Глава 11. Ветер

- Вы его видели, видели? – девочка лет восьми с горящими серебряными волосами едва ли не прыгала от возбуждения по комнате и хлопала в ладоши.
Ее звали ВэнЭльям, и она принадлежала к гэльфордам Льда также, как и ИфрЭ – высока, молодая женщина с веснушками по всему лицу. Вообще для ВэнЭльям такое возбуждение было не свойственно: она была лидером своей группы, несмотря на внешнюю детскость. Строгая, серьезна и сосредоточенная, она пинала ленивую по жизни Ифрэ, заставляя ее учиться, да и сама впитывала все, как губка. Ее тоненькие ручки и ножки были крепче любого метала на свете, а желание вырваться за пределы стены и встретиться с монстрами лицом к лицу было столь же заветным, что и у Яксона. Но сегодня мысли девочки занимали вовсе не чудовища, не их классификация, и даже не битвы или тренировки, а незнакомец, появившийся также внезапно, как и исчезнувший. Неестественно большие, пронзительно-голубые глаза ВэнЭльям смеялись изнутри, когда она в очередной раз обводила взглядом девушек, собравшихся в комнате, она меряла пространство широкими шагами и размахивала непомерно длинными рукавами своей туники, отчаянно жестикулируя.
Они называли подобные сходки «девишником», хоть замуж никто никого не выдавал. Среди гэльфордов младшего поколения было всего четыре существа, опознавшие себя как особей женского пола: ДОран из Искр, ВиллайтО из Тени и ИфрЭ и ВэнЭльям изо Льда. Среди Лавы женщин не наблюдалось, что было предметом частого обсуждения на девишниках: что это везде есть, а в Лаве – ни одной? И кто из них мог бы, чисто теоретически, стать девочкой? Таких, правда, не находилось – все из Лавы были теми еще мужланами… но сегодня, опять же, разговор шел вовсе не об этом. 
Духи младшего поколения были значительно слабее своих предшественников – гэльфордов Света – но в отличие от них мыслили совсем как люди, поэтому девочки были похожи на человеческих женщин: поболтать, перемыть кости парням, поссориться, поплакать – все это было нормой в их кругу. И появление прекрасного незнакомца не могло не вызвать сильнейших переживаний.
- Да успокойся ты, ВэнЭльям, - лениво, но с явным наигрышем проворчала ИфрЭ.
Она, развалившись, сидела в кресле, закинув мощные ноги в блестящих, обтягивающих лосинах на стол, и курила сигарету, пуская в потолок кольца дыма. ИфрЭ была рослой и плотной, и даже Ирвин на ее фоне казался несколько щуплым, она носила только черное, при этом вся одежда обтягивала изгибы ее мощной фигуры с вычурной и вызывающей плотностью. На Земле ее непременно назвали бы роковой женщиной: идеальные пропорции лица, пухлые губы со слоем глянцевой, алой помады, ровный тон «штукатурки», замазывающий веснушки, густые брови, крутой дугой поднимающиеся над пронзительными, голубыми глазами, чуть смуглая, бронзовая кожа. Ифрэ, в отличие от подвижной и угловато-колкой Вэнэльям, была медлительно-грациозна и как будто округла, хоть и не толста: во всей ее фигуре не было острых углов, и даже локти и колени были какими-то обтекаемыми и сглаженными. Она тщательно следила за своим внешним видом, и ее длинные черные волосы всегда были расчесаны и уложены.
- Мы даже не знаем, как его зовут, - проговорила она и глянулась в складное зеркальце – не проступили ли веснушки из-под толстого слоя тонального крема?
Веснушки – это был отдельный разговор для красотки-гэльфорда: она их люто ненавидела. Но тем не менее не спешила убрать со своего лица, хоть и могла меняться, как и все духи.
«Каждая девочка должна в себе что-то ненавидеть, - говорила она. – Как же я смогу называться девочкой, если буду идеальна?»
И ее подружки всячески поддерживали эту мысль, хоть и не придерживались той же позиции.
- Да какая разница? – возмутилась Вэнэльям и резко повернулась к Ифрэ, отчего удлиненная пола ее белой рубашки взлетела и опала, показав ножки-спички в белых обтягивающих бриджах.
