Глава 13. Луч света. Праздник применения, продолже

В день сорвавшейся поездки загород Антон вернулся домой сравнительно рано по своим меркам, еще засветло, с вечерней зарей, в одиннадцатом часу. Он был полон энергии и вместе с тем чувствовал себя уставшим, обессиленным. У него было отменное настроение как никогда. Его переполняли какие-то неведомые ему до этого дня чувства и эмоции. Ему хотелось прыгать, кричать, бежать что-то делать, но он не знал, как выразить чувствуемое им. В итоге, едва придя домой, раздевшись и приняв вечерний туалет, он блаженно, с удовольствием, с закатыванием глаз и легким вздохом растянулся, потягиваясь, в постели с целью саморефлексии, оценки прошедшего дня и приведения собственных мыслей в стройный организованный порядок. Однако сделать этого Антону не удалось. Едва он устроился на кровати, как тотчас же, незаметно для себя уснул, что также удивило его впоследствии.

***

Наставал новый день. Антон, на удивление себе, проснулся рано, еще утром, за-долго до обеда. Признаков вчерашнего дождя не было и в помине. Вчерашний катаклизм не выдавали ни лужи, которые обычно остаются после подобных ливней и затем долго высыхают, ни тяжелое пасмурное небо. Все было напротив, погода стояла диаметрально противоположная. На улице было сухо и ясно. Светило солнце. Однако, этим утром, по сравнению с предыдущими днями, была решительная разница, заметить которую Антон, правда, не мог. Для этого надо было оказаться на улице.
 
Вполне логично предположить, что после столь длительно стоявшего зноя, воздух должен отяжелеть, стать нестерпимо удушливым как результат повышенной влажности и высокой температуры, ибо пролитая на землю влага неминуемо и тотчас должна начать испаряться… но все было не так. Жара, так давно одолевавшая жителей, спала. Воздух был приятно свеж. А растительность, уютно окутывающая город и не дававшая ему сделаться окончательно каменным, словно переменилась, как будто бы стала более насыщенно зеленой. И все благодаря дождю. Он омыл уставшую от пыльных, грязных буден города зелень, которая словно заново зацвела, представляя собой торжество девственный природы.

Встав, Антон искренне изумился, взглянув на настенные часы с кукушкой, стилизованные под старину. Он было даже подумал, что на дворе вечер. Смутное терзание о времени суток бередило его. Чтобы развенчать эту проблему, Антон включил телевизор. Однако это не помогло. Шли непонятные, неизвестные ему программы. Тогда он пустился к ноутбуку, извечному помощнику во всех вопросах. И только тогда он, недоумевая, убедился, что да, время еще действительно утреннее. И лишь после этого он облегченно вздохнул.

- Да… - говорил Антон задумчиво, но в тоже время воодушевленно Андрею по телефону после завтрака. – Ну и съездили, однако! Кто бы мог сказать, кто бы подумал, что все так выйдет! Я теперь прямо-таки в шоке, какой-то непонятный мне самому восторг. Но что не говорил, круто – и все тут!
- Да, да-а… - подтверждал Андрей мысли друга.
- Не, ну, вроде как, на природу собирались… А вон оно как вышло-то! Не зря, не зря это все. Даже смешно теперь, что я еще пытался улизнуть тогда в подъезде, тебя думал отговорить… А ведь даже и в мыслях не было, что может быть так хорошо от таких, казалось бы,  простых вещей! Такие мелочи, такая ерунда, но, блин, круто!
- Да не говори-ка! Но самое-то интересное, знаешь что?
- Что? – смущенно отозвался Антон.
- Да то, что явилось всему причиной!
- Хм, и что же?
- Ну пошевели немного извилинами-то.
Секунду подумав, Антон глупо, глухо и едва слышно отозвался:
- Не знаю…
- Да ладно тебе, не знает он!
- Да говори уже, не томи, - раздражаясь, резко говорил Антон.
- Тоха, ответь на такой простой вопрос: почему, по какой причине мы провели этот день именно так, а не иначе?
- Ну ты загнул! Тоже мне, простой вопрос, называется, нашел… - обиженно вы-молвил Антон. – Все-то ты в какую-то мистику, философию заводишь, все бы тебе глобально обобщать… Мы, в отличие от вас, знаете ли, в ниверситетах не обучались…
- Ой, опять завел свою шарманку! – усмехнувшись выговорил Андрей. – Ну, раз тебе так непонятно, попробую переформулировать…
- Давай, давай, - грубо подбодрил Антон друга.
- Ну скажи мне, почему мы не поехали на пикник, а остались у Насти?
- Так из-за дождя все…
- Ну вот. Видишь, можешь же, когда захочешь! Правда, - замявшись, вдумчиво и досадуя на себя, вымолвил Андрей, - и я тут сплоховал, задав тебе вопрос некорректно.
- Во-во! Думай, а потом говори, - назидательно подсказал Антон, поймав себя на мысли, что это не его слова.

