1-8. медведь, from1957, из цикла мои эссикумы

1-8.  «МЕДВЕДЬ», (from1957), из цикла «Мои эссикумы»
(Ночные вылазки голодных существ пробуждал иной мир!)
 
В Москве содержимое прилавков продуктовых магазинов не отличалось широким ассортиментом, и мои познания о продуктах тоже были незначительными. Однажды в продуктовом магазине я попросил у продавщицы взвесить мне триста граммов бараньего сыра! Продавщица бойко на весь магазин ответила: Сыр бывает овечьим, а у барана только яйца! Я вспомнил свой горький школьный опыт, как я пас баранов в горах...  В горах Дагестана в 50-60 гг. 20-го столетия вместо летних пионерских лагерей нам, старшеклассникам, повелевали пасти колхозных баранов в помощь чабанам на крутых горах Тляраты. Я попал помощником к старшему чабану и родственнику Шагову, мы должны были пасти стадо молодых баранов, а мне за это должны были начислять трудодни, цена трудодня определялась натуральными продуктами из колхозного склада. Мы в итоге ничего не получали, хлеб-сыр был из нашего дома, а родниковая вода лилась в горах бессчётно. 

Началась моя работа в среде неподражаемой красоты, в согласованных ландшафтах  из полян зелёных трав, из густых лесов и зубастых скал, которые висели с угрозой со всех вершин, окружавших нас, объединяя мощь, тревогу и красоту…  Для работы я был вооружен крепкими ногами восьмиклассника, палкой для «защиты» от диких зверей, имел черную большую бурку для ночлега и для сладких утех, хлеб и сыр,   который заканчивался быстро, но доставлялся из села каждый раз с опозданием. И стадо в пятьсот голов годовалого барана, которое напоминало светлую неуемность придурковатых тинэйджеров.  Могу свидетельствовать о резвых сексуальных экспериментах этой белой бегущей шерсти, отличаемой  только нескончаемым травоедением и  тонной безумствующего адреналина. Мой страх растерять баранов в бесконечных ландшафтах гор и лесов привязывал меня к ним, как муху к их перламутро-тёмнокоричневым какашкам, а мой ежедневный полуголодный марафон творил во мне устойчивый гнев, который я не знал, куда и на кого направить.
Из всех этих дождливых историй я помню одну историю, в которую была впечатана тяжёлая, ползающая по спине дрожь, напоминающая большую  таиландскую сороконожку.  Это стоит подробного описания! Старший чабан ушёл на побывку в село к своей семье, на два-три дня… Но вернулся он через две недели, и за это время количество баранов, оказалось, сократилось!?

У меня не было никакого опыта пасти баранов в этих сложных рельефах лесов и скал, не умел охранять, не получал от старшего необходимых консультаций, хуже всего, я был постоянно голоден. Я наведывался в соседнее стойбище, в надежде, что меня покормят, они были опытными чабанами и хорошими психологами, меня кормили, но часто к ним ходить я стеснялся. Плохо ориентировался в смене погоды, но страх перед темными ночами меня организовывал, и я всегда приводил стадо в свой загон вовремя. Не надо думать, что наш загон для баранов это специально отгороженное место! Нет! Это открытый темно-коричневый круг, образовавшийся от темных бараньих «жемчужек» на фоне зеленой травы.
   
Смены дней и ночей в ожидании старшего  для меня были бесконечными...
Менялись дни и ночи, шли густые, как камыши, дожди, вперемешку сверкали многочисленные солнечные радуги в пространстве альпийских цветов, а на горных рельефах-лугах блаженно и ритмично отрывали свою зеленую еду молодые бараны, мотая белой мордой и вибрирующими в изгибах ушами, усердно отгоняя назойливых и бесконечных мух и все это для меня одного казалось неправдой и чернеющей сказкой...   