Две Льдинки были различны между собой столь же разительно, как свет и тень: одна взрослая, другая ребенок, одна в черном, другая в белом. Но когда дело доходило до сражения – страшнее пару сложно было вообразить, они идеально дополняли друг друга, как будто были одним существом, разделенным надвое. Абсолютно бешеная внешне Вэнэльям с оскалом острых, акульих зубов, и рассудительная, четкая Ифрэ, реакция которой была наиболее приближена по скорости к реакции Ирвина. Но внутреннее состояние было обратным: Ифрэ впадала в бешенство с одного слова, особенно касавшегося ее внешнего вида, и ее гнев выливался в жутчайших по силе атаках. Вэнэльям же внутри была холодна, как лед, которым владела, но это лишь играло ей на руку, позволяя разумно расходовать энергию.
- Действительно, какая разница? – вступила в разговор ДОран.
Она принадлежала Искрам и, поскольку была младшей среди них, да еще и девочкой вдобавок, не имела права голоса в своей команде, поэтому в принципе говорила мало и редко. Двое старших братьев ее едва ли не на руках носили, поэтому она выросла тихой, застенчивой, часто несамостоятельной девчушкой. Ей было лет 13, худенькая, невзрачная, с простыми, но милыми чертами вытянутого лица, она носила две длинные толстые косы, в которые вплетала ленточки разных цветов – единственную роскошь, которую она себе позволяла. Длинная, бежевая туника с вечно обтрепанным, слегка подгорелым краем спускалась до самых ее колен, на босых ступнях отчетливо проступало вальгусное искривление большого пальца.
Доран всегда была тихой и даже говорила неохотно и как-то нескладно, зато служила разводящим звеном между группировками Искр и Лавы: схожие по происхождению силы, те всегда спорили между собой и никак не могли ужиться мирно, денно и нощно вступая в конфликты, и если Искры взрывались сразу и столь же быстро потухали, то Лава, наоборот, вскипали долго, а тормозили с трудом и частенько даже не пытались остыть. ДОран же своей внутренней добротой и кротостью умела предотвращать ссоры, успокаивая своих братьев, да и с мальчишками из Лавы она хорошо ладила, в отличие ото всех остальных. Те будто признавали ее за свою и тоже слушались по большому счету, хоть внешне и поругивались, выказывая свое недовольство. Она была похожа на Ирвина своей глубиной, часто уходила в свои мысли настолько, что теряла связь с окружающим миром, но на этот случай рядом с ней всегда стояли Урия и Яксон, готовые любого порвать за свою душечку-сестричку. Правда, ей частенько доставалось от них же самих, но она сносила все с тихим, ласковым смирением.
- Мы можем назвать его любым именем, - казалось, она смутилась общим вниманием, обращенным на нее.
Доран сидела на коленях на своей развороченной кровати и упиралась ладонями в простыни, высоко задрав покатые плечи, Вэнэльям остановила свой марш по комнате и уставилась на рыжую, потом открыто улыбнулась, показав сжатые зубки-пилки и азартно воскликнула:
- Так тому и быть! Пусть будет Незнакомцем до конца своих дней!
- Тсс! Чего разоралась? – зашипела Ифрэ. – Сейчас же Ирвин явится!
У младших был строгий режим «сна», то есть, времени накопления энергии, и бодрствования, наполненного учебой, тренировками и помощью по дому. Само собой, свободные часы были включены в график, но хулиганить по ночам и, тем более, сидеть шушукаться, было запрещено. Ирвин никогда не злился на нарушение запрета, но его тихое: «Вы расстроили меня,» - было хуже всякой брани, поэтому раскрытия девишника нельзя было допустить ни в коем случае.
Вэнэльям зажала рот руками, сжалась и воровато оглянулась, будто ожидая, что Старший сейчас вылез из-под кровати, но тот не пришел, и в наступившей паузе голос подала ВиллайтО:
- Знакомый Незнакомец – это абсурд, - низкий, замогильный голос, похожий то ли на завывание ветра, то ли на пророчество оракула, заставил бы испугаться любого, но девочки уже привыкли к этой особенности последней участницы ночного девишника.
