Амонашвили. ЧАсть 16

Искусство семейного воспитания
Буратино
Стр  104-113
Как я мог представить, что эта маленькая куколка для самодеятельного кукольного
театра внесет в твою детскую жизнь столько радости? Как я мог предвидеть, что она станет

нашим добрым союзником в твоем воспитании?
Я ее купил просто так, не думая о том, что она может куда успешнее и внушительнее
воздействовать на тебя в некоторых исключительных случаях, чем наши, пусть даже
хоровые, наставления.
Если бы я все это мог предвидеть, то, не затруднив себя хождением по магазинам, взял
бы кусок дерева, вырезал бы из него веселое личико с длинным носом, с помощью красок
сделал бы его еще более веселым, затем, сшив и прилепив обычную красную рубашонку,
надел бы на правую руку и приступил к воспитанию.
Я принес купленного Буратино домой, и под вечер, когда тебя начали кормить кашей,
решил устроить представление. Тогда тебе было два с лишним года.
Надев на правую руку рубашку, я сунул указательный палец в отверстие шейки,
большой и средний пальцы – в рукава, залез под стол и начал импровизировать содержание
первого акта первого в своей жизни спектакля собственной постановки.
А в это время за столом происходило следующее. Ты начал выкидывать свои обычные
номера, размахивая кулачками и отвергая пищу. И, конечно же, как часто случалось в таких
напряженных ситуациях, сунул руку в глубокую тарелку с кашей. Она тебе показалась очень
горячей, и ты, стало быть, собирался заорать что было мочи, измазав одновременно лицо
бабули, а бабуля приготовилась принять ответные меры – промыть тебя теплой струей
наставлений. На этом все и застыло.
Откуда бабуле было знать, что папа сидит под столом, обдумывая свой спектакль. А ты
и не представлял, что папа дома.
Вдруг из-под угла другого конца стола неожиданно вылез Буратино, весело сияя, в
своей красной рубашке, и заговорил тонким голоском:
«Мальчик, как тебя зовут?»
Бабушка забыла о своем измазанном лице и о своих воспитательных намерениях. Ты
забыл о том, что тебе следовало заорать. Оба изумленно уставились на необычное зрелище.
«Как тебя зовут, мальчик?» – продолжал тонкий голосок. Буратино, подпрыгивая и
пританцовывая, весело махал руками.
Зрители очнулись от первого изумления. Разумеется, на секунду раньше пришла в себя
бабуля: «Ну отвечай, он к тебе, наверное, пришел!»
«Паата!» – все твое изумление звучало теперь в твоем голосе.
«Я – Буратино. Повтори, пожалуйста, мое имя!»
Пришлось поупражняться в произнесении этого сложного имени.
«Ты хочешь дружить со мной?»
Ты кивнул головой.
«А ты отвечай голосом. Скажи так: рад с тобой дружить, Буратино!»
Ты повторяешь.
Буратино медленно, танцующей походкой движется к тебе, напевая одновременно
песенку.
«Дай пожать руку!» – Его короткая рука потянулась навстречу твоей, но, увидев, что
твоя рука измазана, дернулась назад.
«Пожалуйста, прошу тебя, помой руки, а то я боюсь испачкаться твоей кашей!»
Ты протягиваешь руку бабуле. Она уже успела вытереть себе лицо, а теперь принялась
чистить твои руки. Ты не спускаешь глаз с Буратино. Происходит рукопожатие.
«Ты обидел бабулю, извинись, пожалуйста!.. А теперь ешь. Вкусно, правда?.. Ты
хочешь, чтобы я приходил к тебе?.. Только если ты не будешь обижать меня... Кончил
кашу?.. Поблагодари, пожалуйста, бабулю!..»
Мама, почуяв необычное, тоже включилась в действие, начала объяснять Буратино, что
Паата умный и сдержанный мальчик. Буратино рад этому.
Попрощавшись с тобой и пожав руку, Буратино отдаляется от тебя, двигаясь вдоль
стола.

