Диана и месть

   Сулим ждал девушку. Он сидел на скамейке в парке им. Горького и листал свою тетрадку, просматривая записанные им за три месяца лекции. Их было немного, потому что он пропускал  много занятий, а когда бывал на парах, то, либо спал, либо «сидел» в социальных сетях. Декан факультета дважды вызывал его и делал замечания по его успеваемости, с которой он, вероятно, даже не будет допущен к сессии. А это был его первый семестр в престижном московском университете. В столице он был под присмотром дяди, у которого жил. Апти, брат его матери, был человеком строгих правил и, как мог, присматривал за племянником, контролируя время его возвращения из университета и делая ему разные нравоучительные наставления. Смысл их сводился к тому, чтобы Сулим, как подобает мусульманину, вел правильный образ жизни и не потерял голову среди того огромного разврата, в котором оказалась московская молодежь. Студент слушал дядю внимательно, ни в чем ему не перечил и даже начал совершать намаз, который, к большому огорчению родителей, он бросил два года назад. Но дяди не было в Москве уже полмесяца – он уехал на длительную командировку в Оренбург, а Сулим потихоньку начал пропадать в московских развлекательных клубах…
   - Извини, что заставила тебя ждать, - сказала Диана, целуя его в щеку, - мне пришлось задержаться у банкомата.
   - Я много думал о тебе вчера, - произнес Сулим, беря ее за руку. – Какие у тебя планы на вечер? Может, сходим в кафе или кино?
   - Нет, Сулим, - Диана открыла сумку и кое-что достала из нее. – Извини, но я не могу. Я должна признаться тебе в том, что у меня уже есть парень, и мы не можем больше встречаться.
   - Я не понимаю тебя, ты же ведь говорила, что ты свободна, - лицо Сулима приняло серьезный вид. – Как ты это объяснишь?
   - Сулим, нам обоим было хорошо, очень даже хорошо, но давай теперь забудем об этом и разойдемся мирно, без всяких драм и трагедий.
   Сулим присел, и, опустив голову, задумался… Диана подошла и протянула ему черный шарф, который он вчера забыл у нее.
   - Мне пора, Сулим. Прости меня. Мне действительно очень жаль, что так вышло.
   - Кто он? – спросил Сулим, продолжая глядеть на землю. – Скажи, мне важно это знать.
   - Зачем? Что это может изменить? – Диана сделала шаг, чтобы уйти.
   Сулим быстро встал, загородил ей дорогу и повторил свой вопрос.
   - Его зовут Артур. Он тоже чеченец.
   - Где он живет? Дай мне номер его телефона.
   - Ну, знаешь, это уже слишком! - возмутилась Диана и, отстранив его рукой, пошла к выходу.
   Сулим догнал ее у самых ворот парка.
   - Диана, я хочу, чтобы ты знала, я так просто не отступлюсь! - почти закричал он, хватая ее за плечо. – Я буду за тебя бороться. Ты станешь моей или никому, слышишь, никому не достанешься!
   - Прекрати кричать, ты ведешь себя очень глупо, - как можно спокойно сказала Диана. - Не видишь, на нас смотрят.
   - Ты думала, что от меня будет легко избавиться? Пофлиртовала со мной и решила выкинуть, как других своих мимолетных любовников?
   - Я тебе ничего не обещала, отстань от меня! - Диана вырвалась из его рук и поправила куртку.
   - Что случилось, молодые люди? – спросил подошедший полицейский. – В чем дело? Он к вам пристает?
   - Нет, мы просто расстаемся, - ответила Диана и пошла дальше.
   - Ничего, молодой человек, найдете себе другую, - сказал полицейский и похлопал юношу по плечу. – Кого не бросали в двадцать лет, - задумчиво  добавил он.
   - Но я люблю ее, я не смогу без нее жить.
   - Все так говорят, однако живут, и вы будете жить.
   - Вы именно так и поступили бы на моем месте?
   - Ну, как тебе сказать. Я даже не знаю. А вот один мой знакомый…
   - Вы просто не любили, -  перебил его Сулим, - иначе у вас был бы ответ.
   Сказав это, он вышел из парка и направился домой. Это был стройный молодой человек среднего роста, с темно-русыми волосами и красивым, немного скуластым лицом. Выросший в традиционной чеченской семье, он отличался скромностью и спокойным, добрым нравом. Сулим всегда был прилежным, внимательным учеником. Еще в школе он определился со своей будущей профессией и после получения юридического образования мечтал стать знаменитым адвокатом, чья слава будет идти впереди него. Приехав в Москву, его сразу поразила жизнь городской молодежи, о которой он много слышал, но никогда не знал. Эта жизнь начала понемногу засасывать его.
   К занятиям он охладел еще до окончания первого месяца учебного семестра. Первая контрольная работа была написана на «удовлетворительно», а вторая – на двойку. За ней набралась еще целая куча плохих отметок. Для студента, получившего аттестат с отличием, эти отметки должны были иметь определенное значение. Они могли свидетельствовать о том глубоком духовно-нравственном кризисе, который набирал в нем оборот. Как будто сам Бог и Дьявол боролись в нем тогда, а полем битвы было его сердце.
   Его новая московская жизнь показала, что, как и многие молодые люди его поколения, он принадлежал к тому типу тинейджеров, которым характерны духовная нищета и отсутствие всякой идейности. Их интересы большей частью ограничиваются компьютерными играми, виртуальным общением в интернете, посещением развлекательных заведений и теми всевозможными вещами, которые наполняют жизнь современной молодежи. Они живут днем сегодняшним и нимало не заботятся о дне завтрашнем. Возраст и слишком горячая кровь мешают им понять трудности жизни, с которыми, рано или поздно, они столкнутся в будущем. «Время утраченных возможностей» - вот с какими словами, возможно, многие из них будут смотреть в зрелые годы на свою безвозвратно ушедшую молодость.
   Войдя в свою комнату, он сразу бросился на кровать, уткнул голову в подушку и начал тихо плакать. Разные чувства смешались в нем. Но среди них было одно, которое захватило все его сердце и мучительным эхом отзывалось в его еще молодой, неокрепшей душе – чувство любви. Он познал его впервые, и теперь все его мысли были о ней – о Диане. Он познакомился с ней неделю назад в одном из московских клубов, куда он пришел со своим другом. Она понравилась ему с первого взгляда. Они много пили, играли в карты и танцевали. В полночь она вызвала такси. Сулим уехал с ней и почти целую неделю жил в ее квартире. Там, где он провел много счастливых минут, он осознал, что по-настоящему влюбился. Он перестал ходить на занятия и по вечерам ждал Диану с работы в подъезде дома, в котором она жила. Все радости жизни, все земное человеческое счастье, весь мир для него были заключены в этой трехкомнатной квартире на проспекте Вернадского. Он был влюблен в девятиэтажный дом, в котором находилась эта заветная для него квартира № 67, в детскую площадку перед ним, где он просиживал на качелях по нескольку часов в день, в ожидании возвращения своей возлюбленной, в окна соседних домов, которые за эти несколько дней стали для него так же милы, как и окна родительского дома в далеком городе Грозный, и даже маленькая, лохматая и одноглазая собачка одной из соседок Дианы казалась ему такой желанной, и такой родной. И вот теперь, после всего, что было, после этих счастливых и незабвенных дней, которые подарили ему самое дорогое, самое ценное, что может быть в жизни человека, она объявила ему, что принадлежит другому. Для него это означало потерю всего – радости, счастья, смысла всей его жизни. Он чувствовал внутреннюю опустошенность, которая, словно голод, ослабляла его, чувствовал мучительную, никогда не испытанную им тоску и тревогу. Так пролежал он несколько часов, напряженно и неустанно думая о ней… В семь часов к нему вошла Зара, жена дяди Апти, и позвала на ужин. Но он не хотел ни ужинать, ни выходить из квартиры. Позвонил его друг Расул и предложил пойти в клуб отметить Хэллоуин. Он сначала отказался, но потом передумал, и, одевшись, поехал в ночной клуб «First», куда за последние два месяца он часто ходил с друзьями.
   В клубе было многолюдно. Многие ходили в масках и костюмах сказочных персонажей. Звучала поп-музыка. Лучи от разноцветных фонарей слепили ему глаза… Он нашел столик, за которым сидели его знакомые. В их числе был его самый близкий друг Расул. Он был из числа московских чеченцев. Родился и вырос в Москве, в семье состоятельного банкира.
   - А, Сулим, пришел все-таки, - воскликнул Расул, заметив среди толпы друга, - давай сюда, присоединяйся к нам!
   Сулим подошел, поздоровался и присел на свободный стул.
   - Где ты пропадал всю неделю? – спросил Карен, выпивая пиво и целуя   сидящую рядом с ним девушку в костюме Мальвины.
   - Что такой кислый? – спросила, зажигая сигарету, Оля - подруга Расула.
   Сулим кое-как ответил и налил себе вино. У него был тоскливый, потерянный вид, что всеми было замечено.
   - Расскажи нам, дружище, кто эта кукла, что так беспощадно разбила твое нежное сердце? – усмехнулся пьянеющий Карен, и, прижавшись к подруге,  изобразил жалостливый вид.
   - Да отстань ты, - раздраженно бросил Сулим и залпом выпил второй бокал вина.
   Мальвина придвинулась поближе к Сулиму, повисла на его плечах и несколько раз поцеловала  в висок.
   - Хочешь, я помогу тебе забыть ее?
   Сулим покачал головой в знак отрицания.
   - Я смогла бы сделать тебя очень счастливым, Сулим, - не унималась Мальвина и целовала его уже в щеку.
   Сулим сделал неприятную мину и отстранялся от ее ласки.
   - Оставь его в покое, Катя, - весело смеясь, произнесла Оля и вместе с Кареном начала оттаскивать ее от опечалившегося приятеля.
   - Пошел прочь, Карен! – кричала Катя, заливаясь звонким смехом, - я хочу быть с ним, сегодня он такой милый, а я милых люблю.
   Долгий поцелуй Карена заставил ее умолкнуть. Музыка загремела сильнее…  Когда все ушли танцевать, Расул подсел к другу и спросил:
   - Что случилось?
   - Ничего, просто я сегодня не в настроении, - он сделал затяжку и выпустил изо рта клубок дыма.   
   - Расскажи, что тебя беспокоит? – настаивал Расул, дергая его за плечо. – Это как-нибудь связано с той девушкой, с которой ты уехал отсюда неделю назад? Как ее звали? Юля, Галя, Даша…
   После минутного молчания, Сулим произнес:
   - У нее прекрасное имя – Диана.
   Юноша осушил третий бокал вина и рассказал другу о своей любви к Диане. Он говорил спокойно, хотя крепко сжатые губы выдавали его волнение, особенно на том место, когда он описывал их расставание в парке.
    - Она полностью завладела мной. Не проходит и минуты, как я не думаю о ней, все время, что бы я не делал, ее образ стоит у меня перед глазами, - так заключил Сулим свое признание.
   - В таком случае добивайся ее, - сказал Расул, кладя руку на плечо друга. – Я помогу тебе разделаться с ее бойфрендом, а остальное зависит от тебя. Ты никогда не будешь так же молод и полон сил, как теперь. Действуй! Пользуйся сполна всеми прелестями, которые дарит тебе твой нежный возраст.   
   - Я  хочу, чтобы она принадлежала мне, чтобы я всегда видел ее, а она… - влюбленный юноша сжал руки в кулаки и стукнул ими об стол, - чтобы она тоже, как я ее, всем сердцем любила меня.
   - Только без романтики! Тебе это совсем не идет.
   - Но я действительно люблю ее! – с отчаянием в голосе воскликнул Сулим.
   - Ну, ладно, ладно, успокойся, - произнес Расул со скользящей по губам усмешкой. - Я тебя понимаю. Сам когда-то испытал это чувство. Мне было семнадцать лет, а ей тридцать. Я чуть не потерял голову. Если бы отец не взял меня тогда с собой на Кипр, я бы натворил таких дел. Представляешь, я собирался зарезать ее мужа, который, застав нас вместе, спустил меня с лестницы, как щенка. Но в Кипре я отрезвел и пришел в себя. Хотя, может быть, это было всего лишь увлечением. Одним словом – страсть.
   Сулим, который вовсе его не слушал и думал о своем, как будто очнулся, и, что-то сообразив, сказал:
   - По-моему, она сказала, что он – чеченец.
   - Кто? – не сразу понял Расул.
   - Да этот, ее друг.
   - Какая разница, черт возьми, чеченец он или кто-нибудь еще. Ты знаешь, где его найти? Мы бы могли прямо сейчас поехать к нему и прижать, как следует.
   - Я думал об этом, но не знаю, правильно ли я поступлю. Ведь дело совсем не в нем. Просто, она не любит меня. Я был для нее всего лишь мимолетным увлечением.
   - Она полюбит тебя, - уверенно произнес Расул, - вот увидишь. В конце концов, не королева Марго. Уверен, что она – девушка с клубным прошлым. Но, раз ты ее любишь, то утоли с ней свою любовь. А я, как твой друг, сделаю все, что от меня потребуется.
   Их разговор был прерван друзьями, которые с веселым шумом вернулись к столику. Между ними завязался обычный клубный разговор молодых людей. Пьянеющий Сулим не заметил, как пролетело время и настенные часы пробили полночь. Он не мог в таком виде показаться родным, и Расул забрал его к себе, где и провел Сулим наступившую ночь. На следующий день утром он стоял у двери в квартиру Дианы. Сулим решил попросить у нее прощения за свою вчерашнюю вспыльчивость и во что бы то ни стало вернуть ее расположение к себе. Набравшись смелости и решительности, он нажал на звонок. Через две минуты Диана открыла дверь, но узнав своего бывшего любовника, в тот же миг закрыла, но не успела защелкнуть замок, так как Сулим с быстротой молнии оттолкнул ее и ворвался в квартиру.
   - Диана, нам надо поговорить, - начал он, проходя в зал. – Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь, что тебе нужен я...
   - Тише, тише! – Диана в ужасе смотрела то на него, то на дверь в спальню. – Зачем ты пришел? Что тебе нужно? – сказал она, закрыв дверь зала. – Я тебе уже все сказала, убирайся же к чертовой матери!
   - Я люблю тебя, Диана. Не отвергай меня. Я готов все за тебя отдать. Я не хочу жить без тебя.
   - Но я не люблю тебя, Сулим. Ты мне не нужен. У меня есть парень, которого я люблю.
   - А как же то, что между нами было? Разве это не имеет никакого значения? Выходит, все это время ты обманывала меня? Но зачем, зачем? Ведь я по-настоящему полюбил тебя, - чуть ли не в слезах проговорил Сулим.
   - Я не говорила тебе, что люблю тебя. Ты достаточно взрослый, чтобы уметь различать ни к чему не обязывающий флирт и любовь. Да, я спала с тобой, потому что мне было одиноко. Артур был заграницей на соревнованиях. Мне просто захотелось с кем-то развлечься, и вот подвернулся ты. Если бы я тогда знала, что ты такой романтик, что ты чересчур серьезно воспримешь наши отношения, я бы выбрала себе мальчика покрепче.
   - Диана, поверь мне, я действительно люблю тебя, - Сулим присел в кресло, и, опустив голову, закрыл лицо руками.
   - Ну, это уже из романов, - с усмешкой сказала Диана.
   Сулим встал. Его глаза были влажными от слез.
   - Я понял, почему ты мне не веришь. Ты никогда не знала любви как чувство, как состояние души. Для тебя любовь – это всего лишь увлечение, которое на следующий день проходит.
   - Может, я и верю тебе, но скажи, что это меняет? – Диана подошла  поближе и понурила голову. - Ты же не можешь заставить меня полюбить себя. Это невозможно, Сулим, - с грустной нотой в голосе добавила она.
   - Но что мне тогда делать?! - он ударил кулаком по своей раскрытой ладони и почти громко добавил: - Мне грустно, мне тяжело, мне больно без тебя!
