Картина

Глава 1
Карл Жюфийе

Эммануэль ехала в такси в аэропорт Шарля де Голля. Она ехала туда одна. Ее подруги разбежались. Мужчины исчезли. Никто не хотел сейчас поедаться полиции на глаза. У жандармерии и так хватало дел. О них после пожара в доме доктора Паж, все должны были забыть. Они просто исчезли. Растворились в толпе на улицах Парижа. Кто-то собирался уехать за границу, кто-то спрятаться и переждать. Сейчас, когда Раиса Петровна Жаловская и Прасковья Федоровна были мертвы, ей хотелось поскорей забыться. Заглушить ту источающую кровью рану в ее сердце, что появилась после того, как умерли две этих женщины. Она искала и не находила себе покоя. Воспоминания о недавнем прошлом болело ее бедное женское сердечко. На ее душе скреблись кошки. Ей не давал покой тот факт, что тот человек, который убил Прасковью Федоровну, останется безнаказанным. Ему это убийство сойдет с рук, и не будет ему наказание за содеянное. Что ни говори, факт, что все останется, так как есть ужасал Эммануэль. Ей было тяжело и тоскливо на сердце. Некоторые ее подруги – немезиды, говорили; – в подобных ситуациях надо расслабиться, отвлечься от повседневных забот, послать все куда подальше, и насладиться тишиной. Эммануэль так и делала. Она бросала все, и уединялась. Сидя в одиночестве, она размышляла осмысли жизни. Читала книги по философии. Но сейчас всего этого не было. Ни тихой уютной комнаты, ни книги по философии. Ничего. Ее сердце и душа металась из стороны в сторону, и не давала ей покоя.
Подъехав к аэропорту Шарля де Голля, она, расплатившись с таксистом, вошла в терминал аэропорта. В нем было шумно. Несколько рейсов отменили из-за забастовки диспетчеров. Аэропорт жил своей жизнью. Все пассажиры не смогшие улететь ждали рейс в зале ожидания. Некоторые из них поехали в ближащею гостиницу предоставленным им администрацией аэропорта.
Эммануэль стояла под чесами, и казалась она как будто ждала кого-то. Она посмотрела на циферблат часов: половина шестого. Весь день проведенный у доктора Паж, был наполнен остротою ощущения от рассказанного Жан-Жаком истории о Марусе. Сейчас, стоя под этими часами, Эммануэль хотела покинуть эту страну. Ее сердце и душа неистово желали того, чтоб она села скорее в самолет, и улетела из этой страны куда подальше, лишь бы не видеть, забыть все то, что произошло здесь. Но как бы ни хотела Эммануэль, она не могла этого сделать. Она могла уехать в Англию, но в это время железная дорога между Франции и Англии еще не была построена. Поэтому Эммануэль Вынуждена была остаться в аэропорту. Но вот, к ней подошел молодой человек, он посмотрел на нее и спросил:
– Ваш рейс тоже отменили?
Эммануэль посмотрев на мужчину, увидела перед собой мужчину среднего роста, на вид он был еще ребенком. Он был молод, и хорош собой. У него были черные зачесанные набок волосы, с небольшими седыми волосами. У него были карие глаза, продолговатое лицо. Про таких говорят; – «красавец-мужчина».
– Мне кажется, что сегодня никто не улетит из Парижа.
– Это так. – согласился мужчина, а затем добавил. – Забастовка парализовала всю Францию. Даже машинисты бастуют.
– Что же они хотят?
– Как обычно, повышение зарплаты, и уменьшение рабочих часов.
– И?
– Пока ничего. – ответил мужчина. – Они бастуют, а пассажиры страдают. – он сделал паузу. – Вот мне надо в Леон, а уехать не могу.
– У Вас в Леоне дела?
– Да. – ответил мужчина. – Я хирург. У одного из моих пациентов сильная недостаток сердечной мышцы. Ему срочно нужна хирургическая помощь.
Женщина заметила:
– А что, в Леоне хирургов недостаток?
– Нет. – ответил мужчина. – В Леоне хорошие хирурги. – затем он добавил. – Я сам из Леона. – затем он объяснил. – Я приехал в Париж по приглашению одной из больниц. – затем он добавил. – Дело в том, что я разработал новую методику хирургического вмешательства в области кардиологии…
Женщина легонько улыбнулась. Она предположила:
– И Вы решили этой методикой поделиться со мной?
Мужчина ответил:
– Я действительно хирург-кардиолог. – он сделав паузу, добавил. – Я действительно из Леона, лечу на операцию. – он сделал паузу, затем признался. – Вы мне понравились, и я хотел провести в Вашем обществе долгие ожидание окончание этой забастовки.
Польщенная этим откровением, женщина не могла отказать этому мужчине. Ее одиночество плохо влияло на нее саму. Ей нужно было с кем-то поговорить, пусть даже не о чем.
Она уточнила:
– Вы хотите только поговорить? Провести время в ожидании самолета?
Обиженный этими словами, мужчина сказал:
– Я не из тех, кто снимает женщин на час.
Поняв, что она сказала лишнее, женщина извинившись, сказала: – У меня сегодня был трудный день, а тут еще забастовка. – она сделала долгую затяжную паузу, затем добавила. – Все к одному, невезуха какая-то.
– После черной полосы наступает белая. – заверил ее мужчина. – Мы врачи это знаем наверняка.
Эммануэль смотря на мужчину, спросила:
– Вы работаете кардиологом?
– Совершенно верно.
– Скажите, если какая-то таблетка от сердечной раны?
Мужчина уточнил:
– Вы это о чем? – затем он предположил. – Что? Кто-то разбил вам сердце?
– Нет. – ответила Эммануэль. – С этим у меня порядок.
– А что тогда?
Эммануэль призналась.
– Недавно мои родители умерли.
– Понимаю. – с сочувствием сказал мужчина. Затем он добавил. – Когда умер мой отец, а за ним через год моя мать, я тоже не находил себе место.
