Амонашвили. Часть 17

Стр 113-117
Искусство семейного воспитания
Сестренка

Тебе было три годика, когда в семье поселилась новая радость: у тебя появилась
сестренка, и назвали ее Ниной.
Возникли новые заботы.
«Пойдем, принесем молока для Нинульки!» И мы шли в ближайший магазин купить
молоко. Ты нес маленькую корзиночку с бутылками. Мы по дороге говорили, какая у нас
хорошая сестренка, какая она забавная и смешная, как за ней надо ухаживать.
«Пора готовить кашу для Нинульки. Помоги мне. Достань, пожалуйста, кастрюлю!»
Бабушка налила манную кашу на тарелку, а ты важно несешь её сестренке.
«Давай поведем Нинульку на прогулку!» На улице ты не хочешь подпускать меня к
коляске, везешь ее осторожно, без шалостей.
«Не шуми, пожалуйста, она только что заснула!» И мы показываем тебе, как на
цыпочках надо выходить из комнаты, где растет во сне твоя маленькая сестренка.
«Поиграй с Нинулькой, пока я занята!» На тахте ты начинаешь забавлять ее, смеша
разными манипуляциями. Сестренка визжит и прыгает от восторга.
«Посмотри, пожалуйста, за ней, пока дома никого нет!» Ты остаешься один с
сестренкой на 10–15 минут, а может и дольше, а затем докладываешь обо всех ее малейших
проказах.
«Приведи, пожалуйста, Нинульку из детского сада!» Ты тогда был уже в первом классе,
детский сад находился рядом, и ты с радостью ходил туда за сестренкой. Гордился этим
поручением.
Но я рассказываю не о том, как воспитывали девочку, а о том, как воспитывали в тебе
заботливого, чуткого мальчика.
Мы с тобой готовили сюрпризы маме, бабушке, сестренке к дням их рождения. Порой,
оставшись одни, убирали квартиру, мыли посуду, готовили обед, чтобы порадовать маму.
На тебя возлагали заботу о комнатных цветах. Мы радовались каждому новому
лепестку и бутону. «Это плоды твоих забот!» – говорила бабушка. Во дворе мы посадили
дерево, и ты поливал его.
В нашем аквариуме раз произошла беда: рыбки съели одного своего собрата. Это всех
нас очень огорчило. А когда ты увидел, как гуппия рожала живых рыбок и тут же съедала
своих детенышей, которые не успевали сразу же после рождения уплыть от мамы, бабушка
не замедлила прочитать тебе мораль: «Вот видишь, как гуппия ест своих детей! А твоя мама
не съела тебя, она вырастила тебя!» Ты негодовал на рыбку-мать, съедающую своих
новорожденных рыбок, и чтобы спасти их, терпеливо ждал появления каждой новой рыбки и
палочкой отгонял от них маму.
Упрочить доброту, чуткость, отзывчивость в ребенке, породить в нем чувство
сопереживания – дело не из легких. Среди других способов, которые мы применяли с этой
целью, был и довольно распространенный. Суть его выражена в пословице: «Говорю тебе,
кувшин, но ты, бутылка, слушай!» Мы им пользовались примерно в следующих формах.
«Мама, ты не замечаешь, какой Паата становится добрый!»
«Да, я сама хотела сказать, вчера он так помог мне!..»
Мама и бабушка говорят в другой комнате, тебя только что уложили, и ты должен

уснуть, но суть разговора задевает тебя...
«А вы знаете, как мой внук вчера порадовал меня!» Бабушка разговаривает в парке с
женщиной, сидящей рядом с ней на скамейке.
Они познакомились здесь. Ты играешь тут же и готов повторить те же доблестные
поступки, которыми она так гордится.
Было ясно, как поощряли тебя такие «случайные» разговоры без твоего участия, за
«твоей спиной» – о твоих хороших делах и поступках, о твоей чуткости и отзывчивости.
Но, может, в этом была доля тщеславия, может, ты немного играл в отзывчивость,
доброту, хорошие поступки?
Что ж, не плохо, если даже в игре (пока в игре) ты усваиваешь и проявляешь некоторые
нормы нашей морали. В игре, как теперь склонны говорить, моделируется будущая
социальная жизнь ребенка.
И все же мы с нетерпением ждали такого проявления твоей чуткости и сопереживания,
которых нельзя было приписать игре. Чувство сопереживания – это частица твоего сердца,
твоей души, твоей жизни, которую ты преподносишь человеку в дар.
Я не забуду тот прекрасный день, когда обнаружил в тебе рождение такого чувства.
Нет, не думаю, что я переоцениваю это событие, не смог вникнуть в его психологическую
суть. Это действительно было сопереживание, чувство своей вины перед другими, чувство
сожаления. Вот как оно родилось.