   Диана глубоко вздохнула и посмотрела в вверх, словно моля небеса о помощи. Ее вьющиеся каштановые волосы были влажными от мытья и от них шел приятный цитрусовый аромат. Она была прекрасна. На ее симпатичном лице с кожей оливкового оттенка светились красивые, миндалевидные темно-карие глаза. Нежный овал, строго очерченные брови,  сходившие суровой складкой и безупречная линия носа, которая шла прямо ото лба, придавали ее лицу невыразимое обаяние.
   - Уходи, прощу тебя, мне больше нечего тебе сказать, - устало проговорила она.
   В эту минуту дверь открылась и в зал вошел молодой человек лет двадцати семи. Это был высокий брюнет спортивного телосложения. Он стоял в джинсах и обнаженный до пояса.
   - Кто он? – спросил вошедший, строго посмотрев на Диану.
   - А ты, наверное, тот Артур, которому она изменяет в ночных клубах? –зажимая руку в кулак и пристально смотря в лицо своего соперника, произнес Сулим.
   - Как ты смеешь! Убирайся! Вон отсюда! – закричала Диана в ярости, и, взяв со столика вазу, пустила ее в Сулима.
   Тот ловко пригнулся, и ваза попала в окно и разбила стекло. Догадавшись, наконец, в чем дело, Артур подошел к Диане и схватил ее за волосы:
   - Ах ты, дрянь! Вот чем ты занималась, пока меня не было.
   Он дважды больно ударил ее по лицу, от чего Диана, с окровавленным лицом, упала на пол. На миг растерявшийся Сулим опомнился и бросился на него с кулаками. Артур резко ушел от удара, отбил своими накаченными, боксерскими руками вторую атаку, и изо всей силы ударил Сулима кулаком правой руки по голове… Когда он очнулся, то увидел себя лежащим на межлестничной площадке. Его левый висок и щека были в крови. Над ним стояли две старушки.
   - Живой? Скорую вызывать? – спросила одна из них, тыча его палкой по животу. – Такой молодой, а допился до чертиков!
   - Он, видать, с лестницы выпал, когда пьяный поднимался, - процедила вторая. – Ух, вы, - пригрозила она пальцем, - сукины дети, расплодились вы в этой вонючей Москве.
   С большим усилием Сулим встал на ноги. Не обращая внимания на сварливых старушек, молча, держа руку на виске и немного шатаясь, он спустился по лестнице…
   
   - Я узнал про него все, - сказал Расул, когда они с Сулимом встретились на следующий день в клубе. – Ему двадцать семь лет, боксер, занимал призовые места на всероссийских и международных соревнованиях.
   - А адрес? – спросил Сулим, слегка почесывая свой опухший висок. – Ты узнал его адрес?
   Расул достал из кармана маленькую бумажку и подал ее Сулиму.
   - Я направил Карена и Юру по этому адресу. Как только он там появится, они дадут нам сигнал.
   - А как они его узнают, они же его не видели?
   - Я заходил на его страничку в фейсбуке и скачал оттуда несколько его фотографий, – Расул достал мобильник и показал ему фотки Артура. – Он?
   - Да, он, - Сулим отбросил от себя телефон, одел очки и накинул на голову капюшон. – Сегодня я заставлю его сто раз сожалеть о том, что когда-то он имел несчастье родиться на свет.
   - Ты уходишь? Может, здесь дождемся их звонка? – спросил Расул, когда Сулим собрался выйти.
   - Я скоро буду. Мне нужно съездить в одно место.
   Было уже почти темно. Шел мелкий дождь. Огни города весело подмигивали в спустившихся сумерках, отражаясь в мокром асфальте. Сулим шел на трамвайную остановку. Он решил поехать в отель, где работала Диана. Чувство вины перед ней не давало ему покоя. Только однажды он стал свидетелем того, как били женщину. Это было много лет назад в селе, где он жил с родителями. Через дырку в заборе он увидел, как их сосед бил свою жену на глазах у маленьких детей. Он бил ее по лицу, потом лопатой несколько раз ударил по спине. А дети молча стояли и дрожали от страха. Эта ужасная картина навсегда врезалась ему в память. Всегда, когда он слышал о насилии над женщинами, он вспоминал этот случай из своего далекого детства, который потом долго стоял перед глазами, нарушая его душевное спокойствие. Когда Артур ударил Диану, он словно окаменел и испытал те же чувства, ту же боль, что и тогда, возле продырявленного осколками от снарядов забора.
   В отеле ему сказали, что Диана взяла больничный отпуск и не вышла на работу. Сулим позвонил ей, но она не отвечала. Он зашел в ближайшее кафе и попросил чашку кофе. К нему подсела девушка лет восемнадцати, с приятным лицом и с двумя косичками.
   - Привет, красавчик, меня зовут Таня, - сказала она, мило улыбнувшись, - по ком скучаешь? 
   - По Диане, - задумчиво ответил Сулим.
   - Она тебя не любит?
   Сулим кивнул головой.
   - Хочешь, я стану твоей Дианой? – предложила Таня, прижимаясь к нему. – Я очень хорошенькая.
   - Нет, не хочу, - Сулим усмехнулся и оттолкнул ее плечом, - мне Диану никто не заменит, а проститутка тем более.
   - Я – не проститутка, - сказала Таня, опустив голову, словно смущаясь. - Я просто очень одинока.
   - Убирайся к черту! – прикрикнул на нее Сулим, сделав глоток ароматного кофе.
   Незнакомка быстро встала и, с опаской оглядываясь на него, удалилась. Когда через пять минут Сулим вышел из кафе, он увидел, как она стояла около машины и разговаривала с двумя скинхедами. Он прошел мимо. Пройдя шагов пятьдесят, он остановился и оглянулся назад – два подонка приставали к Тане…
   - Отваливайте от нее! – сказал он, подходя к ним.
   - А ты кто такой? – спросил один из них, высокий худой парень с желтоватым лицом, шагнув вперед. – Иди своей дорогой, пацан!
   Сулим резко ударил его ногой в живот, но получил от второго несколько сильных ударов в голову. Он упал на мокрый асфальт. Скинхеды добивали его ногами  в грудь, в живот и по лицу. Если бы не подбежавшие прохожие, которых позвала на помощь Таня, они могли бы забить его насмерть. После многочисленных угроз и мата, бритоголовые ушли. Лицо и куртка Сулима были в крови. Таня сначала отвезла его в больницу, где ему наложили швы на лбу и под нижней губой, а потом к себе домой. Она жила с парализованным отцом и двумя братьями-близнецами в двухкомнатной квартире. Сулим провел у нее два дня. Таня с большой заботой ухаживала за ним: делала компрессы на груди и спине, перевязывала раны, готовила разные соки из фруктов для подкрепления сил. За эти два дня ее трехлетние братья сильно привязались к гостю, который развлекал их шутками и   разными забавными играми. Потом, в грустные минуты своей жизни, он часто будет  вспоминать это время и не раз, как бы далеко он не находился,  мысленно переноситься в этот маленький уголок, в котором ему было так хорошо и весело.      
   - Спасибо за приют и заботу, Таня, - сказал Сулим уходя, - я как-нибудь обязательно навещу вас.
   - И тебе спасибо, Сулим, что спас меня тогда, - Таня поцеловала его в щечку. – Не забывай, что здесь живут твои друзья, которые всегда готовы придти тебе на помощь.
   Сулим вышел и немного постоял, прислонив голову к двери. Он ощущал странную тоску, как будто он остался один, всеми брошенный и никому ненужный. Впервые в жизни ему стало жаль себя. Вытерев слезы с глаз, он вернулся обратно в квартиру и крепко обнял Таню… Через полчаса за ним заехал Расул. Два дня назад, когда Таня везла его в больницу, Сулим отправил два сообщения: одно - тете Заре, в котором писал ей, что проведет выходные у друга, в другом известил Расула о том, что поездка к Артуру отменяется. На его расспросы он лишь ответил, что ему нужно время, чтобы побыть одному. Утром того дня, почувствовав себя лучше, Сулим сообщил ему адрес Тани и попросил забрать его.
   - Что у тебя с лицом? – с удивлением спросил Расул, когда Сулим сел в машину. – Ты с кем-то дрался?
   Сулим в нескольких словах рассказал ему о своем вечернем приключении после ухода из клуба.
   - Но почему ты не позвонил, почему не дал нам знать? – сердился на него Расул, ударяя кулаком по лобовому стеклу своего «Ford Focus», - мы бы скрутили в веревку этих ублюдков. Они могли забить тебя до смерти, понимаешь ли ты это? Друзья на то и друзья, что если …
   - Довольно, хватит об этом! - Сулим не дал ему договорить, и, достав мобильник, позвонил Диане.
   - Ну и дела, ну и дела, - повторял Расул, качая головой.
   - Она не отвечает, - печально произнес Сулим.
   - Мы сегодня поедем к этому Артуру и вышибем ему все мозги.
   - Поверни здесь направо, - сказал Сулим, когда они остановились на перекрестке, - поедем на проспект Вернадского.
   Машина остановилась возле девятиэтажного дома… Сулим задумчиво глядел на окна шестого этажа. Никогда не видел Расул его в такой глубокой печали, с такой безнадежной тоской в глазах. Вдруг Сулим заметил вышедшего из этого дома Артура. Он подошел к стоящей на парковке «Nissan Patrol» и открыл его дверь. Расул, видя пристальный взгляд друга на молодого человека, который тряпкой чистил лобовое стекло машины, узнал в нем боксера Артура Кайсиева.
   - Я сяду за руль, - сказал Сулим, поворачиваясь к Расулу, - выйди и пересядь сюда.
   - Зачем? – удивился Расул.
   - Надо мне, - Сулим схватил его за плечо. - Давай быстрее! 
   - Что ты задумал, Сулим? – не двигался с места Расул. – У тебя ужасное лицо. Давай уедем отсюда.
   Сулим насильно вытащил друга из машины и сел на водительское место. Постояв в нерешительности несколько секунд, Расул сел на заднее сиденье. Артур немного отошел от стоянки и стоял на бордюре, разговаривая по телефону. Вокруг не было ни души. Лишь ворона на газоне перед домом, оглядываясь по сторонам, клевала орех. Когда Сулим завел машину, на лобовое стекло упали несколько капель дождя. Он снял очки, включил   скорость и нажал на газ… Артура отбросило к стоянке… Он лежал возле машины и не двигался. Кисть его правой руки была в крови… Не приходя в сознание, он умер через два часа на операционном столе московской городской больницы. Камера наблюдения дома № 9 зафиксировали это происшествие. Полиция вычислила номер автомобиля и установила личность его владельца. Беглецы три дня скрывались у Тани, а когда по телевизору показали  фотографию Расула и он узнал, что его разыскивает московская полиция, он не выдержал и решил идти к отцу и во всем ему признаться. Сулим же, несмотря на все его уговоры пойти с ним, убеждая, что если он попросит, отец сделает все возможное, чтобы спасти его от правосудия, отказался и в тот же вечер, когда их пути разошлись, на автобусе уехал в Грозный. Через шесть дней после смерти Артура отец привел Расула в полицию, где он дал признательные показания. Однако он утаил от допрашивавшего его следователя то, что его друг отбыл в Чечню. Расула отпустили с подпиской о невыезде, а Сулим, как главный виновник преступления, был объявлен в розыск.

   Чечня. Город Шали. Дом Мусы Кайсиева, отца Артура, полон людьми. Родственники и старейшины тейпа собрались, чтобы встретиться с посланцами Саида Камаева по поводу объявления мести его сыну Сулиму. Это уже третья встреча. Первые два, которые прошли в Грозном при посредничестве лиц духовного звания, окончились безрезультатно. На обеих встречах Кайсиевы дали один и тот же ответ, - они отомстят за своего безвинно убитого человека. По их мнению, пойти на мировую и завершить месть рукопожатием и обещаниями дружить семьями, поддерживая друг друга в радости и беде, чем иногда заканчиваются такие дела в чеченском обществе, для них, для всего их тейпа – несмываемый позор, который всегда будет преследовать их род. Переубедить их в том, что если они простят убийцу Артура в соответствии с заповедями Аллаха и сохранят ему жизнь во имя и славу Всевышнего - единственно возможного судьи и вершителя человеческих судеб, то они проявят благоразумие, мудрость и совершат богоугодное дело, которое им зачтется в Судный день, не смогли даже представители Муфтията, известные своими глубокими познаниями Ислама и чеченских адатов.
   Когда прибывшие во главе со старейшином тейпа Камаевых, благообразным стариком с длинной седой бородой и в зеленом абае,  расселись за длинным столом в большом зале, заполненном людьми, стоящими  вдоль стен, образуя квадрат, один из посредников встал и изложил причину новой встречи представителей двух родов.
   - Саид Камаев в третий раз просит простить сына во имя Аллаха и клятвенно заверяет, что Сулим понесет заслуженное по закону наказание, - он повернулся к человеку в папахе и черном мюридовском одеянии, крутивший четки и произносивший про себя салаваты, который на этом собрании играл роль главного представителя со стороны Кайсиевых.
   Все ждали его выступления, но он продолжал сидеть, как бы давая знать, что его слово станет итоговым и завершит эту бессмысленную встречу. Пауза начала затягиваться, и тогда старейшина в зеленом абае взял слово:
   - В былые времена, когда мне было лет пятнадцать, мой старший брат убил нашего односельчанина. Он болел тубуркулезом и не прожил даже одного месяца после этого убийства. После его смерти мне пришлось быть в ответе за содеянное братом, так как отцу в это время шел уже девяностый год, а я оставался единственным ребенком в семье. Мои родители ужасно страдали. За полгода мать, от горя, тревоги и непрерывной боязни потерять меня, превратилась в живой скелет. В одно хмурое утро она легла на печь и больше не встала – ноги отказались служить ей. Когда меня поймали в лесу и к моему горлу приставили нож, ни один мускул на моем теле не шевельнулся и никакого страха я не испытал. Но мне было жаль моих родителей. Я не спрашивал себя, как они будут жить без меня, ибо твердо знал, что моей смерти они не переживут. За секунду до того, как лезвие ножа могло разрезать мое горло, раздался выстрел. Когда державший меня за плечи человек упал, я обернулся и увидел моего дряхлого отца со своим старым ружьем в руках, сохранившимся со времен кавказской войны (Только потом я узнал от матери, что он каждый раз, в течение полгода, когда я уходил в лес за дровами, тайком шел за мной с ружьем, оберегая меня от моих мстителей). Отец подошел к убитому, взял из его руки нож, и, прочитав молитву, перерезал себе горло. Он сделал это так быстро, что я даже не успел сдвинуться с места, - старик опустил голову и вытер слезы. Через минуту он продолжил: – В тот же день я был прощен. Отец знал, что совершает великий грех, лишая себя жизни, но обстоятельства сложились так, что он не мог другим образом искупить грех брата. Я не знаю, как бы я поступил на его месте, но мне кажется, что было бы правильно, если наши кровники простили бы нас сразу после смерти брата. Чеченские адаты мудры и справедливы, но они не всегда приводят к нужному результату. Законы Аллаха должны быть выше их.
   Старик встал, и, опираясь на палку, посмотрел на мюрида в папахе, которого, в отличие от многих присутствовавших, мало тронул его рассказ.
   - Мы полностью признаем нашу вину. Сулим жестоко убил ни в чем не провинившегося перед ним человека. Это большой грех, которому нет, и не может быть оправдания. Вы вправе нам мстить. Ваша месть будет и правильной, и справедливой. Но я пришел сюда не только повторить то, что уже было сказано до меня. Я прошу, от имени всего нашего тейпа, во имя утверждения мира и согласия на нашей многострадальной земле, во имя Аллаха, сотворившего нас всех и ниспославшего нам священный Коран, ценность которого нельзя сравнить даже с безграничной Вселенной, во имя того, чтобы на нашей земле не пролилась чеченская кровь, чтобы еще одна чеченская мать не проронила слезу, а чеченский отец не засыпал землей могилу единственного сына, я прошу проявить милосердие и пощадить этого юношу… Всевышний велел нам прощать друг друга, даже убийц. Нет судьи выше, чем Он, и нет греха, которого он не простил бы человеку…
   После того, как старик закончил свою речь, которая некоторых заставила задумчиво опустить головы, перед собравшимися выступил один из родственников Мусы Кайсиева, усатый мужчина средних лет с умным и приятным лицом.