– Как же Вы справились с этим?
– Я взял отпуск, и поехал в круиз по Средиземному морю. – он сделав паузу, добавил. – Знаете, вода успокаивает. Когда на нее смотришь, вдаль, за горизонт, и видишь, как солнце заходит за горизонт, а море становится желто-бордовом. – он, сделав паузу, добавил. – Это что-то! – затем, он неожиданно вспомнил, что, до сих пор разговаривая с этой женщиной, он так и не представился, и не узнал ее имя. Он сказал. – Мы уже целых пять минут говорим, а я так и не знаю как Вас зовут? – затем он представился. – Меня зовут Карл Жюфийе. А Вас?
Эммануэль хотела солгать, сказать ему какое-то Вымышленное имя. Она предположила, что этот мужчина подошел к ней не просто так. Возможно, он агент? Но сейчас, после непродолжительного разговора с ним, она изменила свою точку зрение. Она представилась.
– Эммануэль.
Хотя сделать женщине комплимент, Карл с улыбкой на лице спросил:
– Та самая Эммануэль, что написала Эммануэль?
– Нет. – улыбнулась Эммануэль, поняв, что Карл Жюфийе решил таким образом сделать ей комплемент. – К сожалению это не я. – затем она легонько спросила. – А что мы стоим здесь? – затем она предложила. – Может пока перекусим?
– Я не прочь перекусить. – сказал Карл Жюфийе. – Но я не знаю где?
– В аэропорту должно быть кафе. – сказала Эммануэль. – Надо лишь найти его.
В это самое время по громкой связи объявили: «ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ. ВСЕ РЕЙСЫ ОТКЛАДЫВАЮТСЯ НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК. ВСЕМ ПАССАЖИРОМ ВЫЛЕТАЮЩИХ ЗА ГРАНИЦУ АВИАКОМПАНИЯ ПРЕДОСТАВИТ ГОСТИНИЦУ. ОСТАЛЬНЫЕ ЖЕ ПАССАЖИРЫ МОГУТ СДАТЬ БИЛЕТЫ, ИЛИ ПОЕХАТЬ ДОМОЙ. МЫ СООБЩИМ ВАМ О ВЫЛЕТЕ САМОЛЕТОВ».
Карл тотчас же нервно воскликнул:
– Что за черт! – затем, он ругаясь добавил. – Что за страна та такая? Улететь и то нельзя, и уехать тоже!
Эммануэль видя, что Карл был взбешен. Он только что услышал объявление по громкой связи, и так же, как и многие люди в аэропорту, хотевшие сегодня улететь каждый по своим делам, не могли этого сделать из-за забастовки работников аэропорта. Эммануэль поспешила сказать:
– Не волнуйтесь так. Не сможете улететь сегодня, улетите завтра.
– Вам та легко говорить! – злился на это безобразие Карл. – Вас пациенты не ждут.
– Я Вас понимаю. – ответила Эммануэль. – Но Вы тоже поймите бастующих. Они должны кормить свои семьи, а платят мизер. – затем она добавила. – При такой инфляции скора нечего будет есть, а о медицине я вообще молчу.
Карл не понял:
– Что Вы имеете в виду?
– Ну как же! Медицина платная.
– Нет. – возразил Карл. – Медицина бесплатная. Ее покрывает страховка.
Элизабет заметила:
– Но чтобы застраховаться нужны деньги. Где их взять? Если денег нехватка?
Карл Вынужден был согласиться с Эммануэль.
– Вы правы. – сказал он. И как бы упрекая свою профессию, добавил. – Иногда даже страховка не может покрыть дорогостоящее лечения.
– Вот видите, – сказала Эммануэль. – Выходит сегодняшняя забастовка имеет смысл.
– Вы правы. – согласился Карл Жюфийе. – Смысл есть во всем, даже если кажется, что все то, что делает человек бессмысленно.
Услышав эти слова, Элизабет поинтересовалась:
– Вы любите пофилософствовать?
– Иногда. – ответил Карл, и тяжело вздохнув, добавил. – Если ситуация примерно такая, как сейчас. – затем он сказал. – В жизни никогда не получается то, на что рассчитываешь.
Эммануэль с ним согласилась:
– Жизнь – это сложная штука. Иногда она преподносит нам сюрпризы, иногда отбирает все до последней копейки. – затем она предложила. – Знаете, плюньте на все, и пуститесь в путешествие. Поведайте мир.
Карл заметил:
– Но для такого путешествие одному будет не комфортно.
Эммануэль улыбнулась. Затем предположила:
– Вы хотите чтобы я составила вам кампанию?
– Только затем, чтобы показать вам Париж.
Эммануэль тотчас же отпарила.
– Но я знаю Париж!
– Знаете, это я не отрицаю. – он сделав паузу, сказал. – Но видели Вы его? Вряд ли?
Эммануэль не поняла:
– Что Вы этим хотите сказать?
– У меня есть хобби. – сказал Карл. – Я рисую. – затем он пояснил. – Рисую для себя. – он сделал паузу. – Мои работы – это Париж. Я в свободное от работы время свободный художник. «Художник Франции», – эти слова он говорил гордо и легко. – Я рисую Францию, я уже написал более ста картин! И, я…
Эммануэль закончила за него.
– Вы хотите чтобы я увидела Ваши работы?
– Совершенно верно. – подтвердил он, и добавил. – Вы будите первая, кто их увидит.
Польщенная этими словами, она оценила его. Ей он казался напыщенном индюком. Тем индюком, который лишь хочет похвастаться своими произведениями искусства, и все.
– Скажите. – спросила Эммануэль. – Вы действительно такой или только претворяетесь?
Не поняв сарказма, Карл Жюфийе непонимающе спросил:
– Вы это о чем?
