Нечаянное знакомство Часть 1 Глава 3

  Вернувшись в Москву окончательно, я поехал к Олимпиаде Олимпиевне один. Славка где-то умудрился то ли простыть, то ли от кого-то заразиться и лежал дома с температурой. Олимпиада Олимпиевна, открыв дверь и увидев меня, даже ойкнула и бросилась обниматься.
Перед тем как начать свое повествование я настоял, чтобы она села на этот раз в кресло.
 - Вы же просите рассказать всё подробно, а это быстро не получится, приключений у нас было много.
- Как можно подробнее, - улыбнулась Олимпиада Олимпиевна,
- Я буду слушать и смотреть на тебя, я так соскучилась по вам за эти два длиннющих месяца.
  - Ну, ладно, если что, останавливаете...
 
  - Как вы помните в отпуск мы собирались в Иркутск, хотелось опять побывать на Байкале, а потом совмещая приятное с полезным, снова забраться в тайгу, набить орехов и оправдать затраты на билеты до Иркутска и обратно.
Сперва я расскажу вам про нашу первую поездку в тайгу в 74-ом году, когда мы побывав ранее на разных «шабашках», решили организовать свою.
Готовиться тогда мы стали после того, как пришел ответ от родственника Виктора Сарнова.  Он работал в институте со мной и со Славкой, только в другой лаборатории.  С Виктором на «шабашки» мы ездили уже три раза, за эти дни достаточно сблизились, поэтому полностью положились на него, когда он рассказал о брате его жены, живущего в Селенгинске, новом городе в Бурятии на месте старой казачьей станицы.
Бурное строительство там началось, когда правительство решило построить там целлюлозно картонный комбинат (ЦКК). Для строительства купили проект закрытого цикла очистки в Америке и привязали его к местным условиям.
Сергей, родственник Виктора, трудился прорабом в строительно-монтажном управлении (СМУ) Селенгинска.
Он и подыскал работу для нашей шабашной авантюры.
 Авантюра состояла в том, что мы втроем должны были взяться за строительство сразу трех совсем не маленьких объектов. Главным из них был склад минеральных удобрений. По проекту это было здание размерами 36 на 12 метра по периметру и высотой 4,5 метра.
В этой зоне из-за частых землетрясений действовали правила
сейсмического домостроения, поэтому предполагался специальный сейсмопояс из армированного бетона.
Вторым объектом должна была стать насосная станция для прокачки канализационных стоков в новых микрорайонах города. И последним был ростверк (ленточный фундамент) будущего жилого пятиэтажного дома.
  Конечно, по меньшей мере странно, как можно втроем браться осуществлять такие планы…
На самом деле план был в том, что собственная работа состояла главным образом в организации. Сергей (тот прораб-родственник) предварительно договорился с двумя бригадами каменщиков, которые должны были взять на себя самую трудоемкую работу — кладку стен склада и насосной станции из кирпича. С утра до 5-и часов вечера они работали на своих объектах, а потом мы должны были доставить их на наши.
Полностью на себя мы оставляли перекрытие крыши склада и насосной станции специальными бетонными плитами, сооружение по ним мягкой кровли, плюс установку опалубки с арматурой для ростверка и последующей заливкой его бетоном.
В строительных сметах это самые дорогие позиции.
Постройку склада по договору должно было оплачивать местное управление сельского хозяйства, насосную станцию и ростверк - то самое СМУ, в котором работал Сергей.
По всем предварительным прикидкам мы должны были уложиться в наш отпускной месяц.
  Но, как говорит пословица и хитрую лису можно изловить.
На нашем пути встали самые простые вещи. Во-первых к концу второй недели выяснилось, что многие каменщики и их подсобные элементарно устали от практически двенадцатичасового рабочего дня и даже тройная (по сравнению с основной) зарплата перестала быть заманчивой, во-вторых стало хитрить начальство, искусственно создавая помехи, неожиданно снимая с объекта нужную технику или вовремя не доставляя стройматериалы.
В итоге мы сделали ростверк и все таки мобилизовали строителей закончить каменную кладку. Стены были готовы на обоих объектах. Но у нас не осталось времени. Отпуск подошел к концу. Мы договорились с местным начальством, что слетаем в Москву возьмем продление отпуска за свой счет и приедем довести дело до конца.
