День 3

На следующее утро с погодой приключилась та же самая неприятность, что и днём ранее. Пелена из серых облаков, окутавшая лес и деревню, никуда не делась. Солнца Ксения не видела уже, кажется, больше недели. Непогода началась давно, задолго до повисшей на дереве семёрки.

Сегодня ей предстоит вылазка, а это значит, что снова придётся трястись в буханке, снова дышать бензином, снова бороться с тошнотой. Обрадованная такой перспективой, Ксения шагала из-под земли наружу по длинному каменному туннелю, но у самого выхода остановилась. Ей вдруг захотелось развернуться и уйти, уйти назад, в салун, туда, где она провела половину детства. Туда, где ждёт её любящий отец и этот парень, которого спас лесник. Ксения попробовала вспомнить его имя, но оно куда-то делось из памяти. "Вселил всё-таки сомнения" - подумала Ксения, вспоминая отца, вчерашний разговор и необходимость выбора. Неизбежную необходимость. С другой стороны, вот она - капитан со своим отрядом, у неё есть служба, власть, любовь местных жителей и непрерывное внимание от каждого мужчины в деревне. О чём ещё можно мечтать? Кем она будет там, по ту сторону леса? По ту сторону этой серой пелены из облаков. Да и что там?.. Другой мир, живущий в счастливом неведении.

Она прогнала все сомнения, собрала волю в кулак и шагнула наружу - в утреннюю серость внешней обители. Под ногами захлюпала грязь, перемешанная с глиной. Уже через несколько шагов ботинки потяжелели вдвое из-за налипших комков. Справа, в загоне для свиней, копошился какой-то мужичок. Измазанного в грязи, она его не узнала, но он, увидев Ксению, приложил руку к груди и чуть поклонился. Ксения ответила ему улыбкой и пожеланием хорошего дня. Вот оно. То, от чего она не сможет отказаться. Слева находится местный автопарк, состоящий в основном из уазиков, жигулей, пары нив, и четырёх буханок. Всё то, что можно починить на ходу с помощью рук и без посещения сервиса. Так отец ей говорил. Сама она в настоящем сервисе ни разу в жизни не бывала, только мастерскую видела - там же, на краю автопарка, где каждый день идёт бесконечная возня с автомобилями. "Они так же легки в починке, как часто ломаются" - говорил отец. Впереди, окутанная голубыми парами выхлопных газов, стояла буханка. Двигатель её резал утреннюю тишину так грубо и безразлично, как режет глотки Дима, когда этого требует долг. А вот и он - вылезает с пассажирского переднего, закуривает и направляется Ксении навстречу. Торопится. Ксения понимает, что он что-то собирается ей сказать. Ему не хватает всего пары шагов, как вдруг он замирает, падает на колени, ладони смыкает в замок у живота и роняет голову подбородком на грудь.

Ксения оглядывается.

Мужик, который грёб лопатой свиное дерьмо, упал там же, прям в него коленями. Ребята из мастерской на той стороне автопарка в той же позе, все смотрят на тоннель. Ксения обернулась, и там, в темноте, разглядела силуэт мужчины в монашеской рясе. Он поднял руку и подозвал её к себе, когда она уже почти была готова падать в глину в только выстиранных брюках.

- Магистр, - она покорно склонила голову, когда подошла к силуэту вплотную.

- Подними голову, капитан, я хочу видеть твои глаза, - сказал человек в рясе.

Ксения послушалась.

- Он просыпается.

Ксения дрогнула. Откуда ему известно? Как он узнал?..

- А ты бунтуешь. И против меня, и против отца. Напрасно. Ты рискуешь остаться совсем одна. Однажды мы говорили с тобой о том, что такое возможность выбора и о невозможности его существования здесь, где нашими нечистыми телами располагает Ахнаир. Ты помнишь этот разговор?

Ксения помнит. Она помнит каждый разговор со своим дедом. Они никогда не повторяются и каждый раз несут знание, благодаря которому можно понять что угодно, будь то поведение людей или что-нибудь ещё, что ей, исходя из недостатка жизненного опыта, понять самой ещё тяжело.

- Конечно, Магистр. Я лишь хочу удостовериться в том, чему ты меня учил.

- Вот как, - усмехнувшись, ответил Виктор, - А ты, стало быть, не веришь мне, и моему опыту предпочитаешь не доверять, а проверять? Я это запомню, моя дорогая внученька. Давай-ка... - он помедлил немного, прикидывая, - сегодня вечером. Ты уделишь своему старику час-другой внимания? Прямо перед ночным бдением. Хорошо?

- Конечно, я буду. Обязательно буду.

- И ещё, Ксения Егоровна...

- Да?

- Будь осторожна с тем кудрявым молодым человеком.

Сказав всё, что хотел, старик развернулся и неспешно пошел вглубь туннеля. Ксения долго смотрела ему вслед. Её не покидало чувство, что в Викторе что-то изменилось. Что-то было не так, как бывает обычно. Когда старик скрылся в темноте, она развернулась и пошла назад, к машине. Мужчина в загоне продолжил разгребать свиное дерьмо, мастера снова взялись за работу. Дмитрий, навалившись плечом на буханку, ждал, когда она повторит свой поход через размокшую от ночного дождя грязь.

- Доброе утро, - с улыбкой произнёс он, когда Ксения была уже в двух шагах от него, - Значит, сам сказал. Про Плокина.

- Доброе, Дим. Да, - она обернулась к туннелю, удивляясь, как Дмитрий смог подслушать их разговор сквозь шум двигателя, - Как дела, все на месте? - она обняла старого друга.

- Да. Плокин и Терешенко. Оба.

- А второй нам зачем? Да и первый тоже. Планировали же втроём ехать.

- Не переживай, мы их на окраине высадим. Есть лист закупок от завхоза, вот я их и взял, чтобы нам время не тратить.

- Хорошо. Возиться с младшим на задании я не хочу.

Дмитрий улыбнулся. Даже в такой пасмурный день её улыбки и зелёных глаз ему хватало, чтобы заполнить недостаток тепла. Дима знал Ксюшу с детства, и любил её как сестру, а Егора Викторовича как отца. У него родителей не было. Он был одним из тех, кто в деревню попал из детского дома, путём усыновления. Усыновила его одна семья, а жил он у Егора и Ксении.

- Согласен. Поехали?

- Угу.