Эммануэль продолжала:
– Вы хотите пригласить к себе совсем незнакомую женщину, показать ей свои работы, и при этом Вы говорите, что она будет первой кто их увидит!?
– И что туту такого?
– Знаете! – продолжала возмущаться Эммануэль. – Когда женщине говорят, что она первая увидит то или иное! По сути, ей предлагают постель!
– Что за чушь! – возмутился он. – Я просто хотел показать вам свои работы. – затем он добавил. – Но если Вы считаете, что мое предложение оскорбила Ваше женское достоинство, то, что ж, извините. – и как бы в саркастическом тоне он добавил. – Я не знал, что подобное предложение будет вами так искаженно. – затем он отпарил. – Что ж, прощайте, я не желаю быть превратно понят. – затем он добавил как бы в упрек Эммануэль. – Я хотел показать вам мои работы, а Вы? Даже не взглянув на них, поставили свою оценку. – он сделал паузу, затем равнодушно добавил. – Что ж, если Вы считаете, что я предложил вам постель, пусть будет так. Я же хочу в свою защиту добавить; я никогда не предлагал никому подобного рода предложения. – он сделав паузу, добавил. – Я иногда пишу портреты с натуры, женщины конечно обнажают свои прелестные тела, чтобы б мог писать портреты. – он сделав паузу, внимательно посмотрев на Эммануэль, специально спросил. – Скажите, у Вас красивое тело? – он сделал паузу, и не дав Эммануэль ответить на этот вопрос, ответил на него сам. – Очевидно Вы им гордитесь – телом. Каждая женщина, даже если она уродлива не признается в этом. – он усмехнулся. – Может я нашел в Вас что-то привлекательное, что еще не было на моих картинах. – он снова сделав паузу и усмехнувшись, саркастично и грустно добавил. – жаль, что это ни так. – затем он попрощавшись, и пожелав всего наилучшего, тихо пошел от часов в середине терминала аэропорта. У него был грустный вид. Он шел тихо, и ему хотелось сейчас уже никуда не уезжать. Он хотел поехать к себе на дачу под Парижем, и снова и снова любоваться холстами собственной кисти. Лишь в них он находил покой и равновесие, и забывал глядя на них о суете этой сумасшедшей – безумной жизни.
Оставшись одна, стоящая у часов женщина, не могла понять, что произошло? Она не понимала, почему она неожиданно взъелась на Карла Жюфийе. Она обидела ни за что человека. Человека, который лишь хотел показать ей свои картины. Она не понимала, почему она решила, что тот хочет под предлогом показа ей своих картин, предложить ей переспать с ней. Ну и что, что он сказал: – «Вы будите первая, кто их увидит». Может это так. Карл Жюфийе никогда не Выставлял свои картины в свет. Его холсты были предназначены только для него. Для него одного, и никого больше. Он просто хотел, чтобы кто-нибудь оценил эти произведения искусства. Сказал свое мнения о них «КАРТИНАХ». А она? Что сделала она? Послала человека куда подальше, и ни за что. Какая же она дура! Просто идиотка, если решила, что?.. неужели она ассоциировала себя с проституткой? Этого не может быть! Она не проститутка. Так почему же она решила именно так, а ни иначе? Вряд ли кто-нибудь ответит на этот вопрос. «Женщина по своей натуре – кошка». Так кажется говорят люди. Женщина любит лишь тех, кто сможет ее обеспечить. Нет женщин, которые не выгадают сой резон в этой жизни. Хотела ли Эммануэль Выгадать свой резон. Эммануэль не относилась ни к тем, ни к другим. Она не искала свою Выгоду, и не была проституткой. Для нее сама мысль об этих двух вещах была оскорбительна. Так что, когда Карл Жюфийе сказал: – «Вы будите первая, кто их увидит», он это и имел в виду. Здесь никакого тайного смысла, или намек на непристойность никакого не было. Дело в том, что он хотел сделать Выставку своих картин, и первоначально он хотел услышать мнение человека со стороны – мнение женщины.
Поняв свою ошибку, Эммануэль догнала Карла Жюфийе, и встав напротив него сказала:
– Извините меня за мою неучтивость. – затем как бы оправдывая саму себя, добавила. – У меня сегодня был ужасно трудный день. Я замоталась, и… – сделала она паузу подбирая нужные слова для оправдания. Затем она призналась. – У меня был опыт подобных предложений. – она сделала тяжелую долгую паузу. – Все они сводились к одному. К…
Слушая Эммануэль, Карл понимал, что Эммануэль не знает как загладить свою вину. Возможно у нее и был подобный опыт, но при чем здесь он? Он хотел показать свои работы художника и только. Ничего предосудительного он не имел в виду. Ее реакция на его предложение сама по себе была абсурдна. Абсурдна и неуместно в данном случаи и вообще.
Карл перебил Эммануэль, он строгим голосом похожего на сарказм, спросил:
– Скажите, Вы всегда сначала нахамите, а потом извиняетесь, или бывает наоборот?
Та тотчас ответила:
– Нет, только когда неправа.
– Значит, – строго спрашивал ее Карл. – Вы признаете что были неправы?
– Признаю.
– И Вы извиняетесь ни потому, что хотите посмотреть мои картины? – уточнил Карл. – Вы Эммануэль извиняетесь потому, что Вы неправы?
Эммануэль конечно очень хотелось посмотреть на картины, но сейчас это было невозможно. Она тихо сказала:
– Я неправа.
– Хорошо. – строго сказал Карл. – Извинение приняты. – он повернулся, и сделав несколько шагов от Эммануэль, остановился, и обернувшись сказал. – Знаете, я вам все же покажи пои холсты, – затем он добавил. – Хотя Вы этого не заслуживаете. – он сделал паузу, а затем сухо добавил. – Если хотите, идемте, я покажу вам мое творения искусства.