Ты тревожишься. «Буратино! – кричишь ему вслед, – Приходи еще!»
Вскоре «приходит» папа, и ты, с помощью мамы и бабули, объясняешь ему, какой к
тебе пришел человечек.
Папа серьезно начинает обдумывать сценарий, способ выступления, содержание
общения.
Буратино появляется один-два раза в день, в заранее назначенное время, иногда
совершенно неожиданно, когда возникает особо напряженная ситуация. Его появление
восстанавливает атмосферу взаимоуважения, разряжает обстановку возникновения
конфликтов.
К приходу Буратино ты готовишься как к празднику. Он может сесть тебе на плечо, на
голову, ущипнуть за щеку, подать ложку. Он несет тебе конфету, печенье. Он говорит с
тобой обо всем, что тебя интересует. Рассказывает сказки, учит стихам, приучает тебя быть
вежливым, сдержанным. Он всегда знает о твоих каждодневных поступках, радуется твоим
добрым делам, огорчается дерзостям. Полон надежд, что ты умный и хороший. Буратино
может убаюкивать тебя, и хотя колыбельная в его исполнении звучит не так уж мелодично,
ты все же засыпаешь.
Я готов поклясться, я уверен, что ни один воспитатель не смог бы так сильно повлиять
на нравственно-этическое и умственное развитие моего Пааты, как его общение с Буратино,
продолжавшееся всего 8–10 месяцев.
По моему плану Буратино должен был насовсем попрощаться с тобой и уехать
далеко-далеко, как только мы обнаружили бы, что его влияние на тебя начинает слабеть. Но
произошла досадная ошибка.
Прошло с тех пор почти сорок лет.
Вы думаете, мы где-то потеряли эту живую игрушку? Вовсе нет! Мы поставили
Буратино на длинную палочку и поместили в книжный шкаф.
Зачем вам это? – спрашивали меня гости. И я объяснял им педагогику с участием
Буратино. Эта игрушка сыграла свою добрую роль в воспитании дочери. А потом долго
ждала, кого еще воспитать.
Но вот родилась дочка у самого Пааты – Нинца.
В тот день мне показалось, что Буратино на палочке заулыбался и потер руки.
Паата, ставший отцом, снял Буратино с палочки, надел его на правую руку и в более
совершенной форме повторил педагогику с участием этого человечка.
Потом Буратино вернулся на свое место.
Он член нашей семьи. Мы его очень любим. И радуемся, когда вспоминаем прошлое с
его участием. В этом прошлом много поучительных историй.
Буратино на палочке стоит в книжном шкафу. И иногда мне кажется, что ему не
терпится стать соучастником воспитания нового ребенка.
Когда это будет? – спрашивает Буратино.
Будет, будет! – успокаиваю я.
Однажды, вернувшись домой с работы, мы с мамой застали тебя сидящим на диване и
льющим горькие слезы. Перед тобой лежал неподвижный Буратино. Ты его нашел в самом
потайном углу шкафа, куда мы прятали его от тебя, надеясь, что ты никогда не проникнешь
туда. Однако, напрягая все свои силы, ты залез в шкаф и, роясь, вдруг наткнулся на
Буратино.
«Буратино!» – закричал ты радостно. Ты думал, что, увидев тебя, Буратино сразу
подскочит, запоет своим тоненьким голоском, залезет тебе на плечо, начнет шептать сказку.
«Буратино, встань... Буратино, ты спишь?..»
Ты горько заплакал: «Буратино не хочет со мной разговаривать... Буратино не хочет
проснуться!..»

Мы, конечно, могли мигом воскресить Буратино. Но было ясно: он уже никогда не смог
бы стать твоим воспитателем. Ты начал бы сдирать его с руки, и он, этот человечек,
создавший тебе особый, сказочный мир, превратился бы в жалкую игрушку. Поэтому мы
уложили его в коробку и сказали тебе: «Да, Буратино больше не проснется!..»
Хотя это не совсем правда. Буратино проснулся для тебя уже на всю жизнь, когда тебе
принесли в подарок книгу о Буратино.