Слезы

Стоял теплый майский день, тебе было тогда чуть больше пяти. Мы отправились в
поход на близлежащие горы. Была с нами Мака, твоя двоюродная сестра, на год старше тебя.
Вы бегали, собирали цветы, смеялись. И вдруг умолкли. Я увидел вас сидящими на
корточках, вы что-то внимательно рассматривали. Я подошел. На стебельке полевого цветка
сидел кузнечик, прозрачно-зеленый, с тоненькими длинными крылышками, с усиками. Он
неожиданно раскрыл крылышки и сделал длинный скачок. Вы весело погнались за ним и
опять, сидя на корточках, долго изучали его. Он, видимо, решил поиграть с вами: скок – и вы
за ним, опять скок – и опять вы за ним. Вместе с кузнечиком вы бегали по всему полю и
смеялись. Наконец кузнечик сел на асфальтированную дорогу. Теперь мы втроем окружили
его.
«Какой ты красивый... Что ты ищешь?» – начала задавать ему вопросы Мака. Но
кузнечик раскрыл крылышки и собрался было сделать прыжок, как ты ни с того ни с сего
накрыл его ногой. Мака вскрикнула: «Не смей!» Ты поднял ногу – и мы увидели
раздавленного кузнечика. «Зачем ты это сделал?» – спросила Мака, обиженная до слез. Ты
молчал.
«Да, сегодня мама уже не дождется своего кузнечика. Она, наверное, будет горько
плакать!» Я был огорчен, но не бранил тебя. «Кузнечик уже никогда не будет прыгать и
шалить... И цветы напрасно будут его ждать!..»
Мы поднялись и пошли дальше. Я предложил вам сесть в тени под деревом и
позавтракать. И как будто все уже было позади, как ты вдруг вскочил и побежал обратно на
дорогу. Ты сел на колени перед кузнечиком, лежавшим на асфальте. «Кузнечик больше не
будет прыгать... Мне жаль кузнечика...» Ты рыдал. Мака успокаивала тебя, но ты не слушал
ее. «Почему я раздавил кузнечика?.. Мне жалко его... Пусть он оживет...»
Я еще не видел такого обилия слез, не слышал, чтобы ты когда-нибудь так плакал. Мне
действительно было очень жаль кузнечика, но я радовался твоим горьким слезам, слезам
сожаления. «Ничего, сынок, плачь... Может быть, именно сейчас ты рождаешься как
человек!» – думал я, всматриваясь в тебя.
Ты жалел о своем поступке, ты хотел вернуть время назад, чтобы исправить
свершенное. И мне показалось тогда, что только в том сердце может поселиться

бескорыстное чувство сопереживания, в котором уже возникло раскаяние в своих
необдуманных поступках, чувство вины, чувство ответственности.