Это предложение удивила Эммануэль. Скажите, может ли мужчина, предложить женщине посмотреть на его работы после того, как та обвинила его в бог знает чем. Не знаю, что и сказать? Я считаю, что это вполне возможно, если один из людей признал себя виноватым в чем бы то, ни было. Еще есть одно обстоятельства подобного поведение у людей. Люди жаждут наслаждаться в одиночестве тем, что приобрели тайно. Они единственные владельцы этой красоты, и никому кроме их самих не позволено видеть эту красоту. И вот, в один прекрасный день, человек; в данном случае это Карл Жюфийе – влюбился! Ему понравилась Эммануэль, и он нашел в ней что-то прекрасное, и решил показать ей свою прелесть, коллекцию картин, которые он написал собственными кистями. Вероятно, так оно и есть. Эммануэль понравилась Карлу, а та этого не поняла. Конечно, он был зол на нее, но человек любит себя показать. Он хотел показать свои картины Эммануэль лишь потому, что ему хотелось показать хоть кому-нибудь эти работы. Холсты собственных кистей.
Эммануэль подбежав к Карлу Жюфийе, посмотрев на него, поспешила сказать:
– Я, конечно, не могу просить Вас о снисхождении, но я поклонница искусства. – она сделав небольшую паузу, добавила. – Я люблю живопись – абстракционизм. – Она сделала паузу. – Я, конечно, люблю и другие направления в искусстве живописи, но абстракционизм – мое любимое направление в живописи.
Выслушав Эммануэль, Карл удивился:
– С чего Вы решили, что я пишу абстрактные картины?
Эммануэль тотчас удивилась:
– Разве нет? – на ее лице было такое Выражение лица, что казалась, ее лицо было похоже на Выжитый лимон. – Вся Франция сейчас пишет в абстракте.
– Но ни я. – утвердил Карл. Затем он пояснил. – Современное художество давно перестала быть профессиональным. – он сделал паузу, и с сожалением добавил. – Сейчас искусства – это халтура. Вывелись истинные ценители искусства, остались только халтурщики. – он сделал долгую паузу, сказал. – Мои же картины – это истинное искусства. Я пишу портреты и пейзажи с натуры. Пишу маслом. Мои произведения искусства – это классика. Классика, и ничто больше.
Элизабет понимая, что Карл ни то, что пишет картины, он практически живет им, а иначе нельзя было нечего сказать, она попросила:
– Покажите мне их.
– Конечно. – ответил Карл. – Вы их увидите.
Они сдали билеты, и затем покинули здание терминала аэропорта, поймали такси, и сев в машину, поехали загород.
Эммануэль поинтересовалась:
– Где Вы живете в Париже?
– Я живу в Шантийи.
– Тихое место. – сказала она, затем она неожиданно спросила. – Вы любите музыку?
– Почему Вы меня об этом спрашиваете?
Эммануэль сказала:
– Многие считают, что музыка и живопись неразделимы.
– Эти люди правы. – согласился Карл. – Музыка в живописи настраивает художника на гармоничное состояние между природой и искусством. – он сделал небольшую паузу, сказал. – Согласитесь, от неких картин веет музыкой, и хочется пуститься в быстрый танец с тем написанным на полотне картине, которую написал художник. Некоторые картины плачут, а некоторые смеются над нами.
Выслушав Карла, Эммануэль спросила:
– Вы философ?
Карл ответил:
– Медицина не может существовать без алхимии, а та не может существовать без философии. – он сделал паузу, и сказал. – Медицина и философия – это одно целое. Нельзя разделять одно от другого. Не будь философии, не было ни единой науки. Человечества просто повязла в своем невежестве и безнравственности. Мы бы превратились бы в нечто похожее на уродство. – он сделал паузу, и как бы оправдывая свою речь, добавил. – Хотя и в уродстве можно найти красоту. – затем он сказал. – У меня много полотен. На них изображены портреты самых разных людей. Многие из них красивы, многие нет. Есть и такие, кто уродлив от рождения, а другие хоть и красивы, но после того как напишешь их портрет, заметишь, что по сути своей, они просто ни то, что уродливы, а омерзительно тошнотворны. – он внимательно посмотрел на Эмму, и спросил. – А кем Вы себя считаете? Красивой или нет? – не дав ей ответить на этот вопрос, он продолжил. – Каждая женщина не признается даже самой себе, что она некрасива, а тем более уродлива. Отбросит эту абстракцию. – затем он уточнил. – Ведь Вы сказали, что любите абстрактную живопись, ни так ли?
– Совершенно верно.
– Ну вот и посмотрите на себя в зеркало. – продолжал Карл. – Вы увидите в нем не себя, и не свое отражение. Вы увидите в нем нечто. – он сделал паузу, а затем уточнил. – Наши лица изменчивы. Каждая наша мимика выражает какую-нибудь нашу эмоцию. Мы видим в зеркале не себя, мы видим в зеркале маску. Маску, которую мы носим день ото дня. Каждый божий день. Наше лицо выражает многое, и ничего. То оно злое, то надменное, то лицемерное, завистливое, хитрое, умное, растерянное, дурацкое, глупое, и. т. д. Иногда оно выражает абстрактность, это состояние задумчивость. Принятие определенного решение в жизни. Иногда лицо ничто не Выражает. Ему все безразлично. На все наплевать. Оно просто устало от бесконечных гримас – перевоплощений. – он сделал паузу, а затем добавил. – Я видел сегодня четырех женщин. – сказал он. – Одна из них была в замешательстве, ей надо было уехать из Парижа. Вторая: женщина – любящая поговорить. Третья: свирепая женщина, и четвертая: пристыженная женщина.
Эммануэль усмехнулась:
– А я какая?
– Вы и есть эта женщина. – пояснил он. – Четыре женской сущности в одной, в Вас Эммануэль.