   - То, что Сулим является единственным сыном, не может иметь для нас существенного значения. Он взрослый человек и ему следовало помнить о том, что этот поступок повлечет за собой серьезное наказание. Почему он, перед тем как совершить это злодеяние, не подумал о своих родителях, у которых нет другого сына, кроме него? Мы согласны, что его родители, все его родственники являются достойными людьми, но он, он – испорченное существо, он не заслуживает того, чтобы называться человеком, это настоящий зверь, которого надо остановить. Если он, в девятнадцать лет, смог так просто, из-за того только, что Артур ударил и вышвырнул его из квартиры, имея на то все основания (вам всем хорошо известно, зачем он туда приходил), то вообразите себе, что из него выйдет потом, когда он станет взрослее.
   - Сулим глубоко раскаивается, - сказал молодой человек в тюбетейке и с четками на шее, хорошо знавший семью Камаевых и являвшийся имамом их родового села, - он сам не понимает, как мог решиться на это. Он говорил, что у него и в мыслях не было убить Артура, а хотел лишь слегка задеть его, как бы в отместку за свое поражение.
   - Я знаю, что говорить об этом здесь не следует, - произнес стоящий в углу высокий мужчина в длинном кожаном плаще и шляпе, которого никто из присутствующих не знал, - но, тем не менее, хочу сказать, что такие преступления – не редкость. В Москве на почве любовной ревности убийства совершаются почти каждую неделю. И здесь все дело в чувствах, которые не всегда подвластны людям. Одним словом, я хочу сказать, что в таких ситуациях не всегда руководствуются разумом и человеку трудно контролировать себя.    
   Все смотрели на него в недоумении, как бы задавая себе вопрос, что за околесину несет этот человек и кто он вообще такой. Еще несколько человек произнесли речи, завершая их просьбами о прощении Сулима на основании того, что он единственный сын у родителей и в момент совершения убийства не вполне осознавал значения своих действий. Когда мюрид в папахе встал и сделал шаг вперед, в зале воцарилось молчание. Он сложил четки на ладони, прикоснулся к ним губами и положил в карман. Закинув руки за спину и оглядев присутствующих, он торжественно произнес:
   - Вы полностью признаете вину вашего человека в убийстве Артура. Все, что вами было сказано на этой встрече, заслуживало внимания, но ни к чему нас не обязывает, так как мы строго придерживаемся того, что нами было высказано еще на первой встрече. Сегодня, здесь и сейчас, мы в очередной раз подтверждаем неизменность нашей позиции и говорим вам, что по законам Шариата и по адатам нашего народа мы имеем священное право отомстить за нашего брата, и мы будем мстить.
   Все зашевелились. Некоторые встали и начали что-то обсуждать. Старейшина в зеленом абае подошел к выступавшему и тихо произнес:
   - Его родители не вынесут это горе. Смерть сына может повлечь за собой и их смерть.
   - Что ж тут поделаешь, уважаемый Дауд, - сказал мюрид, опустив голову и глядя себе под ноги, - на все воля Аллаха.
   - Прояви снисходительность, в Судный день Всевышний воздаст тебе за твое милосердие, - взмолился Дауд, чуть дотрагиваясь до его плеча. – Я не знаю, как посмотрю в глаза его родственникам, если уеду отсюда ни с чем. Они видят во мне свою последнюю надежду. Если она умрет, их горе удвоится.
   - Я знаю, уважаемый Дауд, что вы являетесь непререкаемым авторитетом для своих соплеменников, - спокойно и важно отвечал мюрид, стараясь не смотреть собеседнику прямо в глаза. - При вашем добром посредничестве улажено немало дел о кровной мести. Я отношусь к вам с глубокой симпатией. Если бы я был отцом убитого сына, вы ушли бы отсюда с добрыми вестями для пославших вас, но мой тейп доверил мне вести переговоры с вами не для того, чтобы я проявил милость к тому, кто, по нашему общему мнению, должен понести заслуженное наказание.
   Старик смотрел угрюмо, его бледное лицо осунулось на глазах.       
   - Что ж, если это твое последнее слово, то нам здесь больше нечего делать. Да простит нас Аллах, если сегодня мы допустили здесь какую-нибудь роковую ошибку.
   С грустным лицом, словно человек, потерпевший крупное и непростительное поражение, старик вышел из зала. Его спутники последовали за ним.
   Сулим жил у своих родственников на окраине Грозного. Кайсиевы не знали, где он укрывается, но очень скоро они могли узнать его местонахождение и придти за ним в любой момент, днем или ночью, через день или через год. Сулима искала также полиция. Несколько раз к его отцу приходили люди из уголовного розыска. Друзья советовали ему отправить Сулима за границу, но он отказывался, так как считал, что там Кайсиевым легче будет расправиться с ним, чем здесь, где он находится под защитой своих родственников. Но и так долго продолжаться не могло. Месть была уже объявлена, род Кайсиевых был большим и никому не прощал обиды. Если они потребуют выдать Сулима или не создавать им преград для его убийства, Камаевы, согласно чеченским адатам, должны были выполнить их условия, иначе, первые могли снять с себя ответственность за возможные последствия.
   Саид пришел к своему дяде. Мовжди, несмотря на свой почтенный возраст, был еще крепким стариком восьмидесяти пяти лет с белой бородой и в очках, которые придавали ему необыкновенное сходство с духовным лидером Ирана Али Хосейни Хаменеи. Он только закончил вечернюю молитву и собирался прилечь, когда к нему в комнату вошел племянник. Поздоровавшись с дядей, он присел напротив него.
   - Саид, в твоих глазах я вижу великую печаль, - сказал Мовжди, протирая салфеткой очки, - и мне очень жаль, что я ничем не могу унять твою душевную боль. Я глубокий старик и свое уже отжил, от меня сейчас нет никакого толку, но если моя смерть могла бы спасти твоего сына, если бы Кайсиевы согласились бы взять мою жизнь взамен жизни Сулима, я бы ни на минуту не мешкая, отдал бы ее.
   - Не говорите так, дядя, - сказал Саид, кладя руку на его колено, - ваша жизнь для нас не менее важна. Все, что можно было сделать, вы и ваши сыновья уже сделали. Никто не сделал бы больше. Сулим обречен. Что бы мы дальше не делали, все бесполезно. Кайсиевы не отступят. Даже если погибнет весь наш род и останется только он, они не пощадят его. Завтра я верну его домой. Я не вправе больше рисковать жизнью своего брата и его сыновей.
   - Я вот подумал, может нам всем собраться и еще раз поехать к Мусе, как тогда, помнишь, на следующий день после возвращения Сулима. Я мог бы попросить пойти с нами несколько очень уважаемых старейшин из Ведено и Шатоя.
   - Нет, не стоит дядя. Все равно это ни к чему не приведет.
   - Тогда я пойду один, - решил Мовжди и попытался встать, но не смог, так как в последнее время начали болеть ноги, из-за чего он редко выходил из дома. – Мои ноги, как жестоко они подводят меня в это трудное для нас время.
   - Лежите дядя, и ни о чем не беспокойтесь, - сказал Саид, помогая ему прилечь. - Тетя говорит, что вы половину ночи проводите в молитвах и подолгу сидите на коленях. Я знаю, дорогой дядя, что вы молитесь за нас, но, да простит меня Аллах, в нашем деле Он вряд ли будет на нашей стороне. А вам нужно, очень нужно теперь беречь свое здоровье.
   - Не смей так говорить! - в голосе Мовжди слышался упрек, - нет греха, которого не простил бы Аллах. Несмотря ни на что, мы должны верить и молиться.
   - Я не могу выразить в словах стыд, которого я испытываю из-за той русской девушки, которая стала причиной наших бед, - с горечью произнес Саид. – Если бы не это, если бы что-то другое – алкоголь, наркотики, обиды, высказывания, что угодно, но только не это. Как мне стыдно перед людьми, перед вами, перед всем миром. И этот позор, это несмываемое пятно навлек на наш род мой сын. За что, за что такое наказание!
   Саид схватился за голову и опустил глаза. Он выглядел жалким и беспомощным. За месяц он почти превратился в старика, хотя ему было всего сорок шесть лет. Новые морщины на лбу и висках заметно портили его некогда красивое лицо. С того дня, как Сулим сообщил ему о своем поступке, он часто ощущал боли в области сердца, особенно по ночам. Если два месяца назад он читал и писал без очков, то теперь без них не мог обходиться. Вдобавок ко всему, он постоянно находился в нервном напряжении и начал сутулиться.
   - Я разделяю твою печаль и боль, Саид, но нам ничего не остается, кроме как смириться с этим, - Мовжди положил свою изрезанную морщинами руку на руку племянника и повернул голову к стене. – Молодость слепа и безрассудна. Мой отец говорил, что человеку следовало бы рождаться стариком, а умирать в молодости.
   - Я не хотел бы умереть молодым, - произнес Саид и задумался.
   Они оба думали о Сулиме, которому грозила смерть в девятнадцать лет.
   - Поезжай к Мусе в Шали, - прервал молчание Мовжди, - он отец, он может изменить это решение.
   - Не могу, дядя. Он три раза отказал нам, и я больше не вижу смысла что-либо говорить с ним.
   - Но ведь он же чеченец, такой же, как и мы с тобой. Он верующий человек, он не может не знать, что в прощении великая мудрость, что того, кто простит другого ради Аллаха, Всевышний возвеличит в обоих мирах.
   - Он решил придерживаться других слов, также сказанных Аллахом, что воздаянием за зло является равноценное зло. Как отец, я его понимаю.
   - Все равно поезжай, - настаивал на своем Мовжди, - как твой старший родственник, я обязываю тебя это сделать.
   Сулим сидел на подоконнике, подогнув ногу и приподняв колено. Был пасмурный декабрьский вечер. На улице была слякоть и резкий ветер. Тусклыми, расплывчатыми пятнами светились окна соседних домов. Прошло три недели, как он вернулся из Москвы и жил в доме дяди, словно заключенный. Ему было запрещено даже выходить за ворота дома. С ним в доме постоянно находились два его двоюродных брата. Им пришлось взять отпуска на работе и охранять Сулима от кайсиевских мстителей. У старшего, тридцатидвухлетнего Тамерлана, был пистолет, которого его отец взял у своего друга – ветерана афганской войны. «Стечкин» был довольно стареньким, местами заржавевшим, но стрелял изрядно. После двух-трех тренировок Тамерлан легко попадал в бутылку на расстоянии тридцати метров. Младший, Рашид, которому было двадцать шесть лет, стрелял хуже из отцовского охотничьего ружья, но имел хорошую физическую подготовку, так как несколько лет занимался смешанными единоборствами.
   - О чем задумался? – спросил вошедший Тамерлан, скидывая с себя куртку.
   - Да так, ни о чем, - ответил Сулим и отвернулся.
   - А по ней скучаешь?
   - Кто она?
   - Сам знаешь, о ком я спрашиваю.
   Сулим молчал. Тамерлан обхватил его рукой за шею и дружески потрепал.
   - Ах ты, наш маленький Казанова, - сказал он, смеясь, - три месяца только в Москве провел, а таких дел наделал. – Диана, Таня… сколько их еще у тебя там было? Говори!
   - Отстань! Отпусти меня! – Сулим вырвался из рук Тамерлана и с разбегу прыгнул на диван.
   Тамерлан присел на стоящее рядом с диваном кресло. Это был коренастый, плотный молодой человек с копной поседевших волос и голубыми глазами. Бывший мент, он ушел из органов внутренних дел, отказавшись дать ложные показания по одному нашумевшему в республике уголовному делу, в котором он был свидетелем. Теперь он работал в энергетической компании Грозного. Скромный, честный, всегда готовый придти на помощь Тамерлан был гордостью семьи, преданным другом и товарищем для своих друзей и знакомых. В двадцать пять лет он женился на своей бывшей однокласснице, в которую давно был влюблен, но его семейное счастье продолжалось недолго. Через год после женитьбы его жену, стоявшую на автобусной остановке с их двухмесячным ребенком на руках, сбил грузовик. Тамерлан и его родные тяжело пережили эту утрату. Горе надолго задержалось тогда в этой семье. Хотя после этой трагедии прошло шесть лет, он даже и не думал снова жениться. Родители и родственники беспокоились за него и часто уговаривали расстаться с холостяцкой жизнью.
   - Знаешь, Сулим, мне до сих пор не верится, что ты убил человека, - сказал он, в упор глядя на брата. - Когда ты поступил в университет, мы все так гордились тобой. Никто не сомневался, что и в Москве ты будешь таким же правильным, как и дома. И вдруг, вот такой случай… Здесь, дома, я никогда не видел тебя с девушкой. А там… Неужели эта Диана смогла так очаровать тебя, что ты из-за нее готов был пойти на убийство?
   - Я же сто раз говорил, что не хотел его убивать, - Сулим всплеснул руками и, закинув руки за голову, устремил свой взор на потолок.
   - Тогда, что ты хотел? Испугать? Искалечить?
   - Нет, я не хотел ни испугать его, ни искалечить, ни убить. Я и сам не знаю, чего я хотел в тот момент. Когда я его увидел, во мне проснулось столько злости и гнева, что я уже не смог себя контролировать.
   - Может, в тот момент тебе пришло в голову отомстить ему за то, что он ударил тебя, из-за чего ты потерял сознание.
   Сулим перевернулся набок и подложил руку под голову.
   - Я ни о чем тогда не думал. О мотивах своего поступка я начал размышлять уже потом, когда мы с Расулом жили у Тани. 
   - Если ты не осознавал мотив своего поведения, ведь что-то должно было подтолкнуть тебя к этому, - продолжал свой допрос Тамерлан, который несколько лет занимался этим профессионально, когда работал в полиции.
   - Да, конечно, что-то должно было побудить меня сесть за руль автомобиля и, взяв Артура, как мишень, нажать на газ, - согласился Сулим, - но я не знаю, что именно. Все тогда было для меня, как в тумане, - он повернулся к брату, о чем-то задумался и продолжил: - Хотя, впрочем, ты прав, я хотел отомстить ему за свое поражение. Я с большим трудом перенес эту обиду. Это было вдвойне тяжело, так как Диана была свидетелем моего позора. Сделать ему больно – да, возможно этого я и хотел тогда, но его смерти я не желал, не желал.
   Сулим уткнул лицо в подушку и замолчал. 
   - Ты сначала говоришь одно, а потом совсем другое. Тебя не понять. Скажи, только честно, твои чувства к Диане изменились или ты по-прежнему продолжаешь любить ее?
   - Я не знаю. Но я теперь реже о ней думаю, чем прежде.
   - Так, может быть, это была вовсе не любовь? Может, ты совершил этот роковой шаг под наплывом минутных чувств?
   - Это была любовь, - уверенно произнес Сулим. – Я никогда раньше ничего подобного не испытывал. На расстоянии трех метров я уже начинал скучать по ней. Я даже… Ты просто не видел ее красоту. Она…
   Сулим встал и прошелся по комнате.
   - Послушай, Сулим, если ты полюбил женщину только за красоту, то это не любовь. Любовь, это ...  Любовь - это когда ты волнуешься и переживаешь за любимую... Любовь - это когда ты не ешь, не спишь…
   - Но ведь со мной происходило то же самое.
   - Тогда почему твоя любовь так быстро прошла, - Тамерлан подошел к Сулиму и пристально посмотрел ему в глаза. – Эта трагедия не могла бы погасить ее, если она действительно была.
   - Я не говорил, что не люблю ее, - Сулим отвернулся, и, положив руки на подоконник, посмотрел вдаль.
   - Но зато ты сказал, что мало о ней думаешь. Это говорит о том, что твоя любовь, если твои чувства к ней действительно можно назвать любовью, уже прошла. Пойми, Сулим, любовь в полном смысле этого слова – это нечто такое, что дается на очень долгое время, можно сказать – на всю жизнь. А увлечения быстро проходят. Люди заблуждаются, когда называют страсть любовью. Я где-то читал: «Минутная любовь ведет нас сквозь мгновения, а настоящая - сквозь вечность». Да, не всегда удается увидеть разницу, но ее можно почувствовать. Задай себе вопрос, что ты сейчас к ней чувствуешь, и твое сердце подскажет тебе правильный ответ.