Дмитрий постучал в стекло задней двери, а сам направился туда, откуда вылез - на переднее пассажирское. Заднюю дверь для Ксении любезно открыл Плокин, протягивая ей руку. Капитан, поблагодарив, забралась внутрь, и, согнав младшего Терешенко с места, которое находилось как раз за спиной Дмитрия, уселась и дала команду выдвигаться. Водитель с хрустом воткнул первую передачу и машина, качнувшись, тронулась с места.

Салон в буханке был переделан под нужды ордена. Вместо нескольких рядов сидений, стоящих параллельно передним, было решено сделать что-то вроде плацкартного вагона. От перегородки, разделяющей пространство передних сидений и задних, поднимался стол на ножке, который, при необходимости, можно было опустить. Сиденья расположились вдоль стен кузова, а над головами сидящих висели натуральные вагонные полки для сна. Это для длительных поездок. Не хватало только проводника с чаем. Иногда его роль выполнял Дмитрий. Он и сейчас, вынимая термос из рюкзака, спросил:

- Ксения Егоровна, чаю не желаете?

- Желаю. Только когда на ровную дорогу выедем, а то шатает сильно.

- Прошу прощения! - отозвался водитель, - Дорога раскисла!

- Ничего. Просто не хочу облиться.

Следует заметить, что сегодня весь отряд Ксении, как и она сама, были одеты в милицейскую форму, а не в привычную им, чёрную. За пределами деревни в их форме появляться было строго запрещено. В милицейской же форме было легко пройти везде, где того требует ситуация. Главное - не наткнуться на настоящую милицию. А сейчас, поверх формы, на них были надеты куртки дорожных рабочих, чтобы не привлекать лишнего внимания. Терешенко были одеты в свою обычную одежду, без мундиров и каких-либо знаков отличия. Их задание сегодня самое прозаичное - закупка.

Дмитрий снова протянул чай в одноразовом стаканчике. Ксения вдруг почувствовала, что машину перестало качать. Она взяла стаканчик и поместила его в ладони, чтобы согреться.

- Мы там, где надо? - спросила она у водителя.

- Так точно, Ксения Егоровна, сегодня без сюрпризов, - отчитался он, открывая форточку.

Это же сделал и Дмитрий. Оба закурили. По салону загулял свежий ветер с примесью табачного дыма.

- Точный адрес-то какой там? - спросил водитель.

- Город Пермь, улица Архитектора Свизя... Свиза... Свиязева, дом 32. Твою мать! Ну и фамилия, - выругался Дмитрий.

Ксения усмехнулась.

- Хорошо. Ехать ещё где-то час.

- Не забудь в строительный ребят забросить.

Водитель только молча кивнул в ответ.

Все затихли. Оба Терешенко решили немного подремать. Дмитрий курил, потягивая горячий чай. Водитель так же, только вместо чая у него в руке дёргался руль. И только Плокин, уставившись в одну точку, сидел сам не свой. Ресницы дрожат, брови подпрыгивают, но всё еле заметно. Только Ксении видно. "Будь осторожна с тем кудрявым молодым человеком" - проплыло у неё в голове. Неужели Плокин? - подумала она. Ей вспомнился день, когда Плокин прибыл в деревню. Совсем ещё пацан, как тот Никитка, у отца в таверне. Тоже глаз не сводил. Да и сейчас не сводит.

- Гриша, - тихо позвала она.

Плокин не отозвался.

- Гриш! - шикнула она чуть громче.

Кудрявый проморгался и улыбнулся Ксении, поднимая брови.

- Ты как? Нормально?

Кудрявый вдруг озадачился. Он не ожидал услышать этот вопрос от Ксении.

- Д-да, всё нормально. А что?

- Какой-то ты сегодня не разговорчивый. Всё никак водителя из головы выбросить не можешь?

Плокин кивнул, глядя на Ксению полными отчаяния глазами.

- Ничего, - она попыталась его утешить, - Сегодня развеемся. Работа хорошо голову прочищает. Чаю хочешь? Дим, налей ещё!

Дмитрий плеснул из термоса в ещё один стакан и передал капитану. Плокин стал пить. Поначалу улыбался, разок даже попробовал пошутить, но потом снова уставился в одну точку. Ксения решила оставить его в покое.

***

В глухой темноте раздался щелчок. Загорелся экран, выжигая глаза своим светом. Андрей проморгался, прищурился, и сквозь слипшиеся ресницы увидел время: 3:15. Обнимая подушку, он чувствовал, как разливается счастье по его телу. Счастье и спокойствие. Запах любимой подушки, тепло мягкого одеяла... Всё это значит, что он дома. Он никуда не поехал. Никаких Ленинаванов, Богучаров и всего, что ему приснилось, не было. А что приснилось? Андрей открыл глаза в темноте, нахмурившись. Он вспомнил тряску и вибрацию, которые во сне разбудили его сквозь музыку. Вспомнил, как выдернул наушники и начал будить водителя, Сергея. И всё было так по-настоящему! Но водитель как будто бы не мог проснуться. Что же было потом? Потом... Андрей начал вспоминать, пробиваясь через провал в памяти так же, как если бы пробивался из-под льда, покрывшего озёрную воду. Вспомнилось, что трясло машину из-за того, что она скреблась боком об дорожный ограничитель, и скорость была высокая, а Сергей просто лежал лицом на руле, придавив гудок. Но не было похоже, что он уснул. Андрей почему-то подумал про сердечный приступ. Столько курить, всё время сидеть в машине - мало ли какие проблемы у него могли быть со здоровьем? Да и это не важно уже! Всё это просто сон, который уже кончился. Но что там было дальше?

До ушей Андрея донесся звук. Звук этот напомнил гул провода под высоким напряжением. Начала болеть голова и резко захотелось пить. Он сел на кровати, пытаясь уловить, откуда идёт звук. Между тем, ему вспомнилось, как дорожный ограничитель вдруг закончился, и семёрка слетела с трассы, устремившись в кювет. Всё в машине приподнялось, включая самого Андрея, сердце которого сжалось до размеров грецкого ореха, когда бампер машины вот-вот должен был столкнуться с землёй. Но удара не было. Что-то пошло не так, как обычно, и полёт продолжился, пусть и не долго. Уцелевшая фара вдруг перестала дотягиваться светом до чего-либо, её свет просто утонул в темноте. Миг, другой - к тому времени Андрей в машине уже приподнялся над креслом довольно высоко, оказавшись в подобии невесомости, - и в свете фары нарисовались вершины деревьев. Потом скрежет, хлестающие окна и кузов машины ветки, а потом удар. Удар и гудок, уплывающие в глубину сознания.