Эммануэль не верила своим ушам. Какой-то мужик говорит ей что она уродлива и к тому же неадекватная, иначе это состояние никак не назовешь. А она? Что она? Она сидела на сидении авто, слушала как над ней глумиться Карл, и ничего не может с этим поделать. Она в подсознание знала, что он прав. Она не была таким идеалом, которую ей всегда хотелось видеть. Смотря в зеркало, на свое отражение, она не раз замечала, как ее лицо изменяется. В нем всегда присутствовало нечто неуловимое, что не поддавалась никакому объяснению. Она видела в нем, то стерву, то красавицу желающею любви. То хитрую и расчетливою хищницу, которая выбрала себе жертву, и готова вцепиться в его горло, и разорвать его на клочья. Зеркало: душа человеческого «Я». Вторая его сущность. Говорят, кто смотрится в зеркало, тот видит свою душу. Ни свое зеркальное отражение, а свою душу. «Зеркало – это душа-человека». Так говорят древние книги и философы. И я с ними согласна.
Эммануэль спросила:
– Вы меня пристыжаете во второй раз. Первый я сама была виновата, а что сейчас? Что Вы от меня хотите?
Тут наконец Карл Жюфийе сказал.
– Вы красивая женщина. – начел он с этих слов свою речь. – Когда я к вам подошел, я подошел к женщине, которая не может улететь из Парижа. – он сделал паузу, затем продолжил. – поговорив с вами, я понял, что Вы ни такая, как все. – он сделал паузу, а затем сказал. – Вы особая. – он посмотрел на Эммануэль, сказал. – В Вас нет фальши. Вы такая какая Вы есть.
Не ожидав такого комплемента, Эммануэль с гордостью присущей женщинам, сказала:
– Такая какая есть, – затем она словно подковырнула. – А Вы надеялись что я такая, как все?
– Да что Вы говорите! – поспешил сказать Карл. Ни в коем разе. Я считаю, что человек должен быть таким, как создала его сама мать-природа. Не больше и не меньше.
Эммануэль из чисто женского любопытства, поинтересовалась.
– А я, по-Вашему, какая?
Карл ответил:
– Вы такая какая Вы есть, ни больше и ни меньше. – затем он сказал. – Я хотел бы написать Ваш портрет. – он предложил. – Не могли бы Вы попозировать мне?
Для Эммануэль это предложение было неожиданно, хотя не лишено здравого смысла. Ведь в конце-то концов он художник!? Хотя она не видела его холстов, она предположила, что он так или иначе, возможно захочет прикоснуться к тайне, и она не ошиблась. Когда он говорил о зеркале, и отражение в нем человеческой души, она уже тогда была полностью уверенна, что подобное предложение поступит. Эммануэль снова спросила:
– Почему я?
На этот вопрос нет однозначного ответа. Художник – мастер кисти, наносит на холст краски, и те ложатся на полотна ровным слоем, и в конце концов получается та или иная картина, произведения искусства. Многие художники пишут маслом, многие акварелью. Я не буду говорить на тему; кто пишет лучше, акварель или масло? Мне кажется, маслом писать лучше. Портреты и натюрморты получатся лучше. Они смотрят на нас, пришедших в галерею или на презентацию какого-либо художника, и попадаешь в тот самый мир, который хотел показать нам художник. Почти все художники – мастера своего дело, писали картины маслом, и лишь в начале двадцатого века многие художники – революционеры, писали свои картины акварелью. Считалось, что картины написанные маслом, признак буржуазии. Новые направления в революционной культуре считалось неприемлемым возвращаться к буржуазному настрою капитализма. И лишь в середине восьмидесятых годов, при правлении Леонида Ильича Брежнева, художником в СССР было позволено писать маслом. Но этой привилегии были удостоены лишь избранные, любимчики партии, преданные идее коммунизма. И то лишь по заказу, первых членов ЦК. К счастью, эти времена давно сгинула в лету. Наступила иное время, время свободных художников. Но мы отвлеклись. Вернемся во Францию, в Париж, и ответим на вопрос: почему Карл Жюфийе захотел написать портрет Эммануэль? Мы не можем однозначно ответить на этот вопрос. Может быть, она понравилась ему, и тот захотел оставить на память образ женщины которую он никогда не увидит. Возможно он уловил в ее чертах что-то такое, что обычный человек не сможет уловить, и это он захотел передать на холст картины. Третье, он просто искал новый образ для своего полотна. Образ непохожий ни на что, что-то новое, что-то воздушное, что-то парящее там, под небосклоном солнечного света. Кто знает? Спросим об этом самого Карла Жюфийе. Итак, он ответил:
– Я пишу портреты разных людей. – он сделав паузу, сказал. – На моих картинах они выглядят так, как они выглядят в жизни. – он снова сделал паузу, уточнил. Без прикрас. Такими какие они есть на самом деле.
Эммануэль тотчас спросила:
– Вы считаете меня уродливой?
– С чего Вы это взяли?
– Если женщине говорят, что ее видят такой какая она на самом деле, то она либо понравилась этому человеку, что в данном случае, вряд ли. – она сделала паузу, и тяжело вздохнув, сказала. – Либо в ней куча недостатков, и их хотят увековечить для потомков. – она сделав паузу, спросила. – Вы меня таковой считаете?
Карл не мог сказать ни единого слово. Он смотрел на Эммануэль, и не понимал, почему она так решила?
– Я ничего такого не имел в виду. – осторожно сказал он. – Вы красиво. – добавив эти слова, он недоуменно добавил. – Кто вам сказал, что я нашел в Вас недостатки? – он сделал паузу, затем сам себе сказал как бы оправдывая ее слова. – У каждого человека, конечно, есть недостатки, но… – он сделал долгую паузу, подбирая слова к окончанию своей фразы. – на холстах они появляются лишь потому, что художник видит человека такого какой он есть на самом деле. – затем он поспешил добавить. – Я ни в коем разе не хотел Вас обидеть. – он, сделав паузу, сказал. – Если я оскорбил Вас, то прошу за это прощение. Мое предложение заключалось лишь в том, чтобы Вы по позировали мне, и только.