ВиллайтО принадлежала гэльфордам Тени – самой закрытой и малообщительной группе из младших. Они и между собой-то практически не контактировали, чего уж говорить о других, держались порознь и действовали в одиночку. Все, кроме Аукори, конечно, но он был совсем другой историей. Неприятным исключением, так сказать. ВиллайтО была единственной, кому разрешили оставить не совсем человеческую внешность: серое, обвисшее лицо никогда не покрывалось морщинками гнева или смеха - дух выражала эмоции по-другому, ее лицо оставалось неподвижным, даже когда она говорила, темные, почти черные губы не шевелились. Неспадаемый серый капюшон бросал тень на шею и скрывал лоб, и три светящихся прямоугольника глаз – два в черных глазных впадинах и один чуть выше переносицы – завершали мрачноватый облик девушки-тени. По ее облику невозможно было сказать, сколько ей лет – внешность словно была заморожена. Ей можно было дать и 18, и 40, и 120 лет, и во всех случаях не ошибиться: Время не было страшно гэльфордам.
По характеру ВиллайтО походила на ДОран – спокойная, как океан, невозмутимая, как скала, она никогда не выражала эмоций внешне, хоть и проживала все внутри, но в отличие от рыжей Искорки спокойствие Виллайто было льдистым и отстраненным. Закутанная в одноцветный, блеклый плащ с головы до ног, она походила на Смерть, хоть и не была столь могущественна, как он. Вот и теперь Виллайто сидела на краешке стула, выпрямившись так, будто палку проглотила, и сложив руки симметрично на коленях.
- Назовем его Ветром, - предложила она, но в ее голосе прозвучали нотки едва ли не приказа: - Он то есть, то улетает, куда глаза глядят, он не подчиняется никому, даже Хозяину, он сам по себе… как Ветер. А называть Знакомого Незнакомцем – это бред.
Маленькой слабостью Виллайто, слегка рассеивающей ее жреческую оторванность от мира, была точность и логичность: если садится – то непременно ровно, если говорить – то четко, коротко и по делу. Она любила симметрию и стремилась построить ее везде, где только можно. И где нельзя тоже, потому что «нельзя» понятие неизмеримое. От Ирвина ей досталась любовь к точным наукам, таблицам и графикам дежурств, расписаний, к четкому упорядочиванию всего на свете, что приводило в бешенство рассеянную, непостоянную Ифрэ, разбрасывавшую свои вещи по всему дому. Как-то раз ее помада была найдена в комнате ажно у самой Лавы, вот скандал-то был…
Лучшего имени для неизвестного пришельца придумать было просто невозможно, и Вэнэльям уже захотела завопить об этом на весь дом, но тут по коридору раздались тяжелые шаги – Хозяин вернулся, ведь только Он имел тело и перемещался со звуком. Дух зажала рот руками и согнулась пополам от смеха – ее всегда веселило топанье Синвирина. Вот заслышать приближение Ирвина было сложнее, хотя тоже возможно, если тот не сильно шифровался.
- Как думаете, кто он? – томно спросила Ифрэ, запрокинув голову назад и дымя своим куревом. – Вы бы видели, как он с Хозяином легко обошелся. Вошел, значит, с Ирвином, весь из себя напыщенный и холодный, как ледышка, губы поджаты, нос до небес вздернут…
- За что ты над ним издеваешься? – перебила Доран. – У него глаза убитые, он весь поникший вошел, как будто у него умер кто, а ты над ним смеешься.
- Что это ты так рьяно его защищаешь? – Вэнэльям оскалилась улыбкой, повернувшись к Доран и снова взмахнула юбкой. А потом с той же пылкостью перекинулась на Ифрэ: - А ты что? Набросилась на Ветра с озлоблением, какого раньше не выдавала! От ненависти до любви один шаг, уж не влюбилась ли ты?
- Отвали, мелкая, мне лень, - развязно фыркнула та, а затем продолжила рассказ, уже не подтрунивая над Ветром: - Он вошел, Ирвин за ним следом, такой удивленный, будто мертвеца увидел. А тут с лестницы Хозяин спустился: руки раскинул и такой: «Кто это в гости пожаловал?» правильно говорю, Доран? – и, дождавшись утвердительного кивка, заговорила дальше: - А Ветер стоит, вылупился на Него, как сова, и смотрит так, будто не узнает. И ни слова. Я думаю, сейчас воздух плавиться начнет и произойдет ядерный взрыв как минимум, так они друг на друга пялились, но нет – вышли вместе и сгинули за воротами. И знаете, что странно? Ветер ничуть не боялся, он был только удивлен и несколько расстроен, но не напуган точно. И откуда он такой взялся?