Андрей спрятал лицо в ладонях, оперевшись локтями на колени.

- Приснится же. Надо будет утром всем рассказать.

Жажда никуда не делась, поэтому Андрей встал и пошёл на кухню. По пути шум усилился, и он решил проверить розетку, которая примыкала к соседской, через стену. Приложил к ней ухо: она. Гудит, как сумасшедшая. "Может, у соседей что-то включено" - подумал он и вдруг заметил, что когда он оторвал ухо от розетки, усилившийся гул никуда не делся. Обдумать происходящее он решил уже после того, как напьётся.

В коридоре он заметил, что у отца горит свет. Дверь, ведущая в его комнату, была наполовину стеклянной, но стекло было мутным. Андрей тихо подошел к двери и вгляделся: внутри комнаты туда-сюда бродит тучный, размытый, черный силуэт. Вглядываясь, Андрей пытался понять, отец это или нет. Ну а кто ещё? Чем сильнее он вглядывался, тем сильнее замедлялось черное пятно, пока, наконец, совсем не замерло. Андрей нутром почуял, что пятно смотрит на него, и что пора идти дальше. Спрашивать о том, почему отец не спал ночью, он будет утром. На кухне тоже светло. Между отцовской комнатой и кухней есть ещё одна комната, это гостиная. Зал. Андрей заглянул в темноту, но ничего не разглядел. Шататься там, пока мать спит, ему тоже не хотелось.

Путь на кухню занял больше времени, чем обычно. Андрей заметил, что метров пять, как минимум, были лишние. Он обернулся, чтобы убедиться, что ошибается - всё так. Просто показалось. На кухне его ожидал сюрприз: мать не спит. Стоит себе у окна, локти сложила, и ждёт, пока чайник закипит.

- Мам, ты чего не спишь? - хочет спросить Андрей, но вопрос свой глотает от испуга.

На кухне сидит кто-то ещё. Спиной к Андрею, а матери в спину смотрит. И не шевелится, но дышит тяжело. На нём изорванная футболка, точь-в-точь как та, которая сейчас на спинке кресла у него в комнате висит. Его футболка! А кожа под ней, там где лохмотья свисают, вся в ссадинах, порезах и в крови. Буро-фиолетовая. Волосы у гостя взъерошенные, слипшиеся и тоже все в крови измазаны.

- Вы кто? - спрашивает Андрей, глядя то на гостя, то на мать.

Гость вздрогнул, услышав вопрос, и начал неторопливо поворачиваться, упираясь руками то в стену, то в край стола, то в спинку стула. Было видно, что каждое движение, каждое сокращение мышц ему даётся с великим трудом - так сильно его тело было изранено, что ни одного живого места не осталось. Лицо у гостя было сплошным синяком - глаза вздулись и слились с щеками, скулы сине-фиолетовые, на лбу уродливый, от края до края порез. Андрей невольно прищурился, глядя на этого человека. Ему хотелось увидеть его не заплывшим, целым. Узнать это лицо. Он посмотрел на мать, но та не повернулась, даже когда Андрей задал свой вопрос гостю. Начал перебирать в голове лица знакомых, но никто не подходил под это распухшее от ушибов существо. И вдруг, где-то внутри, в самом сердце, что-то ёкнуло. Он замотал головой, отгоняя мысль, но она потоком захлестнула разум. В голове начало гудеть ещё сильнее. Кровь прилила, и пульсацией своей начала бить по барабанной перепонке так, будто кто-то целую кузню в голове разместил. А гость всё молча сидел, позволяя Андрею как следует рассмотреть себя. И когда Андрей схватился за голову, пытаясь отрицать увиденное, он всё же сказал, размыкая слипшиеся губы:

- Ты.

Всё вокруг, весь окружающий Андрея мир начал плыть и вздрагивать в такт ударам кузнеца, бьющего по его барабанной перепонке. Андрей упал на стул, оказавшись прямо напротив гостя. Заплывшее кровью лицо его выражало осуждение и одновременно жалость. Это волнами от него исходило, и Андрей это чувствовал. Он уже не вспоминал сон, который ему так хотелось рассказать родным. Ему теперь казалось, что то, что происходит прямо сейчас и есть сон. Страшный, безумный сон, от которого только под одеялом можно спрятаться, как в детстве.

- Что ты здесь делаешь? - на выдохе, справляясь с надвигающимся обмороком, спросил Андрей.

- Умираю, - тут же ответил гость.

В виски хлынула острая боль, будто кто-то раскалённую спицу туда вогнал. Андрей зажмурил глаза, стараясь отогнать наваждение, но когда они открылись, гость никуда не делся. Он продолжал шевелить губами, но Андрей уже ничего не слышал - так сильна болела и шумела голова. Чувство панического, животного ужаса охватило его целиком. Ему хотелось сейчас одного - исчезнуть, не быть здесь, просто раствориться в воздухе и снова очнуться в своей кровати, под мягким одеялом и на мягкой подушке. Только бы не видеть всего этого, только бы сбежать отсюда. Он еле нашел в себе силы оглянуться назад, но вдруг увидел, что вместо двери, которая должна вести в коридор, тут почему-то оказалась отцовская дверь. Горящий через мутное стекло свет заслонила собой черная фигура, и Андрей заметил, что ручка на двери еле заметно вращается - оно открывает дверь. Он отвернулся. Решено! - подумал он, глядя на мать, - оттолкну её и в окно! Точно! Андрей уперся руками в стол, пытаясь подняться. Гость сделал то же самое, продолжая шевелить губами и ртом, да так усердно, будто сказанное им должно было точно что-то изменить. Тело не поддалось. Андрей не смог подняться и в отчаянии взвыл, но его вой превратился в мерзкое бульканье. Он посмотрел на себя самого и с ужасом понял, что растекается вязкой смолой по стулу. Вот уже его бока свисают, тянутся вниз, к полу. Он не удержал равновесие и потёк на бок, чувствуя, что сейчас всем своим телом прольётся вниз. Отвернулся, схватился за голову, и!.. упал, ощутив твёрдый удар такого же твёрдого тела об пол.