   - Может, поэтому ты не женишься, потому что все еще любишь свою жену? - спросил, поворачиваясь к нему, «маленький Казанова».
   - Да, я часто думаю о ней, - промолвил Тамерлан после минутного молчания, опустив голову, - и если хочешь знать, до сих пор люблю ее. 
   У Сулима зазвонил телефон. Он не стал отвечать на звонок и бросил его на подоконник.
   - Почему ты бросил трубку?
   - Не хочу с ней разговаривать. Надоела.
   - Кто она?
   - Таня.
   - В трудную минуту, когда ты скрывался от полиции, она приютила тебя, - Тамерлан достал пистолет и начал играть с ним, подбрасывая вверх. – А теперь ты не хочешь даже разговаривать с ней.
   - Дело не в этом. Мы часто с ней разговариваем. Просто, - Сулим замялся и со смущением добавил: -  она собирается приехать сюда.
   - Зачем? – спросил Тамерлан, спрятав пистолет в карман джинсов.
   - Она сказала, что очень хочет увидеть меня.
   - Ее следует отговорить от этой затее, - сказал Тамерлан, вставая, - и немедленно. Благодаря твоему другу Расулу, московская полиция допрашивала ее. Если за ней будет слежка, она приведет  оперативников сюда. Это вполне возможно, поверь мне. И тогда Кайсиевы не смогут помешать нашей полиции задержать тебя.
   Вошел Рашид. Это был высокий, мускулистый, необыкновенно веселый и сообщительный парень, добрый до простоты. Год назад бросив учебу в педагогическом институте, он устроился работать на общественном транспорте водителем маршрутки. У него была невеста, которая училась в Астрахани. Свадьбу несколько раз откладывали из-за смерти ее родственников. А недавно она объявила ему, что выйдет за него только в том случае, если он продолжит учебу и получит диплом о высшем образовании. Рашид, ненавидевший учебу с первого класса и поступивший в институт только ради того, чтобы своим отказом не огорчить родителей, чуть не пришел в бешенство от этого предъявленного ему невестой условия. Неизвестно, насколько серьезны были его чувства к избраннице, но он нашел в себе силы побороть их и начал искать другую, которая будет не так придирчива к его образовательному уровню.   
   Он снял свои рокерские перчатки и объявил, что дядя Саид поехал в Шали к Мусе Кайсиеву.
   - Будем надеяться, что они смогут договориться о мире между нашими семьями, - добавил Рашид, радостно улыбаясь.
   - Да поможет им Аллах придти к согласию и прекратить эту вражду, - проговорил Тамерлан и вышел занять сторожевой пост.
   Сулим понимал, что поездка отца в Шали – это его последняя надежда на жизнь, с которой он не хотел расставаться в девятнадцать лет. Внешне он старался выглядеть спокойно, но в глубине души он испытывал сильный страх. Он особенно мучил его по ночам, когда каждый шорох, скрип двери, шум ветра и дождя пробуждали его от некрепкого сна, и ему казалось, что вот-вот кто-то войдет и беспощадно застрелит его. Никто не дорожит жизнью так, как обреченный на смерть. Сулим часто вспоминал один эпизод из романа Достоевского «Идиот», когда у приговоренного к смертной казни оставались всего пять минут жизни, и он решал, как он употребит это время. Ему даже казалось, что это много – целых пять минут жизни! Он прожил девятнадцать лет, а впереди, сколько жизни у него впереди, если не отнять ее. И все эти годы, месяцы, бесчисленное количество минут и секунд, все это – его, и он может распорядиться этим богатством, как пожелает. О, если бы ему сохранили жизнь, какое это было бы счастье, какое облегчение, какая радость! Сулим глубоко раскаивался в содеянном. Он вновь и вновь спрашивал себя, как такое могло произойти, где был его разум в ту роковую минуту. Он мог его искалечить, сделать его инвалидом на всю жизнь, мог убить, а может, Артур отделался бы легким испугом. Все могло произойти, а ему было все равно. Он словно был заранее запрограммирован на такое действие в ту минуту, как будто чья-то невидимая рука водила им, а он был в ней лишь игрушкой, - без воли, без мыслей, без слова.
   - Эй, Сулим, ты меня слышишь? Что с тобой? – Рашид дернул за плечо ушедшего в свои раздумья кузена. – Я спросил, кто сегодня утром приходил к тебе с отцом?
   - Что? Ах, да, - Сулим поднял голову и, на секунду подумав, ответил: - это был наш сосед Розамбек.
   - Он говорил о каком-то железном коне. Что это за конь?
   - Он имел в виду мотоцикл. Он сказал, что купил хороший спортбайк, и, что если мне понадобится срочно куда-то бежать, я могу взять его.
   - Но зачем? Куда бежать?
   - Не знаю, - Сулим махнул рукой и снова задумался, - так он сказал.
   Саид сидел в гостиной Кайсиевых и ждал, пока к нему выйдет хозяин дома, который делал вечерний намаз. Перед ним стоял маленький столик, на котором был семейный фотоальбом, а на нем, лицевой стороной вниз, лежала фотография. Саид дотронулся до нее и перевернул, - очень красивый молодой человек, в боксерском шлеме и перчатках, с живыми, выразительными, словно нарисованными самым искусным художником, блестящими черными глазами, глядел из нее.
«Это он, Артур, - думал Саид, рассматривая фотографию, - любимец отца и всей семьи. Да, нелегко смириться с потерей такого сына. Ему было всего двадцать семь лет и на него возлагали большие надежды. Моему сыну, которого я всегда старался воспитать как честного и благородного человека, суждено было положить конец его жизни. Как это глупо, трагично и больно...».
   Поздоровавшись, хозяин и гость присели друг против друга. За занавешенным окном сгущались сумерки и медленно падал редкий, пушистый снег. Во всем доме стояла глухая тишина.
   - Я пересилил огромный стыд, чтобы сегодня придти сюда, - начал Саид, стараясь не смотреть собеседнику в глаза. – Видит Аллах, я старался смириться с обстоятельствами, но мое былое мужество и стойкость, столкнувшись с возможностью потери единственного сына, покинули меня. Я разделяю вину своего сына, я тоже виноват. Виноват, что недостаточно хорошо воспитал его, что слишком любил его и наказывал мало, что не научил во всех ситуациях оставаться человеком. Чеченские адаты строги, Муса, но в них есть справедливость. Но для родителя, видевшего могилу своего ребенка, ничто не принесет утешения. Никто не восполнит его утрату, ничто не затупит его боль, - Саид убрал руку со лба, которой он прикрывал глаза, чтобы не встретиться с взглядом Мусы, и, преодолев свой стыд и пристально посмотрев ему в глаза, добавил: - даже возмездие, Муса. В твоих руках, сделать или не сделать несчастной еще одну семью на нашей земле. Прошу тебя, ради Аллаха, ради всех Его ангелов, ради его несчастной матери, больной и страдающей, прояви милосердие и прости моего сына.
   Муса не сразу ответил. Он заранее знал, что ему будет тяжело разговаривать с Саидом. Как мог, он избегал этой встречи. Но теперь, когда он сам, без предупреждения и сопровождающих лиц, пришел к нему, он не смог ему отказать. Он глубоко сочувствовал его горю, но считал, что не в силах изменить решение, принятое его родственниками в отношении Сулима.
   - Я не могу это сделать, Саид, - тихо произнес Муса, опустив голову и глядя на пол. Аллах свидетель, я хотел отменить месть, но мои родственники – братья, дети, старшее поколение нашего рода, старейшины нашего тейпа не поддержали меня. С далеких времен наш род отличается тем, что никому не прощает нанесенные обиды. Не было ни одного случая, что мы отменяли кровную месть. Один  я осмелился, ради Аллаха, ради тебя и твоих близких, не проливать кровь этого юноши и оставить его судьбу на усмотрение Всевышнего. Поверь, Саид, даже если прощу, они не простят и, рано или поздно, свершат свое правосудие.
   - Но ты же ведь отец, Муса, никто не вправе оспаривать твое решение.
   - Да, я отец, но в этом деле никто не хочет считаться с моей волей. Мои братья и сыновья, еще в тот день, когда мы получили известие о смерти Артура, поклялись отомстить, какое бы решение я не принял. Их ничто не остановит, даже моя смерть.
   - Муса, у тебя еще два сына, - дрожащим голосом произнес Саид. - Я болен, серьезно болен, у меня больше не будет детей.
   - Это очень печально, Саид, - с сочувствием проговорил Муса, - но постарайся и меня понять. Я не могу идти против своей семьи и родственников. Моим потомкам еще предстоит здесь жить, а мой поступок долго не забудут.
   В эту минуту до них дошли звуки очень заунывной, вызывающей слезы мелодии…
   - Это мать моих детей играет на гармони, - сказал Муса, посмотрев на дверь соседней комнаты. – После похорон Артура она каждый вечер уходит в эту комнату и играет. Так она заливает свои печали.
   Через несколько минут Саид встал и молча направился к двери. Ему стало ужасно стыдно, что пришел к этим постигшим великое горе родителям, что и слова не смог выговорить при прощании.
   - Через месяц из Ростова вернется мой дядя, - бросил Муса ему вслед, когда тот выходил, - они уважают его и слушаются. Я ничего не обещаю, но сделаю все от меня зависящее, чтобы через него заставить их согласиться с моим решением. А до тех пор, твоего сына никто не тронет. Я даю тебе слово.
   Когда Саид вышел, Муса позвал к себе младшего сына – одного из наиболее непримиримых в семье Кайсиевых, который больше всех ратовал за скорейшее исполнение кровной мести, и сообщил ему о своем обещании Саиду.
   - Ждать целый месяц?! – Заур с удивлением посмотрел на отца, - но, за этот срок они успеют так запрятать этого змееныша, что его уже не отыщешь. Может, это им и нужно было – выиграть у нас время. Как, как вы могли дать ему такое обещание, отец?
   - Кто знает, может это и к лучшему, - задумчиво произнес Муса.
   - Это ни к чему не приведет. Чтобы ни сказал дядя Юсуп, лично я буду мстить, даже если мне придется посвятить этому всю оставшуюся жизнь. Мой брат, - Заур едва сдержал подступившие к горлу слезы, - он не будет лежать в этой сырой земле неотомщенным. Кого вы знали лучше, добрее, отважнее, чем он? Почему мы должны простить его убийцу, пролившего невинную кровь? Он трус, он свинья, он не достоин называться чеченцем и жить на нашей земле. Бедная мать! - добавил он, прислушавшись к трогательным звукам материнской мелодии, - это горе сводит ее с ума.
   - Повторяю тебе еще раз, - строго сказал Муса, вставая, - я дал Саиду слово, что до возвращения дяди Юсупа и обсуждения с ним этого дела никакой угрозы от нас его сыну не будет. Не смей нарушить его, иначе очень горько пожалеешь!
   Сразу же после возвращения из Шали Саид поехал к брату, чтобы забрать сына домой. Разговор с Мусой хоть и дал ему слабую надежду, но, тем не менее, он чувствовал огромное облегчение, как будто неимоверно тяжелый груз, которого он нес, спотыкаясь и падая от бессилия, свалился с его плеч. По дороге в Грозный он даже остановил машину на обочине дороги, и, выйдя из нее, подошел к упавшему дереву и несколько минут посидел на нем. Он вспомнил годы войны, унесшие многих дорогих его сердцу людей. Его родители и единственная сестра погибли, когда на их дом упал снаряд; во время «зачисток» старший брат был безвинно расстрелян на глазах у его жены и детей; два племянника пропали без вести при штурме села Комсомольское. А потом годы скитания с семьей – сначала Ингушетия, потом Кабардино-Балкария, Дагестан и снова Ингушетия, где в «палаточном городке», в нищете и в постоянном ожидании вернуться домой, в свой угол, каким бы он ни был, прошли два трудных года. Восстанавливать дом пришлось своими силами, при помощи родственников, друзей, знакомых. Через год после возвращения родилась дочка – единственная радость в эти лихие годы. Сулим хорошо учился в школе и после ее окончания, при содействии шурина, который жил в Москве, появилась возможность отправить его учиться туда – в хороший столичный университет. Когда пришло сообщение, что по результатам конкурса он зачислен в это учебное заведение, Саид и Эльза (мать Сулима) не могли нарадоваться своему счастью. Сулим всегда был для них больше, чем сын – это была их гордость, их юношеские мечты, утешение их приближающейся старости и надежда на  лучшую жизнь.
«Так ли уж много я хотел от жизни, чтобы она меня так сурово наказала? - думал Саид, вглядываясь вдаль. – Еще совсем недавно я думал, что горести позади, что будущее, если и не будет светлым и радостным, то хотя бы спокойным. Моя болезнь… Если бы у меня были еще несколько лет, чтобы пожить с семьей, увидеть свадьбу Сулима, а если очень повезет и на то будет воля Аллаха, то и внука или внучку, я считал бы себя самым счастливым человеком на свете и в глубоком умиротворении, без сожаления и без забот, ушел бы в иной мир».
   Мысль о мести Кайсиевых мгновенно разбила мечты Саида вдребезги и вернула его в холодную действительность…
   Было уже совсем темно, когда машина Саида остановилась у ворот дома его брата на окраине Грозного. Войдя к брату, он рассказал ему о своем визите к Кайсиевым и намерении забрать Сулима домой.
   - Я думаю, лучше оставить его здесь, - сказал Хамзат, внимательно выслушав брата. - Ты же знаешь, в этом деле от Мусы мало что зависит. Первую скрипку стараются играть несколько его родственников, и для них его слово ничего не значит.
   - Я это понимаю, брат, но оставлять его здесь тоже не разумно. Я не вправе больше рисковать жизнью твоих сыновей. Довольно и того, что они почти целый месяц охраняли Сулима, подвергая себя опасности.
   - Не стоит так говорить, Саид, мы – одна семья, и обязаны помогать друг другу. Знай, я полностью разделяю с тобой твое горе. Твой сын – мой сын, мои сыновья – твои сыновья. Разве не так мы жили прежде? Теперь, в этот трудный для нас час, мы должны быть вместе. Сулим слишком дорог, он – твой единственный сын и я не пожалею ни свою жизнь, ни жизнь своих сыновей, чтобы постоять за него.
   - Если Сулим обречен и такова его судьба, мы не сможем ему помочь, это бессмысленно. Я не допущу, чтобы кто-нибудь еще пострадал из-за моего сына – ни с их, ни с нашей стороны.
   - Но мы же не можем отдать его на растерзание Кайсиевым! - Хамзат стукнул кулаком по колену.
   - Я и не собираюсь отдавать его на растерзание, но следует помнить, что мы можем оказаться в безвыходной ситуации.
   - Я не доверяю Кайсиевым, тем более не верю, что слово Мусы для них закон, - Хамзат встал и прошелся по комнате, закинув руки за спину. – Я не разрешаю тебе забирать Сулима. По крайней мере, здесь он будет в большей безопасности, чем у тебя дома. И еще, ты забыл, что он в розыске? Да, Кайсиевым не выгодно, чтобы его арестовали, и они, как могут, будут сдерживать полицию, но у нас нет никаких гарантий, что она туда не придет.
   - Полиция не придет, - уверенно сказал Саид, - о ней вовсе не нужно думать.
   - Не испытывай судьбу, Саид, не надо.
   - Я заберу его, - твердо произнес Саид и тоже встал. – Не так уж и много нас, чтобы раскидываться сыновьями. Наш род – не самый безнадежный род в Чечне и он должен продолжиться. Вся надежда на твоих сыновей. Береги их.
   - Не могу, Саид, - Хамзат устало опустился в кресло, - не так мы воспитаны с тобой, чтобы в минуты горя отворачиваться друг от друга.
   - Ты знаешь, что я не это имел в виду, - Саид положил руку на плечо брата и постарался улыбнуться. – Мы имеем дело с чеченским адатом, дошедшим до нас сквозь времен от наших предков. Хорош он или плох, не нам с тобой судить. На все воля Аллаха.