Нас обманули. Когда мы вернулись, то увидели, что обе крыши уже стоят. Продление договора мы не успели официально оформить и начальство воспользовалось ситуацией, положив наши денежки в свой карман.
Положение было очень неприятное. Мы остались практически без денег. Вечером я позвонил своему иркутскому другу с которым учился в университете.
Друг с минуту подумал, выслушав мой рассказ и сказал: 
— Приезжайте ко мне в Бадары.
Бадары — так называется небольшое урочище в Тункинской долине на юге Байкала. Ваня, работавший в иркутском филиале института земного магнетизма и распространения радиоволн, курировал строительство в Бадарах большого и самого мощного в мире радиотелескопа для наблюдения за Солнцем. Не теряя времени мы распрощались с Сергеем и его семьей, сели на электричку и доехали до столицы Бурятии Улан-Удэ. На следующее утро маленький АН-24 взлетел с местного аэродрома и развернулся в сторону Байкала, чтобы не лететь над горами. Пока он летел вдоль берега нас изрядно поболтало восходящими воздушными потоками, но вскоре самолет опять круто повернул и через несколько минут приземлился на поле Кыренского аэропорта.
Кырен со своими пятью тысячами жителей был самым крупным населенным пунктом на территории Тункинской долины и являлся её административным центром. Сама Тункинская долина образовалась в результате тектонических сдвигов плит еще миллионы лет назад, а первые люди появились там более 30 тысяч лет назад. Её длина от берега Байкала до горного хребта Большого Саяна  90 километров. Она постепенно поднимается вверх от Култука до Монд (населенные пункты в начале и конце Тункинской долины) примерно на 600 метров, раздвигая пространство между хребтом Хамар-Дабан и гольцами Восточного Саяна на 25 километров. Беря начало в предгорьях самой высокой вершины Большого Саяна горы Мунку-Сардык вдоль всей долины, набирая силу течет река Иркут, перед Байкалом пробив дорогу в каменном ущелье, река идет почти параллельно Ангаре и впадает в неё около Иркутска.
На совершенно пустом поле  с края ближнего к поселку стоял ГАЗ-66, а около него я разглядел Ваню. Он приехал встретить нас.
Еще минут через 15 мы уже сидели у Ваниных знакомых, Константина Ивановича и Матрены Ивановны, в добротной русской пятистенке, с большими сенями, срубленной из толстых лиственничных бревен.
Топилась огромная русская печь, Матрена Ивановна доставала ухватом чугунок с томленой картошкой, а на столе уже стояли соленые грузди и рыжики. Когда выпили и закусили, Ваня шумно потерев кулаком нос (была у него такая привычка, как он говорил, она помогала ему сосредоточиться) сказал:
 — Ну что мужики, завтра заключаем договор в ПОХе (промыслово-охотничье хозяйство) и вперед, в тайгу, бить шишку. Перед сном мы сидели на крыльце, курили и Ваня вводил нас в курс дела. За кедровыми шишками мне приходилось ездить, когда я еще жил в Иркутске, но заготавливать орехи в большом объеме опыта не было.
 Ваня успокоил, сказав, что с нами в тайгу пойдет охотник-промысловик, и шишку будем бить вместе с ним, на его участке.  Утром угостившись вкуснейшими пышными лепешками, которые уже успела спозаранку напечь все в той же русской печи, Матрена Ивановна, и запив не менее вкусной простоквашей (из молока коровы Зорьки), мы с Константином Ивановичем отправились в ПОХ, а Ваня уехал назад в Бадары.   
В ПОХе благодаря Константину Ивановичу, удалось все сделать достаточно быстро и через пару часов, получив на складе продукты ( мешки с сухарями, крупы, сахарный песок, соль, подсолнечное масло, банки с тушенкой) и взяв под расписку двух лошадей с упряжью мы тронулись в путь.
У Константина Ивановича были свои лошади и шикарный тарантас на рессорном ходу. Продукты в мешках мы навьючили на одну из лошадей,  в тарантас сели мои товарищи, а я взобрался на вторую лошадь, чтобы ехать верхом.  
До пункта нашего назначения села Шимки, где жил охотник, согласившийся взять нас с собой было около 8 километров и очень скоро я понял, что поступил опрометчиво.  Раньше мне приходилось ездить на лошадях, но я не учел, что седло было не ездовое, а вьючное, поэтому мне почти всю дорогу пришлось стоять в стременах, а когда мы наконец добрались до цели и я скатился вниз, ребята дружно покатились со смеху, увидев мою походку.