- Нет, вопрос в другом, - возразила Вэнэльям, уставшая молчать за долгий монолог сестры. – Вопрос в том, что между ним и Хозяином за отношения такие? Они как бы… - она поморщилась, а затем понизив голос до заговорческого шепота, произнесла свою крамолу: - Они как бы на равных. Как будто братья.
- Тссс! Что ты такое несешь? – зашипела на нее Ифрэ, а у Доран глаза стали размером с чайные блюдца.
Действительно, подобную чушь могла выдать только Вэнэльям: никто в мире не мог быть равен Хозяину. Ни в каких аспектах. Никогда. Какую бы сферу ни рассматривали, Хозяин всегда был лучше. Хозяин всегда прав. Хозяин не ошибается. Слово Хозяина – непреложный закон, ослушаться которого НЕЛЬЗЯ. И речь не идет о наказании. Просто НЕЛЬЗЯ и все тут. Даже Ирвин, которому было разрешено обращаться к Хозяину по имени, не был равен Ему. Это было вдолблено в головы младших так, что от зубов отскакивало, но Ветер… каждая внутри чувствовала, что Вэнэльям права, но сказать такое было страшно.
- А что, если он… - начала Виллайто глухим шепотом, - один из Пятерых?
Повисло мгновение напряженной тишины, в которой было слышно, как работают мозги гэльфордов.
- Они же все мертвы. Кроме Ирвина, само собой, - прошептала Вэнэльям и снова боязливо огляделась по сторонам, но Ирвин по-прежнему не вылезал из-под кровати – его там не было, иначе он давно бы появился.
Разговоры о Первых Пятерых были запрещены строжайшим образом, и даже открытый Ирвин отказывался говорить о погибших. Это было непереносимо, Синвирин реагировал бешенством, надо было оставить пока что эту тему, не переставшую быть больной даже за тысячу лет. Но младшим этого не рассказывали, им просто было запрещено трепаться, вот и все, поэтому девишник с каждым словом принимал все более и более опасный тон.
- Не все, - Доран подалась вперед, говоря едва слышно, - мертвы Южени, Мерлин и Артур, а вот о Джулиане нет никаких сведений…
- Ты считаешь… - Ифрэ скинула ноги на пол и склонилась к центру комнаты, - что Ветер – это Джулиан?
Звенящий вопрос повис в воздухе и буквально завибрировал, грозя поднять на уши весь заснувший дом.
О Джулиане ходили легенды, хоть никто из Старших ничего не рассказывал, но то там, то здесь просачивались обрывки информации о первом из гэльфордов, о брате Хозяина. То и дело появлялись непонятные вещи, о которых Ирвин с удивлением говорил: «О, это Джулианово.» Книги всякие, одежда, в один момент даже рюкзак с бездонным низом нашли… А еще была запертая комната, которую хранили как для живого…
Воображение младших часто рисовало то существо, но встретясь с ним, пропавшим задолго до их рождения… увидев его вживую… нет, глупость, не мог быть Ветер Джулианом! Или все же мог? Вопрос звенел в тишине, но ни одна из духов не решалась раскрыть рот. Однако, им и не пришлось отвечать: раздался деликатный стук в дверь, и Ирвин собственной персоной зашел в комнату, прервав девишник в самом его разгаре. Хозяйки комнаты – Доран и Виллайто – тут же улеглись по кроватям, прикинувшись спящими, а гостьи растворились в воздухе, бросив свои ледяные тела в тех позах, в которых те оставались во время прихода Старшего.
Гэльфорды были духами и формировали тело из той Стихии, к которой принадлежали, то есть, изо Льда, Лавы, Искр или Тени. Последние были максимально приближены к Первым Пятерым – тоже могли быть видимыми, но неосязаемыми в зависимости от собственного желания. У остальных видимая часть была осязаемой, и если сформировать ее было просто, то расформировать – не у всех. Лед, например, таял часами после того, как дух перемещался, уходя из тела.
Ирвин вздохнул скорее устало, чем раздраженно и спокойно проговорил:
- Вылезайте, я вас все равно застукал.
Он всегда вздыхал, расстраиваясь непорядку. Ледяные фигуры задвигались, оживая:
- Только не сердись, пожалуйста! – взмолилась Вэнэльям, надеясь избежать наказания в лице грустного: «Я же просил…»
- Это я виновата, - Доран выскочила из кровати и, подбежав, ухватилась за руку Ирвина, умоляющим взглядом уставившись в его доброе лицо.
