смог им воспользоваться – или же оставил надежды на его действие. То, что его обнаружил именно Блацкович, ясно указывает на, во-первых, что именно он является его первым читателем, и, во-вторых – последним. Судьба, равно как и личность оставившего столь странный во всех отношениях дневник, остаются неизвестными… Впрочем, на обыкновенную интригу написанное не похоже: слишком уж выстрадано каждое слово, чтобы являться ложью и наветом от начала и до конца. В довершение рассуждений на эту тему Блацковичу вспомнилось обнаруженное им в тайнике его камеры письмо Лотти Коль: женщина-археолог, как ясно из её собственных признаний, также проникла в какую-то тайну фон Шаббс – за что, собственно, и была брошена в застенок…
Словом, получалось следующее: несколько человек, возможно, между собой даже незнакомых, по стечению обстоятельств узнали нечто такое, что, по их убеждению, могло поставить на дальнейших исследованиях фон Шаббс жирный крест – и, чтобы не провалить свои занятия «наследием Оттона» в глазах высоких государственных чиновников, включая и самого райхсфюрера, последняя избавилась от ненужных свидетелей, вольно или нет проникших в её тайну. Следовательно, если принять во внимание недомолвки и оговорки неизвестного нацистского учёного и фройляйн Коль, выходило, что раскопки, проводимые оберштурмбаннфюрером СС в Вульфбурге, ни к чему хорошему не приведут – даже наоборот: они таят в себе неописуемую угрозу человечеству.
Блацкович, на всякий случай сунув прочитанный дневник неустановленного автора в карман штанов, аккуратно спрыгнул вниз, вновь оказавшись на полу коридора: он и так потерял немало времени, разбирая случайно обнаруженные в тайнике записи – надо следовать дальше! Для этого ему предстояло пробраться через разрушенный мост – и подняться по местами испорченной каменной лестнице ещё выше.
Американец очень надеялся, что дальний конец моста, на который он желал попасть, выдержит вес его тела после совершённого прыжка; сам же прыжок не представлял для него ничего запредельного: ну, что такое метр-полтора для годами тренированного суперагента! Блацкович отошёл на несколько шагов назад, почти упёршись в стену с саркофагом – и, вделав глубокий вдох, взял, как это называется у спринтеров, почти низкий старт. Резкий бросок вперёд, разбег – и мгновением позже он без последствий приземлился на другую сторону моста, по инерции пробежав по ней ещё пару метров и оказавшись в противоположном коридоре. Кроме саркофага, возле которого сидел труп убитого им прежде нациста, в коридоре не имелось ничего интересного, поэтому Блацкович, мельком осмотрев помещение, вернулся к круговой лестнице, опоясывающей «колодец» почти до самого потолка.
Движение наверх также не причинило ему особых хлопот, хотя в нескольких местах ему приходилось быть предельно внимательным и осторожным: часть ступеней древней конструкции была обрушена и за прошедшие столетия находилась в довольно плачевном состоянии; кроме того, лестница даже не была оборудована хоть каким-нибудь намёком на перила. Впрочем, американец вполне успешно миновал половину пути, отдышавшись на узкой площадке, в стене которой также просматривались замурованные саркофаги, после чего благополучно пересёк оставшуюся часть, выйдя к арке, под которой также обнаружил ликвидированного им снизу тело гитлеровца. Перешагнув через него, разведчик углубился в недолго петляющий тоннель, потолок которого поддерживался крепкими деревянными подпорками – и, совершив довольно правильный полукруг, вышел к отвесной стене, на которую крепилась узкая металлическая лестница с поручнями. Не предаваясь долгим рассуждениям, «Би Джей» ухватился за перекладины – и бесшумно поднялся на несколько метров, незаметно высунув голову у её поверхности.
Увидев, что тоннель заканчивается открытым входом в новую локацию, уставленную бочками да ящиками, Блацкович насторожился: его уши немедленно уловили откуда-то сверху негромкое: «Яволь, господин офицер!» – и шум работающего механизма. Не желая, чтобы противники застали его врасплох, наполовину висящим на лестнице, американец выбрался в тоннель, прячась за стеной у входа. Полминуты спустя механический шум прекратился – и с правой стороны комнаты он увидел эсэсовца, неторопливо идущего через помещение. Блацкович позволил ему пройти мимо – и лишь тогда выглянул из-за угла, рассматривая открывшуюся ему территорию.
Сказать, что она была для него совершенно новой и незнакомой, никак нельзя: оказалось, что помещение являлось продолжением того самого винного погреба, в котором он находился по ту сторону решётки – до того, как провалился в «колодец», прыгнув из люка на подгнившие доски. Получалось, что для того, чтобы попасть за решётку в следующее отделение зала с винными бочками, ему пришлось преодолеть расстояние через средневековый могильник под замком в несколько ярусов! Впрочем, иного пути сюда не имелось, а если таковой и был, то Блацкович не успел его обнаружить: треклятые доски проломились под его весом гораздо раньше, чем он смог это осознать!.. Тем не менее, не жалея о проделанном через склеп расстоянии, он, скользя вдоль стены, тихонько последовал за одиноким солдатом, пытаясь выяснить, куда же тот направляется.
Оказалось, что нацист всего лишь подошёл к решётке, сквозь прутья которого можно было видеть периметр соседнего помещения – и негромко позвал:
- Эй, Ганс! У вас там всё в порядке?
Блацкович решил немедленно действовать: гитлеровец появился из кабины лифта, находящейся в правом углу помещения; он был один, что давало диверсанту возможность разделаться с ним без лишнего шума. Оказался он здесь явно по приказу начальства, чтобы проверить обстановку на нижнем уровне – об этом свидетельствовали его слова «Яволь, господин офицер!» Следовательно, отдавший распоряжение нацист будет ждать своего подчинённого, чтобы получить от него отчёт об обстановке в нижней части охраняемого периметра. Получалось, что долго тянуть время нельзя, поскольку офицер может забеспокоиться о куда-то запропастившемся подчинённом… И, поскольку прибывший на лифте позвал товарища по имени через решётку, это определённо указывало на то, что кроме него самого на участке никого больше нет.
Разведчик поднял пистолет – и солдат с тихим мычанием свалился возле составленных у решётки ящиков; Блацкович подскочил к нему, осматриваясь по сторонам: да, он уже был здесь, но, как было сказано, с другой стороны решётки… После чего он вернулся обратно – и осмотрел кабину лифта, попутно предполагая дальнейшее развитие событий.
Куда он попадёт, воспользовавшись лифтом, сколько врагов окажется на новом участке и где вообще расположен новый сектор, этого он не знал. Ясно одно: подземные уровни замка остались под ним, ему больше не придётся лазить по древним склепам… Патронов у него – полная обойма; Блацковичу по-прежнему не хотелось пускать в ход штурмовую винтовку, он предпочитал бесшумный «Люгер». Поскольку ярусом выше находится офицер, отдавший приказ только что уничтоженному американцем солдату, значит, он, «Би Джей», вполне сможет вновь пополнить свой боезапас; а если офицер окажется не один – Блацкович уже неоднократно убеждался, что те предпочитают – или это прописано в инструкции по несению службы – дежурить на участках парами, тогда вопрос с патронами вообще не стоит: главное – это добраться до них первым…
Оказавшись в кабине лифта, Блацковичу внезапно пришла в голову ещё одна мысль, от которой также не следовало отмахиваться: если посланного сюда солдата ждут, то наверняка у подъёмника окажется хоть кто-нибудь из неприятелей. Соответственно, услышав движение кабины наверх, нацисты могут пойти навстречу товарищу… Надо было придумать более тихий способ проникновения наверх, чтобы не вызвать у врагов ни малейших подозрений!
И американец нашёл этот способ, когда поднял глаза к потолку кабины: в нём находился аварийный люк, через который можно было попасть на крышу конструкции; естественно, что оттуда вполне реально взобраться ещё выше по металлическим тросам, которые выполняют функцию подъёма или спуска аппарата, в зависимости от желания оператора. Таким образом, у разведчика появился шанс возникнуть на неизвестной локации довольно бесшумным образом – и он, предпочитая не терять драгоценного времени, открыл крышку аварийного выхода.
Действительно, по тросам можно было забраться наверх; от входа в помещение этажом выше их отделяло не более полуметра в ширину. Блацкович взобрался на крышу кабины – и ухватился за них, подтягиваясь на руках. Несколько метров вверх – и он высунул голову над поверхностью, разведывая обстановку.
Перед ним находилось небольшое, двухъярусное помещение, насколько он мог заключить по открывшейся его взгляду комнате: нижний ярус также был уставлен винными бочками на козлах, на верхнем же располагалась аппаратура, вероятно, по контролю за лифтом. Прямо перед ним открывался проход без двери, за которым были различимы ступени каменной лестницы, уходившей направо и наверх; также направо можно было выйти, обогнув упомянутые бочки, в смежное помещение первого яруса, которое, увы, с его местонахождения не просматривалось. Однако, в данный момент «Би Джея» занимали вовсе не детали нового помещения: у входа на второй ярус стоял автоматчик – к счастью, спиной к Блацковичу, а над своей головой Агент Второй услышал неторопливые шаги по деревянному настилу. Итак, минимум двое врагов, от которых надо избавиться – и чем скорее, тем лучше!
Продолжая висеть на левой руке в лифтовой шахте, Блацкович вытянул перед собой пистолет – и нацист у ведущей на второй ярус лестницы кулем свалился на пол. Звук шагов над головой американца не прекратился; он воспользовался этим – и выбрался из шахты наружу, присев за огромной бочкой справа от входа в лифт. Мгновением позже он увидел, как перед находившейся на втором ярусе аппаратурой возникла фигура офицера; находясь от гитлеровца на расстоянии всего нескольких метров, диверсант не увидел на его лице ни малейших признаков беспокойства. Затем последовал тихий выстрел, в результате которого нацист негромко ойкнул – и упал за окаймляющие ярус высокие перила. Блацкович, воспользовавшись моментом, выглянул из-за своего укрытия: справа от него находились две открытые двери, за которыми просматривалось огромное помещение: зал, в дальнем углу коего мерно прохаживался ещё один автоматчик. Стараясь не засвечивать своё местонахождение – хотя вряд ли неприятель мог рассмотреть агента, сидящего на корточках за бочкой, да ещё на расстоянии в полсотни метров – Блацкович переместился к лестнице на второй ярус, осторожно поднявшись по ней к расположенной наверху аппаратуре. Из-за высоких перил его нельзя было видеть, поэтому он позволил себе подняться во весь рост – и внимательно осмотреть помещение.
Комната оказалась ничем иным, как последним участком винного погреба, за которым располагался здоровенный зал, украшенный роскошными люстрами, статуями и готическими стрельчатыми окнами с замысловатыми витражами. Сквозь одну из дверей он рассмотрел лежавшие на полу пурпурного цвета ковры, развешанные на стенах помещения картины и нацистскую символику; по центру помещения находилось несколько колонн, на которых ярко сияли факелы. За последней из них, кстати, говоря, и прогуливался охранник… Блацкович, не тратя времени попусту, обошёл по квадратной веранде половину пути – и, не вникая в назначение перемигивающихся аппаратов, забрал боеприпасы у ликвидированного офицера, после чего вновь спустился в помещение, намереваясь столь же бесшумно продолжить шествие по объекту.
Выглянув из-за ближайшей двери в зал ещё раз, он сразу понял, что поначалу несколько неверно оценил количество врагов: в огромном помещении находился вовсе не один охранник, а целых трое! Причём, ближайший из них стоял буквально в нескольких метрах слева от Блацковича, рядом с открытой за его спиной дверью в смежное помещение. К слову сказать, откуда-то из него до американца донеслось лёгкое насвистывание: итого, уже как минимум четыре человека! «Ладно, - разведчик обдумал положение, в котором оказался. – Как обычно, будем выжидать: рано или поздно ребята всё равно покинут свои места… Внезапная атака со спины мне не угрожает, главное – не прохлопать нужный момент!»
Время тянулось бесконечно долго; Блацковичу казалось, что прошла целая вечность, пока, наконец, солдат в дальнем конце помещения остался без напарника; диверсант видел, как они перебросились несколькими словами – и разошлись: один из нацистов ушёл в смежное помещение слева от зала, а другой – остановился возле окна, рассматривая то ли его витраж, то ли – сквозь него – нечто снаружи. «Би Джей» встрепенулся: время решительных действий наступило!
Он покинул укрытие за углом, прокравшись вдоль стены к ближайшему охраннику; его стоявший через весь зал возле окна коллега не мог видеть товарища, причём, вовсе не потому, что занимался разглядыванием окна: между гитлеровцами находилась широкая колонна, мешавшая обозрению участка, где Блацкович задумал провести первую из планируемых бесшумных диверсий.
Поскольку не ведающий о проникновении на периметр вражеского агента нацист ни о чём не беспокоился, разведчик незаметно приблизился к открытой двери – и точным выстрелом в голову ликвидировал стоявшего на его пути охранника; ещё мгновение ему потребовалось для того, чтобы оттащить труп за дверь, откуда его вообще нельзя было увидеть – для этого надо было находится в комнате с винными бочками, откуда Блацкович и проник в сектор через лифтовую шахту. Всё было сделано на загляденье быстро и бесшумно: негромкое насвистывание по-прежнему доносилось из помещения за открытой дверью, куда, как заметил Блацкович, вёл узкий коридорчик и которым он немедленно воспользовался. Несколько секунд – и американец замер возле угла коридора, уходившего направо; насвистывание послышалось гораздо ближе. Осторожно высунувшись из-за укрытия, Агент Второй увидел в десятке метров от своего убежища ещё одного офицера, глазевшего на рыцарские доспехи, установленные меж двух стрельчатых окон; кроме него, Блацкович заметил солдата, буквально при его появлении удалившегося по коридору – вероятно, это был один из двух нацистов, дежуривших в зале. Если дело обстояло действительно так, следовательно, у него на участке осталось трое врагов.
Желая поскорее убедиться в этом, однако, не проявляя излишней спешки, Блацкович подался вперёд из укрытия, прицелившись в офицера; причём, случилось так, что то ли последний почувствовал грозящую ему опасность инстинктивно, то ли краем глаза осознанно уловил внезапное движение сбоку, только он вдруг распрямился – и обернулся прямо к американцу. Беззаботный посвист мгновенно смолк: офицер выпучил глаза, рот его непроизвольно открылся; рука автоматически потянулась к кобуре, но все эти действия стали для него последними: диверсант дважды надавил на курок, наблюдая, как на лбу эсэсовца появились два кровоточащих отверстия. Гитлеровец, не меняя бесконечного удивления на лице, схватился за голову; затем он вздрогнул – и, будто подкошенный, упал возле окна. «Благо, - подумал Блацкович, - что при этом он не рухнул на рыцарские доспехи! Было бы весьма потешно… только вот не для меня!»
Однако, ещё не наступило время расслабляться: ушедший по коридору солдат мог услышать, что насвистывание прекратилось – и поинтересоваться, что, собственно, послужило тому причиной. Поэтому американец, подобно молнии, бросился по коридору, перепрыгнув через офицера; на мгновение замер перед очередным поворотом направо – и высунул голову из-за сложенных, накрытых брезентом, ящиков.
Увиденное несказанно успокоило его: покинувший коридор солдат даже не успел достичь своего товарища, всё ещё любующимся видом из окна. Теперь у Блацковича были полностью развязаны руки: поскольку он обошёл зал по коридору с левой стороны, где противников больше не оставалось, а правая его сторона венчалась анфиладой готических окон, следовательно, эти двое были последними охранниками помещения. Конечно, из зала имелся ещё один выход – слева от солдат находилась здоровенная решётчатая дверь, также наполовину открытая, но американец не уловил за ней ни малейшего движения – ни сейчас, ни раньше. Итак, не дожидаясь, пока солдаты снова встретятся, Блацкович вскинул оружие – и двумя выстрелами поразил обе цели; нацисты попадали на пол, после чего разведчик, не видя и не слыша подкрепления, осмелился выйти из коридора в зал.
Сразу же после этого он был ещё раз обласкан милостивой судьбой: оружие, которое выронил перед смертью на ковёр один из эсэсовцев, не напоминало Блацковичу ничего из того, что он видел до сих пор, попав в удивительное параллельное измерение: оно выглядело, как нечто среднее между снайперской винтовкой «Кар-98к» и штурмовой винтовкой «ФГ-42», весьма активно использовавшихся гитлеровскими десантниками в его собственном мире. Он взял оружие в руки, продолжая знакомиться с невиданной доселе модификацией: обойма на десять патронов, превосходный снайперский прицел, который можно было лёгким движением руки убрать к стволу… Кроме того, оружие было снабжено пламегасителем. Блацкович понял, что столкнулся с новым видом вооружения в неведомом измерении, которое, несомненно, стоит прихватить с собой. Правда, при этом приходилось бросить автомат, но, как известно, Блацкович всегда отдавал приоритет более бесшумному оружию; к тому же автомат можно было в любой момент позаимствовать у практически любого убитого нациста. 
После он прошёл мимо покойников налево, где осмотрел помещение за полуоткрытой массивной дверью: действительно, за ней находилась небольшая комнатка, имевшая своим убранством только стол, стул, да шкаф; впрочем, она являлась проходным помещением, потому что за шкафом была ещё одна дверь, снабжённая предупредительным словом «Achtung!» «Мне явно сюда! – усмехнулся диверсант, давно привыкший, что подобного рода запретительные надписи обычно выводят его именно туда, куда ему нужно. – Впрочем, справа необходимо осмотреть зал на предмет чего-нибудь интересного… Заодно и позаимствовать лишнюю обойму с тела до смерти удивлённого офицера: она ему больше не понадобится!»
На это у Блацковича ушло не более нескольких минут: зал, несмотря на свои размеры и роскошь, ничего не смог предложить американцу в качестве информационных трофеев; кончилось тем, что, разоружив офицера, агент вернулся к металлической двери в маленькой проходной комнате. Тем не менее, кое-что ему всё-таки перепало: обойдя стол, он заметил лежащую на стуле бумагу, которая оказалась вырванным листом из газеты «Вестник Падерборна». Блацкович наскоро пробежал глазами какие-то незначительные объявления, биржевые новости, когда, наконец, взгляд его не остановился на следующей интересной заметке:

«Открытие Музея обороны Нормандии»
Париж, 15 марта 1946 года
Спустя два года после провала попытки вторжения противника в Нормандию – в июле 1944 года, – Вермахт, в сотрудничестве с Народным Фронтом, готовится к торжественному открытию Музея обороны Нормандии. Расположенный на протяжении трёх пляжей комплекс Музея планируется в самом скором времени соединить подземной линией метро. Посетители смогут осмотреть бункеры, укрепления и сами пляжи. 156 000 вражеских солдат были убиты при попытке вторжения в Нормандию – и лишь 89 арийских героев пожертвовали своими жизнями. Неудавшееся вторжение получило у коалиции агрессоров кодовое наименование «День Д». «Д» – первая буква английского слова Death (смерть). Многие полагают, что в этот день был забит последний гвоздь в гроб англо-американского союза. Директор Музея, доктор исторических наук Отто Кюнстлер, отвечая на вопрос о скорости строительства, с которой был возведён Музей, ответил: «Я вижу в этом своеобразную историческую справедливость. Дело в том, что Музей был полностью построен руками врагов, захваченных в плен во время попытки вторжения в Нормандию. Они пришли сюда, чтобы уничтожить Фатерлянд, а в результате – возвели монумент в честь собственного поражения».

Газетный лист выпал из рук Блацковича: так вот как сложилась судьба вторжения союзников в Нормандию здесь, в параллельном измерении! Сотни тысяч убитых американских и английских парней – на всего лишь неполную сотню нацистов! Несомненно, против союзников использовалось какое-нибудь секретное оружие: например, те же суперсолдаты, убийцы-невидимки, летательные сверхскоростные аппараты, созданные «Мёртвой Головой», поскольку он не погиб в этом несчастном мире под руинами замка «Вольфенштайн» – в котором, по какому-то велению судьбы, ныне и оказался Блацкович… Да чего там говорить: в ход могла пойти вся имеющаяся в руках гитлеровцев энергия Чёрного Солнца, эксперименты с которой здесь также не были прекращены! «Получается, что мне придётся переписать историю этого измерения, мне и моим друзьям! – подумал Блацкович, доставая трубу и подсовывая её в щель под дверью. – Но, чёрт возьми, разве я от этого отказываюсь?! Ничего: вот победим – и тогда можно сваливать отсюда… если такое возможно…»
Действительно, американец почему-то до сих пор серьёзно не задавался вопросом: а можно ли вообще убраться из этого мира обратно? Каким образом это, в конце концов, сделать? Сюда-то он вообще попал против собственного желания… Впрочем, если бы его заранее спросили, готов ли он помочь несчастным людям, двойникам его товарищей, в борьбе с победившим национал-социализмом, неужто он отказался бы?! Да ни за что на свете! Следовательно, можно полагать, что подобный вопрос негласно был ему задан – и он ответил на него утвердительно… А что касается «убраться отсюда»… Кто знает: может, сама судьба, занёсшая его в эту terra incognita, каким-нибудь образом пособит ему покинуть сей мир, когда, естественно, он наведёт в нём полный порядок…
Да, была у него ещё одна мысль, не дававшая ему покоя с момента появления здесь; мысль, которую он пытался прогонять, но та неизменно возвращалась… Блацкович старался не думать об этом, но что-то внутри него – то, что наверняка являлось его самой сильной частью, не терпящей никакого сопротивления – продолжало вызывать эту мысль, приглашая её в сознание в любой подходящий или не подходящий миг. Дело в том, что здесь, в этом мире, Каролина Беккер была жива.
Чтобы хоть как-нибудь отделаться от назойливых дум, диверсант стал активнее орудовать трубой; щель увеличилась – и американец, просунув под основание двери обе руки, осторожно поднял её, подперев своим инструментом. Глазам его открылся небольшой коридор, у левой стены которого стоял какой-то работающий аппарат; Блацкович протиснулся под дверью, тихонько опустив её на место.
Пройдясь по коридору, он, повернув за угол, увидел, что оказался на открытом воздухе – и удивился оттого, в каком месте! Оказалось, что он стоял по правую сторону от закрытой металлической веранды, пролегающей над воротами центрального входа в замок «Вольфенштайн»! Ему хватило и мгновенного взгляда вниз, чтобы узнать центральные шлюзовые ворота, через которые он попал в гавань, и боковые шлюзовые камеры слева и справа от них… Следовательно, он проплыл на катере через правый отсюда сектор, вышел на соседней локации, прошёл через катакомбы под гаванью – и оказался, наконец, здесь, в двух шагах от ворот! Блацкович непроизвольно пожал плечами, припомнив свой путь: ну, как тут не поражаться древнегерманским зодчим, создавшим подобную архитектурную путаницу!
Итак, ему оставалось сделать не более десятка шагов, обойти веранду – и дёрнуть один из рычагов, которые он заприметил ещё снизу; но спешить не приходилось, поскольку его намётанный взгляд – даже через всю гавань – увидел некие изменения в обозримом пространстве: например, на смотровой вышке справа от него, расположенной неподалёку от центрального железобетонного строения над шлюзовыми воротами, он рассмотрел крохотную человеческую фигурку, притаившуюся за перилами. Блацкович, не покидая коридора, поднял на плечо снайперскую винтовку: действительно, в прицел он отчётливо рассмотрел неприятеля, вооружённого аналогичным оружием. К счастью, противник его на вышке был один – и, судя по всему, пока не видел американца; Блацкович не преминул воспользоваться создавшимся положением – и затаился за углом, выбирая наилучший ракурс для возможной снайперской дуэли.
Разведчика смущало только одно: насколько будет слышен его выстрел в гавани? Не созовёт ли отражённое ближайшими скалами эхо целую кучу нацистов на участок, который Блацкович желал покинуть как можно скорее? Конечно, можно рискнуть – и стрелять во врага из пистолета, только в подобных ситуациях риск – дело неоправданное. Единственный промах переполошит солдата; к тому же вовсе не следует забывать о том, что он также является обученным снайпером! В конце концов Блацкович решился-таки на риск, выбрав возможность убрать неприятеля одним выстрелом, пусть и довольно звучным в условиях открытой местности, нежели промахнуться из бесшумного оружия – и потом исправлять последствия собственного нерадения… Он отодвинулся практически в самый конец коридора, чтобы узкое помещение как можно больше заглушило хлопок винтовки, прицелился в неподвижную фигуру на смотровой вышке – и выстрелил.
Мгновением позже он наблюдал в снайперский прицел, как его супостат, получив пулю в голову, отлетел в сторону, роняя из рук оружие; нацист упал за перила, не скатившись по лестнице вниз. Но куда более Блацковича обрадовало то, насколько верно он рассчитал собственное удаление в коридор: звука от произведённого им выстрела снаружи практически не было слышно! «Значит, с подобной штуковиной вполне можно побродить по замку, - решил диверсант, не видя больше ни одного врага по всему обозримому периметру гавани. – Конечно, это не абсолютно бесшумный «Люгер», но вкупе со снайперским прицелом творит настоящие чудеса, причём, на любой дистанции!»
Такие мысли не могли не вызвать в нём воспоминаний о замечательной снайперской экспериментальной винтовке «Шпион», разработанной УСО специально для его сверхсложных и сверхсекретных заданий; он улыбнулся, вспомнив, куда его только не бросало с ней в далёком сорок третьем году! Здесь же, в этом мире, увы, давным-давно не было ни УСО, ни тем более, его экспериментальных разработок... «Ничего, - подумал Блацкович, перед выходом ещё раз осматривая в прицел гавань. – Это мы ещё посмотрим! И хоть здесь высадка союзников в Нормандии уже провалилась, ну да ладно: мы устроим гитлеровцам что-нибудь посерьёзнее в другом месте! Иначе я напрасно тут оказался! – поклялся он себе, вспоминая заметку из «Вестника Падерборна». – Вот доберёмся до Хельги фон Шаббс, отыщем её чёртову папку – и тогда «Мёртвая Голова» воистину станет мёртвой!»
Удовлетворённый осмотром местности, Блацкович вышел на воздух; осторожно пробираясь по веранде и стараясь не поднимать головы над её перилами, он совершил по ней полукруг, оказавшись возле рычага, сразу за которым находилась металлическая дверь; глядя на центральные ворота замка, он резко рванул его на себя – и стал ждать, оправдает ли это действие его же надежду.
Американец не ошибся: одно из здоровенных колёс, встроенных в стену у ворот замка с его стороны, пришло в движение – и засовы, перекрывающую их левую часть, тут же вошли в специальные пазы. Блацкович протёр рукой лоб: половина дела была сделана, оставалась другая половина.
- Хорошо, - негромко произнёс вслух Агент Второй. – Остался рычаг на противоположной веранде.
Вместе с исчезнувшими в пазах засовами автоматически поднялась дверь, будто приглашая разведчика войти – и тот, держа наперевес винтовку, шагнул в освещённый электрическим светом проход. Он оказался в узком помещении, откуда вниз вела винтовая лестница; Блацкович спустился по ней до площадки, в нише которой друг напротив друга расположились две маленькие скамеечки, меж которых висела картина на тему средневековой охоты. Диверсант, едва глянув на неё, прошёл ниже – и вскоре очутился у выхода: ещё одна металлическая дверь, через которую можно было выйти к воротам замка, также была поднята. «Что же, - решил агент, - теперь мне к следующему боковому шлюзу, через который я также думаю попасть на веранду… Дьявол, неужели вновь придётся пробираться через какой-нибудь могильник?! Только бы при этом вновь не падать в очередной «колодец»!»
Однако, стоило ему оказаться во дворе перед воротами замка, как неведомо откуда прилетевшая пуля едва не вышибла ему мозги; выстрела он не слышал, но обратил внимание на выбоину в стене, откуда фонтанчиком взвилась каменная пыль. Блацкович немедленно кинулся под защиту парапета с левой стороны, продолжавшегося почти до самой воды – и оттуда стал высматривать в оптический прицел незамеченного врага.
Пространство перед гаванью было пустым, тем не менее, американец немедленно усмотрел в нём кое-какие изменения: во-первых, с левой стороны от центрального причала появился катер, которого там раньше не было; во-вторых – катер этот был пуст. И, конечно же, в-третьих: кто-то только что стрелял по нему, причём, из аналогичного оружия, поскольку он даже не услышал выстрела.
Итак, из увиденного следовали вполне определённые выводы: пока он воевал со снайпером на вышке у правого шлюза и спускался по винтовой лестнице к выходу, неустановленное количество врагов успело занять позицию на пристани; причём, сделано это было столь аккуратно, что Агент Второй не мог обнаружить ни одного затаившегося на периметре супостата. «Дьявол! – вновь помянул он творца всех человеческих проблем. – Куда же вы все подевались?! Понимаю, что подобной тактикой вы добиваетесь выманить меня на открытое пространство, раз уж один из вас промахнулся по мне… Стоп! – осенило его. – С близкого расстояния враг вряд ли совершил бы подобную оплошность… Значит, это был выстрел издалека – и, вероятнее всего, выстрел торопливый: едва заметив беглеца, неприятель попытался покончить со мной, переоценил собственные возможности – и осёкся на этом... Ладно, осмотрим каждую из дальних точек обозримого участка!»
Поиски Блацковича, которые он вёл сквозь окуляр оптического прицела, были не особенно долгими: на площадке центрального железобетонного бункера, расположенного слева от главных шлюзовых ворот, он увидел одинокую фигуру, стоявшую меж двух радиоантенн; видимо, после исчезновения «Би Джея», он также потерял цель, отчего непрестанно водил дулом винтовки во всех направлениях. Разведчик не стал тянуть кота за хвост, поймал противника в перекрестье – и всадил в него пулю; нацист покатился на пол, раскинув руки – и секундой спустя замер в луже собственной крови.
«Вот сволочь! Я тебе покажу! – ругнулся диверсант, мысленно подсчитывая боезапас. – Меня ваша братия в нашем мире взять не могла, так неужели я спасую здесь, перед их проклятыми двойниками?! Смерть подонкам! Всем до единого!»
Но лишь он успел подумать об этом, как со стороны пустого катера раздался крик:
- Он на пристани! – после чего затарахтели автоматы и множество пуль выбили из прикрывавшего Блацковича парапета целое облако пыли.
Несмотря на опасность, он осторожно высунулся из-за укрытия: за контейнерами, расставленными по всему периметру двора, он успел увидеть несколько солдат, ведущих по нему безостановочную стрельбу; плохой новостью – хотя и не совсем неожиданной – было то, что в распоряжении нацистов оказалась установленная на носу катера «Злоба».
Однако, ему ничего не оставалось, как, однажды ввязавшись в битву, довести её до победного конца. Стоило пальбе смолкнуть, как он, вторично выглянув из-за парапета, поймал в прицел выскочившего на открытое пространство пристани гитлеровца – и без раздумий шарахнул в него из винтовки. Солдат с воплем рухнул на колени – и, взмахнув руками, растянулся на причале.
- Берегись, ребята! – заорал после этого один из неприятелей, прячась за ящиками. – У него «Бомбеншусс»!
«Бомбеншусс»? Блацкович усмехнулся, невзирая на грозящую опасность: что же, теперь, по крайней мере, ему известно название оружия, которое попало ему в руки… «Имечко довольно симпатичное! – подумал он, высовываясь в третий раз и укладывая на бетон очередного врага. – «Прицельное бомбометание»! Неплохо, неплохо: немецкие оружейники во все времена – и, видимо, даже во всех параллельных измерениях! – всегда славились неутолимой тягой к поэтическим образам… Что же, от себя добавлю, что в моих руках это оружие будет молниеносным – и это вполне соответствует моей фамилии!» – с улыбкой заключил он собственные рассуждения.
Разобраться с остальными супостатами было делом времени и выдержки, которую Блацкович в подобных ситуациях ставил выше всего. К тому же снайперская винтовка, мысленно переименованная Блацковичем в «Молниеносный удар», зарекомендовала себя с наилучшей стороны: оружие било врагов наповал, стоило кому-нибудь из неприятелей неаккуратно высунуться из-за ящика или колонны. После первого же выстрела он ещё раз убедился в том, что винтовку хоть и нельзя назвать полностью бесшумной, тем не менее она при выстреле издаёт довольно негромкий хлопок; беда заключалась в том, что количество боезапаса было весьма ограниченным.
Однако, Блацковичу хватило патронов, чтобы разобраться с устроившими ему засаду противниками на пристани: их оказалось шесть человек, включая снайпера на центральной смотровой башне. В течение нескольких минут перестреляв супостатов, он, наконец, смог беспрепятственно покинуть укрытие за парапетом и выйти на открытое пространство. Итак, следующим его шагом стало оказаться на веранде – находившейся буквально над его головой – и использовать второй рычаг. После этого путь в замок будет открыт.
Осматриваясь после схватки, американец обратил внимание на уходящую над водой гавани стену замка: раньше он не замечал, что одно из узких стрельчатых окон строения распахнуто настежь, а по стене к нему поднимается металлическая лестница. Обозрев прилегающую местность, он сообразил, каким образом можно к ней подобраться: для этого необходимо попасть в очередной шлюз, из которого следует проложить себе дорогу вдоль каменной гряды – и дело в шляпе. Присмотревшись к территории сквозь оптику, «Би Джей» убедился в собственном предположении: в железобетонной стене, неподалёку от последних шлюзовых ворот, он рассмотрел очертания металлической двери – и узенькую горную тропинку, по которой можно было попасть к лестнице. Сочтя задачу решённой, Блацкович проследовал к причалу, на котором недавно прибывший катер доставил к центральным воротам замка последнюю партию нацистов, только что успешно перебитую диверсантом.
Верно: ранее закрытые ворота шлюза ныне были распахнуты настежь; несомненно, что эсэсовцы приплыли именно через них – и совершили тщетную попытку остановить врага. Разведчик прыгнул в катер, запустив его питание – и судно бесшумно проследовало по протянутым над ним рельсам прямо к воротам. Оставалось жалеть, что его местонахождение ныне известно гитлеровцам: если раньше он ничем не выдавал себя, то затяжная перестрелка на пристани просто не могла по-прежнему оставить нацистов в полном неведении относительно беглого арестанта… Он провёл ревизию имевшегося в наличии боезапаса: почти три обоймы для «Люгера» и несколько патронов в снайперской винтовке. «Не густо, - слегка расстроился Блацкович, готовясь к высадке на бетонную поверхность пирса. – Вот так всегда: только начинаешь привыкать к новому оружию, как патроны к нему, будто по волшебству, заканчиваются… Ладно, Билли Бой, не стоит унывать: будут ещё на твоём пути боеприпасы!»
Катер остановился у причала – и американец, прикрываясь вездесущими по всей гавани ящиками, быстро сошёл на берег, осматривая пустое помещение. Как и в предыдущем шлюзовом отсеке, Блацкович обнаружил панель управления катером, однако не стал задерживать на ней внимания: раз уж он оказался здесь с помощью самих нацистов, приплывших к центральным воротам замка для его поимки или уничтожения, то находившуюся в блоке аппаратуру можно было оставить в покое. Он мельком осмотрел пропагандистские плакаты на стенах помещения, открытые стальные шкафы с техническими инструментами, заваленные запчастями для катера верстаки – и, не обнаружив ничего привлекательного, вернулся к причалу. Противоположные шлюзовые ворота блока оказались заперты, причём Блацкович так и не обнаружил в помещении никакого устройства, чтобы их открыть. Да и, к слову сказать, ему вряд ли было нужно возвращаться в тюрьму: необходимо идти в замок, путь в который лежал по тропинке между гаванью и возвышающимися справа от неё скалами.
Он пересёк небольшой комплекс, оказавшись у металлической двери; судя по всему, именно её он видел в снайперский прицел, рассматривая дальнюю локацию с пристани после сражения. Просунув под дверь трубу, он вскоре поднял её – и, выбравшись на четвереньках через открывшийся проход, оказался на тропинке, ведущей к лестнице у открытого окна. Быстро перебежав за большое дерево, стоявшее почти возле самой воды, Блацкович решил сделать небольшую передышку перед вторжением на неизвестную территорию.
Он внимательно рассмотрел цель в окуляр прицела: в окне не было видно снайперов, готовящих ему засаду, что казалось весьма странным – неужели охрана следующего периметра ничего не слышала о перестрелке у центральных ворот гавани?! Да такого просто быть не могло! Если приплывшие на перехват Блацковичу нацисты появились не отсюда, получалось, что подкрепление было выслано из тюрьмы. Что же, это успокаивало разведчика, подтверждая услышанное им ранее в штаб-квартире сопротивления, дескать, охрана замка не особо многочисленна; действительно, чего ради содержать здесь огромный гарнизон, коли гитлеровцы успешно захватили всю Европу, отчего вполне чувствуют себя тут в полной безопасности? Конечно, подобный расклад устраивал диверсанта: чем меньше на его пути встретится врагов, тем скорее он завершит свою миссию.
И он двинулся по тропинке, прикрываясь находившимися на его пути огромными валунами или редкими деревьями. Солнце уже взошло; к счастью, оно светило Блацковичу в спину, что делало практически невозможной прицельную стрельбу из окна, к которому он направлялся. Без сомнения, выход на веранду с заветным рычагом охраняется, однако до сих пор Блацкович не обнаружил тому ни единого подтверждения: после сражения в гавани над местностью воцарились тишина и покой. «Затишье перед бурей? – предположил Агент Второй, с каждым мгновением сокращая дистанцию до объекта. – Кто бы сомневался! Если меня ждут – а ждут непременно! – то я должен быть готов к наихудшему варианту развития событий… Впрочем, нет! – оборвал он собственные размышления. – О таком я просто не должен думать! Не имею права…»
Он подумал об Уэсли. Как же он там? До сих пор водит Йегера за нос, коли тот допрашивает его, пытаясь тем самым выиграть время для Блацковича? Да, это наиболее вероятно: американец даже не сомневался в том, что Ричард Уэсли – равно как и его двойник в нашем измерении, Фрэнк Уэбли, трагически погибший от электричества во время пыток доктором Зи – ни за что не выдаст никакой информации нацистам, и вовсе не потому, что болевой порог у него был неимоверно высоким, нет! Он знал, за что сражается – и в этом сражении он просто не мог уклониться от любого развития событий, какими бы они ни были: пытки, смерть – ничто не заставит его развязать язык… потому, что его безоговорочная вера в окончательную победу куда выше, нежели приближающая эту самую победу его собственная боль. В этом отношении интеллигентный англичанин был настоящим фанатиком, готовым, следом за великим Джордано Бруно, войти в пламя – и перед смертью бросить в глаза своим палачам: «Произнося этот приговор, вы страшитесь гораздо больше меня, идущего на костёр!»
Эти мысли заставили Блацковича двигаться быстрее; вскоре тропинка закончилась – и он оказался прямо под окном, у ведущей к нему узкой металлической лесенки. Сверху не было слышно ни звука; впрочем, подобную деталь можно было списать на высоту: от поверхности земли до подоконника было не менее десятка метров! Туман над гаванью постепенно рассеивался, потревоженный восходящим в небесах светилом; отметив про себя этот природный фактор, Блацкович решил не терять времени даром – и поспешить оказаться по ту сторону готического окна. Убрав за спину «Бомбеншусс», в магазине которого оставалось всего несколько патронов, он приготовил бесшумный «Люгер» – и стал аккуратно подниматься по лестнице.
Стоило ему приблизиться к подоконнику, как он услышал негромкие голоса; Блацкович осторожно выглянул из-за стены – и увидел двух охранников, стоящих к нему спинами перед висевшей на противоположной стороне помещения картиной, слева от которой в специальной нише, украшенной по бокам нацистскими знамёнами, находились рыцарские доспехи. Увы, остальную часть комнаты он не мог рассмотреть: для этого было необходимо влезть в окно. Американец немедленно обратил внимание на одежду одного из солдат: если его товарищ носил уже привычную для глаз Блацковича чёрный обтягивающий комбинезон, то этот был облачён в униформу тёмно-коричневого цвета, а шлем на его голове венчался маленькой антенной. «Что за чёрт? – недоумевал разведчик, осматривая нового противника. – Бронированный офицер?» Вряд ли – и это подтверждалось последовавшим затем меж нацистами диалогом: простой солдат никак не мог обращаться к старшему по званию на «ты». Мысль об этом лишь мелькнула в голове разведчика – и тот напряг уши, стараясь не пропустить ничего из услышанного. Помимо того, что камрады общались негромко, часть произносимого ими поглощалась шлемами; тем не менее, Блацковичу довелось кое-что разобрать из их разговора.
- …и распорядился считать это приказом, - вещал тёмно-коричневый, переминаясь с ноги на ногу. – А кто я такой, чтобы оспаривать его решения?
- Йегер всегда был идиотом, - Блацкович услышал глубокий вздох охранника в чёрном. – Мало того, что он, возомнив себя великим биологом, калечит несчастных собак, так ещё и вмешивается в дела Хельги! Как ты считаешь, будет ли она довольна, когда узнает о его проделках с пациентами её психушки?
- Я считаю, что Хельга сейчас в Вульфбурге! – отрезал тот повышенным тоном. – Поэтому штурмбаннфюрер – на правах её заместителя – может творить в замке хоть сущий ад… И кто, скажи мне на милость, сумеет ему помешать? Неужели ты, Фридрих?
- Да я вовсе не об этом! – ответил его собеседник, покачивая оружием в руках; как не без удовольствия заметил Блацкович, это была снайперская винтовка «Бомбеншусс», отсутствие патронов к которой столь беспокоило агента. – Ты в курсе, что замке были пойманы английские шпионы?
- Да ну! – недоверчиво прогнусил тот. – Пойди-ка в коридор – и расскажи подобную басенку Альфреду: это он такой доверчивый, чтобы верить твоим небылицам! Разве в такой замок можно проникнуть незамеченным? Ты, видимо, считаешь меня последним олухом, Фридрих?
- Успокойся: не последним! – хихикнул в ответ чёрный. – В том-то и дело, что шпионы воспользовались нашей униформой и прибыли в замок на автомобиле, зарегистрированном на имя одного из наших офицеров в Падерборне! Причём, на КПП они предоставили довольно прилично состряпанные фальшивки – видимо, настолько искусные, что охрана не смогла отличить их от настоящих! Так они и попали в замок…
- А что было дальше? Как их выловили? – заинтересовался тёмно-коричневый.
- Они спалились в Центре археологических исследований, - ответил тот. – Представляешь, шпионам пришло в голову совершить выход в прямой эфир по одному из наших каналов! Естественно, об этом тут же было доложено Йегеру, который лично взял на себя руководство командой, высланной для их поимки… Словом, обоих взяли – и до выяснения обстоятельств отправили в верхнюю часть тюрьмы. А спустя какое-то время одному из них удалось бежать…
- Бежать?! Из тюрьмы?! – недоверчиво переспросил его товарищ. – Всё, Фридрих, больше я не верю ни единому твоему слову! Так что, согласно моему совету, отправляйся в коридор – и рассказывай сказки Альфреду!
- Да погоди же ты! – повысил голос обиженный солдат. – Я меньше часа назад видел Йегера, лично конвоировавшего одного из шпионов в свою любимую комнату для допросов. Надеюсь, что пленный заговорит – и все мы вздохнём спокойнее.
- А другой, бежавший, по твоим словам, из тюрьмы? – напомнил ему приятель. – Что стало с ним?
- Этого я не знаю, - честно признался тот, легонько пожимая плечами. – Но открою тебе тайну, чего ради я вообще рассказываю об этом: Йегер, конечно, редкий кретин и подонок, однако случившееся может поставить крест на его карьере, понимаешь? Хельга, насколько мне известно, пока вообще не в курсе о проникновении шпионов в замок. Штурмбаннфюрер, видимо, взяв в плен англичан, хотел преподнести ей маленький подарок, однако с этим не совсем срослось – одному из заключённых удалось бежать. Теперь он допрашивает оставшегося… Полагаю, что если он ничего не добьётся, а второй шпион продолжит оставаться на свободе – Хельга ему голову снимет, когда проведает о подобном провале! В любом случае, его успешной карьере придёт конец…
- Я вижу, что ты не очень-то хорошо относишься к штурмбаннфюреру, - заметил на сказанное его приятель.
- А за что к нему хорошо относиться?! – возразил, свою очередь, снайпер. – Калечит псов, шпионов упускает – то есть ведёт себя, как последний дурак… Однако, я надеюсь на твою порядочность: смотри, чтобы дальше тебя наш разговор не пошёл!
- Будь спокоен! – заверил его собеседник. – Я буду нем, как могила!
«Это уж точно! – усмехнулся про себя Блацкович, поднимаясь на подоконник для решительного наступления. – Именно для того я и пришёл тебе на помощь!»
После короткой паузы, тёмно-коричневый повернулся налево – и вразвалочку пошёл по помещению, покуда ближайшая колонна не скрыла его от глаз Блацковича; оставшийся на месте нацист в чёрном комбинезоне по-прежнему созерцал картину на стене. Американец, осторожно выглянул из окна внутрь, увидев, что оказался в зале средних размеров, который своим убранством напоминал предыдущий: повсюду флаги, картины и стоящие в нишах доспехи средневековых воинов; с потолков зала свисали круглые люстры, а на стенах горели факелы. Из помещения было два параллельных выхода, которые чуть дальше соединялись в один коридор; кстати, именно туда отправился охранник в тёмно-коричневой униформе. В узком длинном помещении, также украшенном факелами, Блацкович увидел ещё двух солдат в чёрных комбинезонах, вооружённых штурмовыми винтовками.
Агенту хватило нескольких секунд, чтобы оценить положение: поскольку он находился в закрытом – вероятно, в самом дальнем крыле – помещения, откуда не было других выходов, значит, в случае опасности, ему не останется ничего другого, как вновь покинуть его через окно по лестнице. Тем не менее, лучше до этого не доводить: пространство под окном – совершенно открытое, до ближайших валунов или деревьев не менее двадцати метров: если за ним начнётся погоня, то враги, прикрываясь простенками, преспокойно смогут стрелять по нему из окон зала. В таком случае он может и не рассчитывать добраться до укрытий: пули неприятелей настигнут его значительно раньше… Оставался следующий вариант: в случае начала большой перестрелки, удерживать, покуда возможно, позицию за колонной возле окна и составленными в ряд тремя большими бочками. Дальше будет видно.
Однако, Блацкович всё же не терял надежды на прохождение через зал в относительно бесшумном режиме; поэтому он, едва слез с подоконника, ликвидировал выстрелом в голову ближайшего неприятеля; нацист растянулся на ковре, который полностью заглушил падение тела, а подкравшийся к нему диверсант завладел его оружием, мгновенно вытащив из него обойму для собственных нужд.
После этого он выглянул из-за колонны, вернее сказать, из-за находившегося с ней по соседству ряда бочек: гитлеровец в тёмно-коричневой одежде неторопливо шагал к левому выходу; стоявшие в коридоре солдаты не могли со своих мест видеть ни его, ни только что убитого в зале товарища. «Би Джей» обратил внимание, что на одной из бочек, прямо перед его глазами, лежит сложенная вдвое газета; ему на глаза попалась набранная большим шрифтом шапка – и лишь мельком брошенного на буквы взгляда оказалось достаточно, чтобы полностью прочитать её название: «Швеция подписывает мирный договор». «Час от часу не легче! – подумал американец, вернув всё внимание тёмно-коричневому товарищу, почти покинувшему зал. – Похоже, что шведы пошли на попятную… Ладно, что бы там ни случилось, но когда закончу работу – обязательно ознакомлюсь с этими материалами!»
Блацкович даже полностью не осознавал, насколько глубоко он переживает за страну, в которой он даже никогда не бывал – ни в этом мире, ни даже в собственном! Да, ему приходилось дважды посещать соседнюю Норвегию: в сорок третьем, когда он уничтожил там секретную «Лабораторию-Х» «Мёртвой Головы» – и в сорок четвёртом, когда именно с Норвегии заварилась вся каша, выросшая для него в «Проект «Нахтзонне»»… Поистине, любой из миров, оккупированный гитлеровцами, становился для него родным – и его было просто необходимо избавить от засилья всех этих чёрных и коричневых мундиров!
Что он и сделал в следующее мгновение: навёл пистолет на замершего у выхода из зала охранника – и пальнул ему в голову; тот последовал на ковёр – и одновременно с тем на тот свет – за товарищем, не создав своим падением особого шума. Оставались враги в коридоре – и американец, покинув убежище за бочками, осторожно перебежал на корточках за следующую колонну; уже оттуда он скользнул к простенку, разделяющему выход из помещения на два прохода, где смог распрямиться в полный рост.
Он решил воспользоваться левым выходом, для чего тихо пересёк его – и, выглянув из-за угла, готовился провести атаку на двух оставшихся в коридоре эсэсовцев. Но, только он решил перейти от мыслей к действиям, как неожиданно – откуда-то слева – к ним присоединились ещё двое солдат – и вступили с первыми в какие-то бурные обсуждения. «Да чтоб вас! – агент даже наморщил лоб от обиды. – Выпрыгнули без приглашения, прямо как Джек из коробки! Делать нечего: придётся ждать окончания этой крайне несвоевременной беседы!»
Разобрать, о чём говорили нацисты, он не мог: расстояние было чересчур большим; тем не менее, он мог судить по их жестикуляции, что предмет дискуссии носит весьма бурный характер. Дело кончилось тем, что все четверо, будто сговорившись, одновременно бросились прямо в зал, едва не сбив по пути прячущегося за углом диверсанта.
Увы, времени для выяснения причины внезапного беспокойства врагов не было: четвёрка, пробежав мимо Блацковича, скрылась в зале, откуда мигом позже раздался подхваченный эхом помещения крик:
- Эдвард убит! Обыскать периметр!
«Началось! – подумал разведчик, вернувшись в зал через левый проход; это давало ему возможность для неожиданного нападения. – Оставаться в коридоре опасно: пока я буду возиться с нацистами в зале, мне в спину могут ударить другие – ведь пришли же откуда-то слева последние двое солдат! Словом, надо разделаться с четвёркой в этом миниатюрном музее, а после можно отступать через окно: у врагов не будет времени на полной скорости появится в зале, так как они по-прежнему будут опасаться там моего присутствия… Таким образом, у меня будет около минуты, чтобы покинуть зал по лестнице – и добежать к спасительному укрытию за валунами…»
Конечно, приводить подобную задумку в исполнение ему не очень хотелось: это означало, что ему вторично придётся штурмовать окно, причём, столкнувшись на сей раз с осведомлённым о его точном местонахождении неприятелем. С другой стороны, это всё же было лучше, чем погибнуть на роскошных коврах помещения – кто знает, сколько солдат могут прийти своим товарищам на выручку?! К тому же нельзя исключать и следующую, также вполне вероятную вещь: гитлеровцы вполне могут выслать подкрепление в гавань, например, хоть на всех трёх функционирующих катерах – и тогда Блацкович будет зажат в смертельные клещи, оставшись на узкой горной тропинке. Впереди – ледяная вода (по которой, кстати, могут курсировать катера), позади – непроходимые скалы; в довершение ко всему, направо и налево по тропе – нацистские укрепления… Американец впервые осознал, что в ситуации подобной сложности ещё не оказывался – по крайней мере, в этом злосчастном, параллельном измерении.
Надежда у него оставалась только одна: если он верно рассчитал расположение внешней конструкции двора перед центральными воротами замка, то, следуя по коридору налево, откуда возникли последние солдаты, можно выйти на веранду с оставшимся рычагом управления засовами ворот – куда ему, в конце концов, и надо… «Делать нечего, будем пробиваться! – подумал Блацкович, открывая из-за угла пистолетный огонь по сгрудившимся в кучу врагам в конце зала, где лежал труп солдата, ещё недавно столь жёстко критиковавшего штурмбаннфюрера СС Йегера. – Главное, как говорится, ввязаться в драку, а уж там – посмотрим!»
Первый из его выстрелов опрокинул на пол одного из эсэсовцев; второй – достал стоявшего с ним по соседству товарища: тот, покачнулся – и упал в нишу с рыцарскими доспехами. Последовавший затем грохот эхом разнёсся по залу; двое оставшихся солдат, немедленно догадавшись, откуда по ним ведётся стрельба, разом обернулись – и открыли огонь по диверсанту из штурмовых винтовок. Блацкович заскочил за угол, слыша, как о стену застучал град выпущенных противником пуль; мгновение выждал – и совершил повторную атаку неприятеля. Он также понимал, как сильно рискует, оставаясь в коридоре: враги также могли возникнуть за его спиной – и тогда можно сразу петь отходную. Им даже не придётся стрелять по нему: достаточно бросить в узкое помещение пару гранат – и его песенка спета. «Мне просто смертельно – нет, не так: жизненно! – необходимо прорваться через зал к окну! – мелькнуло в голове Агента Второго, стрелявшего по врагам, нашедших убежище за колонной. – Иначе здесь, в коридоре, я попаду в клещи, гораздо хуже тех, о которых подумал ранее!»
И бой продолжился; впрочем, минутой позже стало ясно, что фортуна оказалась на стороне американца: сперва один из супостатов поймал головой бесшумную пулю, выкатившись из-за колонны, а ещё чуть позже его судьбу разделил и последний оборонявшийся в зале нацист. Блацкович, выбравшись, наконец, из крайне опасного положения, бросился через помещение в сторону окна, однако так и не успел достичь намеченной цели: за спиной его раздался одиночный выстрел – и агент юркнул за ближайшую колонну, выглядывая с другой её стороны. Он увидел в коридоре ещё одного солдата в тёмно-коричневой одежде, за которым маячили два пехотинца в чёрных комбинезонах; разведчик перезарядил оружие – и продолжил схватку, отложив план отхода через окно на неопределённое время: раз в коридоре показалось только трое врагов – вместо ожидаемых им, как минимум, тридцати – он решил не сдавать завоёванных позиций. Парень в коричневом, стрелявший по нему из «Бомбеншусса», двигался довольно медленно, чем явно мешал своим товарищам: те рвались в драку, но снайпер собственной фигурой попросту загораживал им весь коридор. Воспользовавшись этим, Блацкович двумя точными выстрелами из пистолета ликвидировал прыгающих и ругающихся за его спиной врагов, так и не успевших принять участия в театре военных действий, после чего занялся и оставшимся нацистом, убив его с расстояния метров двадцати. Солдат рухнув в проходе, перекрыв его своим телом от стены до стены.
Перезарядив оружие, американец подсчитал боеприпасы: увы, их осталось не так много, как того хотелось бы: одна обойма для пистолета и полторы – для «Бомбеншусса». Поскольку после случившегося не было надобности сохранять тишину, он поднял с пола одну из брошенных врагами штурмовых винтовок, собрав несколько обойм с тел уничтоженных им нацистов – и осторожно двинулся в коридор, желая поскорее оказаться на заветной веранде. Перешагнув через снайпера, он не только забрал его боезапас, но и внимательно рассмотрел покойного: оказалось, что коричневый носил под одеждой лёгкую броню. «Так вот что мешало тебе передвигаться с надлежащей скоростью! – понял «Би Джей». – Да и патронов на тебя я истратил больше, нежели на остальных… А ты, красавчик, заковался в броню – и полагал, что в ней твоё спасение?!»
Пройдя коридор, Блацкович, как и предполагал, вышел аккурат на веранду, не встретив по пути ни одного неприятеля; оставалось пройти по ней до конца – и воспользоваться рычагом; однако он тут же вспомнил, что у него осталось одно незаконченное дело. Он вернулся в зал, прошёл по нему практически до самого окна – и, остановившись возле бочки, взял с неё в руки газету, оказавшуюся одним из последних номеров «Падерборнских новостей». Отойдя за колонну, чтобы одновременно видеть тропинку за окном и коридор, он раскрыл местную прессу на интересующем его месте – и прочитал ранее бросившуюся ему в глаза маленькую заметку под довольно выделяющейся на фоне других шапкой:

«Швеция подписывает мирный договор»
Берлин, 14 марта 1946 года
Рано утром в понедельник, король Швеции Густав V и канцлер Адольф Гитлер подписали мирный договор. Всего за месяц действий на севере Швеции, наши отважные немецкие ребята прорвали линию фронта и захватили важнейший стратегический пункт, являющийся крупным центром добычи железной руды – Кируну. После капитуляции шведского правительства парламент был распущен. Шведская монархия присягнула на верность Третьему Райху и Адольфу Гитлеру.
Вместе с мирным договором были также подписаны новые соглашения об эксклюзивных поставках шведской руды в Германию. Это, несомненно, обеспечит бурный рост загнивающей шведской экономики.
После подписания мирного договора, доктор Гуннар Дайберг провёл для Адольфа Гитлера экскурсию по уппсальскому Институту расовой биологии, открытого в 1922 году. Это – первое учреждение такого рода. Фюрер высоко оценил вклад шведских учёных в эту науку.

Наскоро полистав газету, Блацкович вернул её на место: ни цены на землю, ни выгодные срочные вклады в Райхсбанк, ни торжественные сборы ветеранов «Пивного путча» его не интересовали. Он вернулся на веранду – и без долгих церемоний потянул рычаг на себя: второе колесо немедленно пришло в движение, отодвигая в пазы стальные затворы на воротах. Затем над ними дрогнула толстая решётка – и со скрипом поднялась вверх.
- Похоже, что теперь я могу войти без стука! – вслух произнёс суперагент, наблюдая, как вместе с колесом пришла в движение и металлическая дверь за рычагом: она поднялась, открывая выход на круговую лестницу – точную копию лестницы в закрытой башне слева от ворот, где он побывал перед этим.
Однако, не успел он проследовать к лестнице, как обе створки ворот распахнулись изнутри – и целая орава эсэсовцев, включая двух коричневых бойцов, высыпала на ступени центрального входа. Блацкович, немедленно скрывшись за выступом стены, насчитал одиннадцать человек, занявших у ворот круговую оборону; ему оставалось спуститься вниз – и вступить с ними в открытое сражение, поскольку несколько солдат заметили его появление за парапетом.
На сей раз нацисты не ограничились стрелковым оружием: в ход пошли гранаты, одна из которых едва не стоила Блацковичу жизни. Было вполне очевидно, что солдатам дан приказ ни при каких обстоятельствах не пропустить американца в замок «Вольфенштайн», так как они – в буквальном смысле слова – стояли перед воротами насмерть. Судя по использованию гранат, им, вероятно, было разрешено скорее поднять на воздух всю гавань, при условии, что шпион будет остановлен раз и навсегда.
Разведчик, прикрываясь, как и раньше, высоким парапетом, постепенно отстреливал одного врага за другим, начав с неповоротливых, бронированных снайперов, не забывая при этом реагировать на других участников заварушки. Некоторые противники пытались обойти его, но меткие выстрелы диверсанта, не тратившего на супостатов ни единого лишнего патрона, сделали своё дело: трое или четверо попытавшихся это сделать солдат одними из первых полегли на бетонном причале. Затем наступила очередь остальных…
Спустя несколько минут, количество врагов сократилось вдвое; оставшиеся стали куда осторожнее, предпочитая скрыться за воротами, чтобы больше не попадаться под меткие выстрелы «Би Джея»; это дало агенту возможность молниеносно переместиться за сложенные на причале стальные контейнеры, откуда он немедленно совершил против прибывших для его обезвреживания неприятелей новую вылазку.
Этот бросок Блацковича оказался для обороняющих вход последним: расстреляв двух солдат с правой стороны ворот, он взлетел по лестнице – и не давая оставшимся противникам никакой передышки, положил на каменный пол ещё троих, пытавшихся устроить ему засаду непосредственно внутри древнего строения. Кстати говоря, во время боя он пользовался исключительно штурмовой винтовкой, благодаря чему полностью сохранил боезапас пистолета и отчасти «Бомбеншусса»: эти виды оружия – он в том ничуть не сомневался – ещё должны были сослужить ему свою службу в замке. Что же, теперь он оказался на его пороге – и ничто не могло удержать его от продвижения дальше…
Войдя в приёмное помещение, как он назвал для себя зал, украшенный огромным знаменем со свастикой на единственной четырёхгранной колонне по его середине, Блацкович осмотрелся: по обе стороны от колонны имелось по двери, над каждой из которых было выведено «Казарма». Видимо, отсюда и появились враги, не дожидаясь, пока американец самолично постучится в их логово… Он поочерёдно заглянул в каждое помещение: небольшие комнаты были снабжены двухэтажными кроватями, металлическими шкафами для персонального пользования, где находящиеся в карауле солдаты хранили одежду и прочее барахло; на столах лежали газеты и журналы, скрашивая, таким образом, рутинную и скучную службу часовых… Блацкович усмехнулся: действительно, до его побега из тюрьмы, каждый из дежуривших в гавани – и не только! – гитлеровцев мог лишь мечтать о хоть каком-нибудь незначительном происшествии, чтобы только не загнивать в этом замке от скуки; и вот, похоже, кто-то из служивых домечтался по полной программе: американский агент, вырвавшись на свободу из застенков, устроил на объекте подлинный Армагеддон!
«Вам бы не газеты читать, а куда прилежнее относиться к воинскому долгу! – заметил про себя диверсант, быстро перебросив лежавший на столе журнал. – Честное слово: вы лучше бы стены получше залатали да кое-где потолки покрасили! А в винном погребе у вас вообще полная неразбериха и процветающая антисанитария: ну, разве можно держать вино рядом с покойниками, лежащими в своих саркофагах?!»
Осмотрев казармы, Блацкович обошёл колонну – и увидел широкую одностворчатую дверь, доступ к которой преграждала ещё одна решётка; впрочем, слева от входа, на высоте полутора метров от выложенного каменными плитами пола, находилось круглое колесо, недвусмысленно намекавшее, что именно им и следует воспользоваться для её поднятия. Возле колеса находились две здоровенные стальные цепи, уходившие в пол и потолок зала; было весьма нетрудно догадаться, что на их движении основано взаимодействие колеса с решёткой… «Би Джей» более не раздумывал ни мгновения: он положил обе руки на колесо – и принялся вращать его; соответственно с этим цепи негромко зазвенели – и пришли в действие, поднимая стальную преграду. Ещё несколько секунд – и решётка замерла наверху; громкий металлический щелчок дал ему понять, что конструкция закрепилась специальным держателем – и решётка внезапно не свалится ему на голову при попытке отпустить колесо. Блацкович снял с него руки – и его предположение получило самое наглядное доказательство: решётка оставалась на месте. Итак, путь в мрачный замок был открыт.

ГЛАВА 3:
ЗАМОК «ВОЛЬФЕНШТАЙН»

Американец толкнул дверь, но та не поддалась; тогда он налёг на неё как следует – и окованная сталью конструкция со скрипом отошла в сторону, пропуская Блацковича вперёд. Держа в руках штурмовую винтовку и озираясь по сторонам, он с восхищением рассматривал открывшуюся ему картину, казалось бы, никуда не уходившего тевтонского Средневековья: огромный приёмный зал, состоявший из анфилады арок по обе стороны от вошедшего, заканчивался впереди широкой каменной лестницей с высокими перилами, в конце площадки которой пылал здоровенный камин, украшенный каменными изваяниями. Справа и слева от площадки располагались высокие решётчатые ворота. Посмотрев чуть вверх, Блацкович увидел над головой второй ярус помещения, являвшийся полной копией первого. Огромные четырёхугольные колонны, поддерживающие балкон, уходили ещё выше, образуя под едва заметным снизу потолком помещения третий ярус, веранда которого была украшена нацистскими знамёнами, ниспадавшими со стен, и расставленными на постаментах у самого парапета рыцарскими доспехами. По бокам от лестницы вели два прохода, назначение которых пока оставалось неясным для Агента Второго; и, честно говоря, для немедленного ответа на сей вопрос у него просто не было времени – потому, что на лестничной площадке меж ворот, перед самым камином, стоял вооружённый «Злобой» суперсолдат. Стоило американцу появиться в зале, как он, гремя бронёй, поднял пулемёт – и стал спускаться по лестнице навстречу пробравшемуся в приёмный зал неприятелю.
Блацкович, не дожидаясь момента, пока передвигающаяся гора железа настигнет его, юркнул за ближайшую колонну слева, возле которой стоял металлический контейнер: как-никак, но это было лучшим из укрытий по периметру зала. Он понимал, что бить по врагу из штурмовой винтовки – дело заведомо обречённое: оружие подобного типа не причинит супостату ни малейшего вреда, ну, если только малость поцарапает его броню. С другой стороны, было очевидно, что передвигающийся без соединения электрическим проводом с динамо-машиной суперсолдат не столь бронирован, как охраняющие тюрьму «троллейбусы»: вряд ли он смог бы свободно двигаться, закованный в сотни килограммов! Следовательно, броня его значительно облегчена. А раз так, то ручной гранатомёт наверняка будет наилучшим выходом из сложившейся ситуации; однако, при этом не следует забывать о постоянном движении меж колонн, опираясь на преимущество в скорости перед опасным противником.
Выхватив заветное оружие, разведчик высунулся и-за колонны справа – и шарахнул по приближавшемуся неприятелю с расстояния, не превышающего пятнадцати метров; тот был немедленно остановлен разорвавшимся о его броню снарядом, однако, несмотря на отлетевшие в результате взрыва металлические части с его торса и плеч, ещё далеко не выбыл из игры. Мгновение помедлив, враг продолжил движение к колонне, намереваясь обойти её со стороны входа – он, вероятно, таким образом намеревался зажать Блацковича в угол зала, где ничто не помещает покрошить ему проклятого шпиона на куски. Тем временем диверсант обежал колонну – и повторно выстрелил в супостата, с удовольствием наблюдая, как тот снова теряет остатки брони, с грохотом падающие на пол средневекового зала; от выстрела под ногами суперсолдата местами загорелся ковёр, однако обоим противоборствующим сторонам на это было глубоко наплевать. Пока оглушённый противник пытался прийти в себя, Блацкович, вновь обежав колонну, выстрелил в него ещё раз – и этот выстрел оказался для неприятеля фатальным: взрыв, распустившись на его груди пламенным цветком, буквально разбросал останки врага по дымящемуся ковру – и Блацкович, в одно мгновение оказавшись рядом с валявшимся бесхозным пулемётом, немедленно завладел им. Что, кстати сказать, было сделано как нельзя вовремя: из прохода слева от лестницы на него бежали два эсэсовца, вооружённые штурмовыми винтовками; боковым зрением он успел заметить ещё одного солдата, показавшегося за перилами с правой стороны зала. Рассуждать было некогда – и «Би Джей», надавив курок «Злобы», отправил на тот свет бежавших к нему слева, после чего обратил внимание на устроившегося за перилами нациста с «Бомбеншуссом»: разрушительная мощь пулемёта оказалась столь велика, что не только разнесла солдата в ошмётки, но и достаточно покрошила камни древней конструкции, служившие тому, как показала действительность, довольно ненадёжным убежищем от подобного оружия. Стоя за колонной, Блацкович одновременно поглядывал на оба прохода за лестницей, ожидая возникновения на периметре других неприятелей; тем не менее, больше в зале никто не появился.
Получив короткую передышку, американец решил использовать её на более тщательный осмотр помещения; в конце концов, ему предстояло выяснить, куда ведут боковые проходы – и главное: каким образом открыть ворота, преграждавшие путь на следующий ярус. Перешагивая через тела расстрелянных только что врагов, он прошёл, прикрываясь попадающимися на пути колоннами, через весь зал – и углубился в короткий тоннель с левой стороны от лестницы.
Как оказалось, узкий коридор, совершив поворот направо, привёл его по каменной лесенке ярусом ниже – и американец немедленно понял, что пришёл по назначению: в центре комнаты с двумя противоположными выходами, он увидел электрическую панель, снабжённую пусковым рычагом, отвечавшего, вероятно, за открытие ворот на второй ярус. Кроме того, Блацковича ничуть не менее обрадовало и содержимое комнаты: она являлась небольшим оружейным складом, где он смог пополнить боезапас и для штурмовой винтовки, и для «Бомбеншусса» – и даже для ручного гранатомёта, который столь великолепно зарекомендовал себя против бронированных нацистов… «Это не просто оружие, а настоящая волшебная палочка!» – улыбнулся Блацкович, заряжая барабан пистолета; кстати, он также не преминул взять с собой ещё несколько ракет, опустив их в сумку. Помимо указанных боеприпасов, ему, в качестве дополнительного подарка, досталось три гранаты. Теперь вооружённый под завязку американец был готов следовать дальше, вне зависимости от того, какие враги будут ему противостоять – бронированные или нет…
Перед тем, как воспользоваться рычагом, он заранее предпринял кое-какие меры предосторожности: перенёс «Злобу» в конец коридора, из-за угла которого открывался прекрасный вид на ворота, расположенные слева от камина на площадке лестницы. Отсюда можно было расстреливать появляющихся неприятелей без особых усилий, тогда как перила лестницы и две мощные колонны служили ему самому надёжным укрытием. Затем, не теряя времени, он вернулся в комнату, рванул на себя рычаг управления панелью – и как можно скорее преодолел узкий коридор в обратном направлении: схватив пулемёт, стволы которого немедленно пришли во вращение, он ждал первых неприятелей.
Ворота распахнулись – и мгновением позже враги хлынули на него волной в прямом смысле слова: их были десятки! Вооружённые штурмовыми и снайперскими винтовками, они ломанулись на американца, умело используя парапет лестницы как вспомогательное препятствие для пуль Блацковича; увы, но для разрывных патронов «Злобы» подобное укрытие оказалось ничуть не крепче фанерного листа – оружие пробивало его насквозь, уничтожая врагов, практически, на раз по всему обозримому участку.
Кое-кто из неприятелей пытались атаковать его из-за колонн второго яруса, находясь через зал; с этими справиться было гораздо тяжелее: больше, чем метровые каменные глыбы служили нацистам верной защитой, из-за которой они представляли довольно серьёзную опасность для Блацковича – особенно снайперы, вооружённые «Бомбеншуссами». Впрочем, при подобном раскладе угрозу представляла любая пуля, пусть даже ненароком срикошетившая от стены; тем не менее, агент с честью вышел из положения: его пулемёт фактически не давал высунуться врагам на веранде, а пытавшихся проскользнуть по лестнице вниз, дабы обойти его через проходы за лестницей, Блацкович тут же измельчал в самый настоящий фарш.
Однако, радость его продолжалась недолго: как и всё замечательное, пулемётная лента вскоре закончилась – и тогда ему ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи гранат и штурмовой винтовки. Впрочем, «Злоба» выполнила основную часть работы: большинство нападавших уже выбыли из игры, ему оставалось добить последние очаги сопротивления. К сожалению, со своего места он не мог видеть того, что творилось над его головой, однако, не наблюдая более появляющихся перед собой врагов, Блацкович, вновь проследовав через оружейную комнату, вышел с противоположной от лестницы стороны – и продолжил работу, зачищая от неприятелей второй ярус за распахнутыми воротами. Несколько минут – и в огромном зале смолкло эхо его последнего выстрела; «Би Джей», переводя дулом автомата из стороны в сторону, вышел на открытое пространство в центре зала, осматривая устроенный им же беспорядок: на полу помещения валялись десятки тел – Блацкович лишь мельком насчитал их более тридцати; колонны зала были частично разрушены его пулемётными очередями, равно как и перила лестницы… Впрочем, он не особо винил себя за вынужденное варварство: если ставкой в игре выступает собственная жизнь, за которой стоят другие, то подлинным варварством будет думать о чём-либо другом, кроме как о сохранении последних… Блацкович, не переставая озираться по сторонам, поднялся по лестнице к камину; враги никак не давали о себе знать; впрочем, нетрудно было догадаться, что они лишь до поры до времени затаились в помещении, видимо, заманивая врага в более невыгодные для него условия битвы.
Оказавшись на лестничной площадке, перед Агентом Вторым возникла дилемма: по какой стороне второго яруса пройти – по правой или по левой? Судя по конструкции помещений, это не имело ни малейшего значения: оба пространства за воротами заканчивались винтовыми лестницами наверх, вероятно, ведущими в верхнюю часть средневековой постройки; это Блацкович мог предположить по архитектурной симметрии приёмного зала. Недолго думая, он решил пройти в следующий сектор по левой стороне веранды – хотя бы потому, что ему – в подобном положении – гораздо удобнее целиться из-за угла… Поэтому он вновь избрал основным оружием штурмовую винтовку: не было никакой необходимости соблюдать тишину, особенно после устроенного им в приёмной зале замка «Вольфенштайн» бардака; враги, само собой, поджидают его выше, поэтому его главная задача заключается в том, чтобы не спешить и внимательно осматривать каждый попадающийся угол…
Впрочем, на только что обдуманный план имелось также не менее веское возражение: а как же, в таком случае, быть с Уэсли?! Если задерживаться на каждом повороте, то можно упустить время – и не успеть! Ведь при создавшемся положении неизвестно, какой по протяжённости временной отрезок имеется в распоряжении проникшего в твердыню нацистов американца; соответственно, каждая минута была на счету… Тем не менее, Блацкович предпочёл золотую середину: в голове его промелькнула где-то давным-давно слышанная латинская максима «festina lente» – поспешай медленно. Это крылатое выражение обычно согревало его в такие моменты, когда отдать однозначное предпочтение тому или иному из перечисленных действий было поистине невозможно. Для Блацковича, собственно, оно означало одно: повышенная концентрация на выполнении задания. Никаких отвлечений, никаких лишних мыслей, никакой лирики – достаточно жалеть разрушенный пулемётом приёмный зал! Только движение вперёд и внимание к деталям – так он понимал старинную поговорку.
Миновав распахнутые ворота, разведчик осторожно двинулся через арочную анфиладу веранды второго яруса, на полу которой он также насчитал с десяток тел неприятелей; помещение освещалось факелами, в пламени которых можно было прекрасно ориентироваться, поскольку узкие стрельчатые окна, выложенные витражами, практически не пропускали света. Блацкович без приключений прошёл насквозь несколько маленьких помещений – и остановился перед винтовой лестницей наверх, попутно осматривая через зал обстановку на противоположной веранде. Итак, ни малейших признаков движения в указанном секторе замечено не было – и разведчик, готовый к молниеносному реагированию на любую оказию, сделал первый шаг по ступеням.
Блацкович обратил внимание, что до подъёма, слева над его головой, расположена пулемётная точка – с веранды второго яруса она просматривалась весьма хорошо. Края следующего этажа по всему участку окаймлялись резными каменными перилами; в дальнем конце помещения располагался алтарь, над которым возвышалась огромная статуя то ли святого, то ли самого короля Оттона Великого, уходившая вверх едва ли не до самого потолка; со своего местоположения Блацкович также рассмотрел вереницу маленьких комнат, снабжённых узенькими окнами, по всему периметру уходящей к алтарю веранды. Впрочем, получить полную картину расположения помещений наверху, можно было только поднявшись по винтовой лестнице – поэтому «Би Джей» не стал топтаться на месте, а бесшумно преодолел узкий пролёт закрытой башни.
Как только он ступил за поворот, выйдя из узкого ступенчатого коридора, его глазам открылся вид куда более поразительный, нежели он до того предполагал: зодчие древнего замка постарались на славу, обустроив это место всевозможными скульптурами, находившимися буквально у каждой колонны; общий вид этажа, по мнению всегда эстетически настроенного американца, портили только свисавшие с них гитлеровские флаги со свастиками… Тем не менее, он не стал размениваться на сиюминутные впечатления; памятуя неизменный девиз «поспешать медленно», он осторожно выглянул из-за угла башни, оказавшись прямо перед замеченным с нижнего яруса пулемётным гнездом.
Находившиеся за его бруствером двое солдат не успели противопоставить грозного оружия внезапно возникшему перед ними разведчику: тот оказался куда ловчее, расстреляв противников с близкого расстояния – и, в два прыжка достиг пулемёта, позволявшего контролировать весь обозримый периметр, благодаря вращению вокруг собственной оси на триста шестьдесят градусов. Стоило ему закрепиться на позиции, как выскочившие из соседних помещений по всему ярусу нацисты атаковали его с трёх сторон практически одновременно. Несомненно, подобная тактика наверняка увенчалась бы полным успехом количественно превосходящих американца сил неприятелей, если бы ещё до начала боя они не совершили поистине непоправимой ошибки, а именно – утратили «Злобу». Теперь Блацкович без зазрения совести применил тяжёлое оружие против его бывших обладателей: свинцовый ураган, накрывший врагов по всему участку, практически не давал им высунуть носа из-за колонн, прикрываясь коими враги рассчитывали раньше или позже подобраться к диверсанту. Увы, нерасторопность двух солдат стоила невероятных потерь их оставшимся товарищам: около половины начавших атаку нацистов были уничтожены «Злобой» практически в первую минуту схватки, когда Блацкович развернул пулемёт на сто восемьдесят градусов.
Выжившие после первого огненного шквала неприятели стали куда более разумными и осторожными, предпочитая время от времени постреливать по суперагенту, причём, далеко не прицельными очередями, что для прикрытого высоким бруствером Блацковича не представляло почти никакой угрозы. Постоянно вращая стволы пулемёта, он не терял ни мгновения, если кто-нибудь из врагов высовывался из-за укрытия; его прицельная стрельба, едва ли не с каждой выпущенной очередью, приносила очевидные плоды.
Вскоре из его противников осталось не более десятка солдат, двое из которых прятались за алтарём через зал, а оставшиеся разбежавшись под защиту колонн с обеих сторон веранды, пытались нанести Блацковичу хоть какой-нибудь ущерб из снайперских винтовок. Однако, ситуация была под полным контролем американца: он доставал противников с любой дистанции, причём, не брезгуя попутными импровизациями – например, прячущихся за алтарём автоматчиков он выкурил из укрытия весьма оригинальным способом, а именно – обрушил на них пулемётной очередью одну из массивных люстр, укреплённых под самым потолком. Мало того, что бедняги были ужасно напуганы, когда на них грохнулся тяжеленный элемент средневекового дизайна помещений, завалив их горящими факелами, так ведь пришлось, спасаясь от грозящего им возгорания мундиров, выскочить на открытое место, аккурат под точные выстрелы Блацковича! Кое-кто из врагов был контужен взрывающимися по соседству с ними на стенах огнетушителями, причём, Блацкович не ставил себе целью стрелять по последним умышленно… это вышло совершенно случайно. Словом, точный глаз, проворная рука и сопутствующая Агенту Второму удача обратили перестрелку в полную победу последнего: пулемётная лента «Злобы» ещё не успела закончиться, чего никак нельзя было сказать о его неприятелях! Не покидая укрытия, он досконально обследовал взглядом каждый уголок обеих веранд третьего яруса, соединявшийся за алтарём напротив него; нет, ни малейшего движения не было обнаружено – враги на объекте отсутствовали.
В этом Блацкович убедился, когда, по-прежнему не теряя бдительности, обошёл весь третий ярус от начала до конца; вместе с тем он совершил для себя весьма неприятное открытие – из помещения не было выхода! Вернее, по обе стороны веранды за алтарём было по окованной железными пластинами двери, но обе были заперты изнутри – и американец ни за что не смог бы справится с ними… как минимум, без помощи взрывчатки, да только где её взять?! Несомненно, именно отсюда – из соседних помещений – нацисты и появились в этом огромном зале, только, по-видимому, отчаявшись справиться с неприятелем, успели заблокировать выходы… Итак, что делать теперь?
Тем не менее, не привыкший падать духом ни при каких обстоятельствах, Блацкович решил найти другие лазейки: ведь их просто не могло не быть в старинном, наверняка испещрённом подземными и внутристенными ходами замке! Чёрт возьми, да это уже третий замок в его жизни, на территории которого он выполняет задание – так неужели он будет отличаться от двух предыдущих старинных конструкций?! Словом, чтобы не терять времени, о котором Блацкович беспокоился постоянно, он предпринял ещё одну попытку осмотреть все три яруса: возможно, ему откроется какой-нибудь тайный ход?
Итак, он вернулся к широкой двери на первом этаже, через которую начал штурм нацистской цитадели. Увы, никаких выемок в стенах, никаких выпуклостей – ничего; даже подсвечники, как это было раньше, не реагировали в этом замке на его прикосновения…  Спустившись ещё раз к панели управления воротами, он попробовал вновь подёргать рычаг: увы, этим он ничего не добился, кроме как снова открывал и закрывал створки ворот по обе стороны от камина на лестничной площадке – и всё. Никаких результатов не дали поиски и на втором ярусе, который он обследовал не сей раз не только с левой, но и с правой стороны веранды – увы, если на прилегающей территории и находились тайные проходы, то здесь их, к сожалению, он так и не смог обнаружить.
Между тем время шло; и чем дольше Блацкович находился в запертом помещении, тем больше оно начинало действовать ему на нервы: чёрт знает, что такое! Почти в изнеможении, он вновь появился на третьем ярусе, задумчиво осматривая локацию: пулемётная точка, анфилада помещений с обоих сторон веранды, алтарь, за которым уходит почти к самому потолку огромная статуя святого... Делать нечего – здесь также следует осмотреть каждый уголок, каким бы маленьким он не казался… Возможно, оттуда можно будет проникнуть на сопредельную территорию…
Его раздражал и другой момент: неужели нацисты, устроившие ему ловушку, так и будут ждать, покуда он не умрёт в этом замкнутом пространстве от голода?! Впрочем, спешить-то им особенно некуда: зная, что шпиону никоим образом не выбраться из помещения, они могут позволить себе собраться с силами – и атаковать вновь; с другой стороны – зачем вообще это делать, подвергая напрасному риску свои драгоценные жизни?! Враг-то – сидит взаперти; и пусть хоть волком воет – из зала ему ни за что не выбраться! «Дьявол! – едва не воскликнул Блацкович, почти не в силах больше сдерживаться. – Это же надо так провалится, а? Позволить захлопнуть себя в ловушке, как голодной церковной крысе? А самое обидное, что до этого мне пришлось так славно повоевать! Что же, всё – напрасно?! А между прочим, меня ждёт не только Уэсли – и лишь одному ему ведомо, сколько он ещё продержится… Вытащить его из лап Руди Йегера – первейшее задание! Кроме того, я обязательно должен появиться в Падерборне – и выйти на связь с Людвигом Кесслером, без указаний которого я буду слеп, как крот: только он может подсказать мне верный путь к апартаментам Хельги фон Шаббс, где я смогу позаимствовать заветную папку с документами… Неужели мне придётся испытать то, что на любом языке звучит так отвратительно – провал?!»
Диверсант редко отчаивался, он просто не имел права на подобное, однако, сейчас его состояние стремительно приближалось к подобной оценке собственных переживаний. Так красиво начать – и после этого вляпаться по полной программе! Угодить в западню, будь она неладна… Впрочем, в случившемся нельзя было обвинять только себя: кто же знал, что всё сложится подобным образом?! Но, так или иначе, не такой у него нрав, чтобы бесцельно скулить, жалуясь на судьбу-злодейку… Самое отвратительное, что может быть – это бездействие, поэтому американец решил, что будет искать выход даже среди невозможных: например, попробовать взобраться по свисающим на колоннах нацистским знамёнам ярусом выше, откуда – чем чёрт не шутит! – можно попытаться продолжить движение под потолком…
Ещё раз осматривая расстрелянных у алтаря нацистов, он обратил внимание, что тело одного из убиенных лежит наполовину за возвышающейся над ним статуей; желая выяснить, что находится за ней, Блацкович на корточках проник в простенок – и каково же было его удивление, мгновенно затем перешедшее в радость, когда прямо за древней скульптурой он обнаружил крышку люка! Недолго думая, разведчик открыл его при помощи трубы – и оказался в узком тоннеле, продвинувшись по которому на корточках, выбрался к прямоугольной, с решётчатым полом камере, расположенной над камином, находящимся двумя ярусами ниже. В помещении было невыносимо жарко – неудивительно, ведь камин был хорошо натоплен; стараясь держаться у самой стены, он ступил на решётку – и первое, что открылось его взгляду наверху, была металлическая лестница, которой, вероятно, пользовались чистильщики камина, время от времени занимаясь своими прямыми обязанностями. Блацкович едва не захлопал в ладоши: наконец-то ему открылся хоть такой выход из до чёртиков надоевшего зала! Он поудобнее перехватил автомат – и, хватаясь за горячие поручни лесенки, стал взбираться наверх, убираясь прочь из закрытого помещения.
Конечно, он и предположить не мог, куда именно выведет его таинственный путь средневековых – равно и современных – трубочистов; тем не менее, ему пришлось ещё несколько раз поворачивать по жаркому тоннелю, спускаясь и забираясь по лестницам в смежные камеры. Блацкович подсчитал, что сделал не менее полусотни метров вглубь старинных стен, рассчитывая покинуть тоннель при любом удобном случае: жара и дым неизменно делали своё дело, заставляя агента иной раз едва ли не кашлять от отсутствия необходимой для нормального дыхания кислорода. Он прикинул, что внутристенная сеть тоннелей, конечно, вполне может соединять практически все камины замка «Вольфенштайн», однако, основным входом в неё должна быть центральная кухня древнего комплекса. Если он достигнет её, как следует не прожарившись по дороге, то уж лучше встретиться с поварами замка, нежели с вооружёнными солдатами…
Наконец, иронизирующий над своим положением Блацкович почувствовал, что в тоннеле стало ещё жарче; это говорило о том, что, раз тяга усилилась, он достиг жерла очередного камина. Да, так оно и было: вылезши на очередную площадку, он аккуратно спрыгнул на железную решётку, в нескольких метрах под которой пылало пламя; к счастью, оно не являлось настолько смертельным, чтобы повредить диверсанту: даже решётка – и та не была раскалена. Американец, стараясь не шуметь, сделал по ней несколько шагов, оказавшись возле закопчённого по краям выхода наружу; горевшее под ним пламя осталось позади – и он, наконец, смог тихонько вдохнуть чистого воздуха. Утерев лоб, он незаметно выглянул из-за угла тоннеля: оказалось, что он действительно попал на кухню – и если не основную, то довольно обширную по размерам. Старясь не упускать из вида деталей помещения, Блацкович внимательно осмотрел открывшийся ему новый сектор.
Итак, открывшаяся его глазам кухня занимала довольно внушительное пространство: центральный зал охватывал около двадцати пяти квадратных метров; кроме того, Блацкович со своего места ухитрился рассмотреть два боковых коридора, почти полностью окаймляющих периметр. Высота зала была не более десяти метров, но не в этом оказалось основное преимущество американца, любящего работать, по возможности, как можно тише: под потолком находился настил из деревянным досок, соединяющих собой всё пространство своеобразными переходами. Настил крепился на мощных балках, подпиравших потолок от самого пола; по всему помещению было расставлено множество столов, набитых тарелками да чашками шкафов; на стенах было прикреплено множество полок с поварёшками, сковородами и прочими радостями работников кулинарии; почти всё пространство у стен было заставлено бочками да поленницами дров, аккуратно сложенных вручную. Таким образом, здесь вполне можно было передвигаться как по полу, так и над ним – причём, последний вариант передвижения вряд ли был бы заметнее первого… На пол он мог сойти лишь после того, как ликвидирует врагов на локации – обилие еды на столах сперва настолько приковало внимание голодного агента, что с возникшим ощущением было неимоверно тяжело сладить. «Би Джей» закрыл глаза, трижды сглотнув слюну, после чего почувствовал себя несколько лучше.
После того, как Блацкович придирчиво осмотрел периметр, он, не покидая решётки над камином, убрал винтовку за спину – в сложившейся ситуации следовало использовать бесшумное оружие: в кухне он начитал шестерых врагов, двое из которых были способными поднять тревогу офицерами. Кроме них, прямо под ним, возле камина, стояли два солдата, разговаривавших на весьма интересующие Блацковича темы; между дальних столов помещения прогуливался снайпер в тёмно-коричневом комбинезоне, неподалёку от которого, возле составленных бочек, неподвижно стоял ещё один автоматчик. Один из офицеров, негромко говорящий по портативному радио, занимал место в коридоре справа, а оставшийся – что-то записывал в блокнот, находясь почти в центре помещения.
Картина была совершенно идиллической: создавалось впечатление, что никто из шестерых даже не слышал перестрелки, совсем недавно имевшей место в приёмном зале. Впрочем, у Блацковича на этот счёт были вполне резонные соображения: во-первых, стены древней конструкции настолько толсты, что даже самому громкому звуку пробиться сквозь них весьма проблематично; и, во-вторых, между залом, через который американец начал своё шествие по замку «Вольфенштайн» и этой кухней – как минимум не одна подобная стена, к тому же он прополз окольными ходами трубочистов не один десяток метров! Если при его появлении в замке не сработала общая тревога, то почему бы здесь не быть тиши да глади? Конечно, было бы глупо думать, что его проникновение на объект прошло совершенно незамеченным – ведь предприняли же нацисты попытку замуровать его в приёмном зале, пока не соберутся с новыми силами – однако, видимо, в этом месте гитлеровцы лишь ожидают возможного развития событий…
Поскольку из видимых шестерых врагов, находящихся в кухне, постоянно двигались только двое – тёмно-коричневый снайпер да его коллега-автоматчик в чёрном комбинезоне, вышагивающие вдоль противоположной стены, откуда его попросту нельзя было заметить, – Блацкович во все уши прислушивался к происходившему прямо под ним диалогу, крайне его заинтересовавшему; несмотря на то, что тот был неимоверно коротким и носил обрывочный характер, американец почерпнул из него необходимую информацию, касающуюся его последних, отнюдь нерадостных, мыслей.
- …как будто немой… Знаешь, Йегер уже несколько часов пытает англичанина в своём театре… А тот ещё не заговорил! – достаточно громко вещал один из нацистов, прислоняясь плечом к здоровенной бочке возле камина. – Мне об этом сказал офицер, во время последнего патрулирования…
- Да, я в курсе, где это место: сразу за библиотекой, двумя этажами выше! – подхватил другой, легонько пиная носком сапога лежавшее перед камином полено. – И это странно! Мне ещё никогда не доводилось слышать о подобном... На допросах Йегера все ломаются – все, без исключения!
- Может, этот шпион просто ничего не знает? – предположил первый, ставя автомат к бочке и разминая по очереди кисти рук.
- Не смеши меня! – фыркнул его собеседник. – Ты хоть раз видел агента, пробравшегося в стан врага – и ничего, совсем ничего не знающего?!
- А если всё-таки не знает? – настаивал первый. – Вдруг он – всего лишь фанатичный борец-одиночка? Без внятного плана действия?
- Ну, так придумал бы что-нибудь! – зевнул второй. – Я-то знаю, на что способен Йегер! Лично видел, когда приходилось водить к нему пленных на допрос... Он может растягивать боль до бесконечности. К тому же, если тебе неизвестно, этот англичанин действовал вовсе не один: с ним был приятель, который бежал из тюрьмы…
- Ах, да!.. Офицер говорил об этом. Значит, мы ждём беглеца?
- Его нельзя недооценивать, дружище: он положил не одного нашего, пробираясь через гавань! Поэтому Йегер так и психует, пытая своего пленника!
- По-моему… он и без пыток настоящий псих! – едва ли не шёпотом произнёс первый, осторожно поворачивая голову с сторону ближайшего офицера, который, по-прежнему не отрываясь от дел, что-то записывал в блокнот. – Штурмбаннфюрер-то наш, поверь мне, явно не в своём уме!
- Да уж, - так же тихо согласился с ним товарищ. – Я никогда не видел, чтобы человек так обожал свою собаку!
Внизу на мгновение воцарилась тишина; Блацкович, сжимая в руке пистолет, ещё раз осмотрел помещение: новых врагов на участке не появилось… Итак, шестеро, если, конечно, кто-нибудь не патрулирует смежные с кухней коридоры… 
- Ладно, поговорим после дежурства, за бокалом пива! – неожиданно добавил второй нацист, хлопая приятеля по плечу.
- Я сейчас на мели, - извиняющимся тоном ответил первый, показывая левой рукой, будто выворачивает карман наизнанку.
- Не переживай! – ободрил его коллега. – Я просто говорю этому тупому Кесслеру, который, как тебе известно, владеет таверной, чтобы он записывал всё на мой счёт… А платить, естественно, никогда не плачу!
- Ладно, посмотрим! – отозвался первый, беря в руки оружие. – Пойду, пройдусь…
- Смелее! – хихикнул его товарищ. – Увидишь бежавшего шпиона – зови на помощь!
С этими словами друзья разошлись в противоположные стороны: первый отправился налево от Блацковича, другой – направо. Американец решил подождать, пока первый не скроется из глаз офицера за бочками, а другой – за стеной коридора, где можно убрать обоих без неприятных последствий; тем временем он рассуждал над только что услышанным. Итак, Уэсли, если верить солдатам, до сих пор в анатомическом театре, где Йегер приготовил ему «нечто особенное»; а поскольку подобные утверждения нациста имеют относительную свежесть, значит, Ричард до сих пор не сломался… Это хорошо, очень хорошо! Далее. Судя по диалогу врагов, местонахождение Уэсли расположено совсем неподалёку: недаром же один из них определил его, как «сразу за библиотекой, двумя этажами выше»! Значит, необходимо сделать последний рывок – и выйти к цели его поисков! Конечно, никто не мог сказать, сколько времени потребуется Блацковичу, чтобы обнаружить упомянутый врагом театр пыток, однако, задерживаться по пути к нему он не имеет ни малейшего намерения! Другая немаловажная деталь: Людвиг до сих пор не раскрыт – и, судя по словам гитлеровца, пользуется у оккупантов определённым доверием; во всяком случае, его пока никто ни в чём не подозревает… «Следовательно, - решил Блацкович, - после спасения Ричарда мы прямиком отправляемся в таверну; не исключено, что за нами будет организована погоня, однако, надо полагать, умудрённый опытом и жизнью в подобной близости от нацистов, Кесслер вполне сумеет замести наши следы… Необходимо пересидеть какое-то время в надёжном месте, пока погоня не уляжется, после чего останется лишь обходить высланные для нашей поимки патрули – и пробраться в Вульфбург, где находится фон Шаббс. Патрули – это всё-таки не сознательная погоня; конечно, многие пути для отступления наверняка будут блокированы эсэсовцами, к тому же вряд ли мы с Уэсли отправимся в гости к Хельге вдвоём: он – помилуй его всевышний! – перенеся пытки Йегера, вряд ли сможет составить мне компанию… Впрочем, я готов отправится за секретными документами и один!» – заключил Блацкович, видя, что каждый из солдат занял отведённое им место – место, где американец задумал поставить в их жизни жирную точку.
Блацкович, недолго думая, решил начать с находящегося в левой стороне кухни нациста: парень весьма удобно скрылся за бочками, откуда его не мог видеть ни офицер у дальнего стола, ни патрулирующий периметр снайпер; бесшумный выстрел – и эсэсовец беззвучно повалился на пол. Переведя оружие на его коллегу, к тому времени оказавшемся в правом коридоре, огибающем пространство кухни, он ещё раз плавно надавил на курок, наблюдая, как ещё один противник упал в углу достаточно плохо освещённого места – даже отблески пламени камина не достигали его. Совершённая Блацковичем работа не была замечена оставшимися, поскольку никто из находящихся в кухне не прервал своих занятий.
Тем временем автоматчик в чёрном обмундировании вернулся к проходу между столов, где встретился со снайпером – и отправился обратно, минуя по дороге офицера с блокнотом; американец осознал, что если тот сделает ещё десяток шагов, то непременно увидит труп одного из товарищей, лежавший за бочками у левого коридора. Однако, сложное положение невольно спас сам офицер, внезапно закончивший свои записи – и неторопливо последовавший в противоположную сторону, где обретался снайпер: тот неподвижно стоял возле дальнего стола, глядя себе под ноги.
Разведчик выстрелил в приближавшегося врага, причём сделал это в наиболее подходящее время: в этот момент другой офицер прекратил переговоры по рации – и сделав шаг за угол, исчез за дальним поворотом коридора слева от кухни. Гитлеровец упал, как подкошенный, прямо за шкаф у стены, наполненный столовой посудой, также не издав ни звука.
Итак, сократив количество неприятелей на участке вдвое, Блацкович обдумывал свои дальнейшие действия. Было весьма неприятно, что оставшиеся враги разбежались по углам помещения, находясь друг от друга на довольно большом расстоянии: офицеры занимали места в противоположных углах кухни, а чёртов снайпер, вновь начавший обычный маршрут, оказался прямо между ними. Диверсант, не видя иного выхода, подумал о смене позиции, откуда можно видеть гораздо больше – и осторожно пробрался по доскам вглубь кухни, оказавшись почти в центре помещения. К счастью, противники не пялились на потолок, из-под которого Блацкович вёл на них охоту.
Следующим из игры выбыл офицер с правой стороны кухни: он зашёл за угол, откуда его никто не мог видеть – никто, кроме Блацковича. Точный выстрел уложил его на какие-то сложенные у стены мешки; фуражка с наушниками слетела с головы убитого, откатившись в темноту. «Би Джей» аккуратно прополз по балкам ещё несколько метров вперёд – и когда последний офицер, стоявший возле висящих на стене подсобного коридора поварских халатов и только что сунувший в рот сигарету, оказался в поле его зрения, ликвидировал его точным выстрелом в голову. Тот сполз по стене, не привлекая внимания снайпера, к тому времени находившегося почти через всё помещение.
Дальнейшее было плёвым делом: оставшись с врагом в тёмно-коричневом комбинезоне один на один, Блацкович незаметно слез по штабелю ящиков на пол кухни, прямо у него за спиной – и убил снайпера, фактически приставив оружие к его голове. После этого он присел на корточки – и, прикрываясь расставленными по помещению шкафами да столами, едва ли ни бегом поспешил к замеченной ранее у камина еде.
Сунув в карман кусок горячей курицы, несколько ломтиков хлеба и горсть нарезанной колбасы, Агент Второй принял решение немедленно осмотреть боковые коридоры, поскольку никаких видимых выходов из кухни он до сих пор не обнаружил; и верно – в каждом из них он наткнулся на дверь. Однако, выход с левой стороны кухни блокировался штабелем тяжёлых ящиков, составленных здесь, очевидно, довольно давно; это позволяло сделать безошибочное заключение, что раз сами нацисты не пользуются указанным выходом с локации, значит, нет смысла разбирать этот завал, пытаясь проникнуть наружу по упомянутому маршруту. Дверь из коридора напротив была открытой, тем не менее, Блацкович, высунув нос в образовавшийся проём, столкнулся с неразрешимой проблемой: за дверью находился длинный тоннель, в конце которого находились металлические решётчатые ворота, перед которыми взад-вперёд вышагивали два «троллейбуса». Питавшие их по проводам динамо-машины располагались прямо у ворот, поэтому незаметно подобраться к врагам и привычным действием отключить их, не было ни малейшей возможности: в тоннеле не имелось никаких укрытий, а сам участок превосходно освещался электрическими лампами. Понимая, что следование по такому пути неминуемо приведёт его на погост, Блацкович отбросил его; надо поискать другой вариант спасения.
Он вернулся в кухню, лихорадочно озираясь по сторонам: конечно, двигаться вперёд необходимо, но ведь не столь самоубийственным путём, что непременно ждёт его за дверью! В результате бесполезного осмотра нижней части помещения, он вновь взобрался на балки под потолком – и тут же был вознаграждён за это: оказавшись у пылавшего камина, откуда он появился на участке, американец увидел вентиляционный люк, расположенный под самым потолком противоположной стены, куда можно было подняться по пролегающим над бочками доскам. Неожиданная находка разом решила его проблему: Блацкович спустился на пол – и быстро обошёл несколько столов помещения, взобравшись на деревянный настил; оттуда он без труда, продвинувшись по балке, достиг люка – и открыл его остриём трубы.
Пригнувшись, он проник в пыльный лаз, который, судя по направлению, шёл параллельно тоннелю, охраняемому двумя суперсолдатами: Блацкович прополз около двадцати метров направо, затем повернул налево – и преодолел приблизительно такую же дистанцию; глазам его открылся выход в очередной коридор, отделённый от лаза лёгкой металлической решёткой. Разведчик провозился с ней не более полминуты – и осторожно выполз наружу, притаившись за удачно расположенным перед ним постаментом с рыцарскими доспехами. В тот же миг он услышал громкий лязг дверей справа от себя: в коридор вошёл одинокий эсэсовец, долго возившийся с ключами в замке. После этого он медленно направился вдоль по коридору, пройдя мимо спрятавшегося за доспехами Блацковича.
После того, как диверсант бесшумно устранил солдата, ткнувшегося носом в мягкий красный ковёр на полу, он внимательно осмотрел открывшийся его глазам новый сектор, который ему предстояло преодолеть: если он правильно предположил, то смежный коридор, охраняемый суперсолдатами, заканчивался именно этой дверью. Следовательно, ему удалось проделать куда более безопасный путь из кухни – и незамеченным выйти на следующую локацию.
Длинный коридор с высокими потолками, с которого свисали здоровенные люстры, представлял собой настоящий музей: повсюду стояли рыцарские доспехи или статуи, а стены были украшены портретами не только средневековых знаменитостей – меж них попадались вполне современные работы, изображавшие не только людей в гражданской одежде, но даже в униформе Вермахта или частей СС! «Неужели здесь собраны предки и родственники фон Шаббс? – удивлённо предположил Блацкович, рассматривая тот или иной портрет. – Нацистская семейная галерея, так надо понимать?» Впрочем, он недолго предавался созерцанию картин и выставленных на всеобщее обозрение старинных экспонатов; вместо этого он проследовал к двери, откуда только что появился нерасторопный и крайне невнимательный враг: действительно, из-за неё было отчётливо слышна поступь треклятых «троллейбусов». Что же, он благополучно обошёл опасную зону, теперь остаётся следовать полученной от гитлеровца в кухне инструкции: «на третий этаж, за библиотекой»… Если американец ещё окончательно не запутался во всех переходах, ярусах и тоннелях замка «Вольфенштайн», то ныне он находился на втором этаже средневековой конструкции; впрочем, после проделанного пути, он не мог поручиться за точность собственного местонахождения.
Оставалось пробираться вперёд – и только вперёд! Честно говоря, ему чертовски хотелось есть: тем более, что вожделенная пища лежала в кармане… Надо будет совершить маленькую остановку в каком-нибудь укромном местечке – и по достоинству оценить блага местной кухни… Иначе сил может попросту не хватить на то, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее его от Уэсли… от Людвига Кесслера… от секретных документов фон Шаббс, ради чего, собственно, он и ввязался в авантюру, надеясь помочь гибнущему человечеству в неведомом параллельном измерении… В очередной раз отбросив навязчивые мысли о еде, он продолжил осторожное продвижение по коридору.
Слева от него располагалась анфилада стрельчатых окон, в простенках между которых и висели упомянутые ранее портреты; справа – находились жилые помещения, принадлежавшие, как это можно было с лёгкостью установить по их убранству, старшему офицерскому составу замка. Первый же кабинет свидетельствовал, что его не может занимать обыкновенный рядовой: роскошная кровать под балдахином, массивный дубовый стол, на котором стояла печатная машинка, однозначно намекали – здесь квартирует офицер. Тем не менее, Блацковичу не удалось познакомиться с владельцем апартаментов: кабинет был пуст. Американец покинул помещение, вновь оказавшись в коридоре, по которому проследовал до очередной полуоткрытой двери; замерев перед ней, он внезапно расслышал откуда-то слева:
- Интересно, а хорошие книжки тут есть? – до ушей его донёсся приглушённый кашель. –Надо бы мне снова начать читать… Ха! Эта книга перевёрнута… Что за непорядок?  А может, так и надо? Ну и ладно, спрошу позже у Руди: в конце концов, это его комната!
Блацкович пригнулся, незаметно заглядывая в проём двери: слева от входа в небольшие апартаменты находился здоровенный, занимавший почти полстены книжный шкаф, возле которого стоял офицер; руки его перебирали какие-то книги на нижней полке. Разведчик быстро перевёл взгляд по комнате: прямо пред ним – широкая кровать под балдахином – видимо, подобные приспособления полагались каждому почтенному квартиранту этого сектора, сохранившиеся с давних времён; пространство справа от кровати занимали стол и шкаф с одеждой, стоявший по соседству с камином. «Би Джей», убедившись, что враг в помещении один, не стал тянуть время понапрасну: поднял пистолет к его голове – и надавил на курок; нацист замертво рухнул перед книжным шкафом, собрание которого он только что столь внимательно исследовал.
Блацкович осмотрел помещении более внимательно: предсмертная речь гитлеровца возбудила в нём вполне естественный интерес – ведь, судя по его словам, он находился в личном кабинете штурмбаннфюрера СС Рудольфа Йегера! Это подтверждал выполненный маслом портрет зловещего садиста, висящий прямо над камином, которого американец раньше не мог заметить, находясь на пороге комнаты. Итак, если уж он попал в святая святых этого изверга, то грех не воспользоваться удачным моментом – и не обыскать здесь всё, как следует!
На столе штурмбаннфюрера находилась портативная рация, однако воспользоваться ею у Блацковича даже не возникло желания: он прекрасно помнил, к чему привело его последнее прикосновение к такой штуке в Центре археологических исследований Хельги фон Шаббс – попытка выхода на контакт с Кесслером была запеленгована нацистами ещё до своего завершения; это и послужило причиной пленения агентов, один из которых до сих пор в лапах Йегера… Да и чего ради трогать эту штуку? Чтобы сообщить друзьям в Падерборне, что операция – по причине пленения Уэсли и охоты эсэсовцев на самого Блацковича – под угрозой срыва?!
Кроме радиоаппаратуры, стол занимали всякие безделушки: собачьи ошейники, намордник с металлической окантовкой и тому подобные предметы любителя четвероногих; особняком, на самом углу столешницы, стоял человеческий череп. Над ним, кстати, американец увидел на стене большую фотографию Греты – той самой овчарки, которая служила предметом гордости Йегера, и с коей Блацкович успел ненадолго свидеться во время проверки документов на КПП… «Ладно, хватит лирических отступлений! – одёрнул себя Агент Второй. – Осмотрим ящики стола – и двигаем отсюда!»
Увы, стол штурмбаннфюрера также не содержал ничего ценного: рапорты подчинённых, описывающих общее состояние дел в замке «Вольфенштайн»; накладные на транспорт и взрывчатку, составленные бригадиром с раскопок в Вульфбурге от имени Хельги фон Шаббс… Блацкович уже собрался было покинуть кабинет, как вдруг, бросив взгляд в камин, обнаружил в нём скомканный лист бумаги. Сперва он принял его за обыкновенную салфетку, которой владелец апартаментов намеревался разжечь давно нетопленый камин: судя по его виду и лёгкой прохладе в комнате, последнее время Йегер редко появлялся здесь, по-видимому, проживая в ином месте. Это, кстати говоря, косвенно подтверждало нахождение в его кабинете постороннего офицера; однако, слова последнего о ом, что он спросит о книгах позже у самого «Руди», давали понять, что между нацистами были довольно приятельские отношения; на то же наводило и обращение офицера к штурмбаннфюреру – по имени, просто «Руди»… Блацкович, стараясь не испачкать рук о пепел камина, осторожно выудил бумагу из его жерла – и развернул. В руках его оказалось длинное послание, которое он, тем не менее, довольно быстро пробежал глазами: 

