Экс-ры VII 7 гл Кинь бабе лом

Глава 7

Голгофа Палыча

Горбатый медведь и росомаха — знает кошка, чьё мясо съела — голгофа Палыча — кинь бабе лом — обустройство пещеры — ваш пудинг мисс Уэлден

Кинь бабе лом

Палыч справедливо решил, что это дело надо отметить он незаметно спросил об этом у Чемякина и тот дал добро накрыть воякам поляну за помощь.
— Поставь бутылку коньяка чисто символически ну посмотри что можно подать на закуску, колбаски пожарить, ну сам посмотри.
Палыч кивнул, мол, сделаем в лучшем виде.
— Ну что капитан не откажи зайти на фуршет, — пригласил Чемякин Ерему.
Тот понял, что без выпивки не обойдётся и согласился.

Придя в лагерь, Палыч дал поручение своим друзьям; одному лучок порезать, другому колбаску пожарить, третьему выложить маринованных огурчиков, которые росомаха не смогла вытащить из банок. Миша тоже он остался в стороне он незаметно подмигнул сержанту и тот испарился в кустах. Быстрый бег по курумнику и он уже был на посту.  Там он покидал в рюкзак лишнюю на обжорство в патруле тушёнку и картошку. Дежурному Сальникову приказал взять запас спирта и его гитару. А поскольку опытный сержант предполагал, что они немного задержаться в гостях взял, и фонари и они побежали к туристам.

Пока Палыч хлопотал возле костра, капитан рассказывал про то какая тут природа, что бывалые туристы всё чаще шли на Кадь, чтобы сплавится по Яйве. О пещерах на этой реке, скалах и о загадочной шаманке которую охраняют чёрные волки. Ну, туристы ему, конечно, не поверили, но никто его не перебивал байки есть байки, хотя доля правды в них всегда есть.

— Эта шаманка Мир-Суснэ-Хум — всевидящий человек, — сказал капитан.
— А ты сам-то её видел? — спросил Лебедев.
— Ну, она в посёлок не раз приходила, древняя старушка, сколько ей лет никто не знает. Может под сто, а может и больше. Но по её словам она помнит даже как колчаковцы, партизан расстреливали. Вы памятник в посёлке видели? — сказал Ерема.
Солдаты подтвердили слова капитана, а это уже, судя по моим документам, подтверждало, что она и царских офицеров могла видеть, которые спрятали у неё своё золото.
— Какое золото, — удивился Палыч.
— Да есть тут одна легенда похожая на правду, местные охотники находили кое-что из офицерского рыжья, — ответил Ерема.

Палыч напомнил Ереме о шаманке и чёрных волках.
— Можете не верить, я сам встречал тех чёрных волков поначалу чуть не пристрелил их да старушка помешала. Закричала вороном из-под ели и закрутила метель среди лета.
— А дальше-то что было? — спросил Лебедев.
— Пропали пока я с вихрем боролся. Вот такие дела ребята.
И тут Чемякина понесло на жуткие байки.

Прибежали запыхавшиеся гонцы.
— Ну, ребята это лишнее, — сказал Палыч.
— Ничего Палыч, не на банкете, завтра после обеда придёт другая смена, а установку креста надо отметить, как следует, я своих ребят никогда не обижаю, — сказал капитан.

Все тут же дружно засуетились и стали накрывать «поляну».
В руках сержанта зашелестела струнами гитара. Чемякин, увидев гитариста, достал свою гитару, и они на пару начали распеваться, кто что знает. После чего в лагере стало как-то уютно и тепло.

В качестве разминки Володя спел

Нас было двое третий сбёг,
Ушли в тайгу, нам новый срок…

Сержант запел старьё про старшину.

Маманя родная нальет стакан вина
И пей ты чай в каптёрке старшина…

—  Давайте, «Миг», — попросил Палыч.

И Чемякин начал. Остальные подхватили.

Призрачно всё в этом мире бушующем…

Полешки потрескивали, пламя облизывалось на новые, котлы для чая и гуляша чуть закипали. Окружив кострище, военные и туристы жмурясь на болтающийся под ветром дым, подпевали, чуть задумавшись каждый о своём. Кто о маме, кто о друзьях, кто о своей любимой женщине…

Есть только миг…

Крест над Серебрянским камнем из лагеря был виден настолько отчётливо благодаря вечернему контрасту, что Кельдюшев не выдержал и, поставив штатив, сделал несколько видео кадров. Он хотел было запечатлеть всю компанию, но капитан сказал, что они на службе и это съёмка может при случае им навредить.
— Да кто ей может воспользоваться,  —  удивился Палыч.
— Ну, мало ли вы-то уедете, а нам лямку тащить до дембеля, а товарищу капитану в северный дом отдых, наверное, не хочется ехать, — сказал под дружный хохот сержант.
— Всё правильно служба, прежде всего, — сказал Чемякин.