***

- Ну здравствуйте, мальчики! – кокетливо приветствовала друзей в тот день Настя, отворяя дверь.
- Привет, привет… - угрюмо ответствовал Антон.
- Здравствуй, солнце, - вторил ему Андрей, улыбнувшись.
– Вовремя мы, однако, собрались, – продолжала девушка иронически, разводя руками и пропуская молодых людей в прихожую.
- Н-да… - прыснул в ответ Антон. – Столько времени стояла такая погода, и на тебе, случилось! Прямо специально. Закон подлости, черт бы его побрал! – горячечно посетовал он.
- Антош, - улыбнувшись, чуть приоткрыв рот и обнажив белоснежные зубки, говорила на это Настя, - Как говорится, что не делается – все к лучшему.
- Ну-ну! Скажешь тоже… - досадливо пробурчал Антон.
- Да ладно тебе, не кипятись, - поддержал Андрей друга, беря его одной рукой за локоть, а другой – дружески похлопав по плечу.
- Мальчики, вы бы разделись. Не на пороге же в конце концов собираетесь стоять. А я пока чайку поставлю. Посидим, поболтаем. Чего-нибудь да придумаем. Не слезы же нам теперь лить… Антон, ты кстати какой чай любишь?
- Обычный… - недоуменно, смутившись ответил он, наклоняясь, чтобы снять обувь.
- Ха! – усмехнулся Андрей. – Ему по барабану, - весело ответил он за друга, проводя рукой по его голове и взъерошив ему бережно уложенные волосы. – Вот если бы ты поинтересовалась, каким алкоголем его угостить, тут да, он бы тебе выдал. Тогда бы вы-шла точно такая же ситуация, как у тебя с чаем. Он в этом отношении тоже своего рода гурман… Ну, не совсем, конечно, но знаток в этой области, большой любитель. Это точно! - уже засмеявшись закончил Андрей, чем не засмущал, но смутил друга.
- Це-ни-тель! – уже сняв обувь, выпрямляясь и подняв указательный палец к верху, с достоинством произнес Антон после мгновенного раздумья. Затем, помолчав, добавил: - Мне, если можно, кофе.
- Со сливками или без? – уже из кухни донесся голос Насти.
- Да, да, желательно со сливками. И сахаром.

Несколько минут спустя друзья расположились в гостиной. Андрей был не смотря ни на что весел и игрив. Благопристойно и тихо, как это часто бывало при его посещениях Насти, ему не сиделось. Говорил он безумолку, сопровождая свои слова всевозможными жестами, нужными и ненужными, в основном бессмысленными. Им владела какая-то, доселе ему неведомая, энергия. Он испытывал чувство душевного и физического подъема. Сейчас он лепетал об одном, другом, третьем, десятом, пятидесятом. В его речах и фразах не было ни особого смысла, ни какой-либо логической связи. Однако его экивоки и балагурство вызывали на лицах присутствующих улыбки и усмешки. В кои веке ему даже удавалось шутить, хотя этим искусством Андрей совершенно не владел. Он никогда не был, что называется, душой компании. В соседстве с друзьями и знакомыми эту роль выполняли другие, а он составлял свиту. Как правило, в этом амплуа выступал Антон, ибо именно с ним Андрей и ходил на всяческие, всевозможные выходы. Антон же, истый весельчак и затейник, извечно нашпигованный пафосом и вооруженный тысячью и од-ним способом повеселиться, сидел сейчас хмуро потупившись на стуле. Спина его была изогнута в дугу, руки, сложенные в локтях, упирались в колени. Он беспрестанно всячески изгибал пальцы, мял их, ломал, похрустывая суставами. Временами сковывал ладони в замок и подпирал ими подбородок. Пару раз, будто спросонья, растирал ладонями лицо. Настя тем временем порхающе суетилась с чайно-кофейными приборами, переставляя их из стенного гостиного шкафа. Заваривала на кухне требуемые тонизирующие напитки. Андрей все порывался помочь, услужить ей, однако она не давала ему этого сделать, мотивируя это тем, что они «у нее в гостях».