 Когда Константин Иванович представил нас охотнику, я был поражен, насколько он подходил под описание Дерсу Узалы, сделанное Арсеньевым в своих заметках и книгах.  Невысокого роста в потертом, купленным видимо очень давно темно-сером костюме, в кое где проглядывавшую полоску, бывшую когда-то светлой, он был обут в стоптанные кирзовые сапоги, с голенищами в гармошку, и в такой же потертой серой кепке на голове. Сквозь трехдневную щетину проглядывалось, казавшееся закопченным лицо, покрытое частой сеткой морщин. Костюм сидел мешковато и от того фигура казалась щуплой.  В ту пору ему было чуть больше сорока, но выглядел он на пятьдесят с лишком.  
Он практически не вынимал изо рта папиросу и на лице гуляла какая-то неопределенная улыбка, носившая то ли одобрительный характер, то ли наоборот скептический.
 — Афоня, — сказал он, протянув руку, и на этот раз расплывшись в улыбке. Забегая вперед, сразу скажу, что Афанасий оказался просто замечательным человеком, еще больше укрепив, свое сходство с Дерсу Узалой.
 Выход на маршрут Афанасий определил на завтрашний день, успокоив нас, что спешить не надо, так как шишка на кедрах, держится пока еще крепко.
 Вместо этого он спросив, когда мы последний раз мылись, предложил попариться и помыться в его баньке по-черному, на что мы с радостью согласились. Константин Иванович распрощался с нами и уехал обратно в Кырен, а мы пошли топить баню.
В такой бане я мылся первый и последний раз в жизни, она представляла из себя небольшой сруб из подтоварника, высотой чуть более полутора метров, и с квадратом в основании 2х2. Двери не было, был проем, завешенный снаружи старым брезентовым полотнищем. Потолка тоже не было, а была крыша в форме четырехугольной пирамиды, сделанной из листов ржавого железа, с большим отверстием в верхней точке. Не было и пола, просто земля, засыпанная галечником. 
 В середине помещения из больших камней был сложен очаг. Дрова разжигались прямо под камнями. Тяга через дыру в крыше была неважнецкая и внутри быстро стало не продохнуть от дыма. Тем не менее часа через три Афанасий сказал, что больше дров подкладывать не надо, а еше через полчаса, мы раздевшись, полезли с вениками во внутрь. Около очага стояло ведро с нагревшейся водой, в котором плавал ковш с деревянной ручкой.
 Когда плеснули несколько  ковшей на раскаленные камни, помещение наполнилось перегретым водяным паром таким горячим, что пришлось садиться на корточки.  В общем не смотря на очевидную примитивность бани напарились мы на славу. Возле баньки стояла деревянная бочка с водой, в нее Афанасий бросил три больших накаленных камня и вода моментально стала горячей. С помощью тазика и ведра мы и помылись.
Когда наутро мы продрали глаза Афанасий был уже на ногах. Он уже успел обжарить на сковородке  лучок,  вывалил туда оставшуюся с вечера картошку и банку тушенки.
В избе плыл непередаваемо вкусный запах, от которого собственно мы и проснулись. 
Сразу, как мы миновали последние дома Шимков, перед нами открылось огромная луговина, ограниченная с одной стороны култукским трактом, а с другой открывался потрясающий вид на отроги Хамар Дабана. Перед ними виднелись какие-то постройки, как нам объяснил Афанасий на этом лугу делали привал табуны коней и стада коров и быков, которых гоняли на летний сезон на богатые кормом просторы соседней Монголии. За лугом начались перелески в основном из берез, с редкими вкраплениями сосен. Потом проселочная дорога стала плавно подниматься вверх и скоро мы подошли к весело журчащей между небольшими валунами речке.