Она всегда брала вину на себя, хоть сходки назначались Льдинками, но крайней всегда выставлялась Доран – любимица Ирвина.
- Девчонки, вы же знаете правила, - с укором сказал тот и мягко улыбнулся, словно пытаясь извиниться за вынужденное внушение – от этого стало только хуже, и стыд накрыл непослушных девиц.
Ирвин всегда был ласковым, податливым и чуть печальным, но от его доброты младшие всегда ужасно стыдились, и стыд держал их в узде, даже взрывных Искр и упрямых парней из Лавы.
- Да, - мы знаем, - Вэнэльям исподлобья оббежала взглядом подруг и, увидев их немое одобрение, с привычной прямотой выпалила: - Это правда, что Ветер – это Джулиан?
Ирвин несколько удивленно поднял брови и наклонил голову к плечу – характерный жест, выдававший его задумчивость:
- С чего вы взяли? И кто такой Ветер?
- Тот парень, который приходил сегодня. Черноволосый, - пояснила Вэнэльям и во все глаза уставилась на Старшего – от его ответа зависело теперь все.
Ирвин сел на кровать Доран, внимательными ясными глазами оглядывая напряженных девочек. Доран пристроилась рядом с ним, свернувшись под боком и прижавшись к нему, Вэнэльям тоже подобралась ближе и подсунула голову под его руку. Девочки любили Ирвина, как отца, и полностью доверяли ему, поэтому часто приходили если не поплакаться, то во всяком случае услышать слова поддержки и почувствовать тяжелую ладонь на голове.
- Да, это был Джулиан, - наконец, задумчиво проговорил Старший, - он приходил к Синвирину. Я видел его впервые за тысячу лет…
Раздался общий вздох, и глаза девочек наполнились живым любопытством, но напряжение развеялось.
- Расскажи про него, - попросила Доран, чувствуя, что сегодня можно было озвучить эту просьбу.
Обычно Ирвин замолкал, лишь только речь касалась Первых Пятерых, но сегодня он был настроен благодушно и, казалось, несколько размягчен встречей с Ветром, и духи чуяли это, поэтому и решились завести разговор. Бирюзовые глаза Ирвина затуманились, на лице замерло выражение безмятежного спокойствия, он помолчал, а потом ласково сказал:
- Он то же для меня, что я для вас. Он растил меня, он был моим первым напарником, он защищал меня, объяснял, как жить. Я ему всем обязан и очень виноват перед ним: он ушел из дому, когда погибли Мерлин с Артуром, и меня не было рядом в тот момент, а ему нужна была моя поддержка, - он опустил взгляд, грустная улыбка, казалось, приклеилась к его лицу.
- Он ведь еще вернется? – осторожно спросила Ифрэ, стараясь снизу заглянуть в опущенное лицо Старшего.
Его светлая печаль разлилась невидимыми бирюзовыми волнами по комнате и окутала всех, и даже Вэнэльям, которая еще минуту назад буквально фонтанировала эмоциями, стихла под рукой Ирвина и крепче прижалась к нему.
- Думаю, да, - встряхнувшись, отозвался тот. – В конце концов, он не просто так пришел, но не советую к нему лезть – он вспыльчивый и отреагировать может несколько неадекватно. Все, хватит вопросов, - стараясь казаться строгим, он нахмурился, что не прибавило ему грозности ни на йоту – все знали, что Ирвин добряк. – Ложитесь спать, некоторым из вас завтра на смену отправляться, вы должны быть бодры.
- За стену?! – Вэнэльям буквально подскочила от радости и затылком долбанула Ирвина по подбородку, отчего дух отдернулся и шикнул. – Скажи, кто, кто пойдет за стену?!
- Точно не ты, - раздался из-за стены недовольный, невнятный ото сна голос Синвирина. – Тебе еще учиться и учиться, что по ночам орать нельзя, потому что некоторым требуется сон. Я только заснул, и тут ты вопишь… - Он вздохнул и, судя по шороху, перевернулся на другой бок.
Дом был звонким, звуки разлетались в нем с легкостью пушинки, поэтому было вовсе не удивительно, что вопль обрадованного духа разбуди Хозяина. Вэнэльям зажала рот руками и в ужасе выпучилась на Ирвина – у того в глазах плясали искорки смеха.