Снова сон. Лёжа на деревянном полу, Андрей старался отдышаться. Он почувствовал, как по мокрому лбу бежит капелька пота, пробегает висок и прячется в ушной раковине. Каждый глубокий вдох отдавал болью, но с болью, пришедшей к нему во сне, это не шло ни в какое сравнение. От сна остался только гул в голове.

Нет больше гостя с его лицом. Нет чёрной тени в спальне отца. Нет страха.

Нет, есть. Вот он. Андрей снова отчетливо ощутил его. Страх вернулся вместе с очередным воспоминанием: как дерево порвало Сергея, выдернув его из машины наружу. Это он видел уже только краем глаза - его бросило лбом об угол передней панели. А потом темнота... И это значит, что Сергей действительно умер. До или после аварии - не важно. Он мёртв. И всё, что во сне казалось сном, на яву оказалось явью.

***

- Приехали, - сообщил водитель, глуша двигатель.
Машина остановилась во дворе, состоящем из панельных девятиэтажек. Они, как и везде в России, стояли на большом расстоянии друг от друга, образуя квадрат. Внутри - детская площадка. Двор как двор, ничего примечательного.
Не вылезая из машины, трое оставшихся (Терешенко высадили вместе с сыном ещё на въезде в город) сняли рабочие куртки и остались в милицейской форме. Дмитрий первым вышел наружу, оглядевшись. Шедший мимо мужик, тянущий за собой на поводке собачку, вдруг ускорил шаг и поторопился убраться из его поля зрения. Плокин вылез первым и снова предложил Ксении помощь. Скоро все трое начали подъём по ступеням лестничных пролётов.
- Ну и воняет же здесь, - сквозь рукав пробубнил Плокин, начиная очередную лестницу, - Стены исписаны. Кошмар какой-то. Как они живут в этом муравейнике?..
Ему никто не ответил. На восьмом этаже их встретила бабка, выглядывающая из-за двери с натянутой цепочкой.
- А вы, - прохрипела она, привлекая внимание, - А вы в какую квартиру?
Ксения переглянулась с Дмитрием, пожала плечами и ответила бабке:
- В двадцать седьмую. А что, есть жалобы? Как к Вам могу обращаться?
- Алефтина Георгиевна я. Да вот, как раз на двадцать седьмую и хотела пожаловаться. Уж Вы их там уймите, ради Бога!.. Вторую неделю на головах стоят. Как младший с армии вернулся, так и нет покоя. Пьють! День и ночь пьють, ругаются, музыку громко слушают, постоянно падает там что-то у них! А я, между прочим, уснуть не могу.
Ксения снова посмотрела на Дмитрия, потом на Плокина. Все трое уже осознали, с кем им придется сейчас столкнуться. С пьяными, невменяемыми людьми, разговаривать с которыми будет очень тяжело. Ксению утешало одно - Дмитрий любого может пополам сломать, если понадобится.
- А как же Николай? Средний сын. Я с ним знакома. Мне он показался человеком приличным, спокойным. Разве не так?
Бабка закрыла дверь, сняла цепочку и показалась наружу. Активно жестикулируя, она продолжила:
- Ой, Вы знаете, Коленька и правда золотой мальчик.
- Мальчик? Ему уже... - но она не успела вспомнить, сколько точно было лет Николаю Щербинину.
- Ой, Вы знаете, - снова начала бабуля, - для меня все дети, я же старая уже.
- А он там сейчас?
- Был там, кажется.
- Спасибо Вам, Алефтина Георгиевна. Будьте здоровы!
Бабуля закивала, сложив руки так, будто молиться собралась. Когда поднялись на лестничный пролёт между восьмым и девятым, Ксения всех остановила.
- Так, - начала она шепотом, - Гриша, ты стоишь здесь.
- Ксения Егоровна, позвольте с Вами! Мало ли что! - начал уговаривать кудрявый.
- Нет, - отрезала капитан, - На случай мало ли чего у меня есть Дмитрий. А ты - стой здесь и сними пистолет с предохранителя. И старайся на глазке у бабки не стоять, сюда ближе прижмись, - и она уже почти что двинулась наверх, к двери, как вдруг одёрнула себя и решила ещё добавить, - глушитель при себе?
Плокин кивнул.
- Прикрути на всякий случай. Не хотелось бы переполох на весь подъезд устраивать. Если что пойдет не так, сразу бери на прицел. При нападении стреляй по ногам.
- Так точно, - согласился Плокин.
Когда Ксения и Дмитрий подошли к двери, оттуда послышался неразборчивый, смазанный мат. Обитатели жилья были пьяны вусмерть. По-крайней мере один из них точно. Но... где один, там и трое, а может и больше. Ксения открыла кобуру и так, на всякий случай, сняла оружие с предохранителя. Затем нажала на звонок. Через секунду раздалось:
- Чо, ключи забыл что ли?!
Потом послышались быстрые, но беспорядочные шаги, гулкий удар в дверь (это хозяин на неё навалился, чтобы в глазок посмотреть) и вопрос:
- Вам кого?
Ксения развернула ксиву и сунула её в глазок.
- Николай Степанович Щербинин здесь проживает?
- Допустим.
- Откройте пожалуйста дверь, нам нужно с ним поговорить.
- А его дома нету, он в магазин пошёл.
- Ну вот и отлично, как раз подождём, - сказал Дмитрий.
- А это кто? - спросили с той стороны двери.
Дмитрий шагнул в область видимости дверного глазка и оказался за спиной у Ксении. Весь в глазок он не влез. Хозяин понял, что если с Ксенией он ещё мог справиться, то с таким бугаём шутки плохи. Года уже не те. Замок щелкнул пару раз, дверь открылась, и Ксению с Дмитрием обдал стойкий запах мочи, спирта и перегара. Человек с чутким нюхом мог бы различить ещё прокисший мусор, но ни Ксения, ни Дмитрий таким обонянием не обладали.
Внутри квартира оказалась похожей на десятки других квартир, в которых обосновались алкоголики. Это даже немного разочаровало Ксению. А Николай, если верить его матери, Антонине, даже если и бывает здесь, то точно только изредка. Живёт он, скорее всего, в другом месте. Антонина описала его как человека сознательного и умного. Много читает, много умеет, осознанно относится к окружающему его миру. Такие в деревне на вес золота.
Хозяин открыл утопленный в стену шкафчик в поисках тапочек. Тапочек там не оказалось. Он почесал облысевшую макушку и предложил:
- А проходите так. Можете сразу на кухню, в комнате не прибрано, да и не стоит туда пока заходить, там Стёпка ещё не отошёл. Младший мой. Красавчик, из армии вернулся недавно. Садитесь, - он пригласил Ксению присесть за стол.
Дмитрий остался в коридоре, прямо напротив дверей, из-за которых, судя по всему, они и слышали неразборчивый мат, когда стояли у входной двери.
Ксения села за стол, окинув его взглядом. Вскрытые рыбные консервы, полузасохший сыр, колбаса сомнительного вида, черствый хлеб, грязные тарелки и пустая банка с рассолом. Запах стоял у стола сногсшибательный, а хозяину хоть бы хны. Матёрый, видать. Ксения отодвинула часть беспорядка, положила на стол свой небольшой портфель карманами на себя, открыла его и приготовила бумажный конвертик, который лежал в специальном кармашке, отдельно от других. Размером конвертик был со спичечный коробок.