В школу

В доме суета. Завтра первое сентября, и ты пойдешь в школу, в подготовительный
класс для шестилеток. Бабушка заканчивает гладить твою рубашку и короткие штанишки,
мама собирается искупать тебя, готовит ванную. Нина не отходит от тебя и умоляет взять ее
тоже в школу.
Ты важничаешь. Еще бы! Ведь в школу пойдешь ты, а не кто другой из нашего дома.
«Какое стихотворение ты расскажешь, если предложит учительница?» – спрашивает
мама. У тебя наготове два-три десятка стихотворений.
«А если будете рисовать, то нарисуй закат солнца. Это у тебя хорошо получается».
Бабушка уверена в этом.
А я советую тебе подружиться сразу со всеми ребятишками и с первого же дня
полюбить свою учительницу.
Ты уже знаком с некоторыми буквами. Можешь написать свое имя. Ты этому научился
в детском саду, у своих товарищей. Возвращаясь из детского сада, ты приставал к маме или
папе с просьбой научить тебя читать. Тогда я решил научить тебя способу звукового анализа
слова.
Сперва я обратил твое внимание на отдельные звуки: «Скажи, пожалуйста, как шумит
ветерок в листьях деревьев?» – «Шшш!..» – «А как жужжит пчела?» – «Жжж...!»
Затем научил медленному и растянутому проговариванию слов: «дууууб»,
«мммааамммааа». Порой задавал тебе задачи: я говорил предложение или слово
неестественно растянуто и медленно, а ты должен был догадаться, что я сказал.
Потом я дал тебе фишки – маленькие квадратики из картона и предложил «написать
слово»: проговорить какое-нибудь слово медленно, выделить в нем последовательные звуки
и для обозначения каждого из них положить фишку. Этот прием, разработанный известным
психологом Д.Б. Элькониным, помог тебе усвоить способ звукового анализа и «написания»
слов.
Так ты научился всем звукам грузинского языка.
Считать до десяти не составило для тебя большого труда. Но вот преодолеть так
называемые феномены Пиаже ты затруднялся.
По моему заданию ты пересчитывал десять фишек и клал слева, столько же – справа. И
справа, и слева фишки лежали кучками. «Сколько здесь фишек?»
– «Десять» – «А здесь?» – «Десять» – «Где больше фишек, тут или там?» – «Нигде, они
равны».
Пока все правильно.
Тогда я раскладываю кучку фишек справа, фишки слева остались в прежнем
положении.
«Скажи, пожалуйста, где теперь больше фишек – здесь или там?»
Ты, не задумываясь, отвечал: «Здесь!» И указывал на разложенные фишки.
Было достаточно собрать их опять в кучу, и ты говорил, что теперь фишки равны.
А вот другой опыт. Я брал два стакана, один из них был низким и широким, другой –
узким и высоким. Наполнял низкий стакан. «Смотри, теперь я эту воду перелью в узкий
стакан!» И переливал. Естественно, в узком стакане вода поднималась выше. «В каком
стакане больше воды – в низком или узком?» Опять ты, не задумываясь, говорил, что воды
становится больше в узком.
Скажу еще об одном опыте. «Вот шарик из пластилина. Смотри, из этого шарика я
сделаю лепешку. Скажи, пожалуйста, когда было больше пластилина – когда он был
шариком или когда он превратился в лепешку?» – «Когда превратился в лепешку...»

Повторение этих опытов в разных вариантах, рассмотрение результатов с разных точек
зрения в конце концов привело тебя к пониманию того, что количество фишек не может
меняться в зависимости от того, расположены они врозь или кучкой.
Я ценил такие задачи прежде всего потому, что они заставляли тебя мыслить,
наблюдать, замечать, связывать, выделять. Развитие этого умения в ребенке, готовящемся
пойти в школу, мне кажется куда важнее, чем развитие умения считать, пусть до миллиона...
Ты встал рано утром и разбудил всех дома. Идти до школы минут пять. Но тебе не
терпится. И мы все направились к школе. В школьном дворе много детей и родителей.
Проводится митинг. Затем раздается первый звонок, и дети оживленно входят в школьное
здание.
В школу родителей не пускают. Ты входишь в школу вместе с ребятами, большими и
маленькими, вместе со своей первой учительницей.
И начинается твоя школьная жизнь. Она будет длиться две тысячи дней.
Как ты примешь школьную жизнь? Будешь «отбывать» ее или радоваться ей?

От первых слез сожаления до чувства долга

Идеал

Годы правда летят.
Они летят как журавли – все вместе.
Порой хочется, чтобы они летели еще быстрее и несли тебя навстречу к твоей заветной
цели, хочется перепрыгнуть через время, чтобы мигом оказаться в своем будущем,
удостовериться, что оно есть, оно действительно ждало тебя, увидеть, какое оно, и прожить
его.
Порой же страшно хочется приостановить настоящее, окунуться в него полностью,
насытить его сутью своего существования, запечатлеть в нем следы своего пребывания,
раздвинуть его узкие грани и вместе с ними радость, охватывающую тебя.
Но случается и так, что время уплывает бесследно, годы летят без связи с прошлым и
будущим; они не воспринимаются как реальность, как суть неповторимой, необратимой
действительности, они прозрачны, как чистое стекло.
Самое страшное, когда человек не жалеет о прожитом дне, не стремится к завтрашнему
дню, а сегодняшний день тает у него на ладони, как снежинка.
Но к чему эта, не такая уж новая, философия?
Я просто хочу сказать, какие меня порой охватывают радость и удивление прожитых
лет, когда я смотрю на тебя, 16-летнего юношу, поглядывающего на меня, на маму, особенно
же на бабушку и сестренку с высоты своего 180-сантиметрового роста. Тогда я и восклицаю:
«Боже, как летят годы, как все вместе и сразу улетели эти шестнадцать журавлей в края
теплых воспоминаний... А все как будто было вчера!»
Нет, ни один день, ни один час никогда не таял у нас на ладони, как снежинка. Каждый
день, каждый час были заполнены, переполнены заботами в разрешении частных задач –
больших трудовых месяцев и больших жизненных целей. Говорю больших, имея в виду
цели, которые для нас, твоих родителей, приобрели жизненный смысл.
Мы не хотели, не стремились перепрыгнуть через годы.
Мы не жалели и о том, что невозможно приостановить время.
У нас просто не было времени, чтобы отдаться таким пустым мечтаниям.
Мы работали для будущего, стремились переносить его в настоящее.
Увлекаясь своей педагогической деятельностью, своей работой с детьми в школе,
поисками современных форм гуманного воспитания школьников, мы, вместе с нашими