Выслушав Карла Жюфийе, Эммануэль ничего не сказала в ответ. Он ей показался искроенным. Возможно он не хотел рисовать ее порок. Он хотел нарисовать лишь человека. Человека, которого он хотел нарисовать. Того, кто ему просто понравился. Ведь сколько художников во всем мире, переносят на холсты тот образ, который им ярче всех запечатлелся в их голове. Мик! И вот она – муза. Муза художник которую он будет в течение некоторого времени переносить на холст.
Эммануэль призналась:
– Я никогда не позировала.
– Это ни так трудно как все считают. – сказал Карл, а затем добавил. – Правда я сразу должен предупредить, что эта работа утомляет человека. – затем он сказал. – Стоять несколько часов в неподвижности. – он сделав паузу, добавил. – Это скажу я вам ни так-то легко.
Эммануэль знала, что Карл прав. Позировать, стоять несколько часов в неподвижности, пока художник пишет свою картину с чьей-нибудь натуры, это ни так просто. И все же Эммануэль решила рискнуть. Она хотела увидеть себя на холсте. Тайно она хотела, чтобы ее выставляли на всемирных Выставках, и чтобы любовались ее автопортретом. В глубине души она об этом мечтала. Она хотела показать себя всему миру такой какая она была на самом деле.
– Хорошо. – согласилась она. – Я вам по позирую. – затем она сказала. – Но прежде, я хочу посмотреть на Ваши холсты.
– Разумеется, – поспешил ответить Карл Жюфийе. – Вы их увидите.
В это время машина такси остановилась, и таксист сказал:
– Приехали.



Глава 2
Таинственность: ФОТО Эммануэль

Карл Жюфийе расплатился с таксистом, и он с Эммануэль Вышли из авто.
Где же Вы спросите находился загородный дом Карла Жюфийе? Это было одно из мест пригорода Парижа. Где именно? Этого я не скажу, потому что и сам не знаю. Скажу одно. Это место было прекрасным. Здесь можно было забыть обо всем, и наслаждаться тишиной. Вокруг шумели лиственные деревья. Мягкая трава развевалась на ветру. Все было тихо и спокойно вокруг. Где-то свою песнь пели птицы.
Эммануэль поинтересовалась:
– Где это мы?
– Это Шантийи. Неправда ли, красива тут!
– Да, – ответила Эммануэль вздохнув полной грудью. – здесь прекрасно!
– Согласитесь, здесь хорошо черпать вдохновение для будущих произведений искусства?
Эммануэль заметила:
– Шагал точно нарисовал это место, как написал свои стога.
Карл легонько улыбнулся.
– Разрешите пригласить Вас в дом.
– С удовольствием приму Ваше приглашение. – затем она между прочем добавила. Конечно если у Вас есть кофе.
Карл поинтересовался с явным любопытством.
– Какое кофе Вы предпочитаете? Капучино? Горький? Кофе со сливками или просто кофе?
– Горячий – горький кофе. Пиле.
Карл удивился:
– Вы любите Пиле? Странно? Я думал что Вы предпочитаете другой кофе?
– Какой же?
– Платинум?
– Я тоже люблю этот кофе. – поспешила заявить Эммануэль. – Но в большинстве случаев предпочитаю Пиле.
– Ясно. – сказал он. – Пиле, значит Пиле.
Они зашли в дом. Это был двухэтажный особняк. На первом этаже было жилое помещение, а на втором этаже художественная мастерская. Вряд ли кто может с точностью сказать, как живут художники? Мне кажется, что в большинстве случаев они живут примерно одинаково. Вот и Карл Жюфийе ничем не отличался от них. На первом этаже расположилась гостиная, на стенах которой висели произведения искусства. Тут был и Шагал, и Франциско Гойя, Густав Курбе, Эдгар Дега, Винсента Ван Гога, и еще несколько произведений искусства неизвестного автора. Коло нее его кабинет и спальня. Небольшая кухня, подвал. И пожалуй, это все, что можно было написать про его жилище. Что касается второго этажа. Он был полностью отдан под художественную мастерскую. Там было все. От мольберта, до красок и кисточек художника. На полу лежали холсты начатых Карлом Жюфийе работ, которые еще не были окончены. Кисти мастера еще не нашли тот идеальный образ, который бы лек на холсты этих картин. Эммануэль осмотрелась, и видя висевшие на стенах картины, воскликнула:
– Какая красота! – она прошла в гостиную, и посмотрев на полотно, спросила. – Это подлинники?
– Только несколько. – ответил Карл. Затем добавил. – В основном здесь только копии. – затем он с горечью добавил. – Я ни настолько богат, чтобы покупать оригиналы.
Эммануэль чтобы поддержать Карла, и приподнять ему настроение, спросила:
– Вы рисовали?
– Я.
– Отличные работы! – с твердостью заявила она. – Можно позавидовать оригиналу.
– Не понимаю Вашу иронию. – сказал Карл. Затем он добавил в укор Эммануэль. – Хоть я и копирую холсты известных авторов, я никогда не говорю, что мои копии лучше оригинала. – затем он добавил. – Это было бы цинично, сравнивать свои копии с кистями гениев.
Эммануэль поняла, что совершила непростительную оплошность. «Каждый автор своего творения никогда не скажет про другое творение, что оно хуже. Все говорят что нарисовано лучше чем можно было нарисовать, даже если это не так. И только истинные знатоки, и художники произведений искусства, готовы поспорить меж собой; чьи произведения лучше?». Эммануэль таковой не являлась. Она любила музыку и картины, но истинным ценителем не была.
– Я позволила себе неучтива сказать о Ваших произведениях искусства. – начала она свою речь. – Я прошу за это прощение. – затем она сказала. – Я никогда не видела подобной красоты. – после чего она призналась. – Да и вообще красоты я не видела. – она сделала паузу, затем добавила. – Я не должна была сравнивать копии с оригиналом. – Вы правы. – согласилась она. – Это цинично.