Письмо
Дортмунд,
Северный Рейн – Вестфалия,
6 января 1946 года
Руди, мой милый мальчик!
Как же мне хотелось, чтобы хоть на это Рождество ты нашёл время навестить свою старушку-мать! Возможно, у тебя были дела, откуда мне знать?
Когда ты был маленьким, ты был таким послушным мальчиком. Таким хорошим сыном. Я всегда считала – пожалуй, стоило сказать тебе об этом раньше, что мне с тобой несказанно повезло. Я знаю, отец порою бывал с тобой суров, чересчур суров, но ведь теперь всё это уже в прошлом, правда? Не нужно об этом вспоминать. И кроме того, я ведь всегда была рядом, чтобы промыть и залечить твои раны, так что с твоей стороны нечестно обвинять меня в том, что делал он. Он просто хотел научить тебя дисциплине, а иногда, если говорить откровенно, ты этого заслуживал. Как правило, ты был послушным, но иногда мог вести себя очень, очень гадко, когда на тебя находило это твоё мрачное настроение. Я уверена, ты теперь понимаешь, почему отцу приходилось браться за ремень.
Мой дорогой сын… Ты помнишь, как тяжело мне пришлось после смерти твоего отца? Я была вынуждена отослать тебя к твоим кузенам во Франкфурт. Ну, а теперь ты сделал карьеру в СС, и я подумала – может, ты вышлешь мне денег? Мне нужно совсем немного, сынок! Эти деньги несколько облегчили бы боль женщины, которой приходится стареть в одиночестве.
Твоя любящая мать,
Ингрид

После прочтения письма Блацковича охватили противоречивые чувства; он даже не знал, бросить ли документ обратно в камин, или просто положить на угол стола – туда, где стоял человеческий череп. Автор письма, судя по почерку и стилистике, доживала свою неприглядную, одинокую жизнь, до сих пор переживая за сына – даже невзирая на то, что он стал воплощением ужаса для заключённых тюрьмы замка «Вольфенштайн». Но, если никакой жалости или сочувствия к штурмбаннфюреру Блацкович не мог испытывать при всём желании, разве был он в состоянии – хотя бы внутренне – не откликнуться на пронзительный крик души бедной женщины, по-прежнему любящей своё малое, непутёвое дитятко?! Тем более у него было причин ненавидеть Руди Йегера – лишь по факту того, что письмо несчастной матери к своему единственному сыну он обнаружил в камине; Блацкович ни мгновения не сомневался в том, что комендант тюрьмы даже не удосужился ответить на него хотя бы одной строкой…
Кончилось тем, что американец, невольно задумавшись о судьбах совершенно неизвестных ему в неведомом измерении людей, которые, по роковому стечению обстоятельств, произвели на свет лютого монстра, терзавшего на благо арийской расы остальных представителей человечества, присел прямо на угол камина – и достал из кармана еду: больше он не мог терпеть голод, и если не подкрепиться прямо сейчас, пока для этого есть свободная минутка, то через час-другой он попросту свалится от полного изнеможения…
Пока он ел, прислушиваясь к едва уловимым отсюда звукам движения по соседнему коридору суперсолдат, взгляд агента невольно скользил по корешкам книг, в которых недавно рылся ныне лежащий у шкафа нацист. Блацкович увидел большую многотомную энциклопедию, составленную работниками института «Аненербе»; сборники тевтонских легенд, жития первых мучеников германского национал-социализма – и тому подобные издания; однако, присмотревшись, он обратил внимание, что одна из книг – стоявшая в правом углу нижней полки – явно выделяется из других, как содержанием, так и положением. Это был том его тёзки, Уильяма Шекспира, «Трагическая история Гамлета, принца датского», причём, книга стояла на своём месте вверх тормашками. Удивляясь тому, как подобное сочинение могло оказаться в книжном собрании нацистской библиотеки, Блацкович решил исправить явную несправедливость: великая английская литература должна неизменно стоять на честно завоёванном ею под солнцем месте – и, он усмехнулся, стоять правильно! Только наверняка малообразованному офицеру, крутившемуся перед ним возле шкафа, могло показаться, что «так, мол, и надо»… Поэтому он протянул руку, достал книгу с полки – и, перевернув её, с почётом водрузил обратно.
Вслед за этим послышался лёгкий скрип – и книжный шкаф сместился вправо по специальным рельсам, открывая за собой потайной ход; Блацкович увидел спускающуюся вниз винтовую лестницу, освещаемую электрическими лампами. От неожиданности он даже прекратил трапезу, которая, впрочем, к тому моменту была почти завершена; выставив перед собой пистолет, разведчик неспешно спустился по ступеням, оказавшись в небольшой комнате без окон, которая, тем не менее, была также хорошо освещена.
Помещение занимало не более пяти квадратных метров, основное пространство которого занимал шкаф, стол и стул, находящиеся у стены слева от входа – и два стеллажа от входа справа; тайная комната была в прямом смысле слова завалена как современными книгами, так и древними рукописями, аккуратно уложенными в отведённые для них места. Напротив входа, в стене, располагалась ниша, которую занимал постамент с человеческим черепом, к счастью, не настоящим, а каменным; под ним была нацарапана какая-то надпись, но какая именно и на каком языке, Блацкович затруднялся ответить. Там же стоял лунный глобус, явно сделанный несколькими столетиями тому назад; однако, диверсант заметил, что в некоторых местах на его поверхности нанесены отметки в форме галочки, выполненные вполне современными чернилами. Мало что понимая в мудрёных – к тому же, сугубо астрономических – латинских названиях, агент перевёл взгляд на стол, надеясь хоть там найти что-нибудь полезное.
И верно: Блацкович не только обнаружил на его поверхности две полные обоймы для своего бесшумного пистолета, но и несколько бумаг, связанных простой резинкой. Он сорвал её и немедленно ознакомился с документами, представлявшими несомненный интерес как для самих нацистов, так и для их противников. Несмотря на быстрое чтение, Блацкович понимал, насколько важная информация для дальнейших размышлений попала в его руки; однако, до чего же было трудно поверить написанному! Казалось, судьба забросила его в далёкий сорок третий год, когда он по крупицам разыскивал связующие нити, в конечном итоге скрутившиеся в прочный клубок – и приведшие его к ужасной «Операции «Воскрешение»»! Тогда ему также с трудом верилось в действительность происходящего; кое-кто из руководства даже совершенно открыто ставил под сомнение добытую суперагентом информацию, однако… Время подтвердило каждое из сообщённых им в штаб-квартиру УСО слов, а ему самому предстояло собственными глазами узреть такое, что не приведи господи! Но, если тогда ему довелось столкнуться с колдовскими ритуалами и техномагией древних тулеанцев, то что ждёт его в этом мире?!
Первое из писем – впрочем, как и два последующих – было адресовано фон Шаббс; в верхнем углу документа стояла короткая приписка: «Фрау оберштурмбаннфюрер, вот перевод, который Вы просили». Ниже располагался следующий текст, написанный твёрдым мужским почерком:

Записка учёного короля Оттона
До сих пор я делал всё возможное, чтобы расшифровать оставленные мне книгочеями короля Оттона странные записи. Многие из пергаментов короля были сильно повреждены, пострадали от огня; в некоторых отсутствуют целые абзацы, содержавшие, вероятно, важнейшую информацию. Как бы то ни было, работа у меня продвигается медленно – из-за ужасных условий в этих подземельях. И всё же за последний месяц я совершил настоящий прорыв в своём исследовании: оказывается, телесные жидкости человека можно изменить с помощью алхимического состава, который частично описан в одном из фрагментов текста. Теоретически я способен создать сыворотку, способную пробуждать к жизни мёртвую материю. Это позволило бы исцелять раненых солдат прямо во время боя.
Интересный побочный эффект: один из подопытных умер во время приёма алхимического эликсира, а когда я потянулся за простынёй, чтобы накрыть его тело, он внезапно открыл глаза! Подопытный буквально восстал из мёртвых. В настоящий момент я успешно оживил уже пятерых подопытных. По моим наблюдениям, все вернувшиеся поначалу впадают в кататонический ступор. Другой побочный эффект, к сожалению – яростная жажда убийства, которая, кажется, у вернувшихся никогда не ослабевает. Единственный способ остановить их – окончательное уничтожение мозга. Я называю их «шамблерами» – из-за того, как они передвигаются. Эксперименты нуждаются в продолжении. Как только я получу укреплённые ремни для операционного стола, проведу вивисекцию ещё одного пациента.
Зигбальд Бергер

Дата и место написания документа, к сожалению, отсутствовали. Текст прямо указывал, что автором его является некто из придворных учёных Оттона, Зигбальд Бергер, проводивший странные опыты над солдатами королевской армии. Современную терминологию – «эксперимент», «операция», «эффект», которую просто не мог использовать живущий в раннем средневековье автор – Блацкович поставил в заслугу переводчику, старавшегося, видимо, по возможности приблизить туманные алхимические или медицинские выражения к их современным аналогам… И тут его осенило: он достал из левого кармана штанов достаточно подсохшую за время его лазанья по каминным трубам тетрадь, обнаруженную в тайнике среди катакомб – и сравнил почерк: он оказался идентичным, если не считать большего наклона букв дневника, писанного явно в спешке или отчаянии! Значит, перевод выполнен тем же человеком, что оставил странный дневник, лейтмотив которого – предупредить высшее командование СС – и даже самого канцлера Третьего Райха! – об опасности, угрожающей человечеству в случае продолжения раскопок под руководством Хельги фон Шаббс… Возможно, что, практикуясь в подобных переводах, автор дневника и наткнулся на зловещие предзнаменования последствий этих раскопок, поскольку сумел извлечь из древних манускриптов больше, чем предоставил на рассмотрение оберштурмбаннфюреру?! Однако, строить предположения на почве собственных догадок Блацкович всегда считал крайне несерьёзным занятием: уж лучше пусть в его руках будет хоть один факт, но неоспоримый, нежели сотня косвенно выраженных «за» или «против»! Поэтому он предпочёл оставить в покое и слепую веру в средневековый документ, и неразлучно сопровождающий эту веру скептицизм, предпочтя остановится исключительно на анализе самих попавших к нему текстов.
Следующее послание, также сопровождённое припиской в верхней части листа: «Фрау оберштурмбаннфюрер, вот перевод письма, который Вы запрашивали», гласило:

Записка учёного короля Оттона
В этом подземелье трудно писать. У нас закончились свечи, и мне надо будет дополнить запись, когда следующий раз будем в Падерборне. На прошлой неделе я дал алхимический состав, приготовленный для меня Зигбальдом Бергером, одному из боевых зверей. До сих пор эффект, в основном, положительный. Мускулатура их стала сильнее, и вообще, ловкость существ возросла в разы. Ещё более замечательно, что эликсир, кажется, справился с проблемой разложения плоти. Это, безусловно, сделает зверей ещё более надёжными в бою. Интересный побочный эффект: звери испускают ядовитый газ зелёного цвета, который, кажется, не оказывает воздействия на людей. Впрочем, это ещё нужно исследовать. Мы ведь не хотим, чтобы наши солдаты отравились прямо на поле боя! Не уверен, что это не игра моего воображения, но, кажется, что звери стали крупнее за прошедшие несколько месяцев.
Конрад Акер

«Итак, вновь непонятная средневековая белиберда! – заключил Блацкович, на мгновение прикрывая глаза рукой. – Звери, газ, алхимия… и королевские учёные Зигбальд Бергер да Конрад Акер, экспериментирующие над людьми и какими-то боевыми тварями. Чёрт возьми, ну и компания же собралась вокруг первого императора Священной римской империи! Неудивительно, в те времена было полным-полно шарлатанов всех мастей – как, впрочем, и в наши – но вдруг кто-нибудь из них умел играть пожёстче остальных?! Вполне допустимо, что на одного, более-менее серьёзного учёного, интересы и действия которых тогда напрямую отождествляли с магическими занятиями, находилась бессчётная орава внешних подражателей; тем не менее, ведь он-то был реален, этот самый маг – и его работы находили подтверждение на деле… если верить старинным источникам. Почему бы некоему истинному мудрецу, всю жизнь просидевшему за древними фолиантами, не удалось отыскать какой-нибудь таинственный эликсир, эквивалентный тому, о котором говорится в письмах?!»
Взяв в руки третий документ, снабжённый уже примелькавшейся Блацковичу припиской: «Фрау оберштурмбаннфюрер, у меня готов переведённый для Вас текст», Агент Второй вновь принялся за чтение:

Записка учёного короля Оттона
Сегодня я стал свидетелем великой битвы при Лехфельде, когда армия короля Оттона перебила более 45 000 мадьярских захватчиков. Я всегда наслаждался танцем смерти. И всё же, я не видел ничего подобного тому, что увидел сегодня, когда король вывел на поле боя своё секретное оружие, дарованное ему Всемогущим Господом. Эти ангельские боевые звери носились по полю битвы, как священные драконы. Они хватали вражеских лошадей и разрывали их на части. Они на лету отрывали головы мадьярских солдат. Они ломали кости врагов, как хрупкие веточки. Обследовав поле боя после окончания сражения, я обнаружил, что большинство мадьяр были разорваны на части или попросту раздавлены. Но кое-что встревожило меня: на телах некоторых боевых зверей короля Оттона я заметил гноящиеся раны, хотя, кажется, никому не удалось их ранить мечом или топором. При дальнейшем осмотре выяснилось, что тела животных по неизвестным причинам разлагаются. Возможно, проклятие? Я вижу, что их плоть распадается прямо на костях, поэтому выразил свои опасения королю Оттону.
Конрад Акер

«Новые загадки тёмных веков, - подумалось Блацковичу, отложившему в сторону прочитанную бумагу. – Сколько поэтики – и никакой конкретики! Я, конечно, понимаю, что требовать от средневековой эпистолярности подлинного научно-бухгалтерского подхода – значит, требовать невозможного, и тем не менее… Ведь указано точное количество побитых на поле брани мадьяр! Ну почему бы, чёрт возьми, не сделать элементарную вещь: взять – да подробно не описать этих самых «ангельских боевых зверей»?! Уверен, что тогда документ был бы просто бесценным… Стоп! – внезапно мысль его заскользила в несколько ином направлении. – Автор письма именует странных существ не только «священными драконами», но и «секретным оружием» короля, если, конечно, это не очередной обертон переводчика; в таком случае, вполне разумно предположить, что живых существ так никто не станет называть – следовательно, речь идёт о каких-нибудь машинах, о коих мне уже доводилось читать в отрывках дневника фон Шаббс... таковых, конечно, иначе не назвать, как только «драконами»! Но, в то же время автор пишет, что плоть их – в результате какого-то проклятия – разлагалась прямо на костях; что гниение существ сопровождалось неизвестными тогдашней медицине фурункулами… Что же это за существа, помогшие королю одержать победу над врагами? Честное слово, - усмехнулся Блацкович, - будь у меня лишнее время, с радостью прослушал бы полный курс истории этого измерения: может, узнал бы хоть что-нибудь о древних сражениях с применением странной техники или невиданных для определённого промежутка времени таинственных существ!»
Понимая, что он и так чересчур задержался в тайной комнате, а время – не резиновое, американец поднёс к глазам последний документ: им оказалось продолжение дневника оберштурмбаннфюрера СС Хельги фон Шаббс, попавшее в руки суперагента. Блацкович оценил внимание автора к деталям: женщина, хоть и не страдала повышенным педантизмом, не брезговала помечать цифрами каждую из собственных записей:

Дневник Хельги фон Шаббс, запись 3
Декабрь
Боже мой, какой же снегопад на улице! В каменных коридорах древнего замка ужасно холодно. Приходится каждый день надевать толстые шерстяные носки. В них тепло, но через некоторое время ноги начинают страшно чесаться.
Сегодня вернулась к переводу дневника короля Оттона. Очень интересно. Король был убит горем из-за внезапной смерти жены, королевы Эдит. Он продолжает писать о древних фрагментах пергамента. Король приказал своим самым выдающимся учёным расшифровать их. Он ещё не знает, что в этих пергаментах, но всё же продолжает считать их даром Господним; Оттон полагает, что сам Господь приказывает ему стать Священным Императором.
Странно. Наверное, они выглядели как-то особенно, эти пергаменты. А может быть, это говорило ослепившее его горе утраты...
Как бы там ни было, я уже сходила в винный погреб. Нашла там «Бордо» 1928 года. Старожилы Вульфбурга говорят, год был очень хороший, урожайный. Пора попробовать.

«А вы, фрау оберштурмбаннфюрер, горькая пьянчужка! – мысленно прокомментировал прочитанное «Би Джей». – Что ни душевные излияния, что ни деловая запись – в тексте непременно фигурирует алкоголь! Ну да ладно, я ведь не ваш лечащий врач…»
Ему показалось странным: что личный дневник фон Шаббс делает в тайной комнате её подчинённого, Рудольфа Йегера? Вряд ли штурмбаннфюрер похитил предназначенные для неё переводы и часть воспоминаний своего прямого начальства – зачем ему это понадобилось? Да и не может быть для Хельги тайных помещений в её собственном замке, где она, по её собственным признаниям, родилась и провела детство… Странно всё это, весьма странно!
Однако, Блацкович не стал искать объяснения факту нахождения дневника фон Шаббс в комнате её заместителя: пусть подобные загадки останутся на совести самих нацистов! Ещё раз осмотревшись, он вернулся по винтовой лестнице в кабинет Йегера, где едва удержался от того, чтобы не плюнуть на висевший над камином портрет. Не опускаясь до скотского состояния, он всего лишь театрально вытянул руку с пистолетом в направлении стоявшего на столе черепа – и почти шёпотом произнёс:
- Увы, бедный Йорик! – после чего осторожно вышел из комнаты, оглядывая коридор.
Мёртвый солдат по-прежнему лежал на полу; итак, пока Блацкович отсутствовал, здесь даже не было других проверяющих! Суперсолдаты за дверью слева по коридору его мало волновали: ни один из них не мог покинуть своих электрогенераторов, чтобы преследовать шпиона по всему замку... Поэтому он неспешно двинулся по коридору дальше, мимоходом разглядывая картинную галерею и стоящие у колонн статуи.
Следующая комната оказалась закрытой на ключ; осторожно глянув в замочную скважину, Блацкович увидел часть похожего на предыдущее помещение: кровать под балдахином, стол, шкаф… и, увлёкшись подглядыванием, едва не стал жертвой собаки, лежавшей за старинным креслом у порога соседней открытой двери! К слову сказать, эта комната замыкала собой галерею: прямо за ней дальнейшее движение перекрывали решётчатые ворота, за которыми была винтовая лестница, ведущая куда-то ниже.
«Мне надо вверх, а не вниз! – подумал Блацкович, целясь из-за колонны в собаку. – Эх, знать бы хотя бы приблизительно, сколько ещё плутать по замку в поисках библиотеки!»
Прозвучал едва различимый для слуха щелчок – и лежавший на полу зверь завалился набок. Американец сделал несколько шагов, подкравшись к открытой двери – и заглянул в её проём: ничем не примечательный кабинет, почти полностью копирующий внутренним убранством любой из предшествующих: та же кровать, шкаф, рабочий стол с креслом, над которым висел какой-то средневековый пейзаж, камин… Комната отличалась от других лишь тем, что на полу её, вместо обычного ковра, лежала медвежья шкура.
Возле погасшего камина склонился офицер, внимательно изучая его внутренности; и делал он это столь тщательно, что голова его едва ли не по самые плечи ушла в жерло украшенной свастиками древней конструкции.
- Разве этот камин не должны были починить ещё на прошлой неделе? Чёрт возьми, эти кретины никогда не научатся делать свою работу вовремя! – донеслось до «Би Джея» из каминной трубы.
«Звучит весьма по-хозяйски!» – подумал Блацкович, убирая гитлеровца выстрелом с голову, когда тот, наконец, соизволил вызволить её из камина и распрямился во весь рост. Офицер упал навзничь на растянутую под его ногами медвежью шкуру, не вызвав падением ни малейшего шума. Впрочем, Блацкович и не опасался быть услышанным: помещение было таким же пустым, как и сам коридор, по которому он прошёл минутой назад. Затем добавил к своим трофеям пистолетную обойму, вытащенную из оружия убитого врага – и ещё раз огляделся.
Итак, американец достиг последнего помещения галереи, занимаемой офицерским составом замка – это он безошибочно заключал по нахождению здесь не самых последних в отношении роскоши кабинетов; да и нахождение в них двух гауптштурмфюреров подчёркивало верность такого вывода. Теперь следовало выбраться на сопредельную локацию… Блацкович намеревался вернуться в коридор, чтобы воспользоваться ключами лежавшего на его полу охранника – вероятно, ими можно открыть решётчатые ворота, однако, бросив взгляд в камин, он тут же подметил странную деталь: несмотря на то, что в нём не было дров, сквозь его заднюю стенку пробивались лучи света! Он пригнулся, легонько отодвинув тело мёртвого офицера в сторону: действительно, выложенная камнями стенка выглядела местами разрушенной, отчего тяги камину явно не хватало – видимо, именно по этому поводу так сокрушался ныне лежавший на полу хозяин кабинета. «Подумаешь, какая ерунда! – решил Блацкович, вглядываясь в трещины меж камней, сквозь которые действительно пробивался свет. – Всего лишь пара минут работы мастерком – и дело сделано… Нечего из-за подобной мелочи гонять рабочих, мой упокоенный камрад-белоручка!»
Дотронувшись до стены, разведчик понял, что её без особого труда можно развалить голыми руками – конструкция держалась почти на соплях: однако, зачем поднимать шум – неужели он не сможет аккуратно разобрать стенку по камешку?! Камин был изнутри относительно вычищенным – хозяин кабинета наверняка успел подготовить его к ремонту – поэтому диверсант, не опасаясь испачкать рук, принялся за работу. Вынимая камень за камнем, которые складывал слева от конструкции, он постепенно увеличил неожиданную лазейку до необходимого размера – и осторожно выглянул из образовавшегося прохода.
Первым, что он увидел, было сияние факела прямо над его головой – именно свет его пламени он видел сквозь образовавшиеся трещины в только что разобранной им стене камина. Блацкович оказался в коридоре, внешне напоминавшем только что покинутую через кабинет галерею: стрельчатые окна по левую сторону помещения, нацистские знамёна со свастиками, висевшие на каждой колонне, стоявшие в нишах статуи и рыцарские доспехи… Слева от него была массивная деревянная дверь, закрытая для пущей верности металлической решёткой; агент понял, что с этой стороны ему ничто не угрожает, во всяком случае – не угрожает до тех пор, покуда он не выдаст своего нового местонахождения врагу… Длинный коридор уходил направо; в конце его Блацкович увидел торс здоровенной каменной скульптуры, расположенной гораздо дальше по открывшемуся ему периметру; перезарядив оружие, разведчик ступил на неизведанную территорию, осторожно крадясь вдоль левой стены.
Не слыша ничего подозрительного впереди, ни звуков возможной погони сзади, он беспрепятственно достиг конца коридора – и от увиденного у него буквально захватило дух: подобного масштаба древнего замка он не мог представить даже во сне! Ему открылось настолько огромное помещение, какого он до сих пор не наблюдал ни в своём собственном мире, ни в этом.
Назвать его «залом» не поворачивался язык: открывшееся его взору пространство само по себе состояло из множества залов, переходов между ними, многочисленными широкими лестницами, соединяющими собой целых три этажа! Центр помещения, от пола до арочных потолков которого было не менее сотни метров, занимала огромная каменная статуя на величественном постаменте: воин с суровым лицом, опиравшийся обеими руками на длинный меч; с плеч его ниспадала мантия, а голову венчала императорская корона. «Вот он, Его Величество Оттон Первый! – нимало не сомневаясь в собственном предположении, заключил Блацкович, взирая на более, чем тридцатиметровую статую с непередаваемым изумлением. – В замке полным-полно других изваяний, но подобных размеров может быть только великий король! Время течёт – столетие за столетием – но император, окружённый со всех сторон своими каменными вассалами, по-прежнему надзирает за собственными владениями!..»
Неподдающаяся описанию древность, красота и величественность места невольно полонили Блацковича: он застыл, едва не разинув рот, перед невысоким каменным парапетом, окаймляющим собой широкую круговую веранду почти по всему помещению; глянув ниже, он увидел точно такую же мегалитическую конструкцию под собой. Мало того: над его головой нависала аналогичная… Статую короля окружала невероятная по ширине каменная лестница, расходясь ступенями в соседние залы; все три этажа соединялись между собой многочисленными переходами… Блацкович, казалось, попросту не мог двинутся с места, настолько его поразили масштабы и убранство средневековой постройки; по всему обозримому периметру помещения горели сотни факелов, несмотря на струившийся из окон дневной свет, в лучах которого танцевали пылинки… И лишь увиденное им на одной из площадок за статуей императора пулемётное гнездо, да развешанные по всему объекту кумачовые знамёна со свастиками, мгновенно вернули его к действительности.
Веранда, на которую вышел разведчик, предлагала ему выбор: он мог последовать направо или налево, прикрываясь по пути колоннами и статуями; главное, что его особенно подбодряло – он, если верить полученной раньше информации, находился на втором этаже помещения! Значит, путь к библиотеке лежал этажом выше... и этот путь желательно обнаружить с первого раза! Осматриваясь по сторонам, он понял, что, отправившись направо, выйдет к пулемётному гнезду; соответственно, окружающая площадку лестница выведет его этажом ниже… Однако, спуск никак не входил в планы диверсанта: ему необходимо пробраться наверх, а этаж, находящийся прямо над его головой, никакими видимыми переходами с его теперешним местонахождением не соединялся… «Значит, мне надо пойти налево, - предположил Блацкович, стараясь не потеряться в замысловатой старинной конструкции. – Должно ведь существовать какое-либо местечко – зал или башня, – выходящие на верхний ярус… Впрочем, в подобном помещении, где переплетаются явные и тайные проходы, сам чёрт ногу сломит!»
Положившись на обычно сопутствующую ему удачу, Агент Второй повернул налево – и стал неторопливо пробираться по веранде, прикрываясь окаймляющим её парапетом и попадающимися на его пути четырёхугольными колоннами; мягкий ковёр, по которому он следовал, прекрасно заглушал малейшие звуки его передвижения. Повернув за угол, он увидел двух солдат, стоявших перед балюстрадой метрах в двадцати он него; ребята, казалось, были настолько увлечены разговором, что назвать их охранниками можно было чисто номинально. Блацкович незаметно подкрался к ним, скрываясь за последней на участке колонной; статуя императора Оттона теперь находилась не напротив него, а аккурат справа, поэтому установленный за ней пулемёт не мог причинить ему никакого вреда. Ничем не обеспокоенные автоматчики стояли к нему спинами, видимо, созерцая через перила помещения внизу.
- Фон Шаббс? – услышал он слова нациста, стоявшего левее. – Впервые слышу это имя…
- Да ты, пожалуй, спятил! – тут же отозвался его приятель. – Хельга, как-никак, платит тебе жалование!
- Ну ладно: второй раз, - безразлично произнёс первый. – Это я к тому, что фон Шаббс – не самый известный род… Поверь мне, Зигфрид: я ведь тоже дворянин – и, в придачу, немного историк! Скажи-ка: много у неё подобных замков?
- Без понятия, - признался его собеседник. – Но я слышал от офицера Хильшера, будто Хельга говорила, что она прямой потомок Оттона Первого!
- Императора Священной римской империи?
- Вот именно! – подтвердил нацист справа.
- Господи Иисусе! – воскликнул первый, причём, по его возгласу нельзя было понять, принял ли он на веру заявление товарища или нет.
- Она вообще-то роскошная женщина! – сладострастно причмокнул губами его приятель. – Кстати, ты знаешь, что она полгода прожила в амазонских джунглях?
- Боже, да зачем ей это вообще понадобилось?
- Эх, всё дело в исследованиях древних цивилизаций южноамериканского континента! Говорят, что она крупно схлестнулась по вопросам арийской археологии с каким-то то ли берлинским, то ли венским профессором – и, чтобы доказать свою правоту наглядно, отправилась на раскопки некоего древнего поселения, расположенного у одного из многочисленных притоков Амазонки… Честно сказать, мне неведомо, кто из них в конечном итоге одержал верх в этом научном споре, но с её-то ногой прожить столько времени в джунглях, причём, в почти полнейшем одиночестве – это, согласись, настоящий подвиг!
- Моё уважение к ней только что подскочило до самых облаков! – съязвил собеседник. После короткой паузы он зевнул – и добавил. – Вот что, Зигфрид, хватит болтать! Пойду-ка я, посмотрю, что там в столовой…
- Обжора! – хихикнул товарищ, легонько хлопая его по плечу. – Ведь ты только что завтракал!
- Ну и что? – отозвался тот, пожимая плечами. – Разве тебе никто не говорил, что можно позавтракать дважды?!
- Иди уж, иди! – махнул рукой солдат. – Кстати, если не тяжело, захвати и мне чего-нибудь: яблочко или апельсинчик… Только смотри мне: не бери продуктов с офицерского стола, иначе Хильшер накажет тебя за воровство! Кстати, он сейчас там вместе с Вернером…
- Договорились! – пообещал ему собеседник – и не торопясь отправился куда-то налево по веранде.
Блацкович присел на корточки – и незаметно для оставшегося на дежурстве нациста приблизился к нему; от врага его отделяли не более двух метров. Проделанное расстояние давало ему возможность посмотреть за угол, куда только что скрылся его товарищ; ушедший солдат успел проделать путь по веранде, которая заканчивалась двумя возможными направлениями: прямо по ходу движения охранника находилась решётчатая металлическая дверь, за которой можно было без особого труда рассмотреть винтовую лестницу наверх – и открытый вход в помещение налево, куда дверь отсутствовала вообще. Судя по движению идущего по веранде автоматчика, он направлялся именно налево: нацист уверенно держался левой стороны веранды, к тому же, присмотревшись, Блацкович увидел висящий на двери перед лестницей старинный замок. «Вряд ли вход в обыкновенную столовую охраняется с подобными предосторожностями! – подумал агент, мгновенно оценивая обстановку. – Следовательно, камрад сейчас повернёт налево – и кто знает, сколько в помещении врагов, могущих увидеть вошедшего прежде, чем я устраню этого, по выражению его собеседника, обжору!..»
Итак, медлить было нельзя: счёт игры шёл буквально на мгновения. Блацкович вытянул руку с оружием – и легонько надавил на курок; краем глаза отметив, что его противник сползает по стене, он тут же перевёл дуло пистолета на оставшегося, до сих пор неподвижно стоявшего перед ним врага – и повторил предыдущее действие. Нацист ойкнул – и повалился на пол; чтобы его тело случайно не стало обнаружено кем-нибудь с верхнего этажа, американец оттащил труп вглубь веранды, спрятав его за скамейкой возле колонны. Осторожно выглянув вниз через балюстраду, он убедился, что пулемётное гнездо по-прежнему не представляет для него угрозы – хотя бы ввиду отсутствия в нём обслуживающего оружие персонала – и вернулся за угол, где, перед освещённым двумя факелами входом, лежал второй неприятель, упокоенный его первым выстрелом.
Разведчик, перешагнув через него, осторожно выглянул из-за угла: да, он не ошибся, рационально предположив, что гитлеровец шёл именно налево – глазам его предстала огромная трапезная, назвать которую «столовой» даже язык не поворачивался! Прямо за входом, поддерживаемый более, чем десятком здоровенных колонн, над головой Блацковича располагался второй ярус помещения, окружающий пиршественный зал с трёх сторон; по бокам от центрального пространства зала, занятого длинным, широким столом, который вдоль которого располагалось не менее двадцати старинных кресел, расходились – прямо как в случае с кухней – два хорошо освещённых коридора, из которых наверняка можно было подняться наверх… тем более, что никаких лестниц с того места, где ныне находился диверсант, не просматривалось – не позволял угол обзора. Противоположную стену трапезной занимал огромный, пылающий камин; с высокого потолка свисали горящие люстры, уставленные сотнями свечей; по углам помещения были расставлены пьедесталы с рыцарскими доспехами, статуями доблестных воителей и святых – и если бы не нацистская символика, уже до боли намозолившая глаза «Би Джея», он решил бы, что попал в какой-нибудь исторический музей Европы… а может, прямиком в мрачное, но романтическое Средневековье?!
От входа до камина через зал было больше двадцати метров; и только Блацкович решил сделать первый шаг в трапезную, как, подавшись из-за колонны, увидел с правой стороны камина первого врага: это был автоматчик, которого он едва не прохлопал, так как нахождение нациста на участке до той поры успешно прикрывала одна из имевшихся в помещении статуй. Солдат стоял в небольшом полукруглом закутке перед окном; точно такое же было расположено с другой от камина стороны. Американец прицелился – и тот, получив пулю в голову, упал на ковёр, скрывшись из глаз за углом возвышающегося над ним пьедестала с рыцарскими доспехами. «Это хорошо, что Хельга распорядилась не нарушать старинной обстановки замка, - подумал Блацкович, выбирая при этом, по какому из коридоров пройти наверх. – Мягкие ковры, бесспорно, значительно облегчают мне работу: они полностью заглушают любые звуки – что моего движения, что падающих на них нацистов!.. Филен данк, фрау оберштурмбаннфюрер!»
Разведчик обратил внимание, что по структуре пиршественный зал весьма напоминал собой кухню: довольно открытое помещение по центру пространства, те же два огибающих его коридора… Существенная разница была в том, что, будучи в кухне, он находился буквально под потолком объекта, откуда мог видеть практически любую его точку. Здесь же дело обстояло иначе: он не мог знать, что в данное время происходит над его головой, на втором ярусе помещения… К тому же, помня о словах убитых на веранде нацистов, он во все глаза пытался высмотреть, где на периметре могут находиться упомянутые ими офицеры. Конечно, местонахождение последних особенно беспокоило диверсанта: этих ребят всегда нужно ликвидировать раньше остальных, иначе не оберёшься неприятностей! В конце концов, ведь не все двери на этаже заперты старинными замками – по сигналу тревоги, поднятой офицерами, в зал наверняка сбежится столько солдат, что мало не покажется… Тем не менее, делать было нечего – кроме того, что приходилось действовать вслепую.
Выбрав для движения левый коридор, Блацкович, миновав две колонны, проследовал за поворот, откуда ему открылся частичный вид на второй ярус пиршественного зала: укрываясь за простенками длинной арочной конструкции, он сумел рассмотреть ещё одного солдата-автоматчика, мерно вышагивающего вдоль каменных перил: гитлеровец смотрел перед собой, совершенно не интересуясь тем, что происходит ярусом ниже. Кстати, как отметил про себя Блацкович, эсэсовец никак не мог увидеть труп товарища внизу, даже если перегнулся бы через каменный парапет… Глаза его по-прежнему высматривали офицеров, о нахождении которых на участке он был заблаговременно предупреждён.
И удача вскоре улыбнулась ему: стоило американцу пересечь коридор, как он, оставив трапезный стол за спиной, оказался справа от камина, где обнаружил невысокую – всего в пять ступеней – каменную лестницу, ведущую наверх; не успел он сделать по ней и шага, как в противоположном конце узкого помещения, огибавшего камин, он едва не наткнулся на вышедшего ему навстречу офицера! Тот держал в руках газету, читая прямо на ходу; поэтому, подняв глаза на выросшего перед ним будто из-под земли Блацковича, он даже не смог по-настоящему удивиться: сил его хватило лишь на то, чтобы непонимающе открыть рот и выпучиться на незнакомца. Реакция агента была, как всегда, молниеносной: он вскинул пистолет – и офицер, одновременно теряя фуражку с головы и газету из рук, повалился, ударившись о стену, едва ли не в объятия Блацковича. Аккуратно положив тело на пол, разведчик разоружил покойника – и бесшумно поднялся по лестнице, откуда ему открылась возможность очередного выбора: вниз – или наверх? Однако, диверсант превосходно понимал: раз он обогнул камин и вышел с другой стороны пиршественного зала, то вряд ли для него представляет хоть какой-нибудь интерес оставшийся коридор; тем более, что прямо над ним должен прогуливаться автоматчик! Да и другого офицера надо обнаружить – и, соответственно, нейтрализовать! – как можно скорее… Итак, он решил следовать наверх, поднимаясь по следующей узкой лестнице.
Присев на корточки, он преодолел недлинный путь, осторожно поднимая голову над последней ступенью: теперь он мог превосходно видеть панораму почти всего яруса над трапезной. Длинная веранда, огибающая пиршественный зал и под которой он появился в самом начале локации, заканчивалась выходом в противоположном конце арочной анфилады, подобно нижним помещениям уставленной пьедесталами со статуями средневековых героев. Прямо по курсу от Блацковича удалялся автоматчик; и подлинным везением было то, что американец увидел, наконец, второго офицера: тот стоял неподалёку от выхода с веранды, любуясь какой-то картиной на стене; в руке его дымилась сигарета. Других противников он не заметил; впрочем, тех могли скрывать несколько колонн и ещё одна здоровенная статуя над входом в нижний зал. Наличие врагов на локации следовало установить – и, по возможности, не теряя на это слишком много времени.
Тем не менее, Агент Второй облегчённо вздохнул: основная цель – офицер – была у него на прицеле, поэтому он не стал тянуть кота за хвост. Лёгкое, едва ощутимое давление указательного пальца на курок; бесшумный выстрел – и супостат, находящийся через зал на другом конце веранды, рухнул на пол за каменную балюстраду, не привлекая ничьего внимания. Блацкович перевёл взгляд на оставшегося перед ним врага, успевшего проделать путь почти до поворота – и столь же просто разделался с ним. После этого он осторожно поднял голову над перилами, поочерёдно осматривая оба яруса.
Внизу всё было спокойно; то же можно было сказать и о веранде, опоясывающей трапезную. Блацкович слегка приподнялся, заскочив за ближайшую колонну, откуда ещё раз проверил территорию. Действительно, вокруг не было ни души… Тогда он, придерживаясь стен, обошёл всю веранду, попутно восхищаясь убранством пиршественного зала со второго яруса; да и последний, кстати говоря, ничуть ему в том не уступал: столько картин, столько статуй!.. Не будь он сейчас на задании, то попросту рисковал бы застрять в этом месте на долгие часы, любуясь великолепной европейской живописью, однако… Долг, воинский и дружеский долг неизменно заставлял его следовать дальше.
Обыскав труп офицера, он совершил небольшую ревизию имевшихся в наличии боеприпасов: итак, если он будет использовать исключительно бесшумный пистолет, то сможет положить больше полусотни противников! «Ладно, пора подниматься выше – и отыскивать эту самую библиотеку, через которую можно попасть в анатомический театр, - подумал он, следуя к выходу с веранды. – Чёрт, знать бы только, где Уэсли и как он себя чувствует! Давай, давай, Билли Бой, вперёд – и без каких-либо задержек! Просто думай о том, что Ричард находится за следующим поворотом – и не останавливайся!»
К сожалению, именно очередной поворот принёс Блацковичу полное разочарование: дверь, находящаяся в конце коридора, была не только заперта, но даже завалена ящиками, в чём американец убедился минутой позже, попытавшись растащить их в стороны. Увы, долгожданного выхода не было, приходилось разыскивать новый…
Однако, как он запомнил со времён ещё когда-то посещаемой воскресной школы, нет худа без добра: неподалёку от двери, он обнаружил в стене технический люк, через который попал в тёмное, узкое помещение: действительно, в нём была такая темень, что суперагенту пришлось вернуть в коридор и воспользоваться одним из настенных факелов. «Чёрт побери! – ругался он про себя, вспоминая минувшие дни. – В далёком сорок четвёртом году мне и в голову не пришло бы подсвечивать себе дорогу факелом или фонариком – потому, что в моём распоряжении был замечательный тулеанский медальон, позволявший видеть в кромешной темноте! Как же давно это было, а? Даже самому не всегда верится, что подобное могло произойти наяву…»
Осмотрев каморку, служившую, вероятно, подсобным помещением для трубочистов и уборщиков, поскольку Блацковичу под ноги неизменно попадались всевозможные щётки, мётлы да лопаты для угля, он обнаружил дверь, которая вывела его в коридор, который он миновал до своего появления на втором ярусе пиршественного зала. Раз уж ему вторично пришлось оказаться в трапезной, он направился к длинному столу – и положил в карман четверть буханки хлеба и нарезанную колбасу с блюдечка: мало ли, когда ему в следующий раз придётся поесть… Сунув в рот ломтик сыра, он вернулся в каморку, обдумывая новые возможности проникновения на следующий этаж замка «Вольфенштайн», когда при свете факела сделал очередное, внезапное открытие: узкая металлическая лесенка, которой он сперва даже не заметил, поднималась по противоположной стене помещения куда-то выше. Блацкович поднял факел над головой – будто бы печная труба… но ведь тут нет никакой печи! Было бы разумно устроить подобный закуток за камином, где ему самое место, но – здесь?! Как бы то ни было, он решил проверить, куда его выведет случайно обнаруженный лаз – и Блацкович обеими руками вцепился в лестницу.
Поднявшись метров на пять-шесть, он заметил над головой проблеск света. «Интересно, куда судьба кинет меня на сей раз?» – предположил американец, не сбавляя, однако, темпов подъёма. Ещё мгновение – и он очутился перед проломом в стене, откуда просматривался ранее виденный им центральный зал, как он мысленно назвал это помещение: справа от него возвышалась статуя императора Оттона, частично скрываемая ближайшей колонной; направо и налево – расходилась веранда, опоясывающая огромное помещение… Потушив факел – ведь он не нуждался во внезапном пожаре, который, несомненно, привлечёт внимание нацистов – Блацкович высунулся наружу: и едва не хлопнул в ладоши! Он находился на веранде последнего этажа центрального зала – следовательно, проник на заветный уровень! Да, под ним находилось то самое пулемётное гнездо – это он сразу увидел, легонько выдавшись над перилами; то есть, благодаря совершенной случайности, он миновал закрытый проход на винтовую лестницу, поднявшись к нужному месту по узкому лазу! Он не стал задаваться вопросами, почему стена веранды разрушена – может, её починкой как раз собирались заняться рабочие, равно как и камином мёрзнувшего офицера – главное, что он вышел на верхний этаж и, несомненно, в скором времени отыщет библиотеку замка!
Впрочем, едва осмотрев нижние помещения под верандой, он не упустил из виду, что пулемётное гнездо больше не пустовало: за смертоносной установкой находились двое солдат – и, как подметил Блацкович, они с беспокойством озирались по сторонам. Также от его взгляда не ускользнуло, что на веранде над ними затаились ещё два нациста – американец без труда различил в их фигурах тёмно-коричневых ребят с «Бомбеншуссами», а ещё один снайпер – в чёрном комбинезоне – расположился на площадке напротив.
Итак, видимо, что-то всё же переполошило гитлеровцев: то ли его продвижение, то ли новые приказы Рудольфа Йегера… или даже самой владелицы замка «Вольфенштайн»! Впрочем, если рассуждения одного из незадолго до этого ликвидированных Блацковичем нацистов верны, тот ни за что не сообщит Хельге о бегстве заключённого из тюрьмы, находящейся под его ответственностью… «Это не лишено логики, - подумалось ему. – Если бы я опростоволосился, подобно Йегеру, то вряд стал бы сообщать об этом руководству… А вот когда вернул бы заключённого в «каменный мешок», то вполне мог бы рапортовать начальству о неудачной попытке последнего, что, косвенным образом, поднимало бы мои собственные заслуги…»
Тем не менее, сейчас следовало подумать о другом: если он попробует по-пластунски проползти по полу веранды, то – разведчик был в этом уверен на сто процентов – он останется вполне недосягаемым для пулемёта, однако, трое снайперов ни за что не оставят его в покое, более того: у них имеется реальный шанс, как минимум, задеть его даже распростёртым на полу конструкции! Следовательно, без боя дальше не пройти – а раз так, то самое время к нему подготовиться… Тем более, что враги, судя по всему, ничего не ведают о его теперешнем местонахождении.
Лишь одно мгновение «Би Джей» колебался: пистолет или снайперская винтовка? Секундой позже он выбрал первое: лучше полная тишина, чем почти... Он легонько высунулся из-за колонны – и совершил четыре моментальных выстрела, чтобы положить обоих врагов с ближайшей площадки наверняка. Атака прошла как нельзя лучше: оба снайпера попадали друг на друга, причём пулемётчики снизу даже не заметили случившегося. К сожалению, неприятель на противоположной веранде был более бдительным – и немедленно вскинул винтовку в сторону Блацковича. Однако, американец был стремительнее – и также скосил врага двумя выстрелами, прежде чем тот прицелился и спустил курок. Трупы трёх снайперов валялись на площадках, откуда находившиеся за пулемётом солдаты не могли их видеть; диверсант, переведя дух, пригнулся – и, решив не пока не трогать оставшихся эсэсовцев, короткими перебежками между колонн веранды достиг поворота налево.
Глазам его открылась лестница, преодолев которую, он осмотрелся по сторонам: теперь он находился почти под самым потолком зала, откуда мог видеть все три этажа огромного сооружения. Спрятавшись за парапетом, он ещё раз глянул на стоявших у пулемёта солдат: нет, не мог он просто так уйти, позволив им и дальше творить безнаказанное зло в этом несчастном мире! К тому же, вспомнилось ему, он дал себе слово: не оставить в живых ни одного встретившегося ему на пути гитлеровца… Прицелившись с невероятной дистанции, он хлопнул нацистов одного за другим – и лишь после этого почувствовал себя удовлетворённым… К тому же – кто знает? – вполне возможно, что любой из них мог убить при новой встрече его самого!
Вернувшись по веранде обратно, он вновь наткнулся на две запертые двери; примечательным было то, что на одной из них красовалась надпись: «Библиотека»! Блацкович, не зная, как попасть на объект, внимательно осматривал периметр: может, туда имеется какая-нибудь другая лазейка? Увы, ничего подходящего на веранде не было: только ящики, составленные возле балюстрады… Ему вновь пришлось спуститься к повороту – и здесь его ожидало очередное подтверждение недавно пришедшей на память максимы «нет худа без добра».
В стене, почти в точке её соприкосновения со ступенями лестницы, Блацкович внезапно обнаружил два узеньких лаза, закрытых решёткой; приблизившись и примкнув к ближайшему из них лицом, он убедился, что сквозь него вполне можно попасть в желанное помещение: глазам его открылись высокие стеллажи с книгами, меж которых простирались красные мягкие ковры. Увидев заветную картину, он больше ни о чём не задумывался: достал трубу, аккуратно поддел низ решётки – и бесшумно вполз в помещение, не забыв опустить её за собой; мгновением позже он стоял за высоченным – до самого потолка – книжным шкафом, надёжно прикрывавшего его фигуру от возможных неприятелей.
Не выдвигаясь из укрытия, он внимательно исследовал помещение: библиотека занимала не один, а два этажа, причём, сквозь деревянные перила верхнего уровня книгохранилища он тут же увидел голову в фуражке, поверх которой проходили провода наушников – опять эти чёртовы офицеры! Впрочем, разве без них могло обойтись столь важное стратегически место: если отсюда имеется проход в анатомический театр, соответственно, подходы к нему будут защищаться особенно надёжно! С другой стороны, подобные рассуждения лишь придали Блацковичу сил и решимости, подстёгивая его к немедленным действиям: раз он здесь, а ужасное логово Йегера располагается где-то в непосредственной близости, значит, друг Уэсли тоже рядом! Осталось выяснить, где именно – и вытащить его из передряги. А затем – вернуться с ним в Падерборн и найти Кесслера.
Он сжал в руке пистолет – и переместился за следующий стеллаж; из-за его угла он увидел автоматчика, прохаживающегося метрах в десяти от него по ковровой дорожке в дальнем конце зала. Поскольку в его секторе врагов больше не было, американец поднял оружие – и нацист отправился на тот свет, растянувшись у основания стеллажа, помеченного буквой «H». «Би Джей», совершив бесшумное убийство, последовал дальше, оказавшись у лестницы наверх; мгновение помедлив, он едва ли не на четвереньках взобрался выше – и скрылся за ближайшим шкафом у стены помещения. Сделано это было как нельзя вовремя, поскольку с противоположного конца зала раздался гневный окрик:
- Эй, Герман! Я же предупреждал тебя – не кури здесь! Оберштурмбаннфюрер тебе голову оторвёт… и мне, кстати, также, поскольку я не в состоянии присматривать за подчинёнными!
- Да не курю я! – ответил грубый голос, судя по громкости, не столь далеко от Блацковича.
- Правда? – вновь раздалось из-за шкафов. – Почему же я чувствую запах табака? Если оберштурмбаннфюрер узнает, что её библиотеку превратили в курильню, нам всем не поздоровится! К тому же сам герр Йегер за стеной… Ты хочешь получить лишние сутки внеурочного дежурства – или даже лишиться отпуска?!
- Вот что, герр офицер! – было ответом. – Я вполне готов понести наказание за совершённые во время службы проступки. Но отвечать за деяния, которых я вовсе не совершал – уж увольте!
- Ладно, - успокоенным тоном произнёс «герр офицер», местонахождение которого Блацкович пока не смог вычислить. – Значит, мне просто показалось… Наверное, всё эти проклятые факелы! Чёрт, неужели командующий сама не опасается, что рано или поздно в библиотеке – из-за её собственного вольного обращения с открытым огнём – может вспыхнуть пожар?
Из подслушанного разговора стало ясно: Ричард совсем близко, если «герр Йегер за стеной»… Не откладывая встречу с другом в долгий ящик, Блацкович, обогнув пару стеллажей, прокрался по коридору: метрах в двадцати от него, возле какого-то портрета на стене, маячил охранник в тёмно-коричневом комбинезоне, вооружённый «Бомбеншуссом», а рядом с открытой полукруглой дверью, ведущей из зала на веранду, застыл автоматчик. Увы, американец нигде не видел офицера, минуту назад критиковавшего своего подчинённого за безрассудное курение… «Ладно, - решил агент, - сперва устраню этих двух ребят, а после займусь поисками их начальства… Главное, чтобы всё обошлось без шума!»
Выждав секунд тридцать, когда снайпер отойдёт от сослуживца на приличное расстояние, Блацкович прицелился в автоматчика, который мгновением позже покачнулся, получив пулю – и замертво рухнул на ковёр. Разведчик, не теряя времени, переместился по коридору в его сторону, попутно осматриваясь по сторонам: теперь он увидел другую лестницу на нижний этаж, по которой неторопливо спускался снайпер. Подождав, пока неприятель ступит на мягкий ковёр, оказавшись на нижней площадке, диверсант выстрелил; тёмно-коричневый покачнулся, роняя из рук оружие – и ткнулся лицом в пол.
Чтобы разведать обстановку, а заодно получше узнать планировку помещения, Агент Второй спустился за ним следом; перешагнув через покойного, он устроился между шкафов у стены, изучая периметр. Отсюда был виден тот самый лаз, по которому он проник в библиотеку; получалось, что американец сделал круг, обойдя первый – и частично второй – этаж старинного книгохранилища. Сделав небольшую пробежку по соседнему коридору, он оказался у лестницы, по которой недавно поднимался: итак, нижний ярус библиотеки свободен от противников – следовательно, офицеров надо искать наверху.
Стоило ему подумать об этом, как он тут же увидел одного из них: тот стоял почти над головой Блацковича, опираясь на резные перила, почти по центру второго этажа. Как он при этом не заметил неуловимого шпиона, для последнего осталось неразрешимой загадкой: казалось, что нацист пялится прямо на него – и… по-прежнему неподвижно стоит на месте, будто ничего не происходит! Что же, «Би Джей» не был увлечён перспективой разбираться в случившемся: вместо этого он поднял оружие – и офицер мягко осел на пол, роняя с головы фуражку. Взбежать по ступеням было для Блацковича делом нескольких секунд – и он оказался рядом с телом, которое немедленно оттащил за ближайший шкаф, поскольку тот развалился на ковре уж больно неудобно и слишком заметно… С новой позиции он смог увидеть противоположную стену второго яруса – а увидев её, ему до чёртиков захотелось рассмотреть конструкцию поближе.
Пробравшись мимо стеллажей по сопредельному коридору, Блацкович оказался в полукруглой нише, всю стену которой украшал собой портрет императора Оттона Великого. Сомневаться в том у любопытного американца не было ни малейших оснований: золотая корона на голове, ниспадавшая с плеч пурпурная мантия, обоюдоострый меч в правой руке; левая сжимала нечто похожее на скипетр. Перед портретом располагался маленький алтарь, на котором находилось странное маленькое устройство яйцеобразной формы, установленное на низком постаменте; приглядевшись к механизму, Блацкович обнаружил на нём замочную скважину. Значит, его можно открыть, если удастся заполучить к нему ключ… Однако, перед тем, как разгадывать тайны старинного замка, суперагент решил избавиться от оставшихся на локации неприятелей. В том, что они непременно должны быть здесь, он был уверен: офицеры неизменно дежурили по двое на каждом из особо охраняемых участков. Необходимо отыскать второго, а после заниматься древними секретами.
Прикрываясь книжными шкафами и расставленными по периметру яруса передвижными этажерками, Блацкович подкрался к распахнутой двери, выходящей на веранду: он ещё раньше заметил сквозь неё куполообразный потолок центрального зала, по трём этажам которого он совершил длительное путешествие, отыскивая библиотеку Хельги фон Шаббс. Поднявшись по трём ступеням, он на мгновение замер: справа от выхода наружу, он заметил висящую на стене картину с изображённым на ней тем самым старинным механизмом, установленном на алтаре перед нишей с портретом Оттона Первого; прямо под ней стоял ящик с застеклённой крышкой, под которой стояли три совершенно одинаковые деревянные шкатулки, расписанные непонятными письменами. Внимание Блацковича было привлечено именно центральной из них, поскольку она была открытой, а на её внутренней бархатной подушечке лежал небольшой ключ. Разведчику не потребовалось и мгновения, чтобы логически увязать воедино висевшую над ящиком картину и лежавший в шкатулке ключ: вряд ли в подобном сочетании был какой-то иной смысл – кроме того, что этим ключом следует открыть установленный на алтаре механизм! Поэтому он быстренько приподнял стеклянную крышку ящика – и достал из шкатулки искомый предмет.
- Ключик, - шёпотом произнёс Блацкович, рассматривая его замысловатую бородку; на рее ключа имелась мелкая, нечитаемая надпись. – Пусть не золотой, но наверняка отпирает что-нибудь полезное… Например, алтарное устройство, к которому я вернусь чуть позже…
Положив найденный предмет в карман штанов, Агент Второй проследовал за дверь, действительно оказавшись под самым потолком центрального зала замка «Вольфенштайн». Библиотечная веранда, уходившая налево к очередному проходу без дверей – охраняемого, кстати говоря, двумя нацистами, – была ярко освещена факелами, несмотря на дневной свет, струившийся сквозь окна зала; сюда он почти не попадал, ввиду самого расположения окон: те находились слишком низко и на довольно далёком расстоянии от веранды. Осторожно перегнувшись через каменные перила, Блацкович увидел под собой верхний этаж конструкции, по которому он ранее блуждал в поисках входа в книгохранилище; словом, если не лаз в полу, ему пришлось бы как следует попотеть, чтобы проникнуть в библиотеку!
Веранда была почти сплошь и рядом уставлена ящиками, которые оказали разведчику неоценимую услугу: благодаря им, он смог незаметно приблизится к двум солдатам, вооружённым автоматами, стоявшим непосредственно рядом с выходом; поскольку они не говорили о чём-нибудь достойном внимания, а поочерёдно рассказывали анекдоты, Блацкович прервал их занятие двумя меткими выстрелами, отправив обоих молодцев в иное измерение; парни попадали на ступени лестницы, ведущей в смежное помещение – и диверсант, совершив короткую перебежку, на мгновение замер перед спуском в новый сектор.
Пройдя по лестничному тоннелю, он очутился в небольшом помещении, центр которого занимала широкая колонна, с его стороны задрапированная нацистским знаменем со свастикой; справа и слева от неё располагались двойные металлические ворота, к счастью, распахнутые настежь; Блацкович решил воспользоваться правыми – и крадучись проник за угол, где – о, фортуна! – увидел второго офицера, сидевшего на старинного фасона кресле возле открытого прохода куда-то дальше. Реакция Блацковича не оставила последнему ни единого шанса: тот успел лишь вскочить на ноги, однако пущенная пистолетом разведчика пуля немедленно вернула его в прежнее положение: нацист захрипел, хватаясь руками за простреленное горло – и рухнул на сиденье кресла. Американец, забрав боеприпас убитого, проследовал по тоннелю, который, совершенно не петляя, вывел его к закрытой металлической двери, открывавшейся вверх.
Итак, Блацковичу, избавившемуся от последнего неприятеля, оставалось вернуться к алтарю перед нишей с портретом короля – и попытать удачу, воспользовавшись старинным ключом. Пройдясь по веранде обратно, он вышел в библиотечный зал: в помещении ничего не изменилось, даже сапоги убитого им прежде офицера безмятежно торчали из простенка за книжным шкафом… Подойдя к алтарю, Блацкович осторожно сунул ключ в замочную скважину яйцеобразного механизма – и трижды повернул его вправо.
Следствием этого стал громкий скрежет, возникший где-то за нишей – и стена с портретом короля, оказавшаяся входом в тайное помещение, повернулась на девяносто градусов; видимо, каменная глыба – от прикосновения ключа – могла свободно вращаться вокруг собственной оси на встроенном в потолке и полу арки стержне.
- Да, сюрпризов тут хватает! – вновь прошептал американец, входя в тайную дверь. – Знать, замок «Вольфенштайн» – в любом из миров – продолжает трепетно оберегать свои страшные тайны!
Комната оказалась очень маленькой: для её прекрасного освещения вполне хватало единственной электрической лампы под низким потолком; тем не менее, на столе – напротив входа – горели две толстые чёрные свечи, что наводило на мысль: кто-то был здесь, причём, совсем недавно… Помещение почти ничем не отличалось от тайного кабинета под апартаментами Рудольфа Йегера: те же шкафы с книгами и манускриптами; коллекция человеческих черепов, устроенная на верхней полке этажерки слева от стола; правую стену занимал большой портрет женщины в средневековой одежде. Блацкович приблизился, читая надпись внизу изображения: «Королева Эдит». Единственное явное отличие комнатки от тайного убежища штурмбаннфюрера было в том, что на столе, помимо нескольких бумаг, стоял вполне современный катушечный магнитофон. Решив оставить его так сказать, на закуску, агент придвинул к себе документы на столе, читая их друг за другом в произвольном порядке.
Первым из них оказался дневник оберштурмбаннфюрера, вернее, отрывок из него; тем не менее, Блацкович отнёсся к – пусть и небольшому – тексту с достаточной серьёзностью:

Дневник Хельги фон Шаббс, запись 4
Декабрь
Хочу записать несколько важных мыслей.
Я чувствую, что теперь уже хорошо знаю короля Оттона. Мой дорогой предок! Его борьба – словно отражение борьбы нашего любимого вождя, Адольфа Гитлера. Как и Гитлеру, ему нужны были силы, чтобы создать для своего народа лучший мир. И власти он жаждал не ради тщеславия, а ради единственной, прекрасной идеи, которую, возможно, внушил ему Бог. Оттон понимал, что власть – такой же инструмент, как кисть художника.
А ещё он понимал, что королевской власти недостаточно для реализации этой великой идеи. Это найденные им пергаменты дали ему возможность использовать своё предназначение, сделав его императором Священной римской империи. Благодаря пергаментам, он смог создать боевые машины, вселяющие ужас в его врагов. Он смог разработать поразительную технологию, подобно которой история не знала ни до, ни после. Тайную технологию, которая до сего дня кажется нам настоящим чудом и обладание которой значительно приблизило бы полное торжество арийской расы.
Есть лишь одно различие: там, где потерпел поражение король Оттон, мы одержим победу.
Думаю, именно этого хотел бы для меня отец.

«Интересно, интересно! – Блацкович перевернул лист бумаги, однако другая его сторона оказалась чистой. – О каких конкретно боевых машинах она пишет? Если эти аппараты прямо связаны с рассуждениями археолога Винклера, предполагающего использовать в машинах предсказанный доктором Эйнштейном принцип вынужденного излучения, тогда дела союзников плохи: получи нацисты подобное оружие, которое некоторые физики именуют «лазерным излучателем» – и война будет проиграна… Возможно, это оружие окажется куда более разрушительным, нежели атомная бомба, созданная нашими учёными около года тому назад! Дьявол, неужели подобные технические теории, равно как указания к их использованию, могут находится на страницах древних пергаментов?!»
Агент Второй отложил документ, взяв в руки следующий. Им оказался вырванный из записной книжки лист в клетку, сложенный вдвое; Блацкович едва не пропустил его среди других бумаг на столе, благодаря его незначительным размерам. Текст, выполненный изящным почерком фрау оберштурмбаннфюрера, был таковым:

Записка Хельги фон Шаббс
Беседа с пациентом С-12 – Гербертом Бауманном – дала мне очень мало. Пациент утверждает, что у него были видения, в которых горящие люди бродили по улицам Вульфбурга. Видения у этого человека появились сразу после того, как мы начали раскопки. Пациент – еврей, однако, я пока оставлю его в живых: на тот случай, если его видения проявятся более конкретно.

«Немного информации, - заключил американец, перечитывая записку повторно. – Видения, что и говорить, бывают у любого человека; что же можно думать о состоянии того из них, кого сама Хельга именует «пациентом»?! Горящие люди на улицах Вульфбурга? Чёрт возьми, надо будет при встрече спросить об этом Кесслера: не видел ли он таких из окна своей пивнушки?! – улыбнулся Блацкович. – Впрочем, если это как-то связано с таинственными раскопками за городским кладбищем, над которыми фон Шаббс просто трясётся, пытаясь – в прямом смысле слова – докопаться до наследия своего средневекового предка… Кто знает?»
Последний документ оказался наиболее длинным и столь же загадочным по изложению; в его верхнем правом углу имелась приписка:

Фрау оберштурмбаннфюрер!
Мы обнаружили письмо, датируемое Х веком и написанное на двух языках – новоперсидском и древнесредненемецком. Автор – некто персидский учёный, по имени аль-Бируни. Я подготовил Вам перевод этого крайне занимательного документа, но, зная, что Вы владеете многими языками, прилагаю также его оригинальный текст.
Готфрид

«Уж не тот ли Готфрид Винклер, которого я только что вспоминал, является автором перевода?» – предположил Блацкович. Итак, далее следовало непосредственно содержание письма, выполненное тем же почерком:

Письмо аль-Бируни
Его Величеству королю Оттону!
Дорогой друг, я пишу Вам по поводу продолжения работ по утолщению цепей, изготовление которых Вы нам поручили. Я пересмотрел свои расчёты. Раньше я исходил из предположения, что на цепи будет оказываться постоянное равномерное давление, как в случае с большими подъёмными мостами или тяжёлым горнопроходческим оборудованием. Новые параметры, которые я Вам высылаю, рассчитаны в соответствии с дополнительными указаниями, которыми снабдил меня Ваш полководец Афзуд. Он потребовал переделать цепи таким образом, чтобы они смогли выдержать спонтанные рывки в триста лошадиных сил.
Мои подчинённые пребывают в недоумении и настаивают на том, что столь большие цепи попросту негде и незачем использовать. Я велел им придержать язык, если они не хотят вообще лишиться работы; однако, признаюсь, я и сам не могу взять в толк, для чего Вам понадобились столь монструозное устройство? Что на земле может обладать такой силой, чтобы потребовались цепи, способные одновременно сдержать триста лошадей? Кого, во имя Всевышнего, Вы хотите столь надёжно сковать ими?
Если Вы, Ваше Величество, не желаете раскрывать мне эту тайну, я понимаю Вас и уважаю Ваше решение. Но, быть может, Вы могли бы поделиться со своим старым другом хотя бы одним-единственным намёком?
Ваш друг,
главный инженер Абу Райхан аль-Бируни

«А вот это уже кое-что! – подумал Блацкович, внимательно перечитывая вторую часть древнего послания. – Хоть предназначение заказа короля довольно туманно, зато имеются конкретные пометки самого производителя: стальные цепи, способные вынести невероятную по тем временам нагрузку в триста лошадиных сил… Действительно, для чего может служить подобная конструкция? Автор предполагает, что для удержания чего-то – вернее, кого-то – весьма внушительного… Кого же задумал подчинить себе император? Ведь речь-то идёт об удержании, другими словами – о подчинении!.. Ладно, - он задумчиво повертел письмо в руках. – Разберёмся и с этим неизвестным…»
Оставалась магнитофонная запись, которая, судя по остановленной бобине, не должна была занимать много места; это Блацкович заключил по совершенно нетронутой и куда большей части катушки с плёнкой – видимо, запись неоднократно прослушивали с самого начала до очевидного на её катушке конца. Тем не менее, он проверил себя, промотав катушку на десяток метров вперёд – и нажал рычажок воспроизведения: тишина… Тогда он смело отмотал бобину к самому началу – и, присев на край стола, услышал приятный женский голос:

- Плёнка номер восемь, Вульфбург. Интервьюер – Хельга фон Шаббс. Интервьюируемый – пациент номер Б шесть, Рудольф Троммлер, сапожник. Страдает от депрессии, галлюцинаций, ночного энуреза.
Затем послышался звук щелчка – видимо, плёнка была преднамеренно остановлена – после чего запись возобновилась:
- Итак, скажите, герр Троммлер, - мягко произнёс женский голос. – Вам нравится тачать сапоги?
- Да, госпожа! – немедленно ответил мужской; судя по интонации и дикции, он принадлежал человеку лет шестидесяти или больше. К тому же, у него была резкая одышка – если, конечно, это не было проявлением страха перед владелицей ужасного замка «Вольфенштайн». – Очень! Это всё, что я умею делать...
- Ваш отец был сапожником? – участливо поинтересовалась женщина.
- Да, милостивая госпожа, сапожником…
- А других желаний у вас не было?
- Нет, - выдохнул мужчина. И тут же поправился. – То есть, да, конечно. Ещё с детства...
- И какие? – голос Хельги фон Шаббс был совершенно непринуждённым. 
- Я хотел рисовать…
- А-а-а, стать художником? – замурлыкала женщина. – Вам нравится моя коллекция?
- О да! – нотки страха зазвучали в голосе допрашиваемого куда очевиднее, в результате чего он перешёл на шёпот. – Но… Это же запрещённое искусство, госпожа, правда?
- Да, к сожалению! Это, кстати, одна из моих любимых работ – Эльфрида Лозе-Вехтлер, знаете такую?
- Никогда не слышал...
- Чудесная художница! Рассудок повреждён. Её портреты других пациентов сумасшедшего дома просто изумительны! Надеюсь, это будет нашей с вами маленькой тайной, да? – заговорщицки понизив голос, произнесла Хельга.
- Конечно, госпожа! – ответил тот, после чего раздался их общий негромкий смех; Блацкович поразился, насколько он был у неё чистым.
- Но, довольно об искусстве, - внезапно прервалась женщина. – Я хочу поговорить о вас.
- Обо мне, госпожа? – удивился мужчина.
- Налить вина? – услужливо предложила Хельга, вновь легонько смеясь. 
- Да, пожалуйста!
- Хотите колбаски? Она из «Деликатесов» Хирша!
- Спасибо, госпожа! – повторил пациент.
Послышался звук наливаемой в ёмкость жидкости, затем – стук ножа или вилки о фарфоровое блюдечко.
- Вы родились и выросли в Вульфбурге, верно?
- Верно, госпожа, - ответил мужчина; Блацкович расслышал звук нескольких глотков.
- И прожили там всю жизнь, так?
- Да, госпожа.
- Вы знаете историю Вульфбурга?
- Только то, что все знают, госпожа. То, о чём в школе рассказывают… 
- М-м-м… Понимаю. А как насчёт снов, герр Троммлер? – внезапно спросила женщина.
- Я… Я не совсем понял вас, госпожа, - забеспокоился мужчина.
- Некоторых людей во снах посещают пророческие видения, - ласково пояснила интервьюер. – Они отличаются… чувствительностью, скажем так, к событиям, которые уже давно забыты. К эзотерическим знаниям. К вещам, которые должны были давным-давно забыться, но до сих пор сохраняются в нашем коллективном сознании. Вы видите сны, герр Троммлер?
- Да… Да, госпожа… – нерешительно ответил пациент; вновь послышался звук глотка.
- Вы можете рассказать мне о них, герр Троммлер? Со мной вы в безопасности. Выпейте ещё вина! – добавила Хельга голосом радушной хозяйки, принимающей долгожданных гостей.
- Спасибо, госпожа! Я… Да, мне постоянно снится один и тот же сон. С самого детства. 
- Продолжайте, пожалуйста!
- В этом сне... я лежу на траве у развалин старой церкви.
- Той церкви, которую сожгли в Х веке? – уточнила Хельга.
- Да. Я любил играть там с друзьями. Мы воображали разные приключения…
Мужчина тихонько рассмеялся, и Хельга немедленно присоединилась в его смеху:
- Представляю, герр Троммлер! Когда я была девочкой, я любила ходить в лес в нашем поместье и воображала себя рыцарем! – обоюдный смех продолжался, пока женщина вновь не прервала его. – Пожалуйста, рассказывайте свой сон дальше!
- О, конечно! – откашлялся мужчина. – Так вот, я лежу на траве, светит солнце и согревает меня. Но с востока надвигаются тёмные тучи, и внезапно я чувствую, как чьи-то руки хватают меня, – с этого места голос стал срывающимся, иногда переходя на крик. –Ужасные, искорёженные руки, с которых свисают клочья гниющей кожи, они хватают меня и тащат под землю! Я чувствую холодную почву и прикосновение червей к обнажённой коже. А потом я оказываюсь в огромной тёмной пещере. Там нет никакого света, кроме того, что падает из дыры, через которую я туда свалился. Мертвецы, утащившие меня под землю, отступают в темноту. И я чувствую рядом нечто другое. Что-то огромное. Я слышу дыхание. Что-то сопит в темноте. Что-то неестественное. Чудовищный страх парализует меня. И когда эта тварь во тьме начинает двигаться ко мне, я могу только кричать. И кричу, кричу, покуда не просыпаюсь с мокрым от слёз лицом. Каждый раз один и тот же сон! – расплакался мужчина, говоря ещё что-то, но все его слова тонули в рыданиях.
- Вы помните что-нибудь о самом кладбище? – возбуждённо уточнила Хельга. – О месте, где вы лежите на траве?
- Я не знаю, - произнёс всё ещё всхлипывающий мужчина. – Кажется, там была могильная плита… Но имени я припомнить не могу.
- Постарайтесь, герр Троммлер! – подбадривала его женщина. – Глотните ещё этого чудесного вина и хорошенько подумайте!
- Кажется… Оно начинается на Х… Хубер, что ли, - невнятно выдавил из себя пациент.
- Да?
- Очень жаль, но это всё! – мужчина опять всхлипнул. – Больше ничего не могу вспомнить!
- Хорошо, герр Троммлер, - с лёгким, но достаточно ощутимым разочарованием в голосе произнесла женщина. – Прекрасно! Вы молодец. Я должна благодарить вас за эту беседу! Надеюсь, вам понравилось вино?
- Да, спасибо, госпожа! Давненько я не пробовал вина, - Блацкович услышал негромкий смех обоих.
- Хорошо, герр Троммлер. А теперь вам пора вернуться в палату…
- Вы думаете, добрая госпожа, что скоро мне станет лучше и я смогу вернуться к семье? – с надеждой спросил мужчина.
- Я в этом абсолютно уверена!

