Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-17

Глава 17

"У заветного окошка"
От ворот поворот


Человек познаётся человеком.
(Еврейская пословица)


Тень радости по лицу Кулькова проскочила. Искоркой мелькнула. Звёздочкой.

«А вот и оно, оконце заветное! Минут через пять-десять подойду», – интуитивно определил время «Ч» пожилой больной человек (бывший экономист и когда-то рядовой Советской Армии, студент и школьник, а сейчас старший охранник в одном достаточно крупном и успешном телекоммуникационном предприятии), вглядываясь через головы в меховых шапках, тряпичных кепках, пушистых шалях, платках и шляпках.

Но не у всех было одинаково и на теле, и на голове. Типаж разделялся. Одни люди отделялись от других. Да ещё как. Не казались штампами. Они были индивидуальными. Как и положено быть человеку. Человек человеку друг. Но человек человеку рознь.

Да. Всё так. Одежда у всех была разной. И по цвету, и по стилю. По фасону, по крою, по отделке, по строчке. И по качеству материала: ткани, меха, ниток, пуговиц.

Одни одеяния выглядели лучше, другие хуже. Да-с… Так-с… Такова жизнь.

По принадлежности к сезону также всё у всех разное. Кто в зимнем стоял, потел, утирался, кто в весеннем маялся, кто в летнем прохлаждался, кто в осеннем ликовал.

Разный контингент присутствовал. По житью-бытью. По образованности. По грамотности. По вежливости и обходительности. По принадлежности к разным слоям народонаселения. По интеллигентности, наконец.
Да-с… Так-с… По культурности.
По отношению к истории, к религии, к морали.
Мысли у всех тоже были разными. И помыслы также…

Хотя… желание было у всех схожее. Это точно. Желание такое: это как можно быстрее получить талончик на приём к медицинскому работнику и скорее попасть к доктору… к врачу… к лекарю… чтобы тот, наконец, излечил его… освободил от напасти, от хворости, нежданно-негаданно свалившейся на него…

Желание есть желание. Никуда от него не денешься. Желать не вредно.
Но вот… методы попадания во врачебный кабинет были у каждого свои, личные, индивидуальные… Разные же люди… Все разные…

И контингент был разным, и одёжа этого контингента тоже была различной.
Серость и убогость, старость и дряхлось бросалась в глаза.
Одни богаче выглядели, другие беднее. Это знак современной России.

Люди шебуршились как муравьи. И вели себя по-разному. Каждый – по-своему.

Один седой и рябой высоченный старик был одет в брезентовый дождевик и такую же шляпу с отштампованными на ней фабричными дырками с металлической окантовкой. Шляпа была мятой, плащ с заплатками.
Он громко разговаривал о чём-то с низенькой полненькой старушкой в линялом цветастом платке мутного оттенка. Но слов невозможно разобрать.
Сплошной гул не позволял различить что-либо конкретное.

Подслеповатая морщинистая старуха в дырявой шали и с палочкой держалась за торчащий хлястик пальто впереди стоявшего элегантного мужчины, который, раскрыв рот с блестящими золотыми зубами, завороженно смотрел в экран своего чудного смартфона и чего-то писал, тыча туда пальцем с огромным дорогим сверкающим перстнем.

Молодая женщина вязала спицами шарфик. Ой, как мило…

Парень-студент читал книгу; видимо, учебник. Ой, как хорошо…

Три мужика травили анекдоты. Смеялись от души. Проскакивал мат временами.

Две девочки-дошкольницы (по всей видимости, близняшки, двойняшки или просто погодки) были облачены в какие-то одинаковые вычурные и нелепые до сумасшедшего безобразия яркие розовые одеяния с кривыми гнутыми красными рожками на шапочках и пришитыми синими мохнатыми помпончиками.
Девчушки то и дело размахивали руками, корчили рожицы, пищали без умолку, сосали карамельки и плевались. А сами прыгали, прыгали и прыгали.
Попрыгунчики… мать их за ногу. Нашли место и время…

В глазах у уставшего Кулькова всё рябило и плясало. Уши заложило. Голова уже ничего не соображала, глядя на них, на этих… на всех. Будь они неладны…
Вах-вах-вах… Надо что-то делать. Надо что-то предпринять, поменять.

В коленях Васиных дрожь образовалась, как у закоренелого неврастеника, как у настоящего рецидивиста в этом трудноизлечимом нервическом заболевании.
В одеревеневшей до не могу спине и немного ниже… в… в… в… в общем, там… ломота там донимает, спасу нет, хоть волком вой, хоть ещё что делай.
Ягодицы воспалились до предела. Яички тоже опухли.
В паху ужас всеобщий стоит, помощи срочной просит. А не то… не то… не то…
В груди сплошной жуткий тремор. Колотит всего. Колошматит и кошмарит. Как наша налоговая инспекция бизнес донимает.

Нервенное состояние по всему организму распространилось.
Вот-вот обморок случится… Или инфаркт… инсульт… удар апоплексический…
И тошнота противная к горлу так и подкатывает… так и подкатывает… и прямоточно, и волнообразно…
Фу-фу-фу… и ещё раз фу! Как бы не вырвало…
Как бы наизнанку не вывернуло…
Как бы не опозориться.
Да… ситуация…

«Пять-десять» минут плавно перетекли ровно в сорок три, когда гадкий, противный и даже омерзительный голосок в окошке прогнусавил: «Следущий!..»