друзьями – коллегами по работе, самозабвенно трудились для того, чтобы прожить
завтрашнюю педагогику сегодня, прожить сегодня нашу профессию так, как надо будет
прожить ее завтра.
День, прожитый в соответствии с завтрашними идеалами, как я убедился, становится
куда более интересным, насыщенным творческим трудом и счастьем, чем любой обычный
сегодняшний день.
Будущее, которое человек проживет в настоящем, возвысит его, даст ему возможность
полнее проявить свои задатки.
Наше отношение к людям, делу, к самой жизни, наши конфликты, поражения и победы,
наши радости и горести, приобретения и потери друзей, наша борьба с кем-то и чем-то,
утверждение наших профессиональных позиций – все это до краев заполняет нашу жизнь, и
мы не успеваем оглянуться, как пролетают годы.
Вся эта программа воспитания исходила из главной цели, к чему мы хотели подвести
нашего сына. Она заключалась в одном емком и прекрасном понятии – Благородство. Разве
будет кому-либо из родителей трудно определить смысл этого понятия? Благородный
человек, конечно, возвеличивает в своей жизни благо, которое всегда обращено на других.
Благородный – он и духовно-нравственный, доброжелательный, спешащий на помощь; он и
добромыслящий, чистомыслящий, сердечномыслящий; он и заботливый, чуткий. Он не
может быть эгоистом, алчным, злобным. В общем, мы сегодня не знаем более высшего
человеческого качества, чем благородство. А благородство воспитывается благородством.
Вот в чем была наша трудность: нам самим нужно жить по всем нормам благородства,
чтобы педагогика благородства могла восторжествовать в нашей семье. А жить так
означало: идти наперекор многим обстоятельствам в жизни.
Ты воспитывался в атмосфере, которая, по моему убеждению, дышала будущим. Тебя
воспитывали не только специальные воспитательные меры, которые мы предпринимали;
главным твоим воспитателем, становился весь наш образ жизни, наши семейные,
общественные отношения, наши убеждения, страсти и устремления. Они не проходили мимо
твоих сознательных и подсознательных сфер восприятия, они и тебя вовлекали в орбиту
наших жизненных перемен, смысл нашей жизни окружал тебя на каждом шагу.
Мы не могли и не хотели жить двойной жизнью: отгородить тебя от действительной
жизни, которая творилась не без нашего участия, и строить искусственную воспитательную
жизнь для тебя, в которой мы могли противостоять самим себе.
Мы попытались определить отношения, которые стали для нас желательной
программой воспитания твоей личности в семье:
к людям – доброжелательное, сопереживающее;
к жизни – радостное, созидательное;
к труду – потребностное, творческое;
к действительности – преобразующее;
к своему долгу – ответственное;
к самому себе – требовательное;
к родителям и родным – заботливое;
к товарищам – преданное.
Мы определили и основные принципы жизни, которые также намеревались внушить
тебе: духовность, справедливость, самостоятельность, коллегиальность, честность,
убежденность, скромность, непосредственность, смелость.
Когда мы обдумывали этот возможный ориентир твоего воспитания в семье, мы
задумывались вот над чем: придерживаемся ли мы сами в нашей повседневной жизни тех же
самых принципов? Тогда бабушка, полушутя, полусерьезно, сказала нам: «Вам придется
воспитывать сына, а заодно и самих себя!» Мы приняли это со всей ответственностью.