- Ну и зачем вам Коля понадобился? - просипел Степан, разыскивая на столе пустую рюмку.
- Мы пришли поговорить с ним на счёт его матери, Антонины.
- Ха! А со мной поговорить не хотите на счёт моей жены, Антонины?
- Насколько я знаю, - парировала Ксения, - она уже Вам не жена, Степан Олегович.
- Ну и чо теперь? - взъерошился мужчина, - Мне теперь не надо знать, где она ошивается?
Он налил себе водки и предложил Ксении.
- При исполнении.
- Как скажете. Ну так, что? Обрадуете меня? Накрыли секту эту? Когда Тоньку домой-то ждать? А то она совсем перестала на телефон отвечать.
- Какую секту? - удивилась Ксения.
Степан Олегович закурил и пододвинул к себе кружку с фотографией жены. На кружке было написано: "От коллег на юбилей". Пепельница давно через край, поэтому хозяин решил стряхивать пепел туда.
- Ну как? Она ж в секту попала. Не первый раз, кстати. А всё знаете почему?
Ксения помотала головой.
- Потому что дура она, вот почему, - наклонившись вперёд, сквозь зубы процедил Степан, - Сколько не лупил её, никак дурь не смог из неё эту выгнать. Всё книжки свои читает, правила у неё, то нельзя, это не так, хоть вообще не живи.
- Вы её били? - с интересом уточнила Ксения.
Степан осёкся. Понял, что взболтнул лишнего.
- Да нет, это так, семейное. Без кулаков. Я - не. Женщин не бью, чесслово, - он затянулся и скинул пепел в кружку.
Ксения ничего не ответила. Повисла тишина. Степан, не выдержав напряженного молчания, подскочил:
- О! Вот же! У меня ж письмо есть. Хорошо, что мусор не выкидывал, она мне его недели две назад прислала, - он достал конверт из мусорного ведра, открыл его и извлёк бумагу, - Вы не смотрите, товарищ капитан, что оно из мусора. Конверт грязный, ну а письмо то внутри было. Чистенькое. Читайте на здоровье, - и снова сел за стол.
Ксения взяла письмо в руки, развернула его, выровняла о край стола и начала читать то, что было выведено идеальными буквами на тетрадном листе в линейку:
Степан! Я знаю, ты подобных разговоров терпеть не можешь, но послушай, что я скажу. Прочитай до конца, ладно? Это чудесное место. Ты даже себе представить не можешь, насколько здесь хорошо. Деревня большая, постоянно новые дома строятся. Работать есть где - тут и цех мебельный есть, и мастерская, где машины чинят, и фермы, и хозяйство. Ты так давно не работаешь, Стёпочка, работа бы тебе пошла на пользу! Труд облагораживает человека, ты сам говорил это мне в молодости. Помнишь? Вспомни. Природа здесь замечательная. Иногда пасмурно бывает, но это ерунда! Когда солнце светит, здесь сухо и тепло. Есть и пруд, и река в лесу - можно рыбачить. Всё как ты любишь, Степан. Всё как ты любишь. И мужчины с золотыми руками здесь ценятся. Помнишь, ты говорил мне, что в городе никому не нужен? Здесь ты будешь нужен, Стёпа. Послушай Коленьку, он тебе больше расскажет, мы с ним постоянную переписку ведём. Он собирается ко мне. Приезжай и ты, и Стёпку тоже забирай. Что он будет делать там, после армии? Пить? Здесь ему тоже будет чем заняться. Заживём как в раю, Стёпа. А как приедешь, я тебя свожу в нашу церковь. Там несёт службу отец Симеон, он монах. Я когда первый раз на службу его попала, я обомлела. Я такое счастье обрела, слушая его, причащаясь из его рук. Это же настоящее блаженство. Перед его святостью даже апостол Пётр меркнет! Как он проповеди читает, Стёпа, ох, ты бы слышал... Я не могу этого словами передать. Благая весть его устами... В общем, Степан. Приезжай. Здесь ты наконец обретёшь себя и Бога.
Твоя Тонечка.
Ксения сложила письмо и отдала Степану.
- Личные религиозные дела граждан нас не касаются, - заключила Ксения, - А на счёт работы она права. Антонина не вступала ни в какую секту. Отец Симеон - местный священнослужитель, который в нашей церкви службу ведёт. Я там сама бываю, по праздникам в основном. А Антонина работает на режимном предприятии. Многое сказать не может, оттого, наверное, и загадочность.
Степан Олегович докурил сигарету, затушил в кружку и снова налил себе. Ничего не говоря, он поднял рюмку, незримо чокаясь с Ксенией, и только он хотел опрокинуть стопочку, как из комнаты раздался вопль:
- Батя! Наливай! Я вернулся!
Язык, которым эти слова были произнесены, едва шевелился. Было понятно, что он прокричал, но понятно с трудом. Тут дверь открылась и перед Дмитрием возник Степан Степанович Щербинин в дембельской форме - грязной, заляпанной и залитой непонятно чем и во сколько слоёв. Степан младший смерял Дмитрия пьяными, краснющими глазами, и решил атаковать. Обмякший кулак его правой руки воткнулся в живот Дмитрию, как в каменную стену. Дмитрий схватил своей ручищей дембеля за морду и толкнул обратно в комнату. Степан Степанович упал, что-то утянул за собой - раздался грохот. Упало что-то тяжелое, не легче шкафа. Дмитрий молча закрыл дверь.
- Сука! - раздался приглушенный крик из комнаты, а потом вопли стихли.
В квартиру залетел Плокин, стоявший на стрёме. Убедившись, что всё в порядке, он спрятал пистолет и встал на пороге, закрыв за собой дверь на замок.
Пока всё это происходило, Степан Олегович продолжал держать стопку, и опрокинул её только тогда, когда снова стало тихо.
- Празднует сынок. Мне его винить не за что, - подытожил он, снова наполняя рюмку.
Ему захотелось закусить - он начал рыться в мусоре на столе в поисках еды.
- Может быть и так. Я про письмо. Но я-то её знаю, она вечно в говно какое-нибудь вляпается.
- Я Вашу точку зрения услышала, Степан Олегович. Когда Николай вернётся?
С той стороны входной двери зазвенели ключи и, лязгая, проникли в дверной замок. Замок пару раз щелкнул, дверь открылась, и в дверях показался Николай. Это был мужчина лет тридцати-тридцати пяти на вид, в опрятном костюме-тройке с вязаным галстуком. Ксения взглянула на него, а потом на его отца. Разница была чудовищная.
- Вот и он! - опрокидывая новую стопку, заключил Степан, изрядно уже окосевший.
- Николай Степанович? - поинтересовался Дмитрий у ошарашенного мужчины.
- Да, это я. Что случилось? Что они натворили? - засуетился Николай.
- Ничего, - успокоил его Дмитрий, - мы от Антонины.
Николай мигом успокоился и даже повеселел. Но не надолго - ему навстречу вышел отец, потирая руки - в руках у Николая был пакет с продуктами.