Наконец всевозможные церемониальные чайнички, чашечки и ложечки были расставлены и разложены на подобающие им места грациозными, легкими движениями молодой хозяйки. Андрей угомонился, примолк, приняв более строгий, серьезно-степенный вид, словно в ожидании чего-то. Наконец и сама Настя всецелостно присоединилась к гостям, присев за небольшой стеклянный гостиный столик. «Антош, что ты там в отдалении? Придвигайся к нам ближе, - подозвала она Антона, - «Чувствуй себя, как дома. Рас-полагайся. Вот кстати и твой кофе. А вот, - она указала ребром ладони, - и сливки». Ан-тон, вставая и пересаживаясь, тихонько продрал иссохшее горло и грузно исполнил предложенное. И уже за столом, расторопно, словно оживая, будто путник, дорвавшийся до живого источника, налил себе терпкого напитка. Едва сдобрил его сливками. Кофе в его чашке едва посветлело. И тут же, залпом, в один большой глоток, опорожнил крохотную кофейную чашечку. Андрей только и присвистнул:

- Да, батенька! Ну и замучила вас, оказывается, жажда. При таком зное, конечно, не мудрено. Однако он уже весь вышел. В природе, разумеется. Неизвестно, как у вас. Ого, какие реки, должны быть, теперь по дорогам бегут! Однако тебе, Тоха, следовало бы как раз не кофе пить, а именно чай. Или хотя бы стакан воды. Или сока так, например…
- Ой, не бухти, - отдуваясь проговорил Антон. – Сам знаю, как и чего. Разошелся. Оратор.
- Как вы, однако, любите друг друга, - заметила на это Настя, не скрывая легкой иронии.
- Да ладно, мы же понимаем друг друга, - уверенно возразил на это Андрей, подмигнув Антону. – У нас юмор такой. Так ведь, Тоха?
- Ага, - подтвердил он. - Не все со стороны это понимают. Надо быть внутри, среди нас, дышать с нами одним воздухом, быть нами в конце концов… Да и подначивать друг друга – это же весело. Не так скучно становится жить. Жизнь ведь такая штука… Сама по себе она скучная, серая. Ничего не меняется. Ничего не происходит. Пока сам что-то не изменишь. Все от самого человека зависит. Как обставишь ее, будничность эту, так и будет. Как раскрасишь ее – то и увидишь.
- А что, - вновь тонко подметила Настя, - разве нельзя жить и хорошо себя чувствовать, не оскорбляя друг друга, не унижая достоинства окружающих?
- Ну! Скажешь тоже! «Оскорблять»! Что ты, извиняюсь, все привязалась к этому? Что ты на этом зациклилась? Тоха же тебе о том и говорит, что ты видишь это со стороны, не понимаешь сущности всего этого. Тебе это только кажется «оскорблением». А для нас это… ну, норма, что ли?
- Ничего себе норма! – вскричала девушка, всплеснув руками. – А что если, допустим, станет нормой, при встрече бить друг друга в лицо? Вы что, и бить станете?
- Э-э-м… Ну это другое. Совсем другое, - вступился, забормотав, Антон.
- Как это другое? – упорствовала Настя. - Как раз именно то, о чем вы мне и сказа-ли. Вот однажды как-нибудь «пошутите» так между собой, потом нормой объявите. А все, кто так не поступают и не делают, просто не в курсе, «не в теме» будут, как вы говорите.
- Постой, Насть, - продолжил Андрей. - Ты уж слишком далеко берешь. У тебя даже какой-то крен мысли получился. Пристрастно ты все это… А ты посмотри на все это более широко. Норма? – важно протянул он, словно пробуя все звуки слова на вкус и задрав указательный палец вверх, приподняв при этом руку, - Ха! Слово-то какое придумано. А ты подумай, откуда все это идет. М?
- Ну…
- А все от тех же вещей, что и «мораль», «плохо», «хорошо» и так далее. Вот кто, например, решил, что уступать место престарелым пассажирам в общественном транс-порте хорошо, а не наоборот? Или, скажем лучше, откуда было однажды решено, что именно «хорошо», а что «плохо»? Почему за те или иные поступки человека надо осуждать, а за другие благодарить и превозносить или даже боготворить, а?
- Ну и почему же? Объясни. Мне весьма интересно услышать твою теорию.
- Да какая это теория? Не теория. Просто слова. Мысли. Попросту однажды было решено, что так можно, а так нельзя. Что так приятно, а так нет. Что так нравится, а так не очень. Вот и все.
- Занимательная версия…
- Извини, Насть, не перебивай. Я закончу. Ну так вот. А ты представь, что все нынешние категории могли стать и обратными. То есть что сегодня есть «хорошо», могло бы быть наоборот, «плохо». То есть однажды те или иные вещи, поступки и так далее были приняты за «хорошо» и «плохо» как неоспоримые истины. Отсюда и все связанные с этим нормы приличия, поведения, этикета, мораль. Вот решили бы когда-то, что здороваться надо не пожатием рук, а стукаясь лбами, так и сегодня бы мы все при встрече стукались лбами и не считали бы это никакой глупостью. Это было бы «нормой». И так со всем, чем угодно.
- Да-а… - только и вымолвила Настя с придыханием от изумления, едва приоткрыв рот, после таких суждений, высказанных в монологе ее, казалось, близкого, родного, любимого человека.
Переведя дух, девушка, не найдя более подходящих веских аргументов, добавила:
 - Ладно вам, тоже мне дискуссию затеяли. Давайте о чем-нибудь другом, что ли, поговорим. А то мы так сейчас все и переругаться можем. В кои веке все вместе собрались, и надо же будет рассориться. В конце конов, сколько людей, столько и мнений, - подытожила она добродушно, пресекая разгорающийся пыл молодых людей, уже подходящих к точке невозвращения спора, трансформирующего его в совершенно иную форму взаимоотношений.  – Короче, мальчики, не ссорьтесь! – резюмировала Настя, сфокусировав последней фразой все внимание на себе.