– Здрасьте! – вежливо произнёс Василий Никанорович, нагнувшись к подоконнику и заглядывая в полукруглую дырку куда-то вверх, чтобы разглядеть лицо регистраторши.

– Мущина, ви шо хотьели? – выговорила высокая немолодая худая женщина в сером застиранном халате и мятой грязно-голубенькой шапочке. Она сидела на стуле перед окном, но голова её находилась где-то очень высоко – почти вровень с головами стоявших рядом с ней двух других женщин. То ли она сидела на стуле с необычайно высокими ножками, то ли уродилась чрезвычайно высокого роста, то ли форма её тела имела такую какую-то нестандартную конфигурацию – не разобрать. Те две тётки, также в халатах и шапочках, о чём-то оживлённо судачили меж собой, держась за спинку стула, на котором восседала эта высокая (или длинная) худющая (или нестандартная) особа.

– Мне карточку надо и талон на приём к терапевту нашему участковому, – на одном дыхании слёзно и плаксиво вымолвил Василий, сделав умилённое лицо.

– Запысь к тырапэутам у фтором окне, а здеся токо к спецалистам. Следущий!..
Кульков выпрямился и посмотрел повыше. Там, в рамочке под стеклом, белел листок бумаги, на котором значилось:

Окно №3
Запись к специалистам: кардиолог, невропатолог, окулист, ЛОР, хирург, уролог

Василий Никанорович продолжал стоять как вкопанный, не зная, что ему делать дальше… Он выглядел растерянным. Да. Весьма и весьма. А то и ещё хуже.

– Мущина, отойдите отседова!! Валите!! По-хорошему прошу. Христом богом вас умоляю. А нэ то… Ну шо же це таке творитца-то на билом свиту… Кому казала, шо тута нэту-ка тырапэутов? Отвалите! Кому казала… Отвалите прочь!! Ну? Шо стоите як баран беспутый у нових воротин… Хиляйте! Хиляйте! Хиляйте до дома, до хаты. Нэ мэшайте мене райботать! Ну!! кому казала… Следущий!.. – опять послышался гнусавый голос.
 
Народ зароптал: куды прёшь… скотина, куды лезешь… говнюк, сказали же табе…

– А… у вас… У вас… тётенька… милая… нельзя записаться к терапевту?.. – опять нагнулся Василий к окну. – Я же вон какую очередь отстоял. Ну, пожалуйста… Прошу вас очень… Помогите! Будьте ласковы. Умоляю вас… Заклинаю… Я же болею… Будьте так добры… Войдите в моё положение… – обратился пенсионер со слезами на глазах к этой возрастной дылде с невзрачной продолговатой тусклой лошадиной физиономией.

– Мущина, я кому казала уже сто раз… ви шо… нэ поньимаете ничуть… мозгов нэту-ка… стоите тута… воняете як боров… глазеете як баран на новие ворота… я же вам руцким языком казала: запысь к тырапэутам у фтором окне!! Нэужели нэпонятно? Усё! Разговор закончен!! Отойдите! Хиляйте!! Хиляйте отседова!! Шоб вас пробрало…

Больной Кульков хотел ещё что-то спросить, опять нагнулся к дырке, но стоявшие сзади очередники безжалостно оттеснили его от амбразуры, напирая сзади и сбоку.

Он мгновенно оказался оттёртым от окошка, к которому безмолвно и отчаянно стоял так долго и с неугасаемой надеждой попасть к врачу. И вот… – надежда рухнула.

Всё. Враз пропала. Удача отвернулась от него. Как же так-то…

А к освободившемуся прилавку с маленьким застеклённым отверстием уже наклонился следующий очередник.

Окно же с номером «2» находилось немного левее, метрах в двух от того, от которого Василия Никаноровича так бесцеремонно отодвинули, и он поначалу попытался протиснуться ко второму желанному окошечку вдоль стеночки между плотно стоявшими такими же больными и злыми пациентами. При этом он опять сделал плаксивое лицо и начал жалобно бормотать:
«Я вот… только что стоял… к третьему окну… И очередь у меня уже подошла… Я сейчас… Я быстро… Я скоро… Мне лишь талончик получить…»

То, что прозвучало в ответ, не поддаётся литературному описанию… и вообще озвучиванию.

Даже видавший много всякого разного на этом свете Василий Кульков сам машинально закрыл руками уши и отвернулся. Он не стал ни с кем спорить, а, кляня всё и вся, поплёлся в конец левой толпы со словами:

«Вот дурачьё!.. Вот балбесы!..»

Кому конкретно были предназначены эти слова, к кому лично они относились, он не уточнял и не пояснял: может, к самому себе… или к той тощей гнусавой верзиле; быть может, к очередникам, толпящимся повсюду и болтающимся под ногами; возможно, к администрации данной поликлиники; а может статься, к кому и повыше…

«Так вот почему люди переходили из одной очереди в другую… – не в той они стояли… не к тому окошку…» – понял он и загрустил ещё пуще.


Продолжение: http://proza.ru/2022/11/08/386

Предыдущее: http://proza.ru/2022/10/28/1286

Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023