В поисках бернардинского двора. Часть 8

(Продолжение)

ПЫШНЯНСКИЕ ПЕЙЗАЖИ

…Уже за Стаями появляются первые признаки подъема. Местность значительно круче, чем полсвижская. Поражает величественность холмов. Василь Хацкевич, опытный путешественник и изыскатель (открыл стоянку древнего человека в Береще), не спускает глаз с мелькающих за окном окрестностей и восторженно восклицает: «Пышные горы!» Они чем-то напоминают алтайские сопки. Оголенность вершин усиливает восприятие. Я прошу остановиться – заснять привлекательный пейзаж. Горы выглядят как визитная карточка, намалеванная даровитым художником. Это Большие и Малые Пышногоры.

К сожалению, о них в польском Словнике всего одна строка – что в 1863 году насчитывали 71 ревизскую душу. Более глубокую картину можно представить, опять-таки знакомясь с парафиальными данными за 1775 год. Из них видно, что тамошняя «маетность» принадлежала Пакошу, судье смоленскому. А более близкий к нам период – это те же статистические данные за 1891 год. На тот год имением Пышногоры распоряжался действительный статский советник Николай Иванович Дохтуров. Имение ему досталось, указывал старшина волости, «по конфискации». Связано ли это с бернардинским делом? Скорее, кто-то пострадал из-за антиправительственных выступлений во время шляхетского мятежа. Собственность изымалась и доставалась другим либо урезалась: в зависимости от степени участия в восстании. Известно еще, что была деревня Пышногоры. Так ее в 1891 году делили между собой отставной старший унтер-офицер Нестер Иванов (15 десятин «по купчей») и лепельские мещане Иосиф, Игнатий и Антон Козловские, отстояв некие наследственные права (134 десятины).

Ясно, что пышнянские земли не могли не привлекать внимание еще в древности. Одно из первых упоминаний я нашел в Писцовой книге для московского князя и царя Иоанна Грозного. «На Пишну» посылали Григория Яхонтова «с товарищи». Царь требовал достоверных сведений. «Пишна» интересовала наравне с Лукомлем и Чашниками: «Волость Пешня (так в тексте), на Глубоком озере (теперь озеро Долгое), а в ней храм Покров св. Богородицы. Да в той же волости деревни оброчные князя Ондрея Лукомского… а другая половина той же волости за паном за Рагозою за Ерацкичем да за паном за Петром за Соколотцким да за Станиславом за Рожковским, да за князем за Обросимом за Козловичем, да за Тимофеем за Бородою, да за Янвигиремъ».

Обратим внимание на перечисленный состав. Владельцев много, и даже два князя среди них. Не являлся ли Козлович далеким предком «мещан» Козловских?

И еще одна фамилия - словно в продолжение средневекового перечня. В польском Словнике, в статье про Заболотье, названа Ева «z Borodziczow». Повторимся, Ева была супругой Никодима Спасовского, и пара обзавелась Заболотьем, выложив за имение 50 000 российских рублей. Напомним, как это произошло, по версии польских историков. Бездетный Аполлинарий Селлява уступил собственность племяннице Кристине из княжеского рода Любецких. И уже у нее Заболотье выкупили Спасовские, обретя размах в крае. Вторая часть былого селлявского наследия была отчасти «родственной» им. В каком смысле? Дриссенский маршалок Ян Щитт, который «то ли купил, то ли унаследовал» Пышно, продал его Станиславу Щитту, майору российских войск. А у Станислава был сын Казимир, который женился на Марии Спасовской, явной родственнице Никодиму.

Эта связь подтверждается данными за 1891 год, когда имением с местечком Пышно распоряжался дворянин-католик Станислав Казимирович Щитт, а мызой Заболотье управлял такой же дворянин-католик Сигизмунд Никодимович Спасовский. Их поместья сливались, соприкасаясь межами, а между центральными усадьбами было не более пяти километров. Причем, попасть из одной области в другую не составляло особого труда – их связывал как былой столбовой тракт из Вильно в Витебск, так и водный путь по Зехе.

Выложенная за поместье сумма, по нашим меркам, крутая для той поры. Еще раз скажем, произошло это в 1843 году, и какими размерами располагало приобретение Спасовских, можно уяснить, рассматривая землемерную карту. Площадь имения равнялась целой волости. Но не этим заслуживала высокой оценки – территория простиралась от озера Сверзно (бассейн реки Ушача) до озера Оконо, примыкавшего к берещинскому волоку – водоразделу, где был устроен шлюзовый переход из западнодвинского бассейна в березинско-днепровский. По сути, имение повторяло профиль монашеского удела – его западной стороны, которую «перепрофилировали» в казенную Франопольскую волость.

Центр спасовского имения назывался «мызой». Это видно из отчета старшины Пышнянской волости Устина Хрищенкова в 1891 году. Почему «мыза», надо его спросить. Сам он владел выкупленным урочищем Борок и Старина – 99 десятин. Всего в подотчетной ему волости он указал три «мызы». Вторая называлась «имением Винцентилова», которое выкупила 14 мая 1886 года крестьянка-католичка Анелия Копчевская (461 десятина). А третья была центром Пышногорского имения, где осел действительный статский советник Николай Дохтуров (802 с половиной десятины), которому, как мы уже говорили, досталась недвижимость «по конфискации».

Заболотская мыза была наиболее представительной. По отчету старшины, только одну десятину занимал парк. Но не это составляло ее значимость. В описании для энциклопедического Словника она названа «осадой», с водным млыном и «gorzelnia» – винокурней.

В дальнейшем мы расскажем, что увидели на территории бывшей «осады»-мызы. А здесь отметим, что именно алкогольное производство стало профильным делом Спасовских. Винно-пивные производства появились в давние времена, монахини-бернардинки не занимались этим, но и не противостояли размаху, который буквально накрыл Белую Русь, втягивая в свою орбиту деревни и села и покоряя бесправных крестьян неистребимой тягой к выпивке и беспросветной нуждой. Каждый крупный шляхтич-помещик выпускал спиртосодержащую продукцию, которая концентрировалась в винных погребах и распространялась по корчмам, прежде чем попасть на ректификационные заводы. При этом круто «наваривались» землевладельцы, отстраивая себе хоромы в виде магнатских усадеб и составляя надежную опору империальному владычеству. Росли доходы собственников, а поток снятых с крестьян «сливок» тек в царские дворцы. На начало XIX cтолетия, по статистическим данным, в пышнянском имении Станислава Щитта выпускалось алкогольной продукции почти на десять тысяч рублей, а конкуренцию ему составлял сосед Спасовский, живший не менее богато. Территория его имения, включая «осаду», занимала 5211 десятин, что в 1,3 раза больше щиттовской. Доходность складывалась также из других составляющих. Важным разрядом считался лес. Если в пышнянском имении отмечалась «местами липа», то в заболотском 1200 десятин занимал строевой лес. А еще оба барина широко использовали чиншевую практику, заведенную еще великокняжеским канцлером Хрептовичем. Они сдавали внаем свободные земельные площади, и под застроенными пляцами в местечке Пышно, например, находились 42 десятины и 603 сажени, которые арендовали крестьяне.

Заболотье располагалось на три версты ближе к уездному Лепелю, и попадали туда двояко: либо вдоль Лепельского озера, по старой Ушачской дороге и отворачивая пред Воронью, либо чрез Стаи, по Пышнянскому взгорью. Мы избрали второй путь, более занимательный.

(Продолжение следует). 

На снимке: пышнянский краевид. Фото Владимира Шушкевича.


02.11/22