- Ну, чо ты там взял? Давай сюда.
Пока Степан Олегович ходил в коридор встречать сына, Ксения достала конвертик из кармашка портфеля, высыпала его содержимое в рюмку и наполнила водкой. Степан Олегович вернулся на кухню, лучась от счастья. Держа в руке обкусанную булку черного подового хлеба, он пытался её прожевать, напрягая скулы.
- Опа, - рявкнул он, увидев, что рюмка снова полная, - Я ж выпил! Это Вы мне, товарищ капитан, налили? - он прищурился и заулыбался, но стопку всё равно опрокинул.
Ксения вышла из кухни, поприветствовала Николая и начала ему объяснять, как ему поступить сейчас и что будет дальше. Николай давно изъявил желание присоединиться к матери, поэтому уговаривать его не пришлось. Он собрал нужные вещи и документы, упаковал всё в чемоданы и понёс их вниз, к машине.
Только Николай шагнул за порог, как на кухне, так и не дожевав свой хлеб, лицом в грязную тарелку упал Степан Олегович.
- Грузите обоих, - скомандовала Ксения и пошла за Николаем, - Дверь закрыть не забудьте.
- Так точно, - ответил Дмитрий, зазывая Плокина в комнату, где под шкафом и грудой старых книг храпел младший Щербинин.
***
В дверь постучали.
Андрей подскочил с кровати, не зная, что ему делать - он давно поднялся с пола и снова уснул. Сил на другое у него не было.
Дверь открылась и в комнату вошёл мужчина в годах - крепкий и коренастый. В фартуке и с белым полотенцем на плече. Андрей поймал себя на мысли, что мужчина этот похож на какого-то киношного персонажа.
- Проснулся! Наконец-то.
В руках у мужчины был поднос, на котором дымилась тарелка ароматного борща - со сметаной и зеленью; горячий компот и пару кусков серого хлеба. Гость поставил поднос на стол.
- Меня Егор Викторович зовут. Ты у меня в гостях. Это - комната моей дочери, - он указал на портрет над головой Андрея, - Так что смотри, беспорядок здесь не устраивай, она это не любит. Поднимайся, поешь. Я пока по делам спущусь, вернусь чуть попозже.
Андрей, растерявшись, ничего не нашел лучше для ответа, чем просто назвать собственное имя. Егор Викторович молча кивнул на это, будто и без него это знал, и второпях вышел из комнаты.
Первое, что пришло в голову после неожиданного визита - нужно проверить телефон. Андрей огляделся, но нигде его не нашел. Под подушкой его не было, в тумбе у кровати - тоже. Одежда тоже куда-то пропала. Вместо неё на теле оказалась чужая пижама, годов из тридцатых. Пожелтевшая от старости.
Путь до стола оказался настоящим испытанием. Ноги еле шевелились. Дышать полной грудью - больно. Шевелить головой - больно. Думать о том, что произошло - тоже больно. Андрея вдруг посетила мысль: вот если его брат, Сашка, свалился там, в пещерах, куда-то вниз с высоты, и поломал себе ноги или рёбра, ему было так же больно? Сколько он там лежал, пока не умер от холода? С этими мыслями он приступил к еде. Вкус у неё был отменный, и Андрей, будто боясь, что сейчас всё отберут, быстро всё съел. Стало одновременно и хорошо, и плохо. Он поторопился вернуться в кровать, боясь, что из-за головокружения всё полезет наружу.
Когда Егор Викторович вернулся, Андрей спал мёртвым сном. Будить он его не решился. Просто запер дверь. На всякий случай.
***
В салоне буханки от перегара запотели окна. Водитель то и время протирал тряпкой боковое стекло. Лобовое спасал обдув. Николай, старший сын мертвецки пьяного тела, лежащего в салоне, уснул - повис на ремне, уронив голову на грудь.
Плокин всю дорогу разглядывал пьяный груз. Разглядывал и пытался понять, для чего они нужны в деревне. В голове крутилось разное. Может, пригодятся в хлеву? Может. А может и ещё где. Вот только зачем им принимать этих недолюдей? Почему не выбрать лучших? Кудрявый повернул голову в сторону спящего Николая. Этот, кажется, хорош. Может, в бою и не пригодится, но голова у него наверняка варит хорошо. Похоже на то. Возвращая взгляд к двум его родственникам, Плокин аккуратно посмотрел на Дмитрия - не наблюдает ли он за ним? Но Дмитрий, как и Ксения, на которой взгляд его задержался куда дольше, мирно спал.
Григорий начал снова разглядывать лежащие на полу тела. В голове снова начали крутиться мысли, но теперь уже другие. Без слов, без мыслей, только картинки, нарисованные воображением: вот на сосне висит Степан Олегович, раскидав кишки по округе. А у дерева, внизу, с раскроенной пополам головой сидит младший. Кровь заливает его дембельскую форму, окрашивая в бурый. Из разлома черепной коробки мозги торчат - то-то будет угощение для ворон! Около тела стоит он с молотком в руках. Плокин пытается отогнать наваждение, но оно не поддаётся. Только он зажмурит глаза, и вот оно опять: собранный в единое цело Степан Олегович лежит на брезенте, а на теле у него тут и там следы не вороньих клювов, а человеческих челюстей - полукруглые раны от зубов тут и там. Горло и вовсе вспорото такими же зубами, и над телом снова он. Жуёт, напрягая мускулы до предела. Шейная жила. Плохо жуётся. Плокин представляет, как у него наконец получается её перекусить, он глотает её и вздыхает с облегчением. Рот, подбородок и шея у него в крови. Руки тоже в крови. Подходит Ксения, запускает руку ему под мундир, проводит ей по спине вниз, под брюки, и хватает его за ягодицу так, что Плокин всем телом вздрагивает. Потом она прижимается к нему всем телом, грудь её упирается в его грудь, и она целует его, целует так страстно, что у Плокина внизу всё начинает пульсировать и наливаться кровью. Когда поцелуй заканчивается, она прикусывает его нижнюю губу, слизывает с неё остатки крови старшего Щербинина и становится на колени, ловко справляясь с ремнём.
В этот момент буханка залетает колесом в небольшую яму в дорожном покрытии, все подпрыгивают на своих местах и наваждение рассеивается. Плокин глупо озирается по сторонам, стараясь избежать встречного взгляда Ксении и Дмитрия, но у него не выходит. Дмитрий ловит его, но свой вопрос в этот раз не задаёт. Засыпается обратно. Ксения достаёт из сумки спящего термос, наливает чай и спрашивает Гришу. Он соглашается. Капитан протягивает ему стакан той же рукой, которой только что в его воображении сжимала его зад. Плокин замирает, снова погружаясь в эту мысль, но капитан одёргивает его:
- Гриша! Горячо же!
Плокин забирает стакан, благодарно кивает и отворачивается. В лобовом стекле он снова видит лес, тело на брезенте и Ксению.