- Он сегодня в хорошем расположении духа, не бойся, - усмехнулся Старший, вспомнив, как однажды Артур с Мерлином также расшумелись и разбудили Синвирина.
Тот был в бешенстве тогда, и близнецов от серьезного наказания спасло только вмешательство Джулиана. Они ведь именно здесь играли тогда, в этой комнате, где на стене еще оставались дырки от снятого телевизора…
- Все, ложитесь спать, быстро, - он поднялся и, дождавшись, пока девочки лягут, проводил Льдинок в их комнату.
***
Доран не спалось – обычно она легко уходила в транс, заполнявшийся чем-то счастливым: то мечтами, то планами или воспоминаниями о прошедших днях, но сегодня в жизнь вторгся одиночка-Ветер. Где он жил? Неужели совсем один? Он внутренне был таким грустным… Доран скинула одеяло и села – ей было все равно не уснуть. Виллайто лежала неподвижно, и светящиеся прямоугольники ее глаз были закрыты – она спала без задних ног.  На Доран иногда накатывала беспричинная тоска, тогда дух будила подругу или просто забивалась к ней под бок, обнимала, и сонная Виллайто прятала ее в объятиях, так и не пробудившись полностью. Но сегодня было по-другому, и Доран не хотела оставаться дома – ей было страшно одиноко.
Рассыпавшись столпом искр и потеряв свою физическую сущность, она выскользнула сквозь дверь в темный коридор и бесшумно скатилась в гостиную. Там никого не было, даже Ирвина, что было на руку гэльфорду: то, что она задумала, было опасной выходкой. Доран переместилась через гостиную и, миновав дверь, вышла во двор – все небо было темно-лиловым, оно нависло низко и тяжело и раскрасилось пестрыми точками звезд, защитная стена, на которой неподвижным столбом замер Урия, тихо гудела, а там, снаружи, бушевала песчаная буря.
Теоретически, из параллельного отвилка, прозванного Красными пустошами, было два выхода: один – физический, через грот, что вел в Алый скальник, но добраться туда было не так-то просто из-за скопления монстров у забора. А вот второй… им пользовался только Хозяин, потому что остальные не выходили из дому, но сегодня… Доран никогда не чувствовала себя настолько плохо, мир за стеной, где жил одинокий Джулиан-Ветер, никогда так не манил ее. Она знала, что выходить наружу, тем более, ночью, категорически запрещено, но… но терпеть разрывающую душу тоску было невозможно. Лишь бы Урия ничего не заметил, лишь бы не остановил! Но, по счастью, гэльфорд был полностью занят сражением монстров под стеной. Он был отличным часовым, но за внутренним двором не следил, все внимание сосредоточив на внешнем мире, что было на руку Доран.
«Меня накажут потом, когда поймают,» - подумала она, но решение было уже внутренне принято, поэтому мысль о наказании ничуть не испугала ее и, тем более, не остановила.
Теперь уже было не важно, что Хозяин рассердится, а Ирвин грустно спросит: «Как же так, Доран?» Все было не важно, потому что там, за стеной, лежало спасение от бесконечной печали, пришедшей вместе с Ветром и передавшейся Ирвину. В чем это спасение заключалось, Доран не знала, но была четко уверена, что дальше не сможет так жить – разорвется изнутри.
«За стену, за стену, за стену!»- билась мысль, и дух, повинуясь ей, переместилась к порталу и решительно, очертя голову, чтобы не раздумать в последний момент, бросилась вперед. Она знала, что запрет был оправдан опасностью, таящейся за пределами защищенного дома, монстры были повсюду, тем более в ночное время суток, но гэльфорд все равно шагнула сквозь единственные ворота в магической стене.
Она вынырнула в глубокой тени под погребальным холмом Южени, испуганно сжалась, оглядываясь по сторонам: всюду расстилалось поле, насколько хватало глаз, ветер выл между травинками, колебля поле вечного лета. Луна светила ярко – было уже далеко за полночь, но рассвет все не спешил окрасить небо. Доран еще ни разу в жизни не видела такого огромного, такого широкого пространства, и от такого восторга у нее захватило дыхание. Вдали на севере виднелись заснеженные шапки гор, а от холма по Большой равнине убегала, извиваясь, змея дороги, высвеченная холодным, ночным светом. Гэльфорд, воплотившись, осторожно ступила на желтый песок и зашагала вглубь чуждого мира, распахнутыми глазами глядя на все, что ее окружало.