Послышался щелчок прекращения записи. Итак, Блацкович, наконец, сподобился услышать голос оберштурмбаннфюрера СС Хельги фон Шаббс! Однако, сейчас даже о ней ему не хотелось думать: Уэсли! Один из убитых им в библиотеке офицеров пугал солдата, что «герр Йегер за стеной», поэтому американец не сомневался, что в самое ближайшее время отыщет их обоих… Надо поспешить!
Он вернулся через веранду в коридор, где, перед понимающейся металлической дверью в глубине тоннеля, сидел в кресле мёртвый гауптштурмфюрер; Блацкович поддел дверь трубой – и пролез в соседнее помещение. Свет множества электрических ламп сперва чуть не ослепил его: он оказался в большом зале, уставленном по кругу креслами в несколько рядов; а после глаза его чуть не вылезли от увиденного – на площадке в центре помещения, стены которого были отделаны кафелем, привязанным к стоматологическому креслу, сидел Ричард! Агент бросился к нему: окровавленное лицо Уэсли быто покалечено почти до неузнаваемости, во рту не хватало нескольких зубов…
- Ну, давай же, Уэсли! – прошептал разведчик, развязывая стягивающие его руки путы. –Очнись!
- Блацкович?! – будто проснувшись, спросил тот.
- А кто ещё придёт сюда за тобой? – ответил американец.
- В жуткую историю мы влипли, а? – попытался улыбнуться товарищ, но боль не позволила ему растянуть улыбку до ушей.
- Не знаю, как ты ещё держишься, дружище! – удивился его напарник. – Давай, поднимайся!
- Как держусь? – он наклонился прямо к лицу Блацковича. – Вот так… Есть нехитрый приёмчик: считаешь до четырёх – вдох; считаешь до четырёх – выдох.
- Я понял, - оборвал его Агент Второй, развязав, наконец, верёвки. – Подъём, майор!
- Попробуй обязательно! – посоветовал англичанин, касаясь его плеча рукой. Вдруг глаза его округлились – и он воскликнул. – Он здесь!
Последнее, что запомнил Блацкович перед падением на пол, была морда свирепой овчарки – и окрик Йегера: «Грета, назад!»
Без сознания он был, видимо, недолго: кто даст ему спокойно отдохнуть в подобном месте?! Он пришёл в себя от ведра воды, вылитого прямо ему на лицо. Подняв голову, Блацкович понял: он сидит связанный в кресле; у его ног собака Йегера теребила тело лежавшего на полу Уэсли, а сам штурмбаннфюрер складывал отобранное у диверсанта оружие на стол в прозекторской, шагах в десяти от кресла. Его товарищ, судя по отсутствию дыхания, был мёртв.
- Ты как, жив? – раздался голос нациста, вышедшего к Блацковичу; тот мысленно отметил, что гитлеровец говорит по-английски. – Я уж испугался, что мы тебя потеряли… Грета проголодалась, - он кивнул на собаку, по-прежнему терзавшую тело его друга. – Терпеть не могу, чтобы мясо зря пропадало! Сам понимаешь…
- Больной нацистский хрен! – с ненавистью процедил сквозь зубы американец.
- Ха-ха, «больной нацистский хрен»? – усмехнулся штурмбаннфюрер, прохаживаясь взад-вперёд перед пленником. – Ты такой забавный! Наверное, в школе был главным клоуном… Ну, так запомни: здесь твоим забавам конец! – он на мгновение умолк, давая Блацковичу время поразмыслить над услышанным. – Мой отец погиб от поражения электротоком. В Руре, знаешь ли, такое не редкость. Помню, дядя говорил, что отец стоял в воде, когда это случилось. Вода – проводник электричества. А мы из чего состоим? Правильно, из воды! –он приблизился к разведчику, демонстрируя тому на ладони коробочку, не превышающую размером спичечной. – Когда я нажму эту кнопку, электричество начнёт проступать через воду – и тебе станет так нехорошо, как ещё в жизни не было. Но, если ты не хочешь, чтобы тебе было больно, что вполне естественно, надо просто ответить на мой вопрос, ответить не задумываясь. Итак… Кто твой связной в Падерборне? – Йегер вновь приблизил лицо к пленнику.
- Клаус, - ответил, ни на миг не задумываясь, Блацкович.
- Что ещё за Клаус? – недоверчиво поглядел на него комендант тюрьмы.
- Санта-Клаус.
Мгновением позже тело агента пронзила жуткая боль; он затрясся в кресле, рыча и ругаясь последними словами.
- Шуточки тебе не помогут! – воскликнул Йегер, прекратив пытку. – Только правда… Ну, что ты упираешься? Ваши ребята там мрут, как мухи! На побережье, в полях. Жалкое зрелище! Ваша война проиграна! Ну, что ты там бормочешь?
- Я как-нибудь выберусь, - прошептал Блацкович, сжимая кулаки, - и буду жарить тебя на этом чёртовом стуле, пока не сдохнешь, - тело его вновь подверглось электрическому удару; из последних сил терпя боль, он вспомнил совет Уэсли: считаешь до четырёх – вдох. Снова до четырёх – выдох…
- В последний раз спрашиваю, а потом убью тебя! – пообещал Йегер, остановив поток электричества. – Кто твой связной? Ну? – он вновь наклонился к агенту.
- А когда покончу с тобой, - процедил американец, - то убью твою собаку!
- Да пошёл ты! – ответил эсэсовец, нажимая кнопку.
Судороги «Би Джея» оказались на сей раз столь сильны, что сыграли роковую для нациста роль: Агент Второй разорвал ослабевшие верёвки – и прямо с кресла набросился на своего мучителя, пытаясь задушить его голыми руками.
- Ты что делаешь?! – завопил тот, падая под весом Блацковича на пол. – А-а-а!
Но американец, недолго провозившись с неприятелем на полу, поднял его – и швырнув прямиком в кресло, нажал кнопку выпавшей из его рук адской машинки. Йегер завопил, трясясь в конвульсиях; правда в то же мгновение на Блацковича налетела Грета – и если бы тот не был в своё время прекрасно подготовлен к битвам с собаками, то овчарка загрызла бы его, как Уэсли…
- Я убил твою шавку, Руди! – пробормотал разведчик, отпуская бездыханного зверя. Оглянувшись, он увидел кресло пустым: пока он возился с овчаркой, штурмбаннфюрер успел сбежать, причём, Блацкович так и не выяснил, куда именно. Тогда он обернулся к телу Уэсли: горло друга было разорвано, остановившиеся глаза смотрели в потолок…
- Прости, дружище, что не смог тебя спасти! – произнёс американец, закрывая покойному глаза. – Но клянусь, что ты будешь отомщён!
Осмотревшись в поисках беглого нациста, Блацкович, слегка прихрамывая, отправился в прозекторскую: надо было срочно завладеть отобранным у него оружием! Приведя себя в полную боеготовность, диверсант обратил внимание на лист бумаги, лежавший под его пистолетом; он взял документ – и едва смог держать слёзы, вчитываясь в расплывающийся перед глазами текст:

Рапорт о допросе
17 марта 1946 года
Следователь – штурмбаннфюрер СС Рудольф Йегер.
Допрашиваемый – 460119-01
Субъект – агент, работающий на союзников. Субъект был задержан в замке «Вольфенштайн» в сопровождении напарника – подозреваемого 460119-02 – при попытке проникновения в кабинет Центра археологических исследований фрау оберштурмбаннфюрер СС Хельги фон Шаббс. Есть подозрения, что агентам оказывали помощь члены сопротивления в Падерборне.
1) Субъекту были заданы вопросы относительно его личности, задания в замке «Вольфенштайн», цели проникновения в кабинет фрау оберштурмбаннфюрера СС Хельги фон Шаббс, а также имени его связника в Падерборне. На перечисленные вопросы субъект отказался отвечать категорически.
2) К субъекту был применена пытка электротоком. Однако подозреваемый оказался гораздо крепче, чем можно было предполагать. Он продолжал отказываться от сотрудничества, несмотря на физические страдания.
3) Вместо электротока были применены другие методы допроса. Удары по голове тупым предметом, нанесение порезов, обливание ледяной водой. Безрезультатно. Субъект отказывается сотрудничать. Большинство людей сломалось бы гораздо раньше. Очевидно, субъект – крайне опытный агент высокого ранга.
4) Субъект отказался называть себя или своих сообщников даже после длительного сеанса пытки электричеством. Субъект крайне измотан и, скорее всего, ещё несколько секунд мучений могут убить его. Допрос прерван с целью дать субъекту восстановить силы.

Письмо выпало из руки Блацковича, которая тут же сжала пистолет: теперь, после убийства Агента Первого, нацисты разозлили его по-настоящему! И лишь стоило ему подумать об этом, как по внутренней связи раздался голос Йегера:
- Внимание! Всем постам! Каждому из ленивых скотов поблизости от библиотеки – немедленно в анатомический театр! У меня тут сбежала одна грязная крыса, надо раздавить её! Лосс!
«Ну, теперь пистолетом не отобьёшься! – решил американец, готовя к сражению «Бомбеншусс» и осматривая периметр. – Сейчас начнётся!»
И верно: вскоре вдоль стен с правой стороны зала замелькали фигуры солдат; Блацкович даже не стал по привычке считать их – просто стрелял по ним, прикрываясь железной дверью прозекторской; будто сам Мастема – дух ненависти в иудаистской мифологии, о котором он читал в детстве – вселился в него и руководил его действиями… Странно, но позже он так и не смог припомнить многих деталей битвы: ненависть, ненависть в чистом виде просто затмила ему глаза… Он стал её воплощением… Даже ответить самому себе на вопрос, сколько времени продолжалась неравная схватка, он был не в состоянии…
Блацкович пришёл в чувство лишь тогда, когда в зале воцарилась тишина; сжимая в руках снайперскую винтовку, он осмотрел помещение – никого! Осторожность вернулась к нему – и он, пригибаясь за перилами круговой лестницы, стал подниматься на верхний ярус анатомического театра, откуда его атаковали враги… Теперь они лежали мёртвыми, а он, бывший элитный морской пехотинец ВМФ США, не имел на теле и царапины! Наверняка потому, что… Ненависть!
На верхнем ярусе он обнаружил открытую кабину лифта; вошёл в неё, надавил кнопку – и под скрежет металлических тросов вознёсся ещё несколькими этажами выше.
- Возьми себя в руки, Би Джей! – прошептал он, увидев висящее на стене кабины зеркало. Посмотрелся в него: кровь на лице и руках, уставшие, затуманенные глаза… – Надо раздобыть папку Хельги, во что бы то ни стало! Действуй по плану. Езжай по канатной дороге в Падерборн. Поговори в пивной с Кесслером… Дорогу осилит идущий, верно, Билли Бой? – он вспомнил излюбленное обращение к нему отца – и, встряхнувшись, ещё раз пристально посмотрел на собственное отражение в зеркале. – Да, дорогу осилит только идущий!

ГЛАВА 4:
ПОБЕГ

Кабина лифта замерла на верхнем этаже; Блацкович, бросив единственный взгляд на окружающую его обстановку, мгновенно определил своё местонахождение: он оказался в технических помещениях, составляющих док для вагонеток; отсюда надо попытаться проникнуть к главному выходу на канатную дорогу – и покинуть замок тем же путём, каким они с Уэсли попали в него… Естественно, враги не позволят ему сделать это беспрепятственно, тем более, что давным-давно осведомлены о его побеге; правда, они вряд ли знают о том, что он уже проник на участок… Даже в том случае, если они пока не подозревают о том, что он ликвидировал посланную для его задержания команду в анатомический театр, наверняка будут начеку и здесь: док – единственное место, которым он может воспользоваться в качестве выхода из замка. Это очевидно. Итак, бесшумное, по возможности продвижение, стремительность и предельная наблюдательность – его неизменные союзники.
Американец, приготовив пистолет, осторожно двинулся вдоль стены узкого коридора, стены которого переплетались трубами различных размеров; создавалось впечатление, что он попал в террариум, битком набитый множеством змей; неяркое освещение лишь усиливало игру теней, невольно отвлекающих на себя внимание… Выглянув из-за угла налево, он увидел одинокого охранника, преграждавшего ему путь на широкую металлическую лестницу, ведущую выше: по ней, несомненно, можно было попасть непосредственно в док. Блацкович мгновенно оценил ситуацию: место довольно закрытое, свидетелей нет – и аккуратным выстрелом убрал зазевавшегося нациста с дороги; тот не успел даже пикнуть, свалившись у перил лестницы. Агент Второй немедленно проследовал к нему – и оттащил тело за угол, чтобы оно ненароком не привлекало внимания: вдруг кому-нибудь из охраны приспичит спуститься ниже, чтобы проверить обстановку? Спрятав труп, Блацкович вернулся к лестнице – и поднялся на следующий ярус.
Сразу после того, как он осторожно поднял над последними ступенями голову, то сразу же разглядел ещё одного солдата: тот находился на середине решётчатого моста, неся вахту перед поворотом с лестницы куда-то направо. Блацкович поднялся выше, прячась за скамейкой и какими-то ящиками: осмотревшись, он увидел над собой ещё один – последний – ярус, являвшийся выходом к вагонеткам, одна из которых только что пришвартовалась к правому борту дока; сквозь решётку разведчик заметил беспечно вышедшего из её кабины офицера. Однако, основной проблемой для него был вовсе не офицер: неподалёку от него, в десятке метров, диверсант увидел бронированного пехотинца, вооружённого «Злобой»; этот противник был куда серьёзнее – и Блацкович осознал, что пробраться в вагонетку незамеченным у него просто никак не получиться! Поэтому он решил, ещё раз оглядев обстановку, по возможности тише избавляться от офицеров и охраны периметра, чтобы к последнему моменту остаться с пулемётчиком один на один, после чего, применив против него ручной гранатомёт, сбежать с территории на вагонетке. Если он будет соблюдать тишину до последнего момента, подобная задумка наверняка увенчается полнейшим успехом.
Поскольку в коридоре направо по локации, к которому направлялся Блацкович, никого не было, он бесшумно разделался с автоматчиком на решётчатом мосту – и проследовал в выложенный кафелем тоннель, лестница которого вела ещё выше. Миновав последнюю ступеньку и оказавшись перед очередным углом налево, американец, прикрываясь весьма удобно расположенной у стены товарной тележкой, нагруженной небольшими ящиками, внимательно рассмотрел участок, на котором ему предстояло действовать.
Ситуация выглядела следующим образом: прямо перед ним, метрах в пятнадцати по коридору, располагался КПП, откуда, вероятно, нацисты управляли главными воротами замка «Вольфенштайн»; сам коридор простирался ещё метров на пятьдесят вокруг КПП, выходя в пока неизвестную «Би Джею» область. Чтобы не сидеть, сложа руки, американец решил заняться именно выяснением, куда он ведёт – и, пригнувшись, заскользил вдоль стены, скрываясь за расставленными у неё металлическими бочками.
Преодолев указанное расстояние без всяких приключений, Блацкович снова посмотрел из-за угла: действительно, он вышел к проходу, откуда отлично просматривалась недавно приставшая к транспортному доку вагонетка; прибывший на ней офицер спокойно восседал на скамеечке, спиной к Блацковичу, рассматривая какой-то журнал. Слева от него находился КПП; судя по окнам, на которых отсутствовали жалюзи, помещение было пустым. Из-за строения разведчик услышал тяжёлую поступь бронированного пехотинца, из чего однозначно следовала: убивать офицера прямо сейчас никак нельзя, тот находится в видимости опасного врага! Глянув направо, Блацкович увидел ещё одну лестницу, спускающуюся ниже; к сожалению, высокие перила из листового железа не позволяли ему увидеть, куда именно. Однако, принимая во внимание конструкцию транспортно-пассажирского дока и прилегающих к нему снизу технических помещений, вполне разумно было бы предположить, что она выходит куда-то к решётчатому мосту второго яруса, где он не столь давно ликвидировал автоматчика.
Пока Блацкович рассчитывал свои будущие действия, он увидел ещё одного офицера, поднявшегося по лестнице наверх – и перебросившегося несколькими словами с сидящим на скамеечке коллегой; тот махнул рукой в направлении КПП – и вновь уткнулся в журнал. Его собеседник равнодушно пожал плечами – и медленно отправился в указанном направлении; кстати говоря, не успел он сделать и нескольких шагов, как на верхней площадке лестницы, откуда он появился, возникло ещё двое автоматчиков.
Увиденное окрылило разведчика – и убедило его действовать немедленно, пока момент не был упущен: если со второго яруса на третьем появилось три человека почти одновременно, следовательно, там вряд ли остаётся иной резерв… Во всяком случае, на ближайшем расстоянии… Вряд ли приставленная к офицерам охрана будет далеко отходить от вверенных ей персон; а ведь именно арийцы известны собственной педантичностью и любовью к инструкциям!.. Поскольку ни один из офицеров, ни шляющийся где-то за КПП бронированный пулемётчик – по причине отсутствия глаз на затылке – не могут видеть того, что происходит у них за спиной, на верхней площадке лестницы, отлично скрытой высокими металлическими перилами, американец решил действовать без промедления.
Два точных, бесшумных выстрела – и солдаты попадали на пол с простреленными головами, не успев сделать и шага в помещение; сидевший на скамейке офицер по-прежнему листал журнал, не обратив на исчезновении подчинённых, равно как и на их появление, ни малейшего внимания. Тем временем другой офицер на короткий промежуток времени исчез за углом КПП, а секундой позже Блацкович увидел его фигуру через одно из окон бетонного строения: тот перебирал какие-то бумаги на столе. Незадолго после этого из-за угла КПП возник суперсолдат; он прошёлся в сторону офицера на скамье, убедившись в том, что тому ничего не угрожает – и вернулся обратно, продолжив патрулирование вверенного ему участка.
Блацкович ещё дважды позволил ему увериться в том, что периметр находится под его полным контролем: трупы автоматчиков не были ему видны, а поведение офицеров не вызывало никаких причин для беспокойства. Рассмотрев противоположную часть дока в прицел «Бомбеншусса», диверсант удостоверился в том, что с той стороны ему ничто не угрожает: ни одного солдата на местности! Исключение составляли два работника технического персонала, не имевшие при себе оружия: они трудились над какими-то трубами, время от времени озаряя перед собой пространство лучами электросварочного аппарата…
Блацкович ещё раз изучил в прицел весь периметр – никого! Следовательно, с той стороны дока, откуда они с Уэсли начали своё путешествие по замку «Вольфенштайн», врагов можно не опасаться; тем более, что там расположен вход в цитадель… Поэтому он решил, вновь приготовив пистолет с глушителем, что настало время действия, если он хочет поскорее выбраться из этого осиного гнезда.
Выждав ещё пару минут, пока громкая поступь бронированного пехотинца удалилась на максимальное расстояние от КПП, Блацкович прицелился в офицера, до сих пор возившегося с папками на столе помещения: мгновением позже тот бесшумно упал на пол, исчезнув из поля зрения. Следом за ним наступила очередь его товарища на скамейке: получив пулю, тот легонько вздрогнул, оставшись, тем не менее, сидеть на месте; лишь журнал выпал из его рук. К огромному сожалению «Би Джея», на этом его тихая работа заканчивалась: никакой пистолет или даже «Бомбеншусс» не могли принести ему быстрой победы в схватке с оставшимся пулемётчиком! А с этим противником медлить нельзя: усовершенствованная «Злоба» могла крошить бетон, поэтому колонны докового зала или стены КПП не могли служить Блацковичу надёжным укрытием. Выхватив ручной гранатомёт, американец покинул занимаемую позицию – и, подобравшись к углу КПП, выстрелил из-за него по бронированному противнику.
Стоявший к нему спиной – на расстоянии около тридцати метров – пулемётчик мгновенно был объят пламенем; с него в разные стороны полетели части брони, однако, сражение вряд ли можно было считать законченным: хоть враг и получил тяжкие повреждения, он развернулся – и «Злоба» в его руках затарахтела, обращая ближайшую колонну в непрозрачное облако каменной пыли. Блацкович обежал КПП – и, возникнув из-за противоположного угла, выстрелил по противнику вторично. Этот манёвр принёс ему окончательную победу: враг задымился, выронил пулемёт, несколько раз дёрнулся на месте, роняя остатки брони с тела – и замертво рухнул на пол. Американец приблизился к поверженному нацисту, левой рукой хватая пулемёт: если уж он отныне перестал пользоваться покровительством тишины и внезапности, то следовало подумать о более мощном и скорострельном оружии, нежели пистолет или снайперская винтовка… Наверняка сейчас сюда сбежится прорва гитлеровцев, которые всеми силами постараются не дать ему уйти с объекта: уничтожение последнего врага было чересчур громким… «Ладно, будем отбиваться! – подумал Блацкович, возвращаясь обратно к вагону; оставив пулемёт на его полу перед рычагом управления движением, он снова выскочил на погрузочную площадку: вероятно, у него имеется не более минуты, чтобы проникнуть на КПП – и открыть центральные ворота.
Не тратя времени на обход бетонного строения, агент воспользовался окном; оказавшись внутри, он быстро огляделся – у противоположной от входа стены, рядом с широким окном, через которое он недавно убрал лежавшего на полу у стола офицера, увидел систему управления воротами: два рычага возвышались над консолью, аккуратно подписанные «Открыть» и «Закрыть». Недолго думая, он рванул на себя верхний из рычагов – и увидев, что многотонные металлические пластины ворот пришли в движение, поднимаясь в специальные верхние пазы, вновь проследовал через окно в кабину вагончика, где немедленно поднял с пола пулемёт – и повернул рукоять управления. Входные двери вагона немедленно закрылись, однако, в то же мгновение на участке – со стороны дальней лестницы – появилось более десятка солдат, открывших по нему огонь из штурмовых винтовок.
Блацкович понимал: первым делом они попытаются перехватить управление воротами, которые, к слову сказать, практически открылись до конца; вагончик двигался не особенно быстро, поэтому ему следовало в самую первую очередь позаботиться о том, чтобы не дать супостатам пробраться на КПП. Поэтому он прошёл в задний конец своего транспорта – и через окно стал поливать врагов свинцовым ураганом; нацисты явно не ожидали столь агрессивного сопротивления – и тут же затаились за колоннами, лестничными перилами, ящиками с оборудованием, практически не высовываясь; это дало Блацковичу время беспрепятственно миновать ворота; к счастью, у крупнокалиберных пулемётов на внешней площадке замка никто не дежурил – и вагон без лишних задержек проплыл дальше. Формально говоря, американец, отбросив за собой погоню, оказался на свободе, вырвавшись из нацистской цитадели, однако, здесь ему ещё предстояло столкнуться с другими неприятностями.
Первой из них стало всеобщее оповещение, пролетевшее, казалось, над ближайшими горными вершинами; усиленное многоголосым эхом, оно не могло не быть услышанным даже в находящемся неподалёку Падерборне:
- Внимание! Внимание! Из замка «Вольфенштайн» сбежал заключённый! Всей охране периметра – боевая тревога! Повторяю: из замка «Вольфенштайн» сбежал заключённый! Всей охране периметра – боевая тревога!
Второй помехой на пути оказался следующий контрольный пункт, расположенный на широкой платформе прямо над бездной; конструкция держалась на четырёх высоченных железобетонных сваях, под которыми – на глубине около сотни метров – меж скал плескалась вода. До узкого трёхэтажного строения, соединявшегося изнутри металлическими лестницами, оставалось не более пятидесяти метров, когда по громкоговорителям пришёл ответ:
- Яволь, майн командант! Отряд уже выслан!
Итак, Блацкович увидел, как из-за находящегося над бездной КПП появился другой вагон, в окнах которого он насчитал двенадцать солдат: враги спешили ему наперехват, намереваясь остановить шпиона любой ценой. На крыше вагона он заметил снайпера, которого тут же снял выстрелом из «Бомбеншусса»; тот с воплем полетел вниз, упав в воду неподалёку от бетонной сваи. В тот же миг нацисты открыли по нему безостановочную стрельбу.
Наконец, вагоны поравнялись, после чего случилась очередная неприятность: оказавшись друг напротив друга, вагоны разом замерли, по инерции покачиваясь на тросах. «Они отключили энергию, - заключил про себя Блацкович, пригибаясь за широкими окнами вагона и вновь хватая «Злобу». – Ничего не поделать, придётся врубать её сызнова!» В тот же миг по его укрытию вновь застучали пули.
Раскрутив стволы пулемёта, американец пробрался в заднюю часть вагончика, откуда выглянул из окна – и обрушил на врагов настоящий свинцовый дождь. Он видел, как не успевшие пригнуться неприятели буквально разлетаются окровавленными кусками; те, кто успели спрятаться, отвечали ему очередями из автоматов, впрочем, не доставивших ему особых хлопот: к счастью, стенки вагонов винтовочными пулями не простреливались, чего нельзя было сказать о мощности его пулемёта – для того подобная толщина не являлась столь уж непреодолимой преградой. Оружие, наречённое конструкторами ужасным именем, в прямом смысле слова продолжало злобствовать до тех пор, пока Блацкович полностью не исчерпал его боезапас; когда же он отбросил его в сторону, в противоположной кабине вагона оставалось не более двух-трёх солдат, изо всех сил прижимающихся к полу. С ними американец расправился при помощи винтовки; кстати, один из эсэсовцев невольно помог ему, попытавшись перебросить в вагончик противника гранату; разведчик подстрелил его, в результате чего граната взорвалась в руках покойника, завершив начатую Блацковичем работу.
Поскольку из висевшего напротив вагона ему более ничто не угрожало, разведчик вернулся к рычагу управления: увы, конструкция не двигалась с места, зависнув над пропастью. На нижней же площадке КПП он заметил трёх человек, прячущихся за углами здания и стрелявших по нему из винтовок; Блацкович, не меняя позиции, вновь, так сказать, расчехлил «Бомбеншусс» – и в течении нескольких минут продолжалась неравная снайперская дуэль, пока каждый из неприятелей не оказался лежащим без движения на полу площадки.
Впрочем, более всего диверсант опасался погони из замка, ведь в распоряжении находившихся в доке нацистов имелся как минимум ещё один вагон, причём, в прекрасном состоянии; в придачу, ему точно не было известно, сколько подобной техники находится на центральном КПП перед Падербонским мостом, по которому они с Уэсли, собственно, и попали в замок «Вольфенштайн»… Ясно одно: чтобы попасть в город, надо выбраться к центральному контрольно-пропускному пункту, а оттуда – пересечь мост. Если же за ним будет организована погоня, его попросту зажмут, в прямом смысле слова, между небом и землёй – и тогда плакали все его планы! Кесслер так и не должётся его появления – и папка с секретными документами никогда не попадёт в руки союзников…
Гораздо тяжелей теперь было решиться на весьма отчаянный шаг: по мнению Агента Второго, уйти из повисшего над пропастью вагончика можно было только одним путём, а именно, выбравшись через люк в его крыше – по тросу, на котором держалась конструкция; проехав по нему, сжимая в вытянутых руках трубу, было делом весьма сложным. Это было не то, чтобы невероятно рискованным способом – это попросту граничило с самоубийством! Во-первых, Блацкович, во время проделывания подобного акробатического трюка являлся для противников прекрасной мишенью, причём, ответить нападавшим он не мог по причине занятых рук; а во-вторых, естественно, он мог сорваться вниз от малейшей неровности, от малейшего дефекта натянутого троса… и хорошо ещё, если при этом он упадёт в воду, а не на камни! Вот если бы он уже находился на площадке, то его падение вниз точно пришлось бы на водную гладь, да и расстояние было бы вдвое меньшим…
Тем не менее, приходилось действовать незамедлительно – хотя бы потому, что враги покамест не успели выслать против него дополнительных сил. В любом случае, необходимо добраться к перевалочному КПП, оттуда есть вероятность убраться дальше, вызвав вагон… А в худшем случае, конечно, можно спуститься ниже по сваям, проплыть под водой – и найти выход на берег…
Зацепившись трубой за трос, Блацкович как следует оттолкнулся ногами от крыши вагона – и легонько заскользил вперёд, пристально наблюдая за площадкой; стоило ему заметить на ней хоть какое-нибудь движение – и он был готов пролететь более полусотни метров вниз, чтобы уйти от выстрелов неприятеля под воду. При этом он не мог не увидеть с высоты красных крыш Падерборна, находившихся за мостом, с одной стороны окружённого древней стеной замка «Вольфенштайн», вырубленной прямо в скале, а с другой – отвесной пропастью, в глубине которой струилась река… «Надо всего лишь пройти этот, самый опасный участок! – повторял про себя Блацкович, глядя на стремительно приближавшуюся площадку. – Дальше будет проще: я смогу отправиться вплавь, если силы неприятеля смогут задержать меня на вышке сверх положенного времени… Не грусти, Билли Бой: главное – не останавливаться в пути!»
Стоило ему перелететь на всей скорости через перила, окружавшие площадку, он спрыгнул на металлический пол, дважды совершив кульбит; остановившись возле угла конструкции, он тут же выхватил «Бомбеншусс», водя дулом из стороны в сторону; к счастью, в этом месте он мог опасаться нападения всего с двух сторон – слева и сверху. Подскочив на ноги, Блацкович прижался к стене строения – и осторожно проследовал к ближайшему углу площадки, за которым он ещё раньше, во время перестрелки со снайперами, заметил вход в башню. Естественно, его там поджидали: едва заметив прячущихся за ящиками у лестницы наверх двух солдат, американец, недолго думая, вступил с ними в перестрелку.
Увы, положение для нападения на гитлеровцев было неважным: ему пришлось атаковать из положения снизу-вверх, откуда на него через узкие окна светило солнце; кроме того, нацисты укрывались металлическими контейнерами, сложенными на следующей площадке лестницы. В довершение сказанного, нацистов оказалось вовсе не двое: оказалось, что лестница проходит через оба яруса, в которых были наскоро возведены баррикады – Блацкович, сквозь решётчатый пол, рассмотрел у себя над головой ещё трёх врагов, среди которых был снайпер в тёмно-коричневом комбинезоне.
В течение нескольким минут ни одна из сторон не могла похвастаться хоть какими-либо успехами: обоюдная стрельба продолжалась без пользы, причём ни Блацкович – которому мешал солнечный свет, ни нацисты, явно нежелающие подвергать себя излишнему риску – и, несомненно, ожидающие подкрепления – не могли добиться хоть малейшего перевеса в сражении. Однако, если гитлеровцы располагали стандартным оружием, то в ассортименте уже давно проклинавшего до сих пор бесполезное столкновение Блацковича, оказалось кое-что позначительнее: уставший терять драгоценное время на пальбу вслепую, он выхватил ручной гранатомёт – и первым же выстрелом разнёс в клочья как конструкцию из металлических ящиков площадкой выше, так и до сих пор успешно отстреливавшихся из-за неё нацистов. Помещение наполнилось воплями; по нему разлетелись осколки укрепления и шлемы погибших солдат. Взметнувшееся от взрыва пламя устремилось выше, как следует напугав солдат на верхней площадке; они сгрудились у входа в открытых наверху дверях помещения, где, вероятно, и находилось управление вагонами. Пока они в замешательстве перекрикивались, занимая новые позиции, Блацкович стремглав преодолел лестничную площадку, оказавшись едва ли не в тылу противника: прогремел ещё один выстрел – и зазевавшаяся троица разлетелась в стороны, причём, двое обгоревших покойников упали почти под ноги Блацковича, перелетев через перила. Тёмно-коричневый снайпер был отброшен взрывом за дверь, откуда американец продолжал видеть его дымившиеся сапоги; быстро поднявшись на последний ярус, он ворвался в небольшое помещение, действительно оказавшееся центром управления электропитанием: на расположенной в центре комнатки панели имелись два рычага, которые американец дёрнул на себя один за другим, даже не справляясь о том, что под ними было написано. В тот же миг он увидел, как от Падерборнского моста к нему направляется ещё один вагон; Блацкович перезарядил «Бомбеншусс», осмотрел ручной гранатомёт – в котором, кстати, оставалось три заряда – и поспешил спуститься вниз, на первый ярус площадки, чтобы находиться в более выгодных условиях, нежели прибывающие с левой стороны КПП враги. Теперь солнце ему не мешало, наоборот: оно стало его союзником против рискнувших повторить атаку эсэсовцев. Со стороны замка по-прежнему ничего не происходило, ни один вагон не был выслан для его поимки или уничтожения; поэтому он сосредоточил внимание по левому борту площадки, к которому враги должны были пришвартоваться с минуты на минуту.
Конечно, идеальной атакой против них был бы один-единственный выстрел из ручного гранатомёта: он, несомненно, положил бы конец всей этой экспедиции; однако, Блацкович понимал: другого вагона может вообще не быть – и тогда ему придётся уходить с вышки путём долгого купания в ледяной воде, чего, откровенно говоря, не хотелось… Итак, вновь приходилось надеяться на снайперскую винтовку да собственную ловкость!
И, как показали дальнейшие события, «Би Джея» не подвела ни первая, ни вторая: каждый из врагов, пытавшийся ступить на площадку КПП, получал пулю – и освобождал от своего затянувшегося присутствия этот худший из параллельных миров... Нацистов было около десятка человек; как оказалось, они даже не озаботились затребовать в свои ряды снайперов – против годами тренированного суперагента вышли на бой одни автоматчики! Впрочем, Блацкович и без того находился в выигрышной позиции…
Сражение заняло не более нескольких минут: количество противников американец постепенно свёл к одному человеку, даже не попытавшемуся вылезти из вагона. Более того: он, осознав, что остался противостоять опытному стрелку в одиночку, отскочил в конец транспорта, где попытался воспользоваться рычагом – и отчалить из театра военных действий, да не тут-то было: Блацкович мгновенно раскусил его хитрый план – и без долгих церемоний пристрелил врага. Нацист, что-то крикнув, с распростёртыми руками кувыркнулся через окно вагона – и полетел вниз, откуда мгновением позже донёсся громкий всплеск воды. Итак, дело было закончено – пора было сниматься с якоря, подумалось агенту, и убираться на более твёрдую почву…
Прикрываясь стеной, он приблизился к вагону; убедившись, что врагов больше нет, американец рванул на себя рычаг – и облегчённо вздохнул: вагон дёрнулся – и тут же побежал по тросу в сторону моста, откуда прибыл несколько минут назад. Блацкович видел, как расстояние, отделяющего его от нового укрепления, постепенно сокращается: сотня метров превратилась в половину дистанции, чуть позже – уменьшилась ещё вдвое… Внезапно по громкоговорителям раздалось:
- Тревога! Срочно высылайте подкрепление!
Эхо, возникшее под мостом от голоса кричавшего, ещё не успело умолкнуть, как Блацкович едва не был оглушён столь же громогласным ответом:
- Командир, вызов подкрепления одобрен!
Пока эхо звенело в его ушах, разведчик внимательно рассматривал заградительные укрепления моста, установленные по нему в несколько рядов; к своему удивлению, он не заметил никакого движения ни под арками, где проходила вспомогательная оборонная линия, ни поверх них... Только он успел задаться новым вопросом, как слух его уловил быстро усиливающееся жужжание: на сей раз, как оказалось, для ликвидации бежавшего заключённого были высланы не люди – видимо, нацисты, исчерпав веру в себе подобных, решили уничтожить врага при помощи беспилотных аппаратов. Две небольшие машины, возникшие из-за ближайшей горы, на мгновение зависли в воздухе, а потом понеслись прямо на Блацковича.
- Надо выбираться! – пробормотал диверсант, понимая, что скрыться за стенками вагона от них не будет ни малейшей возможности. В тот же миг оба беспилотника, устроившись на расстоянии около тридцати метров, дали по бегущему по тросу вагону одновременный залп.
Дальнейшее Блацкович помнил, как во сне: он бросился на пол, накрыв руками голову; загрохотали взрывы, до основания потрясшие кабину – и вагон, резко накренившись, сорвался с троса, полетев прямо в бездну. Американец, кувыркаясь по полу и потолку кабины, сжимал в руках «Бомбеншусс»; казалось, он поклялся себе ни за что не разжимать пальцев… Затем был сильный всплеск – и он оказался в воде; вокруг него плавали трупы убитых им раньше солдат. Он лишь инстинктивно успел глубоко вдохнуть, как вагон полностью оказался под водой; Блацкович осмотрелся по сторонам, слыша стук пуль по крыше кабины – видимо, стрельба велась непосредственно с моста, поскольку вряд ли беспилотники одновременно имели на вооружении ракеты и пулемёты… Итак, он невольно накаркал себе холодную ванну – причём, следовало как можно скорее выбираться из неё!
Он, перевернувшись под водой, легонько ощупал себя: вроде бы никаких повреждений, а главное – он не растерял при внезапном падении оружия… Пробравшись к ближайшему окну, Блацкович вцепился в его раму обеими руками – и, как следует оттолкнувшись, выбрался наружу.
Стрельба сверху прекратилась: возможно, враги считали его погибшим… Конечно, опровергнуть подобное предположение могла лишь глубоководная разведка, однако, кто мог поручиться за то, что таковая ныне не готовилась?! Итак, надо как можно быстрее исчезать с этого места, а там уж как получится…
Несколько мощных гребков – и Агент Второй рассмотрел, что подводная тьма сменяется проблесками света; в его положении он даже не стал задаваться вопросом, откуда берётся внезапное освещение: ещё несколько мгновений – и он неминуемо начнёт задыхаться. Поэтому он, из последних сил работая руками и ногами, поплыл в сторону этих самых проблесков; а несколькими секундами позже оказался на поверхности воды, вдыхая воздух полными лёгкими. Осмотревшись, он увидел, то находится в каком-то гроте, освещённом электрической лампой под потолком; прямо пред ним находился узкий тоннель, с которого свисали сталактиты. Блацкович, стараясь не шуметь, осторожно выбрался на берег; сменив снайперскую винтовку на любимый бесшумный пистолет, он сделал несколько шагов по тоннелю, реагируя на каждый звук – будь то журчание воды по стенам или хлюпанье в собственных сапогах… «Надо немедленно переодеться, если я не хочу схватить насморк в самое неподходящее время! – улыбнулся «Би Джей». – А ведь всё-таки мы выбрались из такой дрянной ситуации, что и врагу не пожелаешь! Ну и, поскольку раз на раз не приходится, постарайся в дальнейшем избегать подобных сюрпризов!»
Блацкович прошёл около полусотни метров, обратив внимание на то, что тоннель значительно увеличился в размерах: и потолок стал выше, и стены отстояли всё дальше друг от друга; несомненно, этот ход в скором времени должен вывести его на какой-нибудь объект, откуда можно попробовать взобраться на мост… или, если будет такая возможность, пробраться на его противоположную сторону подземными путями, раз уж ему довелось оказаться в пещерах… Одним словом, главное при этом не терять времени: его ждёт Кесслер… и, похоже, более никто на свете…
Пройдя ещё немного, он внезапно услышал голоса; судя по всему, между собой общались двое – и было это не далее, чем за ближайшим поворотом направо. Блацкович, осторожно передвигая промокшие ноги, высунулся из-за угла – и увидел двух солдат, медленно удаляющихся от него по тоннелю; за ними он увеличивался, открывая огромную пещеру, деталей которой, впрочем, американец пока не мог отчётливо наблюдать с своего местоположения.
Не будучи свидетелем разговора нацистов с самого начала, он даже по услышанному предположил, что речь, несомненно, идёт о его скромной персоне:
- …бешеный пёс, которого надо было прикончить уже давным-давно! Представляешь: этот кретин выбрался из тюрьмы – и устроил такой бардак в гавани и замке, что наши офицеры ещё долго будут отписываться перед фон Шаббс! – услышал он голос идущего справа нациста.
- Кто-нибудь из хельгиных психов? – поинтересовался его товарищ, пиная перед собой камешек.
- Вряд ли, - ответил первый. – Но то, что он псих – это уж точно!
- Тогда мне всё ясно, - резюмировал его приятель. – Ты говоришь о шпионе, который пробрался в цитадель для совершения диверсии…
- Какой ещё диверсии? – мгновенно спросил тот. – Тебе-то откуда знать об этом?
- От Герхарда, откуда ещё? Он, видишь ли, был среди тех ребят, которых Йегер направил в анатомический театр… и которые не успели прибыть туда вовремя… Иначе Герхард, по его собственному признанию, сейчас пировал бы в Вальхалле… чему, кстати говоря, нет и не может быть никаких свидетельств, за исключением обещаний райхсфюрера…
- Но-но, поосторожнее! – повысил голос первый, потрясая перед носом товарища указательным пальцем. – Я понимаю, что для многих из нас Йегер не является ахти каким авторитетом, но райхсфюрер… Ещё раз говорю тебе: поосторожнее, Шульц!
- Да ладно! – усмехнулся тот, с силой пнув камешек, отчего тот улетел далеко вперёд. – Ведь ты же меня не выдашь, верно? Давай-ка лучше посматривать в оба глаза: вдруг проклятый диверсант ошивается где-нибудь поблизости?
- Ну, меня-то он врасплох не застанет, можешь не сомневаться! – хохотнул его друг, внезапно останавливаясь. – Вернусь, проверю эту чёртову пещеру ещё раз…
- Ладно, - равнодушно ответил ему товарищ – и, не сбавляя шага, продолжил следовать в сторону здоровенного грота.
Стоило первому солдату развернуться, как Блацкович незаметно вытянул из-за угла руку с оружием – и мгновением до того бахвалившийся своей осторожностью гитлеровец уселся на пол тоннеля; его скрывшийся за углом товарищ даже не повернулся на лёгкий шум: вместо этого он, найдя под ногами новый камешек, стал легонько – шаг за шагом – пинать его.
Американец, выдавшись из-за поворота, осмотрел пространство перед оставшимся солдатом: невысокая каменная стена, вероятно, стоявшая здесь со времён более ранних строителей, несколько перекрывала обзор; впрочем, не настолько, чтобы не рассмотреть за ней снайпера в тёмно-коричневом комбинезоне, вышагивающего взад и вперёд по нижней площадке пещеры. Верхний ярус, обходивший площадку по правой стороне стены, был виден куда лучше: Блацкович немедленно заметил на веранде офицера, смотрящего куда-то вниз – возможно, наблюдавшего за прогулкой снайпера. Для чего предназначалась древняя стена и с какой целью она была возведена в этом богом заброшенном месте, для Блацковича оставалось загадкой; тем не менее, охранявшие грот нацисты наверняка были поставлены здесь не просто так… Тем более, среди них имелся офицер! Впрочем, где был один, там обязательно должен находиться и другой – это Блацковичу было известно по достаточно богатому опыту, полученному за время нахождения в стенах замка «Вольфенштайн». Пока же, не видя в наличии иных врагов, американец выждал, когда нацист с автоматом приблизиться к стене, откуда его тела не будет видно ни офицеру на втором ярусе, ни дежурившему на нижней площадке снайперу – и точным выстрелом ликвидировал пинающего камешки неприятеля.
Действия американца были столь просчитанными, что ни один из оставшихся супостатов не придал внимания внезапному исчезновению двух предыдущих охранников: офицер по-прежнему пялился на нижнюю площадку, которая, кстати сказать, освещалась тремя переносными прожекторами, расставленными вдоль стены, а снайпер продолжал шляться по периметру между них. Быстренько осмотрев участок, Блацкович заметил узкую металлическую лестницу, спускавшуюся со второго яруса прямо к нему – и посчитал данный путь лучшим вариантом, нежели обходить старинную конструкцию слева, откуда он гораздо более рисковал быть замеченным; поэтому он осторожно поднялся по ней, оказавшись наверху, прикрытый полуметровыми перилами, состоящими из жестяных пластин. Только ему удалось взобраться, как он вторично оценил собственное преимущество перед врагами: отныне снайпер, находящийся под ним, не представлял для него ни малейшей угрозы, поскольку вообще не смотрел на второй ярус; зато офицер, опиравшийся на перила и стоявший метрах в тридцати от него, оказался буквально на ладони! Кроме того, едва разведчик высунул голову над поверхностью, как увидел ещё одного автоматчика: тот также прогуливался по веранде, на которую только что взобрался диверсант; к счастью, он ничего не подозревал о проникшем в их периметр сбежавшем заключённом – и вразвалочку шагал в сторону офицера.
Другим важным наблюдением, которое сделал «Би Джей», было наличие двух проходов, размещавшихся за стоящим у перил офицером, которые не были видны ему до тех пор, пока он оставался за стеной, внизу: один из них располагался непосредственно за спиной офицера, представляя собой широкий лаз, к которому вела очередная металлическая лестница; другой же являлся поворотом яруса направо, куда ныне, по всей видимости, и направлялся автоматчик. Оба хода прекрасно освещались электрическими лампами; тем не менее, чтобы обследовать их, было необходимо избавиться от трёх – как минимум, видимых ему – врагов.
Как только Блацкович подумал об этом, офицер, лениво потянувшись, убрал руки с перил – и, повернувшись на сорок пять градусов направо, принялся созерцать находящийся рядом провал, у края которого, собственно говоря, окружённая древними стенами и охраняемая нацистами площадка заканчивалась. Агент Второй мгновенно прицелился – и двигающийся по веранде автоматчик упал на камни; его падение было немедленно скрыто от посторонних глаз листовой жестью перил. Возможно, что находящийся неподалёку офицер что-то расслышал, но, всего лишь на мгновение лениво обернувшись на шум, он вернулся к созерцанию провала; не исключено, что он просто не мог представить себе всю меру опасности, которой нельзя было ожидать в этом поистине богом заброшенном месте. Скорее всего, не увидев на месте своего подчинённого, он решил, что тот успел зайти за угол – или даже спуститься вниз по лестнице, услугами которой не так давно воспользовался Блацкович… Впрочем, гадать об этом не было времени: американец, убедившись в том, что начальство периметра ничем не обеспокоено, осторожно выглянул через перила – и увидев, что снайпер, как ни в чём не бывало, меряет расстояние от стены до стены, ликвидировал безалаберного офицера: тот замертво свалился на площадку деревянной лестницы, по которой можно было подняться на второй ярус с противоположной от стены стороне. К слову сказать, это было наименее освещённое место объекта, поэтому разведчик не опасался за мгновенное обнаружение покойника подчинёнными.
Итак, оставался снайпер, снующий вперёд-назад прямо под верандой; его устранение было бы самым заметным, поскольку тот неизменно находился в поле действия, как минимум, одного из трёх прожекторов. К тому же, он вообще не переставал двигаться, шляясь от стены к стене, будто заведённый. «Чёрт бы тебя побрал, камрад! – ругнулся про себя Блацкович, пробираясь под укрытием перил в сторону прохода с веранды направо, где уже покоилось тело автоматчика. – Остановился бы хоть на мгновение, что ли!.. Какой же ты вообще, к дьяволу, снайпер, если не можешь прекратить свою беготню?! Неужели тебя не учили часами сидеть без движения, выслеживая свою жертву?! А бегать из угла в угол – поверь, не является подлинной задачей вашего брата…»
Однако, он посчитал излишним спуститься вниз – и прочитать врагу вводную лекцию касательно поведения снайперов; вместо этого он незаметно перегнулся через перила, пока солдат находился прямо под ним – и спустил курок; нацист, выронив из рук винтовку, ткнулся носом едва ли не в стену, по другую сторону которой уже лежал пинавший ранее камешки автоматчик. Приподнявшись над перилами выше, Блацкович теперь имел возможность внимательно рассмотреть всю локацию, неизвестными местами которой для него по-прежнему оставались два прохода – наверх, по лестнице, и направо.
Оставив верхний участок, так сказать, на закуску, американец проследовал направо, стараясь не скрипеть деревянными досками, мостивших его продвижение. Огибая скалу по неровному спуску, он сделал полукруг, выйдя к двум маленьким, ручным вагонеткам, наполненных камнями; рядом с ними, аккуратно приставленные к стене, находились несколько отбойных молотков, подсоединённые тонкими проводами к стоявшему неподалёку компрессору. Блацкович сделал ещё несколько шагов по тоннелю – и едва не наткнулся на ещё одного офицера, стоявшего к нему спиной: тот выглядел более, чем обеспокоенно – в его руке был пистолет, и он озабоченно выглядывал из-за стены, выходившей на площадку под верандой. Скорее всего, он что-то слышал – например, звук ликвидации снайпера, лежавшего о него за стеной метрах в двадцати – и, вероятно, раздумывал, следует ли вызывать подкрепление. Только Блацкович не дал ему такой возможности – лишних врагов ему здесь как раз и не хватало! – и выстрелил в затылок нациста едва ли не в упор. Гитлеровец, пару раз покачнувшись, упал на камни, а разведчик не преминул присвоить его боеприпасы.
Итак, локация была свободна от неприятелей; впрочем, решил Блацкович, если он не будет действовать быстрее, они могут появиться не только из верхнего прохода, куда вела металлическая лестница, но даже из-под воды – если, конечно, нацисты действительно озаботятся проверить, выжил ли ненавистный беглец после катастрофы на канатной дороге… «Мне следует поторопиться! – подумал диверсант, пересекая освещённую площадку и поднимаясь по противоположной лестнице на второй ярус. – Если меня застукают в этом месте, то уничтожат на раз, тупо задавив количеством! Увы, ни гранат, ни ручного гранатомёта против неприятелей использовать нельзя: здесь не то, что взрыв – даже чересчур сильный звук вполне может спровоцировать обвал!.. Необходимо как можно скорее подняться к поверхности…»
Блацковича беспокоила и другая деталь: он совершенно не представлял себе, в каком месте находится! После падения вагона в воду, он полностью потерял ориентацию, поэтому предположить собственное местонахождение мог исключительно по редким лишайникам на камнях древних стен… Он не мог сказать, в какую сторону поплыл – к мосту или от него; однако, если взобраться по лестнице, то он пойдёт в северном направлении… Впрочем, установление сторон света также ничего не меняло: в конце концов, он не являлся участником игры «Охота на лис»… Придётся идти, как говориться, куда выведут глаза, а там видно будет.
Не меньше вопросов вызвал у него и сам участок, на котором он оказался крайне неожиданно для себя самого: что это за место? Оно не только охраняется, но и является объектом, на котором ведутся раскопки! Искусственно проделанные или расширенные пещеры, горнопроходческие инструменты, прожекторы… и древние стены, возведённые за столетия до того, как эти самые прожекторы были здесь установлены! Судя по провалу, дна которого он так и не смог рассмотреть с лестницы, работы тут велись грандиозные… Оставалось непонятным, что именно искали нацисты? Конечно, любая – прилегающая к старинному средневековому замку – территория могла вызывать крайний интерес фон Шаббс и её археологов; ответы на эти да им подобные вопросы следовало искать в попадавшихся ему прежде письмах и дневниках занимавшихся исследованиями здешней местности людей… «Ладно, вот доберусь до оберштурмбаннфюрера – и клянусь: расспрошу её об этом лично! – пообещал себе Блацкович, поднимаясь по лестнице. – Одно мне известно точно: то, что ищет Хельга, вряд ли может служить добрым целям, поскольку она озабочена получением тайных знаний; получив же искомое, она неизбежно задействует их для создания какого-то невероятного сверхоружия…»
Перед тем, как совершить подъём выше, американец сделал то, о чём грезил последние минут двадцать: он раздел первого из застреленных офицеров, облачившись в его одежду; к счастью, комплекция покойного почти соответствовала размерам агента. Блацкович натянул на себя штаны, сапоги и рубашку, постеснявшись пользоваться запачканным кровью убитого френчем – и, мгновенно почувствовав себя лучше, вскарабкался на стену.
Оказавшись наверху, он, совершив не более десятка крадущихся шагов по освещённому электричеством тоннелю, вышел в новый грот; скорее всего, тот являлся продолжением предыдущего, так как глубокий провал слева нельзя было миновать иным путём. Прямо перед ним возвышалась очередная старинная стена, за которой он увидел автоматчика: солдат стоял метрах в десяти от него, охраняя находящийся за ним огромный двухъярусный участок; Блацкович обратил внимание, что к строению пещеры рука человека почти не приложила усилий – потолки катакомб выглядели естественными и неровными; люди даже не удосужились убрать нависшие с них сталактиты… Справа от охранника он заметил его товарища, маячившего по длинному, однако прекрасно освещённому коридору, уставленного ящиками; прямо по курсу, на втором ярусе естественной пещеры, «Би Джей» увидел пулемётную точку, возле которой прогуливались два нациста – ещё один автоматчик и снайпер; третий ярус, слева по которому можно было отчётливо рассмотреть выход в соседнюю локацию, был наименее охраняемым, по крайней мере, визуально: там находился одинокий офицер, который, видимо, вполне полагался на солдат двумя ярусами ниже. Враги не выглядели обеспокоенными: вероятно, Блацкович, бесшумно проделав работу пещерой ниже, не дал им для этого ни малейшего повода.
Итак, американец, прочитав возможные варианты развития событий, решил начать с ближайшего охранника, находившегося через стену от него: курок его пистолета едва слышно щёлкнул – и солдат рухнул едва ли ни ему под ноги. Чтобы заметить его отсутствие на прежней позиции, гитлеровцам наверху надо было как следует напрячь зрение; между тем, все трое продолжали спокойно переходить с места на место – ни один из них не увидел, как из-за разрушенной временем стены промелькнула тень, скрывшаяся в уходящем направо коридоре.
Второй автоматчик слишком поздно заметил приближающуюся угрозу; возможно, он даже не увидел её вообще: нацист стоял прямо под электрической лампой, тогда как разведчик тихонько подкрался к нему из темноты. Бесшумный выстрел решил дело во мгновение ока – и Агент Второй столь же тихо оттащил его труп с освещённого места за ближайший угол. Высунувшись из-за него, Блацкович увидел его товарища, до сих пор, кстати сказать, им не виденного: тот прогуливался вдоль смежного коридора, начинающегося слева от стены, из-за которой диверсант начал своё вторжение на участок. Мысленно прокляв себя за едва не стоившую ему головы недальновидность, Блацкович выстрелил в него, пока тот, в свою очередь, не успел скрыться за углом – и не вышел на второй ярус, где располагался дот; конечно, оттуда его смерть могли заметить дежурившие у пулемёта двое эсэсовцев; да и сам офицер практически стоял метром выше над их головами… Однако, благодаря расторопности и умением планировать каждый выстрел суперагента, охранник упал задолго до поворота направо, не вызвав подозрения товарищей – и Блацкович, рассчитав движение находящихся за пулемётом противников, короткой перебежкой достиг противоположного коридора, открывающего ему путь на следующий уровень.
Выждав с минуту, он аккуратно выглянул из тоннеля наружу: оказалось, что за пулемётом остался только один неприятель со снайперской винтовкой, тогда как его сослуживец, воспользовавшийся не предвещающей никаких бед обстановкой, взобрался по ступеням ярусом выше – и о чём-то говорил с офицером. Это дало возможность Блацковичу внести корректуру касательно расположения пещеры и пронизывавших её тоннелей: оказалось, что у него есть возможность выбора – либо взобраться по ступенькам выше, либо – следуя за снайпером, незаметно пробраться в коридорчик за его спиной – и точно также оказаться на вернем ярусе! Поскольку первый вариант был сопряжён с большей опасностью – кто-нибудь из двух нацистов мог увидеть его при подъёме, то он решил воспользоваться вторым, предоставляющим врагам куда меньше шансов для случайного раскрытия его инкогнито.
Несколько секунд – и Блацкович в точности последовал выбранному плану: дождавшись, пока дежуривший возле пулемёта снайпер обернётся к нему спиной и отойдёт на приличное расстояние в противоположную сторону, американец, пригнувшись за естественным каменным парапетом, проследовал за ним, стараясь не привлечь внимания супостатов сверху; добравшись до узенького коридора, он тотчас юркнул в него, предоставив ничего не подозревающему снайперу пялиться куда-то вниз пещеры. Итак, первая часть дела была успешно сделана; следовало – желательно, с аналогичным успехом – проделать оставшуюся.
Обойдя выступ скалы, Блацкович оказался рядом с двумя нацистами на верхнем ярусе; те мгновением позже завершили беседу – и автоматчик, отдав честь, спустился по ступенькам к своему приятелю, по-прежнему вышагивающему рядом с дотом; офицер, прикрывая рукой сладкий зевок, сделал несколько шагов в сторону Блацковича… Тот не стал дожидаться, пока неприятель обнаружит его – и, высунувшись из-за выступа, пустил ему пулю в голову. Офицер упал на пол; тем временем, поднявшийся во весь рост Блацкович вышел врагам за спину – и двумя выстрелами ликвидировал не ожидавших внезапного нападения противников. Убедившись, что его враги, мешками попадавшие возле пулемёта, не двигаются, он осмотрел пещеру с верхней точки, обнаружив прямо перед собой выход на следующий участок.
Глазам его открылся не природный тоннель, лишь слегка подправленный рукой человека, а древний коридор, на стенах которого, как в былые времена, горели факелы; впрочем, они ничуть не мешали мирному соседству с ними современных электрических ламп. В глубине его он рассмотрел огромную пещеру, полные размеры которой скрывала лёгкая дымка – и, что не могло не обрадовать его, узрел в её верхней части самый настоящий солнечный свет! Другого ему, пожалуй, и не было нужно: итак, он обнаружил выход на поверхность… Тем не менее, спешить наружу представлялось не самым разумным решением: там же, на выходе из коридора, Блацкович увидел фигуру второго офицера, неподвижно застывшего к нему спиной и глядящего себе под ноги. Американец, осторожно двигаясь вдоль по средневековой конструкции, с каждым шагом приближался к замершему врагу, в надежде узнать, что именно столь заинтересовало его; увы, узнать этого разведчику так и не удалось: офицер внезапно сделал шаг назад – и обернулся, поправляя головной убор.
Это стало его последним осознанным действием: Блацкович выстрелил, наблюдая, как нацист сделал пару неверных шагов в его сторону; лицо его перекосилось – и он сполз по стене на пол, застыв под шеренгой электрических ламп и факелов. В тот же миг до его ушей донеслось движение откуда-то снаружи; услышав тяжёлую поступь, Блацкович, предчувствуя недоброе, немедленно отступил назад, вновь оказываясь за углом древнего коридора. Едва он успел это сделать, как в узком пространстве возник новый враг: бронированный суперсолдат, вооружённый «Злобой»; противник увидел труп офицера, что-то прохрипел – и пошёл в сторону Блацковича, пока не открывая огня. Это говорило о том, что разведчик поторопился весьма вовремя, благодаря чему остался незамеченным для опаснейшего врага: ныне он мог наблюдать за его медленным, но верным движением по коридору…
Использовать против этого полумеханического чучела тяжёлую артиллерию – такую, как гранаты или ручную базуку – было бы явным перебором: конечно, противник неминуемо будет остановлен, однако при этом может обрушиться потолок старинного тоннеля – и что прикажете делать тогда?! Возможно, за ним находится единственный отсюда выход на поверхность…
И тут диверсанта осенило: пулемёт! Ну, конечно же: может, он как следует и попортит стены конструкции, но ведь не нанесёт им подобного урона, как взрывчатые вещества! Кстати говоря, находящийся в помещении противник не сможет воспользоваться никаким укрытием от него: тоннель совершенно пуст, кроме того, в его достаточно узких стенах закованному в броню солдату будет ой как нелегко – ни развернуться, ни присесть, ни достичь выхода, пока американец будет разряжать в него боезапас «Злобы»! Следовательно, нечего медлить: и Блацкович, быстро спустившись по ступенькам ярусом ниже, выхватил пулемёт из удерживающего его треножника.
Совершив задуманное, он немедленно вернулся к выступу стены, за которой начинался тоннель; шаги неприятеля неуклонно приближались. Тогда американец, высунув оружие в проход, надавил на гашетку; противник на мгновение замер, получив длинную очередь в грудь, но сразу после этого распрямился – и ответил Блацковичу контратакой; пули выбивали из потолка коридора каменную пыль, со стен сыпались уничтоженные факелы и электролампы, благодаря чему в помещении наступила почти кромешная темнота, ставшая следующим минусом для оборонявшегося суперсолдата. Разведчик, надёжно прикрытый выступом, превосходно видел здоровенную фигуру противника в светлом проёме коридора за его спиной, тогда как его врагу приходилось стрелять практически вслепую. Так или иначе, дуэль пулемётчиков закончилась несколько мгновений спустя: непрекращающаяся стрельба Блацковича посрывала с неприятеля защищавшую того броню, не менее полусотни пуль впились в едва ли не обнажённый торс великана – и тот рухнул на пол, загородив собой весь проход, кстати, почти не пострадавший от схватки.
Не расставаясь с шестиствольным оружием, американец осторожно приблизился к поверженному чудищу: охранявший выход наружу бронированный солдат был мёртв. Теперь Блацкович был стопроцентно уверен, что здоровяк дежурил на участке не напрасно: нетрудно было догадаться, что подобных железных страшилищ привлекали к охране лишь особо режимных объектов, с повышенным уровнем секретности… Например, на периметр раскопок, которыми здесь вовсю занималась фон Шаббс и её приспешники… Ну и, само собой разумеется, бронированный нацист стоял на страже выхода из пещеры, на что указывал пробивающийся откуда-то сверху дневной свет.
Наконец, проделав ещё около двадцати метров, Блацкович выглянул из тоннеля, остановившись за углом, в тени которого лежал труп убитого им ранее офицера. Действительно, над головой агента сияли солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь огромную трещину в потолке пещеры, которая занимала собой всё обозримое пространство; непомерной величины грот огибала старинная веранда, обустроенная по всему периметру соединёнными арками из четырёхугольных колонн. Древняя конструкция венчалась вполне современным подъёмником; каких-нибудь семьдесят метров наверх – и Блацкович, наконец, сможет выбраться из подземных сооружений… Впрочем, не тут-то было: стоило ему ступить на окаймляющую пропасть веранду, как в поле зрения появились новые враги.
Во-первых, он внезапно расслышал резкий гул сверху; подняв голову, он постарался как можно скорей спрятаться за ближайшей колонной – прямо на него, проникнув в пещеру сквозь трещину в потолке, неслись два беспилотника. Блацкович мгновенно смекнул, что он просто не может дать им ни единой возможности на выстрел: ракеты этих чёртовых летательных машин могут навсегда прервать его путешествие наверх! Даже если они не попадут в него самого, их реактивным снарядам достаточно разрушить любую из частей веранды, не говоря уже о прямом попадании по подъёмнику – и восхождение американца наверх будет прекращено, даже не начавшись.
Зато нацисты, со всей очевидностью, решили пожертвовать своими исследованиями, чтобы только не дать беглому заключённому тюрьмы замка «Вольфенштайн» выбраться наружу; видимо, он как следует достал Йегера и его ребят, раз они пошли на акт столь беспрецедентного вандализма… Или, может статься, фон Шаббс об этом ещё ничего не знает?! Так или иначе, выбор у него не богат: беспилотникам нельзя открыть огонь – ни при каких обстоятельствах!
Высунувшись из-за колонны, Блацкович, даже не дожидаясь раскрутки стволов «Злобы», навёл оружие на крылатых противников; тем временем они успели опуститься на высоту, практически равную занимаемой агентом. Мгновение позже пулемёт застрекотал; десятки пустых гильз со звоном полетели под ноги Блацковича, только это не занимало его внимания: один из летательных аппаратов взорвался – и, сверкая искорёженной обшивкой, полетел в пропасть; другой же успел сменить позицию, готовясь вновь зависнуть в воздухе – и сделать выстрел. Но человек, бесстрашно выступивший против нацистской техники, обошёл в скорости и ловкости второго неодушевлённого врага: на мгновение прекративший движение беспилотник кувыркнулся в воздухе, потерял управление – и в ту же секунду взорвался, сверкнув во все стороны металлическими обломками.
Человек решил, что смог всеми правдами и неправдами отстоять поставленную цель – не допустить разрушения веранды и подъёмника – и уже собрался было двигаться дальше, но следом за «во-первых», как известно, идёт обязательное «во-вторых». Этим самым «во-вторых» оказался снайпер, прятавшийся где-то наверху, в районе подъёмника; и как Блацкович не старался, он не мог вычислить его в течение нескольких минут. Американец понимал, что больше тому прятаться, собственно, негде: веранда превосходно просматривалась – и если бы супостат отсиживался за какой-нибудь из её колонн, то быстро выдал бы своё местоположение. Итак, подъёмник… Агент Второй бросил на пол пулемёт, вооружаясь снайперской винтовкой – и проследовал вперёд, прикрываясь каменными колоннами древнего строения.
Для того, чтобы преодолеть оделявшую его от лифтовой кабины дистанцию, Блацковичу потребовалось не более семи минут, причём, при учёте фактора опасности, которой он подвергался со стороны незамеченного до сих пор супостата. Однако, и тот был не лыком шит: промахнувшись единожды, он наверняка задумал покончить с бежавшим заключённым следующим выстрелом – пока разведчик осторожно поднимался, постоянно меняя дислокацию, нацист предпочитал не высовываться. Подобная тактика убедила Блацковича, что на объекте у него всего один враг, не более: будь снайперов хотя бы двое, второй не стал бы терять времени, пока диверсант скачет по веранде от колонны к колонне: меткость нацистских стрелков была просто притчей во языцех… Этих парней тренировали так, что они практически никому не уступали: ни в выдержке, ни в точности попадания.
Наконец, Блацкович замер перед лестницей, ведущей к подъёмнику; конструкция состояла из трёх пролётов с аналогичным количеством площадок, уставленных ящиками; соответственно, враг мог находиться на одной из них… или, на крайний случай, в самой лифтовой кабине, откуда положение для стрельбы было просто идеальным.
На первой площадке врага не оказалось; Блацкович мысленно похвалил его, отдавая должное выдержке снайпера: если он до сих пор не обнаружил нациста, значит, это – весьма сильный противник, какие ему попадались нечасто… То же самое случилось площадкой выше: гитлеровец не подавал никаких признаков нахождения на участке. «Да ты опытный, гадёныш! – не теряя терпения, подумал Блацкович, намереваясь как можно неожиданней возникнуть у самого рубежа: третьей площадки – и находившейся слева от неё кабины подъёмника. – Это же надо так профессионально заныкаться: сам чёрт ногу сломит, пока достанет тебя на свет божий!»
Не отдавая отчёта, что только что польстил себе, сравнив себя с князем мира сего, Блацкович, взбежав по ступеням выше, едва не вылупил глаза – и от полной неожиданности едва не выстрелил в безусого парня, который, сжавшись в комок, сидел за ящиками, а его оружие лежало перед ним на полу!
- Не стреляйте! – воскликнул он, закрывая лицо. – Я сдаюсь!
- Вот ещё новости! – удивился Блацкович, мгновенно озираясь; действительно горе-стрелок был один. Следовательно, путь наверх – открыт. – И что мне прикажешь делать с тобой, мой драгоценный пленник? Впрочем, - он внимательно посмотрел на паренька, действия которого он ошибочно принял за манёвры истинного профессионала, - не подскажешь ли несчастному путешественнику, далеко ли отсюда Падерборн?
- Город прямо за мостом! – отозвался тот, подталкивая для пущего доверия к ногам Блацковича свой «Бомбеншусс». – Подниметесь на лифте наверх, оттуда – по горной тропинке к мосту, - он вытер мокрый нос и с надеждой воззрился на американца. – Отпустите меня, пожалуйста! По запасному выходу вы попадёте на мост, оттуда – на КПП… А там и Падерборн!
- Понимаю, - разведчик усмехнулся. – А чтобы пересечь КПП, мне придётся положить кучу охраны, не так ли?
- Другого пути нет, - сочувственно пожал плечами тот. – Если вам в город, то попасть туда можно только через контрольно-пропускной пункт. Или вплавь, по притоку местной речушки – и через Вульфбург…
- Ладно, проваливай! – кивнул Блацкович, указывая ему глазами вниз по лестнице. – Только винтовочку оставь, она тебе больше не понадобится…
- Конечно, конечно! – затараторил юный немец, немедленно подскакивая на ноги.
- И, вот что, - добавил агент, входя в лифтовую кабину. – Встретишь своих – передавай привет Руди Йегеру, поскольку с этой собакой я далеко не закончил… Сам-то откуда будешь?
- Из Вестфалии, - ответил тот, пятясь по лестнице и не спуская глаз с американца. – У меня мама и сестрёнка в Арнсберге…
- Вот и возвращайся в свой Арнсберг, если получится, - Блацкович надавил кнопку в центре лифтовой кабины. – Словом, уноси ноги из этого замка, юнец!
Подъёмник дёрнулся – и стал подниматься; из кабины диверсант увидел, как парнишка без оглядки побежал по лестнице вниз, перепрыгивая через ступени, пока не оказался на окружавшую пропасть веранде, где спрятался за колонну… Больше Блацкович не наблюдал за ним, сосредоточившись на подъёме; опасности парень больше не представлял – даже в том случае, если попытался бы палить по кабине лифта из брошенной Блацковичем «Злобы». «Выберется или нет? – он печально скривил губы. – Все мы – простые солдаты на великой войне: даже, если она идёт не в моей вселенной…»
Минута – и подъёмник, преодолев чрево пещеры, замер у площадки наверху: отсюда Блацкович мог видеть не только лучи солнца, но и само дневное светило, отчего жить захотелось стократно больше. Здесь его, как оказалось, никто не ждал: разведчик покинул кабину – и, вскинув «Бомбеншусс», проследовал в единственный тоннель, начинавшийся прямо от погрузочной площадки. Немного пропетляв по нему, он вышел к здоровенной металлической двери, устроенной прямо в скале; благо, что сбоку от неё находилось устройство, позволяющее управлять открывающим дверь механизмом: когда она поднялась и человек, наконец, вышел на солнечный свет, он едва ли не со слезами на глазах вдохнул полную грудь свежего воздуха, столь приятного и чистого, ничем не напоминающего смрадных фимиамов подземных тоннелей… Оглядевшись, Блацкович понял, что оказался с правой стороны от канатной дороги, выбравшись на горную тропинку, как от том ему поведал юный пленник; менее, чем в километре перед ним, находился мост через реку, под которым имелся настоящий укрепрайон, занимавший целые три пролёта: Блацкович рассмотрел несколько пулемётных точек, по одной на пролёт, которые прикрывали непосредственно канатную дорогу… Итак, получалось, что, сорвавшись в вагончике с троса и оказавшись в воде, он провёл около часа под землёй – и всё для того,  чтобы вновь попасть едва ли не к началу канатной дороги!
Однако, теперь горевать о потерянном времени вообще было не с руки: его ждёт не только Кесслер, но и множество оставшихся верными идеям гуманизма и пацифизма товарищей, разбросанные по всему земному шару… Кроме того, нельзя забывать о пока неотомщённом Уэсли! И Каролине Беккер, подло убитой прислужником «Мёртвой Головы» в его мире, но в этом – живой и верящей в его помощь!
Агенту Второму понадобилось не более десяти минут, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее его от здоровенной опоры, упиравшейся прямо в скалу; ещё издали Блацкович заметил на ней металлическую лестницу красного цвета, прямо намекавшей на свою аварийную функцию – американец, не мудрствуя лукаво, подпрыгнул и обеими руками вцепился в неё. Ещё до подъёма он обратил внимание, что эта часть моста не охраняется: вполне возможно, что основные силы охраны были стянуты на КПП, которого ему, согласно словам пленённого молодчика, никоим образом не избежать, коли он намерен поскорее пробраться в Падерборн… Если враги уверены в том, что он до сих пор жив – а об этом, в свою очередь, им наверняка вскоре сообщит молодой немец – то нацисты, конечно, костьми лягут, чтобы не дать ему встретиться со связником: мало ли, какие планы вынашивает поганое сопротивление! Даже если запланированная диверсия в замке пошла прахом, то никто не гарантирован от того, что повстанцы против нового мирового порядка не попытаются повторить её! Итак, надо пройти по укреплённой линии под мостом, атаковать КПП, пересечь, в конечном итоге, реку – и попасть в Падерборн любой ценой! Если Людвиг Кесслер не раскрыт, то им, помимо элементарного выживания, надо попасть в Вульфбург… где, собственно, и разыграется последний акт задуманной сопротивлением пьесы.
Преодолев более полусотни метров вверх, Блацкович, наконец, оказался на мосту; он вылез на площадку, с которой соединялись довольно хлипкие перекрытия, ведущие дальше – к его центральной части. Раньше «Би Джей» никогда не замечал за собой склонности к акрофобии, однако, теперь, находясь на высоте более, чем двести метров, ему стало несколько не по себе: под ним – текущая вода, омывающая собой проклятый замок «Вольфенштайн», со всеми его тюрьмами, подземными тоннелями – и ужасными тайнами, о которых доподлинно неизвестно ни одному человеку во вселенной… даже самой фон Шаббс, любящей кичиться родством по прямой линии с древним императором, известно далеко не всё о наследии своего великого предка… Ведь до сих пор неизвестно, чем он занимался на самом деле; судить о его интересах лишь по сохранившимся письмам – глупо! Никому неведомо, что обнаружил древнегерманский король в странных манускриптах, коим никто не установил точной даты написания, и почему столь рьяно скрывал узнанное даже от наиболее близких людей – и чем, собственно говоря, закончились его таинственные изыскания, изобретения, намерения?..
Блацкович закрыл глаза, а открыв их, старался смотреть исключительно перед собой: перекрытия, держащиеся на металлических тросах, которые, несмотря на внешнюю крепость, покачивались от задувающих под мост горных ветров, подобно ничтожным былинкам… «Нет, надо тотчас же прекратить заниматься ерундой! – подумалось человеку, державшемуся за тонкий стальной трос над бездной. Он осторожно поставил правую ногу на узкие перекладины, окованные по краям. – Так нельзя, Билли Бой, ты просто сорвёшь задание! У людей – замечательных людей, родившихся в этом мире – просто нет времени, чтобы ждать тебя, пока ты будешь раскачиваться здесь, на ветру, под мостом… Они и так рискуют куда больше тебя; а ныне, в момент твоего появления здесь, этот риск вообще зашкаливает все мыслимые и немыслимые нормы! Ничто не происходит просто так, всему причиной – закономерность напрямую связанных событий! Тебе просто нельзя упасть в эту самую реку… Вперёд, «Би Джей», чёрт тебя побери! Вперёд!»
Отданная самому себе команда, как ни странно, произвела на Блацковича неизгладимое действие: в глазах его неожиданно посветлело, головокружение и лёгкие приступы тошноты также покинули его – и он, твёрдо вцепившись в тросы, преодолел по доскам несколько первых метров; затем на мгновение остановился, поглубже вдохнул – и последовал дальше…
Во время перехода под мостом, Блацкович, дабы отвлечься от навязчивых мыслей, придумал себе занятие: размышлять о ветре, который трепал его буквально со всех сторон, поскольку почти ежеминутно менял направление. И, надо сказать, это вполне помогло разведчику дистанцироваться от беспокойства, едва не взявшего контроль над его состоянием: Блацкович, несмотря на почти окоченевшие руки, успешно преодолел страшную полосу препятствий – и благополучно оказался на следующей площадке, в стене которой находилась металлическая дверь.
Агент Второй приоткрыл её, отскакивая за угол: подсобное помещение, стены которого были уставлены аппаратурой и увиты шипящими у потолка трубами, являлось сквозным; не обнаружив в нём противников, Блацкович прошёл его, остановившись перед следующей дверью. До того, как выйти на следующую локацию, он дал себе несколько минут, чтобы хоть немного согреться: замёрзшие руки могли стать для него весьма серьёзным препятствием в дальнейшем путешествии. Он присел на корточки, прислонившись спиной к стене – и изо всех сил потёр ладонь о ладонь; повторив эту процедуру трижды, «Би Джей» вновь почувствовал, что может следовать дальше – и, перехватив поудобнее «Бомбеншусс», тихонько открыл дверь.
За ней оказался довольно широкий мостик, состоящий из толстой стальной решётки, который полукругом огибал пулемётную точку, установленную на центральной площадке укрепрайона. Прямо перед ним стоял бронированный контейнер, что дало ему возможность мгновенно укрыться от посторонних глаз, которых здесь оказалось немало: Блацкович насчитал шестерых солдат, патрулирующих территорию. Кстати, пятеро из них находились за пулемётом, ближе к следующей за мостиком металлической дверью – и лишь один неспешно прогуливался буквально в десятке метров от проникшего в сектор агента.
Глянув налево, он увидел центральные ворота замка «Вольфенштайн», до сих пор почему-то распахнутые; возможно, нацисты пытались починить трассу – честно говоря, Блацковича это не интересовало никоим образом… Тем не менее, из увиденного он мог заключить о том, что совершил половину пути – и если ему удастся преодолеть решётчатый мостик, то он, несомненно, найдёт спуск на центральный КПП Падерборнского моста, который отсюда вообще не был виден: увы, его территорию полностью закрывала собой железобетонная арка.
Быстро поменяв винтовку на бесшумный пистолет, Блацкович ликвидировал ближайшего солдата до того момента, покуда тот не показался на глаза товарищам, едва ли не сгрудившимся на площадке, где был оборудован дот. Гитлеровец хлопнулся на пол, за перила, на что остальные охранники не обратили никакого внимания. Американец, присев на корточки и стараясь не выдаваться из-за упомянутого укрытия, осторожно проследовал дальше, пока не совершил половину пути от полукруга, которую представлял собой решётчатый мостик. После этого он, заняв удобную позицию между сложенных неподалёку от площадки ящиков, стал выжидать благоприятное время для нанесения по врагам стремительного удара.
К сожалению, время шло, но противники, казалось, не имели такого намерения, как проверка периметра; кроме того, пальцы разведчика вновь стали замерзать: ещё немного – и можно вновь отползать в техническую каморку, чтобы как следует согреться… Ничего не оставалось, как устроить отстрел супостатов одного за другим; конечно, выжившие после первых же его выстрелов могут вызвать подкрепление; однако, Блацковича успокаивал факт того, что на подобном мостике не очень-то разойдёшься с пальбой: ширина конструкция не позволяла уместить даже двух человек, чтобы при этом они не касались плечами. Таким образом, атаковать или обороняться эсэсовцы могут только с весьма невыгодной позиции: например, усевшись друг за другом гуськом. Ну и, само по себе ясно, что вести полноценный бой на подобной высоте сможет далеко не каждый солдат: нечего и говорить о том, что приступам головокружения подвержен не исключительно один Блацкович…
Однако, пока он рассуждал об этом, готовясь к схватке, в стане врага произошло заметное движение: двое автоматчиков, как это только что предположил американец, друг за другом отправились в противоположный конец моста; оставшаяся троица скрылась на площадке с пулемётом – впрочем, Блацкович по-прежнему продолжал видеть их выдающиеся над перилами шлемы. Улучив момент, он поднял пистолет – и тремя выстрелами уничтожил пулемётный расчёт, причём, сделал это весьма дерзко и неожиданно для их удалявшихся товарищей. Медлить было нельзя: пока оставшиеся ничего не заподозрили, Блацкович совершил молниеносный рывок по мостику, преодолев около тридцати метров – и, оказавшись на площадке с тремя покойниками, завладел вращающейся вокруг оси «Злобой».
Последовавшие затем события были предсказуемы без карт Таро или кофейной гущи: диверсант развернул пулемёт на сорок пять градусов – и без зазрения совести расстрелял неприятелей, даже не успевших обернуться. Не исключено, что налетевший в тот момент порыв ветра попросту заглушил все звуки, могущие вызвать их подозрение… Осмотрев открывшийся ему с площадки периметр моста, Блацкович убедился в том, что на данном участке не осталось ни одного противника: он мог спокойно проследовать дальше – и достичь выхода с объекта, который, несомненно, располагался за закрытой дверью в конце строения…
Но радоваться преодолённому пути было явно преждевременно: уши агента, несмотря на завывания гулявших под мостом ветров, вновь безошибочно уловили приближающееся, отвратительное жужжание – и метрах в сотне от него, будто бы материализовавшись прямо из воздуха, появились две беспилотные машины! Блацкович резко рванул пулемёт в обратном направлении: с такими противниками шутить не приходилось, это вам не обмочившийся от страха юнец! И, тем не менее, прежде, чем он успел открыть по ним огонь, один из чёртовых летательных аппаратов успел выстрелить.
Взрыв, сопровождаемый тысячекратно усилившим его горным эхом, потряс едва ли не всю конструкцию: находись Блацкович парой десятков метров левее, от него осталось бы мокрое место; впрочем, даже если бы ему удалось выжить, то он, несомненно, отправился бы на дно протекавшей под мостом реки – вместе с рухнувшими вниз ящиками и вырванных с корнем деталями окружавших площадку перил. Тем не менее, он, по счастливому стечению обстоятельств, не был даже контужен или отброшен взрывной волной в сторону: лишь пригнулся за установкой – и в тот же миг шестиствольный пулемёт начал свою работу. Несколькими секундами спустя, которые показались Блацковичу вечностью, американец длинной очередью разнёс в пух и прах обоих летунов: выстрелы превратили их в кучу обломков, которые, сверкая на солнце, полетели в бездну. Американец, быстренько глянув по сторонам, понял, что ему никак нельзя задерживаться на месте: если взрыв на участке и не был фатальным сию минуту, то остальную работу за него вскоре могла проделать сама конструкция – повреждённый участок моста так и скрипел под собственной тяжестью, едва ли не на глазах проседая всё больше и больше. «Ходу отсюда!» – чуть не воскликнул разведчик в полный голос, мгновенно снимаясь с места и покидая пулемётную площадку; он без задержки пробежал около тридцати метров, перепрыгнув через тела последних солдат… Ещё рывок – и он замер перед дверью в стене, оказавшись, наконец, на железобетонном полу; а мигом позже за спиной его раздался ужасный скрежет: и Блацкович обернулся, чтобы краем глаза увидеть, как с моста полетели вниз ящики; под собственным весом накренилась площадка, с который в пропасть покатился пулемёт… А ещё секундой спустя вся конструкция, раскачиваемая ветром, сорвалась со своих опор – и, картинно пролетев около двух сотен метров, грохнулась в спокойную воду, кое-где оставшись торчать над её поверхностью… Вот только у Агента Второго не было времени, чтобы предаваться созерцанию технических катастроф: он поддел трубой дверь – и поднял её; его глазам предстала лифтовая шахта. Внизу Блацкович увидел и саму кабину, замершую где-то на расстоянии тридцати или более метров. Увы, приходилось спускаться в шахту на собственных руках, поскольку он не обнаружил нигде поблизости кнопки вызова лифта. Цепляясь за стальные тросы и постоянно чертыхаясь, американец потратил несколько минут, пока его ноги не коснулись кабины. После этого он утроился на её крыше – и, легко открыв аварийный люк, спрыгнул внутрь.
Оказалось, что вместо выхода на очередной участок, перед его глазами оказалась бетонная стена; надавив на кнопку, разведчик тут же ощутил, как лифт мягко заскользил ниже.
Итак, он, по-прежнему живой и невредимый, продолжал выполнение задания… «Интересно, каким образом мне доведётся пересекать КПП? – спросил он себя, ожидая полной остановки кабины. – Внутреннее чутьё подсказывает, что это может оказаться непосильной задачей: идти напролом – занятие крайне неблагодарное… Если территория охраняется хотя бы вдвое слабее, чем я предполагаю, то и в этом случае придётся несладко! Дьявол, если в Падерборн вела бы хоть ещё одна, известная мне дорога, всё выглядело бы куда симпатичнее; однако, всё сводится к тому, что без открытого контакта с противником мне туда попросту не попасть!.. Чёрт бы побрал этих нацистов!»
Лифтовая кабина замерла; мгновением позже её двери автоматически разошлись в стороны – и Блацкович едва успел спрятаться за левым от выхода углом: на него обрушился шквал огня, мгновенно изрешетивший всю заднюю стену подъёмника. Сорвав с плеча снайперскую винтовку, он осторожно высунулся, мысленно умоляя неприятелей не пользоваться гранатами – в противном случае его песенка была бы спета.
Итак, враги зажали его в узком помещении, чего Блацкович не выносил более всего остального; необходимо было собраться с силами – и выкрутиться из создавшегося положения. Стоило пальбе немного стихнуть, как он, совершив перекат по полу кабины, сделал несколько выстрелов наугад – лишь для того, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Это сработало: стрелявшие по нему эсэсовцы, число которых до сих пор не было установлено даже приблизительно, видимо, попрятались за укрытия, которыми им служили баррикады из ящиков и окна небольших кабинетов, вереницу которых Блацкович, как ему показалось, уже видел раньше. Не давая противникам передохнуть, он – также, по полу – вернулся обратно; действительно, теперь агент превосходно узнал помещение: оно являлось пунктом проверки личных документов, который он миновал вместе с Ричардом, впервые увидев Руди Йегера и его мерзкую собаку-людоеда. Значит, теперь он мог довольно точно судить о расположении этого офиса: прямо – пропускной коридор, справа и слева – вспомогательные помещения, представляющие из себя маленькие комнатки охраны; соответственно, налево по коридору должна быть широкая каменная лестница, ведущая прямо на КПП, где нацисты предварительно проверяли проезжавший в замок транспорт. Таким образом, зная планировку прилегающих к лифту помещений, Блацкович вполне мог рассчитывать собственные действия – даже несмотря на то, что ему до сих пор не было известно количество выставленных против него вражеских сил.
Если судить по автоматным очередям, которые встретили его после того, как двери лифта распахнулись, неприятелей не могло быть более нескольких человек: Блацкович в общем гвалте расслышал дробь нескольких единиц автоматического оружия; помимо того, он обратил внимание на крик как минимум четырёх различных голосов. Допущение, что врагов могло быть вдвое – или даже втрое – больше, казался вполне логичным: в любом случае, лучше уж перебрать, чем недобрать! «Придётся обороняться он них до тех пор, пока не появится возможность действовать более открыто – и покинуть кабину, - решил Блацкович, перезаряжая винтовку. – Ну и, конечно, надеяться на то, что в ход не будут пущены гранаты…»
Тем не менее, несмотря на поистине сложную ситуацию, американец с честью вышел из неё: в течение пары минут он, попеременно спасаясь от выстрелов по обе стороны дверей кабины, уничтожил трёх автоматчиков, особливо жаждавших добраться до него; судя по голосам оставшихся, он насчитал ещё четверых – и сделал вывод, что ничуть не ошибся, предположив, по меньшей мере, удвоенное количество неприятелей... Положив несколькими выстрелами ещё двух врагов, мешавших ему выбраться из узкой кабины в помещение справа по коридору, Блацкович, наконец, покинул закрытое пространство – и занял позицию за дверью, откуда окончательно взял ситуацию под контроль. Нацисты, коих оказалось ещё трое, окопались в кабинетах напротив американца, откуда вели по нему огонь сквозь окна и аналогично открытые двери помещений. Чтобы не тратить винтовочные патроны, «Би Джей» не брезговал пользоваться автоматами супостатов, которые беззастенчиво поднимал из рук убиенных солдат. К тому же он понял, почему нападавшие не рискнули пользоваться в этом месте гранатами: воистину, коридор и прилегавшие к нему кабинеты были столь неудобно выстроены и ещё неудобнее соединялись меж собой окнами, что применять в подобных условиях взрывчатые вещества было бы вершиной безумия – неровен час, можно подорваться и самому; при этом ничего не стоило задеть взрывом окружающих тебя товарищей, засевших за низкими подоконниками…
Ловко маневрируя между окон и отстреливаясь, Блацкович, незаметно для себя, перешёл в наступление; к тому располагала и ситуация: враги занимали позицию справа и прямо напротив, что гораздо суживало участок битвы, позволяя американцу сосредоточиться на необходимых углах помещения. Минутой позже он, ловко высунувшись из-за двери, положил на пол ещё одного неприятеля; находившийся рядом с ним товарищ явно струсил, увидев гибель напарника – и в страхе отступил назад, под защиту уводящей наверх по коридору лестницы. Там, собственно говоря, и состоялась финальная схватка непримиримых врагов: автоматчики, отстреливаясь до последнего патрона, поочерёдно выходили из игры, падая на ступени и скатываясь по ним; диверсант же, не дающим им даже малейшей возможности передохнуть, продолжал агрессивное наступление – до тех пор, пока последний эсэсовец, покрасив кровью стену верхней площадки лестницы, замертво не рухнул через её перила.
Блацкович осмотрел периметр: если он, едва появившись из лифтовой кабины, вспомнил ранее виденные – только что пройденные насквозь – помещения, значит, лестница выведет его во двор, где они с Уэсли покинули автомобиль. С одной стороны, это было хорошо: он, таким образом, попадал на центральный пропускной пункт, миновав который можно было прямиком выйти к старинным стенам, окружающим Падерборн со стороны реки. Конечно же, при этом на каждый «плюс» непременно находился и «минус»: двор, занимаемый КПП, представлял собой настолько открытое пространство, что принять здесь бой в открытую было чистейшим самоубийством! Да, насколько Блацкович запомнил проделанный на автомобиле путь, кое-какие укрытия на его территории, самом собой, находились, однако, двор ими отнюдь не изобиловал… Оставалось подняться по лестнице – и внимательнее изучить объект, который, в силу своей охраны, мог стать последней точкой в жизни агента.
Наскоро обшарив пройденные кабинеты, Блацкович подсобрал достаточное количество боеприпасов, которое последнее столкновение с неприятелем значительно уменьшило: в его руки попали не только несколько обойм для «Бомбеншусса» или бесшумного «Люгера» - к своей радости, в одном из открытых сейфов он обнаружил десяток ракет для своего ручного гранатомёта, что было поистине крупной удачей. При помощи таких легко можно было справляться не только со сверхбронированными суперсолдатами, но и с появляющимися невесть откуда беспилотниками – при условии, конечно, попадания по цели… В последнем кабинете он нашёл также несколько автоматов, впрочем, решив пока не пользоваться этим видом оружия: во-первых, ему с лихвой хватало собственного, а во-вторых – он попросту был не в состоянии таскать на своём горбу лишний вес! Проверив имеющуюся в наличии экипировку, американец неспешно поднялся по лестнице, на площадке которой, с правой стороны, была распахнута дверь наружу. Блацкович осторожно стал за углом – и сквозь прицел снайперской винтовки рассмотрел каждый уголок двора, оказавшимся более обширным, нежели он запомнил с первого раза.
Итак, в первую очередь он обратил внимание на красные, синие и белые кровли Падерборна, находящихся прямо за мостом; видимо, когда он ехал сюда в компании Уэсли, то внимательно слушал друга, не придавая значения местным пейзажам; кстати сказать, ехали они совсем по другой дороге... Теперь же, невзирая на угрожавшую ему буквально со всех сторон смертельную опасность, Блацкович не мог на мгновение не залюбоваться открывшимися видами: слева и далее от Падерборнского моста, занимая собой уходящий вдаль горный кряж, расположился старинный городок; архитектура его определённо устремлялась вверх, что наглядно подчёркивали собой множество разноцветных колоколен, возвышавшихся над домами шпилей и вытянутых флюгеров. Несмотря на яркое сияние солнца, над городом зависала лёгкая дымка, делавшая его особенно загадочным; американец с невольной улыбкой подумал, что наверняка в каком-нибудь из миров в Падерборне проживают вообще не люди, а сказочные эльфы… или, возможно, гномы… Красота окружающей местности была поистине изумительной – и Агент Второй мысленно поклялся навеки запечатлеть её в своей почти фотографической памяти.
Впрочем, улыбка тут же сошла с его губ: сейчас ему предстоит доподлинно выяснить, сколько этих самых гномов и эльфов станет у него на пути – и какими видами оружия они его встретят… КПП разделялся на две ровные части стальными решётками, прутья которых превосходили толщину большого пальца; над комплексом из двух помещений проходила открытая веранда, опутанная по краям колючей проволокой и удерживаемая несколькими металлическими колоннами по всему периметру; стальные ворота, расположенные с левой стороны двустороннего пути в обе стороны, скорее всего, были заперты. Единственными укрытиями во дворе служила пара мусорных контейнеров, стоявших неподалёку от двери, за которой прятался Блацкович, да несколько бетонных заграждений в полметра высотой, разделявших собой дорогу на две части. За решёткой, упиравшейся в веранду, американец рассмотрел следующий, аналогично выглядящий сектор, преодолев который можно было попасть к старинной башне, в которой, вероятно, некогда располагалось жилище сторожа Падерборнского моста… Осматривая каждый уголок территории, Блацкович не обнаружил ни единой души; тем не менее, он пребывал в полной уверенности: стоит ему открыто показаться во дворе, как положение вещей обязательно изменится.
Разведчик покрепче сжал снайперскую винтовку – и резко выдохнул: пригнувшись, он совершил короткую перебежку, достигнув перил моста, через которые открывался вид в пропасть; устроившись за мусорными контейнерами, он осторожно выглянул поверх правого из них… И, как следовало ожидать от его собственных пророчеств на самое ближайшее будущее, картина во дворе мгновенно изменилась: из строений КПП выбежало более десятка солдат, вооружённых автоматами; они немедленно рассредоточились, укрываясь за бетонными заграждениями и стенами зданий КПП, откуда принялись палить по Блацковичу, не жалея боеприпасов. Тем не менее, ещё до того, как разведчик вновь юркнул за контейнеры, он успел рассмотреть троицу снайперов, появившихся на веранде: парни, будто по команде, приняли положение для стрельбы с колена – и, прикрываясь перилами, тут же присоединились к трудам товарищей снизу хлёсткими, одиночными выстрелами.
Естественно, сперва необходимо было отделаться от снайперов: автоматчики, сидя за бетонными укрытиями, явно не собирались переходить в решительную атаку; к тому же они наверняка верили в возможности окопавшихся над их головами друзей с «Бомбеншуссами». Поэтому Блацкович, стараясь понапрасну не рисковать здоровьем, отвлёк внимание солдат, бросив в ближайших из них две гранаты подряд; послышались вопли, перемежающиеся проклятиями, однако, Блацковичу было совсем неважно, задело ли кого-нибудь из врагов осколками или взрыв вообще не принёс никакого толка – главным было добиться того, чтобы стрельба по нему хоть немного ослабла – и он смог, выглянув над контейнерами, поймать в перекрестье прицела снайпера, занимавшего на веранде место по самому центру конструкции. На фоне общей пальбы его выстрела никто не услышал, тем не менее с веранды тут же раздались отчаянные крики: Блацкович понял, что первая же, выпущенная им пуля, принесла несомненные плоды – и, пока враги не пришли в себя, высунулся ещё раз, успешно устранив снайпера слева: тот вскинул руки над головой – и упал на бетон; тем временем его товарищ возился над телом пострадавшего от предыдущего выстрела нациста. Американец обогнул контейнеры – и на сей раз послал пулю в последнего врага, устроившегося на веранде; оба его коллеги неподвижно лежали неподалёку. Третий сделанный выстрел Блацкович посчитал наилучшим: супостат перевалился через колючую проволоку – и с воплем грохнулся едва ли не на головы стоявших под ним камрадов.
После потери прикрытия на веранде, неприятели несколько пали духом: стрельба их постепенно становилась всё менее агрессивной, а крики, выражающие страх и ненависть – всё громче. А поскольку они по-прежнему не предпринимали против агента ничего существенного – ну, разве что ответили ему парой гранат, которые на подобной дистанции не нанесли ни Блацковичу, ни его укрытию никакого урона, – диверсант перешёл в наступление, всё чаще вскидывая винтовку и посылая во врагов пулю за пулей. После применённой тактики прошло всего несколько минут – и бой был закончен; когда Блацкович обошёл периметр и добил полудохлых супостатов, он насчитал шестнадцать неприятелей! Конечно, прошло немало времени, пока он, убедившись, что подкрепление с той стороны ворот невозможно, раз они наглухо заперты, покинул своё убежище – и проследовал к помещениям КПП, попутно обчищая два упавших с веранды «Бомбеншусса».
Помещения контрольно-пропускного пункта также были заперты изнутри, однако Блацкович не испытывал с этим никаких затруднений, проникнув внутрь через одно из открытых окон. Странным было другое: он, как не искал, так и не смог обнаружить, каким образом эти самые ворота открываются! Нигде не было ни рычага, ни пульта управления, позволяющего раздвинуть их массивные створки в стороны – и проникнуть в следующий сектор на мосту. Итак, раз ему не удалось справится с подобной головоломкой, приходилось искать другой выход на ту сторону – например, через веранду, по колоннам которой, с определённой долей риска, естественно, можно было попасть за ворота.
Однако, внимательно обшарив глазами постройки КПП, Блацкович увидел в крыше помещения люк, открыв который он вполне мог, не прилагая никаких усилий, перебраться на следующую локацию, ограждённую толстыми прутьями решётки. Удивляясь, как он до сих пор не заметил столь очевидного решения задачи, американец, недолго думая, взобрался на крышу – и, подготовив оружие к бою, тихонько спрыгнул вниз, скрывшись за широкой металлической колонной, с обратной стороны которой на веранду вела узенькая лестница.
Как только он присел возле неё, осматривая периметр, откуда-то слева раздался шум работающих двигателей – и на открытую площадку меж двух будок, предназначенных для часовых, вырулили два грузовика, перекрывая собой дальнейшее движение по мосту. «Вот ведь незадача! – подумал Блацкович, вытаскивая из-за пояса ручной гранатомёт. – Насколько я уяснил из полученного опыта, взрывы гранат никоим образом не влияют на конструкцию старинного моста, усовершенствованного при помощи новейших строительских технологий… Пущенная по ней ракета или заложенный куда попало динамит – тоже вряд ли… Вероятно, чтобы наверняка разрушить подобную массу железобетона, необходима прицельная атака с воздуха, причём, наверное, даже не с одного захода бомбардировщика! Но, чёрт возьми, я ведь и не собираюсь уничтожать мост: мне надо всего лишь расчистить себе путь на его противоположную сторону!»
И диверсант не стал медлить: прицелившись в левый грузовик, из которого стали выпрыгивать прибывшие на объект охранники, он спустил курок: взрыв потряс немедленно вспыхнувший автомобиль, а пространство над мостом огласилось отчаянными воплями. Тем временем Блацкович, оценивая нанесённый противникам ущерб, повторил выстрел по грузовику справа; машина слегка подлетела, теряя под собой колёса – и воспламенилась, добавляя неприятностей бегавшим вокруг неё солдатам. Прячась за колонной, о которую ударилось несколько пуль – успевшие вовремя унести ноги враги, рассредоточившись неподалёку от будок и перил моста, открыли по нему неприцельный огонь – американец увидел, что по эту сторону ворот ему будут противостоять не только обыкновенные автоматчики: раздвигая плечами останки обеих горящих автомашин, в театре военных действий появился тяжело бронированный пехотинец – и, потрясая перед собой «Злобой», двинулся прямо на Блацковича.
Тем не менее, разведчик давно был готов к подобным сюрпризам: покуда в его арсенале имелись ракеты, он вполне полагал себя крепким орешком, который уж точно не по зубам даже этим, закованным в доспехи, ребятам. И верно: выстрелив в приближающегося гиганта, пока тот издали поливал колонну свинцом, Блацкович увидел, как тот замер, объятый пламенем; суперсолдат неповоротливо размахивал руками, пытаясь избегнуть смерти в собственной броне. Сделав несколько шагов влево, американец высунулся из-за другой стороны колонны – и послал в него ещё одну ракету; полыхнуло так, что на куски разлетелся не только его главный неприятель – при взрыве перепало и ещё нескольким нацистам, имевших неосторожность находиться в непосредственной близости от металлического чучела. Люди, на которых горела одежда, с воплями носились по периметру, становясь лёгкой добычей для снайперской винтовки «Би Джея», избавлявшегося от них с дальней дистанции.
Перезарядив оружие, Блацкович с удовольствием созерцал устроенный им на мосту беспорядок: на уходящей в Падерборн дороге горели тяжёлые автомобили, горели трупы вражеских солдат… Агент Второй торжествовал: всего несколько выстрелов из ручного гранатомёта, разбавленные парой обойм из «Бомбеншусса» – и вот, пожалуйста: можно беспрепятственно следовать дальше! Впрочем, сейчас главное – выбраться с открытого пространства, затеряться от нацистов в городишке и, конечно же, найти таверну Кесслера... Несомненно, что Йегеру уже доложено о нескольких попытках остановить беглого заключённого, на поимку которого брошены десятки эсэсовцев; также, вне всяких сомнений, ему известно о планах Блацковича проникнуть в Падерборн – ведь не напрасно же он столь рьяно допытывался о связнике сопротивления… Значит, гитлеровцы вряд ли оставят его в покое, пока не схватят или не убьют; только вот разве это повод прекращать движение?! Ну, что бы там ни было, а останавливаться он вовсе не собирается…
Осторожно двигаясь по левой стороне моста, американец достиг места своего дистанционного сражения с суперсолдатом: его останки догорали рядом с бетонным заграждением; там же валялся и пулемёт. Блацкович, закинув за плечо винтовку, почти инстинктивно поднял его: конечно, он всегда предпочитал носить с собой более мощное оружие, тем более столь великолепно себя зарекомендовавшее в двух, отныне известных только ему, параллельных мирах! И, возможно, именно это неосознанное движение мгновением спустя спасло ему жизнь, а вместе с тем – жизни всех доверившихся ему людей…
Вдруг, откуда ни возьмись, из-за догоравших автомобилей на человека выпрыгнуло настоящее чудище: Блацкович, не ожидая увидеть в непосредственной близости от себя неземную тварь, с выпученными глазами непроизвольно попятился – это было существо, напавшее на него в психиатрическом комплексе Хельги фон Шаббс! Огромная, больше двух метров в высоту металлическая собака, издающая отвратительный скрип, на мгновение припала на лапы, будто принюхиваясь – и, повернув из стороны в сторону невероятных размеров голову, заметила застывшую у перил моста жертву.
Суперагент не знал, да и знать не хотел, была ли это та самая собака, что преследовала его в медицинском блоке тюрьмы замка «Вольфенштайн» или то была её точная копия – какая, в конце концов, разница?! Но инстинкт, заставивший поднять с земли грозное оружие, также заставил своего носителя надавить на курок пулемёта: стволы «Злобы» пришли в движение – и пока чудовищное создание готовилось к прыжку, Блацкович накрыл неприятеля огненным ураганом.
Наткнувшись на свинцовый ливень, изобретение нацистских учёных замерло на месте, так и не совершив смертоносного прыжка; вместо этого оно попыталось, что было заметно по прилагаемым усилиям мощных, стучащих по асфальту лап, хоть ползком добраться до агента, не прекращавшего стрельбу и невольно отдалявшегося от постепенно теряющего силу супостата. Ещё несколько секунд – и чудовище, завалившись набок, взорвалось изнутри, разлетевшись на части засверкавшими на солнечном свете металлическими внутренностями.
Только приблизившись и внимательно рассмотрев останки уничтоженного врага, Блацкович убедился, что имел дело с роботом: среди обугленных проводов и стальных пластин, составлявших тело «собаки», он не нашёл никакого намёка на живую плоть! Впрочем, долго ему не пришлось созерцать электронного пса: вновь зазвучали автоматные очереди – и «Би Джей» увидел, как из башни, которую он мысленно определил как некогда сторожку охранника Падерборнского моста, выскочил ещё десяток эсэсовцев. Американец, затаившись за останками грузовиков, открыл по ним огонь – и благо, что механическая тварь не потребовала для себя всего боезапаса «Злобы»!
Бой, который скорее можно было назвать избиением младенцев, отнял у разведчика не более нескольких минут: он перебегал от укрытия к укрытию, стреляя по неприятелям; вновь перебегал – и снова стрелял… Причём, время, понадобившееся ему для уничтожения врагов, слишком затянулось из-за дистанции, которую потребовалось преодолеть: открытая площадка налево, ведущая к башне, задержала его ещё на несколько минут, но Блацкович решил не принимать в расчёт времени, потраченного на благое дело – чем меньше нацистов останется на его пути, тем менее их, возможно, раньше или позже, возникнет у него из-за спины! А ещё секундой позже, отбросив в сторону исчерпавший боезапас пулемёт, он снял с плеча «Бомбеншусс» – и продолжил движение вперёд, всецело полагаясь на снайперский прицел и ловкость рук…
Разобравшись с нацистами, он пересёк площадку – и по дороге поднялся к сторожевой башне, в которой обнаружил лестницу, ведущую ниже; а спустившись по освещённым факелами ступеням, он оказался перед забаррикадированной старинной дверью. Осмотревшись, разведчик не стал отчаиваться: помещение вполне можно было покинуть через узкое окно, мимо которого он недавно прошёл… Блацкович вернулся – и толкнул его от себя; окно скрипнуло, выпуская диверсанта на невысокий карниз, откуда Агент Второй преспокойно спустился на горную тропинку, огибавшую башню с восточной стороны. Подняв перед собой винтовку, американец осторожно пошёл по ней, поднимаясь выше; и пока он двигался по каменистой дорожке, деревянные перила вдоль которой ограждали идущих по ней от пропасти со стороны замка «Вольфенштайн», по установленным в городе громкоговорителям дважды разнеслось следующее сообщение:
- Вниманию жителей Падерборна! Введён комендантский час! Опасный преступник на свободе! Выход на улицу строго воспрещён! Никому не открывайте двери и не подходите к окнам! О любых подозрительных личностях немедленно сообщайте властям!
«Забегали по перрону, когда поезд ушёл! – злобно усмехнулся Блацкович, поднимаясь на горку, где стояли первые домики. – Ладно, теперь необходимо побродить по улицам, чтобы разыскать таверну Кесслера… Конечно, надо сделать это как можно незаметнее: недаром нацисты прибегли к помощи местных… Впрочем, - он усмехнулся ещё раз, - как подобное возможно: не подходить к окнам – и докладывать властям о подозрительных личностях?! Ну, да чёрт с ним, главное – смотреть в оба и слышать каждое дуновение ветра!»
Однако, замысленное агентом путешествие по городку не оказалось долгим: с этой его стороны имелась всего одна улочка, практически огибавшая весь прилегающий к пропасти у замка район; старинная каменная дорога, частенько выглядевшая как лестница, неуклонно поднималась вверх, петляя меж одноэтажных или двухэтажных небогатых строений. Проведя в этой части Падерборна не более четверти часа, Блацкович выбрался к маленькой площади, в центре которой находился двухэтажный домик, снабжённый единственной надписью над входом: «Таверна Кесслера». «Мне, определённо, сюда!» – решил американец, оглядываясь по сторонам и вдоль стен других построек пересекая площадь. Вдруг из-за угла до него совершенно неожиданно донеслось:
- Это всё волки, волки! – у порога соседнего одноэтажного домика, прямо на земле, сидел старик в грязном пальто, поджав под себя ноги; с носа его неровно свисали очки, а у правой ноги стояла недопитая бутылка. Человек, несмотря на нетрезвый вид, тут же заметил незнакомца – и, поманив его рукой, продолжил. – Говорю вам, они придут! Они выследят всех нас и разорвут на кусочки! Злобные, жестокие твари эти нацисты! Эй, господин! – он дохнул на агента терпким ароматом спиртного. – Не будет ли пары монеток?
Разведчик непроизвольно сунул руку в карман; да, после того, как он вторично переоделся, подобранный в катакомбах дневник взбунтовавшегося против фон Шаббс археолога был утрачен; однако, Блацкович почти дословно помнил каждое его слово. Да и остальные письма тоже пропали… Тем не менее, он так и не удосужился проверить карманы снятых с офицера штанов раньше: и – о, чудо! – действительно нашёл в их глубинах несколько райхсмарок.
- Это вам на супчик! – улыбнулся он, радуясь неожиданной возможности помочь бедняку.
- Остерегайтесь волков, добрый человек! – произнёс тот, пряча деньги в карман пальто, и крепко хватая Блацковича за руку.
- Я не понимаю, - легонько отстранился Блацкович, старясь не обидеть своим поведением местного забулдыгу.
Тот отпустил его руку, но тихо прошептал:
- Слышите, как они щёлкают своими зубами? Волки нас всех сожрут, если ничего не делать! Надо приготовиться! Надо убить как можно больше нацистов! У-у-у! – завыл он, без чувств падая на бок.
Агент Второй наклонился к нему, трогая запястье; последовавший за этим храп старика убедил его, что с пьянчужкой всё в порядке. Диверсант шагнул на крыльцо таверны – и негромко постучался.
Почти сразу после этого перед его носом отворилось маленькое дверное окошечко; Блацкович пригнулся – и тихо прошептал лишь сопротивлению известные слова:
- Нарцисс тонет в свете Луны…
Окно вновь затворилось, но вместо него приоткрылась дверь – и на пороге появилась черноволосая девчушка в длинном тёмном платье, поверх которого был обычный кухонный фартук. На голове её красовался цветастый платок, из-под него задорно выбивались завитушки волос. Девочка выглянула за порог – и подала незнакомцу руку:
- Я отведу вас к герру Кесслеру, - негромко произнесла она, приоткрыв дверь шире.
Блацкович прошёл внутрь, оказавшись в небольшом помещении, стены которого были уставлены мешками, корзинами и бочками; маленькая деревянная лестница слева от входа вела куда-то выше. В противоположной стене комнаты имелась ещё одна дверь, возле которой располагалось большое, единственное на всю постройку, занавешенное тюлем окно. Девочка поманила его рукой – и направилась к двери, остановившись на полпути рядом с каким-то сундуком.
- Как вас зовут? – поинтересовался американец, заканчивая осмотр помещения и глядя на девчушку.
- Аннета, - ответила она с открытой улыбкой. – А вас?
- Уильям Джозеф Блацкович, вооружённые силы США, - отрапортовал он, ни на мгновение не задумавшись.
- Хм, - она не переставала улыбаться. – Люди к вам так и обращаются?
- Отец называл меня Билли Бой, - усмехнулся Блацкович, запирая дверь на внутренний засов и следуя за своим нежданным проводником.
- Билли Бой… Билли Бой… Странное имя для взрослого! – девчушка с хитрецой воззрилась на вошедшего.
- Некоторые называют меня «Би Джей», - поправился Блацкович, заметив небольшой листок бумаги, лежавший на крышке сундука. Он взял его, пока Анетта осторожно рассматривала улицу из-за тюлевой занавески.
- Это мне нравится куда больше! – сказала она, не оборачиваясь. – Вы и впрямь похожи на «Би Джея»!
- Спасибо! – вновь усмехнулся Блацкович. – Наверное…
Даже света одной керосиновой лампы под низким потолком вполне хватало для того, чтобы разведчик беспрепятственно прочитал написанный неровным детским почерком текст:

Записка Аннеты
День 1
Спросила герра Кесслера, могу ли я шпионить для него? Он сказал – да. Я буду записывать свои наблюдения.
День 9
Скукотища. Ничего не происходит. Я слишком много думаю и от этого грущу.
День 15
Много нацистов проходят мимо таверны, один из них посмотрел вверх, но, кажется, меня не заметил. Скучаю по тебе.
День 16
Пришло несколько солдат и эта нацистка, Хельга. Они куда-то собираются. Готовят машины.
День 17
Хельга уехала из города вместе с военными. Интересно, куда?
День 18
Приходил из замка здоровенный тип со своей собакой. У обоих жуткий вид.
День 21
Герр Кесслер велел мне прекратить шпионить. Говорит, это слишком опасно. Люди могут заметить.
День 61
Герр Кесслер сказал, что скоро к нам прибудут агенты союзников. Надо подготовиться. Буду шпионить снова.
День 63
Мне удалось украсть в аптеке снотворные пилюли. За мной гнался нацист. Сердце чуть не выскочило!
День 64
Двое солдат пили в таверне. Подсыпала им снотворные пилюли в пиво. Они отключились в переулке. Мы затащили их внутрь дома и раздели. Герр Кесслер велел мне сложить одежду и убрать её в коробку.
День 66
Сегодня я вышла в лес через подземное озеро. Положила коробку с одеждой в спрятанную машину, как и сказал герр Кесслер. Как же приятно вновь выйти на солнышко!
День 69
Взрывы из замка. Неужели это работа ожидаемых нами агентов? Я ужасно напугана, но и рада… Может быть, я тебя ещё увижу?..

- Итак, мы теперь знакомы! – Анетта внезапно обернулась, застав диверсанта с бумагой в руке.
- Простите! – американец вернул записку на место. – Я взял ваши записи совершенно машинально…
- Ничего, - вздохнула девочка, подходя к двери и открывая её ключом. – Нам пора, господин Би Джей! Герр Кесслер ждёт нас в зале…
- Дамы вперёд! – галантно откланялся Агент Второй, ловко пропуская перед собой новую знакомую.
Глазам его предстало большое помещение, которое Анетта весьма точно назвала залом: десяток широких столов, вокруг которых стояли стулья, длинная стойка, два потухших камина по углам – и большое количество бочек, составляющих непременный атрибут любой таверны. Несколько простеньких люстр болтались под потолком, убранство стен составляли несколько картин на охотничью тему и висевшие в оконных простенках звериные головы. Входные двустворчатые двери были закрыты на два параллельных полу засова; окна зала были почти полностью заколочены крест-накрест широкими досками… Вернее сказать, над последним из них прямо сейчас трудился бородатый мужчина в очках, прилаживая к наличникам какой-то стальной крюк. В руках его была отвёртка, которой он на загляденье ловко орудовал.
- Кто это, Аннета? – спросил он, прекращая работу и поднимая голову.
- Это господин Би Джей, герр Кесслер! – ответила, подходя к нему, девочка. – Он знает пароль…
- Би Джей? – мужчина положил инструмент на пол и поправил очки, изучающе разглядывая незнакомца.
- Уильям Джозеф Блацкович, вооружённые силы США, - представился американец, скороговоркой повторив сказанное девочке.
- Да, конечно! – мужчина подал ему руку. – Я хорошо помню ваш голос! Но… почему вы один? Где ваш друг?
- В лоне Авраамовом, - его собеседник склонил голову.
- Он умер? – уточнил Кесслер. – Какая печаль, боже мой! Аннета, девочка моя, проверь окна, а потом спускайся вниз – и спрячься в пещере!
- Хорошо, герр Кесслер! – ответила она, переходя к окнам по левую сторону от входа.
- А почему ваша таверна имеет столь запущенный вид? – удивился Блацкович, обводя рукой помещение. – Даже камины – и те, судя по их виду, не топлены несколько дней…
- Старый Людвиг знает, что делает! – усмехнулся тот, поднимаясь на ноги. – Когда мне сообщили, что сопротивление планирует операцию в замке «Вольфенштайн», я умышленно закрыл таверну от посетителей, чтобы на время её проведения мои нацистские завсегдатаи не мешались под ногами… Так сказать, объявил во всеуслышание, что доставка пива запаздывает, а потому, увы, заведение в течение пары дней будет закрыто… Пусть отправляются в кабак Гюнтера, находящийся в соседнем квартале, а у меня…
Внезапный шум с улицы не дал ему закончить: с маленькой площади перед входом послышался громкий лай – и заколоченное окно, рядом с которым стояла Анетта, буквально разлетелось вдребезги. Здоровенный пёс, в прыжке проломав его своим весом, оказался в зале – и, нимало не медля, напал на девочку, вцепившись зубами в её руку. Раздался крик, на мгновение парализовавший Блацковича; тем не менее, он тут же справился с собой – и, выхватив пистолет, несколько раз выстрелил в зверя. Собака заскулила и замертво рухнула на пол; Кесслер бросился к Аннете, хватая её, почти бесчувственную, в объятия:
- Нужно отнести её вниз! Откройте люк за стойкой, агент Блацкович! Скорее! – он сунул разведчику ключ – и сам понёс раненую девочку, обходя расставленные по залу столы. Из-за разбитого окна послышались голоса приближающихся врагов.
«Би Джей» последовал за ним; в углу помещения, за стойкой, действительно имелся ход в погреб. Блацкович поднял крышку над лазом – и Кесслер по ступеням спустился вниз, успев лишь прокричать:
- Заприте люк на замок – и не открывайте, пока опасность не минует! Эти сволочи не должны раньше времени проведать о тайном ходе под таверной! Займитесь этими нацистскими свиньями, агент Блацкович! Убейте их всех!
 - Он в таверне! – раздались крики снаружи здания. – Ломайте дверь!
«Отлично: у меня появилось побочное задание! – подумал Блацкович, орудуя ключом в замке. – Однако, ничего не попишешь: необходимо остановить эсэсовцев любой ценой, иначе дальнейшие приключения мне вообще не светят… Поэтому – поторопись к окнам, Билли Бой!»
Срывая с плеча «Бомбеншусс», он кинулся обратно, через зал – и мгновением позже занял позицию у разбитого окна; перед ним находилась, как было сказано выше, небольшая площадь, центр которой занимал неработающий фонтан, за которым возвышались, по большей части, одноэтажные домики. Между них уже сновали гитлеровцы, готовясь к атаке. Врагов было много – десятка два или более; однако, Блацкович не стал дожидаться, пока они перегруппируются да займут попадавшиеся на их пути укрытия – обычные крестьянские телеги да сложенные рядом с домиками поленницы – и, бросив в неприятелей последнюю гранату, сделал первый выстрел, уложив на асфальт ближайшего к нему автоматчика.
- Вперёд! – раздалось ему в ответ – и в тот же миг на таверну обрушился огненный шквал, за которым Блацкович едва ли расслышал грохот взрыва.
Американец пригнулся, перебегая к заколоченному окну слева от входных дверей; было ясно, что ему ни за что не справиться с таким количеством врагов, если он не придумает какой-нибудь хитрости… Стоит неприятелям пробиться к окнам – и они расстреляют его в собственном убежище! Иными словами, он превратится в мишень, бегающую по тиру, каким станет помещение после захвата супостатами окон… Однако, ничего хорошего ему в голову так и не пришло: оставалось использовать против нападавших «Бомбеншусс», пока они не ринутся на него всей толпой – в этом случае уже можно стрелять по врагу из гранатомёта…
И, тем не менее, супостат не спешил с проведением решительных действий: хотя пальба на площади не прекращалась почти ни на мгновение, солдаты, засевшие за укрытиями, не очень-то торопились их покинуть, чтобы покончить с беглым заключённым одним махом. Это оказалось весьма на руку диверсанту, перебегавшему между окон и время от времени угощавшего кого-нибудь из противников меткой пулей. Лишь однажды они попытались провернуть захват левых от входа окон, ломанувшись к таверне впятером, однако Блацкович, не упускавший малейших деталей сражения, половиной обоймы остановил начавшееся вторжение, волна которого едва ли докатилась до фонтана. После этого враги стали гораздо осторожнее – и больше не предпринимали ничего серьёзного, ограничиваясь не наносящим никакого вреда обстрелом окон таверны, надеясь, вероятно, на случайное, шальное попадание в неприятеля. 
«Странная тактика, - решил Блацкович, наблюдая за гитлеровцами из параллельной вселенной. – Так ведут себя лишь тогда, когда ждут подкрепления; однако, разве нацисты и без того не превосходят меня количественно – как минимум, скажем, двадцатикратно?! Какого подкрепления можно ожидать на маленькой площади? Словом, если они не задумали вновь использовать свои чёртовы беспилотники, тогда я даже не знаю, что и думать…»
Тем не менее, рассуждая о замыслах эсэсовцев, он не переставал постепенно расправляться с ними; каждый – или почти каждый – его выстрел находил предназначенную ему цель, отчего силы неприятеля таяли на глазах. Вскоре их осталось всего несколько человек, сосредоточенных справа от фонтана, среди узких проходов меж домами на площади.
- Да сколько же этих поганых нацистов?! – с ненавистью воскликнул «Би Джей», добивая последних неприятелей, на что ушло ещё пять минут.
После он внимательно осмотрел периметр – ни движения вокруг; крылечки окружающих площадь домиков были усеяны трупами солдат… «Ну, кажется, всё! – подумал американец, убедившись в воцарившемся на участке спокойствии. – Пора открывать люк!» Он отошёл вглубь заведения, приблизившись к стойке – и негромко постучал в дверь тайного лаза:
- Кесслер! – позвал он товарища, – все нацисты мертвы! Похоже, что, наконец, можно открыть…
- Эй, американец! – вдруг услышал он с улицы гневный окрик Рудольфа Йегера – и непонятная тактика нацистов на площади мгновенно прояснилась: они вовсе не ждали подкрепления – они просто задерживали его, Блацковича! Следовательно, внутренне чутьё вновь не подвело его: сейчас он узнает, что приготовил для него комендант замковой тюрьмы!
- Погодите, Людвиг! – громко шепнул он в замочную скважину – и заскочил за ближайшую деревянную колонну зала, готовясь к очередному сражению.
В тот же миг со стороны площади раздался взрыв такой силы, что пол заходил ходуном под ногами агента; двустворчатые двери таверны едва не вылетели из петель, распахнувшись настежь; из окон со звоном посыпались разбитые стёкла… На пороге заведения возникла здоровенная фигура наряженного в броню великана, вооружённого двумя пулемётами, из-под шлема которого вновь донёсся голос любимчика Хельги фон Шаббс:
- Ты убил мою собаку, мерзавец! Мою Грету! Она была светом моей жизни! Такой доброй! Такой хорошей! – с этими словами бронированный гигант вошёл в помещение – и, мгновенно углядев за колонной прячущегося врага, открыл по нему огонь.
Излишне говорить, что две «Злобы» тут же искрошили деревянную колонну в щепки – и Блацковичу пришлось спешно искать другое укрытие. Впрочем, ни стойка, ни наполненные посудой старинного фасона шкафы не могли служить ему надёжной защитой: оружие Йегера являлось бронебойным – и какую помеху для него представляли какие-то там деревяшки?!
- В ней не было ни капли зла! – продолжал вопить Йегер, разнося из пулемётов любую преграду, за которой американец находил кратковременное убежище. – А ты забрал её у меня! Я так любил её! Она была самой счастливой собакой в Райхе! Но тебе этого не понять, жалкая тварь! Единственное, что тебя волнует, это смерть и разрушение! То, что от тебя останется, я скормлю другим своим собакам!
Не обращая особого внимания на одновременное нытьё и похвальбу, Блацкович лихорадочно искал укрытие понадёжней: разве что дубовые столы, расставленные по всему помещению, могли хоть ненадолго задержать выжившего из ума нациста… Блацкович бросился на пол, под один из них, слыша, как десятки пуль застучали о прикрывшую его столешницу; тем не менее, материал оказался достаточно прочным – для того, чтобы Агент Второй успел достать ручной гранатомёт и перекатиться под соседний стол. На мгновение высунувшись из-за него, он пальнул в гиганта, вновь падая на пол; прогремел взрыв, после коего послышался вопль разъярённого Йегера:
- Меня защищает немецкая сталь – я неуязвим, ясно? Умри же, проклятый американец!
Только Блацковичу было глубоко наплевать на пожелания – несомненно, искренние! – штурмбаннфюрера: совершив перекат, он выглянул из-за совершенно другого стола – и повторил выстрел.
Теперь он, ещё до падения на пол, успел заметить, что броня супостата как следует повреждена: стальной торс Йегера носил следы добрых вмятин, а кое-где в металлической обшивке появились довольно заметные трещины. Блацкович понял, что ему нужна ещё пара-тройка хороших попаданий – и железный колосс более не сможет ему противостоять! Ещё раньше наблюдая за действиями подобных врагов, он сразу подметил, что единственное их преимущество – это вооружение; в остальном бронированные ребята являлись не самой тяжёлой добычей – они были весьма малоподвижны и неповоротливы; броня не позволяла им нагибаться и уж тем более – приседать, что сейчас мешало штурмбаннфюреру разделаться с агентом под столами… Кроме того, на Йегере брони было навешано вдвое больше, чем на предыдущих прототипах, с которыми Вильгельм Штрассе некогда работал в Норвегии… Поэтому Блацкович, проявляя несказанную прыть, выстрелил из гранатомёта ещё трижды, появляясь из неожиданных для супостата углов зала.
Наконец, в результате последнего выстрела, Йегеру сорвало с головы шлем; броня на нём задымилась – и гигант замер на мете, опустив оружие к полу. Блацкович осторожно обошёл его – и, вскочив перед поверженным врагом на ближайший стол, глянул в глаза неприятеля.
- Скоро увидимся, Грета! – завыл нацист, понимая, что пощады не будет. – О, майне либе!
- Это за Уэсли! – произнёс американец, произведя в лоб штурмбаннфюрера выстрел из пистолета. – Понимаю, что этого ой как недостаточно за все твои гнусные проделки, только – увы! – у тебя, к сожалению, тоже всего одна жизнь, - после этого он толкнул ногой поверженного врага. Тот с грохотом завалился на бок.
- Агент Блацкович, сюда! – услышал он в тот же миг из-за спины. Вернувшись к люку, он открыл дверь; удивлённый Кесслер взирал на него, как на божество. – Вы справились, агент Блацкович! Ступайте за мной, нам надо поскорее убираться отсюда! Неподалёку, в пещере, у меня приготовлена лодка; поспешите – и мы покинем это место, пока нас не настигли эти кровожадные твари!
И Блацкович, спустившись по лестнице, пошёл вслед за проводником; в одной из стен продуктового склада, замаскированная здоровенным шкафом, оказалась дыра. Кесслер молча кивнул спутнику в её направлении – и американец пролез сквозь неё. Идти пришлось по довольно длинному и узкому естественному тоннелю, который освещался факелами каждый десяток метров.
- Всё в порядке, агент Блацкович? – неожиданно поинтересовался связной. – Вы о чём-то задумались…
- Я в норме, - ответил диверсант, поднимая глаза на Кесслера.
- Мне очень жаль вашего друга, - добавил тот, прикладывая руку к сердцу.
- Спасибо.
- Как его звали?
- Уэсли… Ричард Уэсли. А что насчёт девушки? – вдруг спросил Блацкович, вспоминая о черноволосой красотке.
- Она идёт с нами, - ответил мужчина, поправляя очки на носу. – Пока вы разбирались с нацистами, я отнёс Аннету в лодку. К счастью, рана её не так уж и сильна… кость не была затронута…
- Я имею ввиду, кто она? – уточнил разведчик.
- Несчастная дщерь несчастного народа, - вздохнул Кесслер, стараясь не отставать от «Би Джея». – Я спас её в Вульфбурге, после последней облавы. Она ожидала депортации в концентрационный лагерь, подобно другим; мне удалось убить её конвоира… дикая история… Одним словом, семьи у неё нет.
- Есть вы, Людвиг! – улыбнулся ему Блацкович. – Я заметил, как она относится к вам – совсем по-дочернему!
- Наверное, - американец услышал не менее продолжительный вздох собеседника. – А вот я как раз подумал, что сам бог послал вас для её защиты!
- Почему, Кесслер? – удивился «Би Джей».
- У меня несколько иные планы, друг, - проводник достал из-за пазухи несколько сложенных бумаг. – И, поверьте, долгая жизнь с ними никак не сочетается… Прочтите, пожалуйста: ведь я сам дал их вам! Боже, как же я от всего устал!.. Читайте, а я пойду вперёд…
Агент Второй остановился под факелом – и развернул бумаги. Первая из них была отпечатана на машинке. Бумага была довольно выцветшей, однако он без труда прочитал наполовину стёршиеся буквы:

Листовка «Немецкая молодёжь, поднимайся!»
Товарищи, немецкие студенты!
Наш великий народ находится под властью извергов, ненавидящих свободный дух немецкого студенчества. Система образования постоянно разрушается изнутри «моральной элитой», выдвинутой в студенческие лидеры гауляйтерами НСДАП. Это ничто иное, как позор! Пришло время восстать и возвысить свой голос против существующих порядков, которые мы с полным правом можем назвать беспорядками! Неужели мы, представители народа великой Германии, всё это заслужили?
Нашей стране уже неоднократно доводилось бывать в когтях ужасных тиранов, но сейчас мы подчинились самому чудовищному из них. Я знаю, что многие люди согласны со мной, как знаю и то, что многие из вас бояться говорить об этом открыто. Но если этого не сделать прямо сейчас, будьте уверены: они придут и за вами! Они придут за немецкой молодёжью. Когда настанет час, Гитлер отправит ваших сыновей, мужей и братьев на войну – и кровь их прольётся на чужой земле, а вы никак не сможете этому воспрепятствовать.
Неужели мы позволим партии нацистов привести нас к неминуемой катастрофе?! Или мы всё же сумеем изменить курс, по которому движется наш народ, направив его в будущее, свободное от тирании? Выбор – за вами!
Немецкие юноши и девушки, поднимайтесь! Защитите доброе имя нашего народа! Не позволяйте ему скатиться в ложь и бесчестье! Сражайтесь с нацистами и с их гнусным режимом за свободную Европу! Свободную от оков «идеологического образования» Адольфа Гитлера. За Европу, где равны будут все. Поднимайтесь прямо сейчас, иначе уже завтра может быть слишком поздно!
Софи Кесслер,
студентка философского факультета,
Берлинский университет

Блацкович поднёс к свету следующий документ; им оказалась газетная вырезка. Увы, названия издания он нигде не обнаружил. Статья была невелика – и он быстро ознакомился с изложенным в ней материалом:

Статья «Трое анархистов казнены за измену»
Берлин, 4 апреля 1940 года
Трое анархистов – женщина и двое мужчин, студенты, члены местной террористической группировки – вчера были казнены через повешение. Все казнённые были приговорены судом к смерти, поскольку распространяли на улицах Берлина опасные пропагандистские листовки антигосударственного и анархического толка, направленные против фюрера. «Ядовитые идеи распространяются в некоторых кругах студенческого сообщества, и это грозит опасностью не только нации, но и тем мужчинам, которые ежедневно рискуют своими жизнями на фронте, - сказал палач Эрнст Дитрих зрителям, собравшимся посмотреть на казнь. – Такое поведение мы будем карать жёстко и быстро.»

Американец аккуратно взял пальцами клочок бумаги, наверное, вырванный из записной книжки; даже если он читал полученное от Кесслера в неправильном порядке, нельзя было не уловить сути написанного. Не совсем связанная, на первый взгляд, написанная от руки записка не имела ни даты, ни подписи, но Блацкович мог дать голову на отсечение, что автором её был его проводник и связной:

Записка Кесслера
Я никогда не забуду твоих слов, Софи! «Не верь властям. Защищай права других людей. Сражайся за равенство для всех. Будь добр.»
И вот за это они убили тебя! Я завершу начатое тобой, любовь моя!
Буду ли я когда-нибудь уверен в безопасности Аннеты? Может, и нет. Она говорит, что хочет найти свою подругу в Вульфбурге.
Когда-нибудь мне придётся её отпустить…

Разведчик на мгновение закрыл глаза; протерев их кулаками, он продолжил чтение бумаг. Следующее послание было написано изящным женским почерком; несмотря на прошедшее время, выведенные чернильной ручкой буквы оставались вполне читаемыми:

Письмо Софи
Берлин,
сентябрь 1937 года
Любовь моя!
Оконные стёкла дребезжат от порывов холодного ветра, что беснуется снаружи. Я сижу здесь, пишу это письмо, а сама думаю: чем же ты сейчас занят? Наверное, корпишь над репортажем, который давно готовил? Я знаю, что тебе тошно работать журналистом под цензурой райхсминистерства пропаганды, но, если тебе кажется, что единственный выход – покинуть страну, я последую с тобой, куда угодно. Может, в Англию? Кажется, у тебя там были друзья…
Я очень скучаю по тебе, Людвиг! Солгу, если скажу, что не лежу по ночам с открытыми глазами, думая о тебе. Порой я просыпаюсь – и краснею наяву от воспоминаний о лихорадочных снах, в которых ты мне являлся. Я и теперь краснею от одной только мысли об этом. Как же мне хочется, чтобы ты сейчас оказался рядом! Чтобы я могла коснуться тебя… Ощутить тепло твоего тела.
Погода в Берлине гораздо холоднее, чем должна быть в конце сентября. Город меняется. Каждый день я слышу за окном грохот их сапог. Это невероятно: столько больших бед из-за одного маленького человечка… Мне страшно за нашу Родину.
Вчера мы с Анной решили сходить в кино. Когда сеанс закончился и мы вышли на улицу, за нами увязалась группа ребят из «Гитлерюгенда». Один из них, оказывается, читал мою колонку в газете – и сказал, что ему крайне не нравится тон моей заметки… или я сама? Они нас преследовали, выкрикивали нам вслед всякие… всякие гадости. Но, как они ни старались, им не удалось нас запугать. Мы не позволим запугать нас!
Не волнуйся, любимый! Мои друзья оберегают меня. Возле меня всегда кто-нибудь найдётся; кто-нибудь, кому я могу довериться.
Не могу дождаться, когда же ты вернёшься домой!
Со всей любовью,
Софи

Последний документ оказался самым маленьким по размеру бумаги и текста; тем не менее, Блацковичу он показался наиболее трагичным из всех. Это была смотровая карточка пациента, на которой доктора обычно выписывали снадобья для своих подопечных. В ней значилось:

Рецепт
Кому: господину Людвигу Кесслеру
Адрес: Кёнигштрассе, 12
Барбитал,
1 миллиграмм.
При депрессии
принимать согласно рецепту.
Дата: январь 1946 года.
Регистрационный номер: 73629
Врач: Бернард Хёрш

Блацкович перебрал бумаги – действительно, эта была последней… Ему ничего не стоило сопоставить даты, чтобы сделать вывод: за столько лет Кесслер так и не смог свыкнуться с мыслью о том, что остался один… А последние несколько месяцев он вообще не в состоянии заснуть без медикаментов; даже спасённая им девчушка не может заменить ему Софи…
Агент поймал себя на мысли, что случайно вторгся в жизнь совершенно неизвестного ему человека – двойника того Людвига Кесслера, с которым он в собственном мире провёл не одну операцию против нацистов! И, если у того Кесслера всё было в полном порядке – и семья, и пережитая война, – то этот был бесконечно несчастен. И потому вряд ли хотел долго жить…
«Би Джей» догнал его в самом конце грота, у деревянного причала с единственной лодкой; Аннета с перевязанной рукой сидела на скамеечке, а сам Кесслер возился с вёслами. Блацкович молча передал мужчине столь дорогие ему документы.
- Моя жена, - Кесслер кивнул на возвращённые ему бумаги, вновь пряча их за пазуху. – Ты не мёрзнешь, дорогая? – вдруг громко обратился он к Аннете, усаживаясь на носу лодки.
- Ничего, - ответила та, глядя под ноги.
- Я понял, - тихо сказал американец, легонько наклоняясь к собеседнику.
Прямо на причале, неподалёку от лодки, он заметил маленькую серую сумочку, которая почти сливалась с камнями; поскольку она была открытой, мельком глянул в неё: фотографии, письма, грубая деревянная статуэтка кошки… «Наверное, это всё, что осталось от родных бедной девочки, - догадался американец. – Нужно взять с собой…»
- Мы не можем ждать, агент Блацкович! – поторопил его Кесслер. – Нацисты обязательно вернутся с обыском… Забирайтесь в лодку, нам пора!
Глянув на девочку, «Би Джей» поднял сумку – и прыгнул в лодку, усаживаясь на самой корме.
Стоило им отплыть, как Аннета будто проснулась; она, осмотревшись по сторонам, беспомощно всхлипнула, указывая здоровой рукой в сторону причала:
- Мои вещи!
- Вот, - Блацкович положил ей на колени сумочку, отводя глаза.
- О, спасибо вам, господин Би Джей! – бедняжка охватила вещи обеими руками и крепко прижала к груди.
Подземный грот, по которому плыли падерборнские беглецы, постепенно расширялся; видимо, вскоре они должны были оказаться снаружи древних пещер.
- Итак, куда мы теперь направляемся, Кесслер? – спросил Блацкович; спросил просто для того, чтобы не плыть в давящей на уши тишине.
- В Вульфбург, - произнёс тот, оглядываясь за спину. – Надо разыскать Хельгу – и нашу папка с секретными документами…
- Что же там ещё, в этом Вульфбурге? – обращаясь больше к себе, нежели к собеседнику, задумчиво произнёс «Би Джей», опуская в журчащую за бортом воду правую ладонь.
- Смерть, агент Блацкович! – ответил Кесслер, не спеша работая вёслами. – Смерть…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ:
МРАЧНАЯ ТАЙНА ХЕЛЬГИ ФОН ШАББС

ГЛАВА 5:
ВУЛЬФБУРГ

Незаметно для себя, Блацкович задремал; Кесслер и Аннета почти не разговаривали, вода успокаивающе плескалась под мерными взмахами вёсел старого подпольщика… Когда он открыл глаза, ландшафт, по которому проплывала лодка, успел смениться: вместо пещер они оказались в тихой заводи, по берегам которой располагались маленькие домики, стоявшие почти у самой воды, каждый из которых имел крошеный причал из досок. Лодок – лежавших на берегу или стоявших на воде – здесь также было в изобилии: так встретила Агента Второго старинная рыбацкая деревенька Вульфбург, в которую он незаметно для себя самого попал через оставшуюся за его спиной древнюю кирпичную арку городского водоканала. Блацкович, оглядываясь, потянулся на скамье, чем тут же привлёк внимание спутников.
- Доброго вечера, агент Блацкович! – улыбнулся Кесслер, не переставая двигать руками; вёсла мирно поскрипывали в уключинах. – Мы почти прибыли…
- Долго ли я спал? – поинтересовался американец, протирая глаза.
- Минут тридцать, - ответил связной. – В любом случае, этого оказалось вполне достаточно, чтобы я смог связаться с нашими друзьями в Вульфбурге: пока вы спали под охраной Аннеты, я успел побывать на тайной явке, откуда вышел в эфир – и сообщил сопротивлению о нашем местонахождении и текущей задаче… У нас новые инструкции, агент Блацкович!
- Да? – немедленно отозвался разведчик.
- Вас уже ждут в Вульфбурге, мой друг! – вздохнул проводник. – Агент Первый при встрече объяснит вам ситуацию, поэтому вам надо найти его как можно скорее! Все необходимые ориентиры для его нахождения я вам сейчас сообщу…
- У меня вновь появился напарник? – улыбнулся диверсант, проверяя оружие. – Прямо, как в старые-добрые времена!
- Это весьма надёжный человек, можете в нём не сомневаться! – улыбнулся в ответ Людвиг, направляя лодку ближе к левому берегу.
Блацкович, слушая Кесслера, внимательно осматривал открывшиеся ему с реки виды деревушки: ни одного человека, ни обычного для обжитого людьми места лая собак, мычания коров или овечьего блеяния… Вульфбург казался совершенно вымершим, как о том чуть раньше говорил его собеседник.
- Неужели тут не осталось ни одного человека? – удивился «Би Джей», крутя головой по всем направлениям.
- Ввиду полной эвакуации населения городка, герр Блацкович, в Вульфбурге никого не осталось, - пояснил связной. – Для вас это даже лучше, мой друг: на всём своём пути вы не встретите гражданских, а значит, не рискуете ненароком им навредить, - он выдавил из себя улыбку. – В деревне только нацисты, охраняющие объект: дело в том, что попасть на раскопки можно только отсюда… Так что ни о чём не беспокойтесь – и, при случае, стреляйте смелее: кроме эсэсовцев, здесь никого больше нет…
- Ай да спасибо, Людвиг, успокоили! – усмехнулся Блацкович, поглядывая на Аннету, совершенно не участвующую в разговоре, и, казалось, даже не слушавшую мужчин; она сидела на скамеечке, здоровой рукой поглаживая статуэтку кошки; губы её при этом непроизвольно двигались – ребёнок беззвучно разговаривал с неодушевлённым предметом. Вдруг она встрепенулась, огляделась по сторонам, будто очнулась от забытья – и, не обращаясь ни к кому конкретно, спросила:
- Какой сегодня день?
- Семнадцатое марта. Воскресенье, - ответил Кесслер. – А что, дорогая моя?
- День Пурима, - задумчиво ответила девочка, прижимая к себе статуэтку.
- Действительно, - кивнул Блацкович, - я совсем забыл об этом…
- Я приготовила этот подарок для моей подруги здесь, в Вульфбурге, - между тем продолжала Аннета. – По иудейской традиции обычно дарят еду, но мне хотелось преподнести ей нечто особенное…
- Что это? – поинтересовался агент, глазами указывая на статуэтку зверька.
- Кошка, - через силу улыбнулась Аннета. – Её любимое животное... Я собиралась отдать её ей, но неожиданно нагрянули нацисты и… Боже, неужели с того дня прошло так много времени?
- Знаете, - неожиданно воодушевился Блацкович, - а ведь там, откуда я прибыл и где нацизм был похоронен ещё в 1945 году, есть предание, что гибель его была предсказана ещё с древнейших времён!
- Разве такое возможно? – удивилась девочка; Кесслер также недоверчиво глянул на собеседника, однако, ничего не сказав, снова налёг на вёсла.
- Ну, конечно! – продолжил американец, подбирая каждое слово. – Вам трудно принять и поверить в это, но в моём мире много иудеев придерживаются предсказания, сделанного ещё в Мегилат Эстер…
- Свиток Есфири? – переспросил Кесслер, демонстрируя осведомлённость в данном вопросе. – Кто же не знает этого документа?!
Аннета, подтверждая им сказанное, также кивнула.
- Так вот, здесь, в вашей вселенной, сегодняшний день – это всего лишь ежегодное празднование Пурима, тогда как у нас – аккурат этой датой – завершился Нюрнбергский процесс, на котором нацистские преступники понесли заслуженное наказание: десять влиятельнейших людей Третьего Райха, наиболее повинных в ужасных последствиях мировой бойни, были повешены по распоряжению международного суда, сформированного из представителей стран-союзниц. Нацистам инкриминировались преступления против мира, военные преступления и – впервые в истории – преступления против человечности.
- Как?! – воскликнула Аннета. – И Гитлера тоже повесили?! И Гиммлера?!
- Увы, - пожал плечами Блацкович. – Эти парни успели покончить с собой гораздо раньше…
- Интересно, - покачал головой Кесслер, ловивший каждое произнесённое слово. – А на каком основании пророчество Есфири привязано к этому дню, агент Блацкович? 
- Ну, вы же в курсе, дружище Людвиг, что у каждой буквы еврейского алфавита имеется цифровое значение! – ответил американец. – Многие иудеи, путём нехитрых вычислений, пришли к выводу, что семнадцатое марта 1946 года предсказано древним текстом Мегилат Эстер… Я не буду – да и не могу – вдаваться в подробности подобных арифметических операций, но, повторюсь, множество иудеев верит, что указанный в свитке Аман – да будет проклято это имя! – и его десяток сыновей, повешенные по распоряжению царя Ахашвероша и более известного европейской цивилизации как Артаксеркс, являются прямой аналогией случившегося более двух тысяч лет спустя событий… 
- Нюрнбергский процесс, говорите? – всплеснула руками Аннета. – Боже, как хочется верить, что хоть где-то подлые оккупанты были раздавлены – и не смогли добиться того, что ими было уготовлено человечеству! Значит, герр Би Джей, вы избежали нашей участи… И где-то очень далеко отсюда есть совершенно другой Вульфбург, не затронутый нацистскими конвоями, выселенными в концлагеря жителями и чудовищными раскопками, устроенными безумицей Хельгой фон Шаббс… Скажите, герр Би Джей, - внезапно обратилась она к Блацковичу, - а в вашем мире есть похожая на меня девочка? – глаза её сияли.
- Увы! – честно ответил американец, разводя руками. – С вами мы не встречались, Аннета! Но вот с господином Кесслером – даже неоднократно!
- Это город тайн, - произнёс связной, будто из всего диалога услышал только слово «Вульфбург». – Город, история которого – гибель и разрушение. А теперь ещё Хельга суёт палку в его сгнившие кишки с бессердечным любопытством ребёнка!.. – он покачал головой с видом человека, не ожидающего ничего хорошего от занятий фон Шаббс.
- Что это у вас, герр Кесслер? – вдруг спросила девочка, указывая на свисавшую с плеча мужчины сумку.
Проводник посмотрел на ребёнка, затем перевёл взгляд на Блацковича – и отчаянно махнул рукой:
- Листовки, - несомненно, он до сих пор избегал рассказывать Аннете о своей трагедии, но прямой вопрос не оставил ему выбора. – Много лет тому назад моя жена раздавала такие листовки в Берлине. Нацистские свиньи её за это повесили, - глаза рассказчика заслезились.
- Какой ужас! – тихо произнесла Аннета, инстинктивно закрывая лицо руками.
- Не бойся, Аннета! – ответил Кесслер, глядя себе под ноги. – Господин Блацкович позаботится о тебе, когда меня не станет!
- Я и сама о себе позабочусь, - сказала девочка, прижимая к себе деревянную кошечку. – Вот только найду свою подругу… Если, конечно, она осталась в городе, как мы договаривались…
- Людвиг, мне совершенно не нравится ваш тон и настроение! – произнёс Блацкович, немедленно подметивший не завуалированный намёк в словах последнего. – Честное слово: на мой взгляд, вам ещё рано думать о смерти!
- Это не я о ней думаю, агент Блацкович! – ответил Кесслер, забирая вёслами ещё правее к берегу; видимо, он направлял судёнышко к одному из надводных сараев, сгрудившихся неподалёку. – Это смерть думает обо мне… Я всего лишь отвечаю ей!
- Что вы задумали, дружище? – вопросил американец, мгновенно чувствуя холодок, пробежавший по позвоночнику; связной, искусно управляясь с вёслами, правил прямо к ближайшему сараю. – Вы просто необходимы сопротивлению – с вашим опытом, вашими знаниями!..
- Да будет вам, агент Блацкович! – решительно мотнул головой Кесслер; такой жест мог сделать человек, давным-давно обдумавший свои действия. – Я больше не могу: Софи так и стоит у меня перед глазами… Клянусь вам: я пытался жить дальше, пытался убедить себя, что с её смертью ничего не закончилось, что я должен, понимаете, должен идти дальше… Нет, не могу: всё, что я делал до сих пор, была борьба с самим собой, которая длилась много лет… А совсем недавно я осознал, что борьба оказалась бессмысленной.
- И что вы будете делать, дружище? – обеспокоенно спросил Блацкович; если бы между ним и проводником не сидела девочка, он дотянулся бы до собеседника, попытался бы обнять его или хотя бы положить руку ему на плечо… Увы, по глазам Кесслера он превосходно видел, то никакие утешения не помогут, ничто не вернёт замученного, уставшего от размышлений человека в прежнее состояние…
- Я намерен пробраться на цеппелин, находящийся неподалёку от старинного кладбища – и угнать его, герр Блацкович! – чётко ответил связной – и разведчик впервые подметил в его взгляде неудержимый фанатизм. – А после я продолжу то, что не завершила моя милая Софи: на каждую улицу, на каждый переулок Берлина упадёт листовка, призывающая к свержению проклятой диктатуры нацизма… И если это будет стоить мне жизни, то, полагаю, лучшего конца я не могу себе и желать!
- Друг мой, одумайтесь! – пытался урезонить его диверсант, хотя и понимал: взывать к страдающему столько лет человеку – занятие неблагодарное и бессмысленное. – Как, чёрт возьми, вы сможете захватить этот самый дирижабль?! Вы пойдёте на это в одиночку?! Кесслер, вам даже приблизиться к нему будет невероятно тяжело!
- Я захвачу его, - негромко, но веско произнёс товарищ, - а потом проследую на Берлин. И сделаю то, что должен… Не беспокойтесь, агент Блацкович: у меня есть опыт управления такими машинами! А потом выпущу газ из отсеков – и спикирую прямо на Райхстаг, чтобы от него и камня на камне не осталось!
- Послушайте, Людвиг! – «Би Джей» сделал последнюю попытку; со стороны Аннеты никакой поддержки не было: девочка по-прежнему гладила деревянную кошечку, беззвучно шевеля губами. – Даже если вам удастся проникнуть на борт цеппелина и взлететь, то ведь до цели останется несколько сотен километров! Чёрт возьми, да вас собьют сразу же, как только нацистам станет известно об угнанном транспорте! Вам надо будет пересечь по воздуху всю страну! Дьявол, да диспетчер любого аэродрома на вашем пути спалит вас в одну секунду, спросив пароль – и что вы ему ответите?!
- Я позаботился об этом, агент Блацкович! – бесстрашно улыбнулся Кесслер, на лице которого читалась неколебимая воля. – В течение последних дней я перехватывал радиосвязь нацистов, поэтому прекрасно осведомлён о паролях и отзывах на них, которые меняются каждые трое суток… Говорю вам, друг мой, я хорошо подготовился! И, пожалуйста: не пытайтесь больше меня удерживать! Больше я вообще не хочу говорить на эту тему, герр Блацкович!
Американец глубок вдохнул, оставив намерения переубедить проводника; как человек, он вполне понимал его… Он на мгновение закрыл глаза; тем временем лодка аккуратно пришвартовалась в одном из надводных сараев. Кесслер придержал судёнышко, пока Агент Второй готовился к высадке.
- Агент Блацкович, вам нужно найти Агента Первого! – напомнил ему связной. – Как я уже говорил, он предупреждён о вашем прибытии. Агент Первый знает, где Хельга...
- Хорошо! – ответил разведчик, вооружаясь.
- Сколько же смертей из-за этой дурацкой папки! – мотнул головой Кесслер, держась за доску причала, чтобы уменьшить качку лодки.
- Увы, дружище! А если мы не найдём её, смертей будет ещё больше, - печально констатировал Блацкович, поднимаясь на ноги.
- Мы с Аннетой спрячемся здесь, - Кесслер указал на узкую выемку под деревянным настилом сарая, где вполне помещалось их маленькое судёнышко. – Кстати, я недавно украл у этих свиней пару раций, с помощью которых мы можем постоянно быть на связи: я их перенастроил, поэтому вряд ли нацисты смогут перехватить наши беседы… скажем, в течение нескольких часов… Вот, возьмите! – Блацкович принял из его рук аппаратуру, которую тут же надел; подобную технику он уже неоднократно видел на головах офицеров: наушники и соединённый с ними микрофон. – А теперь вылезайте из лодки и помогите затолкать её под пристань… Пригнись, дорогая! – обратился он к девочке, послушно прилегшей на скамейку.
Американец покинул лодку, осторожно отправляя её под деревянный пол сарая: теперь ни со стороны воды, ни со стороны входа нельзя было увидеть прячущихся – если, конечно, не знать об их нахождении здесь заранее. Помещение было набито рыбацкими снастями: развешанными по стенам сетями, удочками; на столах был разложен столярный и слесарный инструмент – ножи, молотки, пилы и прочая техническая утварь. Дверь сарая была открыта настежь, равно как и окно с правой стороны, откуда Блацковичу удалось рассмотреть часть периметра: маленькая бухта была окружена невысокими, покинутыми людьми строениями, которые соединялись меж собой деревянными настилами не более метра над водой. «Прямо германская Венеция! – улыбнулся «Би Джей» собственному невольному сравнению Вульфбурга с итальянским городом, о котором он лишь читал в книгах да рассматривал репродукции. Впрочем, чтобы занять лучшую точку обозрения, необходимо было выйти из строения и повернуть за угол…
Взяв в руку пистолет, Блацкович осторожно высунулся из-за дверей: слева от него возвышалась стена соседнего дома, направо же можно было пойти двумя путями – по доскам над водой, которые вели в направлении группы домиков в противоположной части бухточки, или через старинную арку, уводившую куда-то левее. Арка была ближе, поэтому он решил осмотреть участок из-за её угла, возле которого стояли бочки, поверх которых также были накинуты рыбацкие сети.
В этот момент ожила рация:
- Дом Агента Первого прямо за рыночной площадью, - послышался в наушниках тихий шёпот Кесслера. – Это на северо-запад, за таверной… Рядом со старой пекарней Шмидтов, пусть она будет вам главным ориентиром. Пароль тот же самый.
- Понял! – также тихо ответил Блацкович, выглядывая из-за бочек, после чего торопливо добавил. – У меня просьба, Людвиг: пожалуйста, не выходите в эфир ближайшее время! У меня появилось серьёзное занятие…
Кесслер тут же отключился; действительно, у американца имелись все основания требовать полной тишины. Прячась за углом старинной арки, он мог как следует осмотреться на местности – и увиденное довольно озадачило суперагента: периметр охранялся врагами столь тщательно, что в первое мгновение он не увидел ни малейшей возможности проникнуть дальше незамеченным. Противники, казалось, учли все места для внезапного вторжения на объект; во всяком случае, охранники находились по всему участку, причём, на глазах друг у друга. Прямо перед собой, метрах в ста, он увидел веранду, на которой располагалось пулемётное гнездо; прямо за ним он сразу заметил офицера, глазеющего на другую сторону бухты. Под ним неспешно прогуливался автоматчик, которому, вероятно, было отведено место патрулирования от упомянутой веранды до арки, за которой нашёл убежище диверсант. Улочка, как и сама веранда, с правой стороны упирались прямо в бухту, ограждённую невысокими перилами; на другую сторону водоёма были перекинуты два наскоро сделанных из досок моста – и каждый из них был под постоянным присмотром автоматчиков, стоящих практически в их центре. Помимо этого, Блацкович увидел ещё одного офицера и снайпера, находящихся на втором ярусе противоположного берега: сооружение было явно искусственным, зато с него превосходно просматривался весь участок – недаром именно здесь и прописались снайпер и второй офицер… Словом, расположение противников было столь хорошо просчитанным, что каждый из них неизменно был на глазах остальных: стоит одному из них исчезнуть – и другие тут же забьют тревогу!
Сделав выводы из увиденного, Блацкович даже подумал форсировать местность под водой, чтобы не привлекать лишнего внимания, однако, сможет ли он преодолеть более сотни метров на единственном вдохе, причём, в ледяной воде?! Да и потом, ему так или иначе придётся выбираться на ту сторону бухточки, охраняемую тремя нацистами с офицером во главе, поскольку за крышами дальних домиков виднелась колокольня или башня площади, где, по-видимому, и находился рынок… Итак, этот вариант Блацкович, недолго думая, списал за нерациональностью, лихорадочно соображая, каким ещё образом можно перебраться на противоположную сторону бухты.
Вскоре он убедился, что верно рассчитал маршрут ближайшего к веранде автоматчика: тот, дойдя до спускавшейся в воду стены веранды, повернул обратно – и дошёл почти до арки, за бочками у которой прятался Агент Второй; впрочем, не обнаружив незваного гостя, он, как ни в чём не бывало, удалился в обратном направлении. Офицер на веранде также успел сменить местоположение, пройдясь влево; Блацкович предположил, что теперь он вряд ли виден коллегам на втором ярусе через бухточку; тем не менее, более остальных ему мозолили глаза двое автоматчиков, застывшие на мостах, как статуи. Увы, чтобы продолжать движение, надо было дождаться, чтобы они покинули свои позиции – и лучше, чтобы это сделал ближайший к нему солдат: за его спиной была ещё одна кирпичная арка, сквозь которую угадывались очертания маленького рынка или склада; разведчик превосходно видел за ней неработающий фонтан, составленные у стен домиков телеги – словом, если бы он смог добраться туда, его присутствие вряд ли было бы кем-нибудь раскрыто… Оставалось ждать, пока такая возможность представится.
Он предположил, что даже если на участке больше нет врагов, то – надо отдать им должное – они находятся на единственно правильных позициях: его заметят обязательно – хоть справа, хоть слева – стоит ему лишь высунуть нос из-под арки. И всё-таки он твёрдо решил начать маршрут именно отсюда, через ближайший мост: лезть прямо на пулемётное гнездо ему вообще не улыбалось, тем более, что перед верандой не было абсолютно никаких укрытий, кроме хлипких на вид деревянных перил, опоясывающих бухточку.
Прошло около семи-десяти минут; Блацкович обратил внимание, что тени домов значительно удлинились… Вдруг дежуривший на соседнем мосту автоматчик потянулся, достал из кармана сигарету – и неспешно двинулся в сторону арки, о которой Блацкович мечтал уже достаточно давно. Если в обороне противника возникла брешь, которую он поджидал, то грешно не воспользоваться представившейся ситуацией, которая, быть может, больше вообще не повторится… Американец пригнулся – и на корточках подкрался к перилам мостика, намереваясь следовать за нацистом; сделав насколько шагов по мосту, он убедился, что теперь его может видеть только солдат на соседнем строении: пулемётное гнездо было скрыто колонной арки, а полному обозрению участка засевшим на втором ярусе врагам справа мешали крыши домов.
Тем временем автоматчик, пройдя мимо фонтана, повернул куда-то налево; Блацкович перебежал по мосту – и затаился у ящиков за аркой, озираясь по сторонам: действительно, он выбрал правильный путь. В этом месте можно было укрыться во множестве укромных местечек: среди составленных тележек, за скамейкой у фонтана, в конце концов – под крыльцом, где его уж точно никто не заметит… Выглянув из-за угла домика, он увидел нациста, столь долго мучавшего его на мосту: гитлеровец остановился по улочке дальше, метрах в пятнадцати от агента; по лестнице сверху к нему спускался коллега – тот самый снайпер, сидевший ранее на втором ярусе.
- Угости сигареткой, Фридрих! – обратился он к курящему. – Я как раз к тебе направлялся…
- О, как я тебя понимаю! – негромко рассмеялся тот, подавая товарищу просимое. – Надо же, такое наказание: тебя сегодня определили в компанию некурящих, за исключением меня! Бедняжка!
- Смейся, сколько угодно! – его собеседник прикурил, с наслаждением выпуская струю дыма. – По мне, так эти внеурочные дежурства в заброшенном городе просто хуже расстрела! Ну, что здесь охранять, скажи на милость?! От кого, чёрт возьми?! Я понимаю, если бы меня бросили на охрану дирижабля: вещь нужная, на нём наверняка всяких ценностей полным-полно… Но тут?! Что хорошего в этом загнивающем, оставленном людьми городишке?!
- Погоди-ка! – прервал его первый. – Какие там ещё ценности? Что тебе об этом известно?
- Говори тише! – предупредил его приятель, легонько поднимая указательный палец к губам. – Ты что, забыл, что наверху унтерштурмфюрер?! Поверь, подобные разговорчики нашего брата не особо поощряются, если в них замешана Хельга, да прибывший из Берлина инспектор обергруппенфюрера СС Вильгельма Штрассе!
- Да ладно! – удивлённо пробормотал собеседник, выпуская кольцо дыма. – Что там у них стряслось? Давай-ка, Гюстав, выкладывай!
- Во-первых, если тебе ничего не известно о цеппелине, то это – ничто иное, как лаборатория, куда доставляют какие-то древние предметы с раскопок за Вульфбургом, - горделиво начал тот, польщённый вниманием коллеги. – Хельга, как тебе известно, уже несколько месяцев не слезает со своих учёных, которые исследуют «Осквернённую церковь» и особенно старинное кладбище; мне доводилось неоднократно слышать, что они нарыли там массу интересных вещичек...
- Золото? Драгоценные камни? – живо поинтересовался Фридрих.
- Не-е-ет, - отмахнулся Гюстав. – Ребята поговаривают, что это нечто гораздо ценнее: какие-то артефакты незапамятных времён, благодаря которым мы сможем выиграть войну окончательно! Во всяком случае, Хельга в этом уверена – и, похоже, ей удалось заразить этими идеями самого Штрассе…
- Неплохо! – отозвался тот, доставая ещё одну сигарету и закуривая. – Значит, насколько я понимаю, мы можем в скором времени ждать его у нас собственной персоной?
- Ну, это уже во-вторых! – товарищ прищёлкнул пальцами перед его носом. – Не знаю, появится ли сам «Мёртвая Голова» в Вульфбурге, но то, что он прислал сюда человека, уполномоченного проинспектировать деятельность фон Шаббс, это точно! Я видел его: долговязый, мерзкий, лысеющий очкарик, с нацепленными петлицами штурмбаннфюрера… Неприятный тип – и ведёт себя соответственно: стоило ему приехать, как он тут же наорал на Вальберга – бедняга лишь тем и провинился, что остановил автомобиль не рядом с дверью таверны, где квартирует Хельга, а метрах в десяти от неё!
- Да, действительно: человечишко вредноватый! – согласился с собеседником первый солдат. – Этак он станет цепляться к альпийскому солнцу за то, что оно недостаточно греет в середине марта!
- И не говори, камрад! – поддакнул рассказчик. – Если такой, облечённый неограниченной властью чиновник…
Увы, солдат не успел договорить, поскольку откуда-то слева и сверху раздался гневный окрик:
- Камрад Шлехтер! Где вас носит, чёрт побери? Вы же отпрашивались всего на минуту!
- Всё: унтерштурмфюрер меня сейчас сожрёт! – шепнул Гюстав приятелю, бросая окурок под ноги; подхватив винтовку, он громко ответил. – Бегу, мой командир! – и, махнув рукой Фридриху, помчался в сторону каменной лестницы. Оставшийся нацист также обернулся – и поплёлся в обратную сторону.
Услышанный диалог едва не заставил Блацковича невольно выдать себя: он, узнав о непосредственном участии в вульбургских тайнах своего заклятого в любом измерении врага Вильгельма Штрассе, так сильно вздрогнул, что вполне мог привлечь к себе внимание гитлеровцев. Однако, он вовремя откинулся за стену, благодаря чему солдаты остались на его счёт в полном неведении… Итак, фон Шаббс и «Мёртвая Голова», судя по имеющейся у него информации, действуют сообща: как его предупреждали раньше бойцы сопротивления, в этой вселенной между ними царит полный мир и гармония… Видимо, поэтому нацистам, забывшим ради общего дела мелкие склоки и разногласия, удалось победить в этом мире… Вернее сказать, почти победить… Конечно, собирается ли Штрассе нанести персональный визит в Вульфбург или нет – вопрос, далеко не лишённый значения – тем не менее, следует внимательнее отнестись к присланному из Берлина чиновнику: что он за птица, где остановился и каковы его намерения… В любом случае, если это человек «Мёртвой Головы», то он, естественно, превосходно осведомлён о местонахождении своего шефа; об этом Блацкович подумал мгновенно, как только услышал беседу солдат о прибытии на раскопки инспектора… на тот случай, если с секретной папкой фон Шаббс что-нибудь пойдёт не так. Что же, у него только что появился дополнительный козырь, который, в зависимости от обстоятельств, можно будет использовать. Но сперва – Хельга.
Спрятавшись под крыльцом, как и планировалось раньше, Блацкович пропустил мимо себя эсэсовца – и точным выстрелом в затылок ликвидировал его, пока тот не успел появиться под аркой: оттуда его мог заметить офицер за пулемётом на веранде. Окрик офицера, прозвучавший над всей бухтой, наверняка был услышан всеми – поэтому оставшимся нацистам было вполне логично предположить, что Фридрих в течение минуты также появится на мосту. Однако, далее медлить было нельзя: надо пробраться на второй ярус по лестнице – и избавиться от офицера со снайпером; а если позволит расстояние – то и от гитлеровцев на другом берегу бухточки. Дистанция вроде бы не была запредельной, только вот Блацковичу не очень хотелось применять «Бомбеншусс» – пусть и не особенно громкое оружие, только, увы, не настолько бесшумное, как пистолет с глушителем…
Стараясь не шуметь, американец быстро пересёк коротенькую улочку, оказавшись возле лестницы наверх; кстати, попутно он миновал ещё одну арку, сквозь которую было хорошо видно веранду на противоположном берегу: офицер по-прежнему глазел на воду перед собой, а солдат, не выражая ни малейшего беспокойства, вышагивал под скучающим над его головой начальником. К сожалению, стена справа не позволяла ему видеть оставшегося моста и яруса над собой, однако «Би Джей» рассчитывал подняться наверх в ближайшее время – и ни мгновение не желал затягивать с этим.
Стоило ему сделать шаг к лестнице, как он услышал неразборчивые слова, негромко и произнесённые – и судьба вновь улыбнулась ему: он, затаившись за стеной, увидел спускавшегося по лестнице офицера; возможно, тот, дав взбучку нерадивому постовому, решил наградить точно такой же и второго солдата с пересечённого Блацковичем моста – подлинная причина его появления на ведущей к фонтану улочке осталась для американца неизвестной. Главное, что спускался он один – и разведчик счёл это для себя удачей: как только офицер ступил на каменную мостовую, Блацкович выстрелил – и унтерштурмфюрер без лишнего шума завалился к сложенным в проходе ящикам. Агент Второй прокрался к телу, которое немедленно затащил под лестницу – и осторожно продолжил путь наверх.
Прижимаясь к стене дома, Блацкович незаметно приподнял голову над ступенями – и тут же увидел снайпера, сидевшего к нему спиной на парапете небольшой площадки: поза его не выражала ни малейшего беспокойства. Американец слегка выдался из-за стены, осматривая панораму бухты целиком: на другом берегу всё оставалось без перемен – офицер пялился на водную гладь, автоматчик как раз начал свой поход в противоположную от веранды сторону; на мосту по-прежнему стоял ещё один солдат, с позиции которого можно было видеть практически любой участок бухты – кроме того, что происходило над его головой. Поэтому Блацкович не стал терять времени понапрасну: он поднял пистолет – и послал пулю в снайпера, находившегося в десятке метров от него; эсэсовец упал на бок, причём, сделал это столь удачно, что полностью скрылся за здоровенной бочкой. Поскольку никакой реакции со стороны его товарищей не последовало, Блацкович продвинулся на несколько шагов вперёд – и прицелился в замечтавшегося офицера на веранде, благо, что и охранник на мосту, и отправившийся по обычному маршруту автоматчики смотрели в другую сторону.
Мгновение – и офицер, схватившись за голову, рухнул за бруствер дота, откуда его также не было видно, тем более – с нижнего яруса; тем временем автоматчик, ушедший от веранды на максимальное расстояние, оказался скрытым колоннами арки от своего товарища. Блацкович не стал упускать возможность – и отправил его на тот свет; нацист упал неподалёку от того места, где, под полом сарая, прятались в лодке мужчина с девочкой. «Интересно, что они сейчас думают? – предположил Блацкович, осторожно выглядывая из-за парапета. – Надеюсь, мои друзья не особо испугались; главное, чтобы Кесслер сейчас не вызвал меня по рации, чтобы подробно расспросить о случившемся…»
Теперь, если американец не заблуждался относительно выставленных против него на участке сил противника, оставался только один автоматчик, продолжавший неподвижной статуей возвышаться в центре дощатого мостика; Блацкович даже поражался выдержке этого человека: тот практически не шелохнулся в течение более, нежели четверти часа, пока разведчик прокладывал себе путь по узким улочкам Вульфбурга! Незаметно выглянув из-за парапета, он действительно не обнаружил больше ни одного неприятеля; поэтому навёл оружие на солдата – и тот, секундой спустя, грохнулся в воду, подняв своим телом целый фонтан брызг. Диверсант выждал около минуты, оглядывая территорию в поисках возможных врагов, но вокруг было тихо: никто не спешил узнать, что случилось с внезапно решившим искупаться коллегой… После он посмотрел направо – колокольня виднелась не далее, чем с нескольких сотнях метрах от его нынешнего местопребывания – и связался с Кесслером:
- Людвиг, кажется, я продвинулся на объект!
- Рад это слышать, агент Блацкович! – раздался в наушниках шёпот связного. – Вас там нацисты не сильно отвлекают?
- Ничего, я с ними пока справляюсь! – отшутился американец. – Кстати, дорогой друг, вы совершенно упустили из виду, что отправили меня в это осиное гнездо без карты! Судя по всему, мне следует пробираться к колокольне на площади, не так ли?
- Именно! – подтвердил Кесслер. – Прямо за ней, как я говорил, пекарня Шмидтов. Вам надо всего лишь обойти её – и таверна перед вами… Далее Агент Первый даст знать, что и как делать дальше…
- Понял вас, Кесслер! – ответил Блацкович. – Отбой!
Он ещё раз осмотрелся: никакого движения. Тогда он осторожно вышел на открытое место, на всякий случай прикрываясь парапетом и стоявшими возле него рассохшимися бочонками. Спустившись к мосту, он понял, что у него имеется выбор: на следующую локацию можно было пройти либо по крышам домов, либо через полуразрушенную водонапорную башню, ныне залитую водой бухты. Немного поразмыслив, диверсант выбрал второй вариант: путешествуя по крышам, он может стать легкой добычей снайперов, если таковые засели в ближайших строениях; а пробираясь через башню, он будет видеть весь периметр, за исключением среднего пролёта старинной лестницы… Кроме того, он даже не рискует замочить ног: нацисты заблаговременно позаботились об этом, соединив нижний ярус улицы со ступенями башни добротными досками... «Выбор сделан, - решил американец, устремляясь по перекинутым доскам и старясь не смотреть по сторонам затопленного сооружения. – В конце концов, главное – выйти к площади живым, а там будет видно!»
Оказавшись на ступенях винтовой лестницы, он тут же спрятался за колонной ближайшей арки; крыша помещения, как он успел заметить, была наполовину разрушена авиаударом; прижимаясь к стене, Блацкович стал осторожно подниматься, опасаясь появления внезапных врагов. Засесть в подобном месте было, по его мнению, было вполне в духе нацистов: территория хорошо просматривается, несмотря на то, что этажи башни заставлены всяким хламом – бочками, ящиками, какими-то металлическими роторами… Пробираясь между них, Блацкович думал только об одном: скоро совсем стемнеет, что позволит быть менее незаметным не только ему, но и его неприятелям. Он превосходно осознавал: чем ближе он подбирается к обиталищу фон Шаббс, тем лучше будет охраняться прилегающий к нему участок. Судя по всему, вражеский цеппелин-лаборатория, куда так стремится попасть Кесслер, должен находиться где-нибудь неподалёку; это означает дополнительные силы неприятелей, которые, конечно, в случае вооружённого столкновения, обязательно придут на помощь своим товарищам… Следовательно, надлежит действовать как можно тише, чтобы не переполошить этот осиный улей преждевременно.
Внезапно рация ожила – и встревоженный голос Кесслера подтвердил его опасения буквально:
- Тут полным-полно нацистских свиней, агент Блацкович! – прозвучало в наушниках. –Будьте осторожны. И не убивайте никого без необходимости.
- Что, что, Кесслер?! – прикинулся не расслышавшим ни слова Блацкович. – Говорите, что я должен перебить как можно больше нацистов?!
- Нет, я сказал…
- Х-х-хрр-ммм… Фюйть! – американец, изо всех сил пытаясь не расхохотаться, голосом сымитировал поломку рации. – Не слышу вас, Кесслер! Жуткие помехи... Х-х-хрр…
Связь прекратилась. Увы, болтать было некогда, тем более, что связной лично уверил его в необходимости быть бдительным. Поднявшись на верхнюю лестничную площадку, американец стал за стеной, из-за которой относительно неплохо просматривался открывшийся ему участок, по которому предстояло проследовать: он находился на втором или даже третьем городском ярусе, откуда можно было созерцать крыши Вульфбурга, окружавшие его со всех сторон. Единственной постройкой, до сих пор возвышающейся над ним, была колокольня базарной площади; ныне она стала ближе, Агент Второй даже рассмотрел её узкие готические окна… Стена башни, как ей и полагалось, описывала полукруг; высунувшись из-за неё, Блацкович увидел город, лежавший практически у него под ногами: разноцветные крыши тонули в сумерках, что, естественно, мешало их детальному обозрению; в самом низу – разливалась река, образуя множество притоков, буквально усеянных примитивными причалами, откуда рыбацкие лодки ещё совсем недавно выходили на промысел… Высоченные скалы окружали тихую лагуну со всех сторон; теперь городок был пуст; и как же прав оказался Кесслер, когда в разговоре с ним употребил самое верное определение нынешнему положению Вульфбурга: смерть и разрушение! Впрочем, назвать его совершенно оставленным было никак нельзя: здесь ещё оставалось немало охраны, выставленной фон Шаббс для защиты собственных изысканий на древнем кладбище, где-то за «Осквернённой церковью»… Однако, внимательно осматривая местность, он так и не смог увидеть шпиля старинной кирхи, наводящей ужас на горожан связанными с нею зловещими легендами.
Единственным путём, ведущим Блацковича к строениям по соседству, являлся арочный эстакадным мост: конструкцию весьма почтенного возраста местами обвивал плющ или какое-то другое ползучее растение. Разведчик, совершив короткую перебежку вдоль высокого каменного парапета, начинавшегося от круговой лестничной площадки, устроился на новой позиции: по обе стороны моста, занимавшего не более тридцати-сорока метров, он немедленно увидел двух солдат-автоматчиков, охраняющих объект от непрошенных гостей. Сама эстакада, по которой свободно могли пройти два человека, не соприкасаясь при этом плечами, упиралась в здание через реку, которое, видимо, служило складом или перевалочным пунктом рыбной продукции: на это явно намекали составленные возле его ворот штабеля бочек, упаковочные агрегаты, и ряд длинных дубовых столов, предназначенных для разделки улова. Спуститься по стене к воротам было непосильной задачей, даже для столь тренированного человека, каким являлся диверсант; следовательно, оставался путь по мосту, на котором дежурили нацисты.
Итак, чтобы не попасть в очередную заварушку, при которой терялся элемент внезапности, Блацковичу ровным счётом ничего не оставалось, как терпеливо выжидать подходящего момента; но, как назло, оба солдата не предпринимали никаких действий: каждый из них неподвижно занимал своё место… «А между тем меня ждёт Агент Первый! – негодовал американец, не спускавший глаз с врагов, до ближайшего из которых расстояние не превышало двадцати метров. – Если игра идёт на время, то мне попросту нельзя задерживаться! Впрочем, надеюсь, что это не так: в противном случае Кесслер давным-давно забил бы тревогу, стал бы подгонять меня… Будем считать, что пока всё идёт относительно по плану, который я разработал ещё во время побега из замка «Вольфенштайн»!»
 Наконец, эсэсовец на противоположном краю эстакады не выдержал: он забросил оружие за плечо, как следует потянулся – и неторопливо отправился навстречу товарищу; заметив его действия, солдат со стороны Блацковича также пошёл в его направлении. Минутой спустя они встретились по центру моста – и после непродолжительной беседы вновь разошлись на вверенные им участки.
«Би Джей» наблюдал за ними, не отрывая глаз: наконец-то представилась возможность покончить с обоими, не вызывая подозрений у других охранников, которые, несомненно, также расположились неподалёку – возможно, в здании за мостом; недаром Кесслер предупреждал, что противник сосредоточил в этом районе немалые силы… Конечно, желательно не вступать с ними в бой, а просто обойти – если на подобную тактику вообще можно рассчитывать в подобном месте – однако… Разве он сам не поклялся мстить каждому из них персонально – за Уэсли, за… Каролину, подло убитую в его собственном измерении?! Блацкович на мгновение закрыл глаза – и, как показывал ему Ричард, сосчитал до четырёх… Вдох. Ещё раз до четырёх… Выдох. Казалось бы, совсем простенький тренинг, а творил настоящие чудеса: американец вновь пришёл в себя, мозг его снова заработал безэмоционально и рассудительно. «Сначала – Агент Первый – и, как результат, секретная папка фон Шаббс! – заключил он после проведённого упражнения. – А что касается нацистов – всех и каждого по отдельности – так в этом мире, надеюсь, ещё будет иметь место свой Нюрнберг!»
Осторожно приподняв голову над парапетом, Блацкович вытянул руку с оружием в направлении приближающегося к нему эсэсовца: солдат практически успел подойти к началу эстакады, где раньше стоял у накрытого брезентом ящика; тихий щелчок курка – и враг повалился за парапет, не успев осознать, что же произошло. Не теряя времени, американец прицелился во второго супостата – и тот, мгновением спустя, отправился следом за своим камрадом, упав на каменную площадку перед самым входом в здание.
Медлить было нельзя: пока не появились другие неприятели, надо было пересечь мост – причём, весьма желательно, оставаясь по-прежнему незаметным. Блацкович приподнялся – и, перебегая между арками строения, достиг открытого входа в помещение. Его передвижение, скорее всего, осталось никем не раскрытым – будь на соседних крышах снайперы, подобное движение на мосту просто не прошло бы мимо их взгляда, – однако, разведчик заранее побеспокоился на сей счёт, предварительно изучив возможные стрелковые позиции неприятеля. Поскольку всё было тихо, он сделал вывод, что с задачей по выявлению врагов на ближайших крышах справился на «отлично» – и юркнул в проход, скрывшись за правым его углом за каким-то контейнером.
Сидя на корточках, Блацкович осмотрелся по сторонам: помещение действительно оказалось складом, служившим не только для рыбной, как он предположил, продукции, но вообще для чего попало – здесь были шкафы и тумбочки, стоявшие у стен велосипеды, возвышающиеся до самого куполообразного потолка штабеля ящиков, автомобильные шины, составленные в ряд канистры – и ещё много какого добра, сложенного как вдоль стен, так и по центру склада. Между груды собранных предметов невозможно было свободно пройти, разве что протиснуться; тем не менее, агент заметил два узких коридора, расходящихся по обеим сторонам от входа: они опоясывали центральную часть захламлённого помещения, заканчивающегося впереди верандой, под балками которой он немедленно увидел ещё двух автоматчиков. Враги не покидали своего места, поэтому являлись довольно лёгкой добычей для Блацковича; однако, он не спешил связываться с ними, пока не был убеждён в отсутствии на локации других неприятелей – в первую очередь офицеров, могущих смешать ему все карты немедленным вызовом подкрепления.
Не теряя времени впустую, он осторожно двинулся к коридору справа, поднявшись к нему по трёхступенчатой каменной лестнице с перилами; если бы в помещении не горел тусклый свет, излучаемый развешанными под потолком керосиновыми лампами, он рисковал оказаться в почти полной темноте. Стоило ему подняться и повернуть налево за стеллажи, набитыми до самого верха картонными коробками и канистрами, как он увидел метрах в десяти от себя солдата в тёмно-коричневом обмундировании; тот, к счастью, стоял спиной к Блацковичу, глядя на улицу через маленькое слуховое окно. Поскольку за ним никого не было, а коридор отлично просматривался до очередного поворота налево, американец сделал точный выстрел: солдат выронил винтовку, шмякнулся на пол – и, неуклюже раскинув руки, развалился в проходе. Разведчик аккуратно перешагнул через покойника, тихонько следуя дальше, пока не достиг поворота, откуда можно было подобраться к веранде с виденными раньше от входа на склад нацистами. Однако стоило ему лишь подумать об их уничтожении, как из противоположного коридора появился ещё один тёмно-коричневый боец – и Блацковичу пришлось немедленно отступить, прячась за стеллажи: неровен час, появившийся заметит его при неверном свете керосинок – и в перестрелке, завязавшейся в достаточно неудобном и узком месте, он рискует оказаться в гораздо худшем положении, нежели его противники! Значит, необходимо временно позабыть о нацистах на веранде, не могущих видеть его приближения с верхней площадки – и, вновь обойдя помещение по коридору слева, разобраться с только что вынырнувшем из прохода напротив солдатом. А убедившись, что больше ему ничто не угрожает со спины, можно заняться оставшимися гитлеровцами.
Поступив согласно своим рассуждениям, «Би Джей» вернулся ко входу, откуда по аналогичной трёхступенчатой лесенке попал в смежный коридор: тот практически ничем не отличался от своей копии справа – те же стеллажи, набитые всякой дрянью до самого потолка – и неслышно отправился на охоту за тёмно-коричневым товарищем.
Судя по проделанному его врагом маршруту, у нациста было строгое предписание не покидать коридора, равно как и у его приятеля, дежурившего в правом отделе склада. В противном случае, труп первого снайпера был бы уже неминуемо обнаружен – и началась бы общая тревога… Тем не менее, на объекте царила полная тишина, за исключением шагов приближающегося к Блацковичу из-за стены эсэсовца.
Американец, укрывшись за стеллажами, терпеливо дожидался появления врага. Хорошо ещё, что он вовремя его заметил; случись наоборот – лежать бы ему на этом самом полу с простреленной головой… Его приятели вряд ли стали бы отсиживаться на веранде; втроём они зажали бы его в узком помещении – и всё!.. Даже если бы он целым и невредимым успел покинуть здание, убежав на мост – и в том случае его продвижение было бы закончено: на поимку или ликвидацию беглого заключённого, несомненно, послали бы столько солдат, что… Словом, путь в таверну стал бы для него поистине несбыточной мечтой!
Тем временем гитлеровец, держа винтовку наперевес, возник в конце коридора; конечно, он не был осведомлён о присутствии на вверенном ему участке шпиона, поэтому даже не старался всматриваться в его тёмные местечки. Блацкович выждал несколько секунд, пока враг подойдёт поближе – и устранил его выстрелом в голову; нацист вскинул руки и завалился у стены. Перезарядив оружие, Агент Второй проследовал по коридору к веранде, где оставались последние – он весьма надеялся на это! – супостаты.
Кстати говоря, он откровенно не понимал, каким образом можно было попасть на склад снизу: обойдя помещение во всех направлениях дважды, он так и не смог обнаружить выхода! Странно, но он не увидел никаких лестниц вниз, никаких дверей или люков, через которые, к слову сказать, сюда были доставлены собранные товары… Возможно, таковые имелись в центре зала, заваленного и заставленного всяким барахлом; впрочем, Блацкович не имел намерения заниматься их поиском, пока на периметре оставалась реальная угроза: двое автоматчиков на веранде. «Разберёмся с ними – и отыщем выход! – решил он, выглядывая из-за угла. – Иначе как сами нацисты оказались в этом месте?! Не по воздуху же прилетели, правильно?»
Автоматчики, казалось, даже не сменили позиции, по-прежнему стоя на площадке веранды под самым потолком помещения; видимо, устранение их сослуживцев не достигло слуха эсэсовцев. Блацкович заметил ещё раньше, что оба коридора, хоть и соединяются перед верандой, тем не менее ведут выше; скорее всего, по любому из них можно было взобраться наверх – и оказаться у врагов за спиной… Однако, американец не хотел рисковать: во-первых, с расстояния всего десяти-двенадцати метров их можно было без лишнего шума убрать парой выстрелов, а во-вторых, стоило всего лишь одному из них во время его продвижения посмотреть в сторону – и он будет неминуемо обнаружен. Подобный расклад никак не устраивал Блацковича, поэтому он, не мудрствуя понапрасну, прицелился в нациста слева – и спустил курок. Тот даже не успел грохнуться на пол, как агент провёл столь же бесшумную операцию с другим, находящимся рядом, пациентом; ребята попадали друг на друга, а таящийся в тени каких-то мешков да ящиков «Би Джей» взобрался наверх по левому коридору.
Итак, предположения его оказались безошибочными: оба коридорчика соединялись на площадке веранды; однако, не это обрадовало разведчика более всего: прямо за их спинами, чего он не мог видеть снизу, находилось настежь распахнутое, широкое окно, к которому была прислонена деревянная лестница! Теперь не оставалось сомнений, каким образом враги попали в здание; конечно, из помещения обязательно должен иметься выход на нижние этажи, но Блацковича, довольного неожиданной находкой, они более не занимали. Вместо этого он сделал несколько шагов вперёд – и пригнулся у подоконника, обозревая открывшуюся ему местность.
Мало того, что к окну была прислонена лестница: с другой его стороны для удобства находилась точно такая же! Значит, спустившись из окна склада на закрытую стенами ближайших домов площадку, он оказывался этажом ниже; кстати, из окна просматривался очередной спуск с самой площадки: правда, Блацкович не мог видеть земной поверхности, но понимал, что она, несомненно, здесь – окна и двери стоящих перед ним двухэтажных домиков прямо указывали на это.
Ничуть не менее он порадовался вершине колокольни, которая, по мере его приближения, значительно увеличивалась в размерах – и теперь находилась не далее, как за крышами упомянутых по ту сторону площадки за окном домиков! Получается, что он, наконец, достиг нужной ему базарной площади, на которой следует отыскать пекарню Шмидтов, о которой говорил дружище Кесслер… За ней, в соответствии с его словами, надо будет поискать таверну, где его дожидается Агент Первый.
Блацкович вылез в окно, аккуратно спустился по лестнице – и притаился за стеной ближайшего домика слева, поскольку немедленно услышал за ним движение, звуков которого не мог спутать ни к с какими другими: это был тяжеловесный топот бронированных пехотинцев. Он осторожно выглянул из-за угла – и мгновенно убедился в своей правоте, одновременно оказавшейся двойной: во-первых, он действительно вышел к заветному рынку, а во-вторых – его периметр находился под контролем суперсолдат, вооружённых пулемётами.
«Это говорит об том, что я достаточно близко подкрался к Хельге фон Шаббс! – заключил Блацкович, осматриваясь на участке. – Значит, чем ближе к тебе, Хельга, тем надёжнее охрана? Кто бы сомневался!» После этого он незаметно перебежал за стену соседнего домика, не прыгая, однако, с площадки к его входной двери: обратного пути не было, а если бронированные ребята загонят его в угол, пиши пропало… Лучше как следует изучить периметр, насколько это возможно с других, доступных ему с площадки точек обзора, а потом уже смотреть по обстоятельствам.
Потратив не более пяти минут на пристальное разглядывание базарной площади, диверсант задумался о плане, каким образом её пересечь. Обстановка выглядела следующим образом: рынок занимал участок, не более шестидесяти квадратных метров; сама площадь была окружена одно- и двухэтажными домами, напротив которых в ряд располагались торговые лотки, кое-где накрытые тентами. Колокольня, также окружённая лотками и телегами, занимала центральную часть площади; примечательно, что, несмотря на совершенно пустовавший городок, дома и колокольня были украшены разноцветными флажками, развевавшихся от лёгкого ветерка на протянутых меж конструкциями верёвочках. «Неудивительно, - подумал Блацкович, осматривая былое великолепие Вульфбурга. – Когда-то здесь каждый день был праздником – до тех пор, пока в город не явились нацисты, положив конец народным гуляньям… Но, в сторону лирику!» – тут же одёрнул себя американец, возвращаясь к исследованию объекта.
Прямо за колокольней виднелся угол двухэтажного здания, перед входом в которое красовалась часть заметной со стороны Агента Второго рекламной вывески: «…КАРНЯ ШМИДТО… СНЕЙШИЙ ХЛЕ… РБОРНА И ВУЛЬФБУР…» Итак, он нашёл указанный ему Кесслером ориентир; перебравшись немного правее по площадке, Блацкович смог прочитать написанное полностью: «Пекарня Шмидтов. Вкуснейший хлеб Падерборна и Вульфбурга!» Перед пекарней располагался неработающий фонтан, вокруг которого стояло несколько скамеечек; там же прогуливался суперсолдат, стуча металлической обувью. Над ним, на открытой веранде смежного с пекарней Шмидтов домика, находился офицер; за спиной его был проход куда-то дальше, во внутренние дворы базарной площади. Слева от пекарни, на балконе двухэтажного дома, Блацкович заметил автоматчика, беззаботно восседавшего на стуле. От американца до этой троицы было около шестидесяти метров; плохо было и то, что расположились враги довольно далеко друг от друга.
Передний план – до колокольни – выглядел ничуть не лучше: справа от места, где Блацкович намеревался спрыгнуть вниз, стоял грузовик, рядом с которым вышагивал взад и вперёд ещё один автоматчик; передняя часть колокольни непрестанно патрулировалась по полукругу ещё одним суперсолдатом – этот двигался, как заведённые часы: ни на мгновение не останавливался и не менял маршрута. Мало того: в левом от колокольни углу площади, за арочной анфиладой, находился ещё один офицер, куривший, видимо, сигарету за сигаретой, поскольку табачный дым не переставал виться вокруг него всё то время, пока разведчик наблюдал за передвижением врагов по территории. Между арочной анфиладой и колокольней стоял ещё один грузовик, в кузове которого Блацкович немедленно заметил установленную треногу со «Злобой»: очевидно, неприятели весьма дорожили этим периметром, раз пытались содержать его под строжайшим контролем… «Увы, ребята, - подумал агент, - мне понятны ваши заботы, однако, ничем не могу помочь: мне-то необходимо пройти дальше! Осталось продумать, как это сделать без лишних хлопот…»
Понаблюдав за противниками ещё некоторое время, Блацкович сделал следующий вывод: поскольку оба офицера находились от него достаточно далеко и не могли видеть его передвижения по площади из-за мешавших им грузовиков, реальную опасность представляли чёртовы суперсолдаты – особенно ближайший из них, носившийся перед колокольней, как заведённый. От автоматчиков следует избавиться в первую очередь, чтобы не путались под ногами, после этого заняться офицерами. А бронированные товарищи… Что же, для них у него всё-таки есть ручной гранатомёт… да и «Злоба» в одном из грузовиков может оказаться нелишней.
Дальнейшее случилось без малейших отступлений от продуманного плана: американец, незаметно пробравшись в правую часть площадки, осторожно убрал выстрелом стоявшего за грузовиком автоматчика; тот бесшумно упал за автомобиль, откуда его тело мог видеть только его убийца; после он вновь пересёк площадку – и ликвидировал автоматчика на балконе; тот свалился со стула – и если при этом возник какой-то шум, то шлявшийся перед дверьми пекарни Шмидтов тяжёлый пехотинец, благодаря лязганью собственной обуви о мостовую, ничего не услышал.
После автоматчиков настала очередь офицеров – и если находящегося на правой веранде нациста Блацкович убил без особых усилий, хотя и пришлось долго целиться, – то с оставшимся пришлось сыграть в самые настоящие догонялки. Когда американец вернулся на левую сторону площадки, с которой, собственно, он ликвидировал трёх противников, даже не спустившись на мостовую, офицера понесло в сторону пекарни – и в результате этого гитлеровец стал для Блацковича совершенно невидим, остановившись где-то в конце арочной анфилады.
«Вот ведь курилка картонная! – ругнулся про себя разведчик. – Стоило прийти его очереди сыграть в ящик: и на тебе – сбежал!» Увы, не оставалось ничего большего, как спускаться на площадь – и решать возникшую задачу более рискованным образом.
Чтобы не попадаться на глаза дальнему супертоварищу, Блацкович предпочёл спуститься на землю с левой стороны площадки, понимая, что обратной дороги нет; тем не менее, сиганув вниз, он тут же скрылся от патрулирующего внешнюю часть колокольни бронированного пехотинца за торговым ларьком. Тот грозно прошагал мимо диверсанта, не заметив ничего подозрительного – и скрылся с левой стороны от центрального строения на площади. Пользуясь теми несколькими секундами, которые имелись в его распоряжении, покуда враг не отправился обратно, Блацкович стремглав перебежал на корточках отделявшее его расстояние до грузовика. Как только он присел за новым укрытием, справа от него снова раздалась железная поступь суперсолдата; враг проследовал по обычному маршруту, а «Би Джей», пригибаясь за лотками по левую сторону от домиков, почти ползком пробрался в конец арочной анфилады, где, наконец, увидел так не вовремя удалившегося офицера: тот, пуская изо рта дым, изучал какой-то рекламный плакат на стене. Агент Второй прицелился – и офицер упал рядом с прислонённым к стене велосипедом.
Теперь на повестке дня стояла куда более сложная задача: разделаться с двумя бронированными ребятами. Будь на площади всего один из них, Блацкович даже бровью не повёл бы: ручной гранатомёт не оставлял неприятелю никаких шансов, но двое… Уничтожением одного из супостатов он непременно привлекал внимание оставшегося, а на практически открытой местности поединок с закованным в броню врагом сводил его возможности выжить к абсолютному нулю. То, что ему обязательно надо обойти пекарню Шмидтов, теперь было очевидным: слева от входа в заведение имелась высокая металлическая калитка, также ведущая во внутренние дворы – и вот именно там дежурил второй монстр, шляющийся перед фонтаном… «Если у них не будет подкрепления, - предположил Блацкович, - то мне ничего не остаётся, как использовать не только гранатомёт, но и «Злобу», запасённую нацистами в кузове грузовика перед колокольней… Опасное дело ты задумал, Билли Бой, но, похоже, тут без вариантов. Надеюсь, что старинная кладка колокольни спасёт меня от того свинцового шквала, который обрушат на меня эти твари после первого же моего выстрела!»
Поэтому он незаметно вернулся к грузовику – и, пока неприятели совершали обход в противоположные друг от друга стороны, проник в его кузов и завладел пулемётом, с которым тут же спрыгнул за борт. После этого он приготовил свою «ракетницу» – и когда ближайший противник обернулся к нему спиной, шарахнул по нему с расстояния нескольких метров, тут же хватаясь за шестиствольный пулемёт и отбегая под защиту стены колокольни.
Взрыв потряс тишину площади, срывая доспехи с закачавшегося неприятеля; Блацкович, не дожидаясь, пока супостат повернётся к нему, стал поливать его непрекращающейся очередью. И старания его были вознаграждены: суперсолдат зарычал – кстати говоря, это был первый звук, который американец слышал от подобных противников, за исключением железного лязганья, издаваемого при ходьбе, да стрельбы – и рухнул оземь, так и не успев ответить на внезапную атаку. Тем не менее, в строю оставался второй бронированный нацист: он повернул на взрыв голову и вскинул свою «Злобу»; заметив укрывшегося за строением врага, он немедленно открыл по нему безудержную пальбу. Как и предполагал Блацкович, древние камни колокольни выдержали натиск современного оружия; тем не менее, перед зданием взметнулись клубы белой пыли, окутавшие разведчика почти непроницаемой завесой. Возможно, что именно она сыграла решающую роль в сражении непримиримых врагов; желая разобраться, какой урон он нанёс противнику, суперсолдат сам направился к зданию, временно прекратив стрельбу.
Таким образом, Блацкович использовал момент, успев сменить положение за стеной; вновь выхватив гранатомёт, он высунулся из-за колокольни – и, сделав наугад два выстрела, отбежал за грузовик. Судя по взрыву, как минимум один из пущенных в гитлеровца снарядов попал по цели: из-за пылевой завесы раздался грохот, сопровождаемый ужасным скрежетом, а раненый враг разразился в ответ длинной очередью; снова посыпалась каменная пыль… Однако, американец явно чувствовал собственное превосходство: даже не видя эсэсовца, он вполне ориентировался на его замедленную поступь; обежав строение, он прислушался – и ещё раз, на слух, угостил ракетой неповоротливого супостата. После этого он заскочил за колокольню, попутно наслаждаясь поистине божественной музыкой: послышался лязг и грохот, среди которых едва пробивались завывания нациста; Блацкович выглянул из-за стены – и увидел лежавшего на боку врага, не в силах более пошевелиться… Его оружие валялось рядом, присыпанное беловатой каменной пылью. Агент не стал проверять, жив ли он или уже отправился на тот свет – и прямиком направился к пекарне Шмидтов, к находившейся рядом с ней металлической калитке.
«Удивительно, как это я не потерял с головы наушники! – почему-то подумал Блацкович, касаясь своей портативной мини-рации. – Странно, что Кесслер уже столько времени не выходит на связь…» Он попробовал вызвать друга самостоятельно, но в эфире была глубокая тишина. Неужели что-то случилось с аппаратурой? Вроде бы всё должно быть в порядке… если не считать его последнего розыгрыша… Увы, Блацкович попробовал установить контакт с Людвигом трижды, но ничего так и не вышло: прибор молчал, в наушниках не было слышно даже обычных радиопомех…
Делать было нечего. К сожалению, ввиду отсутствия связи, ему приходилось разыскивать явку Агента Первого без всяких подсказок. Калитка, увы, оказалась запертой, причём, не только на ключ: Блацкович отлично видел, что с противоположной стороны она прочно забаррикадирована стальными контейнерами. «Что же, попробуем попасть на задние дворы через пекарню! – не растерялся американец. – В конечном случае у меня есть возможность проникнуть туда по веранде справа, где я недавно хлопнул первого офицера…»
Зайдя в заведение Шмидтов под столь завлекательной вывеской, разведчик осмотрелся: разруха, царившая в пекарне, казалась столь же древней, как и сама рыночная площадь – и это несмотря на то, что население покинуло Вульфбург всего неделю назад! Повсюду – перевёрнутые столы, кастрюли, противни, разбитые стенные шкафы… На полу, рядом с давно погасшей широкой печью, Блацкович случайно заметил валявшийся в пыли – или муке? – гроссбух; он взял его в руки. Записи в нём были самые разные – от кулинарных рецептов до любовных пассажей из «Страданий юного Вертера», причём, велись одним и тем же почерком на протяжение многих лет, – однако, агента наиболее заинтересовали самые последние, непосредственно относящиеся к событиям, когда начались таинственные раскопки Хельги фон Шаббс:

Записи пекаря Шмидта
16 января
Стоило нацистам восстановить старинный замок, как их стало в Вульфбурге гораздо больше: будто бы бесцельно снуют по городу, посещают наш рынок, хотя я вижу по их глазам – они что-то высматривают… Ко мне приходили офицеры – молодые парни – покупали французские булки; расспрашивали о старинной церкви за городом, что неподалёку от кладбища… Зачем им эти пыльные, древние легенды?
24 января
Работа идёт весьма прилично: приходится удовлетворять не только потребности Вульфбурга, но и гарнизон замка – солдатам, как оказалось, по вкусу мои изделия! Пришлось подтянуть к производству хлеба и нашу падерборнскую пекарню… И хоть за доставку по реке мне не платят, зато они забирают всю продукцию!
Вчера в город приезжала владелица замка – Хельга фон Шаббс. Очень милая женщина, настоящая аристократка! Я слышал, что её – за какие-то особые заслуги – лично награждал сам райхсфюрер… Но… мне-то что?! У меня в роду нет дворян, зато, смею думать, что тринадцатью поколениями купцов и хлебопёков тоже не каждый может похвалиться!
11 февраля
Это какой-то кошмар: сегодня ко мне в дом ворвались эти подонки – и стали о чём-то расспрашивать мою старушку-маму! Даже меня в комнату к ней не пустили… Допрашивали часа три, если не больше… После она рассказала мне, что нацисты интересовались древними захоронениями в черте «Осквернённой церкви». Боже, на что им сдался этот средневековый могильник?!
Показали мне предписание, что они действуют по распоряжению Хельги фон Шаббс. Вот тебе и на: а я-то думал, что она приличный человек, не позволит своим подчинённым истязать маму нудными расспросами! Честное слово: мне так и хочется подсыпать в следующую партию хлеба крысиной отравы!.. Увы, я слишком слабый и богобоязненный: грешно так поступать с хлебом… А с врагами моей родины и семьи?
28 февраля
Я узнал, что людей из Падерборна и Вульфбурга начинают выгонять на принудительные работы, как скот! Вчера дошла очередь до Томаса, моего соседа. Томас – отличный чеканщик, ему даже айзенштадские мастера не чета! Его забрали в полдень, дескать, без твоей чеканки Райх обойдётся, а без твоих рук – нет… И сослали на раскопки в этот проклятый могильник за церковью… Боже, что случилось?! Отчего они так помешались на этом кладбище?!
2 марта
Разговоры о полном выселении Вульфбурга становятся просто оглушительными: куда ни пойдёшь – всюду услышишь! Мама при смерти… Господи, какое счастье, что отец не дожил до того, как в его дом ворвались эти свиньи! Они тиранят любого, кто станет на их пути! Конечно, я должен что-нибудь сделать, но… У меня сын, которого гитлеровцы хотят забрать на службу куда-то в Америку, и две дочери… Даже боюсь думать о том, насколько они мозолят собой глаза местным эсэсовцам! Я всего боюсь.
9 марта
Вот и всё! Появился офицер с двумя солдатами – и дал мне всего несколько часов на то, чтобы собрать необходимые вещи и смиренно ждать конвоя, который сопроводит меня и мою семью куда-то на север… Говорят, что город разрушается... Да что здесь вообще происходит?! Вульфбург спокойно простоял тысячу лет – и вдруг разрушается?! Я не верю ни одному их слову! Всё это – гнусная ложь, чтобы прикрыть чьи-то ужасные тайны, о которых мне никогда не будет ведомо… Боже, да я и не хочу о них ничего знать… Но, неужели моя собственная жизнь разрушится вместе с тысячелетним городом – одновременно?!

Блацкович закрыл гроссбух, кладя его на холодную печь: бедное население Вульфбурга! «Нет, не так: бедное население этого мира! Остывшее, как эта каменная печь, – мысленно поправился он, покидая пекарню; оказалось, что задние стены здания были сплошными, в них не было даже ни малейшего намёка на окна. – Здесь все ненавидят нацистов, но при этом даже не пытаются оказывать им сопротивления! Всё-таки, это несказанно прекрасно, что я родом из другой вселенной: там, у меня дома, люди хотят и могут противостоять несправедливости!»
Агент Второй вышел из помещения на улицу, ещё раз осмотрев старинную рыночную площадь: лотки, крестьянские телеги, развевающиеся на верёвочках флажки… Только вот совершенно некому заниматься торговлей…
Во время осмотра территории ему не пришлось долго разыскивать выход с локации: буквально в нескольких метрах от него, по стене соседней с пекарней галантерейной лавки, на крыше которой и находилась открытая веранда, он заприметил деревянную лестницу; Блацкович поднялся по ней – и пройдя мимо покойного офицера, лежавшего между составленных в проходе бочек, оказался за пекарней Шмидтов. Спрыгнув на землю с невысокого балкона, он двинулся по прямой улочке, с правой стороны ограждённой высоким каменным забором; минутой позже он миновал забаррикадированную слева калитку, коей он хотел воспользоваться, чтобы покинуть площадь…
Дорога, петлявшая меж опрятных двухэтажных домиков, привела его к повороту налево, где Блацкович, к своему удивлению, обнаружил валявшегося под фонарным столбом виденного ещё в Падерборне пьянчужку: тот полулежал, прислонившись спиной к стене забора; бутылка, запас которой был уменьшен более, чем наполовину, стояла возле его ног. Человек поднял на американца мутные глазки – но, видимо, также узнал его, поскольку руки его мгновенно взметнулись, а багровое лицо озарилось улыбкой:
- Друг мой! – негромко произнёс он, делая безуспешную попытку встать на ноги. – Дорогой мой, полураздетый, щедрый псих, ненавистник нацистов!
Блацкович улыбнулся; вновь пошарив в карманах, он нашёл в левом из них последнюю монетку – и не дожидаясь невысказанной бродягой просьбы, положил её рядом с бутылкой.
- Что? – как оказалось, человек уже не видел доброго самаритянина, общаясь с воображаемыми друзьями. – И очень даже к добру! Может он, наконец, очистит этот проклятый город от скверны, - он трясущимися руками взял бутылку и как следует приложился к ней. – И вот ещё что: пока у меня есть ты, всё будет хорошо!
«Би Джей» не стал выяснять, к кому относились последние слова старого пропойцы: к нему или к бутылке; к тому же, произнеся свою речь, старик повернулся набок, поудобнее устроил руки под голову – и негромко захрапел. Агент оставил его, продолжив движение по улице.
Без приключений преодолев ещё один поворот, он, наконец, вышел в закуток перед таверной, откуда начиналась проезжая часть: у давным-давно проржавевших ворот стоял грузовик, на котором, вероятно, сюда доставлялись продукты; под неработающим фонарём он увидел дверь одноэтажной пристройки, в которую, после недолгих раздумий, трижды стукнул кулаком.
Изнутри помещения до него донёсся звук приближающихся шагов, затем скрип засова – и в тот же миг открылось дверное окошечко; благодаря почти окутавшей город тьме он так и не смог увидеть лица собеседника.
- Нарцисс тонет в свете Луны, - Блацкович произнёс заклинание, перед которым распахивались все двери. Но на сей раз было иначе: дверь даже не шелохнулась, однако вместо этого он услышал приглушённый, но приятный женский голос:
- Открой боковую калитку: ключ от неё – под большим камнем у крыльца… И залезай внутрь через подвальное окно с другой стороны дома!
Окошечко вновь затворилось, и разведчик спустился с крылечка. Действительно, справа от него в заборе находилась невысокая решётчатая калитка, за которой виднелись сложенные в ряд ящики, мешки и стояла пара прислонённых к стене велосипедов; у входа лежал кусок гранита, подвинув который, Блацкович нашёл ключ старинного фасона. Обнаруженный предмет как нельзя лучше подошёл к замочной скважине – и американец, толкнув перед собой калитку и пройдя несколько метров налево, оказался позади строения. Стараясь не спотыкаться о попадавшийся под ноги хозяйственный мусор – прохудившиеся вёдра и бидоны, – он пригнулся, осматривая нижнюю часть стены: полуподвальное окно было прямо перед ним, и он, недолго думая, поднял его при помощи своей трубы.
Аккуратно скользнув в открывшийся проём, он оказался в довольно просторной комнате: справа от него находилась кровать, в которой лежал полураздетый гитлеровец; первой реакцией Блацковича было желание немедленно размозжить ему голову всё той же трубой, однако, он вовремя сдержался: нацист был смертельно пьян. Слева от диверсанта была каменная лестница, уходившая наверх – судя по всему, именно к той двери, через которую он только что получил инструкции по проникновению в помещение; под лестницей стоял стол, уставленный чашками, тарелками и прочей кухонной утварью; там же расположился шкаф со столовыми приборами. В центре комнаты был ещё один столик, перед которым стояло мягкое кресло; за столом располагался вовсю пылающий камин… А в метре от себя Блацкович увидел молодую невысокую шатенку, одетую в белый костюм сестры милосердия – и не успел он опомниться, как она, с широкой улыбкой на устах, едва ли не бросилась ему на шею со словами:
- Ну, наконец-то! И где же твоя нормальная рубашка, красавчик? Боже, как же я рада тебя видеть!
Американец опешил: она была как две капли воды похожа на агента УСО Джозефин Шепард, с которой он – там, в своём мире – неоднократно контактировал по заданиям Управления. Джозефин была великолепным внедренцем, работающим под прикрытием.
- Джозефин?! – пробормотал Блацкович, легонько отстраняясь от неё и рассматривая при свете коптящей под потолком керосиновой лампы. – Чёрт возьми, так это ты – Агент Первый?!
- Теперь меня зовут сестра Инга, - улыбнулась она – и жестом гостеприимной хозяйки указала ему на кресло перед столиком. – Дай отдохнуть ногам… Заодно выпей чаю с печеньем.
- Да уж, не откажусь! – улыбнулся Блацкович, делая несколько шагов и опускаясь в кресло.
Женщина, последовав за ним, не спускала глаз с появившегося через окно полураздетого и вооружённого мужчину. Американец заметил её повышенное внимание – и улыбнулся ещё раз. – Полагаю, наступило время поговорить, не так ли?
- Наступило, Блацко, ой как наступило! – она развернулась, поправляя в камине горящие дрова. – Я просто глазам не верю, что ты вновь жив и здоров! Кесслер и остальные товарищи мне уже все уши прожужжали о твоём внезапном возвращении из мира мёртвых!
- Честно сказать, я там и не был, - Блацкович прихлебнул горячего чая из кружки. – Надеюсь, тебе известно от друзей, что я… в некотором роде, не совсем я?
Женщина лукаво посмотрела ему в глаза:
- Знаешь, Блацко, если раньше на этот счёт у меня и были кое-какие сомнения, то теперь они полностью рассеялись, - туманно ответила Агент Первый.
- То есть? – поинтересовался собеседник, украдкой поглядывая на лежавшего в постели бесчувственного гитлеровца.
- Конечно, меня предупредили, что ты возник на падерборнской явке прямо из воздуха, - произнесла она, присаживаясь на угол стола. – Однако, я до сих пор не особо верила в это… О тебе ничего не было слышно аж с сорок четвёртого! Тем не менее, сейчас я готова признать, что Блацко, что сидит передо мной в настоящий момент, в некотором роде не совсем тот человек – согласно твоему же выражению, товарищ! – которого я некогда знала.
- Я тоже помню тебя, вернее сказать, твоего двойника в моём мире, Джозефин! – «Би Джей» изо всех сил пытался подбирать нужные слова. – Поэтому прошу поверить: всё, что тебе обо мне рассказали – чистейшей воды правда! Я – совсем не тот человек, которого ты некогда знала…
- А я повторю: теперь у меня в этом нет ни малейших сомнений, Агент Второй! – вызывающе ответила женщина, резко выбрасывая указательный палец едва ли не к носу американца. – И тому свидетельством две незначительные детали, которые настоящий Блацкович ни за что не обошёл бы стороной!
- В чём дело? – немедленно заинтересовался тот, непринуждённо надкусывая печенье.
- Во-первых, человек, которого я знала до сорок четвёртого, пока не пропал без вести, пытаясь остановить разрушение Айзенштадта с цепеллина «Мёртвой Головы» Штрассе, никогда не называл меня полным именем, - печально улыбнулась женщина, поправляя на голове накрахмаленную белую шапочку с изображением Красного Креста. – Известный мне Блацкович неизменно называл меня Пеппой… А во-вторых, он неизбежно реагировал на то, если я говорила ему «Блацко»: услышав подобное обращение, он просто бесился, уж не знаю, почему! – вздохнула она, складывая руки на груди. – Я лишь в течение минуты трижды назвала твою сокращённую фамилию, а ты сидишь, как ни в чём не бывало… Да, я знала Блацковича много лет, но ты – уж точно не он!
- Хм… это решает многие проблемы, - кивнул, соглашаясь, разведчик. – Главное, сразу определиться с нашими отношениями: мы – я для тебя, ты для меня – всего лишь двойники из параллельных вселенных, случайно столкнувшиеся в вашем мире («Дьявол! – подумалось ему, - кто бы мог поверить, что я когда-нибудь произнесу подобное?!»), который нуждается в срочном лечении от победившего в нём нацизма…
- Хорошо излагаешь, Блацко! – улыбнулась женщина. – Продолжай!
- Я действительно не представляю, как оказался здесь, равно как и то, как погиб или куда подевался мой двойник, которого ты знала, Джозе… Пеппа. Могу лишь предполагать, что с ним могло случиться на вражеском дирижабле… Однако, сейчас не это главное: у нас до сих пор есть реальный шанс остановить завоевания Адольфа Гитлера – и вернуть человечество к нормальному развитию событий. Для этого, как полагает оставшееся сопротивление, необходимо добыть у Хельги фон Шаббс координаты тайного оружейного комплекса обергруппенфюрера СС Вильгельма Штрассе, нанести туда визит – и прикончить его; вероятно, гибель «Мёртвой Головы» положит начало падения власти Третьего Райха… Ну, скажем, прекратится конвейерное производство оружия на основе тёмной энергии, встанут разработки новейшего вооружения в области атомных исследований или чем там ещё занимается этот беспринципный учёный… Соединённые Штаты Америки, способные до сих пор противостоять нацистам, возглавят мировое сопротивление – и поведут на борьбу с захватчиками всех свободных людей планеты!
- Ну да, мы и сами предполагаем нечто подобное, - произнесла Пеппа, внимательно слушая говорившего. – Только за твоей родиной, янки, осталась возможность нанести «избранной расе» решающий, смертельный удар – и повернуть историю… Скажи-ка, - она вдруг с интересом воззрилась на собеседника. – А там, у тебя… в твоём мире… Как там живётся?
- Великолепно! – с жаром ответил тот, отставляя пустую кружку. – Можешь не верить, но ещё до окончания войны с нацистами – в начале мая сорок пятого – ты, Кесслер и я были одновременно представлены к нескольким правительственным наградам, причём, как американским, так и британским! Ричард Уэсли – кстати, в моём измерении его звали Фрэнк Уэбли – также был награждён посмертно, поскольку у нас он погиб не так, как здесь – сегодня, а ещё в сорок третьем, когда мы вместе пытались бежать из замка «Вольфенштайн»…
- Да, верится с трудом, - улыбнулась женщина, поправляя шапочку. – Но ты так убедительно говоришь об этом…
- Итак, Пеппа, - Блацкович хлопнул в ладоши, - ты здесь… Как давно?
- Уже как полгода, - ответила она, через плечо глядя в огонь камина. – Нас сюда отправили вместе с Уэсли: его – в Падерборн, где он аккуратно влился в ячейку местного сопротивления, тогда руководимого из Айзенштадта Каролиной Беккер, а меня – прямо, так сказать, на передовую – в Вульфбург… Пришлось поступить на работу в местный госпиталь; добрый доктор оформил меня совершенно легально – так и появилась сестра Инга…
- Каролина, - повторил Блацкович, будто из всего сказанного женщиной услышал только одно слово. – К сожалению, в моём мире она также погибла…
- Когда? Как? – спросила Джозефин.
- В сорок четвёртом. К слову сказать, совсем незадолго до того, когда я отправился на треклятый цеппелин «Мёртвой Головы» – и похоронил его в развалинах замка «Вольфенштайн» вместе с самим Вильгельмом Штрассе, - разведчик провёл ладонью по лицу. – А годом позже война закончилась полным поражением нацистов…
- Ну, в нашей вселенной с Каролиной полный порядок! – воскликнула Пеппа. – Зато вместо неё погиб человек, который приходил в ярость, когда я называла его «Блацко»!.. У тебя с ней что-нибудь было? – неожиданно спросила она, пристально глядя ему в глаза.
- Увы, нет! – выдохнул американец. – Как-то не сложилось…
- Что же, здесь ты вполне можешь повторить попытку! – рассмеялась Агент Первый. – Тем более, что Каролина теперь в Падерборне…
- Знаешь, Пеппа, - с улыбкой отозвался Блацкович, - меня преследует некое чувство, будто ты чего-то недоговариваешь! Неужели у нас с тобой, то есть с моим двойником, был роман?!
- Разве теперь это имеет значение? – ответила женщина вопросом на вопрос. И вновь улыбнулась. – Успокойся, дорогой: даже в нашем мире за мной ухлёстывал не ты, а Уэсли! Обожди секунду, - она поднялась с места и прошла к шкафу с посудой; недолго повозившись с двойным дном одного из ящиков со столовыми приборами, она извлекла маленький, сложенный вчетверо листик бумаги – и вернулась к Блацковичу.
- Вот, можешь посмотреть! – сказала она, протягивая предмет диверсанту. – Скоро год, как я храню этот документ… который с сегодняшнего дня стал для меня просто бесценным…
Американец взял бумагу и развернул её; это была короткая записка, написанная твёрдым мужским почерком:

Письмо Уэсли
Пеппе Шепард,
Саксвилл-роуд, 54,
Лондон
Дорогая Пеппа, прими мои искренние извинения за пиво! Неджентльменский поступок с моей стороны, должен признать… Чтобы искупить свою вину, готов целую неделю стирать твоё бельё! Или, может быть, пригласить тебя на ужин? Могу сделать и то, и другое!
А когда со всей этой войной будет покончено…
Может быть, тогда…
Всегда твой,
Ричард

Блацкович молча вернул записку владелице; женщина вновь спрятала её на прежнем месте.
- Прости, Пеппа, - поинтересовался он, когда «сестра Инга» вернулась к столику. – Кстати, ты ведь не обижаешься на меня за то, что я обращаюсь к тебе, как твой друг Блацко? – она лишь покачала головой вместо ответа. – Я, конечно, знаком с Ричардом всего лишь пару суток – собственно, столько, сколько и нахожусь здесь – и, возможно, это совсем не моё дело, но всё-таки: почему он извиняется за какое-то пиво? В чём он считает себя настолько провинившимся, что приговорил себя к недельной стирке?
Женщина печально улыбнулась, проводя рукой по волосам:
- Это случилось незадолго до того, как нас перебросили сюда, в Австрию… На одной из лондонских вечеринок, Уэсли, - голос её дрогнул, - случайно пролил мне на грудь пиво. Я просто чуть с ума не сошла, бранилась самыми страшными словами: эта неуклюжий ухажёр испортил едва ли не лучшее моё платье! Впрочем, мы все тогда были навеселе… Вот потому он – через день – и прислал это письмецо!
- Забавная история, - кивнул Блацкович. – Наверное, на это стоило посмотреть! Не знаю, обижу тебя или обрадую, но в моём мире Джозефин тоже ничуть не стеснялась – и, наверное, не стесняется до сих пор! – использовать при необходимости самую низкую лексику…
- Пожалуй, обрадовал! – усмехнулась собеседница, после чего резко тряхнула головой: так иногда поступает человек, желающий собраться с мыслями. – Надо прийти в себя!
- Я пытался спасти его, Пеппа! – развёл руками Блацкович.
- Я это знаю, солнышко! Кесслер рассказал мне… Прости. Словом, я знаю, что ты ищешь, Блацко! – она решительно перешла к насущным делам. – Парнишка у меня в постели – один из Хельгиных шестёрок, - она кивнула в сторону кровати. – До того, как он прилёг отдохнуть, я развязала ему язык. Так вот, папка, которую ты ищешь, находится в комнате Хельги, в таверне по соседству…
- Очень хорошо! – потёр руки американец, внутренне радуясь, что женщина превозмогла себя – и отвлеклась от печальных мыслей. – Ещё имеется какая-нибудь информация?
- Кое-что есть, - Пеппа поднялась на ноги и стала неторопливо прохаживаться взад и вперёд перед камином. – Несколько ночей назад – а именно 11 марта, – я сходила посмотреть на место раскопок за развалинами старинной церкви, которую местные называют «Осквернённой». Наткнулась там на пару охранников, патрулировавших периметр... Спасибо мамочке, что заставляла меня с детстсва говорить дома по-немецки!
- Так, - Блацкович внимательно слушал каждое слово. – И что случилось?
Агент Первый усмехнулась, вновь складывая руки на груди:
- То, чему учат в любой разведшколе: прикинулась пьяной дурочкой, когда ко мне подошёл один из них. И правильно сделала. Парни даже вызвались проводить меня в город, а после отпустили на все четыре стороны… то есть, доставили меня буквально к дверям моего жилища, - она мельком провела глазами по потолку комнаты. – Офицер, как я сразу заметила, на меня так и пялился; видимо, решив произвести на меня впечатление, сказал, что вхож в ближайшее окружение самой фрау оберштурмбаннфюрера СС Хельги фон Шаббс. Я же не подала и виду, что меня заинтересовала подобная деталь, а просто пригласила его как-нибудь зайти ко мне. Он с радостью ухватился за моё предложение – и теперь, как ты видишь, без чувств валяется в постели, поганая нацистская шавка! Однако, перед этим я успела вытряхнуть из него всё, что он знал… К слову сказать, это уже его второе посещение моего дома, Блацко!
- Молодец! – искренне похвалил рассказчицу Агент Второй. – И каковы выуженные у него сведения?
- Всего понемногу. Папка с секретными документами находится в апартаментах Хельги постоянно, она в прямом смысле слова не расстаётся с ней. Обычно этот красавчик, - она вновь кивнула на спящего офицера, - видел её на рабочем столе фон Шаббс, рядом с телефоном и переносной рацией: видимо, Хельга часто работает с её материалами, связываясь напрямую с местом раскопок, замком «Вольфенштайн» и даже Берлином, если то понадобится…
- Отличные работа, Пеппа! Что мы имеем по раскопкам?
- Насколько этот беззаботно дрыхнущий молодчик осведомлён, нацисты едва ли не ежечасно расширяют его периметр. Не боятся тревожить покой мёртвых. Выворачивают надгробия, выкапывают гробы... Задействовали погрузчик, чтобы прорыть новый тоннель в северной части кладбища… Но вот что они ищут? Что там столь важного? – на эти вопросы у меня ответов нет. Гражданские, пока не началась общая эвакуация населения, просто боялись протестовать против подобного святотатства. Теперь, понятное дело, и протестовать-то некому…
- Замечательно! – Блацкович легонько хлопнул ладонями по коленям. – Мне довелось узнать, что в Вульфбург прибыл человек Штрассе – для инспекции занятий фон Шаббс. Тебе о нём что-нибудь известно?
- Конечно! – кивнула женщина, переставая ходить и вновь подсаживаясь к американцу. – Его фамилия Шрайнер; по-моему, он в звании штурмбаннфюрера СС. Именем не интересовалась, чтобы не вызвать лишних подозрений… В Вульфбурге он, пожалуй, уже около двух суток. Ничем особым не занимается: выезжал на объекты, был в замке, пару раз – на раскопках… А так, по большей части, сидит в таверне с Хельгой: ведь ради неё, похоже, его и прислали…
- Пеппа, твои данные просто не имеют цены! – воскликнул Блацкович, дружески хватая женщину за руки; та скромно улыбнулась. – Кстати, - он внезапно наморщил лоб, - я, как бы это сказать… нахожусь в лёгком недоумении…
- По какому поводу? – тут же отозвалась Агент Первый.
- Перед тем, как постучаться в твою милую берлогу, - он обвёл взглядом помещение, - мне довелось столкнуться в подворотне с одним странным типом: пьян, как скотина, несёт всякий бред, да ещё и критикует новый мировой порядок! Выглядит последним оборванцем… Однако, старинность заключается не в этом: этого же пьянчугу я встречал рядом с таверной Кесслера в Падерборне!
- Ну и что? – пожала плечами Пеппа. – Мало ли каких оборванцев не шляется по здешним развалинам?
- Нет, тут дело в другом, - американец, покачал головой. – Понимаешь, я видел его в Падерборне около часа назад, когда встретился с Людвигом, причём, он был в таком жутком состоянии, что не мог нормально передвигаться – и как, чёрт возьми, этого же типа я встречаю час спустя, опохмеляющимся в Вульфбурге, да ещё неподалёку от тебя?! Он что, на самолёте перелетел сюда из Падерборна?! Как иначе можно объяснить столь высокую скорость передвижения для мертвецки пьяного человека?! К тому же, Вульфбург уже неделю назад подвергся полному выселению. Что здесь делает какой-то забулдыга – на территории, где имеют право находиться лишь солдаты Райха да обслуживающий их персонал, вроде тебя?!
Женщина некоторое время смотрела на собеседника с непониманием, пока, наконец, не рассмеялась:
- Ах, ну конечно же!.. Это Курт!
- Курт? – недоумённо переспросил Блацкович. – Какой ещё Курт?
- Местный забулдыга, который в придачу весьма нездоров на голову, - пояснила Пеппа. – Это правда, Кесслер иногда подкармливал его в своём заведении; кстати, от меня ему также кое-что неоднократно перепадало… Впрочем, многие жители обоих городков давали ему еду, жалея вконец опустившегося нищеброда… Курт совершенно безопасен, просто может напугать неподготовленного человека. Даже нацисты – и те не били его, хотя он нередко обзывал их свиньями, фактически призывая к свержению режима…
- А как же фон Шаббс? – поинтересовался суперагент. – Мне известно, что она лишь и занималась тем, что собирала в тюрьме замка всяких местных психов для собственных исследований! Как от её внимания ускользнул столь уникальный экземпляр?!
- О-о-о, тебе даже о занятиях Хельги известно не меньше моего! – демонстративно похлопала в ладоши Пеппа. – Хвалю! Я думаю, что Курт даже ей показался настолько безнадёжным, что она плюнула на старого пьяницу – и занялась, так сказать, более вменяемыми пациентами… А что касается его передвижения меж городов, так ему достаточно принять пару глотков, поваляться минут пять-десять – и он вновь на ногах! Ты же наверняка преодолел расстояние не за полчаса!
- Верно, - согласился Блацкович, почесав макушку. – Попутно мне приходилось разбираться с массой нацистов…
- Вот видишь! – ласково щёлкнула его по носу женщина. – А ты сразу паникуешь, завидя собственную тень! Кстати, на вопрос, почему он до сих пор шляется по городу, я тоже могу ответить: он просто опоздал на последний эвакуационный поезд, явно напившись в какой-нибудь канаве; естественно, нацисты предпочли не высылать за ним персонального транспорта. Вот тебе и вся история нашего Курта!
- Ну, теперь всё стало на места! – облегчённо выдохнул американец. – Засим я вынужден откланяться, дорогая: у меня много важных – и поистине неотложных – дел! Мне надо попасть в личный кабинет Хельги фон Шаббс – и чем скорее я заполучу папку с документами, тем лучше!
- Другими словами, ты намерен ворваться в таверну, обычно полную эсэсовцев – и вежливо спросить у них дорогу в её апартаменты? – усмехнулась Пеппа.
- Это смотря по обстоятельствам, - ответил диверсант. – Похоже, ты хочешь мне что-то предложить?
- Именно! – женщина легонько потрепала его по щеке. – Пока я ожидала твоего появления, то, смею думать, разработала для тебя вполне приличный план похищения этой самой папки! Без применения тяжёлой артиллерии, так сказать…
- Слушаю…
- Вот и слушай: есть кое-что, что ты можешь непосредственно использовать для обеспечения себе наиболее безопасного подхода к Хельге: до того, как вырубиться, пьяный офицер сообщил мне, что она – большая любительница вина. Значит, тебе ничего не стоит прикинуться официантом – и подобраться к ней совсем близко, понимаешь? Но, только бога ради, сначала нацепи на себя что-нибудь соответствующее! Новую рубашку, например, а не те лохмотья, которые висят на тебе… Возьми что-нибудь в сундуке, у кровати!
Блацкович поднялся с кресла – и, пройдя через комнату, открыл крышку ящика для одежды, стилизованного под старинный сундук. Лежавший в кровати нацист даже не пошевельнулся; Пеппа, поймав взгляд американца, успокаивающе произнесла:
- Я так накачала этого паренька, что раньше утра он точно не очухается! Возьми рубашку и ступай в таверну; сейчас открою тебе подземный ход, ведущий в соседний двор… И, кстати, оставь в сундуке свои пушки, красавчик! Официанты оружия не носят…
- А если Хельга знает в лицо всех официантов таверны? – резонно осведомился Блацкович, перебирая вперемешку сложенную мужскую и женскую одежду разных размеров. – Она-то здесь уже более полугода…
- Не всё время, Блацко! – парировала женщина. – Поэтому потенциальных официантов для неё здесь – полный Вульфбург!
- Даже после эвакуации? – уточнил тот.
- Конечно! Без обслуги-то никуда не денешься… Сам подумай: ну какие из солдат, к чертям, повара да официанты?!
«Би Джей» надел на себя тёмно-синюю рубашку, аккуратно сложив в ящик всё своё обмундирование; мгновение помедлил – и сунул за ремень трубу.
- Это тебе зачем? – нахмурилась Пеппа, успевшая тем временем откинуть ковёр с пола, скрывавший крышку люка; женщина пыталась открыть её, но безуспешно.
- Совсем без оружия не пойду! – отрезал Блацкович. – Мало ли что…
- Ай, поступай, как знаешь! – она махнула рукой. – Петли проржавели, - пожаловалась она, поднимаясь с колен. – Иди сюда и помоги мне, Блацко!
Агент Второй приблизился – и, ловко поддев крышку люка трубой, поднял её. Вниз, в кромешную тьму, уходила лестница, однако Пеппа тут же подала ему горящую свечу:
- Тебе придётся пройти около трёх десятков метров по тоннелю, что приведёт тебя через пустой колодец на задний двор таверны. Возвращайся сразу же, как только добудешь папку Хельги. И смотри, береги себя, путешественник меж мирами!
- Надеюсь, эти петли не заржавеют до моего возращения, - буркнул Блацкович – и осторожно спустился; наконец, ноги его коснулись земляного пола, по которому он пошёл, держась за правую стену тоннеля.
Пламя свечи отвоёвывало у непроглядной тьмы метр за метром; попутно агент предполагал, кому же понадобилось соединять высохший колодец со строением в соседнем дворе. Вряд ли это работа была проведена в наши дни: лишь выложенные старинной кладкой стены указывали на весьма почтенный возраст тоннеля… Впрочем, он долго и не рассуждал по этому поводу: через несколько минут подземный лаз закончился – и американец мог наблюдать возникшие над его головой звёзды через круглое отверстие колодца.
Он потушил свечу, оставив её меж камней: она понадобится, когда он будет возвращаться... И порадовался тому, что прихватил с собой трубу: без неё было бы почти невозможно выбраться наверх, цепляясь за каменные, неровные выступы стен колодца; а так – разложил трубу на две равные части – и вперёд, просовывая железяки меж древних булыжников и подтягиваясь на руках!
Минутой спустя он без особых проблем выбрался наружу. На улице было совсем темно. Оказавшись на земле, американец пригнулся у колодца: он попал на задний двор таверны – здоровенного двухэтажного дома, из которого доносилась негромка музыка; иногда её заглушали чьи-то крики – или сменяла застольная хоровая песня. «Да уж, Агент Первый была абсолютно права: врагов под крышей этого заведения хоть отбавляй! – подумал Блацкович, осматривая светящиеся окна первого этажа и кое-где – второго. – Ай да Пеппа: придумать столь хитрую операцию с переодеванием могла только она… или её двойник в моём собственном мире!» – восхищённо отметил он, рассматривая освещавшие вход в таверну два замызганных фонаря, а также находящийся справа от него открытый сарай, у порога которого дремала собака; переведя взгляд левее от входа в дом, он увидел ещё одного лежавшего на земле пса: тот отдыхал между наскоро построенным во дворе деревянным туалетом и ещё каким-то одноэтажным строением, внешне напоминавшем баню, за которым расположились закрытые деревянные ворота.
Чтобы пробраться к дверям таверны, необходимо было избавиться от сторожевых собак; к тому же была вероятность того, что кто-нибудь из посетителей питейного заведения захочет выйти в туалет в самое неподходящее время. С этим следовало считаться, поэтому Блацкович решил обогнуть весь двор с правой от колодца стороны, чтобы ликвидировать собак, а в случае появления неприятелей – успешно спрятаться за открытым сараем.
Перебираясь от дерева к дереву, он достиг постройки; осторожно заглянув в открытую дверь, разведчик убедился, что помещение представляет собой дровяной склад. Ещё пара бесшумных движений – и он приблизился к дремлющей собаке; рывок – и в шею овчарки вонзилось остриё трубы. Животное даже не успело прийти в себя, затихнув на руках Агента Второго. Другой четвероногий охранник периметра, казалось, ничего не почувствовал, продолжая лежать на прежнем месте.
Несколькими минутами позже наступила и его очередь, когда Блацкович, прокравшись мимо дверей таверны, оказался между туалетом и оставшимся зданием, которое было определено им, как «баня»; эта собака также не издала ни звука, мгновенно умерщвлённая палочкой-выручалочкой диверсанта. После «Би Джей» ткнулся в ворота и дверь «бани»: всё было заперто, что давало ему основание не ожидать внезапной атаки со спины. Итак, покончив с топографией внутреннего двора, Блацкович неслышно поднялся по ступеням крыльца к двери; на мгновение замер перед ней, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам музыки, а также внезапно возникающего и угасающего застольного хорового пения, осторожно взялся за деревянную рукоятку.
Сквозь освещённое окно помещения он увидел, что это ещё не сама таверна, а всего лишь подсобное помещение, одновременно совмещавшее собой склад и кухню: стены его были уставлены шкафами с посудой; с крючков свисали белые халаты и полотенца; на столах стояли заранее заготовленные тарелочки с салфетками, подносы с хлебом и солью, а также чистые танкарды. По углам комнаты были развешаны на верёвочках колбасы, под которыми стояли ряды небольших бочонков.
Американец открыл дверь, войдя в пустое помещение, после чего немедленно кинулся к висящим на стене фартукам: необходимо как можно скорее нацепить маскировку, чтобы его не застали врасплох, тем более – в первую же минуту операции! Из комнаты было два выхода: дверь, из-за которой доносилась музыка и галдёж посетителей таверны – и, собственно, выход во двор, откуда Блацкович только что появился… Впрочем, он не сколько опасался случайно могущих войти в подсобное помещение нацистов, сколько других официантов: мало ли, увидят его – и поднимут шум на предмет неизвестно как оказавшегося в кухне человека… Однако, разведчик понимал, что на выяснения обстоятельств всегда есть определённое время: вряд ли хозяин заведения будет лично присутствовать в общем зале и пировать с гостями; соответственно, у него будет возможность повалять дурака, прикинувшись только что принятым на службу работником… Дальнейшее зависит от его собственной изворотливости.
«У кузины Вильмы был маленький ресторан в Меските, - вдруг вспомнил Блацкович, подходя к столу, на котором стояли сложенные подносы и чистые бокалы. – Там я заработал свой первый доллар. И потратил его на карамельки... Сладкие, сладкие карамельки!..» Он улыбнулся от нахлынувших детских воспоминаний, тем не менее, время для них оказалось самым неподходящим: надо налить в один из стоящих на соседней полке кувшинов вина, поставить его на поднос – и отправиться на поиски Хельги фон Шаббс. Диверсант немедля откупорил ближайший к нему бочонок на полу; убедившись, что в нём искомый напиток, он наполнил им кувшин до половины – и поставил на верхний из подносов, которые штабелем возвышались на столе; кстати, за горой подносов он обнаружил послание хозяина таверны, обращённое к одному из своих нерадивых работников. На то, что письмо написано именно хозяином заведения, несомненно указывал его стиль; Блацкович, поставив на поднос чистый бокал, быстренько пробежал глазами по бумаге:

Записка хозяина таверны
Хайнц, ты просто свинья! Фрау с меня едва шкуру не спустила из-за пережаренного мяса, который ты ей подал! Пока она живёт в нашем гостевом доме, мы должны во всём ей угождать! Раз ты повар, то изволь отвечать за еду! Дай-ка я кое-что разъясню тебе и твоим подопечным. 
Во-первых, фрау презирает всё сладкое! Не клади сахар в её кофе, не предлагай десерт. Вообще, на её столе не должно быть сладкого: ни конфет, ни фруктов, ничего!
Во-вторых, если готовишь для неё салаты, добавляй в них побольше соли и уксуса. Насколько я понял вкусовые пристрастия нашей важной постоялицы, подобными приправами ты ничего не испортишь.
В-третьих, фрау любит красное мясо. Долго не жарь, ей нравится с кровью («Чтобы казалось, что оно вот-вот пытается уползти с тарелки», как она сказала). Никогда не подавай ей рыбу. И вообще, никаких морепродуктов! Готовь только проверенные блюда: легко прожаренные стейки, (такие, чтобы прямо дышали), мясные колбаски, говяжий фарш, сочную свинину и всё в таком духе.
В-четвёртых, фрау пьёт вино, как воду, но она очень придирчива ко всему, что касается года урожая и места производства. Нам должна прийти поставка вина из замка «Вольфенштайн», из её личных запасов, но до тех пор подавай ей самое лучшее вино из нашего погреба. Только не портвейн (это важно!). Любое другое – можно, главное, чтобы не было сладким.
Всё это очень серьёзно, Хайнц! Если ты опять сглупишь, она мне голову оторвёт. Только я и тебя с собой на тот свет утащу, клянусь!
Феликс

Ознакомившись с письмом, Блацкович мгновенно задумался: того ли вина он налил щепетильной фрау? Он осмотрелся по сторонам, конечно, в кухне было много бочонков, но неужели теперь пробовать весь ассортимент таверны, чтобы угодить вкусу фон Шаббс?! Дьявол, да на подобную дегустацию у него не было ни времени, ни особого желания! Кроме того, американец ни в малейшей степени не являлся ценителем упомянутого напитка: лично он предпочитал коньяк или бренди… «Ладно, рискнём! – решил Агент Второй, направляясь к двери; попутно он снял с головы рацию, прицепив её к ремню под фартуком. – Главное – попасть в кабинет Хельги, который, насколько можно заключить по окнам снаружи, находится на втором этаже… Вряд ли она начнёт распивать вино при постороннем; а если и так, то мне достаточно заткнуть ей рот, после завладеть папкой с документами – и бежать отсюда со всех ног, пока за мной не отрядили достойного преследования… Итак, действуем по ситуации!»
Осторожно надавив на рукоятку двери, Блацкович, изо всех сил стараясь не выронить поднос, вошёл в пиршественный зал; от увиденного в помещении он невольно вздрогнул: да, против такого количества эсэсовцев его спрятанная за поясом труба плохой помощник! Только навскидку он насчитал около двадцати человек, сидевших за широкими столами и переходящих от одной компании к другой; успокаивало другое – солдаты были навеселе, и даже поднятые по внезапной команде вряд ли смогли бы действовать чётко и слаженно… Он тут же убедился в том, что его предположение оказалось верным: слева от него находилась широкая деревянная лестница, уходившая на второй ярус строения, где над залом располагались гостиничные апартаменты. Прямо перед ним пылал здоровенный, открытый с двух сторон камин, обойдя который можно было попасть в зал справа или слева; однако, насколько разведчик уяснил ситуацию, зал ему был не нужен – необходимо подняться на второй этаж – и под вполне благовидным предлогом осмотреть несколько дверей по окружающему пиршественное помещение коридору… Если его не узнают в лицо – хотя разве он оставлял свидетелей, за исключением безусого снайпера, которому он пощадил жизнь в пещерах, достаточно далеко отсюда? – то вскоре он увидит фон Шаббс… Значит, основное правило: вести себя крайне непринуждённо, как и подобает официанту, честно исполняющему свои обязанности.
В этот миг за двумя дальними столами грянула пьяная песня; солдаты, сидя на скамейках в обнимку, пытались переорать друг друга, с трудом попадая в ноты. Блацкович закрыл за собой дверь, при этом незаметно озираясь по сторонам: да, его появление в зале не вызвало никакого подозрения – нацисты занимались своими делами, то есть вовсю хрустели жареным хлебом и сыром, громко разговаривали и чрезмерно налегали на местные алкогольные напитки.
На стуле у камина сидел как следует подвыпивший гитлеровец, пытавшийся прикурить от пламени – и одновременно с тем не опалить собственного лица; неожиданно он вскинул глаза на Блацковича – и поманил к себе проходившего мимо официанта:
- Дай-ка прикурить, братец! – он подождал, пока агент поставит поднос на угол ближайшего стола и поможет ему справиться с трудновыполнимой при его состоянии задачей.
- Я попрошу не задерживать меня, майн герр! – ответил ему Блацкович, выполняя тем не менее, его просьбу, поднеся к сигарете горящее полено. – Мне надо доставить фрау оберштурмбаннфюреру СС фон Шаббс этот кувшин с вином как можно скорее!
- А-а-а, тогда тебе наверх! – солдат пыхнул ему в лицо табачным дымом – и вновь развалился на стуле.
«Филен данк за то, что указал мне дорогу, камрад! – подумал диверсант, намереваясь вытереть запачканные углём руки о внутреннюю часть подола своего фартука, взять со стола поднос и следовать по лестнице. – Впрочем, я понял это и без твоей подсказки, как только вошёл в зал!»
Во время вынужденной задержки у камина, он прислушался к разговору трёх нацистов, стоявших у прохода в правую часть помещения; они даже не были вооружены, а руки их были заняты танкардами.
- Рудольф думает, что сегодня они пробьют проход в подземелье, - говорил один из собеседников, даже не глядя на стоявшего неподалёку Блацковича. – Он так и сказал мне: «Или сегодня – или никогда!»
- Это хорошие новости! – восхищённо ответил ему другой. – Значит, мы вскоре сможем свернуть службу в Вульфбурге – и отправиться восвояси…
- Я знаю, - первый отхлебнул из кружки. – Раскопки и вправду идут быстро, особенно, когда пришла новая партия динамита... Хельга, конечно, из нас все соки выжала, но дело продвигается весьма эффективно, надо признать!
- Да и она сама работы не боится! – вставил третий, единственный из всех не снявший каски с головы. – Интересно, что обнаружит экспедиция в тайном захоронении?
- Жду не дождусь, когда всё это закончится! – отозвался первый.
- Что? – удивлённо посмотрел на него второй. – Тебе не хочется узнать, что там, внизу?!
- Да я про войну, - лениво пояснил тот. – Мы же знаем, что победим. И вот никак я не пойму, почему бы нашим врагам просто не сдаться? Зачем они тянут время – в том числе, и моё собственное?! Я тогда вернулся бы к Кристине…
- Точно! – согласился третий, поднося кружку ко рту. – Меня вообще раздражает недальновидность их командования! Полагаю, безоговорочная капитуляция по ту сторону Атлантики была бы единственным для них спасением, но Белый дом, похоже, намерен пролить как можно больше крови своих граждан…
- Да уж, эти союзники совсем одурели, ничего не соображают! – подтвердил первый, облокотившись на колонну возле камина. – У нас полное преимущество на земле, на воде и в воздухе, а они, кажется, просто не хотят признать очевидного!
- Кстати, слышал ли ты о том парне, который вломился в замок «Вольфенштайн»? – внезапно сменил тему разговора второй солдат, вертя в руке опустевший бокал. – Он перебил немало наших – и, к слову сказать, до сих пор ещё не пойман!
- А-а-а, этот американец! – протянул третий. – Видимо, он своё дело знает… Можешь смеяться, но враги готовят своих диверсантов ничуть не хуже нашего Скорцени!
- Американец… Куда ему против немецкой стали?! – возразил ему приятель у колонны. – К тому же, как известно, один в поле не воин… Наверное, только и думает, как незаметно пересидеть в какой-нибудь канаве – и смыться отсюда, пока его не накрыли наши охотники!
- Точно! – рассмеялся нацист в каске. – Возможно, теперь шныряет где-нибудь поблизости, нас подслушивает...
- Ха-ха-ха! – подхватили его друзья, едва не давясь смехом.
Когда их веселье закончилось, второй гитлеровец печально глянул в свою кружку – и решительно тряхнул головой:
- Пойду-ка я за добавкой! Извините!
- Эй, ещё пива! – раздалось откуда-то из дальней части зала, и Блацкович стал поскорее взбираться по лестнице, чтобы его больше никто не отвлекал; кроме того, он успел разглядеть мелькающий за соседними застеклёнными дверями ещё один белый фартук. Предпочитая не сталкиваться с настоящими официантами, он ускорил движение; правда это было относительно рискованным делом: «Би Джей» никогда не был виртуозом, способным бежать вверх по лестнице с подносом в руках! Опыт детской работы в ресторанчике кузины Вильмы сводился к тому, что он всего лишь подметал кухню, а не разносил заказы посетителям… «Пьяным нацистам, конечно, всё равно, - думал он, преодолевая ступеньку за ступенькой, – они никогда не отличат настоящего официанта от поддельного; но вот неожиданно наткнуться на «коллегу» было бы очень плохо! Тот мгновенно уяснит, что я уж точно не из их гильдии: разве можно быть официантом, работая в солидном заведении – и при этом совершенно не уметь правильно держать и носить поднос, то есть делать обычное для профессии дело?!»
Чтобы не накаркать себе неприятностей, Блацкович, поднимаясь по лестнице, попытался отвлечься на убранство таверны: огромные люстры под потолком, многочисленные охотничьи трофеи на стенах – медвежьи, оленьи и даже волчьи головы – меж которых висели картины, в основном, портреты в средневековых одеяниях. Иногда ему попадались наклеенные прямо на обои плакаты, извещающие, например, о приезде в Падерборн знаменитого берлинского цирка или выступлении какой-нибудь не менее известной на весь Райх модной певицы…
Таким образом, американец успешно преодолел подъём и уже собирался повернуть направо по веранде второго этажа, как вдруг ближайшая от него дверь с треском распахнулась сама по себе – и в коридор, ударившись головой о перила, вылетел пьяный солдат; следом за ним выскочили ещё двое, причём находившийся позади всячески пытался удержать за плечи своего товарища, налетевшего на лежавшего человека буквально с кулаками.
- Это был лучший снимок Анны! – вопил он не своим голосом, навешивая тому тумаков, пока второй не оттащил его назад. – Мы пожениться собираемся! А ты, мерзкая скотина!...
Прислонившийся к перилам побитый солдат, уверившись, что продолжения не последует, отнял от лица руки:
- Так ведь я нашёл его на полу в сортире! – пробормотал он в собственное оправдание. – И что мне было с ним ещё делать?
- Да только такая пьяная мразь, как ты, могла перепутать фотографию красотки с туалетной бумагой! – выходил из себя драчун, до сих пор удерживаемый товарищем сзади. – За такое не только морду бьют!
- Ладно, пошли, Эрих, оставь ты его в покое! – обратился к нему приятель. – Сейчас о твоей печальной истории с этим засранцем узнает вся таверна – и тогда тебя вообще засмеют! Всё, уходим!
Тот, кого друг назвал Эрихом, опустил кулаки и оправил униформу; державший его за плечи приятель затащил его в комнату – и дверь захлопнулась. Блацкович обошёл сидевшего у перил нациста, со стоном касавшегося подбитого глаза, и двинулся дальше по веранде.
Возле следующей открытой двери, комната за которой оказалась пустой, располагался журнальный столик, на котором горела лампа под абажуром; рядом стояла скамеечка, на которой лежало несколько книг; меж них орлиный взгляд американца заметил лист бумаги. Он не смог отказать себе в желании ознакомиться с написанным – и, поставив поднос на столик, взял в руки документ. Содержание написанного от руки было следующим:

Записка офицера
17 марта 1946 года
Вольфганг, я тут уже месяц… Начинаю скучать по дому. С тех пор, как я сломал этот чёртов погрузчик, фрау оберштурмбаннфюрер не даёт мне ни секунды покоя! Теперь мне надо доказать ей, что я – истинный образец солдата Охранных Отрядов! Как будто не таких воспитывают в офицерской академии, которую мы с тобой не так давно закончили!.. Но, признаюсь тебе честно: от этих катакомб у меня мурашки по коже. Я тут на днях заглянул в заметки Рэндольфа. Он пишет что-то о «нестабильности древних технологий», и о том, что внизу нас может поджидать нечто опасное. Я неоднократно бывал на раскопках с Хельгой фон Шаббс, и хорошо знаю, что в мире полным-полно ходячих кошмаров, которым только дай шанс – и они выползут на свет божий, уничтожая всё на своём пути! Не знаю, как к этому относишься ты, но я верю тому, что он пишет. Пойду-ка сегодня в таверну – да напьюсь как следует! Не хочу запугивать тебя, но кто знает, что случится, когда группа минёров проделает ход в древние катакомбы!
Альберт

Блацкович вернул письмо на скамью: итак, согласно полученной информации, сегодня-завтра экспедиция фон Шаббс намерена проникнуть в старинные подземелья, находящиеся где-то под заброшенным городским кладбищем. Скорость выполняемых для этого работ, насколько можно было верить подслушанным в зале нацистам, была невероятной; о том же недвусмысленно гласило и только что прочитанное Блацковичем письмо офицера… Ладно, о тайном наследии средневекового императора можно подумать на досуге, а сейчас надо бросить все силы и возможности на секретную папку владелицы замка «Вольфенштайн»!
Веранда делала ещё один поворот, последний: на площадке было всего три двери, возле первой из которых, едва ли не в обнимку, сидели два подвыпивших нациста, один из которых плакал, как дитя; товарищ, утешая, лишь похлопывал его по плечу. Между второй и третьей дверьми стоял вооружённый «Бомбеншуссом» солдат, не обращавший на них никакого внимания; конечно, он стоял на часах, поэтому был совершенно трезв. Увидев вышедшего из-за поворота Блацковича, эсэсовец преградил ему дорогу:
- Стой! Куда прёшь?
- Вино для фрау оберштурмбаннфюрера СС! – ответил американец, стараясь придать своему тону нотки профессиональной услужливости, смешанной с испугом. – Хозяин распорядился доставить…
- Знаю, знаю! – смягчился гитлеровец. – И, тем не менее, тебе придётся обождать: у фрау оберштурмбаннфюрера сейчас срочное совещание. Как только оно закончится, я позову тебя... А пока прогуляйся, - и он замер у двери, вскинув оружие на плечо.
Чтобы не мозолить охраннику глаза, Блацкович отошёл в сторону, осматривая зал сверху: ничего не изменилось, солдаты по-прежнему сидели за столами, пили шнапс, закусывали и время от времени горланили песни. От нечего делать, разведчик прислушался к разговору выпивших, судя по их петлицам, шутцманнов – и, чёрт возьми, лучше бы он этого не делал, ибо в течение нескольких минут ему пришлось стать свидетелем драматических событий, обрушившихся, видимо, не столь давно, на голову всхлипывающего гитлеровца. Солдаты не прогоняли его, а может, даже, увлечённые разговором, и вовсе не заметили рядом постороннего человека.
- …потом она сказала, что с неё хватит, - плакался солдат своему товарищу, закрывая лицо ладонями. – Бормотала, что я – не тот человек, в которого она когда-то влюбилась, и тому подобную чушь… А на следующий день забрала детей – и свалила…
- Эй, выпивка тебе не поможет! – разумно предупреждал его приятель. – Иди-ка ты домой и поспи малость… Ты же на следующей неделе вроде возвращаешься, верно? Вот тогда и поговоришь с ней, понятно? Я уверен, что вы ещё помиритесь. Всегда же мирились… Да перестань ты реветь, дружище! – не выдержал, наконец, и сам утешитель, потрясая сослуживца за плечи.
- На сей раз всё не так, - со всхлипом ответил тот, утирая слёзы. – Она начала возмущаться тем, что я – солдат. Дескать, ей очень хотелось бы, чтобы я никого не убивал… А вся беда в том, камрад, что я только это и умею, ясно?
- И чем она предлагает тебе заняться? – возразил ему коллега. – Податься в крестьяне? В плотники? В горшечники, да? – он на мгновение умолк, собираясь с мыслями. – Ладно, ты просто объясни ей, что быть солдатом – огромная честь! И суть твоя, как отца и мужа, от этого не меняется. В конце концов, это ведь ты защищаешь свою семью от всех этих дегенератов и коммунистов!
- Да, но сколько ещё? – возвысил голос рыдающий эсэсовец, размазывая по лицу новую порцию слёз. – Сколько ещё мне защищать их, Рольф? А что ты скажешь насчёт детей моих детей? Как я буду их защищать, когда меня самого закопают? Да никак, ясно? И когда-нибудь окажутся какие-нибудь мои потомки в глубокой-преглубокой заднице! Это и будет настоящая трагедия, Рольф! – с надрывом говорил нацист. – И, коли случится это не с моими детьми, так с детьми их детей или с детьми детей их детей – и так далее, пока солнце не погаснет, и человеческая раса не прекратит своё существование…
- Прости, дружище, но таковы законы природы! – пытался хоть как-то увещевать друга собеседник.
- Природа?! – взвизгнул тот. – Да плевать ей на нас! Ей вообще побоку трагедии каких-то там отдельных людишек! И это так тяжело, Рольф, что я просто не могу этого вынести…
- Об этом ты и с женой разговариваешь? – осторожно поинтересовался более трезвый солдат.
- Иногда, - признался страдалец, сморкаясь в платочек.
- Может, поэтому она тебя и бросила, - пробормотал сослуживец. – С бабами о таких вещах лучше не заикаться: они не только ничего не поймут, но ещё и вывернут всё услышанное наизнанку… Знаешь, был у меня в Гамбурге знакомый военный инженер, так с ним вот что произошло…
К счастью, Блацковичу не довелось услышать любопытную историю о приключениях неизвестного ему гамбургского военного инженера, потому что из-за двери, у которой на часах стоял охранник, раздались голоса на повышенных тонах. Эсэсовец немедленно открыл дверь – и на несколько мгновений скрылся за ней; вновь появившись в коридоре, он выглядел несколько растерянным.
- Эй, официант! – поманил его рукой солдат, отодвигаясь от прохода. – Я доложил фрау оберштурмбаннфюреру о твоём ожидании... Так что заходи, ставь на стол своё вино – и проваливай!
«Би Джей», чувствуя заткнутую за ремень металлическую трубу, мысленно приготовился ко всем неожиданностям: прошёл мимо охранника, немедленно закрывшего за ним дверь с внешней стороны – и, наконец, оказался в личном кабинете Хельги фон Шаббс! Это была просторная комната с тремя широкими окнами; американец не мог не обрадоваться возможным вариантам для внезапного отхода из помещения, если то понадобится. Почти у входа находилась здоровенная кровать, а центр кабинета занимал рабочий стол, на котором диверсант немедленно увидел толстую папку, лежавшую на углу столешницы, рядом с включённой рацией! Перед столом стоял стул, а за ним – два кресла; правое, ближе к передатчику, занимала полноватая женщина в униформе со знаками различия Дивизии Паранормальных Исследований СС – это и был человек, портрет которого Блацкович видел в Центре археологических исследований замка «Вольфенштайн» – Хельга фон Шаббс! Она, видимо, принимала срочную передачу: на голове её были наушники, а рука быстро записывала на листе бумаги диктуемый ей текст. Кресло рядом пустовало; прямо за ним, у окна, нервно курил пожилой, лысеющий со лба человек, форма которого была украшена петлицами штурмбаннфюрера СС; он, ничуть не стесняясь, стряхивал сигаретный пепел прямо на пол, у подоконника. На появление в комнате постороннего он не обратил никакого внимания, перебирая какие-то бумаги.
Хельга, увидев вошедшего Блацковича, сделала ему знак открытой ладонью, продолжая при этом писать; тот сообразил, что его просят подождать – и с глупой улыбочкой замер возле стола, пытаясь рассмотреть беспорядочно разложенные на столе бумаги. Он напряг зрение – и, пока шла передача, успел ознакомиться с одним из документов – благо, что тот лежал к Хельге вверх тормашками:

Письмо Шрайнера
Главпочтамт СС,
Берлин.
8 марта 1946 года
Хельга!
Приказом обергруппенфюрера СС Вильгельма Штрассе я обязан взять под наблюдение Ваш проект по – как Вы сами любите выражаться – наследию короля Оттона. Полагаю, Вам давно известно, как обергруппенфюрер лично интересуется этими разработками. Он ожидал, что Ваша работа принесёт быстрые плоды и позволит нам получить некое тактическое преимущество над силами союзников, однако Вы до сих пор не представили никаких результатов!
Поскольку нам с Вами уже доводилось работать вместе, я осведомлён о Ваших талантах: это ведь Вы обнаружили древние королевские рукописи, сыгравших ключевую роль в создании новых боевых машин для обергруппенфюрера СС Штрассе! Тем не менее, мне начинает казаться, что Ваше внимание сместилось с первостепенных приоритетов на… скажем так, удовлетворение Ваших личных прихотей.
Поэтому я решил отправиться в Вульфбург и – с санкции и полного одобрения обергруппенфюрера Штрассе – проверить, на что Вы тратите деньги своей Дивизии.
Ожидайте моего скорого прибытия.
Штурмбаннфюрер СС Эммерих Шрайнер

«Итак, герр Шрайнер, теперь мне известно ваше имя! – подумал Блацкович. – При этом всплыла ещё одна деталь: вы с Хельгой уже работаете неоднократно, на что указывают строки вашего же письма и довольно фривольное обращение к старшему по званию… Значит, действительно, в этом мире Отдел Специальных Проектов Райха главенствует над Дивизией Паранормальных Исследований СС – иначе, герр Шрайнер, Хельга ни за что не спустила бы вам с рук подобные выкрутасы!»
Наконец, женщина прекратила писать и устало стащила наушники с головы; мужчина заметил это, и немедленно встал у неё за спиной, просматривая написанное. Глаза его выражали полнейшее непонимание:
- «Фирш-тул-ле»?! – произнёс он по слогам, поджимая губы. – Хватит записывать всякую чушь, Хельга! Обергруппенфюрер Штрассе ждёт результатов, и пока он не в восторге от ваших успехов!
- Да заткнитесь вы, трус писклявый! – безразлично произнесла женщина, поправляя на руках перчатки.
- Прошу прощения? – глаза мужчины едва не вылезли из орбит. – Да понимаете ли вы…
- Плевать, Шрайнер! Учитывая то, что именно я откопала для обергруппенфюрера Штрассе, он мне ещё ножки целовать будет! И хватит меня терроризировать своим присутствием!
«Хм-м-м, а меж ними, оказывается, не всё ладно и гармонично!» – подумал Блацкович, переступая с ноги на ногу, как и подобает случайному свидетелю конфликта.
Наконец, штурмбаннфюрер посмотрел на американца:
- Ваше вино, Хельга…
- Самое время, - немедленно отозвалась женщина, усаживаясь вполоборота к столу. – Просто умираю от жажды…
- Вы слишком много пьёте, - осуждающе покачал головой мужчина.
- Ну и зануда же вы, Шрайнер! Как ещё прикажете выносить ваше общество в трезвом виде?! Официант, дорогуша, не стой столбом! – обратилась она к замершему рядом «официанту». – Поставь вино сюда, на стол!
- Отошлите его, нам надо договорить! – Блацкович видел, что накал в отношениях находящихся в кабинете скоро достигнет апогея; впрочем, Хельга, судя по её поведению, даже не пыталась сохранить их хотя бы на удовлетворительном уровне.
- Да ну вас к чёрту, Шрайнер! – ответила она, брезгливо поморщившись. – Дайте спокойно выпить…
- Обергруппенфюрер СС Штрассе ждёт результатов, Хельга! – потрясал руками взбешенный её словами мужчина.
- Я отвезу вас на раскопки, - добавила она, пока Блацкович наливал вино в бокал. – Тогда сами всё увидите...
«Би Джей», аккуратно поставив поднос прямо на папку, также аккуратно поднял его – вместе с последней, крепко прижимая её к днищу посудины указательными пальцами – и беспечно направился к дверям. Но, стоило ему взяться за ручку, как женский голос остановил его:
- Подожди минутку, официант!
«Чёрт! – подумал Агент Второй, оборачиваясь. – Что ещё тебе понадобилось?» Он вернулся к столу, по дороге обдумывая возможные варианты отхода: за дверью несколько десятков солдат; следовательно, через окно, к сараю за воротами… А потом пусть нацисты ловят его в старом колодце, коли им охота!
- Присядь-ка! – попросила его женщина, пристально глядя в лицо Блацковича. – Как тебя зовут?
- Франц, - ответил тот, ставя поднос перед хозяйкой кабинета и усаживаясь на стул.
- Франц? – повторила Хельга, оглядываясь на мужчину за спиной. – Мой двоюродный брат тоже Франц… Разве это не занятно, Франц? – она с хитрой улыбкой развернула перед ним какой-то рисунок на пожелтевшей от времени бумаге. – Ребёнком я сама рисовала карты и закапывала сокровища в лесу, за нашим поместьем... Это была настоящая отдушина. Потом началась эпидемия полиомиелита. Много месяцев я провела в постели. Мне снились ужасные сны. Моя нога сохла и отмирала. Думаешь, я сломалась – и рыдала над ней? – она усмехнулась. – Ну, конечно, да! Все люди плачут... А вот сдаются только кретины. Я – никогда не сдаюсь. Моя судьба – в моих руках. А твоя судьба, Франц? – она снова пристально поглядела ему в глаза.
Разведчик неопределённо пожал плечами. Вдруг женщина протянула ему бокал:
- Ну-ка, попробуй это вино для меня!
Не зная, как выйти из создавшегося положения, Блацкович поднял его – и с глуповатой улыбочкой пригубил.
- И как? – поинтересовалась руководитель Дивизии Паранормальных Исследований СС.
- Чудесно, - ответил «Би Джей», сидя на стуле, как на угольках. Надо скорее прекращать эту болтовню – и сматывать отсюда удочки!
- Какой у тебя смешной акцент! – вновь улыбнулась Хельга, взяв бокал и сделав маленький глоточек. Подержав напиток во рту, она без всякого стеснения выплюнула его на пол. – Чудесно?! Никогда не пробовала худшего пойла! К тому же, вино испортилось... Выпей ещё! – предложила она, возвращая бокал агенту. – До дна. Но сперва понюхай… Запах сырого подвала. Запах плесени... И оно сладкое, как портвейн. Красное вино не должно быть на вкус, как портвейн! Такого я не подала бы даже злейшему врагу! – она внезапно схватила с подноса кувшин – и бросила себе под ноги; раздался звон битого фарфора.
- Хельга! – заорал мужчина, вздрогнув от неожиданности. – Зачем ты тратишь время на этого дурака?
- Затем, мой дорогой, но некомпетентный Шрайнер, - вдруг заговорила фон Шаббс по-английски, - что он – не официант. Он шпион! – она резко схватила со стола нож для чистки фруктов – и пронзила левую пятерню американца, буквально пригвоздив её к столешнице; разведчик содрогнулся от боли, но удержался от крика. – Ты и вправду думал, что я куплюсь на твой омерзительный немецкий? А теперь – верни мне папку, Франц!
Положение было критическим: Шрайнер выхватил из кобуры пистолет – и навёл его прямо в лицо Блацковича. Хельга собиралась что-то добавить к сказанному, но внезапно ожила рация:
- Приём, фрау оберштурмбаннфюрер СС фон Шаббс! Ответьте! Приём!
- Приглядывай за этим индюком! – распорядилась женщина и пригнулась к аппарату, ничуть не стесняясь открытого эфира при только что схваченном шпионе. – Что случилось, офицер Эберхард?
- Мы только что проделали динамитом проход в склеп! – раздалось из передатчика; голос говорившего был более, чем взволнован. – И что-то зелёное… течёт оттуда!
- Эберхард, ничего не предпринимать до моего появления, ясно? – приказала женщина, поднимаясь из-за стола; при этом она ненадолго заслонила от Блацковича вооружённого Шрайнера.
Лучшего момента и представить было нельзя: американец, превозмогая боль, выхватил нож из пронзённой ладони – и воткнул его прямо в державшую оружие руку мужчины; Шрайнер завыл, роняя пистолет на стол и отскакивая к окну.
- Пристрели его! – завопила фон Шаббс, но было поздно: Блацкович завладел оружием – и уже навёл его на противников, как вдруг стены комнаты закачались; пол заходил ходуном, отчего диверсант потерял равновесие и упал. С потолка посыпалась штукатурка, за ней – обрушились деревянные перекрытия, от одного из которых ему не удалось увернуться: кусок балки ударил его по голове – и Блацкович потерял сознание…
Видимо, агент пробыл в беспамятстве считанные мгновения: он приподнялся на руках – и будто сквозь пелену тумана увидел бегущих мимо него врагов. Вернее, бежал Шрайнер, держась левой рукой за окровавленную правую; фон Шаббс медленно ковыляла следом, к дверям, не выпуская из рук заветной папки.
- Что случилось, Хельга? Что происходит? – услышал он где-то над собой голос штурмбаннфюрера.
- Вы что, глухой? – ответила ему женщина, обходя завал возле стола. – Они использовали динамит, чтобы попасть в склеп!
- Похоже, началось землетрясение! – пробурчал мужчина. – Силы небесные! Если то, о чём вы писали Штрассе, правда, то весь город…
- Быстрее наружу, пока этот чёртов дом не рухнул! – крикнула оберштурмбаннфюрер, переступая через американца. – Необходимо попасть на раскопки, Шрайнер – и как можно скорее!
В голове «Би Джея» закрутилась разноцветная карусель – и он потерял сознание вторично.

ГЛАВА 6:
РУИНЫ СТАРОГО ГОРОДА

Открыв глаза, Агент Второй увидел над собой потолок, по которому проходила чудовищная трещина; в нос ударил резкий запах гари, смешанной с чем-то ещё – весьма терпким, напоминавшим мускус. Он повернулся на боку, осматривая помещение: повсюду царила разруха, стол и стулья валялись вверх ножками; пол комнаты кое-где был проломан; то же касалось и её стен. Блацкович, придерживаясь руками за кровать, поднялся на ноги; в глазах постепенно становилось светлее, несмотря на дым пожара, местами охватившего здание. Буквально в метре от себя, на полу, он обнаружил сложенный лист бумаги; протянув руку, он поднял его – и развернул, мгновенно узнав рисунок, что ему показывала оберштурмбаннфюрер незадолго до катастрофы.
- Похоже на старую, пыльную карту, - едва слышно прошептал американец, аккуратно пряча предмет в карман. – Какие же страшные тайны ты пытаешься раскрыть, Хельга?
Он достал из-за пояса трубу, намереваясь пробить проход в стене, где камни с очевидностью едва держались на своих местах; попутно он нацепил на голову рацию:
- Кесслер, вы слышите меня? Приём! Хельга исчезла, папку забрала с собой. Я возвращаюсь к лодке. Как слышно, приём?
Ответа не последовало. В эфире он услышал помехи, чего, кстати, ранее не было. Ладно, он попробует связаться с другом позже… Надо поскорее убираться из разрушенного, горящего дома, пока он не стал жертвой пламени и удушающего дыма!
Проходя мимо лежавшего вверх тормашками стола, он обратил внимание на несколько валявшихся рядом бумаг, которые Хельга, вероятно, в большой спешке, не удосужилась поднять и унести с собой. Блацкович поднёс к глазам первую из них, без труда разбирая изящный женский почерк:

Записка Хельги фон Шаббс
14 марта 1946 года
Цель так близка! Я, будто идущий по следу зверя следопыт, уже чувствую во рту привкус крови. В этом хранилище меня дожидаются великие тайны – тайны короля Оттона, моего прародителя, который теперь передаёт эстафету мне! Мне кажется, что король взывает ко мне из царства тьмы...  Шёпотом из тёмной бездны... Я думаю, это он.
Кстати, эта мерзкая пародия на человека – Шрайнер – должен заявиться сюда со дня на день. В письме было сказано, что «Мёртвая Голова» поручил ему присмотреть за моим проектом. Ха, ну-ну! Видимо, мне придётся как следует запастись вином, чтобы вытерпеть присутствие этого горе-надсмотрщика!

Следующий документ являлся продолжением дневника педантичной фрау оберштурмбаннфюрера СС, который Блацкович прочитал с куда более повышенным вниманием:

Дневник Хельги фон Шаббс, запись 5
12 марта 1946 года
Сегодня – день грандиозных открытий! Помню, когда отец впервые повёл меня в Национальный исторический музей в Берлине. Я тогда сказала ему: «Я словно прикоснулась к истории». Как он заулыбался! «Тайны прошлого, - сказал он, - ждут, когда их раскроют!»
Одна из наших команд, работавшая у восточной границы раскопа, наткнулась на массовое захоронение. В общей могиле находились тела как минимум восьмидесяти четырёх человек, взрослых и детей. Судя по всему, на месте развалин древней церкви (которую местные крестьяне называют «Осквернённой церковью») тысячу лет назад было совершено массовое убийство. Да, наверняка! Об этом свидетельствуют все наши находки. Моя версия подтверждается: как я и предполагала ранее, сам король Оттон распорядился разрушить эту церковь и близлежащую деревню. С этой целью он прислал сюда отряд рыцарей – это объясняет, откуда тут взялись, в числе прочего, рыцарские артефакты. Кроме того, Рэндольфу удалось, применив особые методы допроса, убедить местного священника отдать мне письмо, написанное королём Оттоном: он нашёл это письмо в доме прежнего священника – того самого, которого убил один из моих «пациентов», Михаэль. Оно написано на древнесредненемецком, и уже скоро мне выполнят его перевод. Почему король Оттон отдал подобное распоряжение, пока неясно, однако я уже подбираюсь к разгадке. Нужно лишь копнуть чуть глубже.
Помимо письма, мы также нашли карту (вполне возможно, что это карта искомого мной подземного комплекса), нарисованную одним из учёных короля Оттона. С другой её стороны написаны слова, означающие магические формулы, способные подчинить нечто неуказанное в тексте полному контролю заклинателя. Я потренируюсь произносить их. Возможно, они пригодятся, когда мы доберёмся до того, что ждёт нас внизу.