   - Ты лучше подумай о том, чтобы отправить его куда-то, - проговорил Хамзат, когда тот выходил.
   Саид вернулся, и, немного подумав, сказал:
   - Я думаю об этом день и ночь. Отправить его куда-нибудь не проблема, но куда? С кем? Где он будет в безопасности? Ведь ему только девятнадцать. У него нет волевых качеств, да и ума, как оказалось, тоже нет, - печально добавил Саид.
   - У меня есть очень хороший друг, смелый и надежный, который живет в Грузии, в Панкисском ущелье.
   - Нет, туда нельзя, - поспешно отрезал Саид, - у Кайсиевых много родственников в Ахметском районе. Мать Мусы была уроженкой тех мест.
   - Ты это точно знаешь?
   - Да.
  - Тогда, давай в какую-нибудь европейскую страну. В Австрии и Германии живут несколько наших родственников. У него есть загранпаспорт?
   Саид снова погрузился в размышления и не сразу ответил. Хамзат повторил свой вопрос.
   - Что? Загранпаспорт? – переспросил он, выходя из задумчивости, - кажется, нет.
   - Саид, надо скорее решиться и действовать, время не ждет, - произнес Хамзат и, посмотрев на часы, добавил: - Завтра я похлопочу насчет паспорта, а ты созвонись с кем-нибудь из родственников и узнай, как это лучше устроить. Говорят, теперь стало сложнее туда уехать, но, тем не менее, уезжают же люди. Совсем недавно я слышал, что два молодых человека из Катоямы уехали в Бельгию.
   - Да, лучше оправить его в Европу, - согласился Саид. – Однако, глупо надеяться, что, уехав туда, он избежит мести Кайсиевых, которые еще в самом начале заявили, что найдут его даже на дне океана. Но там, по крайней мере, он в какое-то время поживет.
   Через полчаса, Саид, несмотря на уговоры старшего брата, посадил сына в машину и, под покровом ночи, уехал с ним домой.
   На следующий день было решено отправить Сулима в Германию, где давно жил двоюродный брат его отца. Через своих знакомых Хамзат добился, чтобы за два дня ему сделали загранпаспорт на чужое имя. Тамерлану и Рашиду поручили проводить его до границы с Польшей, где его встретит Казбек. Родственники Камаевых оказали им материальную помощь, и за короткий срок необходимая на поездку сумма была собрана. За два дня до отъезда Сулима в Москву в Грозный прилетела Таня. Она отправила ему из аэропорта SMS-сообщение о своем приезде в город. Сулим был очень расстроен. Он пытался убедить ее в том, что в этой поездке нет никакого смысла, а для него это еще и небезопасно. Не имея никакого желания встретиться с ней, он попросил Рашида поехать в отель, где она собиралась остановиться, и заставить ее уехать обратно. Рашид нашел ее в холле отеля «Арена-Сити». Она сидела с журналом в руке, о чем-то задумавшись. У нее было довольно красивое лицо с уверенными глазами и такой же, как у Сулима, удлиненный подбородок. На ней была юбка-карандаш с нежно-салатовым свитером, белые сапоги и пальто цвета металлик.
   - Вы Таня? – спросил Рашид, подходя к ней.
   - Да, - ответила она, обмерив его взглядом с ног до головы.
   - Я – брат Сулима, он прислал меня сказать вам, что в силу известных   обстоятельств, не может с вами встретиться.
   Таня облокотила руки на колени и опустила голову. Молчание длилось несколько минут. Когда Рашид присел рядом с ней, он услышал ее тихий плач.
   - Вам лучше вернуться, - сказал он, наконец, чтобы прервать эту томительную для него паузу. – Сулим попал в очень сложную ситуацию и ему теперь не до вас. Его ищет полиция, ему грозит кровная месть. Впрочем, - Рашид взглянул в ее заплаканные глаза, - вам об этом уже известно.
   - Как ваше имя? - неожиданно спросила Таня.
   - Рашид.
   - Рашид, я вас очень прошу, - взмолилась она, ухватив его за руку, - отвезите меня к нему. Я люблю его, сильно люблю… Я только поговорю с ним…
   - Я очень сожалею, Таня, но это невозможно. Вас допрашивали, вы находитесь в поле зрения полиции и за вами наверняка следят. Поверьте мне, ваш приезд сюда не остался без внимания местной полиции. Если я сейчас отвезу вас к нему, за нами приедут и менты. А ему грозит большой срок, его могут посадить лет на двадцать. Разве вы этого хотите?
   Таня вновь заплакала, приговаривая:
   - Вы любили когда-нибудь? Вы понимаете, что значит любить?
   - Да, любил… - со вздохом выговорил Рашид и вспомнил свою первую любовь, которую ему пришлось в себе заглушить. - Я не знаю, что вам еще сказать, - он невольно усмехнулся и посмотрел на горничную, которая проходила мимо и с интересом их рассматривала.
   - Он не отвечает на мои звонки, - жаловалась Таня сквозь слезы, - он совсем меня забыл. Как, как он мог со мной так поступить.
   - Мне кажется, что ваша любовь не является взаимной, - проронил Рашид, разглядывая потолок.
   - Он полюбит меня, - всхлипывая, промолвила Таня. – Со временем он поймет, что никто не будет любить его так сильно, как я.
   - Молодой человек, почему вы девушку обижаете? – с улыбкой сказала подошедшая горничная. – Вы бы ее лучше в наш ресторан позвали. Там очень уютно и музыка отличная.
   Через пять минут они сидели в роскошном ресторане отеля и в ожидании исполнения заказа пили гранатовый сок. Рашид глядел любопытным взглядом на свою новую знакомую, которая с каждой минутой начинала ему нравиться. Когда официантка досервировала стол необходимыми приборами и удалилась, Рашид произнес:
   - Таня, зачем вам Сулим? Даже если предположить, что все благополучно обойдется и его минует кровная месть, и даже тюрьма, вряд ли родители снова отпустят его в Москву. А здесь вас не примут ни в каком качестве, насчет этого у нас очень строго. Поверьте мне, Сулим говорил о вас с большим уважением и то, что вы для него сделали, мы никогда не забудем. Вы можете рассчитывать на помощь нашей семьи в любой ситуации, но Сулим вас… - Рашид не договорил и покачал головой. - Вы – очень красивы, Таня. Я никогда не забуду ваше лицо. Уверен, что у вас много достоинств и положительных качеств. Вы не такая, как многие. Я сразу это заметил.   
   Девушка не сразу ответила. Она пристально смотрела на какую-то точку в окне. За ее внешним спокойствием скрывалось горе, большое женское горе, которое ей не с кем было разделить. Ее чувства к Сулиму были слишком сильны, чтоб она могла, подобно Рашиду, погасить их в себе. Женское сердце способно любить сильнее. Оно не ждет ни взаимности, ни тепла, ни неги, оно просто любит, и будет любить до тех пор, пока в нем будет гореть тот загадочный, непостижимый, но всегда желанный огонь – огонь любви.   
   Таня взяла бокал и сделала маленький глоток. Лицо ее приняло страдальческий вид. Она едва сдерживала готовые вырваться наружу слезы. Глубоким, прерывающимся голосом она медленно произнесла:
   - Я не знаю, как мне жить дальше. В Москве я сойду с ума от горя и тоски. А здесь мне кажется, что счастье, которого я ждала всю свою жизнь и без которого не мыслю свое будущее, находится рядом и до него так близко, - Таня бессознательным жестом поправила челку над своими яркими, беспокойными голубыми глазами и продолжила: - Рашид, ведь вы сказали, что любили. Вам должно быть известно мое состояние. Уехать? Для меня лучше повеситься, чем возвращаться в Москву, где так многое напоминает о нем…
   - Я прекрасно понимаю вас, Таня, - сказал Рашид, тронутый ее чувствами к своему двоюродному брату, - но вы просите то, что я не могу исполнить. Для Сулима очень опасно выходить из дома. Десятки глаз наших кровников следят за нами и при каждом удобном случае они не помедлят совершить самосуд. Подождите. При благополучном исходе этого дела, вы всегда успеете снова приехать, или, возможно, со временем он сам сможет навестить вас.
   В эту минуту подошла официантка с подносом и поставила на стол фруктовый салат, шоколадный торт и две порции мороженого.
   Рашид молчал. Он не знал, что еще говорить с этой незваной московской гостьей. Чтобы скрыть свое смущение, он взял в руки вилку и придвинул к себе тарелку с фруктовым салатом, но заметив, что его собеседница и не думает дотрагиваться до еды и в ее больших глазах засверкали слезы, медленно, как будто у него пропал аппетит, положил вилку на стол.
   - Передай Сулиму, что я была о нем слишком высокого мнения, - Таня вытерла салфеткой влажные от слез глаза и добавила: - Я думала, что он... - Таня посмотрела в сторону и усмехнулась. - Просто, я совершила свою очередную ошибку - поверила мужчине.
   Сказав это, она встала, положила деньги за выпитый сок на стол, и, едва сдерживая новые слезы, вышла из ресторана. Рашид подозвал официантку, быстро с ней расплатился и выскочил из ресторана вдогонку Тане. Узнав в отеле номер ее комнаты, он побежал вверх по лестнице на третий этаж. Таня уже шла с чемоданом в руке по коридору.
 - Таня, прошу вас, остановитесь, - говорил он скороговоркой, спускаясь вслед за ней по лестнице, - Сулим повел себя не по-джентельменски, а я… я и того хуже…
   Таня шла, не обращая на него никакого внимания. Бежавший за ней Рашид даже и не заметил, как очутился с ней на улице. Таня подняла руку, чтобы остановить такси.
- Ну хорошо, хорошо! - закричал Рашид, когда она положила чемодан на заднее сиденье и собралась сесть в машину, - я устрою вам свидание с Сулимом.
   Рашид решил отвезти ее к своей сестре, а потом, если Сулим согласится, тайно привезти его туда для встречи с ней. По дороге он заметил в зеркале черную «Toyota Camry», которая ехала вслед за ним. Ему стало подозрительно, что она ехала туда же, куда и он. Только когда он подъехал к той улице, на которой жила его сестра, машина отстала. Оставив Таню у ней, с плохим предчувствием он помчался к Сулиму. Пулей влетев в его комнату, он рассказал ему о своей встречи с Таней, а также о черной машине, преследовавшей их на пути к сестре.
   - Извини, Сулим, но мне стало очень жалко эту девушку, и я не мог отпустить ее в таком состоянии, - оправдывался Рашид, когда после этих известий кузен заметно приуныл, - это было бы несправедливо. Ты же сам рассказывал, что она здорово помогла тебе в Москве. И еще, я убедился, что она действительно тебя любит. Очень даже любит, мой дорогой брат, - добавил он, словно завидуя ему.
   - Сегодня вечером я поеду к ней.
   - Теперь это опасно. Я уверен, что в этой машине был кто-то из Кайсиевых.
   - Я возьму у Розамбека мотоцикл, - решил Сулим. – Ты только никому ничего не говори.
   - Нет, это слишком рискованно, - отрезал Рашид, - я не могу тебе это позволить. Лучше я привезу ее сюда. Переодену, ну хоть в хиджаб, и доставлю. Розамбека попрошу разрешения заехать в его ворота, а оттуда, через огород, придем сюда.
   - Хватит фантазировать, Рашид. Я поеду сам, - Сулим выглянул через окно, выходившее на задний двор соседа, где под небольшим навесом красовался «Kawasaki» зеленого цвета. - У него есть шлем, так что не беспокойся, никто меня не узнает.
   Рашид подошел к окну и тоже посмотрел на мотоцикл.
   - Какой красавец, - произнес он, свистнув, - вот о таком мотоцикле я мечтал всю жизнь. И откуда у этого старика столько денег.
   - Какой-то большой чиновник дал ему полмиллиона на ремонт и обновление дома, а он поехал в Ростов и купил этот спортбайк.
   - Он хотя бы умеет его водить?
   - Конечно, нет. Ему же семьдесят лет. Он просто помешан на мотоциклах. Для старика главное иметь его, чтобы любоваться и хвастаться перед соседями и знакомыми. Каждый день он приводит по нескольку человек, чтобы показать своего железного коня.
   - А где мопед, которого купил тебе мой отец?
   - Перед поездкой в Москву я попал в ДТП и разбил его.
   - Я об этом не знал.
   - Я никому не рассказывал об этом. Родителям я сказал, что подарил его своему другу.
   - Сулим, скажи, только честно, - спросил Рашид после минутного молчания, - ты ее любишь?
   - Она очень хороший человек и я действительно в долгу перед ней, - прислонившись спиной к подоконнику, выговорил Сулим и тихо, как будто признаваясь в вине, добавил: - но я ее не люблю.
   - Не проси ее уехать в Москву, пусть побудет здесь немного.
   - Зачем? Что ей здесь делать?
   - Ну, не знаю, как-то неправильно просить ее сразу уехать, - пробормотал Рашид и замялся.
   - Я вижу, что ты с ней времени зря не терял. Понравилась? - Сулим залился звонким смехом и по-дружески ткнул его кулаком в грудь. - Ах ты, несчастный Ромео. Тебе же не везет в любви, забыл? Рассказывай, о чем вы гутарили!
   - Да нет, ты меня не так понял, - отпирался Рашид, слегка отталкивая его от себя. – Да, она симпатичная, но я… то есть мне … совсем не то, что ты думаешь. А говорили мы только о тебе, - Рашид посмотрел на него с серьезным лицом и прибавил: - Она очень страдает, брат.
   Сулим уныло опустил глаза.
   - Я сглупил, я не должен был ехать к ней после того…
   - Между вами что-то было?
   - Конечно, нет. У меня и в мыслях не было злоупотребить ее гостеприимством.
   - А ты что-нибудь обещал ей? – продолжал любопытствовать Рашид.
   - Только вечную дружбу. 
  - Поступай, как знаешь. Об одном только прошу – не обмани ее, она этого не заслуживает.