Снег, снег, снег, снег над поляной кружится…
 
Стал петь Чемякин. Сержант, перенимая его аккорды, стал помогать ему быстро въезжая в тему.

— Что это вы про зиму лето на дворе, — сказал, улыбаясь, капитан.
Чемякин сменил тему и напел о погибшем друге

В тишине и безветрии мне особенно чудится
По кому звонит колокол из-под воды.
Кто прилёг в сеть на дне тот уже не простудиться
И не вскрикнет живым из своей немоты.

Белым саваном облачность на реке отражается
Задувая огарки заплывших свечей.
И душа уходящего по воде обнажается
И уже бывший друг и ни твой и ни чей.

— Да уж сначала за здравие… — начал, было, Лебедев, но Чемякин его перебил.
— Ну, тогда, «Битлз».

Кинь бабе ло-ом, ло-ом
Кинь бабе ло-ом…

И вдруг откуда-то издалека до них донёсся душераздирающий крик
Палыч посмотрел на Ерему и сказал с иронией что это никак старушка балуется.
— Да нет это похоже Карузо вышел на охоту, — ответил Ерема вглядываясь сквозь поднимающуюся из распадка дымку тумана. — Сегодня близко кричит.
Лебедев налил всем кружки коньяк и спросил у Еремы что они уже слышали про этого горластого.
— Лучше бы вам с ним не встречаться, говорят он людоед. Сам я его не видел но рассказывали страшные вещи. А вот верить или нет тут уж дело личное. Может, конечно, врут но факты говорят сами за себя.

Выпив мужчины, хорошенько закусили, хлебая из общего котла готовый гуляш. Выпив и поговорив за жизнь, капитан стал собираться, чтобы не засидеться дотемна.
— Ну, спасибо вам ребята за весёлую компанию, нам пора, скоро будет темнеть, а нам ещё надо да пункта дойти, не сломав ноги, — поднялся капитан.
— Ну, раз на службу удерживать не будем, понимаем, мы проводим вас немного, — сказал на правах старшего Чемякин.
— Это можно, но к нам сами понимаете нельзя, секретность соблюдаем, нас же с вами нет, — сказал капитан.
Туристы проводили патруль до нейтральной полосы, где они и расстались.

А разбойница росомаха решив подкрепиться за чужой счёт, придя снова в продуктовую палатку туристов, оценила их отсутствие по десяти бальной шкале. Во-первых, она съела все праздничные вафли, потом уничтожила весь запас печенья. Во-вторых, вылакала прокусив две банки сгущенного молока. В третьих она насрала на спальнике Чемякина и с довольным видом ушла отдыхать.

— Твою же мать! — орал от обиды Чемякин рассматривая звериный помёт на своём спальном мешке.
— Что случилось? — спросил Палыч, ещё не проверив запасы продовольствия.
— Похоже, мы переезжаем жить в пещеру, — ухмыльнулся Лебедев. 
— Вовке на спальник какой-то зверь насрал, — засмеялся Кельдюшев.
— Ну что сказать повезло юннату. Это тебе за Горбатого медведя и Белую росомаху, — смеялся глазами Палыч над Чемякиным.

Вдруг насторожившись, он залез в продуктовую палатку и обомлел.
— Ну, так и я знал, здесь снова была эта тварь, — крикнул он, увидев разорванные пакеты.
К нему заглянул Кельдюшев.
— Много поела? — спросил он.
— Сейчас посчитаю.

Вскоре Палыч вылез злой как чёрт и перечислил то, что съела ненасытная эта тварь.
— Всё, переезжаем в пещеру, — сказал Чемякин.
— А ты думаешь, она нас там недостанет? — спросил Палыч.
— А мы сделаем дверь, а Палыч будет её караулить.
— Ага, держи карман шире, — сказал Палыч.
— Ноу малчык, карман шире не надо! – сказал Чемякин, подражая немецкому офицеру из кинофильма «Смелого пуля боится» выворачивая свои карманы.
— А мне так здесь нравится, — с деланным равнодушием сказал Палыч.
— Короче собираем манатки и завтра валим отсюда, — сказал своё последнее слово Чемякин.

Кинь бабе ло-ом, ло-ом
Кинь бабе ло-ом…

Гитара звякнула последним аккордом, после чего Чемякин положил в костёр толстое бревно лиственницы.
— Всё ребята пора по норам, а то дождёмся, когда за нами придёт шаманка с позорными волками, — сказал он, отправляясь в палатку.