Блацкович подошёл к стене: действительно, она выглядела совсем хлипкой; два удара по ней пробили широкий проход в соседнее помещение. Итак, он находится в одном из кабинетов за личными апартаментами фон Шаббс, вероятнее всего, в том, у входа в который пьяный нацист плакался товарищу на свою нелёгкую судьбишку… Разведчик прошёл помещение насквозь, оказавшись напротив дверей – и увидел стоявшего к нему спиной невооружённого солдата; тот слегка покачивался из стороны в сторону, будто был пьян. Блацкович, стараясь не издавать лишних звуков, подкрался к нему – и занёс над головой своё единственное оружие, намереваясь размозжить противнику голову, как вдруг нацист с негромким хрипением обернулся к нему лицом.
И тогда диверсант понял, что бесконечно ошибся, приняв представшее ему существо за человека: увы, ни в его лице, ни в движениях, ни в издаваемых звуках не было ничего человеческого! Остановившиеся глаза взирали в одну точку, горловое хрипение вызывало неподдельный ужас даже видавшего все виды суперагента; Блацкович на мгновение опешил, инстинктивно отскакивая от неизвестно откуда появившегося чудища на несколько шагов назад. Лицо его – если искажённую оскалом окровавленную физиономию можно было назвать лицом – было совершенно белым; чудище, невразумительно взмахнув руками, медленно двинулось на Блацковича, при этом громко щёлкая зубами. Американец успел прийти в себя, ловко увернувшись от его правой руки – и нанёс трубой сокрушительный удар по голове солдата; черепная коробка того хрустнула, разбрызгивая мозги по сторонам – и враг повалился на пол.
Поскольку противник больше не двигался, «Би Джей» на почтительном расстоянии присел к нему, рассматривая только что убитое существо. Да, несомненно, оно некогда являлось человеком – но, чёрт возьми, что с ним случилось? В результате какого невероятного превращения простой солдат стал выглядеть столь отвратительно? Для этого Блацковичу пришлось увязать воедино полученную ранее информацию – и положиться на собственные рассуждения.
Итак, первым, что пришло ему в голову, было воспоминание о неких «шамблерах» – он вспомнил письмо одного из учёных короля Оттона, предупреждавшего от том, что покойники, над которыми он проводит опыты, могут воскресать самым невероятным образом. Послание другого королевского экспериментатора гласило, что виной воскрешения мёртвой плоти служит некий загадочный зелёный газ, якобы совершенно безвредный для живых людей, однако невероятным образом влияющий на мертвецов. Сопоставив эти данные с недавними событиями – в частности, слышанным разговором Хельги с одним из подчинённых на раскопках – о том, что нечто зелёное течёт из пробитого динамитом хода в старинный склеп, Блацковичу требовалось сложить два плюс два, чтобы получить четвёрку: непонятная зелёная субстанция и служит удивительным воскресителем для покойных – например, погибших в результате обвала крыши таверны… А если так, то ему обязательно придётся встретится со многими шамблерами этажом ниже – ведь в зале сидело немало выпивох, когда он проник в кабинет фон Шаббс до начала катастрофы! «Ладно, - подумал агент, - будем решать задачи по мере их поступления, Билли Бой! Ныне первостепенная из них – вернуться к лодке и встретиться с Кесслером и Аннетой… И, конечно, вернуться на причал надо через комнату Пеппы: нельзя оставлять её одну в этом месте, кишащем адскими тварями!»
Выглянув через ближайшее окно во внутренний двор, Блацкович увидел, что колодец, через который он попал в таверну, полностью разрушен – видимо, в результате начавшегося общегородского землетрясения, о котором успел сказать перед побегом из здания штурмбаннфюрер СС Эммерих Шрайнер. Ныне колодец представлял собой здоровенную траншею, из которой действительно сочился зеленоватый газ; теперь Блацкович понимал, откуда в воздухе появился странный и стойкий мускусный запах…  Во дворе он также заметил несколько медлительных существ; кстати, не все они были одеты в солдатскую униформу – среди шамблеров оказалось несколько бывших гражданских, двое из которых носили подобные Блацковичу фартуки… Чтобы вернуться к лодке, необходимо было посетить комнату Пеппы – и лишь тогда, вооружившись до зубов, можно было следовать дальше: с одной трубой мимо воскресших по всему городу мертвецов вряд ли пройдёшь!
Он вышел на площадку через полуоткрытую дверь, увидев, что, как и предполагал, вновь оказался на веранде второго яруса; в зале под ним бушевал пожар, начавшийся, вероятно, от разрушенного камина – горели столы и скамейки; огонь в левой части помещения успел перекинутся на стены. Лестница, по которой он совсем недавно поднялся к апартаментам Хельги фон Шаббс, правда, ещё не была тронута пламенем – и Блацкович поспешил воспользоваться ею.
Спустившись в зал, он увидел у нижней площадки двух шамблеров, от которых избавился поочерёдно; памятуя письма средневековых учёных, он изо всех сил бил медлительных неприятелей по головам, чтобы наверняка уничтожить их мозг – на этом особенно настаивали летописцы. Действительно, после этого враги больше не поднимались…
Оказалось, что пройти через зал в противоположное помещение невозможно: в результате пожара и обвала потолка, пространство за камином было забаррикадировано пылающими балками – и Агенту Второму пришлось воспользоваться выходом через кухню. Пройдя мимо столов, он приблизился к открытой двери на улицу, выглянув из-за которой, он увидел бесцельно шлявшихся по двору шамблеров, насчитав шестерых неприятелей. Делать было нечего: приходилось выйти на открытое пространство – и разбираться с ними по одиночке…
В этом не особо тяжёлом сражении, на стороне Блацковича было значительное преимущество в подвижности: супостаты едва ли успевали, подгоняемые жаждой убийства, приблизиться к нему, а он, пользуясь их невероятной медлительностью, перебегал от одного врага к другому – и, стараясь случайно не угодить под их растопыренные лапы, аккуратно прикладывал их своей металлической трубой по темечку. Головы неприятелей взрывались мозгами, как гнилые орехи; прошло всего несколько минут – и двор стал чист для продвижения к траншее.
- Кесслер, вы меня слышите? – Блацкович повторил попытку выйти на связь, когда разобрался с воскресшими мертвецами; увы, кроме громких помех в эфире, он ничего не разобрал. – Чёртова аппаратура! – ругнулся он, отключаясь.
«Эти воскресшие товарищи весьма напоминает мне мумий, с которыми я уже имел дело в сорок третьем году! – подумал разведчик, пересекая двор и спускаясь в траншею; вокруг него клубился зеленоватый газ, выделяясь из трещин в почве. – Правда, тогда бывшие нацисты не имели привычки внезапно воскресать…» Он быстренько пробежал небольшое расстояние до очередного завала: упавшие балки и камни закрыли собой проход, по которому он мог попасть в комнату Пеппы. И он, не теряя времени, стал разбирать его, используя трубу; потратив несколько минут, он ухитрился разобрать завал, отделявший его от оставленного в помещении сундука с оружием. В ту же минуту из помещения донеслось несколько пистолетных выстрелов.
Мгновением позже Блацкович, отодвинув с пути последнюю балку, увидел Пеппу, отстреливающуюся от двух напавших на неё шамблеров; женщина положила на пол одного из врагов, однако другой продолжал неминуемо приближаться к ней.
- Не сегодня, уродина! – воскликнула она, разряжая в него оставшуюся обойму, но тот успел сделать последний шаг – и крепко вцепился в плечи своей жертвы. 
- Пеппа, осторожней! – завопил Блацкович не своим голосом, видя, что никак не успеет пролезть сквозь мешающиеся под ногами камни.
Раздался громкий крик: мертвец буквально раздавил в своих смертельных объятиях хрупкую фигуру Агента Первого, бросив бездыханное тело на кровать; тем временем американец, сдирая на пальцах кожу, проник в помещение – и, в один прыжок оказавшись рядом с шамблером, уложил его могучим ударом на пол; кровавые ошмётки головы неприятеля разлетелись по сторонам. После он бросился к женщине – увы, Пеппа была мертва…
Блацкович нагнулся над сундуком, вытаскивая из него оружие – и вдруг услышал знакомое горловое хрипение с кровати; он поднял голову – и обомлел, Пеппа, Агент Первый, поднималась на ноги, балансируя при этом руками; в лице её не было ни кровинки, а взгляд остановившихся глаз был устремлён на него; рот женщины широко раскрылся – и она сделала медленный шаг в сторону человека.
- О, нет, нет! – воскликнул Блацкович, отпрыгивая назад и целясь в голову существа из пистолета; женщина продолжала угрожающе наступать на него – и он, глядя в её искажённое нечеловеческой гримасой лицо, надавил на курок. Пеппа – вернее, то, что вернулось в её обличии с другого света – с хрипом упала на пол, окрасив мозгами заднюю стену помещения.
- Ты не заслужила такой участи, Пеппа! – тихо произнёс американец, подходя к телу на безопасное расстояние и с болью в сердце взирая не останки бывшего союзника. Затем он собрал оставшееся оружие – и поднялся по лестнице наверх, собираясь выйти на улицу – и вернуться на рыночную площадь Вульфбурга.
Однако, стоило ему открыть дверь, как все его планы пошли прахом: Блацкович увидел, что улочка, по которой он сюда добрался, завалена стенами домов и даже деревьями, рухнувшими, вероятно, от первых же подземных толчков. Сквозь трещины в земле продолжал сочиться зеленоватый газ, в клубах которого бродило четверо шамблеров; Блацкович убрал воскресших нацистов выстрелами из «Бомбеншусса», с удовольствием наблюдая за их взрывающимися головами – и стал искать обходной путь к пристани, войдя в открытую дверь соседнего здания. Американец надеялся пройти через его помещения, выбраться на крышу – и вновь оказаться на площади, а уже оттуда известной ему дорогой вернуться к сараю, под полом которого его наверняка ожидали друзья.
Широкая лестница повела его наверх; и пока он поднимался по ней, уничтожая попадавшихся ему попутно шамблеров, вразвалочку шляющихся по комнатам, то попробовал решить загадку их происхождения как таковых. Получалось следующее: странный газ, о котором писали учёные средневекового монарха, хоть и был совершенно безвредным для живых, однако, попадая при жизни в лёгкие людей, после смерти вызывал у них необратимые мутации, превращая их в воскресших монстров. «Выходит, - рассуждал Блацкович, осторожно двигаясь по местами горящим коридорам и комнатам строения, - что и я сам, и Кесслер, и Аннета, в известном смысле являемся заражёнными этим газом, который вдыхаем ныне вместе с воздухом… Стоит погибнуть – и заполнивший лёгкие газ воскресит своего носителя в обличии шамблера… В таком случае, теперь в городе нет ни одного здорового существа: все надышались этой зелёной дряни… Значит, риск воскрешения весьма велик; соответственно, чтобы этого не произошло, надо, во-первых, выбраться из заражённой территории, а во-вторых – как следует провентилировать лёгкие… А то ведь и в самом деле воскреснешь после смерти в обличии передвигающейся по-черепашьи гадости… чего, откровенно говоря, совсем не хочется!»
Продвигаясь по зданию, Блацкович вскоре осознал, что выбрал не совсем рациональный путь к пристани: судя по его движению, рыночная площадь осталась несколько в стороне –
это было видно из попадавшихся ему окон строения; коридоры его петляли, соединявшие их лестницы местами были разрушены землетрясением или пожаром – и Блацковичу приходилось прокладывать себе новую дорогу сквозь деревянные панели стен, работая трубой, как молотком. К счастью, перекрытия не были толстыми, в придачу во многих местах сильно подпорчены огнём; таким образом, пока американец пробирался к заветному сараю, он успел окончательно запутаться: глядя в окна, он практически не узнавал территории, которой шёл сюда раннее.
Полазив по зданиям ещё с четверть часа, он, наконец, оказался на крыше дома, с которой можно было весьма удобно спрыгнуть на землю; перед этим он осмотрелся – действительно, справа от него простиралась гавань Вульфбурга, однако, чтобы выйти к ней, следовало преодолеть высоченный каменный забор… Увы, это было выше возможностей агента; к тому же возле забора не имелось никаких приспособлений – ни тебе крестьянских телег или дровниц, по которым можно было бы взобраться на стену… Ничего не оставалось, как идти прямо по улочке – в надежде выйти к нужному месту через прилегающие к берегу складские помещения.
В этот момент, к великой радости «Би Джея», внезапно ожила рация – и в эфире раздался обеспокоенный голос Кесслера:
- Агент Блацкович, вы меня слышите?
- Да, Кесслер! – немедленно отозвался Блацкович. – Чёрт возьми, Людвиг, я уж подумал, что больше не услышу ваших позывных! Что с вами?
- Мы с Аннетой покинули пристань – и теперь пробиваемся в сторону дирижабля, - ответил связник. – Девочка просто вытряхивает из меня душу, желая попутно найти свою где-то прячущуюся в городе подругу Катрин… И, знаете, Блацкович, мы видели ужасные вещи: нацисты воюют с какими-то чудовищами, нападающими на них по всей территории! Мы осмотрели некоторых убитых – и оказалось, что это их же солдаты… Что произошло, пока мы сидели в лодке? Почему нацисты убивают себе подобных, агент Блацкович?
Американец, стараясь не тратить лишних слов, вкратце поведал собеседнику о своих наблюдениях и выводах из увиденного.
- Понятно, - резюмировал тот, как показалось Блацковичу, даже не особо удивлённым голосом. – Значит, в Вульфбурге идёт война всех против всех… Нам остаётся затаиться, чтобы не попасть под раздачу… Каковы ваши успехи, друг мой?
Диверсант хмыкнул:
- Если честно, то хвастаться нечем: Хельга, к сожалению, сбежала, прихватив с собой и нашу папку... Она направилась к раскопкам под развалинами церкви, где-то в районе старинного городского кладбища... Похоже, из-за них всё и началось. Где вы теперь находитесь, Кесслер?
- Чёрт его знает! – раздалось в ответ. – Что-то типа мастерской... Возле восточных городских ворот…
- Я обязательно найду вас! – пообещал Блацкович. – Скоро буду, Кесслер, вы слышите? Ждите меня там…
- Понял, агент Блацкович! – молвил проводник сквозь усилившиеся помехи. – Отыщите проход к Цветочной улице – она прямая и я обязательно увижу вас через окно…
- Как вы сказали – Цветочной? – повторил Блацкович, однако ответа не последовало. Рация замолчала – и он, чертыхнувшись, спрыгнул с крыши здания на землю.
Ступая по разрушенной улочке, он приблизился к широким полуоткрытым воротам – и мгновенно услышал за ними движение; не успел он спрятаться за разрушенной стеной ближайшего домика, как их створки распахнулись – и в проход хлынула целая толпа шамблеров, толкающих друг друга локтями. За ними Блацкович увидел лестницу – и коридор, ведущий к закрытым дверям прямо и поворачивавший направо; больше ему ничего не было видно… Чтобы не тратить на врагов больше боеприпасов, чем то было необходимо, Агент Второй прицелился в гущу неприятелей из ручного гранатомёта – и сделал выстрел.
Взрыв ракеты потряс тишину; более десятка монстров, ковыляющих к нему из-за ворот, разлетелись ошмётками по стенам коридора; при этом сами ворота рухнули, придавив собой оставшихся супостатов, которых он навеки успокоил из «Бомбеншусса». Тем не менее, враги далеко не закончились: из-за угла справа в коридоре показались другие. Как Блацкович уже успел отметить ранее, среди бывших солдат Райха попадались и гражданские – неизвестные подземные испарения не делали разницы, обращая в монстров любого надышавшегося зеленоватым газом человека…
Зачистив от врагов лестницу, американец поднялся в коридор; увы, ведущая прямо дверь оказалась запертой, приходилось идти направо, откуда не переставали лезть ужасные создания. Блацковича так и подмывало использовать против них гранаты, впрочем, он вполне разумно опасался обвала и без того ненадёжного потолка конструкции; приходилось действовать пистолетом, к которому у него был самый большой боезапас. И хоть Кесслер говорил ему, что нацисты кое-где ведут отстрел шамблеров, ему пока не пришлось увидеть на пути ни одного нормального человека… Значит, это участок города являлся рассадником восставших мертвецов – и регулярная армия Райха отошла на более безопасные позиции… Свидетельством тому было попадавшееся ему под ногами оружие – в основном, автоматические винтовки: видимо, солдаты пытались отстреливаться от нежити до последнего, пока не становились их жертвами.
Блацкович пробирался по каменному коридору около десяти минут: помещение несколько раз петляло, стены его были уставлены бочками, за которыми могли находиться потусторонние враги; впрочем, он уже изучил их кровожадную суть: шамблеры, увидев потенциальную жертву, не могли остановиться, следуя за ней буквально по пятам – не в их силах было прятаться или выжидать – жажда убийства подгоняла их вперёд, как о том писали средневековые исследователи. Действительно, если Блацкович стрелял по их телам, то эффект от того был совершенно незначителен: покойники, как ни в чём не бывало, продолжали топать в его сторону – до тех пор, пока пуля не вышибала им мозг. Это были запрограммированные машины смерти, аналог которых Блацкович имел некогда удовольствие наблюдать на экране: фильмы «Король зомби» и «Месть зомби», на премьеру которых он с друзьями ходил ещё во время войны, отчасти передавали то, чему он был свидетелем на улочках Вульфбурга – армии ходячих мертвецов, призванных к жизни древними ритуалами и новейшими технологиями, были готовы сожрать заживо всё население Соединённых Штатов…
Только здесь, в Австрии совершенно иного мира, перед его глазами развернулось вовсе не действие фильма ужасов: фон Шаббс, с её чудовищной некромантией и последними научными достижениями, сумела перенести дешёвые киношные истории в реальность – и толпы шамблеров беспрепятственно шляются по улицам! От них просто нельзя было убежать: страшилища медленно следовали за человеком по пятам, пока не получали пулю в лоб; Блацковичу попросту приходилось отстреливать их едва ли не десятками; благо, что ему попадалось валявшееся на земле оружие!
Наконец, он преодолел извилистый коридор – и вышел едва ли не к самому началу бухточки, куда они приплыли с Кесслером и Аннетой; запутавшись в городских улицах и переходах, он потратил, наверное, лишние полчаса… Итак, теперь ему предстояло пройти по самому берегу несколько сотен метров – и всё для того, чтобы вернуться в сарай над водой, где его больше никто не ждёт! Впрочем, это было необходимо, поскольку на дальнейшие плутания у него вообще не было времени: по крайней мере, отсюда он уж точно не потеряет дорогу – и по уже однажды пройденному пути сможет проследовать дальше, к восточным воротам… где на Цветочной улице прячутся его проводник и девочка.
Выбравшись наружу, Блацкович осмотрелся по сторонам: Вульфбург пылал, освещаемый локальными пожарами, а среди его руин, медленно передвигаясь, шлялись восставшие мертвецы. Огонь постепенно распространялся по стенам и крышам домов; казалось, что город неминуемо сгорит дотла… как это было тысячу лет назад… Пройдясь по берегу, американец увидел по левую сторону от себя искомый сарай: к нему можно было подобраться либо по нависшим над водой балкам, либо вплавь. Агент Второй, недолго думая, предпочёл испытать себя на ловкость, нежели лезть в воду: принимать ледяную ванну совершенно не хотелось. Пробравшись по каменному парапету над самой водой, он перескочил с одной балки на другую – и без последствий оказался на дощатом причале, из-под которого выглядывал нос лодки, доставившей его в Вульфбург. Блацкович присел – и, протянув руку, вытащил лодку на свет божий, думая на ней преодолеть водное пространство бухты: во-первых, это было скорее, чем обходить гавань пешком, а во-вторых – гораздо безопаснее, поскольку по обеим берегам шлялись кровожадные шамблеры. Пока его не заметили, можно было воспользоваться моментом, а после можно узнать, умеют ли его враги плавать…
На дне лодки, под скамейкой, где раньше сидела Аннета, он обнаружил статуэтку кошечки и сумку девочки; наверняка она рассчитывала вернуться сюда за вещами… Рядом с ней лежал распечатанный конверт, откуда высовывался кончик бумаги. Блацкович протянул руку – и достал из конверта сложенный вдвое листок, исписанный наполовину. Агент не устоял – и быстро пробежал письмо глазами:

Письмо Катрин
Аннета, дражайшая моя подруга!
Я не могу представить, как буду жить без тебя! Почему, о боже, мы родились в это время, в этом месте? Люди вокруг такие ограниченные, грубые, злые. Все они – полная тебе противоположность!
Мне так хочется побыть с тобой рядом! Как прошлым летом, когда мы ходили на реку. Я помню запах твоих волос, помню тепло твоих объятий. О, Аннета! Между нами теперь будто пролегла пропасть. И с каждым днём, что мы пребываем в разуме, она лишь увеличивается.
Мама сказала, что скоро за вами придут нацисты, и всю вашу семью выселят. Она за тебя переживает, но говорит, что поделать ничего нельзя. Я не могу понять, почему.
Разве мы с тобой не можем просто взять – и убежать? Разве ты не можешь забраться ко мне в окно – и увести меня за собой в ночь, как в тех книжках, что мы с тобой читали?
Люблю тебя,
твоя Катрин

«Бедные девочки! – Блацкович вернул письмо в конверт, а тот – не глядя засунул в сумку; мгновением спустя он положил туда же и деревянную кошечку. – Чёрт возьми, что же случилось в этом мире, если человечество не в состоянии прекратить эту ужасную войну? Я понимаю, когда один ребёнок пишет другому: «Давай убежим!», но ведь это дети! Им кажется, что от нацистов можно убежать, можно спрятаться… Увы! Похоже, что в этой вселенной подобным образом думают и взрослые: они ненавидят оккупировавших их землю врагов, но всё, что они могут себе позволить – убежать, скрыться, но не взять оружие и дать отпор! Они пали духом; и если среди них находятся бойцы, то таковых ничтожно мало… А если в этом измерении падут Соединённые Штаты – всё, конец!»
Забравшись в лодку, американец как следует налёг на вёсла: покинув убежище, он вскоре оказался посреди бухты. Вскоре он заметил, что обнаружен шамблерами: ходячие покойники двигались следом за ним по обоим берегам, однако не делали ни малейших попыток спуститься в воду – и преследовать человека в иной среде. Таким образом, Блацкович сэкономил не менее двух-трёх десятков патронов; шамблеры, толпясь на подмостках, мимо которых проплывал разведчик, лишь сопели да хрипели от негодования, видя, как жертва ускользает от них самым нахальным образом… Ему пришлось перестрелять около десятка врагов при приближении к двум мостикам, перекрывающим часть бухты, где они могли до него добраться, а в общей сложности, плавание не доставило ему никаких забот.
Проплыв необходимое расстояние, Блацкович обнаружил сорванные упавшей стеной одного из домов ворота, ранее преграждавшие путь по воде в восточную часть бухты; он направил лодку в нужном направлении – и удачно миновал торчащие из воды металлические прутья решётки. Судя по словам Кесслера, ему как раз было нужно именно сюда; конечно, можно было преодолеть дорогу и по суше, но это было сопряжено с ненужным столкновением с шамблерами, поджидавших его на берегу… Словом, высмотрев на левом берегу недоступное для врагов местечко – там, где стена одного из домов почти соприкасалась с водой, а на ведущие к бухте подмостки можно было попасть разве что из здания – Блацкович направил своё судёнышко прямо к причалу и высадился на сушу, крепко привязав лодку к деревянному шесту. Шамблеры, оставшиеся более, чем в сотне метрах от убежавшей жертвы и не знавшие, как теперь подобраться к ней, бесцельно топтались на правом берегу, издавая сопящие звуки; Агент Второй, показав всей братии неприличный жест, прошёл по доскам, соединявшим дом с соседними постройками.
Внезапно рация его включилась – без каких-либо усилий с его стороны; видимо, случилось это в результате сбоя настроек. Не будучи в состоянии выйти в эфир, Блацкович услышал следующий диалог:
- Герр Кесслер, мне надо её найти! – услышал он убеждённый голос Аннеты. – Я ни за что не покину город, пока не найду подругу!
- Откуда ты знаешь, что она до сих пор здесь? – раздался в ответ кашель Людвига.
- Я не знаю, - произнесла девочка. – Просто чувствую…
- И она много для тебя значила? – поинтересовался Кесслер. – Мы очень рискуем, дорогая!
- Я думаю о ней, - просто ответила та. И после короткой паузы добавила. – Всё время.
- Тогда и я буду молиться за тебя и за неё, - отозвался проводник. – Чтобы ты её нашла...
- Я всего лишь хочу осмотреть соседнее здание, герр Кесслер! – сказала Аннета. – Оно кажется мне очень знакомым… Видите, внизу аптека? Здесь мы с Катрин воровали таблетки, которые потом дали пьяным солдатам… Она жила совсем неподалёку – и мне ли не знать Вульфбурга? Возможно, она прячется где-нибудь поблизости и ждёт, пока я приду за ней…
- Ну, смотри, Аннета! – предупредил её мужчина. – Вскоре за нами явится герр Блацкович, и если тебя вовремя не окажется на месте… Повторяю тебе: мы все очень рискуем, правда! У него, помимо нашего спасения, есть и другие дела! А вокруг полным-полно врагов!
- Я очень осторожно, герр Кесслер! И быстро, - убеждала его собеседница. – Только посмотрю на втором и третьем этаже – и вернусь! Это совсем безопасно, видите: даже верёвка протянута!
- Хорошо, дорогая! Только смотри мне: одна нога здесь, другая – там! – со вздохом проговорил мужчина. – Понимаешь, на таком расстоянии я не смогу защитить тебя… Вдруг случится что-нибудь непредвиденное? А кроме того...
В это мгновение разговор, невольным свидетелем которого стал Агент Второй, столь же внезапно прервался, как и начался. Зато он дал Блацковичу возможность лучшей ориентации на местности: теперь он знал не только о Цветочной улице, но и о том, что его друзья прячутся рядом с аптекой… Американец надеялся, что у заведения будет в наличии вывеска, что гораздо упростит её поиск.
Не теряя времени, он перепрыгнул с подмостков на твёрдую землю: перед ним возвышалась стена, вверху которой находилось открытое широкое окно; увы, из закутка не было иного выхода, как по воде – на соседний берег, где его поджидали хрипящие шамблеры. Блацковичу не оставалось ничего другого, как воспользоваться трубой: разъяв её на две составные части, он, как и прежде, всаживая в щели меж камней острие, поднялся по стене на руках. Осторожно заглянул в окно: коридор помещения уводил от него направо и налево, причём, рядом было ещё одно окно, из которого просматривалась часть улицы напротив здания. Блацкович подтянулся – и мгновением спустя оказался на полу второго этажа. Поменяв трубу на «Бомбеншусс», он на мгновение остановился, размышляя, по какой стороне коридора лучше направиться? Но стоило ему ещё раз выглянуть из соседнего окна, как он, после недолгих, но крайне тяжёлых рассуждений, принял решение пойти по правой стороне.
Оказалось, что его друзья – мужчина и девочка – находятся от него на ничтожном расстоянии: он заметил фигурки обоих в высящихся друг напротив друга зданиях в самом конце широкой улицы, упиравшейся в закрытые деревянные ворота, возле которых стоял разбитый грузовой автомобиль. Действительно, под окнами, в которых он увидел девочку, имелась крупная надпись «Аптека»; Кесслер же наполовину высовывался с балкона, расположенного над открытыми дверями помещения, в котором – благодаря хорошо заметному верстаку – угадывался то ли технический склад, то ли мастерская… Проводник, державший в руке топор, подбадривал девочку:
- Давай, Аннета, давай! Ты уже почти на месте, дорогая! Всё будет хорошо! Ещё немного! Отлично!
«Необходимо пробраться к ним! – Блацкович, повернув налево, двинулся по коридору здания со стороны Кесслера. – Раз уж они разделились, придётся начать со спасения более сильного…»
Подобного выбора ему ещё никогда не приходилось делать, однако, Блацкович внутренне был готов к этому каждую минуту: если речь идёт о весьма кратком промежутке времени, отведённому на размышления, то в первую очередь его учили приходить на помощь сильнейшему. «Би Джей» понимал, что какими бы жестокими не выглядели его действия, с точки зрения боевой операции они полностью оправданы: в критическом случае, когда именно ему приходится судить, кого спасать, единственным разумным решением будет выбор сильнейшего… На одной чаше весов была Аннета – маленькая, раненая девочка – а на другой – здоровый, вполне могущий управляться с оружием, мужчина. Спаси он Аннету – и ребёнок станет для него, выполняющего важное задание агента, самым настоящим якорем, невольно тормозящим его продвижение. В случае с Кесслером было иначе: тот был сильнее, опытнее и мог составить Блацковичу неплохую компанию в достижении основной цели. Кроме того, у Людвига были неплохие навыки оперативной работы – и поэтому, согласно привитым ему в разведшколе правилам, американец выбрал мужчину. Поэтому, как только нелёгкий, но почти молниеносный выбор был совершён, Блацкович направился по коридору направо.
Выскочив за поворот, он увидел перед собой в полу открытую крышку люка; внизу, сквозь широкое отверстие, он увидел небольшой зал, в котором на специальном эскалаторе находился приподнятый над полом автомобиль; получалось, что Блацкович ничуть не ошибся с назначением помещения – это был ремонтный цех или гараж. Увы, чтобы пройти его, требовалось спуститься вниз, и только потом искать выход наверх где-нибудь в его противоположном углу… Плохо было другое: в помещении он увидел двух автоматчиков, дежуривших у поднятого над полом автомобиля; присмотревшись сквозь люк дальше, он заметил ещё одного солдата, стоявшего рядом с поднимавшейся наверх узкой лестницей. Приходилось действовать как можно скорее, поэтому Блацкович незаметно для охранников спрыгнул вниз, укрывшись в углу гаража, за прислонённой к стене большой кабельной катушкой.
Теперь он мог внимательно осмотреть помещение: зал около тридцати квадратных метров, снабжённый по обе стороны коридорами; ещё один технический проход вёл под стоявший на эскалаторе автомобиль, сворачивая направо под бетонный пол конструкции; неподалёку от него и находились двое автоматчиков. Помещение окружала невысокая бетонная веранда, по которой, собственно, и можно было попасть в боковые коридоры гаража. Блацкович, прикинув возможные тактические действия на открывшейся ему локации, сменил снайперскую винтовку на бесшумный пистолет – и занял более удобную позицию у веранды, спрятавшись за каменной лестницей.
Наличие в мастерской трёх нацистов не особенно беспокоило его; вопрос был в другом – одни ли они в помещении, или враг сосредоточил на периметре более значительные силы, о которых он пока не догадывается? Кто знает, сколько супостатов может находиться в соседних, опоясывающих зал коридорах? Впрочем, если внезапное нападение из-за лестницы пройдёт успешно, он сможет задать жару возникшему – например, с улицы – подкреплению, используя для этого ручной гранатомёт… Вряд ли его враги располагают подобным оружием.
Взвесив предположения ещё раз и предельно оценив свои возможности, Блацкович высунулся из-за ступеней – и двумя выстрелами убил стоявших у эскалатора автоматчиков; ребята попадали на землю – и американец задумался над тем, как ему незаметно подкрасться к оставшемуся на веранде нацисту, как вдруг случилось нечто, что он совершенно упустил из виду: прошло всего несколько мгновений – и только что убитые им солдаты с отвратительным хрипом поднялись на ноги! Блацкович увидел, как они, медленно вертя головами из стороны в сторону, двинулись прямо к оставшемуся на веранде нацисту; а тот, не дожидаясь приближения бывших товарищей, открыл по ним огонь.
- Эй, Хайнц! – крикнул он, на миг испуганно оборачиваясь, но не прекращая при этом стрельбы. – У нас крупные неприятности! Быстро ко мне!
Остальное Блацкович наблюдал из своего укрытия – и просто замечательно, что он не сунулся в битву раньше времени! Он совершенно упустил из виду, что в этой зоне – да что там, в зоне, опасным для живых был теперь весь город! – не могло быть ни одного существа, как следует не надышавшегося подземных зелёных испарений, которые бездействовали в лёгких своих носителей до тех пор, пока те не отправлялись на тот свет. Поэтому случившееся оказалось для него самым настоящим подарком: вместо того, чтобы напасть на Блацковича, находившиеся в здании нацисты бросились истреблять своих бывших товарищей! Конечно, шамблеры – при своей низкой скорости – не успели навредить людям: они даже не добрались к веранде, где стоял поливавший их огнём автоматчик. На подмогу последнему из коридоров немедленно выскочило около десятка эсэсовцев, немедленно присоединившихся к истреблению злобных существ; теперь, по крайней мере, Блацкович смог оценить силы врага, сосредоточенные на данном участке.
Конечно, шамблеры были уничтожены в ближайшую минуту, однако разведчик не дал гитлеровцам передохнуть: пользуясь тем, что его присутствие на периметре до сих пор не раскрыто, он стал аккуратно устранять противников одного за другим, причём, старался убивать солдат, стоявших среди товарищей. Таким образом, стоило неприятелям отделаться от первых воскресших покойников, как на смену тем возникли другие, немедленно напавшие на бывших коллег.
Положение нацистов оказалось весьма незавидным: возможно, они даже не поняли, что произошло – поскольку диверсант не был обнаружен и о его нахождении в гараже никто не подозревал, гитлеровцы, видимо, даже не задавались причинами, внезапно обращавших людей в адских монстров с неуёмной жаждой крови. А шамблерам было вполне достаточно видеть цель, чтобы преследовать её – возможно, они и не причинили особого вреда людям, успевавшим расстреливать тварей до их приближения – однако значительно отвлекали на себя всё внимание последних, что, несомненно, сыграло на руку Агенту Второму, затеявшему кутерьму в гараже. Словом, заварушка продолжалась до тех пор, покуда Блацкович не остался один против трёх шамблеров, тупо ворочавших головами по сторонам в поисках потенциальных жертв. Убедившись, что по ним никто не ведёт стрельбы, что явно указывало на отсутствие сопротивляющихся, Блацкович, наконец, слегка приподнялся над укрытием – и тремя выстрелами в голову положил восставших мертвецов наземь. После этого в зале наступила полная тишина.
Выждав несколько секунд, американец поднялся по ступеням, свернув в боковой коридор, расположенный прямо за верандой; на всякий случай он избегал открытого пространства зала, потому что его могли заметить случайные враги с улицы: ведь Блацковичу не было известна расстановка их сил снаружи здания. Тем не менее, по количеству убитых неприятелей, он мог заключить, что путешествие его близится к концу: увы, он ещё не видел шпиля «Осквернённой церкви», но, судя по словам Кесслера, он должен быть где-то неподалёку… Наверняка Хельга фон Шаббс намерена защищать этот объект любой ценой!
Теперь оставалось найти самого Кесслера, который, судя по пройденному Блацковичем расстоянию, должен был находиться где-то совсем близко. Американец, осторожно пробираясь по коридору, повернул налево, оказавшись в гараже с противоположной стороны; сделав десяток шагов по лестнице, он очутился на веранде, откуда начинался новый лестничный пролёт. «Би Джей» не сбавлял скорости, ни на мгновение не забывая осматриваться по сторонам: ступени вели его выше, опасность могла подстерегать его на каждом шагу… Он преодолел подъём, выйдя к повороту направо – отсюда, сквозь пролом в стене, начиналось соседнее здание; Блацкович пролез в него, попав на винтовую лестницу, идущую одновременно вверх и вниз. Несомненно, ему – наверх; именно там он видел своего проводника, общавшегося через улочку с Аннетой…
Миновав лестницу, по стенам которой стояли этажерки с инструментами да тумбочки, он поднялся на последнюю площадку, один из углов которой был разрушен авиационной бомбой; Блацкович прильнул к нему – и понял, что ему надо поторопиться: в комнатке под собой он увидел вооружённого топором Кесслера, изо всех сил отбивавшегося от нападавших на него двух шамблеров. Разведчик, не теряя времени, скользнул в дыру – и угостил каждого из потусторонних врагов пулей в голову; мертвецы попадали к ногам его товарища – и Людвиг благодарно кивнул своему спасителю.
- Всё в порядке, Кесслер? – осведомился Блацкович, оглядывая маленькое помещение.
- Да, - ответил тот, утирая рукой вспотевший лоб. – Если бы не вы, агент Блацкович, мне пришлось бы спасаться от этих гнусных тварей, прыгая через окно прямо на камни мостовой! – он указал топором себе за спину.
- Где девочка? – спросил суперагент, заметив на стоявшем в комнатке рояле белеющий лист бумаги, а на полу, возле его ножки – раскрытую газету. Впрочем, с этим можно было повременить; главное – что ему ответит связной…
- Аннета ушла, - произнёс тот, указывая рукой на окно в соседнем через улицу доме. – Она хотела найти свою подругу… Ну, до чего же упрямая девчонка! Перебралась в аптеку – и теперь обыскивает здание… Я слышал, как вы разбираетесь с врагами этажом ниже, но эти проклятые твари, - он кивнул на лежавших шамблеров, - едва не добрались до меня…
- Тогда я иду за ней! – решительно сказал американец, наблюдая, как его собеседник поднял с пола свою сумку. – А что будете делать вы, Людвиг? – он многозначительно посмотрел ему в лицо. – Не передумали?
- Я возьму эти листовки – и буду разбрасывать их по Берлину, - будто в забытье пробормотал тот, глядя себе под ноги. – Как давным-давно делала моя жена… Вы скажете, самоубийство?! Конечно, это капля в море… Но круги по воде расходятся от каждой капли, не так ли, агент Блацкович? Если ничего не делать лишь потому, что осознаёшь свою ничтожность, то с тем же успехом можно было бы родиться муравьём! А если я умру, то хоть буду знать, что заслужил встречу с ней…
- Хотите, я пойду с вами, Кесслер? – Блацкович предпринял последнюю попытку. – Вместе мы способны на очень многое…
- Нет, - мужчина решительно покачал головой. – Мне лучше быть одному. А вы остановите фон Шаббс... Только помогите мне перебраться через завал! – он кивнул на обрушенные с потолка балки, преграждавшие выход из комнаты. – Я спущусь вниз – и доберусь до чёртова дирижабля!
Дальнейшие уговоры отчаявшегося человека были бессмысленны; Блацкович понял это по его глазам. Он выглянул в окно: вокруг было спокойно, никакие звуки не нарушали обманчивой, призрачной тишины Цветочной улицы… Он поднял одну из балок, в результате чего между ней и порогом комнаты образовалась щель, в которую вполне мог пролезть его друг; Кесслер лёг на спину – и, поддерживая рукой сумку, прополз через отверстие. В последний миг Блацкович не удержался – и сорвал с плеча «Бомбеншусс»:
- Возьмите, Людвиг! Вряд ли у вас получится захватить цепеллин с помощью топора!
Мужчина улыбнулся, но решительно оттолкнул его руку: 
- Оставьте себе, мой друг! Всё будет хорошо! Я знаю Вульфбург, как свою ладонь! Найду дирижабль – и порублю нацистов в капусту! Кое-что я всё-таки умею… Не беспокойтесь за меня, агент Блацкович! – с этими словами Кесслер проворно протиснулся под балкой – и скрылся по другую сторону завала.
Американец печально вздохнул, опуская груз на место; после он повернулся к роялю – и поднял с пола раскрытую газету, оказавшейся одним из местных изданий. Блацкович глянул на пестревший фотографиями разворот – и прочитал небольшую заметку, имевшую непосредственное отношение к погибающему ныне городу:

Статья «Близится Ночь огней»
Вульфбург, 1 марта 1946 года
В Вульфбурге идут приготовления к Ночи Огней – ежегодной церемонии в память о пожаре, уничтожившем город тысячу лет назад. «Это будет самое торжественное празднование в нашей истории!» – заметил бургомистр Вульфбурга Карл Леппке в беседе с нашим репортёром на центральной городской площади, где кипели работы по подготовке к торжеству.
Самые искусные плотники трудились день и ночь, чтобы успеть построить к сроку ключевой элемент церемонии – миниатюрную деревянную церковь, которая символизирует собой осквернённую некогда святыню. Третьего числа, за несколько мгновений до полуночи, её – в соответствии с традицией – подожгут, а затем потушат. На сей раз церковный хор во время церемонии исполнит гимн «Очищающее пламя». И, разумеется, Ночь Огней не может обойтись без народных гуляний – и грандиозного пиршества, который традиционно устраивают перед сожжением церкви.
«О, это будет самый большой пир в истории Вульфбурга! Мы подарим населению традиционный, невероятных размеров «пирог Оттона» с начинкой из крема и малинового варенья. Это будет чудесная ночь!» – заявил бургомистр.

«Увы, история города насквозь пронизана иронией! – подумал разведчик, откладывая газету в сторону. – Похоже, спустя тысячу лет, она решила вернуть всё на круги своя – и вот, пожалуйста: Вульфбург снова лежит в руинах!.. Несчастные горожане лишь успели приготовиться к празднику, как – всего через несколько дней! – их спешно эвакуировали с насиженных мест; вот вам и «самый большой пир в истории Вульфбурга»! Эх, насколько же прав Кесслер, назвав городок вотчиной смерти и разрушения!»
Он протянул руку к листику бумаги, лежавшему на крышке рояля; вверху его имелась приписка: «Карл, отправь эту телеграмму в лагерь экспедиции!»; само же сообщение было таковым:

Записка офицера
Кому: Эберхарду 
Дорогой друг, я починил погрузчик. Машина это надёжная, но всё равно: три часа бесперебойной работы в тоннелях – это перебор даже для столь выносливой техники, надо следить за износом! На тот случай, если опять случится поломка, я заказал доставку запчастей к ней и топлива из замка «Вольфенштайн». Погрузчик стоит у старых городских ворот, забирайте!
Густав Геллер, офицер ремонтной службы

«Интересно, что представляет из себя это чудо местного технического прогресса?! – подумал Блацкович, возвращая письмо на место. – Если группа Хельги ухитрилась ухайдакать его настолько, что погрузчик нуждается в постоянном ремонте, значит, он действительно выполняет гораздо превосходящую его технические возможности работу! Чёрт возьми, фрау оберштурмбаннфюрер, на какую глубины вы готовы спуститься, чтобы раскрыть древние тайны своего величественного предка?!»
Впрочем, последний вопрос носил риторический характер: Блацкович и без того был уверен, что женщина способна подвергнуть разрушению и гибели целый город, лишь бы хоть незначительно приблизиться к цели… что, собственно говоря, весьма наглядно продемонстрировали последние события! Возможно, её фанатизм пугал даже видавшего все виды Вильгельма Штрассе, который и направил своего соглядатая – штурмбаннфюрера СС Эммериха Шрайнера – проследить за её проектом с минимальной, так сказать, дистанции… Блацкович отлично помнил, насколько помешанными на своих исследованиях были все известные ему руководители Дивизии Паранормальных Исследований СС в его собственном мире – Хельга фон Бюлов или Виктор Цетта; видимо, здешний двойник фон Бюлов ничем от неё не отличался…
Диверсант обернулся к окну, осторожно выглянув на улицу: вроде бы тихо… Меж ним и окном дома напротив была протянута крепкая верёвка: скорее всего, так Аннета перебралась в соседнее здание, когда они с Кесслером разделились. Блацкович выхватил трубу – и, оттолкнувшись ногами от подоконника, легко заскользил по верёвке; мгновением позже он уже влезал в окно дома через Цветочную улицу. В комнатке никого не было; кроме того, из неё имелось три возможных выхода: направо и налево было по двери, а прямо перед ним располагалась узкая деревянная лестница, ведущая куда-то вниз. Крохотное помещение не блистало особым убранством: книжный шкаф, тумбочка, зажжённый торшер у стены; Агент Второй не стал рассматривать чью-то домашнюю библиотеку, а сразу открыл дверь слева от себя, оказавшись в заставленном ящиками коридорчике. Увы, двигаться по нему не было никакой возможности: случившийся ранее обвал потолка закрывал собой проход – вероятно, на чердак – поэтому он вернулся обратно, решив обследовать лестницу. Правда, перед этим он легонько приоткрыл дверь справа – и увидел, что вышел на полуразрушенный балкон дома, с которого отлично просматривалась местность за запертыми воротами проезжей части улицы.
Оказалось, что находившийся за ними участок города подвергся наибольшим разрушениям: остатки строений практически не напоминали собой домов, это были самые настоящие руины – видимо, землетрясение, начавшееся где-то в районе древнего кладбища, затронуло расположенную к нему ближайшую территорию… Это, несомненно, обрадовало Блацковича: значит, он идёт по верному пути – чем больше развалин, тем ближе, соответственно, его конечная цель… Честно говоря, у него пока не было чёткого плана действий; он далеко не решил, как он минует кладбище и попадёт в зону раскопок – месту, которое наверняка хорошо охраняется... хотя бы потому, что там присутствует Хельга фон Шаббс и прикреплённый к ней надзиратель «Мёртвой Головы»… Однако, главное – Блацкович это всегда имел ввиду – двигаться как можно тише и не оставлять за спиной врагов; обнаружив фрау оберштурмбаннфюрера, надо позаимствовать её секретную папку – и бежать из Вульфбурга в Падерборн, чтобы передать сопротивлению координаты тайного убежища Вильгельма Штрассе… Слишком расплывчато? Несомненно, но именно в таких условиях ему и приходилось начинать едва ли не каждое задание. Поэтому он был уверен и сейчас: справится – потому, что это необходимо!
Оглядываясь вокруг, американец заметил в развалинах неподалёку от высоких ворот странную штуковину, напоминавшую собой самый настоящий мини-танк: конусообразную машину, стоявшую на двух широких гусеницах; благодаря горевшему рядом дому, он даже с полусотни метров отчётливо рассмотрел открытую кабину технического устройства, изобилующую рычагами да вентилями, встроенными прямо в панель управления. В передней части агрегата имелись две здоровенных металлических лапы, согнутые в локтях; пламя пожара также позволяло увидеть шарниры, соединявшие отдельные части устройства между собой. Блацкович не сомневался, что обнаружил погрузчик, о починке которого недавно читал в телеграмме – неизвестно, успел ли её отправить некий Карл до начавшейся катастрофы? – и сам факт этого наводил на определённые размышления: значит, перед ним – городские ворота, через которые можно попасть за территорию Вульфбурга… Например, на старинное кладбище… К машине можно было пробраться по оконным карнизам вдоль боковой стены, слева от балкона, однако, Блацкович решил немного повременить с поисками Хельги: сперва он желал убедиться, что Аннета жива и невредима.
Он прикрыл дверь и вернулся к лестнице; снизу по-прежнему не раздавалось ни звука. Блацкович преодолел пролёт, за ним следующий – и оказался в небольшом помещении, скорее всего, служившем складом: стены его были уставлены ящиками с изображённой на них эмблемой Красного Креста; на столах и в шкафах также были разложены упаковки с лекарствами, бинтами и прочей медицинской утварью. Комната заканчивалась двустворчатыми дверями, вероятно, ведущими в основное здание аптеки; Блацкович вспомнил, как Аннета рассказывала о недавнем ограблении упомянутого заведения… Он толкнул двери – и едва не замер от увиденного.
В просторном зале первого этажа находилось около десятка шамблеров; они непроизвольно покачивались, стоя на местах, издавая при этом отвратительные, свистящие звуки; между ними и Блацковичем находилась пара медицинских столов и невысокий прилавок. Самое ужасное было то, что в одном из кошмарных существ он признал Аннету; стоило ему появиться в дверях, как адские твари, будто по команде, повернулись к нему – и начали медленно, толкаясь плечами, приближаться. Американец привычным движением сдернул с плеча «Бомбеншусс» – и прицелился в голову ближайшего врага…
Путём сознательного отступления наверх, он в считанную минуту перестрелял всех восставших мертвецов – всех, кроме Аннеты, которая продолжала подниматься следом за ним по лестнице, щёлкая зубами: глаза её ничего не выражали, но вытянутые в сторону Блацковича окровавленные руки говорили о том единственном, ныне управляющем ею, неуёмном желании – поскорее настичь его и разорвать на части…
Разведчик, поднявшись ещё выше, больше не мог смотреть в эти остановившиеся глаза: он выстрелил – и голова девочки взорвалась кровавым фонтаном, разбрызгавшем её мозг по стенам коридора; тело упало на пол – и несколько раз конвульсивно дёрнулось…
- Мне жаль, Аннета! – тихо прошептал Блацкович, перезаряжая винтовку. – Всё должно было закончиться не так…
Вряд ли в случившемся была его непосредственная вина: девочка сама вызвалась искать свою подругу, хотя не имела никакой уверенности в том, что та вообще осталась в городе… Он мог заболтаться с Кесслером, и тем временем Аннета стала жертвой ходячих мертвецов? Возможно, но ведь ни он, ни Людвиг не слышали её испуганных криков, если шамблеры напали на неё во время их беседы… Получалось, что ребёнок погиб ещё до того, пока Блацкович встретил своего проводника… Каким образом и с чем это было связано? Увы, на этот счёт у диверсанта не имелось никаких предположений.
«Би Джей» не снимал с себя ответственности: да, он самостоятельно, никем не подгоняемый, выбрал из двух друзей Кесслера, тем самым обрекая Аннету на смерть… Ну, как минимум, на неизвестность… Если он пошёл бы спасать её, то ныне мертвы были бы оба: и Аннета, и Людвиг… Впрочем, он печально качнул головой – тот, судя по его собственным заверениям, тоже был почти покойником: охваченный собственной безумной идеей, он готов был с топором в руке захватить цеппелин Хельги… Но Блацкович не собирался выступать в роли судьи: Аннета отсоединилась от Кесслера по собственной воле, ведомая собственными желаниями; Людвиг – также волен выбирать собственный путь… Если кого и отдавать под суд, так лишь себя самого; он понимал, что в любом случае запомнит выбор этого дня до конца жизни…
Теперь у него была лишь одна дорога – вперёд; никто не ждёт его помощи, и, соответственно, никто не придёт ему на выручку… Он остался совершенно один – против Хельги и её мерзких занятий, которым надо положить конец; а после, вернувшись в Падерборн, организовать налёт на тайное убежище «Мёртвой Головы», где бы таковое не находилось… Боль пронзённой фруктовым ножом левой ладони почему-то усилилась – оказалось, Блацкович бессознательно схватился ею за угол журнального столика, стоявшего на лестничной площадке перед выходом на балкон. Придя в себя, он посмотрел на лежавшие перед ним газеты, как вдруг в глаза ему бросились набранные крупными буквами слова: «…ЛЯМ ВУЛЬФБУРГА ПРИКАЗАНО ЭВАКУИ…». Американец отодвинул загораживавшую интересующий его материал остальную прессу, вытащил газету – и прочитал следующее:

Статья «Экстренный выпуск! Жителям Вульфбурга приказано эвакуироваться!»
Вульфбург, 10 марта 1946 года
Этим утром из Берлина поступил приказ о полной эвакуации города. Археологическая экспедиция, проводившая работы в районе развалин старой церкви, обнаружила свидетельства того, что почва под Вульфбургом нестабильна. Все горожане будут переселены во Франкфурт, где их обеспечат едой, ночлегом и работой, и где им предстоит пробыть до тех пор, пока фактор опасности не будет должным образом изучен. «Хорошо, что мы решили провести археологические исследования в Вульфбурге, иначе люди и не узнали бы о потенциальной геологической катастрофе», - заявила сегодня утром фрау оберштурмбаннфюрер СС Хельга фон Шаббс.

«Итак, вот чудесный образчик прикрытия одного преступления путём другого! – отметил Блацкович, откладывая газету. – До чего же могущественна пресса, чёрт бы её побрал! Благодаря появлению фон Шаббс в Вульфбурге, тлеющий вулкан разгорался до тех пор, пока не случилась катастрофа – а после людям было объявлено, что, дескать, только благодаря Хельге и её исследованиям, жителей города вовремя успели эвакуировать! Вот ведь сволочи!»
Кстати, его неловкое действие – газеты сместились на столике, что вызвало их массовое падение на пол – спровоцировало невольное обнаружение ещё одного находящегося среди них документа: это был гостиничный бланк, с заранее отпечатанной внизу фамилией владельца заведения, герра Фридриха Оберманна. Блацкович поднял бумагу – и поднёс её к глазам:

Записка герра Оберманна
Марта!
Поскольку порядки несколько изменились, теперь тебе придётся приходить дважды в день. А всё эти солдаты! Прутся сюда со своих богомерзких раскопок, а потом трубы ванных комнат забиваются землёй и грязью. Да и ведут они себя, как свиньи: проливают на пол пиво, бросают окурки в фонтанчики! Я, конечно, знаю, что многие из них доблестно сражались за Фатерлянд, но зачем, простите, сморкаться в мои занавески?
Разумеется, Марта, я удвою твоё…

Конец предложения был нечитаемым, а нижняя часть бланка – запачкана кровавыми пятнами. «Разумеется, - подумалось Блацковичу, - что нацисты, пусть и скрепя сердце, позволяли сумасшедшему Курту, того никоим образом не собирались терпеть от хозяина солидной гостиницы, герра Оберманна… Самая незначительная критика существующего миропорядка мгновенно оборачивалась против недовольных, с этим гитлеровцы не церемонились: в этом не было никакой разницы между владельцем гостиничного заведения или даже старейшим пекарем округи Шмидтом… И хорошо ещё, чёрт возьми, если кровь на бумаге свидетельствует лишь о нескольких ударах по носу!»
Блацкович вновь открыл дверь на балкон, осматривая лежавшую перед ним в развалинах восточную часть города: кое-где над крышами Вульфбурга поднимались языки пламени; клубился чёрный дым, мешавший видеть звёздное небо… «Теперь даже мне трудно сомневаться в том, что над городом лежит проклятье – вот только неизвестно, какое: древнее – или вполне современное? – подумал Блацкович, аккуратно становясь на карниз и балансируя над водой под балконом. – Когда я был мальчишкой, у нас в подвале жило чудовище... Отец говорил, что, дескать, если я буду себя плохо вести, то ночью оно вылезет – и обязательно придёт за мной. Я жутко боялся его, поэтому старался вести себя хорошо… Но чудовище всё равно вылезло…»
Взрослый человек, профессиональный разведчик и диверсант с многолетним стажем, вновь почувствовал себя маленьким мальчиком; он никогда не видел настоящих чудовищ, разве что мама читала ему старинные сказки разных народов мира, повествующие о драконах, людоедах – и прочей фантастической гадости, которой родители иногда потчуют детей перед сном… Честно сказать, он и самыми светлыми днями до смерти опасался даже посмотреть в сторону подвала, воображая, что неведомое чудовище выломает двери, вырвется на свободу – и схватит его, а потом…
Потом началась Первая мировая война – и развитый не по годам ребёнок понял, каким ужасным было чудовище: оно имело множество лап, хватающих целые страны; из его пасти на несчастных женщин и детей падали смертоносные бомбы; его ноздри выдыхали горчичный газ… хоть и не столь ужасный, как зеленоватые испарения в этом неведомом мире, превращавших людей после смерти в настоящих монстров…
Детские страхи продолжали расти вместе с Блацковичем – и ещё до начала Второй мировой он точно знал, как выглядит чудовище; более того – он знал его тайное имя: НАЦИЗМ! Оно, до поры до времени дремавшее в подвале человеческом, однажды вырвалось наружу – и понесло за собой смерть и разрушение, куда страшнее того, что вылезло на поверхность в 1914 году… И маленький мальчик, ставший к тому времени юношей и офицером, понял: если он не перестанет бояться этой многоголовой гидры, то лучше вообще не жить; однако, разве мог он позволить себе не сражаться тогда, когда другие люди гибли – и даже перед неотвратимой смертью взирали на него с надеждой?!
В конце концов: чем этот мир отличался от его собственного? Тем, что здесь победило чудовище – но победило ли оно окончательно?! Нет, поскольку оставались люди, до сих пор пытающиеся рубить ему головы… Пусть не всегда вместе, пусть даже поодиночке… И дружище Кесслер был абсолютно прав: даже от одной капли, упавшей на водную гладь, неизменно рождаются круги! Капли должны объединиться – и стать проливным дождём, ливнем, ураганом! – лишь тогда покой чудовища будет нарушен, оно не сможет более царствовать в умах… так как сама природа его – противна человеческому разуму!
Цепляясь руками за стену, Блацкович благополучно спрыгнул вниз, оказавшись на площадке, где перед запертыми воротами стоял погрузчик. Было очевидно: если поблизости от него нет других дорог, то именно эта – единственная! – должна привести машину на раскопки; иначе зачем оставлять агрегат в подобном, замкнутом городском пространстве?! Американец подошёл к нему – и по узкой металлической лесенке забрался внутрь устройства: оказавшись в кожаном кресле оператора, он внимательно посмотрел на панель управления машиной, которое, вроде бы, не вызвало у него никаких вопросов… Рулевое колесо, напоминающее штурвал в кабине самолёта; несколько рычагов, служащих для выбора направления движения и скорости; регулировка топлива и ключ старта… Блацкович повернул его – и машина, издав резкий звук, выбросила откуда-то сзади облако чёрного дыма; он тут же взвился меж заскрежетавших гусениц… Погрузчик легонько затрясся – и сделал первый метр к деревянным воротам.
- Кесслер, если вы меня слышите! – громко произнёс Блацкович в надетую поверх головы рацию. – Я направляюсь к церковным руинам. Хельга должна быть на раскопках. Что бы они ни там не вытворяла, это весьма плохо, поэтому я собираюсь остановить её! А потом забрать проклятую папку… Последний подъём, Билли Бой, последний подъём! – добавил он, вероятно, уже не для ушей Кесслера.
К сожалению, ответа не последовало: лишь помехи в прямом эфире… Разведчик направил машину по центру дороги, пока она не упёрлась в закрытые ворота.
«Настало время испробовать наши погрузочные, а вернее сказать, ударные способности! – с улыбкой решил американец, поглядывая на панель управления. – Если я не ошибаюсь, то именно вот эти рычаги отвечают за движение наших мягоньких, нежных лапок…»
Он не ошибся: несколько расположенных перед ним рычагов отвечали за действие бокового смещения вил, операций захвата и поворотных движений; немного потренировавшись, Блацкович мог считать себя неплохо разобравшимся в устройстве машины.
Убедившись в этом, Агент Второй, не теряя времени, решил применить только что полученные знания на деле: совместив боковой поворот корпуса машины с выбросом вперёд правой клешни погрузчика, он разнёс в щепки деревянные ворота, преграждавшие ему дальнейший путь. Избавившись от них, он направил машину в открывшийся ему небольшой дворик, по которому бродило множество шамблеров – и Блацкович не пожалел, что воспользовался нацистской техникой: находясь в погрузчике, он был едва ли досягаем для неприятелей… если, конечно, восставшие мертвецы не проберутся в операторскую… Итак, приходилось действовать незамедлительно – и, пока медлительные враги приближались к машине, занялся поочерёдным их отстрелом.
Врагов было много, очень много – и помещались они на довольно небольшом пространстве, где погрузчик не мог как следует развернуться: двор, размером около тридцати квадратных метров, по стенам был уставлен ящиками, маркированными гитлеровской символикой; прямо по дороге имелись опущенные решётчатые ворота, заваленные с другой стороны останками обвалившегося дома – иными словами, участок за ними был закрыт для продвижения. Слева от Блацковича имелся мост на другую сторону двора, поднятый над водой и удерживаемый двумя цепями, за которым располагались ещё одни запертые деревянные ворота. Судя по ширине моста, погрузчик вполне мог пройти по нему: дело оставалось лишь затем, что его следовало опустить… И, наконец, территорию справа занимала старинная многоарочная конструкция, напоминавшая полуоткрытую веранду с лестницами с обеих сторон, откуда, собственно, и наступала большая часть врагов; к ней примыкала башня, входом в которую также служила каменная лестница с высокими каменными перилами.
Тем не менее, было очевидно и другое: шляющиеся по двору покойники не дадут человеку заняться мостом, пока он от них не избавится. Пока позволяло время и расстояние, Блацкович обрушил на головы супостатов пальбу из снайперской винтовки; впрочем, совершив около полутора десятка выстрелов, он предпочёл покинуть погрузчик – оставшиеся адские твари приблизились на достаточно угрожающую дистанцию: ещё пара-тройка метров – и они вполне смогут протянуть свои лапы в операторскую! Блацкович, оценив положение, решил оставить машину – и отступил на территорию предыдущей площадки, продолжая расстреливать неприятелей из-за руин.
«Интересно, - думал он по ходу дела, - откуда столько шамблеров взялось в закрытом пространстве? Неужели поналезли из соседних дворов – например, сквозь закрытые решётчатые ворота? Впрочем, - спохватился он, - беспокоится следует не о методах их проникновения на локацию, а о том, что против подобного количества тварей мне необходимо пополнять боеприпасы едва ли не в каждом дворе! Что же, придётся собирать любую амуницию, какую только можно будет обнаружить – иначе этот участок мне ни за что не пройти! Какая жалость, что их просто нельзя давить погрузчиком: для этого машина слишком медлительна!.. Даже восставшие покойнички – и те могут посостязаться с ней в скорости, увы!»
Ещё несколько минут «охоты на зомби» – и периметр был полностью очищен от противников; а поскольку новых врагов не появлялось, Блацкович отважился вернуться к брошенной технике. Для начала он осмотрел башню справа, поднявшись по лестнице к её открытой двери; действительно, в ней он обнаружил рычаг управления воротами, которые он прежде разнёс вилами погрузчика, но главное – в помещении оказалось две штурмовых винтовки с полным боекомплектом – и это порадовало американца больше всего: теперь у него на счету был каждый выстрел! При подобном количестве неприятелей, дефицит патронов был крайне велик… Он забросил на плечо «Бомбеншусс» – и вооружился найденным автоматом.
После башни он быстренько пробежался по веранде, внимательно осматривая содержимое кое-где вскрытых ящиков – увы, в них, по большей части, находилось какие-то приборы, о назначении которых Блацкович мог интуитивно догадываться; тем не менее, ему повезло разжиться несколькими гранатами и обоймами для автоматической винтовки. «Этого хватит ненадолго! – решил он. – И где, чёрт возьми, регулярные войска?! Неужели – после случившейся катастрофы – они отступили за городскую территорию?!»
С точки зрения «Би Джея», это было достаточно логичным действием: чего ради оставаться в черте города, коли он кишит воскресшими мертвецами? Но ведь совсем недавно – в гараже, откуда он вытащил Кесслера и помог ему бежать – он столкнулся с солдатами! Видимо, не все отделения нацистов успели покинуть заражённый Вульфбург – и теперь пытались спастись из города собственными силами… Или, возможно, Хельга сознательно бросила их на произвол судьбы: судя по тому, как она вела себя с подчинёнными, такое можно было предположить почти безошибочно… Не исключено, что отныне даже не она сама руководит собственным экспериментом: может быть и так, что Берлин уже поставлен в известность о том, что случилось в далёком австрийском городишке – и решением проблемы занялся сам Штрассе… Или даже Гиммлер… Эх, знать бы только, в чём заключается конечная цель фон Шаббс!
Осмотрев заваленные металлические ворота, Блацкович увидел сквозь решётку только развалины домов: нет, ему определённо не сюда! Следовательно, необходимо опустить поднятый мост – и перебраться на другую сторону небольшого рва; там – ещё одни деревянные ворота… Диверсант приблизился к воде – и снял с плеча снайперскую винтовку.
Он перебил цепи двумя выстрелами – и здоровенный мост с лязгом грохнулся оземь, соединив оба берега глубокого рва; Блацкович вернулся в погрузчик – и машина двинулась на штурм следующей преграды. То, что мост выдержит вес машины, Блацкович не сомневался: во-первых, конструкция имела явно современный вид, а во-вторых – это был единственный путь, по которому можно было пройти к кладбищу. Он был уверен, что погрузчик следовал этой дорогой уже неоднократно: текст прочитанной им телеграммы упоминал о его починке, следовательно, его с раскопок доставляли сюда для ремонта, как минимум, один раз. А поскольку не было никакого смысла перебрасывать сюда машину окольными путями, значит, эта дорога к кладбищу – ближайшая. Возможно, даже единственная…
Преодолев мост, погрузчик замер перед новыми воротами; американец повторил предыдущую операцию, взмахнув правой вилкой машины – и они разлетелись на части, открывая перед Блацковичем новую локацию. Прямо за выломанными воротами он увидел небольшую площадку, с трёх сторон окружённую городским водоканалом; справа и слева от неё находились деревянные мостики, видимо, являющиеся лодочными причалами – они были местами обломаны и большинство досок конструкции уходили в воду. Прямо перед машиной был небольшой арочный мост, соединявший площадку с ближайшей улочкой, по обе стороны которой стояли останки одноэтажных домиков, стены и крыши коих были местами объяты пламенем. Сразу за мостом располагался разбитый легковой автомобиль, закрывавший своим видом поворот налево, куда, собственно, и уходила улица. За ближайшими руинами возвышались более высокие – двух- и даже трёхэтажные каменные строения старинного рыбацкого городка, – также затронутые пожарами.
Стоило Блацковичу с грохотом появиться на новом участке, как он получил немедленное свидетельство того, что он здесь не один: из ближайших руин справа от моста послышалась автоматная очередь. Он инстинктивно пригнулся в кабине, однако тут же выяснил, что стреляли вовсе не по нему: у входа в помещение толпилось несколько шамблеров, один из которых – сразу после начавшейся стрельбы – упал прямо на пороге здания. После этого его покачивающиеся товарищи поодиночке вошли в помещение – и стрельба, после короткой паузы, возобновилась. Несколькими секундами позже из развалин послышались дикие вопли – и воцарилась тишина, перемежавшаяся, наверное, только треском горящих руин да горловым хрипением исчезнувших в строении шамблеров.
Пока американец осматривался, потусторонние твари вновь появились на улице – и, мгновенно заприметив новую жертву, направились к замершему на площадке перед мостом погрузчику. Агент Второй, не покидая машины, прицелился – и четыре точных выстрела положили конец кровожадным противникам, попадавшим друг за другом по ту сторону моста.
Блацкович понимал, что перекрывавший ему движение по улице автомобиль будет довольно сложно объехать: можно застрять, зацепившись за него или крыльцо здания напротив: задний ход машины был втрое медленнее движения шамблеров, рисковать понапрасну тоже не хотелось… Поэтому он решился выйти из погрузчика – и наскоро осмотреть прилегающую к мосту территорию пешком.
Держа автомат наперевес, он сперва-наперво сунулся в здание, откуда доносилась стрельба: оказалось, что руины некогда являли собой бакалейный магазин с двумя отделениями; американец не стал в нём задерживаться, бегло осмотрев комнаты. На полу дальнего помещения он обнаружил пустую штурмовую винтовку – видимо, человек отстреливался от мертвецов до последнего патрона – а после, погибнув от их лап, присоединился к потустороннему воинству. Блацкович, наугад сунув в сумку пару подвернувшихся банок с консервированным мясом, лежавших на полках, вновь оказался на улице, намереваясь следовать дальше. «Теперь только не перепутать бы эти консервы с гранатами! – усмехнулся он, озираясь по сторонам. – Иначе мои милые покойники почувствуют себя смертельно обиженными!»
Как только он обошёл покорёженный автомобиль, ему предстала полная панорама закрытого двора, домики с левой стороны которого выстроились прямо по берегу водоканала, где Блацкович оставил погрузчик. Правую сторону улицы занимала высокая стена, в которой были крепкие металлические ворота, сквозь толстые прутья которых – метрах в десяти по дороге – отлично просматривались другие, деревянные; дальше стояло ещё несколько одноэтажных зданий, меж которых терялся узкий проход. В центре двора располагалось старинное, судя по постройке, помещение, по-видимому, служившее некогда караульней: почти правильной квадратной формы, с выходящими на все стороны света арочными окнами, на которых имелись решётки; из него было весьма удобно держать оборону – из окон просматривалась весь периметр маленькой площади перед воротами. Подобно предыдущей локации, двор был уставлен ящиками, бочками, да перевёрнутыми вверх дном лодками; кстати, из-за ближайшей лодчонки Блацкович увидел каменный парапет, через который была перекинута узкая металлическая лестница. Отступив на шаг назад, он обнаружил, что лестница ведёт под мост, упираясь в каменную площадку над водой; из-под арки он тут же заметил проблеск света – и подумал, что когда разберётся с воротами, то обязательно исследует это таинственное местечко.
Однако, вновь поглядев на маленькую площадь, он едва ли не сразу передумал: нет, лучше всего спуститься под мост прямо сейчас – иначе может быть поздно: вылезая из домов, из трещин дощатого причала, из-за руин и бочек, на него со всех сторон устремились шамблеры – и на сей раз имя им было, поистине, легион! Судя по толпе врагов, Блацкович реально оценил, насколько усиленно охранялся войсками СС проход к древнему кладбищу, где фон Шаббс занималась мерзкими раскопками: на этом участке их было, наверное, сосредоточено не менее роты! Если бы не трагедия, случившаяся в результате разрушения города и появления над его поверхностью зеленоватого газа, то вряд ли ему удалось бы пройти подобный сектор, охраняемый вооружёнными до зубов нацистами!
«Вот уж, действительно: нет худа без добра! – вновь подумалось агенту, отступающему к лестнице, ведущей под мост, и попутно отстреливаясь от ковыляющих к нему неприятелей. – Однако, если шамблеры полезут за мной ниже, то могут зажать меня под мостом – и что тогда? Насколько я понимаю, они избегают воды… Значит, придётся выкручиваться, смотря по обстоятельствам.»
Не выпуская из левой руки автомата, он быстро перелез через парапет – и спустился по лесенке на площадку; тоннель, уходящий под мост, действительно был освещён – под потолком его горело несколько электрических ламп. Блацкович, недолго задержавшись на месте, хотел узнать, полезут ли враги за ним следом – нет, на этот счёт можно было быть спокойным: он слышал сверху хрипение и шарканье ног восставших с того света, однако ни один из них даже не попытался преследовать его.
И разведчик, осторожно ступая по открытому слева тоннелю, двинулся вперёд. Совершив поворот, он вышел в небольшой закуток, вероятно, предназначавшийся для ремонтников водоканала и подземных коммуникаций: здесь имелась аппаратура для получения различных данных, у стены стояло два выключенных насоса; там же даже был столик с двумя стульями. Остальное пространство помещения занимал металлический шкаф, набитый слесарными инструментами. Блацкович увидел, что на столе лежала колода карт; возможно, что технические работы велись здесь совсем недавно; на одном из стульев он обнаружил старую, засиженную мухами газету, оказавшуюся «Столичным вестником»; американец небрежно полистал издание, которому, судя по дате, стукнуло уже больше года, пока, помимо локальных новостей, не наткнулся на небольшую заметку, крайне его заинтересовавшую. Став прямо под лампой, Блацкович внимательно ознакомился с нею:

Статья «Открытие Института Художественного Перевоспитания»
Вена, 4 сентября 1945 года
Вчера прошла торжественная церемония открытия Венского Института Художественного Перевоспитания.
Несколько бывших представителей «дегенеративного искусства» уже начали прохождение рассчитанной на три года программы перевоспитания. Их будут обучать классическому немецкому искусству, помогут утвердиться в ценностях Третьего Райха и золотых канонах живописи, установленных лично фюрером – одним из величайших художников нашего времени.
Успешно окончившим Институт студентам будет возвращено гражданство и разрешение вернуться в общество с правом преподавания в высших учебных заведениях, причём, не только на территории государства. По мнению руководителей Института, ставшие на путь исправления художники, музыканты и писатели обязательно должны нести свет культуры и другим арийским народам.
Один из бывших представителей «дегенеративного искусства», известный художник Вольфганг Айсманн, поделился своим огромным впечатлением от нового Института: «Я испытываю невероятную благодарность к фюреру и канцлеру Райха, - во всеуслышание заявил живописец, – за данный мне шанс исправить поведение!»

Диверсант криво усмехнулся, бросая газету на пол: чёрт бы побрал этого фюрера и канцлера! Если в его мире Адольфу Гитлеру не получилось снискать признание современников на художественном поприще – ни до войны, ни, тем более, после, – то здесь он уже вовсю определяет и диктует «золотые каноны» искусства! «Конечно, - подумалось Блацковичу, - доктор Геббельс устраивал массовые сожжения произведений «неугодного искусства», но, чтобы размахнуться на такую широкую ногу, как основание подобного Института!.. Дьявол, для этого нацисты должны были победить! И теперь, естественно, Райхстаг пытается заправлять любым проявлениям прекрасного, что, в свою очередь, является неотъемлемой частью пропаганды определённых идей… Да уж, «дегенеративное искусство»! – вновь скривил губы американец. – Чем дальше, тем печальнее! Этот мир действительно нуждается в спасении!»
Не обнаружив более ничего, достойного внимания, он направился по тоннелю дальше, держась вдоль стены; несмотря на вполне приличное освещение, он несколько опасался соскользнуть в воду – увы, никаких ограждений или перил в тоннеле не имелось. Пройдя ещё около пятидесяти метров, он повернул направо – и вышел из-под арки на открытую площадку, откуда увидел стоявший на мосту погрузчик! Итак, он сделал полукруг под улицей, оказавшись почти вначале своего пути!
Блацкович огляделся: при желании, он мог проплыть к оставленной машине – и выбраться из воды на полуразрушенный причал; для достижения этого ему потребовалось бы не более нескольких хороших гребков. Однако, соваться в холодную воду не было никакой охоты: подобным образом он предпочитал решать задачи лишь в случае крайней необходимости. Конечно, позже можно вполне обсохнуть у любого пожарища, только вот сперва понадобится перебить всех шамблеров… Да и потерю времени это займёт колоссальную! Нет, Блацкович решительно отверг пришедшую в голову мысль; не лучше ли пройти дальше по каналу – возможно, он сумеет обнаружить более приемлемый выход?
Сказано – сделано: «Би Джей» пересёк каменную площадку – и вновь углубился в тоннель. «Благо, что хоть здесь нет воскресших тварей! – обрадованно подумалось ему. – Видимо, что-то отпугивает их от воды – может, элементарное неумение плавать?» Так или иначе, он не стал долго задаваться этим вопросом: тоннель раздваивался – и ему надо было выбрать новый маршрут движения.
Согласно привычке, американец повернул направо; однако, пройдя не более полусотни метров, был вынужден вернуться обратно: тоннель заканчивался глухой стеной, по которой можно было взобраться по лестнице – только, увы! – выход наружу был намертво запечатан крышкой, причём, как он обратил внимание, не просто закрытой на ключ, но и наглухо заваренной электросварочным аппаратом! Следовательно, разведку в этом направлении можно было считать законченной, пришлось возвращаться к развилке…
Не падая духом от первой же неудачи, Блацкович последовал по другому ответвлению – и спустя минуту вышел к похожей лестнице; лишь подняв голову, он увидел, что крышка люка вверху откинута. Тогда он, стараясь не шуметь, вылез на поверхность – и осторожно осмотрелся по сторонам.
Оказалось, что технический ход вывел его не куда-нибудь, а в самый угол дворика за площадью: помещение, определённое им как караульня, отныне находилось буквально перед его глазами; сам люк располагался у стены, уставленной бочками да ящиками, поэтому вряд ли едва поднятую над поверхностью голову Блацковича можно было заметить. Американец тут же увидел, что поблизости от него нет ни единого врага: шамблеры, последовавшие за ним со всего двора, как только он показался из дверей бывшей бакалейной лавки, всей толпой собрались у моста, где они, собственно, и потеряли из виду потенциальную жертву… Никто из неприятелей не шлялся по периметру; мёртвые нацисты лишь слегка покачивались из стороны в сторону, иногда стукаясь друг о друга плечами – ну, прямо как в американских фильмах о зомби! Кроме того, он отлично понимал: стоит хоть одному из них определить его местоположение, как вся толпа неминуемо последует в его направлении. Значит, необходимо действовать достаточно быстро, а не бегать по подземному тоннелю с одной стороны площади на другую, подстреливая хотя бы по десятку супостатов за каждый раз…
Блацкович лишь навскидку определил их количество, как «несколько десятков», попутно прикидывая, что бросок гранаты на тридцать метров – вполне посильная для него задача. Взрыв не мог причинить никакого вреда его погрузчику, поскольку тот находился аж за мостом; а если от гранаты пострадает бакалейная лавка, а не только шамблеры, то это его ничуть не занимало – невелико разорение, если и в без того разрушенном городе одними-другими развалинами станет больше... Блацкович, держась левой рукой за поручень, слегка пригнулся, подтягивая правой сумку, из которой достал свою адскую машинку. У него в наличии было три гранаты – и он, при необходимости, готов был закидать ими толпу восставших покойников.
Разведчик, прикрываясь стоявшими перед люком бочками, на четвереньках выбрался на поверхность – и, как следует размахнувшись, бросил в неприятелей первый подарочек. Граната преодолела положенное расстояние, упав в гущу шамблеров; рвануло так, что, пожалуй, треть противников мгновенно выбыла из игры: часть из них разлетелась по ту сторону парапета, грохнувшись в водоканал, другая – причём, куда большая – превратилась в мясной фонтан, брызги которого едва ли не достигли убежища Агента Второго. Впрочем, он не стал дожидаться, пока оставшиеся твари придут в себя и заметят его: вторая граната полетела следом за первой…
А затем американец, увидев и мгновенно оценив последствия обоих взрывов, решил больше не прятаться: он подскочил на ноги, поудобнее устроив на бочке автоматическую винтовку.  Заметно поредевшая толпа врагов уже не представляла для него большой опасности – и Блацкович принялся точными выстрелами избавляться от, наконец, заметивших его неприятелей.
Ему пришлось сделать не более двух десятков выстрелов – и на площади не осталось ни одного шамблера; лишь после того, когда в секторе не осталось ни одной движущейся мишени, Блацкович покинул укрытие, ступив на только что отвоёванный участок.
Двигаясь вдоль стен одноэтажных домиков, стоявших по берегу водоканала, американец удерживал в поле зрения весь двор; правда, он миновал караульню и узкий проход меж строениями от ворот остался у него за спиной, но Блацкович не сомневался: стоит ему убедиться, что угроза миновала – и он обязательно вернётся сюда на погрузчике… К тому же, переход на смежный участок был возможен только через запертые ворота, причём, двойные... Как ни крути, ему всё равно придётся отыскивать способ открыть их.
Осмотрев изнутри ближайшее двухэтажное строение, двери которого были сорваны с петель, Блацкович понял, что попал на лодочную станцию: нижняя часть помещения удерживалась над водой при помощи старых деревянных балок, к которым вели подмостки; к ним же были привязаны несколько лодок. Две смежных комнаты представляли собой мастерскую, набитую столярными и слесарными инструментами, сложенными в углу спасательными кругами, развешанными по стенам сетями, вёслами и прочим рыболовным скарбом. В дальнем от входа помещении Блацкович обнаружил несколько канистр, в которых оказалось вполне сносное горючее. «Итак, этот домик скоро взлетел бы на воздух и без моего вмешательства, - подумал он. – Крыша его в недолгом времени прогорит – и обвалится; полыхнёт так, что не останется камня на камне…»
На второй этаж вела широкая лестница; помещение оказалось личными апартаментами проживающего здесь до выселения смотрителя станции. Осмотревшись, Блацкович увидел старинную кровать под балдахином; большой стол, заваленный какими-то бумагами, векселями и квитанциями; узкое четырёхугольное зеркало, висевшее между разбитых окон, распахнутый шкаф для одежды… На одном из подоконников, рядом со столом, он увидел валявшуюся газету, оказавшуюся одним из столичных изданий – и, что странно, также довольно старым! «И что у людей за привычка собирать допотопную периодику!» – удивился он, листая страницы в поисках чего-нибудь примечательного. И, будто согласно его желанию, на одном из последних листов он нашёл небольшую статью, относящуюся непосредственно к Вульфбургу, которую прочёл с саркастической улыбкой:

Статья «Вульфбург помогает раненым солдатам»
Вульфбург, 7 января 1945 года
Больница Вульфбурга – одна из множества больниц Третьего Райха, специализирующихся на лечении раненых в сражении солдат. Главный врач, доктор Иоганн Франке, рассказал нашему корреспонденту, какую гордость он испытывает, заботясь о героях войны. «Каждый день я с радостью иду в больницу, зная, что мне предстоит труд на благо этих патриотов, - заявил доктор в интервью нашему корреспонденту. – Эти мальчики больше всего на свете мечтают скорее восстановить силы – и вернуться на фронт. Конечно, наши доктора и сёстры всеми силами готовы помочь им в этом!»
По словам доктора Франке, за последний год число раненых значительно сократилось. «Это с очевидностью доказывает, что мы выигрываем войну – и, дайте срок, победим окончательно! Скоро у нас совсем не останется пациентов!» – широко улыбнулся он, демонстрируя корреспонденту списки идущих на поправку солдат.

«Чёрт возьми! – злобно ухмыльнулся Блацкович, возвращая газету на подоконник. – Да если бы вам только стало известно, уважаемый эскулап, в кого превратятся ваши подопечные через годик, схватились бы за голову! Причём, ни где-нибудь на войне, а здесь, в Вульфбурге!..»
Спустившись по лестнице, диверсант вновь вышел на улицу: за время его отсутствия ничего не изменилось – враги не шлялись по площади в поисках новых жертв… Блацкович преодолел расстояние до поворота направо – и, перейдя мост, уселся в погрузчик: можно было смело двигать к воротам!
Теперь его продвижению ничего не мешало: взрывы гранат не только уничтожили крылечко бакалейного магазина, но и основательно сдвинули в сторону легковой автомобиль, ранее создававший препятствие для его гусеничной машины. Агент Второй ловко объехал его останки; ему даже не пришлось задействовать погрузчик по прямому назначению – убрать с дороги ненужных хлам… Повернув налево, Блацкович вырулил на площадь – и, остановившись возле решётчатых ворот, вновь оставил машину.
Он присмотрелся к железным прутьям, преграждающим ему путь: да, толщина каждого из них – не менее двух пальцев; вряд ли погрузчик сможет также легко выломать их, как до того справлялся с деревянными воротами… Значит, необходимо пройтись по всему двору – и найти место, откуда можно открыть эти чёртовы железные створки!
Американец так и поступил: пройдясь вдоль стены, углубился в узкий проход меж домиков, который привёл его к заваленной камнями калитке; разрушения ближайших строений были столь значительны, что он просто не представлял себе, как преодолеть многометровый завал… Помимо этого, над его головой полыхало столь сильное пламя, что Блацковичу захотелось убраться оттуда, да как можно скорее – ещё не хватало насквозь прожариться!
Таким образом, оставалось единственное строение, где он ещё не побывал – караульня. Недолго думая, он обошёл здание со стороны площади, чтобы не путаться на задворках – и вышел прямо к его выломанным дверям; как ни странно, вход в помещение находился совсем неподалёку от лаза, через который он, собственно, попал на площадь… Видимо, сражение с шамблерами отвлекло его внимание, и он упустил эту деталь из виду.
Стоило ему войти внутрь, как он мгновенно убедился в двух вещах, последней из которых – особенно обрадовался: здание действительно выполняло функции караульной, на что указывали бойницы в простенках, а главное, в передней части помещения находился механизм, встроенный прямо в бетон, снабжённый длинным рычагом – наподобие тех, какие открывали ему центральные ворота замка «Вольфенштайн»! Лишь заметив это приспособление, Блацкович счёл задачу решённой: вряд ли находящееся здесь устройство открывает что-нибудь другое! Чтобы не тянуть время понапрасну, он приблизился к рычагу – и рванул его на себя, наблюдая за воротами сквозь решётчатые окна караульни; да, они немедленно дрогнули – и со скрипом разошлись в стороны.
Можно было выдвигаться, однако, Блацкович вовсе не спешил покинуть помещение: оно оказалось не только складом провизии, но и всевозможного огнестрельного оружия – здесь имелось несколько лежавших на столах автоматов; в ящиках, составленных вдоль стен, находились гранаты, патроны для «Бомбеншусса», «Люгера» и даже два ручных гранатомёта с полным боезапасом. Американец ликовал: в поисках управления воротами он зашёл именно туда, куда следовало! Он пополнил имеющийся арсенал, попутно решив сделать небольшой перерыв, отведя себе несколько минут на приём пищи, которой вокруг было, хоть отбавляй: хлеб, молоко, консервы, даже конфеты… Имелось даже несколько бутылок шнапса, к чему, естественно, разведчик не притронулся.
Здесь же, на одном из столов, он обнаружил запечатанный конверт с неизвестным ему адресом где-то в Гамбурге; надорвав его, Блацкович развернул сложенный вдвое лист бумаги – и ознакомился с рукописным посланием, подтвердившем его самые невероятные предположения касательно последних событий:

Письмо Хельмута Вельтманна 
Юлия, любимая моя дочь!
Я начал писать это письмо в надежде, что смогу его вручить тебе самолично. Ныне же, боюсь, этому не бывать.
Тем утром, столько месяцев назад… Мне было так тяжело с тобой расстаться! Я надеюсь, ты поймёшь… Прости меня, родная! Но ведь на мне лежит долг перед Отечеством!
Я заперся в оружейной. Забаррикадировал вход, чтобы укрыться от чудовищ, которые рыскают снаружи. Еды, вероятно, хватит на несколько дней. Если будет на то воля божья, может быть, я выживу. Но, говоря откровенно, это вряд ли…
Офицер Эберхард взорвал каменную дверь динамитом. Но это было лишь началом кошмара! Одному из солдат – моему старому другу Фрицу Бауманну – упал на голову камень с потолка. А затем из разверзшегося прохода начало что-то просачиваться. Какой-то газ… Мы выбрались из развалин, унося с собой раненого товарища.
Позднее, этой же ночью, Фриц скончался в лагерной палатке от полученной раны. Я был с ним до конца... Уходя, я вдруг услышал ужасный вопль, а потом – раздались крики врача, который должен был позаботиться об умершем. Я бросился назад – и увидел его! Фрица, который – ты не поверишь, девочка моя! – стоял на ногах! А ведь всего за пару секунд до того он был мёртв, я в этом абсолютно уверен, дочка! Двигался он как-то странно, шаркающей походкой. Шёл прямо на врача, протянув к нему руки, будто две клешни. Бедняга пытался защититься, но эта мёртвая тварь попросту разодрала ему горло. Я и стоявший на дежурстве Зильберштайн расстреляли его почти в упор. 
Знаю, милая, что это звучит отвратительно, но я просто обязан всё записать! Ты уже взрослая, ты поймёшь… Если когда-нибудь поверишь моим словам.
Мне и ещё нескольким товарищам удалось вырваться с раскопок: охраняемый нами периметр превратился в сущий ад! Один из учёных, участвовавших в экспедиции, по дороге в город объяснил мне, что этот газ представляет из себя некий «биологический агент». Он, по его словам, поражает мозг недавно умерших людей. Обрекает их на убогую «жизнь» после смерти, в которой у воскресших лишь одна цель – нести смерть и разрушение. Этот учёный ещё что-то говорил про то, как этот газ можно использовать в военных целях, но я перестал слушать. Менее часа спустя он тоже погиб… как и остальные, бежавшие со мной в Вульфбург, друзья. И ничто на свете не заставит меня рассказать тебе, каким образом...
Я так тоскую по тебе, доченька! Приложу все силы, чтобы выжить. Но, даже если мне не суждено присутствовать при том радостном моменте, когда тебя примут в Союз немецких девушек, знай: я всегда буду с тобой! Навеки, в твоём сердце…
Любящий тебя отец,
Хельмут Вельтманн

«Так вот почему двери караульной оказались выломанными! – тут же догадался Блацкович, откладывая прощальное письмо на место. – Увы, несчастному Хельмуту Вельтманну пришлось разделить судьбу своих сослуживцев… Но, чёрт меня побери, даже находясь в крайнем отчаянии, он нигде не упоминает виновницу случившегося, эту ведьму фон Шаббс! И это – несмотря на то, что человек открыто признаётся в том, что фактически дезертировал со службы, спасаясь от неминуемой гибели!..»
Американец поднялся из-за стола, пройдя через помещение к выходу, где, находясь под впечатлением от только что прочитанного, невольно посмотрел на сломанные снаружи двери караульной: действительно, по ним молотили до тех пор, пока не разнесли голыми руками… Мёртвыми, не знающими жалости, руками… Он неожиданно вздрогнул, представив себе разыгравшуюся в помещении трагедию… И содрогнулся ещё сильнее, предположив, что станет с этим миром, если вызванные Хельгой адские силы перехлестнутся через стены проклятого города.
Глубоко вдохнув, Блацкович пересёк площадь; сел в погрузчик – и минутой позже разнёс его вилами деревянные ворота, преграждавшие проход на смежную локацию. «Кстати, - подумал он, управляя машиной, - настоятельно советую тебе воздерживаться от глубоких вдохов, Билли Бой! Ведь неизвестно, сколько зелёной дряни попало тебе в лёгкие – и сколько времени должно пройти, пока ты от неё избавишься…»
Как только пала очередная преграда, он оказался в небольшом дворике – и, наконец, увидел, что цель путешествия достигнута: справа и слева от него полукругом возвышались одноэтажные и двухэтажные домики, а перед ними, на небольшой площади, находились широкие ступени старинной лестницы, ведущей к здоровенным металлическим воротам, построенным, вероятно, много сотен лет назад: за воротами виднелись руины огромного собора, местами разрушенные древние склепы, часовни и усыпальницы, крыши которых были украшены статуями ангелов и святых. Итак, вход в «Осквернённую церковь» и находящееся за нею проклятое кладбище обнаружен…
Однако, перед тем, как Блацкович покинул машину, чтобы внимательнее ознакомиться с новым сектором, ему пришлось выдержать недолгое столкновение с десятком шамблеров, до его внезапного появления бесцельно плутавшим по двору. Не вылезая из погрузчика, Агент Второй расстрелял их из автомата, после чего ступил на каменную мостовую, ведущую прямо к воротам.
К сожалению, ворота древней конструкции были накрепко заперты; Блацкович обошёл весь участок полукруглого двора вдоль высокого забора, увы, так и не найдя ни малейшей возможности попасть на ту сторону: несмотря на общие городские разрушения, старинный забор превосходно выдержал землетрясение – и, несмотря на многочисленные трещины в стенах, выглядел довольно прилично. Правда, пройдясь по периметру до противоположного конца, американец обнаружил в дальнем углу забора маленькую боковую калитку, запертую на ключ; это вдохнуло в него надежду – её можно попробовать подорвать гранатой… В любом случае, к церковным руинам он теперь точно попадёт!
Кстати, изучая периметр, он вернулся к машине по правой стороне двора, попутно осматривая окружавшие его строения; неподалёку от углового дома располагался маленький базар – всего из нескольких лотков – на котором, по всей видимости, не так давно продавали цветы, погребальные венки и свечи для посетителей кладбища, он увидел прикреплённый под горящей крышей одноэтажного домика стенд, на котором трепетало несколько бумаг. Блацкович приблизился: это были объявления, информирующие о самом разном – от повышения цен на погребальные венки до продажи новых кладбищенских участков; впрочем, среди них нашёлся документ, привлекший его внимание: им оказалась газетная вырезка, которую кто-то из местных посчитал достаточно актуальной информацией для того, чтобы разместить её на стенде. Пригнувшись под крышей, разведчик при свете пламени прочитал следующее:

Статья «Археологи изучают руины Вульфбургской церкви»
Вульфбург, 13 февраля 1946 года
Команда археологов, под руководством прославленной Хельги фон Шаббс, превратила развалины древней вульфбургской церкви в нечто похожее на раскопки в Долине царей.  «Это прекрасный город, а его жители – едва ли не самые гостеприимные в Райхе, - сказала фрау оберштурмбаннфюрер СС фон Шаббс, улучив момент в достаточно занятом собственном расписании, чтобы поделиться впечатлениями с нашим репортёром. – Но кроме того, Вульфбург хранит множество тайн и секретов, которые могут оказаться важными для будущего нашей великой нации.»
Мы расспросили некоторых горожан, которые, как оказалось, были очень довольны столь повышенным интересом выдающихся учёных к истории Вульфбурга: ведь для них это ещё один повод гордиться родным городом!
Тем не менее, в их числе есть люди, не разделяющие общего энтузиазма. «У наших пращуров наверняка имелись веские причины для того, чтобы сжечь древнюю церковь, - утверждает фрау Эльза Штёвер, одна из старейших жительниц города. – Прошлое есть прошлое, и не стоит его ворошить, вот что я вам скажу!»

«Прямо не в бровь, а в глаз! – подумал Блацкович, прекращая чтение. – Понятно, что занятия фон Шаббс были далеко не в радость старожилам, трепетно относящихся к древним легендам…»
Заметив открытую дверь в доме напротив, он отправился осмотреть помещение; поднявшись по лестнице на крыльцо, он вошёл в большую комнату – и тут же возблагодарил судьбу, направившую его стопы в это место: оказалось, что он попал в апартаменты администрации вульфбургского кладбища! Или, как минимум, в контору кладбищенского сторожа... что, в принципе, было одно и то же. В выстроившихся вдоль стен стеллажах Блацкович обнаружил картотеку захоронений граждан городка за последнюю пару сотен лет; а главное, что на одном из столов комнаты он увидел связку ключей – и тут же подумал о боковой калитке в заборе, которую недавно намеревался взорвать! Диверсант взял ключи – и уже собирался покинуть помещение, как вдруг в наушниках неожиданно раздался голос Кесслера:
- Вы ещё живы, агент Блацкович? Приём!
- Я в полном порядке, Людвиг! – немедленно отозвался «Би Джей», выходя на крыльцо. – Что там у вас? Где вы находитесь?
- Я в воздухе, - послышалось в ответ лёгкое покашливание. – Как и обещал, я захватил цеппелин… Теперь направляюсь в Берлин, чтобы разбрасывать листовки...
- Вы совсем спятили, Кесслер! – перевёл дух Блацкович – и, мгновением позже, добавил. – Но, чёрт возьми, как вам это удалось сделать, дружище?
- Легко, агент Блацкович, - ответил мужчина. – После случившегося в Вульфбурге апокалипсиса – даже не знаю, как ещё назвать подобные разрушения – большинство нацистов, увидев, что происходит вокруг, попросту сбежали со своих постов… или погибли, сражаясь с напавшими на них адскими тварями. Мне удалось пробраться к дирижаблю без всяких приключений – и, ничуть не приукрашивая рассказ, без них же им завладеть: охрана и научный персонал, находившиеся до начала катастрофы на цеппелине, разбежались, наверное, ещё до моего появления… Мне оставалось подняться на борт – и вот, я у руля этой штуковины! Пожелайте мне счастливого полёта…
Блацкович умолк, обдумывая услышанное; после, собравшись с мыслями, он произнёс, обдумывая каждое слово:
-  Людвиг, я, конечно, вам не судья, однако… Вы можете ещё много лет помогать сопротивлению, если откажетесь от задуманного! Вы – профессиональный разведчик, столько времени работавший под прикрытием; посчитайте, сколько лет вы водили за нос доверявших вам гитлеровцев!
- Я знал, что живым не выберусь, - в наушниках послышался глубокий вздох. – Такое странное ощущение: беззаботно двигаться навстречу концу… Но я чувствую… как это сказать по-английски… Глюкзелихкайт... Блаженство! Надеюсь, когда-нибудь и вы это испытаете, друг мой! 
- И я на это очень надеюсь, Кесслер! – ответил «Би Джей», рассматривая через окно с выбитыми стёклами останки «Осквернённой церкви», которые – даже после многосотлетней разрухи – продолжали выглядеть величественно. – Как и на то, что мы с вами ещё увидимся, дружище!
- Лучше скажите мне, вы встретились с Аннетой? – без всякого перехода спросил собеседник.
Американец обдумывал ответ в течение секунды:
- Увы, Людвиг, я не видел девочки, - произнёс он, впервые чувствуя себя отвратительнейшим образом; впрочем, ни за какие сокровища Оттона он не смог бы сказать проводнику ужасной правды. Блацкович разумно полагал, что поведать идущему на смерть приятелю о его воспитаннице, в настоящее время уже мёртвой – гораздо страшнее самой гнусной в мире лжи. – Может, ей всё-таки удастся найти подругу – и выбраться из пылающего города…
- Аннета, в каком-то отношении, всегда была непослушной! – добавил ничего не заподозривший Кесслер. – К тому же она просто вбила себе в голову, что её Катрин должна остаться в Вульфбурге! Но мы-то с вами понимаем, что подобная возможность имеет шанс не более, чем соотношение единицы к миллиону…
- Да, - подтвердил диверсант, решивший сменить неприятную тему и осторожно перевести разговор на дела насущные. – Кстати сказать, я только что обнаружил эту самую «Осквернённую церковь», Кесслер! Можно считать, что скоро встречусь с Хельгой фон Шаббс вторично…
- Замечательно, друг мой! – воодушевился его собеседник. – Вот видите, каждый из нас занимается предназначенным ему самой судьбой, агент Блацкович! И, поверьте мне на слово, товарищ: никуда от этого не деться!
- Наверное, камрад Людвиг! – Агент Второй пожал плечами, будто проводник мог не только слышать, но и видеть его действия. – Итак, ныне мы с вами отправляемся с ней на рандеву, не так ли?
- Прощайте, герр Блацкович! – вдруг воскликнул Кесслер – и связь с ним прервалась; как американец не старался вызвать его повторно, ни одна из попыток сделать это ни к чему не привела: кроме помех в эфире – ни звука…
Разведчик вышел на крыльцо, осматривая никак не изменившуюся за время его отсутствия площадь: ни живых, ни мёртвых врагов не было видно, поэтому он, решительно тряхнув связкой ключей, пересёк её, направляясь к заветной калитке. Выбрав ключ, наиболее остальных подходящий к замку, он дважды повернул его в замочной скважине; старая дверь со скрипом распахнулась, открывая ему путь на территорию древнего святилища. «Странная география у этого мира, - подумал Блацкович, разглядывая широкую мостовую, ведущую к очередной широкой лестнице, окружённой разрушенными колоннами, некогда поддерживавшими высокие своды строения. – То Вульфбург и Падерборн находятся по соседству с Айзенштадтом, то «Осквернённая церковь» не требует к себе тайного прохода через подземные тоннели, как это было в моей вселенной… Если у нас строение почти полностью сохранилось – и, чтобы попасть в него, необходимо было преодолеть массу горных и водных преград, то здесь – пожалуйста: церковь разрушена почти до основания и пройти к ней можно без каких-либо проблем…»
Впрочем, строго говоря, назвать бывшее святилище церковью не поворачивался язык: некогда это был самый настоящий собор! Вполне вероятно, его строительством занимался сам Оттон Великий – и для каких целей была нужна столь огромная конструкция в городишке, не превышающем по тем временам несколько сотен человек?! Почему именно здесь им было выбрано место для строительства грандиозного замка, получившего название «Вольфенштайн»?! Неужели для того, чтобы крупный гарнизон его мог наблюдать за церковью, а при необходимости – помещать чему-то подняться на поверхность из расположенных под нею катакомб?!
Поднявшись по лестнице, Блацкович увидел, что дальнейший путь его лежит по правую сторону развалин древнего храма: левая часть строения была полностью разрушенной – упавшие набок колонны и обвалившиеся за столетия стены святилища не позволяли ему увидеть противоположный коридор. Оставалось идти прямо, огибая останки сооружения; может быть, удастся обойти территорию – и выбраться дальше, непосредственно к раскопкам…
Тем не менее, даже в столь заброшенном месте, одиночество американца оказалось весьма непродолжительным: в небольших, заваленных камнями залах – прямо по курсу его следования, – в которых некогда располагались часовни тех или иных святых, он увидел с десяток шляющихся шамблеров; те также заметили непрошенного гостя – и немедленно двинулись по направлению к человеку. Блацковичу пришлось немного ретироваться, чтобы перестрелять врагов из снайперской винтовки, пока те не приблизились к нему; впрочем, разобравшись с неприятелями и преодолев несколько почти полностью разрушенных помещений, диверсант, выйдя за очередной поворот, наткнулся на ничуть не меньшее количество воскресших покойников, бродивших возле вполне современных деревянных ворот, обитых стальными пластинами. Несомненно, за ними находилось нечто важное, однако взобраться на них по развалинам не было никакой возможности: забор оказался довольно высок, причём, по всей линии его протяжённости не имелось никаких вспомогательных для этого материалов – ни поваленных колонн, ни обломков давным-давно упавших стен конструкции… Однако, времени на сиюминутные рассуждения по поводу проникновения на смежную территорию явно не хватало: проклятые шамблеры, увидевшие появление человека, дружно попёрли на него – и ему вновь пришлось отступить на прежнюю позицию, уничтожая неприятелей одного за другим.
Разобравшись с противниками, Блацкович беспрепятственно вернулся к воротам – и обратил внимание, что подход к ним был сознательно расчищен от многосотлетнего мусора: булыжники аккуратно сложены в кучи по бокам от окованных дверей, пространство перед ними прекрасно освещалось двумя портативными прожекторами… Увиденное навело его на мысль, что это сделано неспроста: видимо, у нацистов имелись веские причины для проведения подобных работ. А если так, то, значит, должна иметься прямая связь между этими – современными, деревянными – воротами и запертым входом в руины церкви со стороны площади, уцелевшим с незапамятных времён. Подобный вывод напрашивался сам по себе: американец – за время своего путешествия по улочкам города – преодолел уже не одни такие ворота, что позволяло очевидно предположить единственный путь для следования погрузчика, специально затребованного из замка на раскопки! Следовательно, старинные металлические ворота, давным-давно служившие входом в «Осквернённую церковь», должны каким-либо образом открываться, иначе в задумке нацистских археологов просто не было никакого смысла: у погрузчика не было крыльев, чтобы перелететь на раскопки через забор! В том, что за ним находится заброшенное вульфбургское кладбище, у Блацковича не было ни малейших сомнений: как раз по обе стороны ворот имелось по частично сохранившимся двум статуям ангелов, державших в поднятых руках кресты, на перекладинах которых вполне просматривалась небезызвестное для подобных мест латинское выражение: «Sic transit gloria mundi». «Так проходит мирская слава! – вспомнил американец, отчасти знакомый с крылатыми латинизмами. – Средневековый католический деятель, Фома Кемпийский, немец по происхождению, одарил мир этой знаменитой формулировкой… Но, если церковь была уничтожена ещё тысячу лет тому назад, а монах-августинец писал о бренности мирской славы в пятнадцатом столетии, значит, церковь всё же перестраивалась?! Получается, что для этого ещё в Средневековье имелись веские причины; следовательно, кое-какие предания о тайных сокровищах короля Оттона просочились-таки в народ – и жадные до наследия первого императора Священной римской империи люди не жалели сил и средств для овладения древними секретами…»
Убрав за спину «Бомбеншусс», боеприпасы к которой были практически на исходе, Блацкович вытащил из-за пояса пистолет: судя по имеющимся в наличии патронам, он вполне сможет отправить на тот свет около полусотни неприятелей! Скользнув вдоль ворот, он проследовал по расчищенной дороге по левую сторону церкви, куда ранее не мог пробраться из-за мешающих продвижению непроходимых завалов. Внимательно озираясь по сторонам, разведчик прошёл несколько десятков метров, петляя вдоль почти полностью разрушенных стен – и оказался у закрытых металлических ворот, за которыми на площади стоял его погрузчик. За колоннами, справа от входа, он увидел открытую армейскую палатку, вход в которую освещался стоявшим рядом прожектором; ни в ней, ни вокруг неё диверсант не увидел ни одного неприятеля. Он приблизился к конструкции – и быстро осмотрел её содержимое.
Ему несказанно повезло: видимо, сооружение являлось не только складом обнаруженных в руинах церкви старинных предметов – статуэток святых, погнутых серебряных дароносиц, полусожжённых книг – аккуратно размещённых на трёх расставленных по её левой стене столах, но и оружия, чему Блацкович обрадовался более всего. В его руках оказались почти нетронутые ящики, наполненные боеприпасами для штурмовых винтовок и «Бомбеншусса», что, собственно, и послужило основой для предположения, что палатка установлена среди руин относительно недавно. Пополнив боезапас, американец, мельком осмотрев собранную археологами коллекцию артефактов, наверняка готовую к отправке на дирижабль, перешёл к ящикам столов – и в результате непродолжительного поиска стал обладателем картонной папки, набитой многочисленными бумагами. «Би Джей» пролистал какие-то бухгалтерские счета, расписания смены караула на участке, сведения о поставках на раскопки продовольствия, динамита и топлива… Вдруг глаза его округлились: среди бумаг ему попался документ, написанный весьма знакомым женским почерком; Блацкович вполоборота повернулся к свету прожектора – и ознакомился с длинным, интригующим текстом:

Записка Хельги фон Шаббс
Декабрь
Происходящее в Вульфбурге становится всё загадочнее. Я полагала, как и многие историки до меня, что город погиб во время вторжения варваров. Увы, в свете полученной мной последней информации, эту версию смело можно сдать в архив... Итак, более рациональная теория: город разорили по приказу короля Оттона! Почему? Чем провинились горожане? О том нет никаких подробных сведений, кроме того, что город был уничтожен внезапно и быстро… Вульфбург был восстановлен лишь несколько десятилетий спустя. Складывается впечатление, что информация о тех событиях умышленно стёрта из истории… Множество тайн, должно быть, было погребено под золой и пеплом!
Недавно, прогуливаясь по улочкам города, подслушала разговор старожилов, обсуждавших события тех незапамятных времён; они поминали великанов и демонов. Простые сказки простых людей!.. Но, как всегда, в этих сказках содержится зерно истины. Нужно продолжать исследования.
Для этого пришлось – в течение почти недель – практически жить в Вульфбурге, расспрашивая стариков и старух на предмет чего-нибудь интересного. Мной собрано немного, но есть, от чего оттолкнуться: оказывается, ещё до начала войны в городе проживал некий священник, по имени Григорий, который, по заверениям моих многочисленных собеседников, весьма живо интересовался древними легендами Вульфбурга. Служил он в новом храме, построенном около сотни-двух лет тому назад неподалёку от базарной площади, но неизменно посещал руины «Осквернённой церкви», где его неоднократно видели прихожане. Иногда он прогуливался по территории кладбища, откуда его замечали возвращающимся в довольно позднее время суток. В разговорах со мной старики отметили странную вещь: оказывается, священник задавал им почти те же самые вопросы, с какими к ним теперь пристаю и я! Было это около пятнадцати лет назад… Отец Григорий, согласно их рассказам, в частности, выведывал, с какой стороны от входа в древнее святилище мог находится алтарь святого Мартина. Зачем ему такие подробности, респонденты, естественно, не знали…
Не меньше загадок вызывает и неожиданная смерть священника: его окровавленное тело было обнаружено горожанами на старом кладбище лет за пять до начала войны; местные власти однозначно констатировали убийство, однако, совершившего это противоправное деяние обнаружить так и не удалось. Полиция подозревала недавно нанятого им для работ в церкви плотника, но, за недостатком обвинения и прямо указующих на него улик, работник был отпущен…
Не представляю себе, чтобы человек, столько времени занимавшийся старинными легендами, мог не оставить после себя никаких записей о собственных исследованиях! Надо хорошенько порыться в новой церкви да в его доме: может, мне удастся обнаружить какие-нибудь собранные им материалы? Необходимо поднажать и на старожилов города: пусть выкладывают мне всё до конца!
Снегопад всё усиливается. Может быть, сегодня я почитаю немного у камина. А завтра – ужин с Карлом! Ума не приложу: что мне надеть?!