    Мать Сулима, Эльза Камаева, была сорокалетняя женщина, которая уже начинала увядать. Ее некогда красивое лицо было худо и бледно, волосы полностью побелели, а спина заметно сгорбилась. Темные глаза потускнели, а морщины, как трещины в кирпиче, свидетельствовали о трудной жизни. Она была из числа тех женщин, которые, согласно традициям, приучающим восточных женщин, покорилась своей судьбе, мужу и всей его родне. Она всегда молча и терпеливо сносила все их обиды, замечания и упреки. Вместе с мужем она прошла через разные испытания, в которых было много горя и мало радости. Скитание по чужбинам в годы войны, утрата родных и близких, нищета, и как их следствие безнадежность и отчаяние оставили глубокий отпечаток на всю ее последующую жизнь. Но ничто пережитое не сразило ее так, как трагедия сына. Раньше, что бы ни происходило, оставалась надежда, так как была семья, были горячо любимые сын и дочь, а теперь и она могла исчезнуть навеки. Она несколько дней не могла поверить, что ее сын, которого она девятнадцать лет растила в любви и ласке, учила быть честным и всегда говорить правду, стал убийцей. Когда до нее, наконец, дошло, что Сулиму угрожает кровная месть, она, держа в трясущихся руках его детскую кофточку, издала такой силы душераздирающий крик, словно с нее сдирали кожу и сжигали на костре одновременно. После этого пошли слухи, что она помешалась в уме и не совсем адекватно воспринимает реальность. Она больше не занималась домашним хозяйством и почти все время проводила в маленькой угловой комнате, в которой до своей смерти жила ее свекровь. Она мало говорила, кушала редко и с утра до вечера сидела в кресле перед окном и глядела вдаль. Осмотревший ее врач сообщил, что ее нервы сильно напряглись из-за постигшего горя и привели к временному помутнению рассудка. После школы к ней приходила семилетняя дочь Селима и рассказывала о своих школьных впечатлениях и показывала свои отметки. Эльза лишь улыбалась и нежно гладила ее по голове. Селима и уроки делала в ее комнате, и играла, и спала рядом с матерью. Сулим тоже часто приходил посидеть с ней. Он клал голову ей на колени, но не распевал детские песенки о маме, как прежде, а тихо плакал. Каждый раз, когда он уходил, мать вставала и, крепко обняв, целовала его в лоб, как будто прощалась с ним навеки. Так проходили дни, но Эльза не возвращалась из своего одиночества. Саид совсем перестал спать по ночам. Он откуда-то принес автомат «Калашников» и держал его под своей кроватью. Несколько раз за ночь он выходил во двор и на улицу и осматривался: все ли тихо, не стоит ли на улице черная машина, не притаился ли где-нибудь за забором кайсиевский мститель. Он укрепил все замки в доме, начиная от ворот и кончая дверью в комнату Сулима. Любой шум, малейший шорох во дворе и на улице заставляли его открывать окно и прислушиваться. Всю ночь напролет он сидел в кресле, в полной темноте. Лишь на третью или четвертую ночь он несколько забывался сном. Саид был серьезно болен. Два года назад ему поставили диагноз – цирроз печени. Он лечился, но болезнь не отступала. Уже полгода он скрывал от семьи, что перестал принимать лекарства. На них уходило много денег, и он решил, что не вправе тратить их на свое здоровье, когда есть куда более важные цели. Сулим, его учеба, его будущее были для него важнее собственной жизни. Он был для него подарком судьбы, его гордостью, его победой, его будущим. Саид всегда прощал ему его выходки и шалости. Он никогда не поднимал на него голос, не бил и не наказывал. Когда Сулим, вернувшись из Москвы, сообщил ему о своем поступке, он не умер от разрыва сердца лишь потому, что оставалась маленькая надежда, что при участии всех позитивных сил у него не отнимут сына. Он даже не выругал его, не стал требовать объяснений сверх того, что сообщил ему сын, он только сказал тихим, усталым голосом: «Иди спать, Сулим, завтра поговорим». Но и на следующий день он поговорил с ним вполне спокойно, без малейшего упрека, как будто Сулим рассказывал о самом обычном событии. Да, тяжело ему было смириться и с тем, что причиной случившемуся была русская девушка, с которой его сын состоял в любовной связи, но он смирился. Смирился и простил за все, потому что любил своего сына, потому что его, возможно, ждало более суровое наказание, за которое его нельзя было не пожалеть. Саид увядал вместе с женой. Он все чаще начал ощущать боль в правом боку. Кроме того, беспокоило сердце, особенно по ночам. Он знал, что поездка Сулима в Германию не станет для него спасением. Кайсиевым не трудно будет до него добраться, где бы он там не скрывался. «Но, кто знает, может это произойдет после моей смерти» - часто думал он. А обещание, данное Мусой, почти не давало никакой надежды и никакого утешения.
   Саид пришел в комнату жены. Он присел на кровать, спиной к Эльзе, которая печально сидела на другом конце кровати, держа в руке детскую игрушку сына – оловянного солдатика. На полу, разложив свои куклы, играла Селима. Она начала показывать отцу новые платья своих кукол, которые она сама сшила. Саид с поддельным интересом их рассматривал, стараясь хоть немного улыбнуться, хотя все его мысли были о другом. Он тихо повернул голову в сторону жены – Эльза неподвижно сидела, глядя на пол, как будто была кем-то околдована.
   - Селима, - вдруг произнес он глухим голосом, после продолжительного кашля, - заботься о матери и никогда не оставляй ее одну. Помнишь, о чем я говорил тебе вчера? Ты ей нужна, очень нужна.
   - Я сегодня сама кормила мамочку ложкой и постирала ее платок, - заголосила девочка, качая куклу в люльке. - Еще я принесу маме котенка, чтобы ей не было скучно, когда я в школе. Он очень милый и пушистый. Я нашла его возле школьного забора. Я бы взяла его сегодня с собой, но моя подружка Зулейка очень захотела поиграть с ним и забрала его домой на выходные.
   - Если мы с Сулимом уедем, с вами будет жить тетя Румани. Она тебя очень любит. Ты должна слушаться ее и помогать по дому. 
   Селима встала и присела подле отца. Когда их взгляды встретились, Саид на мгновенье ощутил, что дочь поняла скрытый смысл его слов. Он тихо обнял ее и чуть не заплакал. Ему было больно, очень больно. С каждым днем жизнь становилась для него невыносимой. Он не был из числа самоубийц, но время от времени  мысли о суициде посещали его и он ничего не мог с этим поделать.
   - Все будет хорошо, Селима, - повторял он, гладя волосы дочери, - вот увидишь.
   - Она поправится, ведь поправится же, правда, папа? - дочь ласково взглянула на отца.
   Саид кивнул в ответ и улыбнулся... Селима вышла. Он еще с полчаса просидел рядом с женой, понурив, как и она, голову. Они выглядели как глубокие старики, которых постигло нечто, чему не сможет противостоять их угасающая старость...   
   Встреча Сулима и Тани состоялась в доме его двоюродной сестры Мархи. Он приехал туда на спортбайке Розамбека, тайно от домочадцев. Сулим прекрасно справился с управлением и ехал, словно байкер. Он был в черном шлеме и никто не мог его узнать. Рашид все-таки поехал за ним, захватив с собой ружье. Он также настоял, чтобы Сулим сразу заехал в ворота соседнего дома, хозяин которого был заранее предупрежден Мархой, а оттуда, через огород, пришел в дом сестры. Так он и сделал.
   Когда Сулим вошел в комнату, Таня не сразу узнала его. За месяц затворнической жизни в нем действительно произошла перемена. Он сильно исхудал и побледнел, щеки впали, глаза помутнели и выглядели так, словно он только что увидел призрак. Таня подошла и, тихо плача, обняла его за шею.
   - Извини, но я не могла так больше жить, - сквозь слезы проговорила она. – Я должна была увидеть тебя, Сулим, чтобы не сойти с ума от пустоты и одиночества, которыми заполнилась моя жизнь после твоего ухода.
   - Ты тоже прости, что вынужден был просить тебя уехать, - сказал Сулим, слегка коснувшись ее плеча.
   - Да, я понимаю, Рашид мне все рассказал, - она дотронулась ладонью до его щеки. – Бедный, как много ты страдал за это время. Если бы я могла тебе чем-то помочь. Мальчики очень скучают по тебе. И дня не проходит, как они не думают, не говорят о тебе.
   - Я тоже часто о них думаю. Время, проведенное у тебя, очень приятно вспоминать. Многое отдал бы, чтобы его вернуть.
   - Ты все еще любишь ту, Диану?
   - Я запутался в своих чувствах, Таня, и не могу точно ответить на этот вопрос. Бывают, однако, минуты, когда мне кажется, что я еще люблю ее и мое сердце рвется к ней.
   - А что ты чувствуешь ко мне? – Таня взяла его руку и прижала к своей щеке.
   Сулим молчал. Он не хотел говорить ей прямо, что не любит ее. Ему было хорошо с ней. Ее материнская забота, ее верность и доброта, милое, приятное лицо и ласковая, добродушная улыбка могли у любого вызвать к ней симпатию. Он даже любил ее, но любил как сестру, как друга, как добрую сказочную волшебницу. А то, что он испытывал к Диане, было в тысячу раз сильнее.
   - Я все поняла. Твое молчание мне все объяснило, - горячие слезы потекли по ее щекам. – Сердцу нельзя приказать любить, как и нельзя заставить его разлюбить, - Таня надела свое пальто и взяла в руки чемодан. – Я никогда тебя не забуду, Сулим. Благодаря тебе я узнала, что значит любить, любить по-настоящему. Поскорее уезжай отсюда. Люди, которые хотят убить тебя, это не люди, это – звери… Я желаю тебе спастись от них и найти свою любовь и счастье.
   - Мне очень жаль, что так вышло, Таня, - сказал Сулим, подходя к ней, – но ты видишь, в каком положении я теперь нахожусь. В моей памяти ты всегда останешься как самая добродушная, искренняя и благородная девушка, которую я когда-либо встречал в своей жизни. Я желаю тебе и твоей семье всех благ, всего самого наилучшего. Ты еще найдешь того, кто будет достоин тебя.
   - Это вряд ли, - проронила она, отвернувшись и едва сдерживая вырывавшиеся наружу новые слезы.
   - Ты же сама только что сказала, что человек не властен над своим сердцем...
   В эту минуту дверь быстро отворилась и на пороге появился молодой человек с пистолетом в руке. Таня вскрикнула и в один миг бросилась к Сулиму, заслоняя его своим телом. Раздался выстрел… Потом второй. Вслед за Таней упал и выстреливший в нее незнакомец… На пороге показался Рашид с ружьем в руке. Таня была на последнем издыхании. Сулим присел на колени и приподнял ее голову. На ее продырявленной белой блузке было большое пятно крови.
   - Сулим, милый Сулим, - с трудом выговорила она, - прости меня.
   - Нет, это я, я должен просить прощения, - с трудом промолвил Сулим, сквозь слезы. – Рашид! Марха! Скорее, в больницу ее! - закричал он, смотря на них исступленным взглядом.
   - Нет, не нужно, Сулим, я умираю, - Таня дотронулась рукой до его лица. – Твои глаза… Твои глаза невозможно забыть.
   Это были ее последние слова.Через минуту она умерла. Лежавший на полу молодой человек тоже был мертв. Рашид сидел в машине, когда около дома остановилась черная «Toyota Camry» и из нее вышел Заур и быстро вошел в ворота. Рашид сразу узнал его и, на ходу заряжая ружье, побежал за ним.
   - О, Аллах, что теперь будет! – опомнившись и схватившись за голову, зарыдала Марха. - Еще одна жертва! Кайсиевы вырежут наш род. Вы обречены. О, Аллах! О, Аллах, смилуйся над нами!
   - Сулим, надо уходить, - сказал Рашид не своим голосом, схватив его дрожащей рукой за плечо. – Идем, идем скорее!
   - Уходите! Бегите скорее! – засуетилась Марха, - я вызову скорую.
   Сулим вышел, наконец, из оцепенения, и, закрыв глаза Тани, поцеловал ее в лоб. Потом он взял ее в руки и перенес на диван. Из кармана ее пальто выпала фотография. Сулим поднял ее. На ней были два ее брата. Он положил фотографию в свой карман и обратился к Мархе:
   - Сестра, позаботься, чтобы ее тело отправили в Москву по ее адресу. Она спасла мне жизнь. Я в долгу перед ней.
   - Хорошо, Сулим, я все сделаю, только, прошу вас, не тратьте время, уезжайте отсюда. Я позвоню нашим. Поезжайте на юг, в горы, в Грузию, куда-нибудь, где вас не смогут найти.
   Они выбежали из дома. Машина Заура стояла с открытой дверью. К воротам дома подходили люди… Сулим забежал в соседний двор, где он оставил мотоцикл, и, выехав через открытые ворота, помчался по улице, набирая скорость. Рашид на своей «Приоре» последовал за ним. Они оба ехали очень быстро, нарушая правила и не останавливаясь на светофорах. Тем не менее, машин ДПС за ними не было.
   Был вечер. Начало смеркаться. Когда Сулим вбежал в дом и начал звать отца, Саид сидел за столом в кухне и пил чай, а Селима чистила картошку.
   - Что, что случилось? - спросил Саид в ужасе, увидев сына в зале,   второпях перебиравший одежду в шкафу.
   - Отец, Заур Кайсиев пытался выстрелить в меня из пистолета, - дрожащим голосом проговорил Сулим, продолжая копаться в своих вещах, - но Рашид застрелил его, он мертв.
   - Что?! Что ты сказал?! Ах! - Саид схватился за сердце и опустился на правое колено, с трудом сдерживал боль в груди.
   Сулим подбежал и помог ему встать на ноги. У двери стояла Селима и в испуге смотрела на них.
   - Где это произошло? Где Рашид? - тяжело дыша, выговаривал Саид. - Мы же думали, что ты у себя в комнате. Где, где вы были, Сулим?
   - Мы были у Мархи. Он выследил нас и с оружием ворвался в ее дом.
   Когда боль немного стихла, Саид выхватил свою руку из рук Сулима и подошел к окну. На улице было тихо.
   - Собирай свои вещи и выходи. Селима, - обратился он к застывшей на одном месте дочери, выходя из комнаты, - иди к матери и побудь с ней рядом!
   Сулим надел кожаную куртку, обвязал шею шарфом и положил в карман нож, подаренный ему друзьями на восемнадцатилетие. Когда он вошел в комнату матери, она задумчиво сидела на кровати. Платок у нее спустился на плечи, а побелевшие, густые волосы были растрепаны.
   Сулим присел у ее ног и, взяв ее руки, начал обсыпать их поцелуями.
   - Мама, мама, - говорил он, глядя на нее исподлобья, - прости, что я был плохим сыном. Вы с отцом не заслуживали такого сына, как я. Я причинил вам столько горя. Я так виноват перед вами.
   Эльза продолжала смотреть в одну точку и не шевелилась. Она словно замерла и ничего не понимала и не слышала. Когда Сулим присел рядом и поцеловал ее в висок, на ее глазах заблестели слезы. Глаза Сулима тоже наполнились слезами.
   - Я вернусь, мама, - вытирая слезы рукавом куртки и прижимаясь к ней, произнес Сулим. - Я обязательно вернусь, я обещаю, и мы опять заживем, как прежде. Ты только береги себя. Ты только не грусти...
   На пороге Сулим повернулся и, бросив последний взгляд на мать, вышел из комнаты.
   Саид стоял во дворе с автоматом в руке и разговаривал по телефону с Хамзатом. Он просил его сказать Тамерлану, чтобы он уехал из города, так как его жизнь в опасности. Все свои сбережения, все, что у него было накоплено, Саид передал сыну.
   - Поезжайте до Ведучи, там переночуете у Ибрагима, я его предупрежу, - сказал Саид, заряжая автомат. – На рассвете, через горные тропы, начнете перебираться в Грузию. Ибрагим доведет вас до Шатили, а оттуда сами уйдете в село Матани. Там живет друг Хамзата, Левани Асаташвили. Он о вас позаботится.
   - Нам лучше уйти в Грузию сегодня ночью, - заметил Рашид, -  так шансов пройти незамеченными пограничниками больше.
   - Ибрагим хорошо знает эти места. Он не раз переправлял туда наших парней. Как он вам скажет, так и поступите.
   Селима вышла из дома и села на ступеньки. На ней было серое клетчатое пальто и материнский пуховый платок. Она закрыла руками лицо и тихо заплакала. Сулим подошел к ней и присел на корточки. 
 - Не плачь, моя милая, моя дорогая сестра, - сказал он, положив руки на ее маленькие, худые плечи. – Пройдет время, и я вернусь к вам. Папа, мама, ты и я – мы снова будем вместе. Как раньше, мы с тобой будем играть в прятки, ходить на рыбалку, а зимой кататься на санках. Моя Аленушка, - Сулим крепко обнял сестру. - Я привезу тебе много подарков. Я куплю тебе самый хороший телефон и все твои подруги будут завидовать тебе. И то голубое платье с лентами, которого ты просила меня привезти из Москвы, я тоже куплю, обещаю. Береги маму. Она больна, но она обязательно поправится. Позаботься о папе. Не забывай напоминать ему о лекарствах. Помни меня таким, каким я был в наши счастливые летние деньки. Прощай, моя Селимушка, - он поцеловал ее в щечку и быстро направился к воротам.
   - Когда придете в Матани, - проговорил Саид перед тем, как открыть ворота, - никому, кроме Асаташвили, не сообщайте свои настоящие имена и не выходите из дома. У Кайсиевых есть родственники в Ахметском районе, и, наверняка, они там будут искать вас. Вам следует продержаться там до тех пор, пока мы с Хамзатом не решим, куда вас отправить дальше. Если же понадобится срочно оттуда уехать, уезжайте в Турцию. Асаташвили подскажет вам, как это лучше сделать. Рашид, - обратился он к племяннику, - я больше полагаюсь на тебя. Не забывай, что вы с Сулимом и Тамерлан - это все, что есть у нас с Хамзатом. Наш род держится на вас. Если по воле Аллаха вы доживете до моих лет, то поймете, как важно иметь детей, чтобы род продолжался. Вам предстоит очень сложный путь. Зимой по горным тропам очень трудно идти, и там очень холодно. Но, постарайтесь выдержать это испытание. Другого выхода у нас теперь нет.