***

Вечером, как и было оговорено, Ксения явилась в нижний храм, чтобы встретиться с Виктором. Первым делом, после возвращения, она отправилась к Антонине Щербининой вместе с отрядом. Антонина долго плакала от счастья, когда увидела Николая, своего старшего сына, и с поддельной радостью обнимала бывшего мужа и младшего сына.

- Ничего, - говорила она, - Уже завтра всё изменится. Завтра на службу пойдём!

Степан Олегович и Степан Степанович не обрадовались. Начали юлить, отнекиваться, но Дмитрий им коротко и внятно объяснил, что расстраивать соскучившуюся Антонину не стоит. Те согласились.

После Щербининых, Ксения заглянула к отцу. Рассказывать о том, что дед догадывается про их бунт, не стала. Нужно сперва было с ним поговорить. Она поднялась к Андрею, но тот спал, как убитый. Отец сказал, что набирается сил. Завтра, мол, поговорите. Капитан не стала упираться и оставила мальчика в покое.

И вот теперь, наконец, она спустилась из храма в нижний храм, прошла через сеть туннелей и достигла главной залы, за которой находились покои Виктора. Но сам он был уже здесь. Высокий и худой, он стоял около зажженного камина, дожидаясь внучку. Даже мешковатая ряса не могла создать впечатления, что старик хоть сколько-нибудь плотен, нет, напротив, она висела на нём как на дверном крючке, и создавалось впечатление, что если подует сильный ветер, то старика может унести. Сила его, при этом, заключалась не в весе или физических преимуществах. Вся она бурлила в его седой головое. Там, внутри черепной коробки, таилось нечто, создавшее всё то, что сейчас есть в деревне.

Заметив, что Ксения уже здесь, он пригласил её сесть на одно из кресел, стоящих у камина.

- Здравствуй, капитан, - усаживаясь, прохрипел старик.

- Здравствуйте, магистр, - Ксения поклонилась и села.

- Сегодня я не хочу говорить с тобой, как Магистр с Капитаном, - задумчиво сказал дед, - я хотел бы представить, что я - твой дедушка. Без всего, что есть. Отбрось всё это, - он окинул рукой залу, - И представь, что ты просто моя внучка, Ксения.

Ксении такое представлялось с трудом. За всю свою жизнь она привыкла, что дед у неё есть только на бумагах. В остальном, её дед - её же магистр, верховный главнокомандующий.

- Хорошо, дедушка, - тем не менее, ответила она.

Виктор пару раз кивнул и оглядел Ксению с ног до головы.

- Ты выросла настоящей красавицей, ты знаешь это? Многие мужчины в деревне, и не только мужчины, мечтают о тебе.

- Дедушка, обычно такое с внуками не обсуждают, - смутилась Ксения.

- Да? Прости мне мою неопытность, мы так редко с тобой общались. Но ведь у нас были дела поважнее, не так ли? - Виктор улыбнулся.

- Да, всё верно. Так что ты хотел мне рассказать сегодня?

Старик замолчал, разминая рукой подбородок. Бороды, и даже щетины, на его морщинистом лице не было.

- Хорошо... Понимаешь ли, дорогая моя, дело вот в чём. Мы как-то раз уже обсуждали это с тобой, но, я думаю, годы стёрли это из твоей памяти. Ты тогда ещё была подростком, и вряд ли восприняла мои слова всерьёз.

К камину, громко стуча каблуками туфель, подошёл прислужник. На подносе у него стояли два бокала вина.

- О!.. Отличный пример, - загорелся Виктор, подхватывая бокал за ножку, - На лозе растёт виноградная лоза. Сначала она зелёная и кислая, когда ещё не поспела, но уже манит взгляд. Когда она созревает, вокруг неё, становящейся всё слаще и прекрасней, вьются трутни - мужчины из улья. И вот, в конце концов, гроздь созревает, и её срезают. Она безупречна, глаз не оторвать. Но одновременно с её триумфом красоты, возникает неопределенность будущего. Есть много разных путей, из которых она может выбрать, но основных - всего три. Первый путь - совокупить свою красоту с красотой смерти и перерождения - и стать вином, а может и бренди. Второй путь - остаться нетронутой и высохнуть, скукожится, покрыться складками и морщинами, потерять сок и мягкость, и стать изюмом. Третий путь - быть просто съеденной за праздничным столом, где ключом бьёт жизнь. Как я и сказал, есть и другие пути, но виноградная лоза выбирает третий путь. Она предпочитает оказаться там, где жизнь бьёт ключом. Там, где её собственная жизнь пусть и будет скоротечна, но послужит для иной жизни, и продолжится в ней. Так выбирает лоза, так она думает, что выбирает свою судьбу. Но это иллюзия, - Виктор остановился, делая глоток.