Это вызвало неловкое оцепенение у ребят, вместе с которым повисло молчание. Словно продуманным режиссерским ходом, крупным планом в поле зрения молодых людей появился лик Насти, до того рассыпавшийся в общей обстановке. Фраза девушки прозвучала как гром среди ясного неба. Мышцы на лицах молодых людей стали ослабевать, увлекая за собой улыбки, еще мгновение назад их озарявшие.

- Она что, издевается?! – прорвался наконец голос Тохи, у которого от оторопи приподнялись брови. Глядел он исподлобья.

Андрей хотел было на это что-то возразить, но, будучи шокированным от такого поворота событий, смог разве что разинуть рот. И затем так и задергался, словно эпилептик, издавая непонятные не то звуки, не то обрывки мечущихся, но никак не подбираемых слов. Настя же, в чью сторону и было адресовано резкое гневное восклицание, лишь прикрыла глаза, словно пребывая в каком-то неуместном наслаждении. Губы ее медленно вытянулись, округлившись на концах, и лицо действительно приняло улыбающееся выражение. Перед молодыми людьми предстал облик блаженной.

Пауза затягивалась. В комнате стояли свирепый Антон, ошарашенный Андрей и – блаженная Настя.

Далее читатель, должно быть, предсказывает некое “но”, ну или “однако”, справедливо замечая, что немое кино в таких обстоятельствах долго продолжаться не может. «Кто? кто-о? Разрешит сложившуюся нелепую конфликтную ситуацию?» - вопрошает он. А никто, - отвечу ему на это я. И даже не дед Пихто и не конь в пальто. И мой ответ не шутки ради, а правда. Если быть корректным и до предела точным, то следует сказать, что зазвонил телефон (про слона молчу). Самый обыкновенный сотовый телефон марки «Nokia», который лежал у Антона в кармане. Понятно, что на другом конце сотовой линии его привел в возбужденное вибрирующе-голосящее состояние человек, но это уже само-собой разумеется. Поскольку, как я вижу, читателю весьма любопытно, кто звонил, я, пожалуй, из этого тайны делать не буду. Только в этом нет никакого смысла. Ровно также, как если и опустить эту деталь. Но для полного читательского всеведения я, пожалуй, даже дам подслушать разговор.

Адресанта, желавшего услышать Антона, звали Машей. Если, конечно, читатель еще не запамятовал о ее существовании.

- Алло! – рявкнул, точно собака, молодой человек в трубку, вытащив ее резким движением и не взглянув на светящийся дисплей.
- Привет, Антош! Ты занят?
- Нет… то есть да… Ты чего хотела-то?
- Да так… ничего… Я думала… Ладно, извини, не хочу тебя отвлекать.
- Да чего уж там. Говори давай.
- Знаешь, сегодня классная вечеринка в «Голдинге» намечается. Там будут…
- Хорошо, хорошо, - перебил девушку Тоха. – Посмотрим. Пока ничего не могу обещать. Давай я тебе попозже перезвоню. О’кей?
- Идет, - протянула Маша. После чего попрощалась с Антоном. На том разговор был окончен.