…Была кромешная ночь, я спал под двумя бурками,  набегавшись за день, мирным сном, хотя хлестал дождь, который часто менял свое направление под продувным и капризным ветром. Из-за чувства неведомой ответственности, при малейшем гуле тысячи бараньих ножек, я просыпался и приступал к работе. Часто в темные ночи происходили наезды, но я был уверен в том, что моих овец беспокоит собака-волкодав из соседского загона и я его искал… Эта ночь была неприветливой, дождливой и слепой, что называется,  «спасай глаза». В тёмной слепоте четко определялся большой тёмно-серый круг моих белых баранов - на фоне черной «космической дыры» пространства.                В эту ночь я проснулся от глухого гула, похожего на подземное испытание мотора самолета, это был гул и паника тысяч ног…

Подпрыгнув от сна, я увидел: нечто пополам режет теплый круг моего стада, как головку пармезана; я начал кричать, будучи уверенным,  что это собака, пытаюсь остановить баранов, разбегающихся  от страха в разные стороны, в основном вверх, бараны при опасности стремятся инстинктивно попасть на голые вершины гор;  мои бараны должны были преодолеть плотный лес, который наша поляна отделяла  от лысины нагорья! Вокруг меня образовались темно-серые комки-группки скачущих баранов, все остальное превратилось в черный гул под аккомпанемент сплошного тропического дождя.  Место, где находилась наша стоянка, занимало середину открытой части большой поляны, внизу от нас и вверху был большой хвойный  и лиственный лес. В правой части  леса была стоянка доильной овцы, а слева вниз уходила поляна,  заканчивающаяся скалами, через которые была проторена дорога в аул Мачар, куда ушел старшой - поганец! 

Итак, мои бараны начали устремляться вверх, значит, через лес...  Меня обволокло бешенной злостью от всего того, что происходило. Я превращался в нервную пружину и, оказавшись на опушке леса, пытался преградить путь баранам в лес, оглянув боком я увидел, может быть, больше почувствовал, что-то "темнее темного" повыше меня и бросился на этого "волкодава" всем телом, наполненный местью за наглое ночное разорение моего и бараньего покоя. Моя нога попала на мокрую и открытую часть глины, которая образовывается от ступеньки рельефа, часто встречающейся на склонах гор. Я поскользнулся и, падая, рука проскользнула по жесткой и мокрой шерсти живого существа!  Все во мне опустилось, я вдруг стал спокойным как луна, и, принимая все как данное, присев на корточки пошел, нащупывая руками мокрую траву, по направлению к своему «ночлегу», стал инстинктивно искать свои брошенные бурки, проклиная собаку, баранов, чабанов и всех взрослых… 

Я  пытался оградить свое стадо от невзгод, но не получилось!  В страсти и в гневе нашел свои бурки и, с обидой завернув себя с головой в две бурки,  проклятиями к взрослым и в обширных беспомощностях,  под барабан дождя, - уснул. Проснулся от свиста и собачьего лая соседнего загона. Какая была сказочная погода! Сверкающие от солнца капли дождя на луговых цветах, вымытая дождем в плотных клубках, как будь то склеенный дождём трава, далекие и живые голоса чабанов и блеяние моих баранов, разрозненных и рассыпанных по всему майдану небольшими группками, - это была фантастическая идиллия. Увиденная картина стерла память об отчаянной ночи.  День начался, я съел лепешку и пошел собирать своих баранов в стадо, и пасти их. Вечером, возвращаясь с баранами в наш загон, я наткнулся по дороге на выступ, где образовалась открытая часть глины, на котором увидел свой след скольжения… и рядом сырой след от медвежьей лапы! Я стоял минуту в измождении, по всей спине вверх и вниз пробежала, многократно, «чугунная» дрожь, от страха и немощи. Я не понимал, почему медведь меня не съел? Потом старший чабан пошутил: "У баранов мясо вкуснее и их в горах больше". 

Впоследствии моя жизнь стала краше и сложнее, но, возвращаясь к воспоминаниям тех дней, оказалось, что за период отсутствия старшего чабана «мой друг», медведь, съел шесть баранов... Далее я был удовлетворен тем, что узнал от родителей: на старшего чабана начислены штрафы за утерянных баранов; но и мои трудодни колхозными счетчиками так же не были учтены! Заработанное не только я, но и моя семья не получила! 
Наше бесконечное детское бесправие сопровождали чёрствость и неучтивость взрослых! Я не хотел жить с ними и уехал на чужие просторы  - навсегда.

Я продолжаю убегать от взрослых всю свою жизнь, и сам, взрослея, избегаю быть похожим на них!