Это была одна из многочисленных речек-ручьев стекающих с вершин Хамар Дабана и по достижении долины, впадающих в Иркут, носящая название Тайторка. Скоро проселочная дорога закончилась и дальше вела тропа, идущая вдоль реки и повторяющая ее извилины. Лес вокруг постепенно менялся, березы оставались внизу зато к соснам прибавились ели и пихты, разбавленные, начинающими рыжеть лиственницами. Из за постоянно меняющегося рельефа тропа стала перескакивать с одного берега на другой и это замедляло наше продвижение вперед, в некоторых местах приходилось разбирать небольшие завалы от упавших во время весеннего паводка деревьев.  Ласковое журчание воды внизу сменилось на постоянный глухой гул от все убыстряющегося потока. Крутизна подъема все возрастала, рюкзаки стали казаться тяжелее, чем раньше и мы сделали привал. Благо сухого, обмытого водой и проветренного хвороста вокруг было в достатке и через 10 минут в котелке уже кипела вода.  Чай, заваренный на чистейшей воде, казался особенно ароматным. У нас еще был свежий хлеб, который напекла и снабдила нас, Матрена Ивановна, а в Шимках мы у Афониной соседки, купили две литровых банки сметаны, которая больше походила на масло. Перекурив мы двинулись дальше. Примерно через два с половиной часа мы подошли к месту, где тропа круто задралась вверх.
Местность тоже изменилась, немного сойдя с тропы нога утопала по колено в покрывавшем все бархатным покрывалом мху.  Сосны и пихты остались внизу и здесь нас окружали кедры и редкие лиственницы. Удивительно было смотреть с какой потрясающей ловкостью и выносливостью, наши небольшого росточка, бурятские лошади преодолевали огромные, покрытые мхом валуны и карабкались вверх по круче.  Наконец впереди посветлело и мы выбрались на гребень гривы.
 
 Бурятское и монгольское значение слова Хамар – объясняется как мыс, утес, водораздельная возвышенность. Дабан в свою очередь, означает перевал через горы. Неподалеку от нас находилась, возвышающаяся над покрытыми кедрачем гривами, «лысая гора» с каменистой плешью на вершине на которой стояла геодезическая вышка.  С этой вышки открывался потрясающий вид на южную часть Хамар Дабана. Как будто огромный медведь когтями провел по поверхности тайги и образовал эти многочисленные гривы.
 
Еще последние метры по холке и мы вышли к таежному обиталищу Афанасия.  Такие небольшие зимовья местные охотники окрестили почему-то «балаганами». Балаган представлял собой сруб 3х4 и высотой полтора метра с одной стороны, и двумя с половиной метров с другой, на котором была сделанная накатом из не толстых бревен крыша, покрытая кусками, снятой с лиственниц коры.  Балаган стоял в небольшой седловине, с круглой ровной частью  диаметром метров в 30.  Полянка эта была усыпана толстым слоем буса ( бус это то, что остается от шишки, когда из нее вытащат орехи, чешуйки и сердцевинки). С одной стороны балагана лежали заготовленные дрова, с другой был сделан заплот для собранной шишки. Внутри находилась небольшая железная буржуйка, два небольших оконца на противоположных стенах, одноместная лежанка и стол с одной стороны, нары, на которых могло разместиться человек пять, с другой. На нарах лежало несколько старых матрасов и байковых одеял, на стене был сделан небольшой стеллаж, на котором стояли банки для круп и небольшое количество металлической посуды. Вот этот балаганчик должен был приютить нас дней на двадцать.
 
 На следующий день Афанасий повел лошадей назад, а нам поручил заняться изготовлением орудий труда, предварительно объяснив, что и как надо делать.
 Когда шишка созревает, она набирает вес и держится на ветке уже не так крепко. На этом и основан способ ее добывания. Представьте себе огромный деревянный молоток, у которого длина ручки под три метра, длина ударной части сантиметров девяносто, а диаметр сантиметров сорок.
 Ручка, точнее шест делается из сухого кедра, а ударная часть из сухой лиственницы.
Материал для этого готовится заранее, на молодом кедре и подходящей лиственнице, на высоте примерно от полуметра до метра, снимается кора и дерево засыхает, через пару лет его можно спиливать, часть используется по назначению, а то что осталось на дрова.
  В центре заготовки выдалбливается под небольшим наклоном несквозное отверстие, в которое вставляется кедровый шест с вставленным предварительно, клином на конце.
 Потом окончательно каждый подгоняет под свой рост, и колот (так называется этот инструмент) готов.  Теперь надо упереть (воткнуть) шест прямо у основания кедра, затем отклонить колот назад и нанести удар по стволу. При достаточной силе и скорости удара, ветви кедра, как бы вздрагивают, шишка отрывается и летит вниз. В этот момент надо предусмотрительно спрятаться под колот, иначе шишки неизбежно попадут по голове, а с такой высоты, не менее 10-15 метров это весьма и весьма чувствительно.  