Антон бросил трубку и тем самым, наконец, устранил причину внезапно возникшего тайм-аута, данного в самый неподходящий кульминационный момент. И вот, как читатель мог убедиться, ничего особо интересного этот звонок не представлял. Самый заурядный разговор. Однако, тем не менее, он явился причиной того, что центр внимания молодых людей умудрился споткнуться. Древо беседы изогнулось, отпочковалось и дало ростки не понятно в какие стороны.

За то же время, пока Антон разговаривал по сотовому, виновница оскорбленного мужского достоинства, равно как и самолюбия, успела покинуть комнату, оставив Антона с Андреем наедине. Настя ретировалась на кухню и под видом каких-то вдруг возникших забот чем-то там забрякала и загромыхала. Вполне может быть, что решила заварить какой-нибудь успокаивающий травяной чай.

Андрей в свою очередь, сам удивившись своей находчивости и смекалке, выдал хрестоматийную цитату из Пушкина, давно ставшую поговоркой: «Выпьем с горя! Где же кружка?» Антон фразу не оценил и куражу друга не поддался, хотя выпить был не прочь. Как, впрочем, всегда и везде. Собственно, этим он и планировал заняться по выезде из города, ни пикнике, на отдохновенном лоне природы, где душа завсегда готова стать более податливой и мягкой, нежели обычно, и оттого хорошенько развернуться с последующим, болезненным для русского человека, свертыванием. Короче, все должно было быть чин по чину. А тут на тебе – этот мерзкий нежданный дождь! Кто знает, какие территории он сейчас поливает и долго или еще будет идти? Прорвало, блин! А кому ж охота будет ехать куда-либо, чтобы потом барахтаться в сырости и грязи?

Сквозь зубы Антон процедил:

- Да-а, выпить бы сейчас не помешало…
- Э! Не беда, - подсказал Андрей, смекнув. – По телефону же можно заказать.
- Точно! Семь бед – один ответ! – произнес Тоха, уже повеселев. – Так что похуй, пляшем. – Процитировал он застрявшую в его голове современную песню.

Однако и Настя тем временем не дремала. Думая, чем бы задобрить ребят, она нашла единственно верное решение – бутылку красного вина, которое употреблялось в ее семье на ужин. Оно служило некоей традицией, которая была словно аксессуаром, сопутствующим предметом для вечерней беседы Настиных родителей, обсуждавших за бока-лом вина произошедшее за день события. Происходил данный ритуал, правда, не ежедневно, но с завидной регулярностью. Как правило, в конце рабочей недели, в пятницу.

Настина семья ужинала вместе, за одним столом. В последние годы готовила чаще всего не хозяйка дома, мать Насти, а дочь, то есть Настя. Она была в семье единственной дочерью. Таким образом часть забот по дому была возложена на молодую девушку, тем более что у Настиной мамы не всегда находилось достаточно времени для того, чтобы хлопотать за плитой. Да и Настя была отнюдь не маленькой девочкой. Но если уж ее мать принималась за кухню, то ее блюда всегда представляли собой нечто особенное. Ее мать не готовила – она священнодействовала. Не зря говорят, что кому-то это дано, а кому-то, увы, нет. Из одних и тех же ингредиентов, по одним и тем же рецептам, у различных лю-дей получаются на вкус совершенно разные кушанья. Сходство лишь в названии. А и вид бывает разный. У кого-то это подлинное искусство, которым питаешься, еще не начав есть блюдо, а у кого-то - какая-то каша-мала, предназначенная лишь для того, чтобы набить брюхо. Члены Настиной семьи помогали друг другу как только можно. Они были и личными психологами друг друга. Прием пищи был для них не просто трапезой. Они вкушали блюда, если хотите, с чувством, с толком, с расстановкой, ведя при этом беседу, которую в стародавние времена можно было бы назвать светской. В общем, они были действительно семьей. Семьей с большой буквы и в полном смысле этого слова. Они именно не сосуществовали порознь, их объединяли не только стены да кровные узы и общий код ДНК, но и то, что они были одним целым, Семьей. Венцом их трапез служили напитки. Настины родители, как уже было отмечено, предпочитали выпить по бокалу красного вина. Настя же пить алкогольные напитки избегала. Так воспитали ее родители. Настя предпочитала свежевыжатые соки. Особенно морковный. Или морковно-яблочный.