– Выслушав Эммануэль, Карл Жюфийе сказал:
– Никогда не сравниваете копии с оригиналом. – затем он добавил. – Копий много – оригинал один.
Эммануэль согласилась с ним.
– Вы правы.
Видя что дальнейший разговор не клеятся. Вот-вот, да и будет тупик этому разговору, а что говорить потом? Этого он не мог решить. Карл Жюфийе напомнил:
– Вы кажется хотели кофе?
Поняв, что Карл Жюфийе хочет сменить тему этого неприятного разговора, в котором Эммануэль была виновата, она ответила:
– Я проголодалась. – затем она как бы осторожно спросила. – Не поймите меня неправильно, но что-нибудь перекусить было б кстати.
Карл Жюфийе сам проголодался. Проведя весь день в аэропорту, он страшно как хотел есть.
– Я не знаю. – сказала он. – В доме наверное, ничего нет, только кофе.
Эммануэль понимающе ответила:
– Что ж, кофе так кофе.
Они прошли в кухню, где на полках почти ничего не было.
Карл Жюфийе предложил Эммануэль сесть за стол, и та сев, поинтересовалась:
– А где Ваши произведения искусства?
– Здесь. – ответил Карл Жюфийе показывая вверх. – На втором этаже, там моя мастерская.
Странно? Говорят, что французы любят экзотику? Про Карла Жюфийе этого не скажешь. Его предпочтения было к французской кухне, но не в ее экзотическом виде, как привычно считать: французы любят лягушек. Может это показаться странным, но побывав во Франции Вы поймете, что они питаются, как и все, нормальной едой. Едой которой питается весь мир. Правда есть экзотика, но это на гурманов.
Итак, что же лежала в кухонной полке Жюфийе? Рис, гречка, разные пряности. Масло, чай, кофе. Где-то в углу кухни, в ведре лежала картошка. На холодильнике лежал завернутый в пакет хлеб. Он открыл холодильник. Там в морозильнике лежала курица, сыр масло. Что-то еще. Кто знает? Как на самом деле питаются французы? Ведь во Франции и русские есть, и негры. И еще куча других национальностей. Всем не угодишь. Каждый любит свою кухню.
Карл предложил:
– Хотите бутерброд с сыром?
– Я сейчас что угодно съела б, только съела б.
Эти слова подбодрили Карла. Он не хотел сейчас что-то готовить. Он просто хотел перекусить. Он вытащил из холодильника масло и сыр-Маздам, и хлеб. Затем, закрыв холодильник он положил продукты на стол, и поставил чайник на газ, Вытащив при этом из полки кофе. Он поставил все на стол, и сев напротив Эммануэль, он спросил:
– Почему Вы поехали со мной?
Эммануэль отпарила:
– Я хочу посмотреть Ваши картины.
Карл Жюфийе осторожно спросил.
– Вы в этом уверены?
Эммануэль спросила:
– Что Вы имеете в виду?
– Я ни плохой философ. – сказал он. – А философ в какой-то степени психолог. – продолжал он. – Я художник. Моя профессия – кардиолог, мое хобби – живопись. – он сделал паузу, затем сказал. – Когда я рисую с натуры, я вижу людей. Людей такими какими они есть на самом деле. Я вижу, когда люди переживают, радуются, скучают, и. т. д. – он снова сделал паузу, затем сказал. – В Вас я вижу женщину, которая по каким-либо причинам стала раздражительной. Очевидно Вас что-то мучит. Вы о чем-то хотите забыть, что произошло с вами ни так давно. Можно сказать на днях.
Эммануэль возмутилась.
– С чего Вы это взяли?

– Вы даже сейчас раздражительна. – сказал он. – Раздражительность – это признак неуверенности. Если человек неуверен в себе, то он становится раздражительным. – он сделал паузу, затем продолжил. – Вы когда разговариваете, то сами того не замечая говорите то, что можно было сослать на оговорку, если этот оговор был один раз. Но Вы оговариваетесь постоянно. Сначала в аэропорту, затем здесь, у меня дома. – он сделал паузу, затем добавил. – А сейчас Вы признались, цитирую: «
Я позволила себе неучтива сказать о Ваших произведениях искусства. Я прошу за это прощение. Я никогда не видела подобной красоты. Да и вообще красоты я не видела. Я не должна была сравнивать копии с оригиналом. Вы правы. Это цинично
». – закончил он цитату. Затем продолжил. – Я заметил, что Вы ни только оговариваетесь, и при этом Вы становитесь немного раздражительной, но и Ваш вид…

Эммануэль перебила Карла:
– Что мой Вид?
– Он не уверенный. – объяснил Карл. – Вы хотите чего-то, и не можете решить, делать вам это или нет. – он сделал паузу, затем сказал. – Я не знаю, что у Вас произошло, но согласитесь, что с вами что-то ни так. – он сделал паузу, затем спросил. – Скажите, почему Вы пошли со мной? Разве только ради искусства?