Шалость

Ты становишься озорником, неуловимым, неудержимым. С тебя нельзя сводить глаз.
Бабушка разыскивает тебя через каждые 2–3 минуты: ты можешь быть одновременно и
в шкафу, и во дворе, и на столе, под столом. От тебя несколько раз спасали старинную
швейную машину системы «Зингер», которой так дорожит бабуля. Ты сбросил с высокой
подставки вазу с цветами, и если бы не наш с мамой уговор, был бы ею крепко отшлепан за
это. Ты опрокинул огромный таз, наполненный виноградным соком, и на полу образовалось
озеро, и если бы опять не наш уговор, за это последовало бы нравоучение папы.
Ты жил бурной жизнью мальчика, рос таким, о каком пишет английский писатель Алан
Бек: «Мальчик – это правда с грязным лицом, красота с порезанным пальцем, мудрость с
вареньем в волосах и надежда будущего с лягушкой в кармане.
Когда вы хотите, чтобы он произвел хорошее впечатление, его мозги превращаются в
желе, или же он становится дикарем, садистом из джунглей, стремящимся уничтожить весь
мир и себя вместе с ним... Мамы любят их, маленькие девочки ненавидят, взрослые
игнорируют, а небеса защищают».
Неужели педагогика в конце концов не обнаружит надежный метод, применив который
станет возможным донести до твоего понимания и до понимания миллионов мальчишек,
тебе подобных, – как опасно для жизни делать глупости на каждом шагу?
Жизнь на волоске – вот какая жизнь у мальчиков.
Ты шаришь в ящиках. Слышишь мамин голос: «Что ты там делаешь?» – «Ничего!» Ты
достаешь ножницы. «Что ты там ищешь?» – «Ничего!» Идешь с ножницами к аквариуму и
пугаешь ими рыбок. «Что ты там стучишь?» – «Ничего!» Затем суешь ножницы в штепсель,
раздается страшное «ткац», выключается электричество, в квартире становится темно. Мама
вскрикивает и бежит к тебе, задевая по дороге стулья и с грохотом отбрасывая их, у бабули
сердце уходит в пятки, она начинает кричать, бегут соседи. Кто-то смог включить
электричество. Ты, весь синий, лежишь на полу, приходишь в себя, жжет руку, начинаешь
плакать, а мама теряет сознание...
Соседка ведет тебя в школу (ты уже начал ходить в подготовительный класс) вместе со
своей дочуркой. Надо пересечь узкую улочку. Но вдруг, увидев на другой стороне улицы
своего товарища, ты вырываешь руку и с радостным криком перебегаешь улицу. Надо же
было: тут же из-за угла вывернула машина. Раздаются крики прохожих. Слышится страшное
шипение внезапно заторможенной машины. Выскакивает водитель и бросается к тебе. Ты
лежишь на спине, ноги раскинуты, правое колесо машины заторможено посредине ног, выше
колен, оно только задело штанишки и кожу на левой ноге...
Но тебя оберегали не только небеса.
Дядя пригласил нас к себе показать нам реку Алазани. Она небольшая, но быстрая, в
некоторых местах глубокая. Мы идем вдоль реки. Мы любуемся цветами, фазанами, ты
собираешь камешки. «Не подходи близко к берегу, иди рядом с нами!» Эти приказы
раздаются время от времени. Ты как будто подчиняешься. Но вдруг сползает край берега под
твоими ногами, и через секунду быстрый поток реки захватывает тебя. Дядя сразу же
бросается в воду и спасает тебя, испуганного и наглотавшегося воды.
Был и такой случай.
Раз ты взял раскрытый зонтик, который лежал на балконе, и собрался спрыгнуть со

второго этажа. Для тебя зонтик был парашютом. «Стой, не смей!» – закричала бабуля. Ты
поспешил выполнить намерение, но бабуля подоспела, вцепилась в тебя. «Глупый мальчик...
Глупый ты мальчик!» – рыдала она. В то время ты увлеченно рисовал парашюты. Только на
шести твоих рисунках, которые ты мне подарил и которые хранятся у меня до сих пор, я
сосчитал тридцать раскрытых парашютов. Вспоминаю еще, с каким удивлением ты
наблюдал в парке, где было много развлечений, за прыжками с вышки на парашюте. Было ли
это причиной твоего несостоявшегося полета – прыжка со второго этажа?
Вместе с небесами тебя хранили бдительность бабушки, возгласы матери и мужской
разговор отца, спасали тебя бдительность и незамедлительность людей, которые приходили
на помощь.
Сколько у тебя жизней? Трудно сосчитать. У каждого мальчика, мне кажется, по
крайней мере два-три десятка жизней. И пока нет в нашем распоряжении универсального
способа внушить им, детям, быть предусмотрительными, так и хочется крикнуть во весь
голос, чтобы услышали все-все: «Дорогие взрослые, нет чужих детей, все дети наши!
Пожалуйста, заботьтесь о них, спасайте от возможных прискорбных последствий их
шалостей!»