- Почему иллюзия?

- Почему иллюзия? Потому что виноградарь, который ухаживал за землёй, на которой росла лоза; который отгонял от неё ос, норовящих испортить ягоды; который поливал лозу водой в засушливое время - этот виноградарь вырастил виноградную гроздь для того, чтобы она стала вином. Что бы она не выбрала, её красота растворится в ритуале смерти и перерождения в ином, более качественном, бессмертном виде. Её не съедят. Она не высохнет, не огрубеет и не станет изюмом. Она превратится в прекрасное вино, которому с годами не станет хуже, а напротив, оно станет только лучше.

Ксения потупила взгляд. Она поняла, что речь шла о ней. Но Виктор был в сотню раз убедительней, чем отец. Тогда она бунтовала, а сейчас была готова смириться.

- Подумай над моими словами, ничего сейчас не отвечай. Хорошо? У нас ещё будет время обсудить это.

Ксения кивнула.

- А сейчас продолжим как Магистр и Капитан. Расскажи мне о вылазке, - дед оживился.

- Что ж, - прокашлявшись, начала она, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли, - мы прбыли в Пермь где-то в полдень. Их соседка снизу рассказала, что они пьют уже, кажется, недели две. Мы поднялись, хозяин не хотел пускать, но Дмитрий его убедил. Плокина я оставила на лестничном пролёте, следуя твоему совету.

- Я советовал не спускать с него глаз, - прервал её старик, - а не оставлять его одного.

- Да, Магистр, я понимаю, но я не могла рисковать исходом операции из-за него. Дмитрия он тоже настораживает. Мы будем продолжать наблюдение.

Старик кивнул в знак согласия.

- Среднего сына, вышедшего с нами на контакт через мать, не было. Пришлось коротать время в ожидании его с его отцом и младшим братом. Тот, кстати, напал на Дмитрия, но Дмитрий, в силу своих способностей, мальца угомонил. Отца я усыпила сразу после того, как появился Николай - старший сын. Он был уже готов. Тех двоих мы погрузили в салон и отправились обратно. В общем и целом, всё прошло достаточно гладко.

- А что Плокин?

- Ничего. Так, растерянный немного. Я ему уже в машине чай предложила, а он смотрел на меня, как на кусок мяса голодный пёс, чуть руки не обожгла об стаканчик. Очнулся потом, забрал, и уставился в лобовое стекло.

- Вот оно, - кажется, он был доволен собой, потому что сказал это одновременно торжественно и ехидно, - Наблюдай за ним особо, когда он находится в этом состоянии. Если в ближайшие дни оно будет повторяться, то он совсем в нём затеряется.

- Как это - затеряется?

- Ты не так давно стала капитаном, Ксения Егоровна, да и я долгое время не давал тебе отряд в подчинение. Хотел, чтобы ты распробовала новую роль как следует, ощутила власть. Но те, кто занят этим делом давно, знают, что иногда случается так.

- Как?

- Природа нашего служения Ему подразумевает некоторые риски. В общем, любая жизнь подразумевает риск, но если говорить о нас, то риски достаточно высоки. Случиться это может с каждым, кроме тебя, меня и твоего отца. Просто благодаря моей крови, которая течёт и в ваших с отцом жилах.

- И что же это?

- Терпение, Капитан. Вы не даёте мне закончить.

Ксения почувствовала себя неловко. Она всегда вела себя подобным образом, когда пила вино - оно уничтожает в ней остатки дисциплины.

- Если не влезать в дебри терминологии и выражаться грубо, то каждый из нас может оказаться в прямой власти Ахнаира. И тот, действительно, начнёт располагать его нечистым телом. Неподготовленный разум не выдерживает и пары часов прямого присутствия Владыки, поэтому зачастую Ахнаир покидает испорченное сознание, не желая обитать в нём. Ну а его носитель, после всего, не может уже исцелиться, и впадает в, как я сказал, если выражаться грубо, в агрессивное буйство. Разглядеть его на ранних стадиях довольно сложно. Но первые признаки часто похожи на то, что сейчас происходит с Григорием. Поэтому, я прошу тебя, будь бдительна.

- Я буду, Магистр. Скажите, это неизбежно?

- Нет!.. О, нет. Я могу ошибаться, Дмитрий может ошибаться. В конце концов, рядом с тобой многие мужчины теряют самообладание. Может, он просто замечтался? Может, разорванный труп на дереве излишне шокировал его неопытный ум? Всё может быть. Будем надеяться, что мы ошибаемся, но и будем внимательны к нему. Теперь иди. Сегодня я освобождаю тебя от бдения. Наш разговор был для тебя тяжелым, я поведал тебе много нового, о чем тебе следует поразмыслить. Проведи ночь в медитации, капитан, но отдельно от нас.

Старик встал, поставил бокал на стоящий неподалёку столик, и удалился в темноту. Ксения осталась у камина.

Где-то глубоко внутри она до сих пор верила, что Виктор всего лишь лидер культа. Верила, что на самом деле в этом нет никакой мистики, ведь будни членов этого культа ничем не отличаются от будней обычных военных или чиновников, по-крайней мере, как она себе представляла их, основываясь на опыте из книг и рассказов людей, прибывших снаружи. Да, некоторые сходят с ума. Да, некоторые слышат голоса. Да, некоторые впадают в религиозный экстаз, слушая проповеди Симеона. Но Ксения всегда списывала это на действие психоактивных веществ, которые создал её дед. Именно поэтому она так относилась к требованиям отца покинуть деревню, пока ещё не поздно. "Что поздно?" - всё время спрашивала она, но отец на этом месте как будто превращался в трусливого мальчишку, которому запретили говорить о чём-то под страхом жестокой расправы кожаным ремнём с армейской бляшкой. Ксения быстро заметила это и давила на этот страх всякий раз, когда отец начинал донимать её.

Теперь, после разговора с Виктором, на этой её вере появилась трещина.