 Не имея еще достаточного опыта и опасаясь сделать, что-то не так, у нас на изготовление колотов ушел почти весь день. Вечером пока не стемнело, мы побродили еще вокруг нашей стоянки, пособирали маслят, которые к нашему удивлению росли прямо во мху, и на разведенном костре сварили очень вкусный супчик, главным ингредиентом в котором стали подстреленные кедровки, которые из любопытства прилетели посмотреть на конкурентов по добыче орехов.
 У костра сидели долго, кромешная темнота накрыла все вокруг, высоко над головами шумели верхушками кедры и этот шум вместе с сполохами огня, создавал ощущение какой-то таинственности.
Следующий день пока ждали обратно Афанасия, прошел в делах по хозяйству. Собирали вокруг хворост и валежник для костра, некоторые мешки для сбора шишки были драненькие и пришлось зашивать, подремонтировали крышу у балагана, которую по словам Афанасия, пытался разобрать молодой косолапый хозяин тайги, но убежал, когда охотник пальнул в воздух.
Под вечер вернулся Афанасий, когда вечером сидели у костра, я спросил у него, что за груда костей валяется за балаганом.
 — Дак это мишкины кости, — сказал он потихоньку прихлебывая горячий чай.  
 — Прошлой зимой…
Мне трудно точно передать его своеобразную речь, поэтому дальше перескажу своими словами.    
  Дело было зимой прошлого года. Обычно Афанасий приходил сюда во второй половине октября,  чтобы оценить сколько можно ожидать белок и соболей, когда начнется охота, и еще заготовить впрок мяса.  Здесь не далеко, за плешивой горой, есть солонцы, куда приходят полакомиться лоси и изюбры, там он сидел в схроне,   заваливал преимущественно лосиху и ему хватало на сезон охоты. Охота, —  добыча белки, куницы и соболя, продолжается с конца ноября до конца февраля, между осенней и весенней линьками. Вот и в этот раз поднявшись сюда, он обнаружил неподалеку от балагана медвежью берлогу. Покрытое заиндевевшей корочкой отверстие в снегу, говорило о том, что в берлоге есть обитатели. Такое соседство Афанасия никак не устраивало в погоне за соболем можно запросто провалиться к медведю в гости. Поэтому он спустился вниз в Шимки и позвал на помощь молодого бурятского парня Семена, работавшего в шимкинской школе учителем, но как и все местные жители, понимающего особенности предстоящей охоты.
Переночевав в балагане, с утра они стали делать вокруг входа в берлогу завал из стволов деревьев, чтобы медведь не мог сразу выскочить. Все это прерывалось частым чаевничаньем у костра, видимо оно помогало собраться, мысленно обдумать и проговорить возможные варианты. Наконец  Афанасий занял удобную для стрельбы позицию с карабином в руках, а Семен  вооружившись длинным шестом и рогатиной подошел к берлоге и начал тыкать шестом вглубь отверстия. Минуты через две раздалось глуховатое рычание и через промежуток в стволах завала высунулась медвежья голова. 
 Когда все закончилось, Афанасий подсчитал, что выпустил 28 пуль. Он стрелял, а голова то появлялась, то исчезала внутри. Они снова сели пить чай…  
Убедившись, что никаких звуков из берлоги не доносится, они подошли и еще минут десять шуровали шестом. Все было тихо. Тогда они разобрали завал, и Семен обвязав вокруг пояса веревку, осторожно стал спускаться.  Берлогу медведи чаще всего устраивают около корневища большого поваленного дерева, видимо там легче рыть. Размеры  ее впечатляют, роют медведи обычно под свой размер, а когда в берлоге бывает два или даже три медведя ее размер, как у небольшой комнаты.  Вот и здесь, когда Семен с помощью Афанасия, тянущего за веревку выбрался наружу, то сообщил, что там медведица с годовалым медведем и видимо двухлетним пестуном. Потом они два дня расширяли раскапывали вход, а окончательно разделались только через четыре. Причем им облегчила задачу, приходившая ночью росомаха, утащившая добрую четверть, освежеванных туш.  Около балагана они окончательно разделали туши, отделив мясо от костей. Так и образовалась эта груда, на которую мы наткнулись.
   На следующий день Афанасий повел нас на экскурсию, чтобы показать места, где лучше всего бить шишку. Когда обойдя достаточно большую территорию возвращались назад, он подстрелил небольшую кабаргу (разновидность косули, необыкновенно ловко прыгающая по скалам), и вечером у нас был шашлык.