Друзья

Во дворе много детей. Ты тоже рвешься во двор поиграть. Но там старшие мальчики
отняли у тебя велосипед и не дают покататься. Ты начинаешь орать, возвращаешься домой,
жалуешься:
«Все они плохие... я не хочу играть с ними!»
Что нам делать? Отнять у мальчишек велосипед и вернуть тебе, а им пригрозить, чтобы
больше не смели?
Бабушка так и готова была поступить, но я – против.
«Чего ты орешь? Ты же мужчина!»
«Они отняли мой велосипед!»
«А почему ты сам не предложил им покататься на твоем велосипеде?»
«Не хочу... я сам хочу кататься...»
«Так, значит, виноват ты: сам хочешь много кататься и не хочешь поделиться с
ребятами этим удовольствием. Я не могу защищать тебя такого. Если я отниму у них
велосипед и верну тебе, они не захотят дружить с тобой. А дружба важнее велосипеда!..»
Я предпочитал отпускать тебя во двор с такими игрушками, игра с которыми
заставляла тебя знакомиться и дружить с ребятами. Конечно, неинтересно играть в мяч
одному. А от мальчика, который играет один, ребята могут отвернуться, начнут дразнить. Я
отпускаю тебя во двор с хорошим футбольным мячом и внушаю: «Мяч любит, когда его
ударяют многие, за ним весело гоняться всем желающим».
Какой смысл играть в кегли одному, если никто на твою игру не будет смотреть? А
если играть коллективно, с товарищами, то вокруг играющих соберутся зрители, они станут
поощрять играющих, поднимется такой веселый гул, что ни одна строгая соседка не посмеет
нарушить его.
Я внушаю тебе: «Если больше не захочешь играть, не отбирай у товарищей кегли,
пусть они поиграют без тебя!»
Игра с «летающими тарелками» тоже требует друзей и товарищей: ты забрасываешь
свою тарелку в сторону партнера, а он отправляет в твою сторону свою. Надо поймать ее и
быстро отправить обратно. От тебя требуются ловкость, быстрота.
«Не ссорься ни с кем. Играй со всеми!»
Но ссоры все же вспыхивали иногда. Порой дело доходило до драки.
И мы приучили тебя: не жди от нас защиты; мы заберем тебя, драчуна, и станем
осуждать.

Знаю я вас – петушков-драчунов. Не думаю, чтобы хотя бы одному взрослому хоть раз
удалось установить истинную причину возникновения вашей драки. Обе стороны с такой
страстностью будут утверждать свою правоту, что в конце концов станет понятной
беспричинность Драки. После драки вы без особых дипломатических переговоров
возобновляете дружбу, может быть, даже более прочную, но мы, взрослые, до этого добрые
соседи, вмешавшись в «разборку», можем навсегда испортить наши добрые отношения.
Наш домашний совет, в составе папы, мамы и бабушки, обычно давал тебе наказ,
соответствующий нашей морали: «Дружи со всеми, малыш, плохих детей нет, дружи со
всеми!»

Речь

Ты начал ходить, а вскоре заговорил. Ты резко перешел от детского лепета к
членораздельному произношению и так ошеломил нас фейерверком применяемой тобой
лексики, что мы никак не смогли вспомнить, какое слово ты произнес впервые.
Я утверждаю, что первое слово, которое ты произнес, было «мама», а мама говорит, что
это было «папа».
Но, наверное, ни то и ни другое. Твои первые слова, скорее всего, означали: «Я
человек!»
Ты заговорил одновременно на двух языках: на грузинском и на русском.
Как это произошло?
Я сторонник той научной точки зрения, которая считает, что ребенок наследует от
Природы некую способность речи. Спустя несколько месяцев после его рождения она
начинает в нем просыпаться: ребенок впитывает в себя речь окружающих, произносит
нечленораздельные, но смыслообразующие звуки, научается выражать свои требования,
протест, радость с помощью отдельных слов. Одновременно в голове ребенка происходят
сложнейшие «вычисления», с помощью которых весь хаотический поток речи, воспринятый
им, вдруг начинает из его уст течь ручейком прозрачной, ясной, содержательной, полной
эмоциями речи.
Эти внутренние задатки речи, по моему представлению, имеют то же значение для
ребенка, что и ракетоноситель третьей ступени, выводящая корабль на орбиту. Ребенок за
самое короткое время (ибо что значит несколько месяцев в сравнении с тем скачком,
который проделывает он, овладевая опытом тысяч поколений) выходит на важнейшую
орбиту своей жизни – орбиту общения с помощью речи.
Ребенок начинает говорить. У него своя система и направленность общения. Сперва он
бесконечное множество раз спрашивает всех: «Что это?» Далее следует такое же
бесконечное множество «почему?».
Он приступает к осуществлению процесса познания действительности, однако
смотрите, как мудро он это делает: он сам сокращает себе путь к овладению опытом
человечества, требуя от нас, чтобы мы коротко, ясно и доступно объяснили ему, что это и
почему это так, какие существуют связи между предметами и явлениями.
Разумеется, он с большой охотой прибегает и к другим путям присвоения знаний:
ставит ежедневно несколько десятков беспокойных «опытов», дающих ответы на вопросы –
«Смогу ли я сам?», «Как это делается?», «Почему это так?», «А что если?..» и так далее.
Но общение через говорение, познание через речь, радость и огорчения, выраженные с
помощью слов, занимают все больше места в его повседневной жизни, в его очеловечивании.
Прирожденная способность заговорить не имеет долгой жизни. Она вроде
шелковичной бабочки, которая выползает из кокона только для того, чтобы отложить
потомство, а сама погибает.
Вы не задумывались над тем, с какой легкостью научается ребенок говорению на
двух-трех языках и с какими трудностями сталкивается взрослый при изучении