Каждая былинка, четкая, отдельная, бросала свою тень, каждый камень был виден среди травы, ураган рвал подол рубахи, и босые ноги холодила остывшая земля. Мир… мир не был опасен, как рассказывал Ирвин. Мир был пуст и холоден, заброшен и чужд, мир был каким угодно, только не опасным, так думала маленькая, глупая девочка, решившая в одиночку прогуляться по ночному Зетта, куда даже Синвирин высовывался неохотно. Так думала Доран, шагая по лунной дорожке. Но странное дело – чем дальше она шла, тем сильнее ощущала, как ее покидают силы. Поначалу она не обратила на это внимания, списав на волнение и тоску, а когда забеспокоилась, почувствовав приближение критической отметки, было уже поздно.
Доран обернулась, ощутив чье-то присутствие за спиной, и увидела высоченную черную тень, размытую, размазанную по краям так, что угадать очертания не представлялось возможным – тварь как будто сливалась с чернотой, перетекала в нее, и только клыкастая пасть, да щелки глаз горели страшным, алым огнем. И из пасти лилась золотая ниточка, соединившая девочку и монстра, по этой ниточке энергия перетекала в тело чудища.
Ирвин не раз рассказывал о тварях, приспособившихся бороться с бестелесными духами, о тварях, высасывающих чужие жизненные силы, о тварях, способных убить даже гэльфорда… и одна из таких стояла сейчас перед Доран. Все, чему учили ее братья, вмиг было забыто. Дух смотрела на монстра огромными, испуганными глазами и совершенно не понимала, что делать, словно в ступор впала, а энергия все уходила и уходила, поглощаемая бездонной дырой, ниточка стала гаснуть, прерываясь, а Доран так и не сдвинулась с места. Никто не пришел на помощь. Никто не возник рядом, и темнота обхватила девочку черными крыльями, сжимая по всем сторонам, адская улыбка то вспыхивала, то гасла, то приближалась, то удалялась, тьма смешалась с красным огнем…
А потом полыхнул свет. Белый, ослепляющий, острый, как клинки, уничтожающий. Золотая нить, разрубленная, потухла, и Доран упала на колени, не в силах стоять на ногах, широкая спина в черном пиджаке встала между ней и монстром. Ночь осветилась, подобно дню, языки белого пламени побежали по земле, по траве, не сжигая ее. Тварь утробно зарычала и атаковала в ответ огненным всполохом, две волны сшиблись, и в воздух полетели комья земли. Джулиан проехал назад на пол шага, взрыв землю лакированными ботинками, но позицию не сдал: лишь сильнее скрестил руки над головой, полупрозрачная оболочка щита куполом обступила гэльфордов, переливаясь перламутровыми волнами. Дождь красно-черной темноты пал сверху, вминая свет, но не пробивая его, Ветер зашипел раздраженно и послал пламя в бой, оно охватило фигуру монстра, закрыло ее полностью, раздался душераздирающий вопль, а затем что-то взорвалось со страшной силой, огненный столп взвился до самых небес и опал, оставив на земле выжженный след. И тишина навалилась сверху.
Долгие секунды ничего не происходило, затем купол пополз по краю, распадаясь, спал на нет и исчез, сияющая фигура Джулиана погасла, волосы волной опали на спину. Он не поворачивался и не говорил, и Доран ничего не оставалось, кроме как жалобно смотреть в его затылок.
- Что ты здесь делаешь? – наконец, резко спросил Ветер и внезапно повернулся.
Тонкие губы, сжатые в одну линию, печальный и пустой взгляд, полуприкрытые веки, но гордо расправленные плечи и ровная осанка – он был странным, он противоречил сам себе, и от него веяло хаосом не пережитых, невыпущенных эмоций, готовых прорваться, разлететься взрывом, но то ли гордость, то ли внутренняя холодность держали эту бурю в узде. Он был спокоен внешне, но взволнован внутри, и больше всего Доран поразило то, что он не презирал ее, глупую, по собственной дурости попавшую в беду.
- Вас выпустили ночью? Они с Ирвином совсем спятили? – раздраженно спрашивал Ветер, злясь вовсе не на Доран, а на ситуацию, в которой малышка могла погибнуть.
- Нет, я… я сама ушла… Ирвин меня убьет… - прошептала дух, только сейчас понимая, что натворила.
