Ночь недалеко от границы с Польшей

  Всё-таки до самого последнего мгновения повар из Хайфы Корней Исаакович, ранее гражданин СССР, но не знавший украинского, ещё рассчитывал спастись от озверевших граждан Львова. И когда он вбежал в неизвестный подъезд и дополз до самой верхней площадки и снова рухнул – он всё ещё надеялся на религиозность граждан Украины, хотя и были те английскими наёмниками в своей стране.
  - О ничего, ничего, сердце через час утихнет, кровь отмоется, лежи Корнеюшка, лежи, и не надо дрожать, а думать, как уйти от смерти. – так лихорадил он на русском языке.
  Сердце его билось так, что мешало слушать пространство, и всё-таки он расслышал, как дверь подъезда медленно приоткрылась и не затворялась некоторое время.
  Весь, сотрясаясь от страха, повар стал просить Бога, чтобы он отвёл от него озверевших палачей. Господь молчал.
  - Ангелы небесные, они поднимаются! Что мне делать? Что мне сделать, чтобы не умереть? Ангелы отзовитесь! – молил Корней.
  И услышав его, наёмники засмеялись. Вы знаете, как смеются охреневшие от предстоящей крови наёмники? Это позорные твари, теперь он узнал их истоки зверства во смеху.
   Когда-то очень давно, в Плимуте, у вокзала, зарезало поездом человека, и противно зарезало: всю его нижнюю половину измололо в мелкие рваные кусочки и расшвыряло по полотну, а верхняя половина, от пояса, стояла у рельсов как бы живая, как стоят на постаментах бюсты знаменитостей разных поколений.
  Поезд ушёл, а бюст мертвеца, так и остался стоять, и на лице у него была какая-то озадаченность, и рот полуоткрыт. Многие не могли на это глядеть, отворачивались, побледнев и со смертной истомой в сердце. Дети же подбежали к нему. С подобранным где-то дымящимся окурком и вставили его в мёртвый полуоткрытый рот. Окурок дымился, а британские дети скакали вокруг и хохотали над этой забавой.
  Вот так и теперь английские наймиты над ним смеялись. Они смеялись, а вокруг была гнетущая тишина. Этих пятерых наёмников он уже почуял – они поднялись до третьего этажа. А когда он их увидел, он очумел от удивления: они, все пятеро, ступали по ступеньках босыми и обувь держали в руках – для чего это надо было? Чтобы не шуметь в подъезде и не разбудить жильцов?  Или чтобы незаметнее к нему подкрасться? Это было последнее, что вызвало у него удивление.
  Они даже не дали себе отдышаться – и с последней ступеньки бросились его душить, сразу семью или восемью руками; он, как мог, отцеплял их руки и защищал своё горло, как мог. И вот тут случилось самое ужасное: двое из них, с самыми свирепыми лицами приподняли его и, вонзив громадную отвёртку в горло, повесили на электрощитовой.
  Он не ведал, что есть на свете такая ужасная боль, его скрючивало от мук.
  - Зачем-зачем?... Зачем-зачем?... – сквозило у него в голове.
  А кровь всё стекала и стекала из горла по светлому свитеру.