иностранного языка?
Что это значит?
Вот что: внутренние задатки с трудом поддаются консервации; напротив, наука
располагает определенными фактами, свидетельствующими о том, что мышление, речь и
другие виды деятельности человека имеют строго определенное возрастное время для своего
возникновения, развития и завершения. Приостановить, отложить их развитие на потом –
значит расписаться в собственном невежестве, допустить грубую педагогическую
оплошность, а ребенка обречь на непоправимую отсталость.
Но ребенок может заговорить только в общении с говорящими людьми. И вся проблема
заключается в этом: как говорим мы, папы и мамы, взрослые, между собой и со своими
малышами?
Если речь наша бедна, искажена, груба, если бранные слова не задерживаются на устах
домашних, окружающих ребенка, он, возможно, всю свою жизнь будет страдать от своей
искаженной, несовершенной, грубой речи, а возможно – от бедности мышления.
Зная все это, не могу не стать сухим дидактом. Папы и мамы! Не находится ли ваш
младенец, ваш ребенок в окружении искаженной речевой действительности? Это очень
плохо! Не находится ли он в атмосфере взаимной грубости взрослых? Это еще хуже! Сами
того не подозревая, вы, возможно, задерживаете, навсегда и безвозвратно приостанавливаете
речевое развитие и общение ребенка, вы искажаете его будущее! Думайте об этом!
Эта сухая дидактика служила и нам, воспитателям Пааты.
Прирожденная способность к речи, по моему убеждению (меня подбадривают и
исследования специалистов), дает возможность ребенку одновременно усвоить несколько
языков.
Мое убеждение не исключало и некоторой тревоги: ведь царит пока еще в педагогике
предостережение, что учить ребенка сразу двум языкам – это то же самое, что и учить его
ездить на лошади до того, как он научится ходить. И все же мы решились. Мама и папа
говорили с тобой только на грузинском языке, а бабушка – только на русском.
Мы твердо придерживались своего решения, и когда ты начал говорить, обнаружили,
что у тебя для мамы и папы возник один язык, а для бабушки – другой. Ты переключался с
одного языка на другой, в зависимости от того, с кем имел дело.
Знал ли ты тогда, что говоришь на двух языках? Конечно, нет. Ты только общался на
этих языках, не имея никакого понятия о своем билингвизме.
Шли годы, и мои опасения рассеялись полностью. Ты мыслишь нормально. В твоей
речи я нахожу реальное подтверждение идеи Л.С. Выготского о том, что человек лучше
постигает родной язык, если он владеет другими языками.
Нас радовало каждое твое новое речевое изобретение. Мы всегда старались давать тебе
ясные, правильные ответы на все твои «что это такое» и «почему». И еще мы старались
приучать тебя к вежливым формам обращения: учили говорить «здравствуйте», «доброе
утро», «спокойной ночи», «пожалуйста», «если можно», «спасибо», «извините», «с
радостью».
Учили всему этому в процессе общения, а не только одними требованиями и
наставлениями. Ты с детства привыкал к нашей вежливости по отношению к тебе: «Если
можно, принеси, пожалуйста, стул!»; «Можно попросить тебя пересесть на диван?»;
«Извини, пожалуйста, это случайно!»; «Спасибо, дорогой, какой ты добрый!» Поощряли
быть ласковым, добрым по отношению к людям, окружающим тебя.
И все-таки в твоих выражениях проскальзывали грубости, которые, видимо, ты
усваивал вне дома. Но каждый раз, когда ты грубил, обижал окружающих, мы прибегали к
приемам народной педагогики – заставляли тебя прополоскать рот, лишали на время
удовольствий общения.
А как иначе?
Недавно в одной семье я наблюдал, как двухлетний ребенок ругался, употребляя

