Никанорыч

   У меня был знакомец, Никанорыч. Имени его я не знал. Он жил где-то у Бога забытой провинции, кажется, в Максатихе, и приезжал ко мне не реже одного раза в году, считая, что я ему по гроб жизни обязан за то, что купил у него при случае старый самовар. Этот самовар был обыкновенной «банкой», довоенного изготовления, но у Никанорыча своя шкала ценностей и представления об антиквариате, которые свербили его могучий лоб мыслью, что он прогадал, и я ему должен. Нет, мужик он был добрый и отзывчивый, считая меня своим столичным, никудышным другом, поэтому ничуть не зазнавался и не лез с советами, как его местная братия, с которой я иногда сталкивался.
   Никанорыч приезжал дней на пять, чтобы закупить то, что у аборигенов его края было в дефиците, а также экзотические подарки для многочисленной родни и друзей, при чём мне обязывалось проводить экскурсии по супермаркетам и самым дешёвым торговым точкам, так как человеком он являлся любопытным, конкретным, не теряющим зря ни секунды, и, чего скрывать, прижимистым. Две странности водились за ним: он часто и смачно матерился вслух – издержки трудного детства и географической удалённости, и необыкновенно откровенно реагировал на встречных девушек и женщин. Он приостанавливался, преклонял голову набок, прищуривал глаз и громко произносил «Тсах!». Не «Ах!», не «Пта-х», как называется ново-задуманный роман у В. Ершова, не «Вах!», звучащее у южных братьев, а, именно, «Тсах!» вкупе с сверкающим взором, неприкрытым взглядом ниже пояса объекта внимания и покачиванием своей диковатой шевелюры. Вместе с тем мой гость обладал, я считаю, удивительным талантом провидца: под его вниманием и смачно произносимым «Х…як!» никто не мог устоять на ногах и… падал картинно. Это наблюдалось мной с самого начала нашего знакомства, потому что, приобретя у него советский самовар, я услышал «Х…як!», потом поскользнулся на плотном снегу и грохнулся в сугроб, безнадёжно помяв «бесценную» покупку. После его легендарного возгласа не мог удержаться никто, даже Джо Байден попал под это «обаяние» и на глазах мирового сообщества сначала упал на трапе самолёта, а потом навернулся с велика… Ещё Никанорыч обожал почему-то, впрочем, как и я, фигурное катание. Он знал почти всех мало-мальски известных фигуристов, и иногда у меня складывалось впечатление, что Никанорыч специально подгадывал визит ко мне под показы очередных Гран-при, чемпионатов мира или олимпийских игр. Тогда в моей квартире по вечерам часто раздавалось «Тсах!» и «Х…як!» безошибочно и бесповоротно. Как он угадывал, уму непостижимо! От смеха я смеялся до слёз и, не поверите, звучало «Х…як!», а я валился со стула на пол, порой весьма почтенно.
   …Я был на его похоронах в начале ноября. Лил сильный дождь, глинистые стенки могилы деревенского погоста блестели и обваливались. Женщин оставили дома накрывать поминальные столы, потому как зонты не помогали от ветра и ливня. Вырытая накануне яма быстро наполнялась водой. Торопились. Когда стали опускать гроб, я вспомнил его «команду» и прошептал: «Х…як» - гнилые верёвки вдруг оборвались, и Никанорыч, чистюля до необыкновения, обдав всех кладбищенской жижей, плюхнулся вниз…