Блацкович перевернул ещё несколько бумаг: ничего интересного, всё те же бухгалтерские отчёты… Однако, прочитанное вполне убедило его, что восстановлением церкви занимались, согласно его не столь давнему предположению, неоднократно, что как раз подтверждалось записями Хельги фон Шаббс. Вот и какой-то священник, видимо, кое-что прознавший о тайнах древнегерманского короля, попытался проникнуть в них, самостоятельно распутывая клубок древних загадок… Поэтому вовсе неудивительно, что расследование закончилось его загадочным убийством, а виновник случившегося так и не был найден властями… «Что-то определённо есть в этих средневековых катакомбах! – подумал Блацкович, продолжая листать документы и одновременно с тем рассуждая о делах насущных. – Чёрт возьми, прошло столько лет, а люди до сих пор не устают лезть не в своё дело, кем бы они не являлись: академическими историками, любопытными священниками – или фанатиками, мечтающим дорваться до власти, чего, несомненно, жаждет фрау оберштурмбаннфюрер СС!» Ему на память пришли слова Кесслера о том, что Хельга, наплевав на осторожность, суёт палку в прогнившие кишки Вульфбурга с бессердечным любопытством неразумного дитяти – действительно, точнее и не скажешь! Но, если при этом случится нечто невообразимо плохое, возможная катастрофа отразится не только на ней: под удар будет поставлено множество человеческих жизней! Впрочем, поздно говорить о «возможной катастрофе»: город уже лежит в руинах, сквозь его трещины сочится неизвестный зеленоватый, описанный в древних манускриптах, газ, а по улицам толпами шастают воскресшие покойники… Если этого Хельге ещё недостаточно, то и говорить больше не о чем!
Другим – и последним в папке документом, заинтересовавшем агента – был странный отчёт офицера СС, озаглавленный по-военному «рапортом»; американец вновь пригнулся к свету – и быстренько прочитал его:

Рапорт офицера СС
14 февраля 1946 года
Герр штурмбаннфюрер СС Йегер!
Спешу доложить Вам, что в последнее время на объекте происходит много непонятного. Когда я, комментируя свои подозрения в связи с загадочными событиями последних дней, позволил себе обратиться к офицеру Эберхарду, он меня высмеял – и предложил написать фрау оберштурмбаннфюреру СС лично. Я же, со своей стороны, как раз заинтересован, чтобы мои слова никоим образом не достигли ушей фрау фон Шаббс; а если так получится, то пусть уж она услышит это из уст человека, которому я всецело доверяю! Полагаю, что Вы не забыли нашей давней дружбы ещё по африканскому корпусу, майн герр?
Всё началось шесть дней назад, когда из недавно открытого участка подземного лабиринта не вернулся эсэсманн Равке; четверо его сослуживцев – их фамилии я приложу Вам следующим письмом, если Вы дадите делу ход и прикроете меня перед фрау оберштурмбаннфюрером – клянутся, что они покинули раскопки впятером! Я основательно допросил всю четвёрку, однако, солдаты твёрдо настаивают на своих показаниях: тоннель они прошли все вместе, а в лифт их вошло только четверо. При этом каждый из них настаивает на необъяснимом ощущении: резкая головная боль, а затем – короткий провал в памяти.
Естественно, я послал в катакомбы взвод автоматчиков, причём, вернувшиеся люди даже ни словом не обмолвились о каких-нибудь неполадках со здоровьем. Тем не менее, пропавшего Равке они не обнаружили: ни его самого, ни его следов.
Два дня назад – очередная неприятность: в том же месте пропал доктор Хильшер, составлявший план открытых нашей группой подземных коммуникаций. Доктор – весьма солидный, пожилой человек – отнюдь не шутник, каким, по словам его сослуживцев, был исчезнувший ранее эсэсманн… В случае с Хильшером история повторилась: охранявшие его солдаты – шестеро физически крепких и психически устойчивых парней – рассказывали едва ли не в один голос, что им достаточно было всемером приблизиться к лифту, как вдруг у всех закружилась голова и появились симптомы потери памяти, как о том докладывали предыдущие свидетели событий… Я пишу – свидетели событий, но… каких? И можно ли подобное назвать свидетельством, если человек – даже целые группы людей! – ничего не в состоянии толком поведать о случившемся в древних тоннелях?
Мне удалось погасить ненужные сплетни среди солдат, болтающих о занятиях фрау оберштурмбаннфюрера древней магией. Не сомневаюсь, что – даже в случае того, что её увлечения чистая правда – она никоим образом непричастна к исчезновению людей на участке. В конце концов, Дивизия Паранормальных Исследований СС для того и создана, чтобы расставить точки над «i» в таких сферах, где до сих пор бессилен научный опыт и формальная логика.   
Хайль Гитлер!
Искренне Ваш,
гауптштурмфюрер СС
Отто Гельдер

«Однако, судя по тому, что это письмо я обнаружил здесь, на раскопках, - рассуждал закончивший чтение Блацкович, - автор так и не решился отправить его Йегеру… Оно и понятно: даже туповатый Руди мог расценить подобное послание как назревающую панику в рядах Дивизии! Тут уж автора вряд ли спасла бы давняя дружба… Итак, отныне я вступаю в игру по совершенно неизвестным мне правилам: нахожусь на неведомой территории, иду по неведомому пути – и вообще, ежеминутно рискую столкнуться с чем только можно или нельзя вообразить! И если письмо офицера Гельдера могло вызвать лишь недовольство Йегера или бешенство руководителя Дивизии, то мне оно как раз послужит дополнительным предупреждением и путеводителем по раскопкам.»
Не найдя больше ни одной примечательной записи, Агент Второй положил папку под ноги, ещё раз оглядывая периметр: никого. Судя по состоянию боеприпасов, нацисты так и не успели ими воспользоваться в должной мере: содержимое ящиков было практически нетронутым. Видимо, последовавшее за динамитными взрывами землетрясение, вызвав из-под земли загадочный газ, застало врасплох работавших здесь учёных и охрану сектора; вероятно, оставшиеся в живых люди бежали отсюда, поодиночке или группами, как писал об этом унтершарфюрер Хельмут Вельтманн… Выходит, что именно спасавшиеся закрыли ворота как перед церковью, так и позади её – для того, чтобы воскресшие мертвецы не проникли отсюда в город… Увы, всё случилось с точностью наоборот: шамблеры прорвались дальше – и теперь хозяйничают в горящем Вульфбурге.
Итак, чтобы проникнуть дальше, за деревянные ворота, необходимо, прежде всего, избавиться от них. Для этого можно было прибегнуть к связке гранат, однако Блацкович не знал, что или кто ожидает его за ними; и это неведение вынуждало его действовать, по возможности, тише… Оставался единственных выход: требовалось открыть первые – металлические – ворота, которые отделяли его от площади; если ему удастся сделать это, то дальнейших проблем более не существует: он вернётся к погрузчику – и, совершив весьма недлительное путешествие по руинам древнего храма, разнесёт их в клочья вилами тяжёлой машины. Возможно, это будет громко, но не настолько, как взрыв гранаты… Следовательно, необходимо внимательно осмотреть средневековую конструкцию в поисках… чего-нибудь необычного.
Обойдя участок развалин, где некогда должен был располагаться центральный алтарь, Блацкович вскоре обнаружил закуток, где возле стены находился механизм, снабжённый длинным рычагом; несмотря на старинную конструкцию, некоторые её части были явно заменены современными металлическими деталями; вполне современно выглядела и сама рукоять рычага. Недолго думая, американец предпочёл поскорее узнать, каков будет эффект от перемещения рычага справа налево, резонно предполагая, что хотя бы одни из ворот должны отвориться; переведя рукоять в противоположное положение, он с нетерпением ожидал дальнейших событий.
И действительно: стоило ему убрать с рычага руку, как здоровенные церковные ворота содрогнулись – и стали со скрипом распахиваться; в течение полминуты их створки разошлись в стороны, открывая американцу куда ближайший выход на площадь, нежели тот, по какому оп попал в развалины «Осквернённой церкви» через дальнюю калитку в заборе. Итак, теперь он мог снова воспользоваться услугами тяжёлой машины: проехав на погрузчике через руины, Блацкович намеревался добраться до следующих, деревянных, ворот – и сокрушить их ударами стальных вил, как поступал прежде. Как он предполагал, за ними должно было находиться старинное кладбище, где и велись раскопки.
Забравшись в погрузчик, он, лихо управляя неповоротливой машиной, достиг цели не больше, чем за пять минут – и без лишней потери времени обрушил на ворота обе железные лапы. Не выдержав нескольких ударов, обе створки попадали с петель, поднимая собой целое облако пыли; глазам Блацковича предстал небольшой участок, не превышающий двух десятков квадратных метров, также обнесённый высокой стеной; в центре её располагались очередные ворота, на сей раз вряд ли уступавшие в возрасте самой церкви. Уже здесь он увидел около десятка могил, расположенных по обеим сторонам расчищенной дороги, упиравшейся в ворота; впрочем, американец не стал придавать повышенного внимания захоронениям, а сразу обозрел открывшуюся глазам новую территорию.
Как оказалось, ворота были не только заперты, но и забаррикадированы с его стороны здоровенными булыжниками, явно умышленно свезёнными сюда из церковных руин; среди них Блацкович обнаружил даже несколько могильных плит, которыми не побрезговали создатели баррикады, святотатственно вытащив их из близлежащих погребений или сорвав крышки с выдающихся над землёй саркофагов… Увы, даже взобравшись на эту ужасную баррикаду, у человека не было ни единого шанса дотянуться до края забора ни в одном месте по всей стене: высота её была слишком велика. «Ничего страшного! – подумал разведчик, осматривая двор в поисках подручных материалов. – Где наша не пропадала, верно, Билли Бой?»
Однако, как Блацкович не крутил головой по сторонам, ничего подходящего он так и не обнаружил: примыкавший к церкви задний дворик был совершенно чист – ни тебе лестниц, ни шестов, ни стенных разрушений… Разве что своротить вилами погрузчика какой-нибудь из крестов, пристроив его после этого к забору, но… В таком случае, он будет ничем не лучше тех людей, с которыми воюет!
Не зная, как решить возникшую перед ним задачу, он уселся на гусеницу погрузчика, продолжая поглядывать на вершину стены – как вдруг его осенила простейшая мысль: чего ради корёжить кладбищенские кресты, если можно подняться на стену по вытянутым вверх вилам погрузчика! Блацкович даже усмехнулся от внезапно пришедшей к нему идеи: она была столь очевидной, что, видимо, в первое мгновение ускользнула от него, ищущего более сложных путей…
Больше он не раздумывал: забравшись в кабину машины, он поднял вверх обе вилы – и когда они коснулись верха стены, выключил аппарат. Стараясь не делать неверных движений, осторожно выбрался из операторского кресла – и ловко влез по лапам погрузчика на стену. Оказавшись наверху, он пригнулся – и рассмотрел открывшуюся ему картину древнего кладбища, освещаемого лунным сиянием: высокие деревья, кое-где сохранившиеся на окружающих периметр холмах, каменные памятники, склепы и надгробия, тонущие в поднимавшихся от земли зеленоватых испарениях…
Блацкович посмотрел под ноги: в трёх метрах под ним расстилалась каменная мостовая, оказавшись на которой, можно легко спрятаться в тени усыпальниц… Он проверил своё бесшумное оружие, на мгновение задержал дыхание – и решительно прыгнул вниз.
Теперь возможности вернуться у него не было. Оставалось идти вперёд…

ГЛАВА 7:
РАСКОПКИ

Смягчая прыжок, Блацкович совершил кульбит в левую сторону от дорожки, вымощенной древним булыжником, прячась среди могил между старинной часовней и высоким дубом; приподняв голову из-за ближайшего саркофага, он внимательно осмотрел местность. Ночь была почти безоблачной, высоко зависший в небесах диск полной Луны великолепно освещал пространство: его глазам открылась дорожка, уводившая куда-то вглубь кладбища. По обеим её сторонам возвышались величественные склепы и усыпальницы, в тени которых вполне можно было надёжно укрыться от глаз неприятелей; в том, что таковых на участке было немало, Блацкович ни мгновения не сомневался. Враги могли находиться за любым из кладбищенских сооружений, поэтому приходилось пробираться вперёд как можно тише и медленнее.
Осторожно ступая среди могил и часовен, американец вскоре услышал голоса, раздававшиеся неподалёку; выглянув из-за высокого каменного забора, окружавшего какое-то захоронение, он увидел двух солдат, стоявших прямо на дорожке, спиной к нему; он неслышно подкрался к автоматчикам, укрываясь за древней поваленной на землю колонной, откуда мог рассмотреть спуск на внутреннюю территорию периметра и рассчитать свои дальнейшие действия.
Открывшийся ему с новой точки обзора сектор выглядел следующим образом: центральную часть кладбища занимал здоровенный котлован с оборванными краями, недра которого источали зловещие зеленоватые испарения; подобную картину можно было наблюдать почти по всему объекту – трещины в земле, время от времени плюющиеся неизвестным газом, находились практически везде – и на дорожке, и меж старинных построек; казалось, что лунный свет, падавший на грешную землю, постоянно колебался в его бесконечно исторгающихся миазмах… Прилегавшая к котловану площадка была хорошо расчищенной от древних захоронений: слева от его края стояла наблюдательная вышка, где острые глаза разведчика немедленно обнаружили фигуру офицера, глазеющего куда-то вниз и налево; проследив за направлением его взгляда, диверсант обнаружил за склепами комплекс вполне современных построек, состоявший из наскоро возведённого одноэтажного деревянного домика, работающего здоровенного агрегата, трубы которого уходили под опорами смотровой вышки в котлован, и небольшой палатки, вход в которую прекрасно освещался двумя керосиновыми лампами у входа. Возле палатки Блацкович заметил ещё одного офицера; тот что-то сказал стоявшему рядом солдату – увы, с расстояния более, чем полусотни метров он не мог расслышать его слов – и неспешно отправился в домик, скрывшись за его порогом; солдат, поправив на плече автоматическую винтовку, зашагал вдоль шумевшего агрегата в противоположную сторону. Плохо было и то, что строения в непосредственной близости от вышки хорошо освещались двумя прожекторами, установленными на её крыше.
Сам котлован в нескольких местах перекрывался узкими деревянными мостиками, на одном из которых – справа от вышки – прогуливался ещё один автоматчик; огибавшая сочащийся газом провал дорога уходила куда-то выше, петляя меж старинных усыпальниц. Внимательно оглядев участок, Блацкович понял, что, в случае необходимости, можно обойти территорию справа по мостикам над котлованом – и оказаться на дороге с противоположной стороны разрушенных могил. Из замеченных шестерых врагов – кто знает, сколько их здесь ещё?! – наибольшую угрозу представлял офицер на вышке, перед глазами которого весь периметр был, как на ладони. Конечно, он вряд ли мог отчётливо видеть дальний угол кладбища, откуда появился американец, но центральная его часть, несомненно, просматривалась врагом до мельчайших подробностей. Чтобы подобраться к неприятелю на смотровой башне, необходимо избавиться от двух автоматчиков, а потом, пригибаясь за вывороченными надгробиями и деревьями, проследовать к деревянному домику, где засел ещё один офицер… А вот оттуда, сократив дистанцию до минимальной, можно было попробовать поочерёдно ликвидировать охрану участка.
Проведя общий обзор местности, Блацкович вернулся к солдатам; те по-прежнему стояли к нему спиной, негромко разговаривая; зеленоватый туман стелился у их ног… Выдавшись из-за поваленной колонны и приготовив свой бесшумный «Люгер», он напряг слух, уловив заключительную часть их беседы.
- …что всё это полная чушь! – произнёс стоявший слева от Блацковича нацист, поправляя пояс. – Мне показалось, что я слышал какие-то звуки из старого города…
- Может, это тот американец, о котором фрау оберштурмбаннфюрер говорила с герром Шрайнером? – предположил его товарищ, покачивая автоматом. – Ты не допускаешь такой возможности?
- Это вряд ли, - отмахнулся тот. – Скорее всего, он уже мёртв. Наверное, это нежить, - в голосе его явно чувствовался страх. – И почему мы должны торчать здесь, когда повсюду шныряют эти твари?
- Ты что, боишься, Ханс? – спросил собеседник, делая вид, что ни во что не ставит сказанное приятелем, однако, Блацкович услышал в его словах крайнюю тревогу.
- Может, и боюсь, - ответил первый. – И не собираюсь делать из своего признания тайны… Ты видел, что они сделали с Фрицем?
- Он мне нравился, - кивнул на это второй нацист. – Но он сам напросился, чёрт его побери! Связался с дурной компанией… Ну, ты меня понимаешь! – после этого он без всякого перехода добавил. – Он готовил вкусный штрудель...
- Может и так, но он был грешником! – внезапно повысил голос первый гитлеровец. – Если дух твой крепок, дьявол тебя не одолеет! Я искренне надеюсь, что он не попадёт в ад… хотя бы за собственный штрудель…
- А я уверен, что он именно там! – почему-то хохотнул второй. – Куда, по-твоему, попадём мы с тобой, если оберштурмбаннфюрер не сделает всего так, как надо?
На несколько секунд повисла давящая тишина; наконец, первый эсэсовец тряхнул автоматом – и поделился с товарищем золотой мыслью:
- Ладно, хватит болтать! Бдительность прежде всего.
- Верно! – тут же согласился сослуживец, поправляя шлем. – Пойду, проверю, что там у наших офицеров…
- Только не задерживайся! – попросил его приятель. – Сам знаешь, каково здесь одному среди могил…
- Договорились, трусишка! – вновь рассмеялся тот. – Пять минут – и я вновь на месте! – и сделал по дороге несколько шагов в сторону смотровой вышки.
Блацкович, выждав ещё мгновение, выстрелил в голову оставшегося на месте солдата; тот закачался – и рухнул на обочину дорожки, скрывшись меж разрытых саркофагов. Не теряя ни секунды, американец навёл оружие на его друга – и с точностью повторил операцию; нацист упал навзничь, роняя из рук автомат. Несколько мгновений прошли в тревожной тишине, пока Блацкович наблюдал за офицером на вышке и солдатами поблизости от него; вроде бы ничего не случилось, никто из них не обратил внимания на потерю двух коллег… Тем не менее, работа, как оказалось, была далеко не закончена: разведчик услышал горловое хрипение – и упавший в нескольких метрах от него автоматчик медленно поднялся на колени, поворачивая голову из стороны в сторону; подобные звуки донеслись до американца и справа – второй воскресший нацист также выбирался на дорогу… Блацкович, не теряя времени, всадил в головы восставших покойников ещё по пуле – и немедленно перезарядил оружие; враги, уничтоженные вторично, больше не шевелились. «А ведь верно, - рассудил «Би Джей», убедившись в полной неподвижности супостатов. – Отныне мне придётся приканчивать нацистов дважды: как людей – и как шамблеров! Соответственно, придётся экономить боезапас…» Он ещё раз окинул взглядом лежавших перед ним ужасных существ – и, прикрываясь невысоким кустарником, быстро перебрался из-за колонны к ближайшему склепу слева от дороги.
Отсюда он, пригибаясь за памятниками и усыпальницами, проследовал к деревянному домику; здесь он рисковал куда сильнее, нежели раньше: площадка освещалась не только светом Луны, но и двумя прожекторами смотровой вышки. Впрочем, ему и здесь несказанно повезло, поскольку в строение имелось два входа: со стороны площадки – и со стороны левой части осквернённого раскопками кладбища; в проёме открытых дверей он немедленно увидел офицера, курившего сигарету, причём, вид его не выражал ни малейшего беспокойства. Агент Второй прицелился – и противник, не успевший сделать очередной затяжки, упал на пол после его выстрела метров с десяти; Блацковичу вновь пришлось выждать несколько секунд – и повторно убрать с дороги воскресшего шамблера. Ликвидация врага отняла у него считанные мгновения; главное, что он до сих пор не был обнаружен: крыша домика не позволяла увидеть случившегося офицеру на вышке. Американец проворно переместился к порогу одноэтажного строения – и осторожно заглянул внутрь.
Перешагнув через труп неприятеля, он осмотрелся: помещение было пустым, но даже при пристрелочном осмотре Блацкович обнаружил два стола, на которых лежали какие-то бумаги; кроме них, на одном из стульев помещения находился бобинный магнитофон! Несомненно, к найденным предметам необходимо проявить самое пристальное внимание – но лишь после того, как зона будет полностью зачищена от неприятелей! Поэтому Блацкович не стал останавливаться возле находок, а тихонько проследовал к окну слева от противоположного выхода из домика, ведущего прямо на освещённую прожекторами площадку.
Сделано это было как нельзя вовремя: охранявший непонятный агрегат автоматчик как раз находился на его теневой стороне – между ним и хорошо освещаемой палаткой – куда не проникал свет прожекторов с вышки; Блацкович прицелился – и убил эсэсовца; естественно, тот немедленно воскрес в обличье шамблера, но американец и его отправил за пределы этого мира.
Итак, оставались двое из замеченных до начала вторжения на кладбище врагов: офицер на вышке – и прогуливающийся по мостику под ним автоматчик. Разведчик выждал, когда последний завершит маршрут к вышке – и, остановившись для поворота назад, на мгновение потеряет скорость движения; в это время он был совершенно недосягаем для обзора находящегося на вышке офицера. Блацкович выстрелил – и солдат сполз по перилам на дощатый пол мостика; а стоило ему вновь пошевелиться, как «Би Джей» уложил его воскресшее тело. После этого он тихонько выглянул из-за угла стены: действовать нужно было незамедлительно, иначе офицер наверху, не видя привычного движения своего подчинённого по мосту, может поднять тревогу! Невзирая на то, что один из чёртовых прожекторов слепил ему глаза, будучи направленным на вход в домик, диверсант прицелился – и бесшумным выстрелом поразил неприятеля в голову: тот вскинул руки – и грохнулся на пол, скрытый металлической перегородкой перил конструкции.
Блацкович, не мешкая ни секунды, выскочил из строения, устремляясь к лестнице, поднимавшейся на вышку буквой «L»; миновав один пролёт, он отчётливо расслышал издаваемые шамблерами звуки – и мигом позже увидел восставшего из мёртвых офицера: тот, протянув к нему когтистые лапы, медленно наступал на неприятеля. Ещё выстрел – и адская тварь покатилась по лестнице, покуда не стукнулась головой о перегородку. Американец аккуратно перешагнул через двойного покойника – и, пригнувшись за перилами, осмотрел вышку: стол, на котором стояла чашка дымящегося кофе – видимо, даже невзирая на опасность, нацист изо всех сил пытался бороться со сном, – два стула и скамья, на которой лежала автоматическая винтовка… Осмотрев территорию с высоты, Блацкович ещё раз убедился в том, что правильно выбрал маршрут движения по раскопкам: правую сторону кладбища при случае можно было обойти по деревянным мостикам, зависшим над котлованом; с вышки он увидел проход, ведущий в нижнюю часть погоста, почти неразрушенную и скрытую в ночной тьме; выбранная же им левая сторона кладбища казалась оптимальным решением – он мог пройти по дороге, огибающей котлован, и выйти при этом всё также направо! Центральная дорога кладбища уходила куда-то выше, но Блацкович понимал: чтобы найти вход на раскопки, необходимо осмотреть каждый уголок перекопанной нацистами территории.
Нагнувшись над валявшимся на лестнице шамблером, Агент Второй достал из висящей на его поясе кобуры пистолет; вынув обойму, он сунул её в сумку, понимая, что в сложившейся ситуации, когда на одного противника следует тратить минимум два выстрела, нехватка патронов может стать катастрофической. Перед тем, как продолжить путь, он решил осмотреть площадку и возведённые на ней строения – может, он и там сможет обнаружить нечто интересное? Например, порывшись в бумагах да прослушав магнитофонную запись?.. Не теряя времени, он спустился с вышки – и сперва-наперво оглядел работающий агрегат, находившийся в центре освещённой прожекторами территории.
Судя по всему, квадратное трёхметровое устройство, опутанное многочисленными трубами, являлось насосом, то ли откачивающим зеленоватый газ из котлована, то ли разбавляющим его простым воздухом; Блацкович не стал вникать в принципы его работы – для этого следовало пройти несколько десятков метров по мосту над последним, – ограничившись поверхностным осмотром аппаратуры. После этого он вернулся в одноэтажный домик, где внимательно осмотрел оба стола, переворачивая каждый найденный документ; действительно, некоторые из них представляли для него особый интерес. Отобрав заслуживающие внимания бумаги, Блацкович, присев на стул, из окна над которым можно было превосходно видеть местность, разложил их перед собой на столе в произвольном порядке. Первым из таковых оказалось продолжение личных записей Хельги фон Шаббс, к которым он и ранее относился с повышенной серьёзностью:

Дневник Хельги фон Шаббс, запись 6
Пятница, 14 марта 1946 года
Дорогой отец!
Ты привил мне любовь к тайнам, которые хранит прошлое. Однако, ответ на величайшую загадку – почему ты решил свести счёты с жизнью – ты унёс собой в могилу. Я всё время думаю об этом. Поиск ответа на этот вопрос пронизывает всё моё существо. Во мне ли было дело? Разве ты был несчастен рядом со мной? Не думаю, что мне когда-нибудь удастся пролить свет на эту тайну.
Я отчаиваюсь. Увы, это происходит именно сейчас, когда необходимо сосредоточиться на своих мыслях... Нужно доверять себе гораздо больше, ведь моё призвание – исследование секретов прошлого. Да, это, поистине, творческое ощущение! Я, словно скульптор, отсеиваю от камня кусок за куском, чтобы обнажилась прекрасная истина... И эта работа – поиск древних сокровищ короля Оттона – едва ли не величайшее моё достижение! Самое важное. Мы уже столько всего обнаружили: золото, драгоценные камни, древние артефакты… А ещё – любопытные устройства, остатки древних механизмов, о назначении которых можно лишь догадываться...
Я уже почти во всём разобралась; во всём, что касается рукописей... Полагаю, что в глубине души король Оттон был романтиком. Он бесконечно любил свою жену, королеву Эдит. Даже допускаю, что его устремления, как короля, были довольно скромны – до тех пор, пока она не умерла. Думаю, что он расценил её смерть как своего рода предательство. Предательство со стороны Всевышнего. Он утратил веру, впал в глубокую депрессию… А затем произошёл тот загадочный инцидент в Стамбуле, в результате которого Его Величество заполучил в своё распоряжение манускрипты. Из них он узнал, как создавать удивительные машины – и это открытие вдохновило его на великие свершения. Благодаря новой технологии, он сумел стать императором Священной римской империи и – объединить тогдашнюю Европу.
Увы, церковь в те времена обладала огромной властью, с которой были вынуждены считаться даже монархи. Разумеется, продемонстрируй он возможности никому из современников неведомых аппаратов, церковники решили бы, что он вступил в сговор с Дьяволом – и не позволили бы ему претендовать на титул императора Священной римской империи. Поэтому он распорядился прорыть засекреченные тоннели под Вульфбургом, в том районе, где сейчас находится так называемая «Осквернённая церковь». Этот подземный комплекс служил ему лабораторией. Именно там его учёные, главным среди которых был настоятель старой церкви Вульфбурга – Конрад, тайно работали над созданием боевых машин и алхимических зелий, руководствуясь текстами из найденных в Стамбуле рукописей. А после применения удивительных изобретений на глазах многочисленных свидетелей, Оттон убедил церковь в том, что машины, которые он использовал в бою, на самом деле суть ангелы, посланные ему самим Господом…
Да, мои исследования обязательно выльются в нечто поистине уникальное! Хватит хандрить. Осталось – в прямом смысле слова – отсечь последние осколки камня, чтобы суть этой тайны обнажилась. И таится она, я полагаю, в подземной сокровищнице короля Оттона.
Пожалуй, сегодня стоит отметить это бутылкой вина.

Блацкович отложил документ, размышляя над прочитанным. Итак, женщина вплотную подобралась к тому, что она неоднократно именовала собственным наследием. Древний император, боевые машины, несметные сокровища и… «Осквернённая церковь», снабжённая подземным лабиринтом, где, судя по записям автора, всё это можно обнаружить! Агент довольно ясно представлял себе, насколько вплотную он приблизился к мрачной тайне Хельги фон Шаббс.
Следующим документом оказалась записка археолога-эсэсовца Рэндольфа, уже известного Блацковичу по другим источникам: этот человек упоминался в прежде попадавшихся ему на глаза письмах, донесениях и отчётах. Американец прочитал написанное с не меньшим вниманием, какое он до того уделил записям владелицы замка «Вольфенштайн»:

Записка археолога СС Рэндольфа
Фрау оберштурмбаннфюрер СС!
Я предлагаю прорыть тоннель в северо-западной части кладбища. Очень многое указывает на то, что, если рыть в этом направлении, нам будет гораздо проще добраться к подземному комплексу короля Оттона. Но копать придётся достаточно глубоко и нам понадобится намного больше людей: надо будет строить подъёмники, прокладывать рельсы, электропроводку и т. п.
Давайте обсудим это подробнее в любое удобное для Вас время.
Рэндольф

Дата в послании археолога отсутствовала, поэтому его можно было полагать написанным как полгода, так и пару недель назад; впрочем, Блацкович, по зрелому размышлению, датировал его приблизительно месячной давностью – на это указывали строки письма, говорившие о необходимости привлечения к работам как можно большего количества людей и техники. Агенту Второму было известно не понаслышке, с какой скоростью могут работать пригнанные на раскопки заключённые, особенно под пристальным взглядом и плетьми надсмотрщиков… Блацкович также вспомнил подслушанный разговор трёх эсэсовцев в таверне, пока он разыскивал дорогу в апартаменты Хельги фон Шаббс – о том, как быстро продвигаются дела на раскопках… «В конце концов, - решил он, беря следующую бумагу, - не столь важно, когда была написана эта записка: если сегодня ночью экспедиция вошла в тайную сокровищницу императора, о чём однозначно говорит разрушение Вульфбурга, то не стоит ломать голову над мелочами…»
Оказавшийся в его руке документ не был подписан, хотя Блацкович немедленно узнал изящный почерк фрау оберштурмбаннфюрера. Он на мгновение оторвался от занятия, оглядев поверх письма местность: вокруг всё было тихо, новых врагов не появилось… Удовлетворённый ничуть не изменившейся на кладбище ситуацией, американец вернулся к прерванному делу – и быстро прочитал:

Записка Хельги фон Шаббс
Первый отрывок, переписанный из дневника отца Григория
11 марта 1934 года
До чего же трудно отличить местные легенды и сказания от давно забытых истин! Но я начинаю подозревать, что напал на след настоящей тайны. Под развалинами «Осквернённой церкви», видимо, располагается сеть древних тоннелей, я с каждым днём всё больше убеждаюсь в этом. Что-то там точно есть, скрытое от всего мира – возможно, для того, чтобы никогда не быть найденным...
Я полагаю, что прятать что-нибудь имеет смысл лишь в том случае, если это нечто или бесконечно ужасно, или бесконечно ценно. Сердце подсказывает мне, что это нечто ценное – быть может, сокровища! Господи, если я отыщу эти сокровища, то это поможет мне ещё усерднее восхвалять Имя Твоё! Пошли мне знак, Господи, коли будет на то Твоя Воля!
P.S. Надо не забыть на обратном пути купить молока для кошек.

«Ну вот, - подумал разведчик, откладывая записку, - в цепи таинственных посланий появилось новое лицо – некий священник Григорий, видимо, служивший здесь настоятелем в начале тридцатых годов… Погоди-ка! – осенило Блацковича, тут же вспомнившего об упомянутом отце Григории в предыдущем письме фрау оберштурмбаннфюрера. – Несомненно, что речь идёт об одном и том же человеке: имя, должность и род занятий абсолютно совпадают! Вряд ли в Вульфбурге было два священника-тёзки, в придачу независимо друг от друга интересующихся древними легендами… Соответственно, если Хельга заинтересовалась его записями, значит, в нашей истории он – фигура довольно важная… Вероятно, ему удалось пробраться в подземные катакомбы под древним храмом; вопрос в другом: смог ли он там что-нибудь обнаружить?! Понятно, почему фон Шаббс сделала даже эту, мало что значащую выписку из его дневника… Надо же, какая скрупулёзность: даже про молоко и кошек не забыла упомянуть! Ладно, поглядим другие материалы – может, они прольют свет на личность и дальнейшие открытия загадочного автора?»
Очередная бумага была снабжена в верхней части листа припиской, сделанной от руки: «Фрау оберштурмбаннфюрер! Как Вы просили, прилагаю переведённый текст письма императора Оттона. Готфрид Винклер». Дальнейший текст был отпечатан на машинке:

Письмо императора Оттона
Оттон, милостью Божьей,
император Священной римской империи,
выражает достопочтимому Конраду,
настоятелю Вульфбургской церкви,
самое радушное приветствие!
В силу природы наших исследований и значительной угрозы, исходящей от… (неразборчиво) …я принял окончательное решение завершить изыскания в отношении рукописей из Константинополя. Даже сам перевод их становится настолько опасен, что мне необходимо скрывать манускрипты от чересчур любопытных личностей… А тут ещё эта коллегия кардиналов!.. Я прекрасно понимаю, мой верный друг, как преданы Вы были нашему общему делу… (неразборчиво) …и дару, что вручил мне Господь. Но, клянусь Всевышним, это наше создание – просто исчадие ада! Я знаю, что Вы часто жаловались на то, что часть текстов отсутствует, но подозреваю, что, в действительности, это сам Дьявол пытается завлечь нас на неправедный путь. Нам не следует поддаваться его искушениям…
(Весь следующий абзац написан неразборчиво)
Властью, вверенной мне Господом, я повелеваю сжечь содержимое тоннелей. Уничтожьте всё, ничто не должно уцелеть! После Вашей работы не должно остаться никаких следов, указывающих на то, что происходило в подземельях! От любых свидетельств о Ваших… (неразборчиво) …в Вульфбурге, необходимо избавиться. Умоляю Вас, достопочтенный друг мой, сожгите карту подземных сооружений! Но, если в силу каких-нибудь непредвиденных обстоятельств, Вам не удастся уничтожить… (неразборчиво) …тогда заприте хранилище, чтобы никто и никогда не смог в него проникнуть! (Неразборчиво) …сожгите весь город дотла, если потребуется. Я направлю к Вам своих лучших людей, дабы они оказали Вам всяческое содействие.
Помните: если хоть одна христианская душа узнает о том, чем мы с Вами занимались в пещерах – увы, мой дорогой друг и наставник, я буду вынужден всенародно отречься от нашей дружбы и казнить Вас, и… (неразборчиво). Сделайте, что я велю, а потом возвращайтесь в Падерборн. Я щедро вознагражу Вас за труды и распоряжусь, чтобы назначили Вас… (неразборчиво).

Американец дочитал до последнего слова – и вдруг обратил внимание, что написанное прыгает у него перед глазами! Внезапно он осознал, что случившееся вовсе не зависит от его зрения: у него дрожали пальцы! Перевод старинного документа вызвал у него неподдельный ужас: чем же настолько непотребным, чёрт возьми, мог заниматься император, что ради сокрытия своих деяний был готов принести в жертву целый город?! При этом он был готов прилюдно отречься от своего учителя – и даже убить его, лишь бы не попасть под суд римской церкви! Что скрывали подземные лабиринты под древним храмом, раз он открытым текстом распорядился сжечь всё их содержимое?! Какое невероятное оружие – Блацкович почему-то ничуть не сомневался в том, что это было именно оружие, хотя по тексту автор именовал его «созданием» – Оттон Великий сотворил вместе с «достопочтимым Конрадом» и которое следовало уничтожить любой ценой?!
Особое внимание он уделил той части письма, в котором император умолял своего адресата избавиться от карты подземного комплекса, названного хранилищем; Блацкович немедленно достал из кармана странный рисунок – и лишь теперь заметил, что выполнен он вовсе не на обыкновенной бумаге, а на пергаменте, причём, использованные для работы краски также не являлись современными. Сеть катакомб, в центре которой находилось круглое помещение, ограждённое двойной стеной… Неужели в его руки попала та самая вещь, которую Оттон приказал уничтожить ещё во времена своего правления?! Голова диверсанта пошла кругом: если он прав, то, случайно подняв оброненную фон Шаббс карту, он становился обладателем входа в тайные подземелья средневекового монарха под Вульфбургом!
Вновь спрятав чертёж, Блацкович оглянулся: больше документов не было; оставалась магнитофонная запись – и Блацкович, решив не тратить понапрасну время, включил аппарат, перемотав правую бобину к началу. Поставил запись на воспроизведение – и тут же услышал голос Хельги фон Шаббс:

- Плёнка номер десять. Интервью с пациентом номер А двенадцать, Михаэлем Леманном, бывшим церковным органистом, касательно предполагаемой карты короля Оттона.
После запись была на мгновение остановлена – и упомянутое интервью началось:
- Здравствуйте, Михаэль! – приветливо произнесла Хельга. – Как вы себя сегодня чувствуете?
- Голова болит, госпожа, - ответил ей мужской голос, судя по которому собеседником женщины был человек лет сорока-пятидесяти.   
- Голова? – переспросила интервьюер.
- Да, госпожа, - повторил тот с некоторым раздражением.
- Очень болит? – участливо поинтересовалась фон Шаббс; что-то негромко зазвенело, но звук быстро прекратился.
- Да, госпожа. Я… Я думаю, всё дело в лекарствах.
- Очень печально, Михаэль. Но это для вашего же блага, вы сами понимаете? – женщина на мгновение умолкла. – Не возражаете, если я выпью вина, пока мы беседуем?
- Нет, госпожа, не возражаю…
- Итак, перед тем, как нас прервали в прошлый раз, вы упомянули какую-то карту, верно? – заинтересованно продолжила женщина.
- М-м-м, кажется, да, госпожа…
- Замечательно! – послышался звук глотка. – Тогда расскажите, как вы нашли её. Пожалуйста, ничего не бойтесь, мой дорогой! Всегда помните: я – на вашей стороне!
- Ну-у-у, - замялся мужской голос. – Я уже неоднократно подмечал, что у одной из клавиш церковного органа пропадает звук. Когда я нажимаю на неё, раздаётся какое-то странное шипение... Весьма отвратительное, госпожа. Несколько прихожан жаловались мне на это. Я сказал об этом пастору, но он ответил, что, дескать, ничего страшного, и посему волноваться не о чем...
- Так-так? – послышался ещё один глоток. – И что было дальше?
- То, как он вёл себя во время этого разговора, возбудило мои подозрения, - голос пациента дрогнул. – Пастор происходил из семьи, которая уже много веков жила в Вульфбурге. Он был весьма уважаемым и влиятельным человеком в городе. Я подозревал, что он наверняка в курсе таких тайн, о которых обычным людям ничего не известно. Поэтому однажды вечером я остался в церкви, чтобы посмотреть, что будет делать пастор после службы. Я спрятался в тёмной нише – и видел, как пастор сел на моё место, открыл клапан органа, покопался внутри – и вытащил оттуда нечто похожее на старый пергамент. Очень старый. Затем он осторожно положил его в портфель. И вышел из церкви. А я последовал за ним…
Мужчина замолчал; повисла пауза, которую тут же нарушил нетерпеливый возглас фон Шаббс:
- Дальше, дальше, дорогой Михаэль!
Послышалось хмыканье пациента – и мужчина продолжил:
- Тем вечером в городке был праздник, на улицах было очень много народа, поэтому мне легко удалось оставаться незамеченным. Он прошёл через старый город – и, в конце концов, добрался к развалинам древней церкви. Когда я миновал окружавший её забор, он копал яму возле могилы одного из рыцарей короля Оттона. Около ямы уже возвышалась кучка земли; я спрятался у ограды неподалёку – и всё смотрел и смотрел, пока не услышал, что его лопата ударилась обо что-то твёрдое. Тогда он снял сверху тонкий слой земли – и я даже со своего места увидел каменную дверь. Очень старую каменную дверь...
- Продолжайте, Михаэль! – ободрила собеседника Хельга, полагая, что тот, по-видимому, снова желает замолчать. – Не упускайте ни малейшей подробности!
Послышался глубокий вздох пациента:
- Пастор был вне себя от радости, когда увидел её. И начал танцевать вокруг, как безумный... А потом он заметил меня, - с этого момента мужчина заговорил повышенным тоном; речь его постепенно ускорялась – и к концу монолога едва ли не превратилась в истерические завывания. – Я попытался убежать, но он погнался за мной. Я упал и стукнулся головой о камень. Он стал задавать мне вопросы: что мне известно? Что именно я видел? Чего я хочу? А потом он неожиданно сказал мне: «Не волнуйся, всё будет хорошо!» И… он взял камень – и поднял его высоко над головой. Честно говоря, у меня не было времени думать. Я понимал, что, если ничего не предпринять, он убьёт меня этим камнем. Тогда я подскочил на ноги – и ткнул пальцами ему в глаза. Я точно угодил в его правый глаз – и мой палец вошёл в него, как в масло! Тёплая кровь полилась из его головы, понимаете? О боже мой, я до сих пор это вижу, госпожа! – следом за криком раздался плач несчастного.
- Успокойтесь, Михаэль! – поспешила фон Шаббс. – Успокойтесь! Никто вас ни в чём не обвиняет... Это ведь была самозащита! Продолжайте, прошу вас!
С полминуты Блацкович слышал негромкие всхлипывания; наконец, они прекратились – и мужчина продолжил:
- Хорошо. Так вот, он кричал и кричал, и закрывал глаза руками, а кровь текла и текла у него между пальцами. И тогда я схватил тот самый камень, которым он хотел меня убить – и ударил его им его прямо в лицо. Кажется, я сломал ему нос, потому что слышал, как треснула кость. Он упал на землю, а я колотил его камнем по голове до тех пор, пока не почувствовал, что пробил ему череп. И он перестал шевелиться. Я стоял и смотрел на деяния рук своих. Я не знал, что мне делать. Поэтому и забрал портфель со старинным чертежом, который пастор достал из органа – и пошёл домой. Много позже я рассмотрел этот пергамент – и понял, что это карта. Очень, очень старая карта. Там были какие-то тоннели под древней церковью – задолго до того, как её разрушили… И я спрятал карту под половицами у себя на кухне. И больше не осмелился вернуться к каменной двери в развалинах церкви! – закончил мужчина, вновь начиная всхлипывать.
- Карта всё ещё там? – промурлыкала фон Шаббс.
- Да, госпожа…
- В безопасности? В сохранности? – уточнила женщина.
- Да. Я к ей больше не прикасался…
- Замечательно! – воскликнула Хельга; видимо, женщина не могла и не хотела скрывать своих чувств. – Великолепно!
Воцарилась недолгая тишина.
- Что теперь со мной будет, госпожа? – обеспокоенно спросил мужчина. – Я смогу вернуться домой? Или же…
- Я боюсь, вы слишком больны для этого, но доктор, конечно, постарается вам помочь, - безразлично ответила фон Шаббс. – В любом случае, я сделаю всё, что смогу, чтобы облегчить вашу участь, - следом затем послышалась трель электрического звонка. – Отведите его обратно в палату! – скомандовала она; послышались шаги, а за ними – стук двери. – Конец интервью.

Щелчок – и запись закончилась; Блацкович поднялся со стула, стараясь при этом не высовываться в окно. Теперь у него не оставалось сомнений: к нему попал старинный чертёж подземелий под церковью. Естественно, сейчас он вряд ли сможет найти вход там, где он должен быть – кладбище перекопано вдоль и поперёк, поскольку карта, вероятнее всего, попала в руки штурмбаннфюрера СС позже, чем нацисты начали раскопки; но, тем не менее… никто не отменял его задания: найти Хельгу фон Шаббс – и завладеть её секретной документацией. Значит, надо искать тоннели – и то, что женщина находится именно там, в забытой богом и людьми сокровищнице Оттона, ему было известно со слов самой Хельги, сбежавшей из разрушенной таверны в компании соглядатая «Мёртвой Головы» Эммериха Шрайнера. Кроме того, теперь ему – как и фон Шаббс – была известна подноготная совершённого здесь преступления, причину которого не смогли в своё время раскрыть полицейские силы Вульфбурга: из магнитофонной записи Блацкович знал не только мотив убийства священника, но даже имя и профессию его невольного убийцы – церковного органиста Михаэля Леманна!
Американец покинул домик, выйдя через его боковой выход; обойдя насосную установку, он приблизился к открытой палатке, бегло осмотрев её содержимое: поставленные друг на друга ящики с боеприпасами; металлический шкаф, на полках которого в ряд располагались человеческие черепа, явно добытые при раскопках, широкий стол с единственным перед ним стулом… На столе, помимо портативной рации, он обнаружил ещё пару документов, написанных от руки; превосходно зная почерк фон Шаббс, Блацкович немедленно установил их автора. В первой записке говорилось следующее:

Записка Хельги фон Шаббс
Второй отрывок, переписанный из дневника отца Григория
7 апреля 1935 года
Сегодняшний день был самым счастливым в моей жизни: разбирая сундуки в подвалах «Осквернённой церкви», я нашёл старую карту, очень старую. И с ней – письмо короля Оттона, императора Священной римской империи! Боже, я был прав! Тоннели – они и вправду существуют! Спасибо Тебе, Господи, что подал мне просимый знак!

«Би Джей» отложил бумагу в сторону – и принялся за другой документ. Текст его был почти столь же кратким, тем не менее, стилистика написанного резко отличалась от того неудержимого восторга, сквозившего в предыдущем отрывке:

Записка Хельги фон Шаббс
Третий отрывок, переписанный из дневника отца Григория
19 августа 1935 года
Август выдался очень жарким – каждый день с меня пот просто градом льёт! И пока солнце сжигает мою кожу, лихорадочные попытки выяснить, что скрывается под развалинами «Осквернённой церкви», грозят спалить мой разум. Меня начали преследовать видения во сне, и продолжается это уже несколько недель. Сдаётся мне, что надо отказаться от этой затеи. Это происки самого Сатаны! Демоны и ведьмы, эти прислужники Зверя, хотят меня одурачить! Я видел, как они ходят за мной по пятам, притворяясь обычными людьми! Нет уж, им меня не провести!
Я хотел сжечь письмо и карту, но так и не смог себя заставить сделать это! Лучше я их спрячу, чтобы не попали не в те руки...

Больше на столе не было ничего занимательного – и Блацкович вышел на улицу. Значит, средневековые манускрипты попали к Хельге исключительно благодаря нерешительности местного священника… Судя по выпискам из его дневника, он был совершенно случайной фигурой во всей этой – затянувшейся на тысячелетие – истории, к которому неожиданно попали древние артефакты: карта и письмо… Соответственно с прослушанной только что магнитофонной записью, Блацкович получил подтверждение правильно выстроенной им причинно-следственной связи в нужном порядке: получалось, что этот самый вульфбургский священник, отец Григорий, и был тем самым пастором, которого убил церковный органист, Михаэль Леманн, допрошенный спустя десять лет Хельгой фон Шаббс. Это прямо подтверждалось рассказом пациента, а также датами на письмах, указывающих время, когда сам органист завладел старинными реликвиями древнего короля – и спрятал их под половицами собственного дома…
Агент Второй внезапно прервал рассуждения: неподалёку от запертых кладбищенских ворот, через которые он попал на объект, неожиданно взвилась целая туча летучих мышей. Он немедленно пригнулся за работающим агрегатом, высматривая, что могло потревожить покой животных, обычно предпочитающих достаточно ленивый образ жизни – и уж, во всяком случае, не носящихся стаями без всякой причины! Значит, что-то их напугало, заставило покинуть насиженные места… Это надо было выяснить – хотя бы ради собственной безопасности – и американец, держась в тени склепов и памятников, двинулся в сторону правой части кладбища.
Естественно, вполне можно было сэкономить время, пройдя к нижнему участку кладбища по деревянным мостикам через котлован, но в этом случае он рисковал раскрыть себя: лучи ночного светила, не говоря о сиянии в спину одного из установленных на вышке прожекторов, светили бы ему прямо в спину, что делало его уязвимым для потенциальных врагов. В том, что покой летучих мышей был потревожен людьми, Блацкович не сомневался… Ну, не людьми, так шамблерами – ибо кто ещё мог находиться на сей забытой богом территории?! Он осторожно пересёк центральную дорожку – и, прикрываемый холмом с правой стороны, углубился в проход меж усыпальниц, который заметил со смотровой вышки десяток минут назад. Из трещин под его ногами по-прежнему сочился зеленоватый газ, клубами стелящийся клубами по земле, однако, Блацкович не обращал на него внимания: зная о его свойствах из древних манускриптов и отчётов современных археологов, он куда больше опасался не его, а внезапной атаки из прохода…
Стараясь не производить лишнего шума, американец проследовал меж старинных памятников и возвышающихся над могилами крестов, оказавшись слева от ведущей вниз расселины; когда-то сквозь неё вели ступени, теперь же они были почти разрушены временем. Блацкович на несколько секунд замер у левой стены прохода, увидев взмывшую в воздух ещё одну стаю ночных летунов; хищники покружили над его головой – и унеслись в темноту, в сторону старого города… Он сделал ещё пару шагов – и теперь, из-за угла древней усыпальницы, мог отлично рассмотреть открывшуюся ему часть кладбищенского сектора, практически совсем не затронутую раскопками: меж саркофагов и склепов, разбросанных по участку, наверх уходила широкая лестница с каменными перилами; в центральной части локации, занимавшей собой около тридцати квадратных метров, ярко сиял переносной прожектор, рядом с которым он увидел двух автоматчиков. На втором ярусе древнего погребального комплекса, куда вела лестница, он заметил ещё две фигуры, прекрасно освещённые Луной: нацисты, наполовину прикрытые высоким парапетом, неторопливо прохаживались по периметру в противоположные друг от друга стороны.
Честно говоря, поначалу Блацкович и не собирался вступать с ними в схватку: он полагал, что можно незаметно вернуться обратно – и, обойдя смотровую вышку по центральной дороге, выйти к верхней части кладбища, но, буквально в то же мгновение случилось непредвиденное: эсэсовцы, находившиеся рядом с прожектором, будто по команде пошли прямо в его сторону! Вряд ли они заметили прячущегося в тени усыпальницы врага и отправились к нему сознательно; тем не менее, путь к отступлению был отрезан: стоит ему хотя бы пошевелиться – и его местонахождение будет немедленно раскрыто! В сложившемся положении ничего не оставалось, как избавиться от неприятелей – и на корточках перебежать в правую от лестницы сторону: там можно было спрятаться среди саркофагов, куда свет прожектора не достигал… К тому же находившиеся на втором ярусе нацисты – с занимаемых ими мест – также не могли видеть новой позиции Блацковича.
Легонько высунувшись из-за своего укрытия, разведчик поочерёдно выстрелил в приближающихся врагов из «Люгера»; солдаты попадали на площадку, а диверсант, не теряя времени, совершил задуманное, перебежав с практически открытой местности под защиту лестницы – и скрылся за ближайшим саркофагом. Казалось, его манёвр не вызвал никакой озабоченности дежуривших наверху неприятелей; вероятно, ни один из них даже не заметил тени, мелькнувшей на нижнем ярусе вверенного им участка; тем не менее внимание их немедленно привлекли мигом спустя воскресшие товарищи, которые, с ужасным хрипением, поднялись на ноги – и, медленно перебирая ногами, направились к лестнице. Патрульные немедленно сообразили, в чём дело – и над головой Блацковича раздался испуганный крик:
- Эй, Людвиг! У нас неприятности! Твари здесь! – после чего зазвучали автоматные очереди.
Блацкович видел, как на восставших мертвецов обрушился шквал огня сверху; шамблеры дёргались от множества пуль, попадавших в их тела, однако уверенно двигались к бывшим сослуживцам. Выглядывая над укрытием, американец увидел, что с противоположной стороны сектора выбежали ещё четыре человека – и также открыли огонь по пришельцам с того света; пользуясь общей сумятицей, он выстрелил ещё дважды, уложив наземь замыкающих наряд. В неразберихе нацисты не стали гадать, каким образом количество шамблеров внезапно удвоилось – и развернули оружие против недавних коллег, предоставив оставшимся наверху друзьям разбираться с поднимавшимися по лестнице тварями. Блацкович, чтобы не попасть под шальную пулю, сделал несколько шагов назад, оказавшись в открытом склепе, вход в который освещался единственным факелом; отсюда он мог наблюдать за учинённой им свалкой с довольно безопасной дистанции.
Оказалось, что в этом месте было куда больше врагов, нежели он сперва мог предположить: на битву с нежитью выскочило ещё четверо солдат, появившихся из-за склепов на втором ярусе – и незамедлительно вступивших в бой с противником. «Би Джей», ничем не рискуя, уложил из своего убежища ещё двух нацистов, сократив их количество, соответственно, на треть; убитые поднялись на ноги в течение нескольких секунд – и приняли участие в сражении против недавних друзей.
Американец даже не задумывался о том, чью сторону поддержать: гораздо важнее было избавиться от охранников периметра, нежели столь вовремя вернувшихся с того света; поэтому он, до сих пор не замеченный ни живыми, ни мёртвыми, выскочил из укрытия, целясь в головы солдат на верхнем ярусе. Эсэсовцы, занятые атакующими их шамблерами, не успевали понять, что вообще происходит: их количество редеет прямо на глазах, а последних – увеличивается! Блацкович мысленно поздравил себя: среди возникшей суматохи он невольно посеял самую настоящую панику – оставшиеся солдаты отступали выше, тратя последние боеприпасы на неуязвимых противников, которые очевидно подобрались к ним вплотную… Одного из нацистов твари разорвали на части прямо на глазах у разведчика; другой, спасаясь от них бегством, скрылся меж склепов, откуда минутой спустя раздался дикий вопль: не знающие пощады воскресшие покойники настигли своего бывшего товарища… Вскоре над кладбищем воцарилась прежняя, ничем не нарушаемая тишина – ни выстрелов, ни звука бегущих ног; агент, взяв в руки «Бомбеншусс», осторожно поднялся по лестнице: теперь ему оставалось уничтожить потусторонних убийц – и обследовать охраняемый ранее участок.
Для того, чтобы разобраться с врагами, Блацковичу потребовалось не более двух минут: как только шамблеры заметили человека, разом попёрли в его направлении; диверсант, постепенно отступая вниз по лестнице, на освещённую прожектором площадку, выманивал неприятелей из темноты. Десяток последовавших одного за другим выстрелов разносили головы тварей с безопасного для человека расстояния, во все стороны разбрызгивая фонтаном мозги покойников… Когда дело было сделано, Блацкович закинул винтовку за спину – и внимательно огляделся.
Рассматривая лестницу, освещённую прожектором площадку и древние погребальные конструкции вокруг неё, он не мог понять, почему в этом месте было сосредоточено столько врагов: пространство оказалось замкнутым, подняться со второго яруса выше мешал возвышающийся над ним холм – что на этом периметре нуждалось в столь серьёзной охране?! Он попытался взобраться на крышу старинной усыпальницы, которая превышала собой остальные строения; а когда это у него получилось, ему, наконец, открылся вид на следующий кладбищенский сектор, находившийся севернее от площадки.
Судя по всему, дальше, к месту основных раскопок, можно выйти только подземными ходами, прорытыми средневековыми зодчими… Американец достал из кармана старинную карту: да, церковь была отмечена на ней, но при этом отсутствовал масштаб, что не позволяло с точностью определить длину подземных тоннелей... Но, в любом случае, агент уже радовался самой находке!
Осмотрев территорию ещё раз, Блацкович вернулся к узкому проходу, через который впервые попал на закрытый участок – и спустя несколько минут прошёл над котлованом по деревянному мостику, вновь оказавшись возле смотровой вышки. Кладбищенская дорога вела его дальше, наверх и направо… «Но, чёрт возьми! – удивлялся про себя разведчик, осторожно двигаясь в тени склепов. – Неужели для того, чтобы оказаться внизу, мне следует подниматься?!»
Наконец, совершив подъём по мостовой, Блацкович оказался в довольно широком и хорошо освещённом электрическими лампами проходе, ведущем внутрь скалы; в конце двадцатиметрового тоннеля, оборудованного металлическими, поддерживающими потолок подпорками, была дверь, защищённая электрическим полем – на подобные конструкции он уже достаточно насмотрелся в тюрьме замка «Вольфенштайн». Рядом с ней располагалась работающая установка с панелью управления, позволяющая временно отключить поле – и проникнуть дальше.
Пройдя по тоннелю до самой двери, Агент Второй обнаружил узкий проход в стене справа; помещение также освещалось – и американец решил осмотреть его. В результате небольшого путешествия он вышел на участок, где сражался с шамблерами; оказалось, что в темноте снаружи этот лаз совершенно незаметен, поскольку хорошо укрыт за целой вереницей склепов! Блацкович вспомнил, как дважды прошёл мимо него – и не увидел ничего подозрительного! Так вот, значит, что охраняли солдаты – дверь внутри скалы, к которой можно было прийти не только со стороны смотровой вышки, но и через тайный проход с территории нижнего участка кладбища! «Что же, - подумал Блацкович, - минус тебе за невнимательность, Билли Бой! Обнаружил бы этот проход – и тебе не пришлось бы обходить всю территорию через котлован...»
Отключив подачу электроэнергии, «Би Джей» достал свою «палочку-выручалочку» – металлическую трубу – и осторожно просунул её заострённый конец в щель меж соединения дверных створок. Оказалось, что он стоит на площадке, вниз с которой уходила длинная каменная лестница; глянув через перила, он увидел у себя под ногами железнодорожные рельсы, уходившие ещё дальше – потолок мешал видеть, куда именно.
- Что же ты хочешь откопать, Хельга? – неожиданно для себя произнёс он шёпотом, озираясь по стенам тоннеля.
Блацкович, вновь вооружившись пистолетом, стал бесшумно спускаться. Вскоре он увидел несколько ящиков на нижней площадке лестницы, рядом с которой стояли две вагонетки, доверху наполненные скальной породой; неподалёку от них возвышалась груда строительного мусора. То, что работы по расчистке участка завершены, американец понял по неразгруженным вагонеткам: археологи явно спешили, поэтому не стали терять времени на лишние и бесполезные усилия… Кое-где с потолков свисали сталактиты, меж которых сияли лампы, вились какие-то трубы да электрические провода; ничто не указывало на то, что он спустился в древний тоннель, выстроенный по приказу великого древнегерманского правителя.
Спрятавшись за ящиками, Блацкович рассмотрел подземное сооружение почти до самого конца: он простирался метров на сто вперёд; в конце его – с правой стороны – находился подъёмник, к которому через весь участок вели рельсы. Прямо по курсу от Блацковича возвышалась природная колонна, перед которой стоял автоматчик; и лучше его было бы обойти справа от неё, чем показываться на железной дороге: американец, едва высунувшись из-за ящиков, сразу увидел метрах в пятидесяти от себя знакомую динамо-машину, от которой получали питание суперсолдаты, прозванные им «троллейбусами». Действительно, не прошло и мгновения после обнаружения зловещего агрегата, как он своими ушами услышал характерную поступь бронированного врага по коридору, а затем и увидел его самого: гигант, вооружённый «Злобой», двигался прямо в его сторону – до тех пор, пока не поравнялся с часовым у колонны. После он развернулся – и отправился в обратном направлении; Блацкович не мог не отметить, что дальше этого места его провод под потолком не протянут. Слева от питающей гиганта динамо-машины располагалось небольшое деревянное возвышение, на котором американец увидел двух солдат и офицера; последний что-то писал, сидя за столом у стены. Внешняя обстановка видимого насквозь коридора выглядела довольно мирной.
Разведчик прикинул ситуацию: первым на очереди – солдат возле колонны; его не видят со своего места ни суперсолдат, ни офицер с двумя охранниками; следовательно, его можно ликвидировать незаметно для остальных. Затем следует подождать, пока «троллейбус», совершив обычный маршрут, вновь удалиться на максимальное расстояние – и ненадолго остановится у лифта; это время надо использовать на офицера и его охрану. Если повезёт, то, после уничтожения троицы на деревянном помосте, можно подкрасться к динамо-машине – и отключить энергию для «троллейбуса», после чего добить беспомощного великана уже неоднократно испробованным способом… А если удача отвернётся от него, Блацковича, то ведь в его арсенале имеется великолепная штука против подобных противников: ручной гранатомёт…
Дождавшись подходящего момента, диверсант приступил к выполнению замысленного плана: помня о том, что любой убитый им неприятель обязательно воскреснет несколько мгновений спустя, он поклялся себе действовать с наивысшей осторожностью и точностью. Увы, повторной возможности проделать задуманное в относительной тишине у него не будет…
Пригнувшись, Блацкович преодолел несколько метров на корточках – и прицельным выстрелом в голову убрал с дороги автоматчика, стоявшего у колонны; конечно, тот через миг вновь зашевелился, пытаясь подняться на ноги, но второй выстрел, ничуть не уступавший в точности первому, успокоил его навеки. Убедившись, что враг недвижим, а товарищи не заметили его отсутствия, по-прежнему глазея себе под ноги, американец вдоль стены пробрался к колонне, за которую немедленно затащил труп дважды убиенного; тут ему пришлось на минуту задержаться, поскольку чёртов «троллейбус» как раз остановился рядом с помостом. Не заметив ничего подозрительного, суперсолдат потащился в обратном направлении – и Блацкович решил, что наступила пора продолжить операцию.
Естественно, первой его жертвой из находившейся на помосте троицы пал офицер, легонько ткнувшийся носом в свои записи; причём, сделано это было столь тихо, что его охрана даже не обернулась. Впрочем, Блацкович не стал рисковать, заигрывая со временем: ещё два едва уловимых щелчка – и оба автоматчика попадали на возвышение; в тот же миг офицер стал подниматься из-за стола. Но суперагент, верный данному себе слову, не замешкался: он пустил пулю в голову шамблеру, а после преспокойно ждал, когда воскреснут солдаты. Пока эсэсовцы, поворачивая из стороны в сторону окровавленные лица с ничего не выражающими глазами, поднимались на ноги, он успел прекратить их бессмысленное существование – на сей раз окончательно. Оставалось незаметно пересечь тоннель, при этом не споткнувшись о протянутые через весь периметр рельсы – и Блацкович, в оба глаза следя за суперсолдатом в конце коридора, во весь опор кинулся к деревянному помосту, укрывшись за динамо-машиной.
Возвращающийся противник не заметил ни перемещения шпиона, ни потери друзей; американцу было достаточно подождать, пока тот приблизится к помосту – и отключить подачу энергии к его доспехам. «Вот ещё! – решил Агент Второй, поворачивая рычаг на панели управления. – Мне только и не хватало бегать за этим супернацистом по всему коридору! Нет уж, дружок, сам подойди поближе: тут-то я тебя и раздену!»
И верно: случилось так, как это предполагал бежавший из вражеской тюрьмы заключённый – «троллейбус» не дошёл до возвышения около десяти метров, как рухнул на колени, а после – растянулся на рельсах, не в состоянии пошевелиться; подскочивший к нему Блацкович вырвал трубой провод из его шлема. Гитлеровец глухо застонал, но американец не стал обращать на это внимания – он быстро вскочил на помост, интересуясь, чем был столь увлечён офицер. Действительно, тот, как оказалось, писал письмо то ли жене, то ли любовнице по имени Катарина Шнайдер – куда-то в Магдебург; разведчик осмотрел несколько стоявших по соседству со столом ящиков с горнопроходческим оборудованием, составленные в углу возвышения канистры с топливом – и продолжил путь по коридору. «Это просто замечательно, что археологи Хельги вгрызаются в землю по прямой! – внутренне развеселился агент. – Если бы они петляли, как тоннели на карте Оттона Великого, то количество поворотов и углов было бы куда больше, что, честно говоря, гораздо хуже: за каждым из них можно недосмотреть врага… Другое дело – прямой тоннель!»
Несмотря на то, что движение по шпалам несколько замедляло ход, Блацкович достиг подъёмника меньше, чем за пару минут – и, войдя в кабину лифта, легонько ударил по кнопке кулаком: интересно, в каком месте он окажется сейчас? И, конечно, не менее важный вопрос: что его там ожидает? Это ему предстояло выяснить уже на месте…
Лифт спускался около минуты; со всех сторон Блацковича окружала монолитная скала, с которой время от времени свисали на проводах маломощные лампы. Мысли его вновь вернулись к Хельге, виновнице всего случившегося в Вульфбурге. «Что питает твоё безумие? – размышлял американец, стараясь понять источник той жажды, что овладела женщиной. – Ты роешь и роешь, как слепой червь. Всё глубже и глубже, в прогнившие кишки земли… В такие тёмные уголки, которых лучше не освещать… Жажда власти? Славы? Поклонения? Неужели ты хочешь основать очередную гнусную религию, фрау оберштурмбаннфюрер СС, Хельга фон Шаббс, потомок великого императора?.. А может – злобная ведьма, сумасшедшая нацистка, фанатичная рабыня хаоса?!»
Платформа подъёмника замерла на месте, заграждения его автоматически открылись, приглашая Блацковича идти дальше, в неизвестность… Перед ним предстал новый тоннель, аналогичный предыдущему: его насквозь пронизывали рельсы, начинающиеся прямо от лифта; вагонетки, куча булыжников, накрытые брезентом ящики… Правда, коридор был настолько длинным, что диверсант не смог увидеть, где он заканчивается; к тому же Блацкович сразу отметил прилегающие к нему проходы – справа располагался ближайший, а метрах в двадцати от него имелся поворот налево; кроме того, над дальним поворотом находился второй ярус, протянутый почти под потолком сооружения: на нём он немедленно заметил двух нацистов, о чём-то разговаривающих – мгновением позже к нему донёсся смех. Прямо под ними прогуливался ещё один «троллейбус», патрулирующий находящуюся дальше территорию; в том же секторе Блацкович заметил и снайпера в тёмно-коричневой униформе.
«Вот так свезло! – подумал он, осторожно приподнимая голову из-за кучи булыжников и внимательно осматривая участок. – Увиденное крайне напоминает мне в далёком детстве рассказанную мамой русскую сказку про былинный камень: налево пойдёшь – коня потеряешь; направо пойдёшь – голову потеряешь; прямо пойдёшь – счастье найдёшь… или что-то в этом роде… Ну, коня-то у меня нет; счастье – в лице суперсолдата и снайпера – тоже как-то не улыбается, а с головой расстаться я вообще не спешу! – он беззвучно усмехнулся. – Значит, налево?»
Действительно, из трёх перечисленных вариантов этот казался ему наилучшим – хотя бы потому, что, несмотря на очевидный проход в скалу, над ним отсутствовала лампочка, что делало этот сектор наиболее тёмным, между тем, как остальной, обозримый с его места участок тоннеля, был превосходно освещён. Если аккуратно прокрасться вдоль правой стены коридора, уставленной ящиками, то можно сократить расстояние до поворота налево почти вдвое; при этом есть почти стопроцентная возможность не попасться на глаза охранникам, болтающих меж собой на втором ярусе: ребята заняты беседой, к тому же освещающие ярус лампы расположены на потолке как нельзя удобнее – прямо перед их глазами. Итак, если незаметно проникнуть в левый проход, можно попробовать разобраться с солдатами наверху, а заодно ликвидировать снайпера… План, что и говорить, заманчивый, в нём есть лишь один неприятный момент: неизвестно, куда ведёт проход – и не заканчивается ли он вообще тупиком? Очевидно, что если бронированный «троллейбус» зажмёт его в угол и начнёт поливать свинцом, то выйти оттуда уже не будет никакой возможности… как минимум, пока у суперсолдата не закончится боезапас…
Кстати, пока Блацкович просчитывал собственные возможности, положение его ухудшилось: из проёма в стене – видимо, тоннель всё же куда-то сворачивал – появился ещё один автоматчик; солдат подошёл к снайперу и что-то сказал ему; тем временем произошли некоторые изменения и на втором ярусе: к солдатам вышел офицер – и смех камрадов разом прекратился.
«Итак, количество врагов увеличилось в полтора раза, - подвёл итог «Би Джей», с недовольством тряхнув головой. – Неудивительно: ведь коридор явно длиннее предыдущего… И ещё один офицер, чёрт бы его побрал! Что будем делать?»
Он вновь осмотрел периметр: офицер удалился туда, откуда появился – из левой части второго яруса; значит, там имеется ещё один проход, неизвестно, куда выходящий... Можно рискнуть – и проверить тоннель налево, а в случае неудачи вернуться на прежнее место. Нет, это глупо: офицер только что вздул солдат, поэтому они будут бдительнее – и шансы его незаметно проскочить вперёд и назад под врагами снижаются минимум вдвое, если не вчетверо… Уж если идти по выбранному маршруту, то лишь единожды!
Вдруг словно внезапно пробудившееся шестое чувство заставило американца поднять голову – и осмотреться за спиной: буквально в нескольких метрах от себя, справа, он увидел отверстие в скале, на высоте не более трёх метров; к нему вела обыкновенная деревянная лестница, судя по всему, оставленная здесь рабочими, пробивавших тоннель и очищавших его от мусора. Блацкович поднялся едва ли не во весь рост – враги всё равно не могли видеть его из-за груды камней и штабеля ящиков – и вернулся к лифтовой кабине; чтобы взобраться наверх, ему потребовалось не более десяти секунд. Агент Второй высунул голову из-за угла: он оказался в узком и низком тоннеле, правая стена которого состояла из металлических решёток; в почти полной темноте нельзя было разглядеть, что за ними находится, однако Блацкович почувствовал сырость и услышал негромкое журчание подземных вод. Стараясь не шуметь, он пополз дальше по случайно обнаруженному лазу, пока, преодолев несколько десятков метров, глаза его уловили электрический свет откуда-то слева: тоннель поворачивал – и разведчик осторожно протиснулся за угол полукруглой стены.
Оказалось, что он, проделав долгий путь по нежданно-негаданно найденному лазу, прополз к мосту над железнодорожными рельсами, на котором дежурили двое автоматчиков: Блацкович понял, что он попал на тот самый второй ярус, что раньше видел снизу, прячась за горой камней. Где-то под собой он услышал движение суперсолдата – и решил повременить с внезапным нападением, пока тот снова не удалится. Два солдата на мосту, хоть после замечания офицера и перестали разговаривать, но вели себя не особо внимательно; это дало Блацковичу возможность подползти к ним ещё ближе – и убрать обоих без лишних проблем из бесшумного «Люгера». Потратив два следующих выстрела на восставших шамблеров, он, осторожно подняв голову над перилами, осмотрел тоннель сверху.
С противоположного конца на второй ярус вела широкая деревянная лестница; именно возле её нижней площадки стояли на часах тёмно-коричневый снайпер и автоматчик; звуки шагавшего суперсолдата доносились откуда-то слева из-за поворота. Диверсант оказался прав: тоннель слегка изгибался, разделяясь на два прохода, каждый из которых охранялся упомянутыми ранее врагами. Кроме того, Блацкович немедленно отметил узкий проход в противоположной части яруса: именно оттуда раньше выходил офицер, устроивший нагоняй своим, ныне усопшим, подчинённым… Поскольку суперсолдат вышагивал где-то за углом тоннеля, а стоявшие на часах автоматчик и снайпер не поднимали головы, американец решил тихонько проследовать по мосту – и навестить исчезнувшего из его поля зрения офицера. Для этого необходимо было пройти мимо лестницы вниз, не попавшись на глаза стоявших внизу солдат, но Блацкович превосходно справился с этим.
Он обнаружил врага в маленькой пещере за поворотом направо, выдолбленной прямо в скале; в помещении, освещённом двумя электрическими лампами, стоял стол и стул, на котором, кстати сказать, и дремал нерадивый нацист. При появлении врага он даже не открыл глаз; разведчику подумалось, что именно болтовня подчинённых не давала ему возможности соснуть, за что ребята и получили выговор от начальства… Не считая смерть во сне наихудшей из всех остальных вариантов покинуть этот мир, Блацкович пустил ему пулю в лоб, а мгновением позже – ещё одну, когда воскресший мертвец сделал попытку подняться с места. Всё было сделано на удивление тихо – и довольный диверсант быстро осмотрел разложенные на столе бумаги.
Несмотря на бухгалтерские выписки и отчёты о дежурствах в катакомбах, один документов крайне заинтересовал его – и Агент Второй, приблизив бумагу к ближайшей лампе, ознакомился с написанным от руки текстом:

Записка археолога СС Рэндольфа
12 марта 1946 года
Мы проникли в древние катакомбы. Теперь мне постоянно снятся кошмары, одни и те же. Просыпаюсь в холодном поту. И чем дальше мы углубляемся в тоннели, тем более жуткими становятся кошмары. Чувство ужаса притупляется после того, когда я позавтракаю и выпью кофе, однако в течение дня вновь возникает необъяснимый страх. Я боюсь того, что таится в этих тёмных глубинах…
Всякий раз, когда офицер Эберхард, прораб, приходит доложить о результатах раскопок, на меня накатывает страшное волнение. Вчера мне показалось, что я слышал доносящийся из темноты призрачный голос. Не смог разобрать, что он говорил...
Возможно, мне стоит сходить в лазарет, показаться врачу, но… Что обо мне подумает фрау оберштурмбаннфюрер? Решит, что я – слабак? Только этого не хватало!
Молюсь о том, чтобы работа над этим проектом поскорее завершилась – и мы убрались куда подальше из этого проклятого места.
Рэндольф

Блацкович положил бумагу на место. Итак, подземелья Оттона где-то совсем рядом… Осталось проникнуть в тайный комплекс короля – и перехватить Хельгу фон Шаббс! Вперёд, Билли Бой!
Вернувшись на мостик, он услышал приближающуюся поступь бронированного пехотинца; автоматчик и снайпер до сих пор стояли под лестницей, поэтому американец начал именно с них: это давало ему возможность отвлечь внимание суперсолдата на откуда ни возьмись появившихся в тоннеле врагов… Высунувшись из-за угла пещеры, он двумя выстрелами из пистолета положил наземь обоих нацистов – и в тот же миг в коридоре возник вооружённый пулемётом «троллейбус».
Противник, удивлённый отсутствием на привычном месте товарищей, вскинул оружие; в тот же момент нацисты воскресли в обличье шамблеров – и, покачивая головами, вразвалочку пошли на него. Блацкович выхватил из-за пояса ручной гранатомёт – и прицелился в бронированного великана, открывшего пальбу по потустороннему неприятелю: длинная очередь, выпущенная «Злобой», буквально измельчила обоих покойников в кровавый фарш. Но и разведчик не дремал: устроившись за углом, он выстрелил в суперсолдата; ракета угодила тому в панцирь, взорвалась – и враг закачался, опустив оружие. Для верности «Би Джей» сделал ещё один выстрел, покорёживший шлем супостата, а заодно оторвавший соединяющий того с динамо-машиной провод. Гигант совершил медленный полуоборот, выронил пулемёт – и замертво грохнулся на рельсы.
Блацкович осторожно спустился по лестнице, озираясь по сторонам: если на участке ещё оставались враги, то здесь им вполне хватало места для игры в прятки – уходивший за поворот тоннель изобиловал составленными в кучи бочками, ящиками и тянувшимися вдоль стен широкими трубами. К счастью, диверсант не больше не встретил врагов: тоннель повернул налево и в его конце он увидел ещё одну металлическую дверь, поверхность которой искрилась от электрических разрядов. Блацковичу потребовалось не более минуты, чтобы пройти к ней вдоль рельсов – и привычным движением повернуть рычаг на панели управления, отключавшим электрическое поле. «Несомненно, что электрическая защита установлена совсем недавно – и сделано это вовсе не против моего вторжения, - смекнул американец, доставая трубу и взламывая дверь её остриём. – Конечно, подобные предосторожности предприняты против шамблеров: вряд ли солдаты заинтересованы в том, чтобы нежить вырвалась из катакомб на поверхность! Впрочем, эти меры довольно запоздавшие: нечисть уже вовсю шастает по разрушенному Вульфбургу…»
Открыв дверь, Блацкович оказался на площадке уходящей вниз лестницы – и его немедленно поразило, что ступени её были настолько древними, что отчасти рассыпались от времени! Над головой его был не абы как обустроенный рабочими потолок, как в предыдущих тоннелях, а полуарочный свод, украшенный полустёршимися за прошедшие века барельефами ангелов и святых… Впрочем, он не стал разбираться в тонкостях средневекового архитектурного декора, прижавшись к левой стене: снизу послышались автоматные очереди – и агент, естественно, был обязан установить причину их возникновения.
Осторожно спустившись по ступеням, он оказался в старинном зале, высокие своды которого поддерживались по центру тремя колоннами; напротив каждой из колонн было по широкому окну. Возле каждого стояло по автоматчику, бесперебойно стрелявшему сквозь них куда-то ниже; да, солдаты палили вовсе не по Блацковичу, причём, они были настолько заняты, что не даже не заметили появления американца у себя за спиной! Внезапное проникновение в тыл противника давало Блацковичу невероятное преимущество, которым тот немедленно воспользовался: не теряя времени, Агент Второй точными выстрелами положил на каменный пол всю троицу, а несколько мгновений спустя, когда покойники воскресли в виде шамблеров, отправил их на тот свет уже вторично. После этого он бросился к ближайшему – слева от него – окну и, пригнувшись за подоконником, выглянул наружу.
Его глазам открылось ещё большее помещение, находившееся ярусом ниже; зал был выполнен в форме семигранника, в центре которого располагалось аналогичное число высоких колонн. Между них находился невысокий каменный постамент, окружённый непонятного назначения желобом в полу, который соединял собой упомянутые колонны. Потолки и стены помещения также были украшены таинственными барельефами и горельефами, изображавшими неведомых существ; Блацкович, улучивший миг для рассуждений, отметил про себя, что увиденное им никак не соответствует понятиям и нормам христианской этики тех времён, что было крайне странно… Что же создал Оттон в этих тоннелях – и чего так впоследствии опасался, дав своим людям полную власть уничтожить, буде надобно, целый город?!
По залу, задевая друг друга плечами и лапами, бродили шамблеры; их было около двадцати штук, может, больше… Несомненно, что именно по ним стреляли нацисты, надеясь, видимо, поелику возможно, нанести врагам хоть маломальский ущерб… Блацковича столь покоробило от вида разгуливающих внизу восставших покойников, что он не постеснялся – и швырнул в них гранату; взвыв, сопровождаемый эхом древних катакомб, потряс помещение, уменьшив количество противников, как минимум, вдвое… «Будет нелишним, - злобно подумал Блацкович, наблюдая за оставшимися тварями. – Особенно на тот случай, если мне самому придётся идти через этот зал…»
Отойдя от окна, он вернулся к осмотру участка, на котором находился, оказалось, что из зала вели две лестницы: правая уходила куда-то вниз, а левая – наверх. Резонно предположив, что навряд ли ему понадобится движение наверх, Блацкович решил быстренько глянуть, куда его выведет лестница слева. Взбежав по ступеням, он понял, что оказался прав: дальше хода не было вообще – небольшая усыпальница, освещаемая десятком факелом, насчитывала шестнадцать расположенных внутри стен древних саркофагов. Возле её дальней стены стояла статуя рыцаря, на постаменте которой он – даже при неровном освещении – заметил несколько листов бумаги; Блацкович собрал их в охапку, мельком просматривая написанное. Среди не представляющих никакой ценности отчётов за цемент и просьб прислать в катакомбы побольше динамита, ему посчастливилось обнаружить два интересных документа, подписанных уже известными ему личностями. Первый из них оказался весьма немногословным, однако был датирован сегодняшним числом, что особенно привлекло внимание агента:

Записка археолога СС Рэндольфа
17 февраля
Мы только что добрались до вестибюля хранилища. Здесь установлен необычный механизм, соединённый с чем-то наподобие ворот. Чтобы открыть проход к хранилищу, необходимо решить головоломку, составленную из набора загадочных символов на пьедестале… Боже мой, эти средневековые премудрости превосходят моё понимание! Я приказал Хельмуту связаться с командованием – и подробно изложить положение, в котором мы оказались.
Фрау оберштурмбаннфюрер полагает, что решение задачи не составит ей большого труда. Её умственные способности, что ни говори, поражают, однако в данном случае я далеко не убеждён, что она справится... С виду замок очень сложный. А ведь его соорудил какой-то аббат ещё в Х веке!
Рэндольф

Блацкович не стал ломать голову над прочитанным: фон Шаббс – наиболее осведомлённая фигура во всей этой загадочной истории – наверняка сумеет открыть вход в хранилище; во всяком случае, в способностях Хельги американец сомневался куда менее, чем автор письма… Она – не просто знаток множества языков и культуры древних германцев, она – фанатик своего дела, если таковым можно считать современную нацистскую науку… К тому же, судя по дате в записке, у неё была уйма времени. «Не люблю заключать пари, - подумал Блацкович, - но в этом вопросе я однозначно ставлю на фрау оберштурмбаннфюрера!»
Другим, не менее важным посланием, оказался отчёт руководителя раскопок, насколько разведчик успел составить своё мнение об этом человеке: записка Эберхарда полностью подтвердила его мысли касательно способностей и осведомлённости фон Шаббс. Текст её был таковым:

Записка офицера Эберхарда
10 марта
Отчёт по завершению рабочего дня.
1) Хельге – после нескольких дней буквального проживания в библиотеке – удалось решить эту головоломку. Оказалось, что каждое нажатие на каменную «кнопку» постепенно открывает вход на винтовую лестницу. За следующими воротами мы обнаружили ещё один проход, заваленный камнями. Где-то за ним, судя по данным Хельги, должна быть каменная дверь, ведущая непосредственно в хранилище.
2) Нужно подготовиться к расчистке завала. Динамит следует использовать с огромной осторожностью, иначе можно повредить дверь.
3) У рабочих, похоже, от нагрузки стали сдавать нервы. Они сообщают мне о странных звуках, якобы исходящих с той стороны завала. Многие стали жаловаться на ночные кошмары. Дурацкие суеверия…
4) Как бы там ни было, людям, похоже, необходимо снять напряжение. Тем, кто работал усерднее остальных, надо будет дать отгул на вечер: пусть сходят в таверну и хоть немного развеются.
Эберхард

«Итак, наследница Оттона справилась со средневековой загадкой! – констатировал про себя «Би Джей», покинув усыпальницу и направляясь прямиком через зал к лестнице в противоположном конце помещения. – Значит, вход в хранилище должен быть открытым – об этом недвусмысленно говорит дата письма, написанного неделю назад, а ведь Хельга ни за что не станет терять времени на какие-нибудь технические проволочки! – поэтому мне осталось найти его… Следовательно, моими ориентирами будут указанные в послании винтовая лестница и каменная «кнопка», как этот предмет именует автор… Ладно, кто ищет, то всегда найдёт!»
Спустившись по лестнице, Блацкович попал в следующую усыпальницу, весьма напоминавшую собой расположенную в верхней части зала; низкий проход, освещаемый электрической лампой, уводил куда-то дальше, прямо под каменную стену древнего захоронения. Американец пригнулся, намереваясь проникнуть в лаз, как вдруг увидел лист бумаги, лежавший у подножия ближайшего ко входу саркофага. Он протянул руку, взял документ – и при свете лампы прочёл следующее:

Записка офицера Эберхарда
17 марта
Нам удалось расчистить завал с помощью динамита. Но при этом, как я и опасался, мы повредили дверь хранилища. Из трещины в камне стал просачиваться какой-то газ. Без запаха. Любопытно.
Будем дожидаться Хельги. Рабочие поговаривают о старинном проклятии: дескать, нам здесь не место…
При взрыве едва не погиб Фриц Бауманн: с потолка пещеры свалился камень, угодивший ему прямо в голову. Прискорбно. Отправляю его вместе с несколькими солдатами, под руководством унтершарфюрера Хельмута Вельтманна, в полевой лазарет: хватит с них на сегодня раскопок!
Ребята на взводе, больше никто не в состоянии держать себя в руках. Сейчас я слышу, как они что-то кричат. Пойду скорее разбираться.
Эберхард