   - Отец, я знаю, что не достоин твоего прощения, слишком много горя я принес вам с матерью, - Сулим, стыдливо опустив голову, стоял напротив отца, - но, чтобы со мной ни случилось, я хочу, чтобы ты знал, - я всегда гордился тем, что я твой сын. Ты - самый лучший отец на свете. Я каждый день буду молить Аллаха, чтобы Он даровал тебе здоровье, ниспослал тебе утешение и смягчил твои страдания.
   - Что говорить о прощении, Сулим, когда такое дело... - Саид печально взглянул на сына. - Я уже простил. Всевышний велел нас прощать. В прощении есть нечто, что угодно Аллаху. Как жаль, что не все это понимают, - Саид глубоко вздохнул и, словно про себя, добавил: - Если бы это могло помочь, если бы...    
   Из-за поломки бензонасоса машина не завелась. Был уже шестой час, и времени на ремонт не оставалось. Нужно было как можно скорее доехать до Ведучи, чтобы ночью или на рассвете собраться в путь. Рядом с «Приорой» стоял «Kawasaki» - удобный, быстрый, чужой. Саид и Сулим одновременно посмотрели сначала на него, потом друг на друга. Саид, слегка улыбнувшись, кивнул ему головой...
   Мотоцикл мчался по горной асфальтированной дороге, разрывая ночную мглу ярким светом фар…
   
   Прошло два с половиной года…
   Лето 2014 года. Город Грозный. Молодая журналистка Фатима Астемирова вышла из машины и постучала в ворота небольшого кирпичного дома с коричневой крышей. Дверь открыл пожилой мужчина среднего роста, опрятно одетый, с гладко выбритым лицом.
   Девушка поздоровалась и спросила, дома ли Розамбек.
   - Розамбек – это я, - важно ответил мужчина. - Что вам угодно?
   - Меня зовут Фатима, я – журналистка, - сказала девушка, мило улыбаясь, - я пришла задать вам несколько вопросов о семье Камаевых – ваших соседях. Если можно, конечно, - добавила она, смутившись.
   - А зачем вам это?
   - Я недавно услышала их историю от своей коллеги и она меня очень заинтересовала. Я собираюсь написать книгу по ее мотивам, но я не все знаю. Если бы вы согласились рассказать мне ее, то вы оказали бы мне большую услугу.
   Розамбек поправил волосы, осмотрел свою одежду, и, убедившись, что все в порядке, пригласил ее в дом. В гостиной он усадил ее на небольшой диван, а сам присел в кресло напротив. В комнате работал кондиционер, и было прохладно и уютно.
   - Я готов рассказать вам все, что вы пожелаете узнать, - начал беседу хозяин дома, скрестив руки на груди, - но учтите, что я тоже не все знаю об этой истории.
   - Скажите, Розамбек, как умерли родители Сулима?
   - В тот вечер, когда Сулим и Рашид на мотоцикле уехали в горы, к ним в дом ворвались Кайсиевы и застрелили Саида, который выходил им навстречу. Его брата Хамзата, который был в тот момент у него вместе с несколькими родственниками, сильно избили, требуя рассказать, куда уехали его сыновья и Сулим. Он, естественно, им ничего не сказал. Еще до ухода этих головорезов Эльза, мать Сулима, вышла из дома. Увидев мужа, лежавшего на земле, она издала дикий крик. Я тогда сидел в этой комнате и смотрел телевизор. До меня не дошел звук выстрела, а этот крик я отчетливо услышал. Я сразу понял, что у соседей творится что-то неладное, и, выскочив из дома, побежал к ним. Эльзу уже заносили в дом, вернее, ее труп, потому что она тоже была мертва. Приехавшие потом врачи сказали, что она умерла от разрыва сердца. Но, два этих трупа кайсиевским убийцам оказалось мало, и, уходя, они поклялись найти трех беглецов и их тоже отправить на тот свет, - рассказчик глубоко вздохнул и на мгновение задумался. - Тяжело вспоминать об этом, очень тяжело. Бедный Саид! Я не могу забыть его лицо. Еще утром того дня он заходил ко мне и мы вместе пили чай. Он рассказывал мне, что через два дня отправит сына в Германию. Бедняга, он так надеялся, что временное перемирие, объявление Мусой Кайсиевым, перерастет в мир между их семьями. По крайней мере, мне так казалось. Жена его, Эльза, тоже была светлым человеком. Я никогда не видел женщины более преданной своему мужу, чем она. За все время, что мы жили рядом, я никогда не видел и не слышал, чтобы они когда-нибудь ссорились или ругались. Они безмерно уважали друг друга и больше казались братом и сестрой, чем муж с женой. Им суждено было погибнуть в один день, в одно и то же время, с разницей в несколько минут. Что за жизнь! Что за судьба! Да простит их души Всевышний.
   - А Сулим и Рашид, они добрались тогда до Грузии?
   - Да. Они около месяца прожили там у кунака Хамзата, а потом, когда  Кайсиевы настигли их там и пытались убить (говорили даже, что была перестрелка, но, к счастью, жертв не было), им удалось, при помощи приютивших их людей, уцелеть и выехать в Турцию. Там они прожили около года. Чем они там занимались - не знаю, но, где-то в начале прошлого года они перебрались в Сирию и примкнули к так называемым исламским радикалам, которые воевали против правительства этой страны.
   - То есть, выходит, - решила уточнить Фатима, - что они были завербованы исламистами, когда жили в Турции?
   - Думаю, что да, - Розамбек помассировал рукой спину, которая у него часто болела и продолжил: -  Представьте себе эту ситуацию: два молодых чеченца в чужой стране, где у них нет ни знакомых, ни друзей, ни родственников. Люди, бежавшие из своего гнезда в поисках убежища, с неопределенным настоящим и туманным будущим – чем не легкая добыча для исламистов? Нам порой трудно понять их психологию, но для молодых людей, еще не ставших твердо на ноги и не имеющих никакого жизненного опыта, это оказывается единственно возможным выходом, чтобы хоть как-то самоутвердиться в этой жизни.
   - Как много их погибает там совершенно зря, - вставила Фатима.
   - Смерть Сулима тоже была напрасной. Она не вернула Кайсиевым их сыновей. Она ничего не решила. В молодости человеку свойственно поддаваться искушениям и совершать ошибки. Сулим не стал исключением. Затянула его Москва в свои развратные дебри. Но то, что случилось с этим Артуром, нельзя назвать иначе, как несчастный случай. Я хорошо знал Сулима. Он вырос у меня на глазах. Он не мог убить человека.
   - А кто из кайсиевых его убил?
   - Старший сын Мусы, Тагир. Он нашел его под городом Алеппо в марте прошлого года. Командир отряда, в котором сражался Сулим, сдал его самым предательским образом. Как Тагиру удалось этого добиться - неизвестно. Говорят, после убийства он  похоронил его на местном кладбище.
   - А Рашид? Разве они с Сулимом не вместе воевали?
   - Так как в этом городе тогда шли ожесточенные бои, видимо, их группа рассеялась по разным частям города. Рашид мог оказаться в другой его части. Но, как бы там ни было, Тагир не смог до него добраться.   
   - А как стало известно о смерти Сулима?
   - Рашид сообщил об этом по телефону своей сестре.
    - Значит, Рашид все еще в Сирии?
   - Последний раз он выходил на связь со своим отцом прошлой зимой. С тех пор от него нет никаких вестей. Хамзат очень страдает. Он очень сильно изменился за эти два года: похудел, сгорбился, стал забывчив. Ходит, как девяностолетний старик, медленно, словно вот-вот упадет. Ему всего лишь шестьдесят. Он моложе меня на десять лет, но выглядит старше меня. Не приведи Аллах никому испытать горе, которое он перенес. Потерять двух взрослых сыновей - это так ужасно. Что бы мы ни говорили, лишь тот, кого это постигло, может знать, как это больно.
   - Двух? - удивилась Фатима, - разве его второй сын тоже...
   - Да, его тоже убили. Убил тот же Тагир, убийца Сулима. Это случилось осенью прошлого года. Тамерлан жил у своего друга в каком-то хуторе Волгоградской области, который занимался фермерским хозяйством. Он узнал его местонахождение и убил. Причем убил на глазах у друга, которому он потом и назвал себя. Наверное, ему отомстили вместо брата, которого Тагир не смог отыскать в Сирии.
   - Поразительно, как много трагизма в этой истории, - печально произнесла Фатима.
   - Вчера у меня был Хамзат. Теперь он часто ко мне приходит. Посидит со мной часок и уходит. Он большей частью молчит. Иногда играем в шахматы. Но с ним уже не интересно играть, - постоянно проигрывает. Недавно он отправил жену и Селиму (сестра Сулима, которую после смерти родителей он забрал к себе) в Анапу на санаторно-курортное лечение. Им дали путевки - Румани, как инвалиду, у нее в прошлом году обнаружили диабет, а Селиме - как круглой сироте. Бедная девочка! Многое она пережила за такую короткую жизнь. Ее плач в тот вечер, когда она лишилась родителей - эта картина долго стояла у меня перед глазами. Мы даже и не надеялись, что она когда-нибудь привыкнет к своим новым условиям. Она очень скучала по брату. Однажды, когда я подходил к их дому, я увидел ее на скамейке у ворот. Она сидела одна, задумавшись, с таким грустным, страдальческим выражением лица. Мне стало ее так жалко. Как и всегда, когда я к ним приходил, она обрадовалась, увидев меня. Возможно, я напоминал ей те времена, когда были живы ее родители. Трудно ей сначала жилось у них. Хамзат и Румани были погружены в свое горе. Они не могли дать ей той ласки и заботы, которых требовал ее возраст. Я думаю, никто не вправе их за это осудить. В школу Селима отказалась ходить и в сентябре ее снова отдали в первый класс. Подруг у нее не было, сверстников она избегала. Так что, она была предоставлена самой себе. Порою, даже общаться ей было не с кем. Если бы не Марха, единственная дочь Хамзата, которая иногда забирала ее к себе, она бы совсем одичала. Но как пошла в школу, она начала постепенно привыкать к людям, дружить с одноклассницами, стала почаще улыбаться. В этом году она уже перешла в третий класс. Мне кажется, что из нее выйдет хороший человек.
   - А кто теперь живет в этом доме? – спросила Фатима, посмотрев на окно, за которым виднелся забор камаевского дома.
   - Их родственники, которые недавно вернулись из Казахстана.
   - В ближайшее время я планирую поехать в Москву, чтобы встретиться с той русской девушкой, из-за которой началась эта кровавая драма, но я не знаю ни ее имени, ни адреса.
   - Ее зовут Диана. Это имя здесь долгое время было на слуху. Даже старики его знали. А что касается ее адреса, то вряд ли кто-нибудь здесь его знает. Разве что Кайсиевы, но лучше их об этом не спрашивать. Их траур еще не прошел. Год назад Муса похоронил жену. Сам он, говорят, часто болеет.
   - Они не собираются завершить свою месть?
   - Ах, да, я совсем забыл сказать, что в декабре прошлого года Муса и его родственники приезжали к Хамзату и объявили об окончании мести. Там было много журналистов, были представители муфтията и власти. Это событие широко освещали в республиканской прессе.
   - Значит, Рашид может вернуться домой, не опасаясь за свою жизнь?
   - Если он еще жив, то, конечно, может, - Розамбек достал платок и вытер  слезы. – Если бы он вернулся, то вы и вообразить себе не можете, каким огромным счастьем это было бы для его родителей. Они, наверное, согласились бы умереть в этот же день без всякого сожаления, с улыбкой на устах. Да простит меня Аллах, но мне не верится, что он когда-нибудь вернется. Даже если предположить, что Рашид еще существует на свете, он уже избрал свой путь, он – исламист, в своей борьбе против неверных он может видеть смысл своей жизни, а такие редко отступают. Если я не прав, то почему он не вернулся еще тогда, зимой, когда ему сообщили о завершении мести? Зачем заставлял еще страдать своих бедных родителей? Как бы это ни было трудно, но за полгода, хоть пешком, можно было вернуться. Если и не прямо сюда, то хотя бы в ту же самую Грузию, откуда он ушел.
   Когда они вышли  из дома, Розамбек повел ее на задний двор и показал ей своего железного коня. Как и раньше, «Kawasaki» стоял на центральной подставке и блистал.
   - Вот на этом мотоцикле Сулим и Рашид уехали тогда в Ведучи, - хозяин повел рукой по его баку. – Один из их родственников вернул мне его на следующий день. Правда, красивый?
   - Очень, - произнесла журналистка, проверяя на ощупь сиденье. – Я таких здесь не видела.
   - Когда выйдет ваша книга? – поинтересовался Розамбек, когда они вышли на улицу.
   - Не знаю. Я еще только собираю материал.
   - А я там буду? - с улыбкой спросил Розамбек.
   - Конечно, но не под вашим именем. Это будет роман. Имена всех героев будут изменены.
   - Тогда окажи мне услугу – назови меня в этом романе Аьрзо, что значит орел.
   - Хорошо, - улыбнувшись, сказала Фатима. – Это самое малое, что я могу для вас сделать за ваш рассказ.
   Попрощавшись с радушным хозяином дома, Фатима уехала на работу.
   Через своих знакомых из МВД республики, которые связались со своими коллегами из московской полиции, Фатима узнала из еще незакрытого уголовного дела по факту убийства Артура Кайсиева, что в момент его убийства вместе с Сулимом был его друг Расул. Также ей стал известен адрес Дианы, которая была тогда допрошена во время следственных действий. Приехав в Москву, она сначала решила разыскать Расула. По имевшемуся у нее адресу он уже не жил, но новый хозяин квартиры согласился дать ей его номер. Их встреча состоялась через два дня после ее приезда в парке «Чистые пруды». Фатима объяснила ему цель своего приезда в Москву. По ее просьбе, Расул рассказал ей об убийстве Артура, уверяя ее в том, что Сулим не имел заранее намерения убить его, а то, что произошло, - это не более, чем несчастный случай.
   - Сулим плохо водил машину, - объяснял он, сидя рядом с Фатимой на скамейке, - я в этом убедился, когда однажды позволил ему сесть за руль. Он тогда чуть не сбил одну женщину, переходившую дорогу. Когда он попросил меня выйти из машины, я отказался, но он силой вытолкал меня из нее. У меня было плохое предчувствие. Я понял, что он что-то задумал, но не мог предположить, чем это может закончиться, - Расул оперся лбом о левую руку и немного помолчал. – Сулим просто не рассчитал время. Он хотел лишь слегка задеть его, но повернул руль на какую-то долю секунды позже, чем надо было. Я потом много раз жалел, что не остановил его. У него мог помутиться рассудок, если учесть его состояние, мог не достаточно контролировать себя, но ведь я-то был трезв. Да, все это случилось очень быстро и неожиданно, но это совсем не оправдание. Я чувствую себя очень виноватым. Я мог предотвратить такую большую трагедию и Сулим был бы теперь жив.
   - Ты связывался с ним после того, как он уехал в Грозный? – спросила Фатима.
   - Много раз. Если бы не подписка о невыезде, я бы поехал к нему. Сулим часто жаловался, что вынужден жить, словно заключенный, и эту жизнь он считал хуже смерти. Он говорил про окно в его комнате, что для него весь мир заканчивается тем, что он из него видит.
   - А когда Сулим уехал в Сирию, ты с ним как-нибудь поддерживал контакт?
   - Да, он несколько раз мне звонил и еще мы часто переписывались в соцсетях. Он говорил, что из Германии туда много приезжает молодых парней – немцев, русских, чеченцев. В Мюнхене у меня есть его фотографии и видеоролики, которые он мне присылал.
   - В Мюнхене?
   - Да. Я там учусь. После того случая я забросил учебу в университете. У меня как-то пропал к этому интерес. А в сентябре позапрошлого года отец отправил меня учиться в мюнхенский университет. Я только неделю назад вернулся оттуда на каникулы.
   - Сулим не звал тебя туда?