Итак, початая бутылка красного вина, вместе с парой бокалов, была едва ли не торжественно водворена Настей в зал. Молодые люди аж рты пораскрывали. «Гуляй, рванина!» - воскликнул Тоха. Особенно был поражен Андрей. Но только ли?

Не менее, чем молодого человека, это действие удивило и автора этих строк, смиренного фиксатора происходящих событий. Кроме того, я думаю, и читатель пришел в некоторое замешательство, если, конечно, он был доселе внимателен. Держу пари, он уже кинулся перечитывать последние эпизоды, чтобы найти подвох и потом с самодовольным видом поцокать на автора. Но его, подвоха, вовсе нет. Дело в том, что автору, сволочи эдакой, в кои веке захотелось пофантазировать, но, как видит терпеливый, всепрощающий читатель, воображение автора до предела скудно. Ну был он до сих пор скромным хроникером, записывал все так, как есть. Так и писал бы дальше! Но нет, чего-то ему не хватало, повыпендриваться захотелось… Ну и что за нелепый бред у него получился в итоге?.. Уж не сивая ли он кобыла?

Ладно, допустим, происходящее с молодыми людьми могло выглядеть именно та-ким образом. Но Настя?! Разве могла она себя в такой ситуации так проявить? Это же не-возможно! Нонсенс какой-то. Да, увы, увы, - кается автор, - виноват. А про себя, в усмешку, добавляет: «Типа молодой еще, исправлюсь», как отвечают офицерам провинившиеся в армии солдаты. Ну что поделать, если даже на основе прототипов не смог вообразить что-нибудь более правдоподобное…

На самом деле все было не так.

Конфликтоген на конфликтоген. Крик, ссора, ругань, слезы, кто я да ты в этом ми-ре… Да если бы! Да, никакого вина внесено в зал не было. Но перед тем Настя действительно достаточно скоро успела покинуть комнату, воспользовавшись моментом. И на кухне – вот она оговорочка по Фрейду – ей действительно был заварен зеленый травяной чай. Он, собственно, теперь и находился в комнате на серебристом блестящем подносе с чайничком в виде французского пресса и трех небольших светлых фарфоровых чашечек, волнисто изогнутых по бокам. Вновь присоединившись к молодым людям, обсуждавшим, где бы достать алкоголь, она сказала:

- Спиртные напитки? В моем доме – ни-ни! Вот я вам чаю приготовила. Попробуйте. Вы вряд ли что-то подобное до сих пор пробовали. Это у меня папа специально заказывает. В городе не найти. В магазинах все таксебешное.
- Верим, верим, - отозвался Антон. – Но чай и спиртное – разные вещи, ты не находишь?
- Нахожу, - решительно ответила Настя и тут же добавила, - поэтому и предлагаю. Рекомендую, можно сказать. А еще у меня назрела мысль. Раз уж мы сегодня не можем никуда поехать, то почему бы нам не посидеть у меня. Можно поиграть.
- Поиграть? – удивился Антон. – Интересно, во что это? В карты, что ли?

Сам Антон давно этим увлечением не баловался, но вот в детстве очень даже лю-бил проводить время подобный образом. Будучи отсылаем родителями на все три месяца школьных каникул в детские лагеря, он достаточно неплохо наловчился таким незатейливым карточным играм как «дурак», «подвеска», да какому-то упрощенному виду «покера». Играли в основном «на интерес». Хотя изредка и делались ставки на грядущий полдник или что-нибудь вкусненькое из числа того, что могут привезти с собой родители в день посещения. Несмотря на безобидность этих игр, они строго запрещались. «Карты» трактовались работниками лагерей как игра, во-первых, азартная, и потому недостойная и, следовательно, запрещенная. Если воспитатели или вожатые заставали детей за игрой, они их строго отчитывали, а карты забирали. Хотя, как некоторые потом узнавали, этими же картами потом и играли сами.

Все эти воспоминания бликом мелькнули в голове Антона. Но Настя не дала им полноценно развиться.

- Нет, зачем в карты? – ухмыльнулась она пренебрежительно. – У меня и карт-то нет. Можно поиграть в «крокодила» или в «личности».
- Во что?..
- Давайте, давайте! – подхватил идею подруги Андрей. – Тоха, ты разве не знаешь этих игр? Это весело. Сейчас я все объясню.