«Вновь сегодняшнее число! – встрепенулся Блацкович. – Интересно, когда был написан этот отчёт? Вероятно, не более двух-трёх часов назад: ведь я отлично помню последнее принятое Хельгой сообщение по рации – как раз до того, как в таверне и в самом городе воцарился хаос… Ладно, ищем винтовую лестницу!»
Разведчик пригнулся и последовал по короткому тоннелю, который через несколько метров вывел его в небольшое, круглое помещение, являвшееся продолжением древнего захоронения: под высоким куполом находилось более десятка замурованных в стены саркофагов. Несмотря на горевшие факелы, с потолка свисала мощная электрическая лампа; слева от Блацковича находилась каменная лестница наверх… Но только он подумал о выходе из комнаты, как по ступеням, вопя от ужаса, сбежал вооружённый автоматом нацист; на диверсанта он не обратил ни малейшего внимания, потому что вовсю отстреливался от преследовавшие его двух шамблеров. «Би Джей», не раздумывая, послал ему пулю в затылок, занявшись его преследователями: сорвав с плеча снайперскую винтовку, он размозжил головы восставшим покойникам, после чего аналогично поступил с вновь поднявшимся на ноги врагом. Повернув налево, он осторожно выглянул из-за угла: на верхних ступенях коридора, стены которого также являли собой массовое захоронение предков рода человеческого, находилась троица шамблеров, зажавших в угол ещё одного гитлеровца. Несчастный отбивался от нападающих прикладом автомата – видимо, боекомплект только что закончился; впрочем, подобный метод обороны был бесполезен против кровожадных, неудержимых врагов: его бывшие друзья, одетые в эсэсовскую униформу, щёлкая зубами и размахивая лапами, буквально разодрали человека на куски, после чего обернулись в сторону возникшего в их поле зрения Блацковича.
Американец сделал шаг назад – и мастерски выбил мозги всем троим; шамблеры попадали друг на друга… впрочем, они не были последними на этой локации – поворачивавший направо коридор был полон ужасных потусторонних тварей, шедших прямо на агента. Благо, что тоннель не был достаточно широким: враги могли двигаться исключительно гуськом – таким образом, он ликвидировал четверых супостатов, после чего спешно перезарядил оружие: впереди вновь послышалась автоматная очередь… За ней – другая… Эхо носилось по пространству подземелий отзвуками стрельбы и человеческих криков.
У Блацковича возникло ощущение, что он вновь попал в катакомбы под замком «Вольфенштайн»: те же руины, обнажающие захоронения множества людей, те же запутанные переходы… Иногда было заметно по структуре самих тоннелей, какие из них были прорыты ещё средневековыми рабочими – возможно, здесь же и похороненными, а какие – проделаны совсем недавно под руководством Эберхарда; переплетение широких и узких ходов вносило невообразимую путаницу в и без того довольно затянувшееся путешествие Агента Второго по параллельному измерению…
Следуя по коридорам, он стал свидетелем настоящей бойни между живыми и мёртвыми: солдаты-одиночки отстреливались от атакующих их за каждым углом шамблеров до последнего патрона, чтобы потом присоединиться в новом обличии к воинству восставших мертвецов – и дружно преследовать самого Блацковича! Против неприятелей нельзя было использовать гранаты или чудесный ручной ракетомёт: потолки некоторых тоннелей выглядели довольно хлипкими и удерживались на таких же подпорках, поэтому приходилось бегать от надоедливых преследователей – и отстреливаться, разнося в ошмётки их пустые головы… Вновь бегать – и снова, временно отступая от превосходящего количества неприятелей, отстреливаться… Американец мысленно подсчитал, что ещё полчаса подобной беготни – и ему придётся отбиваться от не упокоенных тел железной трубой, так как боезапас будет наверняка исчерпан.
Тем не менее, каждый шаг неуклонно приближал человека к конечной цели: зачистив от врагов длинный, петляющий тоннель, Блацкович вышел, наконец, к металлическому мосту, переброшенному через подземное озерцо; справа от него со скалы низвергался водопад, питавший подземные воды, а слева виднелся хорошо освещённый проход в нижние помещения. Американец, выстрелами сбросив с моста нескольких шамблеров, пересёк озерцо, оказавшись у первого ориентира, о котором упоминал офицер Эберхард: старинные широкие ступени винтовой лестницы уходили едва ли не к поверхности озерца; нижняя площадка массивной конструкции, не снабжённой перилами, практически зависала над водой. В центре изумительного образца средневековой монументальной архитектуры находился вполне современный подъёмник; увы, кабина лифта была внизу – и каким образом её можно поднять наверх, Блацкович так и не придумал, хотя внимательно осмотрел каждый из прилегающих к лестнице стенных блоков. Ничего не оставалось, как совершить головокружительное путешествие по ступеням; разведчик строго придерживался центральной части конструкции – и старался не вспоминать об ощущениях, которые у него возникали при поистине эпическом пересечении Падерборнского моста.
Наконец, ноги его ступили на нижнюю площадку лестницы; отсюда он мог спокойно перейти по короткому мостику к виденным сверху нижним помещениям древних катакомб. Перед очередным, освещённом факелами проходом вглубь скалы, он обратил внимание на то, что зеленоватый газ, сочащийся из-под земли, стал более зримым… Блацкович даже не побоялся такого сравнения – более осязаемым, что ли… Нет, он по-прежнему не издавал ни малейшего запаха, только вот его стало больше, гораздо больше; зеленоватая пелена буквально стелилась у его ног… «Если концентрация неведомой субстанции настолько увеличилась, что в прямом смысле слова путается у меня под ногами, значит, я вышел к его источнику! – понял американец. – Следовательно, фрау фон Шаббс и её неугомонный спутник должны быть неподалёку…»
И, стоило разведчику лишь подумать о Хельге, как он тут же услышал её голос, доносящийся откуда-то спереди:
- Без этой проклятой карты у нас ничего не выйдет! – вопила она; эхо, казалось, носило её вопли по всему пространству. – Как мы могли потерять её?! Что вы вообще несёте, Шрайнер?
- Весь этот проект – сплошная катастрофа, Хельга! – сдержанно, но достаточно твёрдо возражал ей упомянутый собеседник. – Вы городите какую-то мистическую чепуху, основанную на древних преданиях, Вульфбург уничтожен… А ведь этот город, как-никак, собственность Третьего Райха! Я уж совсем не говорю о том, сколько человеческих жизней вы бросили на алтарь своего безумия!
- Заткнитесь! – рявкнула фон Шаббс. – Может, тот проклятый американец её забрал?
- Не знаю, да и знать не хочу! – ответил мужчина. – Но я ставлю вас в известность самым официальным образом: когда мы вернёмся на поверхность, я подам исчерпывающий рапорт обергруппенфюреру СС Штрассе, непременно подам! Вы понимаете, что это будет значить персонально для вас?
- Шрайнер, трусливая, подлая тряпка! Прекратите вы, наконец, это бабье нытьё? – завизжала женщина – да так громко, что Блацковичу показалось, будто она стоит за соседним от него углом.
- Хельга, обзываться нехорошо! – назидательно произнёс мужчина, повысив, тем не менее, голос.
- Плевать! – Агент Второй услышал негромкий смех. – Хоффманн, показывайте дорогу! – скомандовала затем фон Шаббс – и разговор прекратился. Послышался одновременный, постепенно затихающий топот ног…
Диверсант, сжав в руках «Бомбеншусс», ступил в хорошо освещённый электричеством проход; казалось, что клубящийся под ногами зеленоватый газ значительно сгустился. Но суперагент больше решил не обращать внимания на подобные мелочи; осторожно крадясь вдоль стен тоннеля, он, не встретив ни одного – живого или мёртвого – врага, прошёл около тридцати метров, несколько раз повернув налево. В конце пути его ждало открытое помещение, массивная дверь которого была поднята на металлических опорах; глядя на неё, Блацкович даже побоялся представить себе вес однородной каменной глыбы. Оглядываясь по сторонам, он тихонько заглянул в огромный зал, среди колонн которого бродило несколько шамблеров – и тут же узнал его: да, это было то самое помещение, в котором трое нацистов расстреливали покойников из окон несколькими ярусами выше! Подняв голову, Блацкович увидел эти самые окна, через одно из которых – правое – он бросил в шамблеров гранату… Действительно, в зале было семь колонн, посреди которых находился невысокий постамент, окружённый жёлобом в полу; получалось, что ему пришлось сделать настоящую экскурсию по древнему лабиринту Оттона Великого, чтобы, наконец, попасть в преддверье тайного хранилища?! В дальнем конце помещения находились каменные ворота, являющиеся, вероятно, единственным выходом на смежную локацию.
Не теряя времени даром, американец перестрелял шляющихся по залу шамблеров, к существованию которых он довольно привык за последние несколько часов – и приблизился к окружённому колоннами постаменту, на котором тут же увидел подтверждение словам археолога Рэндольфа: в центре его имелся каменный квадрат, украшенный непонятными символами и зримо выдающийся из конструкции; Блацкович немедленно догадался, что именно этот предмет эсэсовец назвал «каменной кнопкой». Было очевидно, что нажатием ладони её следует погрузить в постамент – и ждать, когда откроются каменные ворота в конце зала...
- Готова ли ты к тому, что тебя ждёт здесь, Хельга? – прошептал агент, решительно надавив на «кнопку» и на всякий случай отскакивая за ближайшую колонну.
Каменные врата дрогнули, откуда-то из-за стен послышался шум неведомого механизма; древняя плита стала медленно опускаться, уходя в пол; прямо за ней располагалась подобная ей конструкция, также начавшая опускаться… а за ней – ещё одна… Блацкович, подойдя к воротам и наблюдая за открытием нового прохода, только диву давался, насколько точно плиты были подогнаны друг к другу; он насчитал их одиннадцать штук, опускавшихся одна за другой в течение нескольких минут! Мало того: когда проход был открыт полностью, ушедшие в пол каменные глыбы образовали ступени, по которым можно было подняться дальше – к другим воротам…
Разведчик, не видя никаких препятствий к движению вперёд, преодолел возникшую перед ним лестницу – и оказался в коротком коридоре; по стенам его стояли какие-то ящики, бочки и канистры, освещаемые портативным прожектором. Отправившись к воротам, он попутно заметил на одном из ящиков нечто белеющее; предмет оказался очередным посланием нацистского археолога, также датированным сегодняшним числом. Вот что в нём говорилось:

Записка археолога СС Рэндольфа
17 марта
Господи, не могу поверить в то, что сейчас видел!
Мы расчистили путь во внутренний склеп. Один из наших людей погиб во время взрыва. Пока остальные занимались его телом, я не смог противиться искушению – и открыл ворота в склеп, несмотря на предупреждение Хельги. Мне пришлось закрыть рот тряпкой, чтобы защититься от газа, но в нос он всё равно проник, и я почувствовал жжение.
Входя во внутренний склеп, я ощутил благоговейный трепет. Поразительное достижение древних: создать подобное сооружение в самом центре горы! Казалось, у этого газа ни конца ни края… Там наверняка скрыты сокровища. Фантастические сокровища, обладающие невероятной исторической ценностью! Однако я заметил, что этот газ идёт из трещин в полу, появившихся в результате землетрясения.
Перед входом находится некий механизм. На нём те же символы, что и на карте, которую мы взяли, как уверяет Хельга, у полусумасшедшего церковного органиста. Возможно, с его помощью управляется огромная дверь на дне ямы. Карта у Хельги, так что пока я не могу проверить свою гипотезу. Похоже, что-то спрятано там, глубоко под землёй...
Надеюсь, скоро сама Хельга будет здесь – и тогда мы узнаем, что именно.
Рэндольф

Несмотря на свеженаписанное письмо, Блацкович не стал задумываться о том, что случилось с его автором: может, бродит сейчас где-нибудь шамблером, подобно другим занятым на раскопках нацистам… или даже погиб от рук самого американца, бежавшего из тюрьмы замка «Вольфенштайн»…
Осмотрев ворота, Агент Второй не обнаружил никакого механизма, позволявшего их открыть; что же, приходилось действовать стандартным образом – трубу в щель, а после раздвигать створки руками. Забросив винтовку за спину, он взял в руки «палочку-выручалочку» – и взялся за работу. Вскоре он раздвинул ворота – как вдруг, ступив после этого шаг вперёд, ноги его запутались в цепи, лежавшей сразу за порогом – и Блацкович, не осознавая происходящего, повис на ней вверх тормашками, подтянутый на метр от земли специальным блоком; труба выпала из его рук, сползла со спины винтовка, со стуком ударившись о каменные плиты… Болтаясь вниз головой, он всё же успел рассмотреть, что на него направлены дула двух автоматов: эсэсовцы целились в него, а позади них, на фоне огромной пещеры, наполненной зеленоватым газом, стояли Хельга фон Шаббс и Эммерих Шрайнер. Между них располагался странный механизм, помещавшийся на круглом постаменте. Никогда не теряющий присутствия духа Блацкович, невзирая на собственное незавидное положение, успел обрадоваться и огорчиться одновременно: первое чувство было вызвано тем, что вместе с винтовкой не выпал из-за пояса на пол его пистолет с ручным гранатомётом, а второе – что он, столько лет игравший в ковбоев, попался в примитивнейшую ловушку, именуемую лассо!
Мгновением позже он увидел, что к нему приблизилась Хельга:
- Франц?! – удивилась женщина, всмотревшись в его лицо. – Мой «официант»?! Видимо, ты никак не можешь не лезть в самое пекло, да? Что же, на сей раз ты спалишь свои крылышки, - она с усмешкой обернулась к Шрайнеру. – Это ведь ты тот самый американец, не так ли? Тот, что убил моего лучшего охотника, Руди? – она прищёлкнула пальцами перед носом висящего вниз головой пленника. – Я вижу, упрямства тебе не занимать! А что у нас тут? – она внезапно посмотрела на его оттопыренный карман – и вытащила из него древнюю карту. – Что же, это сбережёт нам время! Шрайнер, мы снова в деле! – провозгласила она, показывая находку мужчине.
Тот пожал плечами:
- Я ни черта не понимаю в этих символах, Хельга!
- О, фортуна, такая изменчивая и непредсказуемая! – едва не пропела женщина. Поразительно! – схватила агента за плечи и звонко чмокнула его в щёку. – Ты вернул мне воспоминания, американец! Я снова чувствую себя ребёнком, что ищет сокровища в лесу... Может, благодаря этому мгновению, я стану героиней книг, как величайший искатель приключений! – она мечтательно закатила глаза.
- Для меня ты навсегда останешься ничем не выдающейся нацисткой, - произнёс «Би Джей», пытаясь даже в теперешнем положении получше осмотреть величественный грот, в центре которого имелась запечатанная круглая дверь, размером с четверть футбольного поля.
Фон Шаббс усмехнулась – и отошла к стоявшему возле механизма полномочному инспектору «Мёртвой Головы».
- Вы видите, Шрайнер? – обратилась она к коллеге, показывая тому карту в раскрытом виде.
- Вижу музейный экспонат, но что это меняет? – равнодушно ответил мужчина, бросив взгляд на протянутый женщиной предмет. – Вам не удалось произвести на меня никакого впечатления! Поэтому обергруппенфюрер СС Штрассе также вряд ли будет впечатлён, Хельга!
- Боже мой, Шрайнер, вы – глупец, какого свет не видывал! Смотрите: вот код на карте короля Оттона! – женщина ткнула картой прямо в очки собеседника. – Он полностью соответствует символам на пьедестале! – она кивнула на механизм. – Это же необходимая комбинация для открытия дверей, идиот! – и, не дожидаясь одобрения мужчины, стала набирать необходимое сочетание на древнем устройстве. – Вот, убедитесь, пожалуйста!
Несколько мгновений прошли в полной тишине: фон Шаббс водила рукой по поверхности постамента; даже охранники перестали следить за Блацковичем, отвлёкшись на её работу.
- Вы уверены, что тут всё правильно, Хельга? – обеспокоенно поинтересовался личный представитель начальника Отдела Специальных Проектов Райха, следя за её движениями.
- Ох, Шрайнер, трусливое вы ничтожество! – воскликнула наследница древнегерманского императора, возясь с механизмом; вдруг по пещере пронёсся грохот – и многотонная каменная дверь в центре зала стала опускаться; зеленоватый газ, поваливший из отверстия, заполонил пространство…
Грохот тем временем продолжался; впрочем, одним лишь им дело не закончилось: с потолка пещеры посыпались сталактиты, из стен веранды – здоровенные валуны; благодаря прокатившейся по гроту волне разрушения, блок, удерживающий диверсанта, выпал из креплений; Блацкович упал на пол, одной рукой освобождая ноги от цепи, а другой – хватая винтовку. Стоявшие рядом солдаты в ужасе переглянулись – и, мгновенно наплевав на свои обязанности охранников, побежали куда-то налево, к лестнице наверх, которую американец заметил только теперь.
Из-под исчезнувшей под землёй каменной плиты возникло огромное человекообразное страшилище, возвышающееся над поверхностью метров на двадцать; причём, если судить по тому, что из дверей появился лишь торс существа, можно было вполне представить себе его размеры в полный рост. Тело его имело тёмно-зелёный цвет и было покрыто огромными лишаями; запястья гигантских рук были скованы кольцами, от которых уходили вниз толстые цепи. Чудище открыло пасть, из которой повалили клубы зеленоватого газа – и протяжно заревело.
- Хельга, что это?! – завопил Шрайнер, доставая из кобуры оружие. – А-а-а!..
- Гот гибьётит! – вдруг воскликнула фон Шаббс, протягивая к чудовищу руку. – Фирштулле! – и ужасное существо мгновенно успокоилось, подаваясь к веранде, где стояла женщина. – О, привет, красавчик! Значит, ты и есть маленький секрет короля Оттона, правда? У тебя ужасно одинокий вид… Ну вот, я здесь! Я здесь, - будто на дружеской вечеринке непринуждённо болтала она; Блацкович, к тому времени освободившийся от цепи, не мог не отдать должного её смелости. – И у меня для тебя вкусное мясцо! Да, мой хороший, американское мясцо! Гаганэр! Гаганэр! – воскликнула она, привлекая внимание воплощённого ужаса к агенту на полу. Отвратительная пародия на человека вдруг пригнулась к женщине мордой – и Хельга погладила её по гигантской щеке. Чудище довольно заурчало. – Вот и умница!.. Шрайнер! – обратилась фон Шаббс к замершему от удивления коллеге. – Шрайнер, вы видите? Вот как управляют монстрами! Хотите попробовать? – она игриво подмигнула мужчине.
Тот потряс головой, продолжая неотрывно наблюдать за гигантом выпученными глазами:
- Хм-м-м, должен признать, Хельга, я в какой-то степени впечатлён!
Конечно, в подобной ситуации о Блацковиче все и думать забыли: ни Хельга, ни её инспектор, ни даже напуганные автоматчики, спрятавшиеся у лестницы, не обращали внимания ни на что более, как на возникшее из самой преисподней страшилище. Разведчик отполз за колонну, прижимая к себе снайперскую винтовку: естественно, подобным оружием такому зверю даже не повредишь, но мало ли… В случае необходимости потребуется ручной гранатомёт…
- Но почему же король Оттон спрятал от мира твоё дивное личико? – ласково продолжала фон Шаббс. – Впрочем, какая разница! – она взмахнула рукой в сторону американца – и лишь тогда все заметили, что того, увы, нет на прежнем месте. – Пора кушать! Анабикке!
Монстр зарычал… А потом произошло нечто непостижимое: он неожиданно разинул пасть – и схватил женщину зубами! Пару раз тряхнув головой из стороны в сторону, он швырнул её за открытые ворота; женщина с криком пролетела мимо Блацковича – и упала на камни…
- Проклятье! – заверещал Шрайнер, разряжая в чудовище всю обойму пистолета. Кошмар, возникший из-под земли, протянул лапу, цепи на которой мгновенно зазвенели – и со скрежетом оборвались; гигант схватил эсэсовца и поднёс к пасти. – Нет! Боже мой! А-а-а! – и монстр откусил ему голову, с лёгкостью бросив тело куда-то за спину.
В тот же миг раздалась стрельба со стороны лестницы: нацисты совершили попытку прекратить бесчинства адской твари, тщетно надеясь навредить нежити из своих автоматов. Чудовище мгновенно отреагировало на внезапную атаку: сделав поворот вправо, оно выбросило вперёд свои гигантские кулаки – раздались ужасные вопли, следом за которыми выглянувший из-за колонны Блацкович увидел настоящий камнепад: часть лестницы и прилегающей к ней веранды была буквально разрушена многотонным ударом; на развороченных блоках остались лишь кровавые пятна – всё, во что превратились два человека… «Пора действовать! – решил американец, доставая ручной гранатомёт, пока монстр, пригнув морду к веранде, осматривал уничтоженных автоматчиков. – Уж если на эту дрянь не возьмёшь ракетами, тогда не знаю… Эх, жаль, что у меня под рукой сейчас нет «Злобы»!»
Высунувшись из-за своего укрытия, разведчик выстрелил в голову чудовища, обнюхивавшего окровавленные камни; после, совершив перекат в сторону входа, где недавно угодил в столь глупую ловушку, он послал во врага дополнительную ракету. Раздался дикий, нечеловеческий вой, звуки которого потрясли стены подземелья: на голове страшилища расцвели два огненных цветка – и оно заметалось из стороны в сторону, хватаясь за лицо здоровенными ручищами. Диверсант тем временем поспешил в проём, перешагнув через едва дышавшую Хельгу фон Шаббс – и уже оттуда выстрелил в неприятеля ещё дважды: первый взрыв повредил правую лапу чудовища, а следующий – угодил ему прямо в нос. Монстр, голова которого была объята пламенем, повторил свой протяжный рык – и стал сбивать огонь с морды; получивший короткую передышку «Би Джей» перезарядил оружие – и вновь вернулся к распахнутым воротам. Прогремел следующий выстрел, затем – ещё один; в пещере возник резкий запах горелого мяса, стены её сотрясались от ужасных криков потустороннего существа, пытавшегося справиться с объявшим его пламенем, в бешенстве крушащего старинное сооружение… Наконец, издав прощальный вопль, напоминающий всхлипывания гигантского ребёнка, неведомое чудище рухнуло на веранду, ломая своей тушей остатки лестницы – и застыло. Чтобы убедиться в его смерти, Блацкович послал в его тело ещё пару ракет: да, подземный монстр, пламенея и дымясь, безжизненно лежал среди развалин своей тысячелетней темницы.
Американец, по-прежнему не теряя бдительности, тихонько вышел к краю веранды: да, ужасное существо больше не шевелилось – и лишь тогда человек сунул оружие за пояс. «Так вот каким было наследие древнего короля! – подумал он, рассматривая гигантские останки. – Вот что он всеми силами пытался удержать в секретном хранилище, раз у его присных не получилось уничтожить чудовище! А фон Шаббс искала под землёй старинные сокровища…»
Оглядываясь вокруг, Агент Второй подметил интересную вещь: в пещере стало гораздо светлее: оказалось, что выхлопы зеленоватого газа из земных недр прекратились. Что это было за вещество, каким был его источник и почему он перестал действовать после уничтожения потусторонней твари, так и осталось для человека полной загадкой… Тем не менее, вспомнив лежавшую в руинах женщину, Блацковича осознал, что у него осталось незаконченное дело: он вернулся в коридор – и, склонившись над Хельгой, вопросительно глянул ей в глаза.
Она являла собой достойное всяческих сожалений зрелище: лицо руководителя Дивизии Паранормальных Исследований СС было разбито в кровь при падении, руки – беспомощно закинуты за голову… Галстук почти выбился из-под её кителя, что дало Блацковичу возможность безошибочно рассмотреть угол коричневой папки, спрятанной на её груди. Американец без лишних церемоний просунул руку через отворот её униформы – и достал заветный предмет. В тот же миг Хельга пришла в себя – и бессильно прошептала:
- Я потеряла контроль, о боже! Я… потеряла… контроль… – после чего веки её опустились: наследница древнего императора была мертва.
Впрочем, мгновением позже тело фон Шаббс вновь зашевелилось – и Блацкович увидел перед собой распахнувшиеся, ничего не видящие глаза шамблера; отскочив на несколько шагов, он выхватил пистолет – и прекратил подъём бывшей оберштурмбаннфюрера. Простреленная голова Хельги безвольно упала на камни.
- Ты так ничего и не поняла, - вслух произнёс американец, прижимая к себе заветную папку, украшенную нацистским орлом. – Не было у тебя никакого контроля…
В то же мгновение ему на голову посыпалась пыль; Блацкович поднял голову – и увидел, что потолок над ним пришёл в движение: закачалась удерживающая его балка, запрыгала висевшая на ней электрическая лампа… Ещё миг – и среди камней возникло отверстие, величиной не более полуметра; прикрывавший его камень откатился в сторону – и в проёме появились два до боли знакомых разведчику лица.
- Господи Иисусе! – услышал он сверху. – Да здесь повсюду навалом нацистского мяса!.. А вот и он, я его вижу!
Блацкович, не веря своим глазам, уставился на откуда ни возьмись появившихся над ним друзей: Каролину и пилота Рида.
- Фергюс?! Беккер?! – он даже заморгал от удивления. – Какого дьявола вы здесь делаете?!
- Эй, давай мне руку, чёртов ленивец! – крикнул вместо ответа Рид, протискиваясь сквозь образовавшуюся в потолке щель. – Сейчас мы тебя отсюда вытащим!
Однако, стоило Блацковичу протянуть ему правую пятерню, как его товарищ, видимо, не удержавшийся на краю отверстия, сорвался вниз; хуже всего было то, что этим он спровоцировал падение ещё нескольких камней, один из которых больно ударил не успевшего отскочить американца по голове. Перед глазами его запрыгали чёрно-белые пятна – и диверсант потерял сознание…
Когда он пришёл в себя, то оказался лежащим на скамейке маленькой рыбацкой лодки; голова его, заботливо поддерживаемая руками Каролины, лежала у неё на коленях; на соседней скамье восседал Рид, ворочавший вёслами. Блацкович шевельнулся, чем немедленно привлёк внимание женщины; Каролина глянула на него – и тут же дёрнула Рида за рукав:
- Фергюс, он очнулся!
Тот, не прекращая работать вёслами, воззрился на щурившегося от утреннего солнца товарища:
- Как голова, Блацкович? – поинтересовался друг, несколько пригибаясь к пришедшему в чувство агенту. – До Падерборна дотянешь? Уж там-то мы тебя поставим на ноги!
- Удар, по счастью, прошёл по касательной, - ответил разведчик, поднимаясь на ноги и усаживаясь рядом с женщиной, тут же схватившую его левую руку в свои. – Знаешь, Фергюс, мне вообще что-то не везёт в Вульфбурге: то гостиничные балки на голову падают, то пещерные булыжники… Но, чёрт меня побери, как вы меня нашли?!
- Ну, с этим всё было проще простого: сперва получили сигнал тревоги от Пеппы, - ответил шотландец; при упоминании имени Агента Первого он едва заметно качнул головой. – Мы нашли её тело, Блацкович…
- Уэсли тоже погиб, Фергюс, - едва слышно добавил американец, накрывая правой ладонью руки Каролины. – Всё с самого начала пошло не так, как было задумано…
- Вот дерьмо! – выругался собеседник, сплёвывая через плечо на водную гладь. – Ричарду будет трудно найти замену… Мир его праху! – и, как добрый католик, он набожно перекрестился. – Кроме того, мы получили сообщение от Кесслера, который угнал нацистский дирижабль, прохвост этакий! – с печалью в голосе произнёс лётчик. – Он, несмотря на наши уговоры, не согласился на возвращение в Падерборн – и дунул прямиком на Берлин…
- Я знаю, - вставил Блацкович, осматриваясь по сторонам: по обеим сторонам реки догорали домики несчастного города; кстати, он не мог не заметить, что неизвестный зеленоватый газ больше не поднимался над земной поверхностью, развеянный утренним ветерком. – И хватит о Людвиге, Фергюс, прошу тебя! Только, вот что, - он поднял вверх указательный палец. – Нам всем просто необходим карантин, когда мы выберемся из Вульфбурга: подземные испарения, несколько часов назад охватившие город, крайне опасны, потому что…
- Это нам известно! – оборвал его Рид. – В папке Хельги фон Шаббс – которую я спас, уж прости за откровенность, раньше тебя самого! – мы нашли много чего интересного; помимо местонахождения этого гадёныша Штрассе, нам в руки попало около десятка проектов Отдела Специальных Проектов Райха и Дивизии Паранормальных Исследований СС, один из которых, обозначенный кодовым названием «Наследие», трактовал об опасности этих самых испарений… Документы подписаны авторитетными учёными Райха, поэтому у меня нет никаких оснований им не верить…
- Значит, место тайного комплекса «Мёртвой Головы» раскрыто?! – Блацкович глубоко выдохнул. – Значит, Фергюс, принесённые нами жертвы – не напрасны?!
- Отнюдь! – воскликнул шотландец. – Теперь каждый из наших друзей будет отомщён: и Ричард, и Пеппа, и Кесслер… и сотни тысяч тех, имена которых нам даже неизвестны! – он сглотнул и на миг опустил взгляд под ноги. – Так вот, позаимствовавший у нацистов их воздушное судно Людвиг передал нам не только твоё приблизительное местонахождение, но и каждые четверть часа отправлял нам сигнал, позволяющий обнаружить тебя с погрешностью в несколько метров: на борту цеппелина установлены столь мощные пеленгаторы, что Кесслеру, знавшему твою частоту и координаты, было раз плюнуть настроиться на постоянное слежение за тобой через твою собственную рацию. Таким образом мы, после известий о вульфбургском землетрясении, выдвинулись в твою сторону, чтобы помочь тебе завершить задание… Увы, пока мы достигли города, ты успел превосходно управиться и без нашей помощи! – усмехнулся он, загребая левым веслом. – А после, проникнув на раскопки, мы и нашли тебя, благодаря твоему сигналу… Извини, что я отвратительный скалолаз и спелеолог: упавший на тебя камень – полностью моя вина!
- А как же сам Кесслер? – обеспокоенно спросил Блацкович, невольно опуская глаза.
- Уже больше двух часов не выходит на связь, - тихо ответил Рид. – С того момента, как мы вытащили тебя – и доставили в эту самую лодочку…
- Значит, я провалялся без сознания столько времени! – стиснул кулаки американец; сидевшая рядом Беккер успокаивающе погладила его по плечу.
- Надо же было тебе отдохнуть, верно? – подмигнул ему Фергюс. – А мы тем временем успели как следует изучить содержимое папки фон Шаббс – и едва ли не слово в слово передать полученные данные за океан, в штаб американского командования!
- То есть, наши уже в курсе, где скрывается обергруппенфюрер СС? – уточнил обрадованный Блацкович.
- Ещё бы! – осклабился Рид. – Более того: нам известны его самые уязвимые места! В наши руки попало несколько секретных проектов, над которыми он сейчас занят; один из таких – производство атомного оружия… усиление его теневой энергией… как-то так… Я, конечно, не технарь, в подобных материях смыслю немного… Если бы не Каролина, преподававшая физику детишкам, - кивнул он на не участвующую в разговоре женщину, - было бы совсем тяжело понять, что задумали нацисты…
- Ты даже не представляешь, насколько это страшная вещь! – перебил его диверсант. – В моём мире это оружие уже изобретено! Представь себе одну-единственную бомбу, способную уничтожить целый мегаполис!
- Ты, наверное, шутишь, Блацкович! – недоверчиво глянул на него друг. – Разве такое может быть?
- Ещё как! – убедительно тряхнул головой собеседник. – Знаешь, я считаю, что в вашей вселенной, по сравнению с нашей, техническое развитие пошло несколько иначе: поскольку нацисты проникли в измерение Чёрного Солнца раньше, чем в глубины атомного ядра, то, соответственно, начали сперва разрабатывать оружие на основе теневой энергии… Тем не менее, как теперь ясно из документов фон Шаббс, попутно с этим «Мёртвая Голова» приступил к исследованию энергии ядерной…
- Да, это вполне возможно! – произнесла Каролина, впервые включаясь в беседу. – Современная физика допускает подобные открытия, тем более, что идеи применения обогащённого урана давно витают в научных кругах…
- Конечно! – поддержал её Блацкович. – Именно потому, что в нашем мире я помешал развитию исследований теневой энергии, когда в сорок четвёртом уничтожил проект «Нахтзонне» и самого Штрассе, ни у нацистов, ни у союзников не осталось иного пути, как только проникать в тайны ядерных реакций…
- Понятно, - махнул рукой Фергюс. – В таком случае, если вы закончили с современными научными достижениями, я позволю себе продолжить… Итак, пока ты спал, я связался с заокеанским командованием – и сообщил штабу о последних новостях. Получив информацию, американцы, после весьма недолгих размышлений, решили покончить с «Мёртвой Головой» и его разработками раз и навсегда… Ты ведь не откажешься помочь соотечественникам, не так ли, Блацкович? – он вновь хитро подмигнул «Би Джею».
- Не тяни резину, Фергюс! – улыбнулся Агент Второй. – В чём состоит задуманное штабом?
- Ничего необычного, - ответил тот. – Я принял их сообщение, что командование – ввиду серьёзности предстоящей операции – распорядилось выслать с некоего тайного аэродрома, находящегося где-то на затерянных в Атлантике островах, более полусотни «Летающих крепостей» для бомбардировки лаборатории Штрассе, которая расположена недалеко от Берлина. После атаки с воздуха будет сброшен десант, в задачи которого входит полное и окончательное уничтожение секретного комплекса. Им приказано ликвидировать сопротивление нацистов, удостовериться в гибели Штрассе – и по частям пробираться в оккупированную Польшу. Оттуда, продвигаясь к территории СССР, наладить связь с командованием… У русских до сих пор остались довольно сильные позиции по части партизанского движения – гораздо сильнее наших, в Европе – поэтому у выживших десантников есть вполне реальный шанс когда-нибудь вернуться домой…
- Хм, - Блацкович почесал затылок. – Это же самоубийственная миссия! Если у этой чёртовой лаборатории под боком столица, то я просто не представляю, какие силы бросят нацисты против наших ребят! Да лишь после атаки с воздуха в небо взовьются сотни вражеских самолётов, да и пехоты туда подтянется столько, что мало не покажется…
- Я понял ваших генералов точно так же, - кивнул шотландец, выруливая левым веслом в сторону берега. – Естественно, никто не придёт десанту на помощь: выберутся – значит, выберутся… Конечно, отправившимся на задание добровольцам было сказано: обратной дороги, вероятно, не будет, это – билет в один конец! Я также получил дополнительные пояснения, касающиеся поставленной задачи: десант не должен оставлять в живых никого из встреченных в комплексе и даже не усердствовать при захвате какой-либо документации. Ребятам приказано минировать подземные коммуникации, чтобы там не осталось и камня на камне. А потом уходить, пока к развалинам не нагрянет подкрепление…
- И это всё? – усмехнулся Блацкович.
- Пожалуй, да. Правда, есть нечто, что заставляет американское командование настаивать на полном разрушении тайной лаборатории «Мёртвой Головы». Понимаешь, согласно имеющейся у нас информации, - Рид указал глазами на лежавшую по соседству с ним на скамейке папку Хельги фон Шаббс, - из этого места происходит управление всеми энергетическими установками Тени, которые нацисты приволокли с собой на завоевание Америки. Колоссальное количество энергии, направленное на захват США, должно быть прервано. Не хочу вдаваться в технические подробности, которыми меня с ног до головы осыпали твои соотечественники, скажу лишь одно: комплекс должен быть стёрт с лица земли!
Диверсант на мгновение задумался – и открыто посмотрел на собеседника:
- Ладно, с авианалётом и десантом мне всё ясно! Но ведь ты и меня пригласил на шоу… В чём же мои функции?
- Тоже ничего нового! – отозвался лётчик. – Американцы заверили меня, что операция начинается прямо сейчас, следовательно, до появления десанта и бомбардировки у нас не более девяти, максимум – десяти часов… За это время мы – человек двадцать – успеем погрузиться на захваченные в Падерборне пару грузовиков – и, переодевшись нацистами, проследуем на них почти до Берлина. Там займём позиции неподалёку от наземной части секретной лаборатории – и подождём прибытия десанта.
- Неужели мы сможем беспрепятственно туда проникнуть? – недоверчиво поинтересовался американец. – Нацисты просто возьмут – и распахнут перед нами ворота?
- Сейчас, пока мы плывём, наши ребята готовят необходимые документы, униформу и оружие… Словом, наш проезд по территории Райха ни у кого не возбудит подозрения: мы, как-никак, возвращаемся с особым донесением к самому обергруппенфюреру СС Вильгельму Штрассе, а перед этим именем трепещет любой – причём, не только патрульный – офицер… Вульфбургская операция, подготовленная Дивизией Паранормальных Исследований СС, провалена – и об этом уже известно не только «Мёртвой Голове», но и его патрону Гиммлеру… Я и ты, соответственно – последние из выживших на раскопках офицеров, готовые дать правдивые показания очевидцев хоть Штрассе, хоть самому райхсфюреру… Поверь, Блацкович, мы так обставим всё дело, что пропускать нас будут без всяких проволочек!
- Всё это очень хорошо, - вставила Каролина Беккер, - однако я до сих пор не услышала ни единого слова о себе! Чем прикажете мне заниматься?
- Каролина, это решённый вопрос: ты остаёшься во главе падербонского и айзенштадского сопротивления! – голос Фергюса не допускал возражений. - Кто ещё так хорошо знает эти города и нацистскую инфраструктуру?! Даже не пытайся сопротивляться, дорогая: таково решение большинства, а не только моё, как старшего по званию!
Женщина бросила на говорившего гневный взгляд, но смолчала; Блацкович, заметив её недовольство, тут же пришёл ей на выручку.
- Он прав, Каролина! – негромко произнёс он, легонько пожимая её мягкие руки. – Даю тебе слово: если я выживу в том аду, который мои соотечественники уготовили Штрассе и его подземному комплексу, то обязательно вернусь в Айзенштадт… или в Падерборн… Где бы ты не была, я непременно найду тебя, правда! – и, заметив кисленькую улыбочку Рида, указал на него глазами. – Видишь, Каролина? Я обещаю тебе это при свидетеле!
Женщина ничего не ответила; вместо этого она положила голову ему на плечо – и глубоко вздохнула. И опять между ними не было произнесено ни слова – совсем как в мире Блацковича, когда он видел фройляйн Беккер последний раз…
- Ну, давайте уж выбираться отсюда! – раздался голос шотландца, вовсю орудовавшего вёслами; «Би Джей» и не заметил, как лодка преодолела необходимое до Падерборна расстояние: перед глазами его возвышался старинный мост, неподалёку от которого, на одном из причалов, собрались несколько человек в гражданской одежде – видимо, они поджидали плывущее в их сторону судёнышко…
«Да, совсем недавно я убил ужасного монстра, - думал Блацкович, обнимая левой рукой сидевшую рядом женщину. – Остался ещё один, покрупнее: и он – не наследие средневекового короля! Он гораздо страшнее и старше: потому, что с древнейших времён являет собой воплощение ненависти одних людей к другим – и неважно, происходит ли это вследствие разницы цвета кожи или систем политического управления… Монстр, который частенько меняет обличья, сбрасывая старую шкуру… Монстр, который породил не только Гитлера, Гиммлера или Штрассе; у этой разрушительной силы, нередко получающей господство в умах людей, может быть самый соблазнительный вид и самые привлекательные идеи… Возможно, что его даже нельзя убить окончательно… Но я всё же попытаюсь! Мир на моих плечах становится всё тяжелее. И, тем не менее, я постараюсь удержать его ещё раз! Поскольку, в противном случае, сдавшись без боя, я вообще не смогу спокойно спать…»
Всё случилось так, как это предсказывал Фергюс Рид: небольшой отряд сопротивления, устроившись в двух грузовиках, часом позже выехал из Падерборна. Блацкович, заняв на правах нацистского офицера место слева от шофёра, несколько часов трясся по дорогам Третьего Райха; действительно, попадавшиеся им на пути кордоны особо не приставали с проверкой автомашин, довольствуясь объяснениями Рида, сидевшего в первом автомобиле. Тот с явным удовольствием издевался над врагами, предъявляя им фальшивые документы и кое-какие бумаги из папки Хельги фон Шаббс; американец же старался помалкивать, памятуя наставления Ричарда Уэсли…
На преодоление маршрута отряду диверсантов потребовалось не более семи часов, поэтому у подземной лаборатории «Мёртвой Головы» они появились вечером; оставалось незаметно расположиться за ближайшим холмом, под которым находилась надземные строения тайной базы, окружённой энергетическим забором – и дожидаться обещанного налёта ВВС США.
- Пойду, скажу ребятам, чтобы отошли несколько подальше, - прошептал Фергюс, устроившийся рядом с Блацковичем и наблюдавшего за перемещением охраны комплекса в полевой бинокль. – Будет обидно, если нас накроет авиаударом твоих соотечественников!.. Кроме того, полагаю, неплохо бы нам и переодеться: будет обидно вдвойне, если американский десант примет нас за гитлеровцев! Не беспокойся, Блацкович: парашютисты будут знать о нашем присутствии и поддержке! 
Бойцы, не исключая Блацковича, последовали обоим мудрым советам командира; до расчётного времени налёта оставалось не более получаса. Нацистская сводка вскоре передала, что к Берлину приближается воздушный враг; естественно, силы «Люфтваффе», активно поддерживаемые наземными зенитными орудиями, встретили заокеанского неприятеля. Несколькими минутами позже гитлеровцы забеспокоились: стало ясно, что основная часть «Летающих крепостей» прорвалась на территорию Райха – сообщалось, в частности, что в результате воздушного сражения было уничтожено восемнадцать летательных аппаратов вторгшегося противника… Ещё немного – и приближающуюся американскую авиацию можно было видеть невооружённым глазом: самолёты неслись прямо на убежище «Мёртвой Головы»; мгновение – и они, перестроившись в следовавшие друг за другом несколько треугольников, с оглушительным рёвом промчались над головами бойцов сопротивления, занявших более отдалённые от комплекса позиции.
А после на земле разверзся сущий ад: на стоявшие за энергетическим забором домики посыпались сотни бомб, мгновенно превратившие наземные постройки в пылающие обломки; совершив налёт, самолёты развернулись – и унеслись в том направлении, откуда прибыли. Возможно, что ни одному из них не суждено было вернуться назад… Но вместо них в небе расцвело множество цветов: Блацкович увидел, как с высоты к земле устремились десантированные парашютисты; люди поднимались с поверхности, вступая в битву с врагом, а с алеющего неба всё продолжали нисходить другие...
Энергетическое поле, защищавшее периметр от проникновения, исчезло также, как и расположенные над тайным объектом домики; после этого американец вместе с товарищами бросился вперёд, с холма, навстречу неизбежному: или в этом сражении будет положено начало новому миру – или Америка останется последним, постепенно угасающим очагом сопротивления несчастной вселенной, порабощённой ужасным монстром… Действительно, десантники не проявили ни малейшей враждебности по отношению к выскочившим из-за холма гражданским – и люди, разбившись на небольшие группы, устремились к лифтовым шахтам почти полностью уничтоженного авиаударом первого яруса.
Блацкович оторвался от отряда десантников, минирующих прилегающие по коридору помещения: увидев лифтовую шахту, над которой горела красная надпись «Центральное управление», со всех ног бросился к стоявшей на этаже кабине. Если «Мёртвая Голова» в комплексе, то наверняка находится именно там – и будет защищать своё детище из последних сил… Спустившись несколькими ярусами ниже, американец, расстреляв в коридоре двух охранников, приблизился к воротам с аналогичной надписью – и ударом ноги открыл распахнул их: круглый зал, выложенный кафельной плиткой, был уставлен вдоль стен рядами перемигивающихся лампочками машин, от которых к потолку уходили прозрачные трубы, светящиеся голубоватым сиянием. Операторская была пустой: видимо, учёные и охранявшие их солдаты покинули зал при первых авиационных ударах… «Энергия Чёрного Солнца, - смекнул Агент Второй, осматриваясь. – Надо пригласить сюда сапёров: пусть займутся этими агрегатами!»
В помещении, напротив от входа, имелись ещё одни ворота – и стоило Блацковичу подумать о проверке на предмет врагов смежного помещения, как створки ворот с лязгом распахнулись – и на пороге появился суперсолдат, вооружённый двумя «Злобами». Машина напоминала собой экзоскелет Руди Йегера, с той разницей, что была несколько больше.  Металлическая маска на лице противника отсутствовала – и Блацкович немедленно признал в закованном в броню человеке Вильгельма Штрассе! Тот, кого он разыскивал, сделал несколько грохочущих шагов вперёд – и также увидел заклятого врага; даже с расстояния более трёх десятков метров разведчик заметил, как у обергруппенфюрера удлинилось лицо – и он замер на месте.
- Агент Блацкович?! – воскликнул безмерно озадаченный увиденным «Мёртвая Голова», поднимая на него пулемёты. – Как такое могло случиться?! Разве я не собственноручно пристрелил вас пару лет назад, когда вы пытались помешать моим планам на цеппелине?!
- Иногда не все вещи столь очевидны, какими кажутся! – ответил диверсант, отскакивая за угол ближайшей электронной панели, прикрывающей его с ног до головы. – Я вернулся за вами из иного мира, обергруппенфюрер! – и, выхватив ручной гранатомёт, выстрелил из него, не давая противнику прийти в себя от явного удивления.
Зал сотрясся от грохота; в тот же миг огненный смерч накрыл убежище американца: пули наперебой застучали о металлическую обшивку агрегата, однако, так и не смогли её пробить. Блацкович обежал панель, выскочив с её противоположной стороны – и послал во врага ещё ракету… И ещё одну… Пламя взметнулось до самого потолка сооружения, охватив почти трёхметровую бронированную фигуру; Штрассе завопил, задыхаясь от окружившего его едкого дыма – и опустил оружие к полу. Разведчик, не давая врагу опомниться, выстрелил в него ещё дважды; последний выстрел не только оторвал правую клешню боевой машины, но и поверг пламенеющего противника на колени. Преодолев отделявшее его от противника расстояние в считанные секунды, Блацкович навёл дуло пистолета прямо в лоб «Мёртвой Головы», до сих пор плюющегося от попадавшего в лицо дыма.
- Вот и всё, обергруппенфюрер! – заключил он, целясь в неприятеля. – Ваша битва закончена – также, как в скором времени закончится ваша война!
Нацист скривил губы в презрительной усмешке, явно намереваясь послать Блацковича ко всем чертям; диверсант выстрелил дважды, проделав в его лбу кровоточащие отверстия… Глаза руководителя Отдела Специальных Проектов Райха закатились – и «Би Джей» убедился в том, что заклятый враг этого мира более не дышит. Едва он отвернулся от поверженного учёного, как ворота в зал распахнулись вторично – и в помещение ворвалась троица американских десантников, уставившихся на Блацковича и уничтоженного им супостата.
- Я уже видел подобную технику на нашем побережье! – произнёс один из солдат, рассматривая неподвижный, дымящийся экзоскелет с его содержимым. Увидев мёртвого обергруппенфюрера СС, он с удивлением воскликнул. – Дьявол! Вы же прикончили самого Штрассе! Алекс, - сказал он одному из десантников, на спине которого был радиопередатчик, - немедленно сообщи командованию, что с любимчиком Гиммлера покончено раз и навсегда!
- Нам лучше поторопиться! – обратился к соотечественнику Агент Второй, направляясь к выходу. – Минируйте помещение – и ходу отсюда!
Мгновением спустя все четверо уже бежали по коридору к лифтовой кабине; звуки автоматных очередей ещё раздавались в дальних частях подземного комплекса – видимо, американский десант, при поддержке местного сопротивления, завершал начатую бомбардировкой работу… Ещё несколько минут – и диверсанты выскочили на поверхность, устремившись к холму, за которым располагались грузовики; туда же со всех сторон подтягивались и другие солдаты. А мигом позже земля заходила ходуном: произошла единовременная детонация всех зарядов, установленных в комплексе «Мёртвой Головы»; из-под развалин по всей поверхности взметнулось пламя, уничтожая останки тайной лаборатории. Генераторы и передатчики энергии Чёрного Солнца, расположенные на нижних ярусах подземной конструкции, были окончательно выведены из строя, не угрожая более американскому континенту; задачу десанта можно было считать успешно выполненной… даже несмотря на то, что во время атаки нападавшие, как оказалось, потеряли около половины контингента.
Около сотни уцелевших диверсантов разместились по грузовикам – и на полной скорости отправились на восток; согласно задуманному, люди должны были прорваться сквозь находившуюся неподалёку границу на польскую территорию. Чтобы сбить со следа преследователей, одна из машин понеслась в сторону Щецина, а другая, в которой находились Блацкович и Фергюс Рид – к Познани. Радиосвязь – в целях конспирации на местности – меж группами не велась.
Автомобилю, в кузове которого расположились друзья, невероятно повезло: в течение нескольких часов он не нарвался ни на один КПП, благополучно миновав опасную зону; Блацкович оглядывался по сторонам, думая о том, что ему – пусть и в параллельном измерении! – удалось, наконец, побывать на своей исторической родине: в Польше… Он любовался красотами никогда прежде невиданных земель, когда его неожиданно прервал Фергюс, слушавший радио:
- Ребята! – неожиданно воскликнул он, поднимая вверх правую руку и требуя тишины. – Европейские и заокеанские источники передают удивительные новости: нацистское наступление на атлантическом побережье США захлебнулось – и янки перешли в контратаку! Упоминается, в частности, что энергетические щиты, прикрывавшие нацистов, больше не существуют; также говорится о значительном ослаблении гитлеровских позиций, использующих теневое оружие… Радиостанции всего мира сообщают, что если подобное положение сохранится в течение нескольких часов, американцы сбросят армию Третьего Райха в океан!
После его слов в кузове раздался радостный крик, свист и громкие аплодисменты, к которым хотел присоединиться и Блацкович, однако…
Внезапно над его головой возникло голубовато-зелёное сияние, которого почему-то не видел ни один из сидевший с ним рядом человек; разведчик недоумённо посмотрел на исчезавший прямо на его глазах кузов автомобиля, солдат американского десанта, падерборнских повстанцев… Фергюс ещё что-то говорил, постепенно растворяясь в набиравшем силу свете – и вдруг ярчайшая вспышка ослепила диверсанта, инстинктивно прикрывшего лицо руками…

Блацкович открыл глаза; впрочем, правильнее было бы сказать, что они при этом едва не вылезли из орбит: он находился в собственной спальне! «Ну и кошмарчик! – подумал он, вспоминая случившееся с ним в другом измерении почти детально: ужасный мир победившего нацизма, зловещий замок «Вольфенштайн»; двойники Уэбли, Беккер, Рида, Кесслера; неведомый монстр – и рабски преданные ему фон Шаббс, Штрассе, Гиммлер… – Неужели я до сих пор не могу отойти от раздирающих душу воспоминаний, способных облечься в невероятные сновидения?»
Американец, закончив предварительный осмотр окружающего его пространства, непроизвольно вскочил на ноги: при этом кресло под ним громко скрипнуло – и он подумал, что прежде ещё никогда не слышал более чудесной музыки! Озираясь по сторонам, он едва не захлопал в ладоши, если бы… Первая же попытка сделать задуманное мгновенно отозвалась болью в левой руке; глянув на её источник, Блацкович увидел едва ли не кровоточащую рану в центре ладони… и тут же перед глазами его предстала оберштурмбаннфюрер СС Хельга фон Шаббс, пронзившая его руку фруктовым ножом! Голова внезапно закружилась – и он вновь опустился в кресло.
Лихорадочно осмотревшись ещё раз, вспомнил, что «заснул» он вовсе не в кресле, а на кровати, когда прямо над ним, у потолка, возникло голубовато-зелёное свечение... Итак, было ли случившееся с ним сновидением – или он действительно побывал в параллельном мире?! Блацкович поднёс руку к глазам: для него, простого солдата на великой войне, даже призрачные объятия Каролины Беккер были куда реальнее, чем болезненная рана в центре ладони…

ЭПИЛОГ

Прошло более четырёх лет. Восьмое мая 1950 года Блацкович праздновал, как обычно: с утра отправил поздравительные телеграммы Джозефин Шепард, до сих пор жившей в Лондоне, и Людвигу Кесслеру, несколько месяцев назад обосновавшемуся в ГДР. Помянул друзей, не вернувшихся с ужасной войны…
К вечеру он решил посетить один из небольших ресторанов, расположенный неподалёку от дома, причём, не только с целью поднять рюмку за выживших и не выживших в мировой бойне. Уже несколько месяцев он часто приходил сюда по иной причине: здесь он познакомился с милой, симпатичной официанткой по имени Анна Олива – польской эмигранткой, оказавшейся в стране ещё с конца 1945 года. Девушка с интересом общалась с ним – поначалу как с человеком одной крови и достаточно обаятельным клиентом; позже их отношения переросли в нечто большее: «Би Джей» неоднократно приглашал Анну в кино или театр – и девушка не отказывалась. С течением времени их встречи становились более продолжительными, пока, наконец, Анна не познакомила разведчика со своими родителями.
Впрочем, сегодня для ветерана войны был особенный день: он не только праздновал Победу, но и был готов к очередному «подвигу»: на встречу с Анной он оправился в новом костюме, в одном из пиджачных карманов которого имелась коробочка с обручальным кольцом…
После похода в кино и посиделках в ресторане, куда Блацкович пригласил Анну, он без долгих церемоний предложил девушке стать его супругой; очаровательная собеседница, услышав его слова, едва не рухнула на ближайшую скамью парка, по которому парочка в тот момент прогуливалась. Лишь с улыбкой поинтересовалась, как он думает назвать их будущего ребёнка.
- Честно сказать, если родится мальчик, то ещё не придумал! – не стал скрывать сотрудник ЦРУ.
- А если девочка? – вновь улыбнулась Анна.
- Ну, тут всё более-менее ясно, - ответил Блацкович, доставая из кармана коробочку. – Назовём Софи, в честь моей мамы…
- Но… Вдруг родятся близнецы – и обе девочки? – шутливо продолжала допытывать его собеседница, пока агент надевал ей кольцо на безымянный палец.
- Интересный вопрос, - усмехнулся тот. – Почему бы не назвать вторую девочку… скажем, Джесс?
- Вижу, что у тебя на всё готов ответ! – Анна обняла его за шею и громким шёпотом произнесла в самое ухо. – Я согласна!

Исторический и игровой реализм «Вольфенштайн»: Миссия «Наследие»»

Итак, трилогия романов, основанных на сюжете серии игр «Вольфенштайн», подошла к завершению – и, согласно традиции, наступило время поговорить об исторических соответствиях и несоответствиях событий да их причинности, положенных разработчиками в сценарий «Вольфенштайн: Старая кровь». Скажу откровенно: задумка его неплоха, но, как не прискорбно, факт остаётся фактом – в этой игре количество косяков и несуразиц куда больше, чем в предыдущих играх серии! Несмотря на прекрасный геймплей и графику (впрочем, не одной графикой живы!), у меня – после первых же прохождений этой вещи – осталось немало претензий к сценаристам да их горе-консультантам. Приведу примеры наиболее бросающихся в глаза исторических и сюжетных завихрений, следующих друг за другом в порядке прохождения агентом Блацковичем своих нелёгких заданий, однако перед тем хотелось бы сказать пару слов о построении книги, несколько переиначившей сценарий «Старой крови».
Читателю, знакомому с первыми двумя романами трилогии, известно, что – в целях общности и неразрывности повествования – автору пришлось частично (а кое-где – и полностью) переработать детали сюжета, положенного в основу рассказа; в соответствии с этим надо было подвести его к единой и непротиворечивой концепции, чтобы сюжет «Старой крови» органично влился в написанное раньше. Отсюда – путешествие легендарного «Би Джея» в параллельный мир победившего нацизма (поскольку мне, после написания «Вольфенштайн: Проект «Нахтзонне», пришлось проигнорировать сюжет «The New Order» – и вовсе не потому, что изначально задумывалось оспорить право разработчиков создать вселенную, в котором Вторая мировая война не завершилась 8 мая 1945 года разгромом Третьего Райха: подобные фантазии разработчиков вполне допустимы). Благодаря подобному литературному ходу, в последней части трилогии успешно «прописались» многие деятели предыдущих книг (Штрассе, фон Бюлов, Уэбли, Рид, Кесслер, Беккер и т. д.), что прочно цементировало неразрывность подачи сюжета всей трилогии. Вот, вкратце, и все причины, заставившие меня отправить протагониста в параллельное измерение…
Перейдём к удачным и не очень находкам разработчиков игры, как о том было заявлено выше. Что ещё за УСА (а не УСО, кстати) в начале первой катсцены (см. сопроводительную статью к роману «Вольфенштайн: Операция «Воскрешение»») – в то время, когда Британия, по сюжету игры, оккупирована Гитлером уже более двух лет, причём, со всей остальной Европой?! Неужели нацисты настолько тупые, что позволили бы функционировать спецслужбам захваченных государств без каких-либо ограничений?! Поэтому логический косяк сценаристов мне пришлось по-своему – и достаточно подробно – объяснять в прологе.
Далее. Отнюдь немаловажный вопрос: куда и на каком основании из игры совершенно исчез Гиммлер, в прямом подчинении которого находится самая таинственная структура государства – Дивизия Паранормальных Исследований СС?! Фюрера здесь хоть отбавляй, но что стало с могущественнейшим райхсфюрером?! Как без него функционируют сильнейшие институции Райха?! Если в «Возвращении в замок «Вольфенштайн»» его вполне достаточно – и в письмах, и в радиограммах, и в катсценах, в «Вольфенштайн» – он хотя бы упоминается, а уже в «Старой крови» – пипец! – испарился, как дым…
Наконец, именно создав параллельный мир, автору удалось закрыть глаза на постоянное заблуждение разработчиков и сценаристов «Голливуда»: принадлежность женщин к «Чёрному Ордену». Хельга фон Шаббс (по роману – двойник фон Бюлов) была зачислена Гиммлером в СС на правах первой – возможно, единственной! – женщины за особые заслуги: скажем, хотя бы за то, что та подарила райхсфюреру собственный замок «Вольфенштайн», проводя в нём оккультно-исторические исследования на благо Третьего Райха… Кстати, реальной истории известны похожие исключения – правда, касавшиеся не женщин, а евреев, состоявших в СС, причём, занимавших довольно значимые посты на государственной службе! Конечно, одним из таковых можно назвать Эмиля Мориса – личного охранника и шофёра ещё мало кому известного в 1919 году Адольфа Гитлера – сделавшего неплохую карьеру и впоследствии даже ставшего оберфюрером СС! Когда Гиммлер, заступивший на пост райхсфюрера и узнавший о неарийском происхождении Мориса, потребовал удалить «мерзкого еврея» из СС, за последнего лично вступился его давний друг – всё тот же Адольф Гитлер, в скором времени ставший фюрером и канцлером Третьего Райха. В результате дебатов и препирательств каждой из сторон, фюрер и райхсфюрер, в конце концов, пришли к компромиссному решению: Морис был оставлен в СС на своей должности, но происхождение лишало его права передавать эсэсовский титул по наследству… Вспомнив эту историю, я решился на откровенный прикол: если в нашем мире в СС был принят еврей, то в параллельном измерении двойник Гиммлера мог пойти ещё дальше, сделав исключение для женщины!
Идём дальше. Разговор Блацковича с Йегером на проходной. Вновь кривой перевод: нацист спрашивает американца: «Вы из Франкфурта?» А переводят: «Любитель сосисок?» Понимаю, надо было что-нибудь сморозить, чтобы потом привязать это к ответу Блацковича: «Айн хот-дог»!
Кстати, фамилию «Йегер» пишу не «Ягер», что по-немецки правильнее, потому что подобное написание – от невольного прочтения в русской транскрипции – оставляет визуальный след Бабы-Яги!
Кстати, для глухих: Йегер почему-то, вернув документы Блацковичу, подзывает собаку по-английски! Это его после «хот-дога» так переклинило, что он непроизвольно заговорил на вражеском языке?!
Далее, Йегер хватает Блацковича за руку и неприкрыто над ним прикалывается! Похоже, в голове сценариста собрались все известные медицине патологии! Поясняю ситуацию: по званию, Йегер – штурмбаннфюрер СС; Блацкович, согласно его фальшивым документам – тоже. Да он мог просто взять – и дать Руди в рыло, а затем послать на все четыре стороны – и был бы прав! Блацкович – не ему подчинён, у них одинаковые звания. Война знала немало случаев, когда люди одного звания частенько так ссорились – и даже дрались! – что мама не горюй! Вместо этого Блацкович ведёт себя, будто простой рядовой: мямлит и заикается… Это, что ли, великий разведчик, которого тренировали годами – в том числе, психологически?!
Прошу обратить внимание читателей и геймеров на несоответствие первых же двух газетных статей, предлагаемых игрой с лёгкой руки сценариста: 12 января Гитлер приезжает в Падерборн, а 3 января на него – внимание, там же! – происходит покушение! То есть, на бедного фюрера покусились аж за полторы недели до его появления в городе! Антон Семёнович Шпак – из бессмертного фильма «Иван Васильевич меняет профессию» – в таком случае советовал закусывать… Вторая, кстати, статья, косвенно намекает в приписке, что казнь преступника состоялась в Берлине – и это ли не абсурд?! Везти преступника через две страны, чтобы всего лишь повесить его «ранним утром»?! Ну что это за чушь?! К тому же последняя строка статьи – о Хельге – по смыслу вообще не пишется к тексту… И что за журналисты в этом победившем Райхе?! Поэтому позволю себе изменить даты статей на непротиворечивые и логичные.
Ладно, прибываем в замок. Хельга говорит по рации Карлу, что она только что обнаружила катакомбы под церковью. Напомним, что миссии Блацковича сами разработчики отвели всего сутки. Получается, что фон Шаббс и её рабочие проложили тоннели, рельсы и прочее ВСЕГО ЗА ОДИН ДЕНЬ?! Что за бредни! На это уйдёт несколько месяцев, что, кстати, указывается в обнаруженных Блацковичем на этой же локации письмах учёных-археологов… Да и сама Хельга в Вульфбурге с января, судя по её личной переписке… Что за трэш и угар происходит в головах сценаристов?!
Записка Ланге – о том, как ему посчастливилось пожать руку фюреру – датирована 4 января 1946 года. И вновь маразм! Да неужели фюрер каждую неделю посещает замок «Вольфенштайн»?! У него что, других дел не хватает?! То 3 января на него там совершается покушение, то ещё всякая ерунда…. Он что, прописался в Падерборне, что ли?! Или перенёс туда столицу Третьего Райха?! Поэтому местом «рукопожатия» в романе делаю Берлин.
Столько врагов против одного Блацковича в Центре археологических исследований – просто несуразица! Там и целый взвод не продержался бы: зажали бы в коридоре с двух сторон – и закидали гранатами! Убираю из романа эту больную фантазию разработчиков…
И вот, Блацкович в застенках тюрьмы. Насколько же нацисты тупые, что в камере оставили трубы, по которым заключённый – на примере нашего героя – не только может подняться наверх, но и получить какое-никакое оружие! Зачем выводить эсэсовцев законченными кретинами?! Ах, да: это же игра и её обязательная сюжетная линия!..
Кстати, Блацкович в своём тюремном отделении совершенно один: другая камера в помещении находится от его каземата метрах в пятнадцати. Как, чёрт возьми, он мог общаться ЧЕРЕЗ решётку в стене с Уэсли?! По скайпу, что ли?! Идиотизм!
Там же: Уэсли говорит пришедшему за ним охраннику: «Добрый вечер, офицер!» Какого дьявола он будет здороваться со своими тюремщиками?! Кроме того, по сюжету меняю вечер на утро.
Ещё деталь: почему бы нацистам не подвести к решёткам, преграждающим путь из камеры наверх, обыкновенное электричество?! Неужели нельзя было додуматься до столь простого, очевидного решения?! При такой охране заключённых не понадобились бы и суперсолдаты…
Кстати, почему они, эти малоподвижные бронированные ребята, когда Блацкович добивает их, взрываются? Согласно каким законам физики это происходит?! Понимаю, понимаю: для игры это просто круто!
Убираю из романа все «кошмары» Блацковича. Они ничего не добавляют, да и смотрятся совершенно наивно…
Ещё деталь, невероятно смешная, в дополнение к вышесказанному: вся миссия занимает – по игре – около суток. Получается, что почти всё это время Блацкович почивал сном праведника, поскольку только и делал, что укладывался повсюду посмотреть свои «кошмары»! А в игре их целых десять… Даже если это сны на пять минут, то агент-лежебока потерял на них уже полтора часа времени! Впрочем, если кому-нибудь невмоготу без диких сновидений протагониста, он может считать весь роман одним кошмаром Блацковича! Хотя, что и говорить, такое предположение – согласно сюжету книги – несостоятельно…
Суперсолдат, взявший в плен Блацковича и Уэсли, не имеет электропроводов. Почему же почти все остальные в игре привязаны ими к динамо-машинам? Что же, в романе невольно пришлось объяснять и эту деталь…
Крошеный цемент – это вообще пипец! Как на таком стоит многосоттонный мост, соединяющий замок с КПП, а оттуда – в Вульфбургом?! Нацисты явные самоубийцы, если продолжают его эксплуатировать в подобном состоянии! Или психи, какими их вновь выставили разработчики... Во многих местах романа заменяю цемент лестницами – особенно там, где это необходимо по смыслу (например, в таких, где сами нацисты не могли бы без них оказаться).
Располагать вентиляционные шахты в камерах для заключённых – вообще идиотизм! Неужели последние сами не попробуют воспользоваться ими?! Чем руководствовались гитлеровские архитекторы, возводя подобные строения?!
Убираю напавшего на Блацковича охранника на КПП в лечебнице: он что, ясновидящий?! Вернее сказать, видящий сквозь стены?! Кстати, сама сцена в игре не вызывает ничего, кроме вспышки ненависти к разработчикам… Предпочитаю заменить его дремлющим охранником: это хоть не столь глупо выглядит.
Из письма офицера: «На следующей неделе три новых пациента.» Как это понимать?! Будут, что ли? Или отбудут? Почему, чёрт возьми, не написать это более понятно – и грамотно?!
Кроме всего остального, офицеры постоянно говорят меж собой по рации. Неужели, когда Блацкович убивает любого из них, собеседники на другом конце этого не слышат?!
Далее. Блацкович по игре – голый по пояс. Вдумайтесь: раннее утро, Альпы, середина марта – а он голый?! Да он задубел бы насмерть через несколько минут! Впрочем, сценаристов это не волнует: желая продемонстрировать его крутость, они даже заставляют его неоднократно плавать в альпийских озёрах! Неужели нацисты раздели его в тюрьме до трусов – дескать, чтобы не позорил своим поганым американским телом их великую униформу?! Более того: в горной воде его хватили бы судороги гораздо раньше, а он преспокойно плывёт не менее сорока пяти метров – и бодрячком, даже не обтираясь полотенцем, прямиком на берег! Ему всё до балды, нашему американскому товарищу… несмотря на то, что вода смертельно обожгла бы его – есть такой речевой оборот – своим холодом!
Следующий очевидный косяк: разбитый, полузатонувший катер и заваленный камнями шлюз… Идиотизм, не менее! Немцы, самый педантичный и работящий народ, починили бы всё на следующий же день, потому что органически не могут терпеть бардака! Поверьте, автору доводилось жить в Германии, причём, довольно долгое время, чтобы понять эту неотъемлемую черту упомянутой нации… А в игре – на тебе, испорченная техника – и никто ею не занимается, причём, на секретном стратегическом объекте, где постоянная связь меж всеми тремя бухтами просто необходима!
Кстати сказать, гавань – первая, на мой взгляд, локация за всю историю серии «Вольфенштайн», где косяк на косяке, да косяком погоняет! Вот ещё примеры: зачем в заваленном доке делать дыру в стене?! Как в закрытый шлюз попадали сами нацисты?! Неужели каждый раз проламывали стену, а после тут же заделывали её мастерками – причём, не очень качественно, раз Блацкович одним ударом трубы разбил её?! В романе снабжаю помещение дверью, чтобы избежать идиотизма…
Идём дальше – и спускаемся (вернее, падаем!) в катакомбы. EDIT REGINE CINERES HIC SARCOPHAGUS HABET. Итак, Хельга (по словам подслушанных Блацковичем в тюрьме нацистов) училась в Венском университете на факультете истории – и, как знаток многих языков, сама не в состоянии перевести элементарную латынь?! Блин, оставляю это на совести разработчиков!..  Хорошо, хоть не перевели «Прах королевы Эдит ИМЕЕТ этот саркофаг»! Древняя загадка повисла бы на совести лингвистов, кто кого, в конце концов, имеет: прах королевы саркофаг – или наоборот?! Некрофилия, чёрт подери, трижды посмертная!
Вдогонку к сказанному: разве королева была похоронена в замке «Вольфенштайн», который сами же разработчики поместили на территории Австрии?! Спешу уведомить, что Эдит Английская – первая из двух жён императора Священной римской империи Оттона Великого – была похоронена в Магдебурге! Ну просто не могу не снять шляпы перед столь грандиозными историками и географами!
Кстати, где тросы, на которых поднимается лифт?! Дорогие ребята-разработчики, просто не могу не отстебать ваших знаний механики! Или нацисты шагнули так далеко в создании беспроводных (пневматических, что ли?) лифтов?!
Ещё аплодисменты переводчикам: уже не помню, где именно, но на каком-то из фанатских Интернет-ресурсов довелось наткнуться на перевод упоминаемого в игре (в романе аналогично присутствующего) оружия: «Бомбеншусс», где оно было переведено «знатоками немецкого», как «удар молнии». Ребята, откровенный совет: подучите язык, а не выставляйте напоказ собственное невежество! Bombenschuss – это «взрывной выстрел», то есть сброс бомбы; согласно военной терминологии – прицельное бомбометание. «Удар молнии» или «молниеносный удар», который я сознательно ввёл в роман, чтобы провести аналогию между названием оружия и фамилией протагониста, по-немецки звучит не иначе, как Blitzschlag («Блицшлаг»)!
Следуем дальше. Откуда перед воротами замка появились нацисты, когда Блацкович использовал первый рычаг?! Из воздуха, что ли, материализовались?! Чтобы не заставлять нашего героя плавать в ледяной воде и не грешить полным отсутствием логики сценаристов, оправляю их на катере из левого шлюза: это даст протагонисту возможность не принимать чудесные альпийские ванны!
«Шокхаммер» вовсе убираю из романа: разве Вермахт или СС хоть раз за всю историю Второй мировой войны использовали на вооружении дробовики?! Мне могут возразить, что, дескать, это – недалёкое будущее, только сие также не будет веским доводом в пользу упомянутого оружия: зачем его ставить на вооружение, если в мире победившего нацизма имеется «СтГ-46», штука куда более эффективная?! Или тот же «Бомбеншусс» – этакая одновременная модификация «Кар-98к» и «ФГ-42»… И вообще: вооружать тяжёлых пехотинцев дробовиками?! Блин, да как Гитлер ухитрился победить при таком раскладе?! Разработчикам респект и уважуха!
Входим в замок. В самом начале миссии суперсолдат прыгает с второго этажа зала на пол. Разве последний не проломился бы под его весом? Что это за чушь?! А если он и проломал собою пол – где обломки, которые непременно должны остаться в комнате ниже, откуда Блацкович открывает ворота?! Испарились, что ли?!
У этого товарища, кстати, нет шнура. То есть, есть суперсолдаты-«троллейбусы», а есть и другие?! Делаю допущение, что на последних меньше брони, а то логике просто придётся накрыться медным тазом! Зачем тогда «троллейбусы» вообще нужны?!
«Гамлет» – в библиотеке нацистского замка?! Да что там может делать английская литература, противоречащая арийской культуре?! Йегер, что ли, подпольно просвещается – и заодно по Шекспиру учит современный английский язык?! Хорошо, допустим, что это перевод на немецкий… Ладно уж, появление в игре этой книги привязан по сюжету к дальнейшему действию Блацковича, берущего в руки человеческий череп со стола: «Увы, бедный Йорик!»
Письмо матери Руди, лежащее в камине, явно указывает на то, что старушка явно не в своём уме: 6 января – и Рождество?! Разработчикам – наивысший респект за знание даты основного католического праздника! Наиболее дебильный косяк за всю игру, поскольку он сверхочевиден. Или почта работает так плохо, что доставка письма запоздала на месяцы – из Германии в Австрию? 
Далее. Мать, согласно тому же письму, отослала маленького Руди во Франкфурт, к кузенам. Значит, издеваясь во время проверки документов Блацковича на КПП, как над любителем сосисок, он автоматически издевается над самим собой!
Из рапорта Руди: субъект – двойной агент, работающий на союзников… С чего он это взял?! Сам Уэсли, что ли, признался ему в этом?!
Йегер, во время пыток Блацковича, вонзает ему трубу в ногу, причём, весьма глубоко. Блин, да как тот после этого двигался бы дальше?! Видимо, разработчики не имеют ни малейшего представления, что значит пробитая нога – и, возможно, хорошенько задетая при этом кость! Да при обыкновенном вывихе – не тяжёлом ранении! – возможность передвигаться падает на 75%!
Про золото на локациях даже говорить не стану: читателю достаточно ознакомиться с сопроводительной статьёй к первому роману…
Кстати, о птичках… То есть о лифтах, которые идут по шахте прямо до столкновения с потолком?! Да покажите мне хоть одну подобную конструкцию, господа разработчики!!!
Кстати, после моста лифт почему-то движется наверх – вместо того, чтобы, согласно логике, идти вниз! Иначе говоря, как Блацкович, будучи на самой верхней точке моста, попал в наземный комплекс КПП, уехав ещё выше??? КУДА, чёрт побери??? Где логика?!
В разговоре с пьяницей, неподалёку от таверны, Блацкович говорит, что не понимает его. Чего именно: его бредней – или его немецкого? Ведь раньше он владел языком! Какого чёрта он тогда говорит с ним по-английски?! Потом, кстати, добавляет по-немецки: «На супчик!» Дар языка вновь вернулся, что ли?! Непростительный косяк!
Прыжки в воду, в маразме (см. выше) введённые в игру разработчиками, в Вульфбурге вообще достали! Убираю их из романа, а меж нужными Блацковичу проходами протягиваю подмостки…
Что касается схватки с Йегером, то она хороша для игры, но крайне тупо смотрелась бы в действительности! Убираю все эти ковыряния трубой в броне противника…
Было бы глупо, если Блацкович читал бы письма Кесслера в его присутствии: никакой этики, никакого уважения! Поэтому в романе связник сам знакомит с ними Блацковича. Кстати, у разработчиков крупные проблемы не только с головой, но и с глазами: в «Старой крови» у Людвига Кесслера внешность Карла Виллигута (правда, отрастившего бороду и принявшего иудаизм) из «Возвращения в замок «Вольфенштайн»»!
Блацкович читает записки Пеппы – причём, прямо в её присутствии?! Повторяется история с Кесслером: у разработчиков об элементарных приличиях нет ни малейшего понятия, это очевидно! Разве она не может пересказать ему их содержание?! Поэтому в романе превращаю записки Пеппы в разговор с Блацковичем.
Главы «Руины» и «Старый город» – по игре – объединяю в романе в одну главу «Руины старого города». Во-первых, они довольно однообразны и практически неразделимы в деталях, а во-вторых – идут одна за другой.
Совсем уж смешная деталь из письма Шрайнера, с которым Блацкович ознакомился на столе Хельги фон Шаббс, когда принёс ей вино. Шрайнер пишет, что «…Вы обнаружили рукописи в Стамбуле…» Мамочка родная, ну что это за бред?! Таинственные стамбульские рукописи были обнаружены вовсе не Хельгой, а самим императором Оттоном! Как сценаристы забыли об этом, неоднократно упомянутом до того по сюжету игры факте – просто ума не приложу!
Горящие шамблеры – это просто находка! Да они сгорели бы сами по себе, если… горели бы! Что касается воскресших мертвецов, вооружённых штурмовыми винтовками – блин, да это вполне зашкаливает самые смелые фантазии По, Лавкрафта и Кинга, вместе взятых!
Угон Кесслером дирижабля – из области таких же гениальных находок! Чтобы не хоронить окончательно логику сценаристов, автору пришлось вводить в повествование целый диалог персонажа с Блацковичем.
Идём, вернее, ползём дальше. После встречи с фон Шаббс, протагонист выходит через дверь из комнаты Пеппы – и оказывается в здании! Это у меня одного галлюцинации?! Да там же раньше был переулок! Разработчики просто отжигают в архитектурном плане, забывая то, что сами создали несколько минут назад!
Дождь из нацистов – ну просто воплощение идиотизма! Что они делали на небесах?! Вознеслись, а после пали?! Дохлых, но тем же чудесным образом воскресших собак, из романа тоже убираю: видимо, сценаристы игры насмотрелись на мёртвых псов из фильма «Resident Evil». 
Аналогично поступаю, как указывалось ранее, и с дробовиком – тупое, бесполезное оружие!
Вообще, разработчики столь бездарно слили Кесслера (заодно Аннету и Пеппу), что диву даёшься, насколько же они откровенно расписались в отсутствии творческих идей! Зачем тогда вообще было развивать эти персонажи?! А причины их слива вообще зашкаливают все мыслимые и немыслимые фантазии: одному захотелось раскидать отпечатанные тридцать лет назад антигитлеровские листовки над Берлином, другой – найти свою подругу в городе, где вообще нет гражданских! Вообще, страсть к патологическим сливам персонажей у сценаристов «MashineGames» проявилась ещё с «The New Order», когда Блацкович должен выбрать жертву для Штрассе между Фергюсом Ридом и Пробстом Вайатом! Вам не мало, а, ребята? Мне же приходится придумывать за вас, как обелить нелёгкий выбор протагониста!
В одной из статей – на локации старого города – говорится, что жителей Вульфбурга эвакуируют во Франкфурт. При этом даже не уточняется, в какой: на Майне или на Одере… или административный центр с тем же названием… Впрочем, это неважно! Вульфбург, напомним, по сюжету игры, находится в Австрии – до любого из «франкфуртов» только от австрийской границы – до Франкфурта на Майне, например, более 500 км. (это – центральная Германия!), а до Франкфурта на Одере – тот расположен рядом с Берлином (северо-восток Германии) – до него вообще более 650 км! А других, более близких, городов не имеется – в самой же Австрии?! Согласно логике разработчиков, если в Магадане (упаси боже!) произойдёт техногенная катастрофа, то его жителей обязательно эвакуируют… в Москву! Или в Санкт-Петербург – но только никак, например, не в находящийся по соседству Якутск (до которого, кстати, от Магадана почти 2000 км!).
Далее. Шагающий погрузчик – это полный финиш! Устанавливаю его на гусеницы, что единственно логично и технически приемлемо для бурения пещер и разбора завалов! Иначе – перевернётся.
Из той же оперы: погрузчик вилами резво разносит в клочья шамблеров? Вспомним, с какой скоростью работал его аналог в фильме «Чужие»: Рипли едва управляла им, ни о какой молниеносности движения вил погрузчика не было и речи! В придачу, управляемый Эллен погрузчик был создан аж в XXII столетии: вряд ли нацисты к 1946 году смогли придумать бы что-нибудь более подвижное! К тому же дебильное словосочетание «робот-погрузчик» просто режет ухо: видимо, разработчики/переводчики наивно подразумевают, что любое устройство, имеющее внутри оператора, автоматически – уж простите невольный каламбур! – становится роботом?! Увы, в действительности всё с точностью наоборот: робот способен – и создан! – для работы без оператора (разве что по контакту с ним последнего откуда-нибудь извне)! Согласно такой «логике» получается, что можно говорить «робот-танк», «робот-трактор» или «робот-самолёт»?! Полный идиотизм!
Занятия императора Оттона оккультизмом, о чём повествуют письма Хельги фон Шаббс на любой локации – такой же вымысел сценаристов игры, как и «робот-погрузчик». Впрочем, создатели серии явно тяготеют к подобным, не имеющих ни малейшего отношения к истории, выдумкам ещё с антагониста «Возвращения в замок «Вольфенштайн»: Генрих I также выведен ими как воплощение зла…
Далее, читаем записку Рэндольфа: «Мы проникли в древние катакомбы. Теперь мне постоянно снятся кошмары…» Обратите внимание: запись датирована 16 марта – за день до начала катастрофы! Согласитесь, обычно люди спят по ночам, но ведь с момента этого самого проникновения прошла всего одна ночь! А он ещё и неизвестно, сколько раз завтракает! За одни сутки, надо полагать?! Увы, так ясно сказано в его собственной записке! Вывод: разработчики вновь забыли собственный сценарий?! Или Рэндольф постоянно лишь спит да завтракает?! Вот так служака на сверхсекретном объекте! Словом, чтобы не ненавидеть сценаристов сверх меры, меняю в романе число с 16 на 12 марта… Спасём лицо офицера-археолога, который выставлен либо идиотом, либо страдающим одновременно сонливостью, обжорством да амнезией для полного комплекта!
Эберхард, кстати, никакой не прораб, как его обзывают в русском переводе; сама Хельга – в разговоре с ним – называет его офицером. Ладно уж, пусть будет, так сказать, по совместительству… Его имя, кстати, также наверняка позаимствовано разработчиками из средневековой истории: некто герцог Эберхард Франконский (или Баварский, умер приблизительно в 940 г.) – был одним из главных политических противников короля Оттона Великого. А если глянуть ещё глубже, то и сама фамилия протагониста игры наверняка взята из анналов Второй мировой: Йоханнес Альбрехт Блацкович (1883-1948), генерал-полковник Вермахта, вполне мог – с лёгкой руки разработчиков – «одолжить» фамилию нашему герою!
Убираю из романа нападение шамблеров в последнем зале – тупо выглядит (по игре понятно – надо защищаться от них до полного открытия дверей), к тому же в реальности никто не продержался бы против такой оравы монстров!
Ещё пассаж – из уже другого – письма Рэндольфа: «…карту, которую мы взяли у священника»?! Взяли, простите, лично?! Ну что это за бред! Даже в том случае, если местный органист убил его в аж 1935 году?! Сценарист точно страдает амнезией, ибо не помнит ни слова из собой же написанного! Причём, всего несколько минут назад… Помнится, ранее в дневнике Хельги было ясно сказано, что Рэндольф – путём применения пыток – получил у священника письмо короля. Однако, письмо и карта – совершенно разные вещи! Кто именно накосячил в этом месте – разработчики или переводчики – разбираться не стану… Тем более, что строкой ниже Хельга признаётся, что карту они нашли сами – видимо, в том месте, где её некогда спрятал убивший священника органист.
Далее. Хельга, отброшенная Мерзостью, в полёте пробила собой древнюю каменную стену – и осталась жива?! Пипец! Разработчики не только умопомрачительные историки, архитекторы, биологи, но ещё и медики с физиками в придачу! Как минимум, кандидаты всех наук!
Остальные замечания – на заметку читателям и геймерам. Канон «Вольфенштайн» – на основании уже нескольких игр серии – обязательно включает:
а) Действие – или его часть – происходит в замке;
б) присутствует обергруппенфюрер СС Вильгельм Штрассе;
в) ведутся археологические раскопки;
г) имеют место всякие мистические и/или техно-магические события.
Поэтому, ИМХО, отсутствие чего-нибудь из перечисленного – уже не канон! Поэтому я, ограничившись тремя, отвечающими ему играми (да, пришлось хоть напоследок ввести «Мёртвую Голову» в последнюю часть трилогии!), совершенно не рассматриваю другие игры серии вообще, более того: я их, чёрт возьми, почти полностью игнорирую! «The New Order», «The New Colossus», «Young Blood» – это НЕ «Вольфенштайн», а всего лишь довольно проходные ФПС на тему Второй мировой! И не прошу прощения за резкость. Накипело, блин!
Отдельная «благодарность» разработчикам за просто зашкаливающий перебор с кинематикой: каждые пять минут перестрелок с ботами обязательно сменяется видеороликом – причём, получасовым! Я, чёрт возьми, хочу играть, а не смотреть тупое кино, к персонажам которого не испытываю ни малейших сопереживаний! Пожалуй, это один из главнейших провалов «The New Order» и «The New Colossus»; лично же для меня – полное фаталити!
И, конечно, не могу не отметить очевидного падения нравов: в «Возвращении в замок «Вольфенштайн»» почти все герои обращаются друг к другу на «вы», в «Старой крови» – уже на «ты»; в игре появился откровенный мат, а в «Новой крови» нарисовалось просто идиотское общение персонажей. Мат-перемат, сортирные шуточки уровня начального школьного возраста (показательный пример, как «шедевр» такого общения – это диалог фон Шаббс и Шрайнера в таверне)… Подобным выбором разработчики, на мой взгляд, спустили серию на самую глубину унитаза, увы! А главное, сделать продолжение культовой игры (на примере «Молодой крови») БЕЗ УЧАСТИЯ самого Блацковича – это, уж простите, просто плевок в лицо любому поклоннику серии! Что бы разработчики с издателями не говорили после содеянного в своё оправдание, это – однозначное убийство и дешёвые похороны «крёстного отца» всех шутеров! 
Повторение тех или иных речевых оборотов, сознательно использованное мной во всех трёх романах – не более, чем дань уважения и отсылка к сэру Томасу Мэлори и его «Смерти Артура», создавшего, по сути, самый первый – или один из первых – приключенческий боевик в истории человечества!
И ещё одна вещь, которая покажется так называемым «союзникам» СССР по антигитлеровской коалиции крайне неприятной: автор стоит на твёрдой позиции, что у СССР таковых просто не было! Формально – да, были США и Великобритания, оказавшиеся на стороне Советского Союза по необходимости, вернее, по стечению политических обстоятельств, когда Красная Армия уже вовсю добивала гитлеровские войска вполне самостоятельно. Если союзники потеряли около 10 000 человек при высадке в Нормандии, решив уже открыто стать на сторону СССР, то открытие второго фронта сильно запоздало: Райху и без их помощи оставалось существовать менее года… Но, по игре, пусть уж доблестные Штаты будут победителями – хотя бы в другой вселенной! Просто следует помнить, что серия игр «Вольфенштайн» – пусть и замечательная – но, всё-таки, это только серия компьютерных игр, а вовсе не исторический документ.
Однако, в связи с этим, особо беспокоит и другое – на сей раз в самой что ни есть реальности. Вдогонку сказанному: 8 мая 2020 г., в день чествования Победы над нацизмом (когда я почти закончил написание последнего романа трилогии), Президент США Д. Трамп, видимо, «по рассеянности», совершенно забыл упомянуть о роли СССР в разгроме Третьего Райха, воспев хвалу исключительно доблестным армиям союзников. По той же «рассеянности», наверное, те или иные англосаксы любят активно заниматься фотошопом, без зазрения совести отрезая с увековечившей историческое событие фотографии – имеется ввиду снимок «Большой тройки», завершивший собой Ялтинскую конференцию – лидера Советского Союза, оставляя лишь персоны Рузвельта да Черчилля…
Для справки «знатокам» всех мастей: за время войны людские потери ТОЛЬКО среди регулярных армий Советского Союза, Великобритании и США выглядят следующим образом:
СССР – от 8 500 000 млн. до 11 000 000 млн. человек;
Великобритания – 286 200 тыс. человек;
США – около 109 тыс. человек (учитывается военный контингент, воевавший исключительно против армии Райха).
Советско-германский фронт был главным во время Второй мировой войны, спорить с этим может только недоумок. Вот что свидетельствуют не особо секретные документы, собранные автором по германским и советским архивам. Итак, на 22 июня 1941 г. у границы СССР количество немецких дивизий было таковым: 153 из 217, имевшихся в то время в распоряжении Райха. При этом НА ВСЕХ ДРУГИХ ФРОНТАХ было ВСЕГО 2 дивизии! Далее, к 1 января 1944 г. на советско-германском фронте находилось 201 дивизия из 318, тогда как на всех других – только 19. К 1 января 1945 г. против СССР сражалось 179 нацистских дивизий, а на других фронтах – 119. Кстати, не следует забывать и о том, что в период Второй мировой ТОЛЬКО против Красной Армии сражалось от 37 до 72 дивизий сателлитов Третьего Райха!
Подобные данные вполне позволяют понять, что основной удар нацизма принял – и успешно отразил! – именно Советский Союз. Так что никакие «союзники» (вспомним только что указанные цифры военных потерь выше), говоря по-хорошему, вообще не воевали с нацизмом – и уж только по этой причине не могли его «победить» без помощи СССР.
Впрочем, не буду говорить о далёких англосаксах, подобных «героев» и «знатоков» истории – особенно по части «нравственности» – хватает и под боком. Не хочу делать рекламу и без того известному в Литве деятелю культуры, с которым я не столь давно вёл онлайн полемику касательно празднования Дня Победы; во время дискуссии мой оппонент, истощив доступный ему рационализм и осведомлённость в истории, использовал следующий «приём», цитирую: «Господин… [Clandestinus], та страна, победу которой над национал-социализмом вы празднуете более, чем 70 лет, поскольку вам больше вообще нечего праздновать, в наши дни сама стала не только поганым агрессором и оккупантом, но и преемницей фашистских идеалов, поэтому она утратила всякое моральное право на саму эту победу». Поразительный аргумент, вы не находите?! На подобное так и хочется задать вопрос Чацкого: «А судьи кто?» Фашисты-реваншисты наших дней?!
Пока в мире свирепствует коронавирус, повсеместно распространилась ещё одна пандемия – желание переписать историю; и поражённых подобной хворью становится всё больше. Всего несколькими месяцами позже США стали упорно насаждать urbi et orbi миф о том, что ядерные удары по Хиросиме и Нагасаки произвёл, дескать, Советский Союз! А это уже, простите, даже не отрезание Сталина с общей ялтинской фотографии… Странно другое: многочисленные отчёты тех времён – о бомбардировке мирных японских городов – находятся в открытом доступе среди прочих документов Библиотеки Конгресса США, с указанием дат, фамилий, даже бортовых номеров самолётов американских «испытателей». Там же, кстати, упомянуто, что первый ядерный взрыв СССР провёл в 1949 году. В конце концов, среди тех же бумаг – обращение 79 участников Манхэттенского проекта к Президенту США Г. Трумэну с просьбой не применять и не развивать в дальнейшем ядерное оружие. Ведь не Курчатов же писал об этом советскому «тирану»! Только кто станет это проверять?! Вирус переписывания истории гораздо опаснее своего коллеги «короны», он вынуждает опускать руки – и бездействовать. Да и вакцины от него пока не изобретено…
Например, какая-нибудь группа ветеранов антигитлеровской коалиции решит лишить звания нобелевского лауреата Кнута Гамсуна за коллаборационизм спустя почти сотню лет. Это ли не идиотизм?! Или Кавабату – за налёт японской авиации – как одной из стран оси – на Пёрл-Харбор?! Дескать, мы пересмотрели военные преступления прошлых времён – и решили… Дебилизм! Не вы давали, не вам отнимать… или, в нашем случае, вольно обращаться с историей, откровенно подтасовывая и перевирая её вехи. Может, примеры не совсем точные, но аналогия, надеюсь, понятна… Впрочем, ветераны-антифашисты никогда не будут в своих «переоценках исторических реалий» настолько фанатичными, как нацисты. Кстати, о фанатизме, как о неизбежной однобокости, весьма точно писал ещё Лео Таксиль: «Не всякий кретин обязательно фанатик, но, в любом случае, всякий фанатик – обязательно кретин!»
Но, возвращаясь к теме повествования, серия игр «Вольфенштайн» по-прежнему остаётся великолепным образцом ФПС, «крёстным отцом» указанного игрового жанра. А Уильям Джозеф Блацкович, на мой взгляд, до сих пор не превзойдён ни одним из своих многочисленных коллег по ремеслу.

Clandestinus