нецензурные выражения, а взрослые, даже мама, в адрес которой и были направлены эти
слова, безудержно смеялись. Я был возмущен. А родители меня успокаивали: «Он же не
понимает, что говорит!»
Разве это оправдание? Пусть не понимает, но ведь его натура склоняется к грубостям!
Какое мы, взрослые, имеем право, как мы смеем засорять речь ребенка, заставлять его
природную способность к речи расходовать на тренировку в грубости и брани? Тот, кто этим
занимается, должен знать: он искажает не только и, может быть, не столько речь ребенка,
сколько его судьбу, так как с детства лишает его красоты и радости подлинного общения.
Не знаю, есть ли в педагогике термин «речевое воспитание». Думаю, он мог бы носить
глубокий смысл. Я лично вкладываю в него не узко методическую, а общечеловеческую
идею: воспитание в ребенке умения и потребности доставлять людям радость с помощью
речи, сопереживать, сочувствовать им в беде, облегчать страдания, сеять правду и доброту.
Речевое воспитание – это воспитание сердца, воспитание любви к человеку, глубокого
уважения к нему.
Слово может и убить, и исцелить человека.
Ребенок унаследует от Природы огромное количество возможностей, их не
сосчитать. Нам известна только малая часть. Психологи называют возможности
функциями. Речевая возможность является одной из таких функций, но она самая важная,
сложная и таинственная. Физиологи знают, в какой части мозга зарождается речь, но
никто не может сказать, как это происходит. Научными исследованиями доказывается,
что в ребенке изначально присутствует некая общечеловеческая речевая матрица, некая, я
бы сказал, вселенская грамматика. Она не привязана к какому-либо конкретному ребенку.
Говоря иначе, ребенок-грузин (или русский, или англичанин) несет в себе матрицу не
грузинской грамматики, а общеязыковую. На ее основе, оказавшись в языковой среде,
зарождается конкретная речь.
Но эта способность, как мне представляется, имеет три особенности.
Первая особенность в том, что общеязыковая матрица (функция языка) не является
пассивной данностью, она активна сама по себе.
Вторая особенность – активность ее имеет свои календарные сроки. То есть речевая
функция просыпается в ребенке не после рождения (как я полагал тогда, в 60-е годы), а
задолго до рождения. Потому взрослые обязаны следить за чистотой и добротой своей
речи, находясь в окружении беременной женщины. И завершает она свою работу до
9-летнего возраста. Если речевая среда будет усилена, то жизнь функции можно
искусственно продлить еще на пару лет. Потом она покинет ребенка. Это означает, что
после 9–11 лет ребенку будет трудно с такой же легкостью, как ранее, изучать новый
язык. На этот раз понадобятся специальные усилия, которые в синтезе называются
организованным обучением.
Третья особенность языковой функции – ее открытость к одновременному
восприятию двух, трех и, может быть, более языков. Говоря иначе, функция не
затрудняется, если, условно говоря, мама будет общаться с ребенком только на грузинском
языке, папа – только на русском, а бабушка – только на французском. Важно, чтобы все
они составляли ребенку жизненно необходимую среду – кормили, купали, играли с ним,
выводили гулять, любили, рассказывали и т. д. В такой действительности, спустя года два,
ребенок сразу заговорит на всех трех языках – для мамы, папы и бабушки. И сам не будет
знать, что говорит на трех языках. Об этом узнает чуть позже. Пострадает ли
какой-либо язык из этих трех? Не пострадает. Какой язык будет родным? Родным для него
станет тот язык, с помощью которого он впитывает культуру. Если для ребенка общее
окружение грузинское, то получится, что он будет впитывать в себя грузинскую культуру
не только через грузинскую речь, но и через русскую и французскую речь. Такие явления в
психологии известны. Таким образом, золотая пора для усвоения языков есть детство до
9–11 лет. Далее для изучения языков понадобятся огромные усилия воли.

Процесс освоения речи в то же самое время есть процесс духовно-нравственного
развития и воспитания ребенка. Необходимо соблюсти условия, чтобы ребенок находился в
окружении добрых речевых потоков. Ребенок развивается не только тогда, когда взрослые
обращаются к нему непосредственно, но и тогда, когда взрослые в присутствии ребенка
обсуждают свои жизненные вопросы, общаются друг с другом.
Ребенка надо уберечь от сквернословия, как от огня, от хамской, грубой речи, от речи,
в которой не звучат уважение, сочувствие, любовь, готовность помогать.