   - Нет, ни разу. Он мне, наоборот, советовал продолжить учебу и не поддаваться вербовке в соцсетях. Мне казалось, что Сулим не был ярым приверженцем исламского радикализма, хотя, как мне потом стало известно, он был смелым воином и вместе со своим двоюродным братом Рашидом и другими воевавшими там чеченцами участвовал в самых сложных военных операциях боевиков.
   - Ты слышал про то, что случилось с его родителями?
   - Да. Еще когда он жил в Грузии, он позвонил мне и сообщил об этом. Мне стало очень жаль его. Потерять родителей, и, вдобавок, еще самому бегать от смерти и ютиться на чужбине, - никому не пожелаешь такой страшной участи. Он очень любил своих родителей и сестру, и часто рассказывал мне о них. По его просьбе я в прошлом году навестил семью Тани. Он считал себя в неоплатном долгу перед ней и очень просил меня помочь им, если они в чем-нибудь нуждаются. Отца ее уже не было в живых, а братья жили вместе со своей тетей и ее мужем. Они все еще помнили его и просили меня отвезти их к нему. От имени Сулима я дал им денег и при помощи отца устроил близнецов в хороший детсад.
   Еще немного поговорив, Расул отвез Фатиму на проспект Вернадского, к дому № 9, где жила Диана. На звонок в квартире никто не отзывался. Вышедшая соседка сказала, что Диана два года назад сдала квартиру в наем и уехала в Корею.
   - Странно, - произнес Расул, когда они вышли из дома, - зачем она уехала в Корею. Я, на всякий случай, постараюсь узнать о ней через знакомых.
   - Сулим не спрашивал о ней, когда вы общались? – поинтересовалась Фатима.
   - Он ни разу не упомянул ее имя, что мне показалось очень странным.
   - Так вот этот дом, в котором началась вся эта драма, - проговорила Фатима, обернувшись. – Вот эти скамейки… Здесь сидел Сулим, ожидая возвращения Дианы… - Фатима подошла и дотронулась до одной из них.
   Расул показал ей место, где был смертельно ранен Артур, - обычная стоянка, где теперь стояла чья-то машина.
   - Есть у меня к тебе еще одна просьба, Расул, - сказала Фатима, когда машина притормозила возле гостиницы, где она остановилась. – У меня нет фотографии Сулима. Я даже не знаю, как он выглядел.
   - Хорошо, я вышлю вам по MMS его фотографию, - Расул вежливо улыбнулся. – Что вы собираетесь дальше делать?
   - Если Диана действительно находится за границей, то мне здесь больше делать нечего. Побуду еще день в Москве, схожу на Красную площадь или в Третьяковскую галерею, а послезавтра уеду.
   Фатима поблагодарила Расула за встречу и за оказанную помощь и вышла из машины.
   На следующий день утром, когда она готовилась выйти на прогулку, позвонил Расул и сообщил, что Диана уехала не в Корею, как сказала соседка, а в Карелию, где проживает ее бабушка. Он также сообщил ей ее адрес в Петрозаводске. Фатима посмотрела в интернете расписание авиарейсов, и, узнав, что ближайший рейс в этот город состоится в тот же день после полудня и что на него еще есть свободные места, решила туда полететь. В два часа Расул привез ее в аэропорт.
   - Хотите, я полечу с вами? – спросил он, когда они вышли из машины.
   - Ты и так достаточно сделал, Расул, - с благодарностью ответила Фатима, - я больше не смею что-либо просить у тебя.
   - Я теперь все равно ничем особенным не занят, - сказал Расул, доставая из кармана паспорт. – К тому же, я чувствую, что в память о моем друге, просто обязан внести свой вклад в создании этой книги.
   В шестом часу они уже были в Петрозаводске. Таксист отвез их по указанному адресу. Это был пятиэтажный дом в центре города, недалеко от площади Ленина. Расул не зашел, решив подождать на улице. Фатима позвонила в дверь, которую открыла пожилая женщина лет семидесяти.
   - Здравствуйте, - поздоровалась Фатима и спросила, здесь ли проживает Диана Дорофеева.
   - Вы медсестра? – спросила в свою очередь старушка и, не дождавшись ответа, пригласила ее в квартиру. – Она с утра вас ждет. Проходите, пожалуйста, сюда.
   Она повела ее в зал, где у окна стояла девушка с высокой и стройной фигурой, лет двадцати пяти. На ней было легкое синее платье и летние тапочки.  А на полу, ползая на четвереньках, играл маленький ребенок.
   - Дианочка, медсестра пришла, - сказала старушка и удалилась.
   Диана внимательно рассмотрела «медсестру», поздоровалась и взяла в руки малыша, приговаривая:
   - Иди, мой хорошенький, сейчас тетя тебе прививочку сделает, а после мы выйдем погулять.
   - Извините, но я не медсестра, - проговорила Фатима, немного смущаясь.
   Диана с недоумением посмотрела на гостью.
   - А кто же вы?
   - Я – журналистка из Грозного. Меня зовут Фатима.
   - Что вам нужно? - девушка сильнее прижала ребенка к себе.
   - Я хочу поговорить с вами о Сулиме Камаеве.
   - Господи, и здесь от вас покоя нет, - Диана быстро открыла дверь. – Уходите отсюда! Я не желаю ни с кем говорить о нем. Вон!
   - Диана, прошу вас, выслушайте меня, - как можно вежливо попросила Фатима, подходя к ней. – Я приехала из далека ради того, чтобы встретиться с вами. Я собираюсь написать книгу о тех событиях, которых повлекли за собой ваши с Сулимом отношения. Я лишь задам вам несколько вопросов и исчезну. Пожалуйста, поверьте мне.
   Диана на минуту задумалась. Потом она позвала бабушку, передала ей ребенка, и, закрыв дверь, пригласила гостью присесть.
   - Вы действительно журналистка, а не родственница Кайсиевых или Сулима?
   Фатима достала свое удостоверение и показала ей.
   - Хорошо, что вы хотите спросить? Только, пожалуйста, побыстрее, мне нужно выйти с ребенком.
   - Это ваш ребенок?
   - Да, мой.
   - А кто его отец?
   - Сулим Камаев.
   - Сулим? – удивилась Фатима. – Вы уверены? То есть, я хотела сказать… может, Артур…
   - Нет, к сожалению, Артур Кайсиев не является отцом моего ребенка.
   - Почему «к сожалению»? Вы не любили Сулима?
   - Нет, я любила Артура.
   - Тогда, как же вы с Сулимом?..
   - Сулим – это была моя очередная ошибка. Понимаете, я тогда считала себя очень счастливой: у меня была хорошая работа, разные успехи в жизни, а главное – любящий парень. Мне захотелось чего-то большего. Я увлеклась и совершила большую ошибку. Если бы я могла предвидеть, чем все это обернется, - Диана прослезилась и на несколько секунд закрыла глаза. – Я просила его отстать от меня, уйти с миром из моей жизни… Зачем, зачем он не послушался меня, ведь тогда ничего этого не случилось бы!
   - Он сильно полюбил вас и не смог справиться со своими чувствами. Он не желал смерти Артура, но, по несчастному стечению обстоятельств, так получилось.
   - Какая разница? Ведь он, все равно, убил его.
   - Убил, и, тем самым, подписал себе смертный приговор.
   - Что с ним теперь? Его поймали? – не поняла слова Фатимы Диана.
   - Разве вы не знаете?
   - Нет, я ничего о нем не знаю.
   - Сулим был убит в Сирии братом Артура. После его смерти прошло уже больше года.
   Лицо Дианы опечалилось. Она молча встала, приблизилась к окну, и, глубоко задумавшись, стала смотреть вдаль…   
   - Мне очень жаль, - произнесла она через минуту, вытирая капельки слез. – Он был отцом моего ребенка. Может, в мыслях я и желала ему зла, но смерти его я не хотела.
   - Сулим был не единственной жертвой мести Кайсиевых, - Фатима глубоко вздохнула и рассказала ей трагическую историю вражды между двумя чеченскими семьями, которая привела к смерти пятерых человек и много человеческого горя… Про его двоюродного брата Рашида теперь ничего неизвестно, - добавила она в заключении, - и вполне возможно, что он уже никогда не вернется к своим бедным родителям.
   Диана была испугана и потрясена услышанным. Она тихо прошлась по комнате…
   - Но, это же настоящая чеченская война, - только и смогла выговорить она.
   - Наши обычаи иногда очень строги.
   - Обычаи? Причем тут обычаи, когда есть закон, полиция, суд, – Диана никак не могла успокоиться и ходила взад-вперед по комнате. - Как вы там живете? Это же средневековая дикость.
   - Это была месть, Диана, - пыталась объяснить ей Фатима. – Хотел того Сулим или нет, но он убил Артура. Кайсиевы имели право и по чеченским адатам, и по мусульманскому закону отомстить.
   - Но ведь были напрасные жертвы. Разве это тоже правильно?
   - В этом и заключается весь трагизм этих событий. Особенность кровной мести у чеченцев в том, что мстители проливают кровь первого, кого они настигли. Так был убит Саид – отец Сулима. А смерть Тамерлана противоречит всем нормам гуманности. По исламу допускается кровная месть, но при этом могут убить только того, кто совершил убийство.
   - Нет, я не могу в это поверить, - Диана закрыла лицо руками и начала плакать. - Я не могу поверить, что моя измена Артуру могла вызвать такие ужасные последствия. Такое возможно лишь в испанских романах, но не в России двадцать первого века. Кровная месть - это пережиток старины и в нашей жизни ей не должно быть места. Зло порождает зло. Любой человек, как не велико было его преступление, достоин того, чтобы он был наказан по демократическим законам. Его родители, - сквозь слезы промолвила Диана, словно догадавшись о чем-то важном, - ведь они приходятся моему сыну дедушкой и бабушкой. Какая страшная смерть. Бедный Сулим! Как многое я отдала бы, чтобы вернуть тот вечер, когда я его встретила. Зачем я поддалась тогда этому дьявольскому искушению. Где, где была моя голова!
   - Вы сказали, что «и здесь от вас покоя нет». Почему? К вам еще кто-то приходил?
   - Ко мне дважды приходил брат Артура. Его звали Тагир. Он хотел знать, от кого я родила ребенка. Он угрожал мне и говорил, что если отцом мальчика окажется его брат, он заберет его. Я не могла больше жить в страхе, что придет какой-нибудь Кайсиев и силой вырвет у меня моего малыша. Поэтому мне пришлось переехать сюда к бабушке.
   Диана вышла и вернулась с ребенком на руках. Это был очень милый, резвый и подвижный ребенок  с черными глазками и каштановыми кудрями. Он то вертелся, то махал руками, то подпрыгивал на коленях матери.
   - Он такой непоседа, просто вечный двигатель, - сказала, лаская его, Диана. - Постоянно прыгает, скачет и ротик вообще не закрывает. Но это такое чудо!
   Фатима нежно улыбалась, наблюдая за ее игрой  с ребенком.
   - Как вы его назвали? – спросила она, присев рядом с ней на диван.
   - Артуром, - мать поцеловала малыша в щечку и крепко его обняла. – Этот маленький человечик - Артур. Он - моя радость, моя жизнь, мои звезды над землей.
   - Артур… - машинально произнесла Фатима.
   Вдруг выражение лица Дианы приняло серьезный вид. Она поставила мальчика на пол и повернулась к собеседнице.
   - Я вас очень прошу, не говорите никому, что у меня есть ребенок от Сулима.
   - Но, Диана, его родные вправе об этом знать. В семье Камаевых остался лишь один мужчина, да и он почти старик. С его смертью мужская ветвь их рода закончится. Для чеченцев это серьезная беда.
   - Если они узнают об этом, они могут захотеть отобрать его у меня. Я не смогу с ним расстаться. Я не мыслю свою жизнь без него, - на ее глазах снова выступили слезы. – В моей жизни уже была одна трагедия. То, что вы рассказали, тоже будет камнем лежать на моем сердце. Я всегда буду чувствовать себя в какой-то степени виноватой в этих несчастьях. Прошу вас, Фатима, не добавляйте в мою жизнь новые страдания.
   - Ладно, пусть будет так, - сказала Фатима после минутного молчания. –  Хотя, для Хамзата это была бы хорошая новость, - словно про себя прибавила она.
   - Так вы хотите написать книгу об этой истории? А как она будет называться?
   - Я думаю назвать ее «Алина и месть».
   - Почему «Алина»?
   - Чтобы не раскрывать ваше настоящее имя, - ответила Фатима и встала. – Мне пора. Благодарю вас за беседу. Эта история сильно поразила меня и я решила ее записать, чтобы в нашей жизни она осталась памятником тому, что вы назвали средневековой дикостью. Признаюсь честно, я ожидала найти в вас совсем другую женщину, одним словом  - светскую львицу. Но вы мне такою не кажетесь. Ваша особенность больше в вашей красоте, чем в натуре. Да, вы красивы, Диана, может быть, даже очень. Если кого-нибудь еще полюбите, постарайтесь не изменять ему, даже если из-за этого не начнется новая чеченская война. Будьте верны своему избраннику. Теперь я знаю, что за вас можно было бороться. Не забывайте, какую роль в этой непростой истории вам суждено было сыграть.  А в Чечне вас не скоро забудут, - Фатима подошла и обняла Диану. – Берегите Артура. На родине отца он был бы очень дорогим человеком. От него зависит судьба камаевского рода.
   - Подождите, - сказала ей вслед Диана, когда та выходила. – Нельзя ли оставить в этой книге мое настоящее имя?
   - Вы действительно этого хотите?
   - Да.
   - В таком случае, моя книга будет называться «Диана и месть», - журналистка улыбнулась и вышла.

   Выйдя из дома, Фатима направилась в сторону площади. Расул сидел на скамейке спиной к ней и играл с маленькой девочкой, которая, резвясь и припрыгивая, гоняла голубей. Фатима повернула направо и прошлась по тропинке, окруженной зеленой травой и цветами. Небо затягивалось черными тучами. Ветер шевелил ветки деревьев. Повеяло прохладой... Она присела на скамейку и достала из сумки фотографию Сулима, которую она еще вчера распечатала в фотосалоне. Рассматривая лицо прекрасного юноши в белой куртке, его светлые, лучистые и как будто знакомые глаза, она думала: «Он жил, как живу теперь я, как жили миллионы людей на Земле. Он, наверное, мечтал о любви и счастье, о подвигах и славе, как и многие другие молодые люди его поколения. Как много было жизни в его жизни в девятнадцать лет. Оказавшись в Москве, он почувствовал свободу, которую раньше не знал, но к которой всегда стремилась его беспокойная, рвущаяся на волю душа. У него были друзья, он познал любовь, ему открылись тайны взрослой жизни. О, какою сладкой и безоблачной казалась ему тогда жизнь. И почему его родители говорили о ней, как о злой колдунье. Совсем она не колдунья. Просто нужно смело отдаться ей, не рассуждая. И не надо ничего бояться - жизнь сама вынесет на берег и поставит на ноги. А сколько ее впереди еще будет. Девятнадцать лет! Это так мало. Даже если прибавить к ним столько же, то и тогда впереди остается целая жизнь. Как прекрасна, как хороша юность. Она чиста уже тем, что она юность. Но, к сожалению, и в ней есть свои подводные камни, о которых так легко разбиться. Не всем удается их пройти. Сулиму тоже не повезло. Его корабль жизни столкнулся с айсбергом и раскололся. Одна его часть утонула в Москве, а другая, продержавшись на воде чуть дольше первой, ушла под воду на далекой сирийской земле. А ведь ему тогда было всего лишь двадцать лет! Все надежды и мечты рухнули, как карточный домик. Пуля попала в сердце и оно навсегда остановилось. Глаза медленно закрываются... Нет, виден еще проблеск света. Ах, прошу, не уходи жизнь! Останься еще, хоть на мгновение! Но нет, она ушла и больше никогда, никогда ее не будет. Все. Мрак...».
   Через год Фатима опубликовала свою книгу. Она имела большой успех не только в Чечне, но и во всей России. Роман «Диана и месть», основанный на реальных событиях, еще долго будет напоминать людям о том, как из маленькой искры может возгореться великое пламя.