Утром, стоявшая отличная сухая погода стала меняться, ночью сел туман, а потом заморосил мелкий дождь, но Афанасий поднял нам настроение сказав, что дождь нам на руку, после него шишка не будет держаться так крепко.
  Начали мы ее бить, когда уже подходила к концу первая неделя нашего пребывания здесь. Постепенно мы втягивались в рабочий процесс. Сперва ходили втроем, били и собирали по очереди. Когда набиралось два мешка шишки, двое уносили их и высыпали в заплот за балаганом, потом приноровившись, стали бить в три колота. Каждый из нас бил, собирал и относил самостоятельно. Афанасий опять ушел вниз и сказал, что вернется через две недели с конями. Перед уходом он показал, как обрабатывать шишку, чтобы получить чистый орех.
    Технология обработки проходит в несколько этапов. Сперва шишку прокручивают в специально сделанной машинке, чем-то напоминающей по сути мясорубку. Делается она так: главная деталь барабан – вытесывается из лиственницы или березы,  чурка цилиндрической формы, 35-40 см. длиной и диаметром см. 30. Потом по боковой поверхности прорезаются треугольные борозды с высотой треугольника 1,5-2 см. То есть вид с торца будет как у шестеренки. В центре делается отверстие в которое вставляется согнутая из 15 миллиметрового стального прута ручка, все наверно представляют себе колодезный ворот, вот и этот барабан, как ворот, только с продольными треугольными канавками. Потом из толстых досок делается подобие корыта в которое посередине устанавливается барабан, в нижней доске по длине барабана делается прорезь в которую падают перемолотые шишки сверху устанавливается трапециевидный бункер, в который насыпаются шишки.
  Перемолотая смесь из буса и орехов наполняет подвязанный снизу мешок.  Следующая стадия обработки – просеивание этой смеси, через своеобразное сито.
После того как орехи отделены от буса, их надо провеять, чтобы отделить от мелких частиц буса, которые прошли вместе с орехом через сито. Делается это так: между двумя деревьями подвешивается большой брезент, размером с две сшитые по ширине двуспальные простыни. Нижний край брезента оттягивается немного в сторону и там устраивается подобие мягкого ящика. Мешок со смесью ставится на расстояние 6-7 метров от брезента. Ковшиком, сделанным из круглой миски прибитой к палке примерно метровой длины, смесь зачерпывается из мешка, потом надо аккуратно отвести ковшик за голову и держась за нижний конец палки бросить так, чтобы орех долетел до брезента и ссыпался по нему, а пыль от буса рассеялась не долетев до него. Это требует определенной тренировки, но человек, как вы знаете может обучиться всему. Обучились и мы. Но это еще не все, провеянный орех надо еще просушить, чтобы он не испортился и не заплесневел. Для этого делается специальная печка из камней, накрытая большим листом железа. Орех высыпается на горячий лист, где его надо постоянно перемешивать, иначе он будет перегреваться и с треском лопаться.  Готовый орех насыпается в мешки (вес мешка около 70 кг)
  За то время, что мы занимались заготовкой орехов, произошло два забавных эпизода. Поскольку место где мы находились, не зря даже на карте Бурятии было отмечено фигуркой медведя, мы скоро убедились, что это было не случайно. Первый раз мы его увидели, когда еще втроем ходили на соседнюю гриву, но это было на приличном расстоянии и он нас даже не заметил. Вначале каждый из нас таскал с собой ружье( два ружья с патронами нам дал Константин Иванович, а еще одно привез из Бадар Ваня), но потом это надоело, таскать колот или мешки, с ружьем за плечами было неудобно. По бокам тропинки  шедшей по верху гривы и ведущей к балагану, росли молодые кедры. Они были метров 6-8 высотой и сантиметров 15 толщиной у основания, шишки сидели только на самой верхушке, держались крепко и мы их пока не били.   Следы, оставленные медведем на ровной поверхности глубокого мха, нам попадались, но сталкиваться не приходилось.  