Ей казалось, что она проснулась из жуткого сна, во время которого она приняла множество глупых решений. И мир вокруг, и Джулиан, о котором даже говорить боялись, и монстр, едва ее не убивший… зачем она только вышла?
- Сама? – удивился Ветер. – Но зачем ты ушла? И как попала сюда? Синвирин, идиот, портал не закрыл что ли? – он нагибался и тянул шею вперед, всматриваясь в девочку. Он ничего не мог понять.
Доран не ответила: она только-только сама сообразила, зачем сбежала, но кАк объяснить чужаку, что она нарушила все правила, подверглась смертельной опасности только ради встречи с ним? Он ведь не поймет, он ведь засмеется, этот странный Джулиан с неадекватной реакцией…
- А почему ты ушел? – только и спросила она и опустила глаза – и так уже слишком многое наговорила, пора было замолчать, но язык не слушался.
- Послушай, девочка, иди-ка ты домой, - с внезапной злостью проговорил Ветер. – Не твоего ума дело мои поступки.
- Я просто… - у Доран задрожали губы, - просто хотела, чтобы ты не был один. Ты ведь одинокий и… - она внезапно всхлипнула, но не позволила себе разреветься.
Ну конечно! Будет он рад ее компании! Да он с самим Хозяином общаться не пожелал, куда уж ей…
Но у Джулиан слушал молча, не перебивая, и если бы девочка подняла глаза, она бы увидела, как злоба на его лице сменяется сначала удивлением, а потом тихой, мирной печалью.
- И мне хотелось, чтобы ты вернулся домой… вместе ведь жить проще, когда знаешь, что тебя кто-то ждет, в душе теплее. Ты ведь один из нас…
- И ради этого ты пришла? Наплевав на смертельную опасность? – Джулиан присел на корточки и внимательно посмотрел в опущенное личико. – Ты ведь знаешь, что мы не умираем, а перестаем быть?
- Знаю. Но… вы, Старшие, готовы умереть за нас, значит…
- Не говори глупостей! Никто ни за кого не должен умирать! – едва ли не закричал Ветер, но договорил уже совсем тихо и мягко: - Тем более, ты за меня.
Она молчала, чувствуя себя виноватой и глупой. Старший вздохнул совсем, как Ирвин, и хмыкнул:
- Идем, я отведу тебя домой. Постараемся сделать так, чтобы твое исчезновение осталось незамеченным, а то грозный Кубик… ой, Ирвин в смысле, и мне по шапке надает, - и взял Доран за руку, поставив на ноги.
Ее маленькая ладошка полностью утонула в его руке, и гэльфорд почувствовала, что пальцы у Ветра были совсем холодными, как у мертвеца. Они пошли по дорожке обратно к порталу совершенно молча – слова были лишними теперь, в тишине им не было места. Но духов теперь объединяло нечто большее, чем их скрещенные пальцы: спокойствие. Их объединяло спокойствие, которого было так мало в этом огромном мире. Он нес спокойствие физическое, уберегая от монстров, очищая землю, она же – спокойствие внутреннее, которого не было у Старшего.
Джулиан проводил Доран до самого портала и только там отпустил ее руку, когда все уже осталось позади. Дух подняла было глаза, но встретившись взглядом с Ветром, потупилась, смутившись окончательно: он стоял в тени, спокойный, печальный и помертвевший, как кукла, раскосые глаза смотрели в никуда, хоть и были обращены на нее.
- Спасибо… спасибо, что спас меня, - пробормотала она и взглянула на него робко, покосилась, боясь оторвать взгляд от земли.
- Всегда пожалуйста, - Джулиан кивнул и чуть улыбнулся, краешки его губ дрогнули, но не смогли подняться сильно, а в голосе на миг прозвучало что-то ласковое. – Только больше не твори глупостей, ладно? Я не всегда смогу оказаться рядом, хоть и постараюсь приглядывать за вами.
- Приходи домой, мы всегда ждем тебя, - прошептала Доран и, чтобы больше не тянуть момент прощания, и так уже ставший неловким, поспешно шагнула в портал.
Рыжая девочка ушла, а Джулиан еще долго стоял, глядя ей вслед: что-то неожиданно проснулось в его опустевшей душе рядом с ней, но он не мог опознать этого чувства. Одно радовало его: в жизни снова постепенно обозначился смысл, и мысли о близкой гибели отступили на второй план. Что было очень, очень неплохо.