И вот однажды, когда я возвращался нагруженный мешком с шишкой, вдруг услышал доносящийся спереди непонятный звук, напоминающий то ли урчание, то ли кряхтение. Я поставил мешок и потихоньку стал продвигаться вперед, метрах в двадцати от меня молодой небольшой медведь, наверно только-только отставший от матери, стоял на задних лапах около кедра и обхватив его передними лапами, изо всех сил его раскачивал. Верхушка кедра моталась из стороны в сторону, но шишки держались крепко и не падали. Через некоторое время терпение у мишки лопнуло и он полез вверх по кедру. Делал он это быстро и ловко, но не успел он еще долезть до шишек, кедр согнулся под его весом дугой и с треском сломался. Треснувшись спиной о землю (хорошо еще густой мох смягчил падение) он вскочил с ревом обхватил  лапами оставшийся торчать комель и еще раз рявкнув, вырвал остаток кедра с корнем, бросил его и побежал вниз по склону. Я стоял и изо всех сил сдерживал себя, чтобы громко не расхохотаться. Зато вечером мы насмеялись вдоволь, когда я рассказал ребятам и показал место, где это произошло.  Во втором случае опять «повезло» мне. В этот день была моя очередь дежурить, накануне Виктору удалось подстрелить двух рябчиков, и я собирался насобирать маслят, чтобы сварить охотничий супчик. Собирать я пошел в другую сторону от седловины на которой стоял балаган, место было незнакомое и увлекшись поиском грибов, я незаметно для себя сошел с тропинки, а когда спохватился стало темнеть. Надо сказать, что темнота там наваливалась очень быстро, и через минут двадцать безуспешных попыток найти тропу, стемнело совсем, а я окончательно заблудился.  Я попытался покричать, но никто не отозвался, видимо я успел отойти от балагана довольно далеко. Ничего не видя перед собой, я продвигался наощупь, встречая руками перед собой ветви деревьев. Вдруг под ногами возникла каменистая осыпь и я съехал на пятой точке, метров на пять вниз, спугнув при этом сидящего там большущего глухаря. То что он большой я понял, по шуму крыльев с которым он взлетел. Глухарь сидел там и видимо набирал в желудок камешки, которые помогают им переваривать пищу и тут на него свалился я. Не знаю, кто от этой встречи напугался больше, но сердце колотилось со скоростью не меньше двухсот ударов в минуту. Когда я отдышался, то решил взять себя в руки, успокоиться и подумать. Рассуждал я так: поскольку я нахожусь на склоне гривы, мне надо спускаться к речке, там мне проще будет найти тропу. Решение было принято и потихоньку стал спускаться. Скоро послышался шум воды, подтвердивший, что я на правильном пути. На сколько мог я ускорил движение и вот она речка. Я с жадностью напился и сел на валун передохнуть. И тут вдруг какая то еще не осознанная причина меня насторожила, я пытался понять в чем дело…   Мысль пронзила молнией – РЕЧКА ТЕКЛА В ДРУГУЮ СТОРОНУ.  Сердце снова заколотилось и мне стоило немало трудов успокоиться и попытаться понять, как же так получилось. Подумав несколько минут я понял, что спустился на другую сторону гривы и здесь течет такая же речка, как та по которой мы заходили. Это меня успокоило и возникшую первоначально мысль идти вниз по течению, пока не выйду в долину, я отогнал и примерно представив место, где я очутился, пошел вверх и наискосок по склону, чтобы выйти наверх к нашему балагану. Минут через тридцать-сорок, когда я став опять отчаиваться заорал во все горло, вдруг впереди забрезжил проблеск огня и я услышал спокойный Славкин голос:
—- Ну, чего орешь, где тебя носит, жрать охота…
 Две недели в трудах пролетели быстро, пришел с конями Афанасий и мы стали собираться в обратную дорогу. Орехи мы сдали в ПОХе, распрощались с Афанасием, Константином Ивановичем и Матреной Ивановной, а потом Ваня отвез нас на машине в Иркутск. В Иркутске были встречи с моими старыми друзьями, а потом мы улетели в Москву, увозя в душе благодарность этим замечательным краям и замечательным людям, здесь живущим.

- Вот так мы провели свой отпуск еще до знакомства с вами в 1974 году.
Олимпиада Олимпиевна, устали, наверно, сидеть меня слушать?
- Что ты, мой дорогой, еще бы слушала и слушала!
- Славка вот оклемается совсем и мы к вам приедем рассказать, как съездили в этот раз.
  - Буду ждать и торопить время

P/S  На фото Афанасий ведет по тропе навьюченную лошадь

   Продолжение здесь: http://proza.ru/2022/11/05/1572