Эммануэль не могла возразить ничего. Она действительно была неуверенная в себе женщина. Она не знала что ей делать? Она хотела улететь из этой страны. Улететь туда, где все то, что с ней произошло она бы забыла. Чтобы никто ее не нашел. Исчезнуть, испариться. Но забастовка диспетчеров стала проблемой для нее. Она не знала, что ей делать? Куда идти дальше? Стоя у часов посреди терминала аэропорта, она анализировала все всевозможные ситуации, и подошедшей к ней Карл Жюфийе стал тем катализатором ее решение, которое она хотела принять. Ей надо было просто успокоиться, прийти в себя, и привести все свои мысли в порядок. Она не могла сразу успокоиться, и по этому ее речь была не столь красивой какой она хотела, чтобы она была. Она действительно сказала то, что сказала. Призналась Карлу Жюфийе; – «
я никогда не видела подобной красоты. Да и вообще красоты я не видела
». Вообще, она жила вся на нервах. Шутка ли? Знать то, что она знала о Прасковье Федоровне, и ничего с этим она сделать не могла. А тут еще и эти убийства. Что может быть хуже? Она не знала что и сказать в ответ, когда в процессе разговора она была груба с Карлом. Ее речь была скорее спонтанной, чем разумной. Ведь когда человек не следит затем что говорит, из его уст можно услышать все что угодно, только неразумную речь. Поэтому ей пришлось извиняться перед Карлом Жюфийе, хотя ей этого совершенно не хотелось. Она не привыкла ни перед кем-либо извиняться. Но в этой ситуации ей пришлось это сделать неоднократно. Ее слова просто машинально выскакивали из ее ротика. Вот так все и было. Теперь Вы знаете, о чем думала Эммануэль разговаривая а аэропорту с Карлом Жюфийе. Она призналась:

– Вы правы. – сказала Эммануэль. – Я пошла с вами ни только ради искусства.
Карл Жюфийе осторожно спросил:
– Тогда ради чего?
– Прежде чем ответить вам на этот вопрос, я хотел бы знать.
– Что? – спокойно спросил Карл Жюфийе. И добавил. – Вы хотите знать?
– Вы процитировали мое сказание по поводу счастья.
– Это так.
Эммануэль поинтересовалась:
– Значит у Вас хорошая память.
Карл усмехнулся:
– Я врач. – напомнил он. – А в нашей профессии без памяти никуда.
– Да. – вспомнила Эммануэль, что говорил Карл Жюфийе ей в аэропорту. – Конечно.
Карл видя что Эммануэль о чем-то задумалась. Он поинтересовался:
– А о чем Вы хотели меня спросить?
Эммануэль на секунду задумалась, а потом сказала:
– Так, ни о чем.
Карл внимательно посмотрел на Эммануэль. Ему показалось, что она ушла глубоко в себя. Что-то напомнило ей о чем-то. Что-то заставила ее отключиться от внешнего мира, и погрузиться в свой мир. Мир понятной только ей одной. Не понимая что происходит, Карл Жюфийе спросил:
– С вами все в порядке?
– Что? – спросила только что пробудившаяся от своей задумчивости Эммануэль. – Вы что-то сказали?
Не понимая что происходит, Карл Жюфийе повторил свой вопрос:
– С вами все в порядке?
– Да. – ответила Эммануэль. – Со мной все в порядке.
Видя, что с Эммануэль твориться что-то ни то, вот-вот у нее из глаз польются слезы. А ее задумчивость возможно выла первопричиной ее начинающийся истерики, Карл Жюфийе сказал:
– О чем бы Вы сейчас ни думали – забудьте. Все в прошлом. – он сделал паузу, затем добавил. – Чтобы с вами не произошло, ничего не изменишь. Прошлое останется в прошлом. Ничего не изменишь.
Слушая эти слова Карла Жюфийе, Эммануэль понимала, что он как мог хотел помочь ей. Воспоминания о недавних событиях крепко засели в ее памяти. Она не могла выбросить их из головы. Все эти воспоминания были еще свежи. Эммануэль сказала:
– Ни давно со мной произошла трагедия. – призналась она. Затем, чтобы не проболтаться, добавила. – Никто не знает, чего мне все это было пережить. – она, сделав паузу посмотрела на Карла. – Знаете, – сказала она. – никто не может понять меня, только я сама.
В это самое время закипел чайник. Карл встал со стула, и подойдя к плите, отключил газ. Затем он разлил кофе по чашкам, и подав на стол, сказал:
– Мы – люди, иной раз говорим о том или ином с теми, кто нам незнаком. Нам трудно выплеснуть всю боль на того, кто нас знает. Он сделав паузу, добавил. – В Вас скрылась все то страдание или страдания которые Вы за всю свою жизнь накопили в себе. – он сделав паузу, продолжил. – Теперь все это вырывается наружу. Вы хотите все это снова запереть на замок, но это невозможно. Ваше все накопившееся в Вас сейчас выплеснется наружу, и от этого никуда ни денешься. – закончил он свою речь.
– Откуда Вы это знаете?
– Я портретист. – объяснил он. – Я пишу портреты людей. – затем он добавил. – Да что портреты, это жизнь.
– Вы правы. – согласилась Эммануэль. Она сделала глоток, а затем добавила. – Жизнь – это страдания. Никто не может жить без страдания. – затем она добавила. Страдание – это удел смертных.
Карл Выслушав Эммануэль поинтересовался:
– Вы религиозна?
– С чего Вы это взяли?
– Так рассуждают только религиозные люди. – объяснил он. – Они все что сними не произойдет плохого или хорошего, все списывают на страдания.
Эммануэль заявила:
– Я не такая! – она выпила чашку кофе, а затем заявила на полном серьезе. – Я верю в бога, но считаю что, страдания которые мы испытываем в своей жизни, это ни дело рук Бога. – затем она однозначно закончила. – Это просто судьба. Жизнь если хотите, и ничего большего.

Карл понимал что Эммануэль хотела сказать. Каждый человек не верит в то, что с ним случилось делом рук Бога. Человек считает, что все то, что с ним произошло или произойдет, не что иное, как… Для каждого человека это все по-своему. не что иное, как баловень судьбы, карма, слияние звезд, или просто его рвение к чему-то или его беспечность. В большинстве случаев последней ответ и есть та непреложная истина, которую внушают нам родители, и в которую мы искренне верим:
«…не что иное, как рвение к чему-то или его беспечность».
И это факт. Ведь никто не скажет: он сделал так, потому что ему так велели звезды? Это согласитесь глупо. Глупо с точки зрение самого человека. Поэтому он и создал себе веру в то, что все то, что происходит с ним, это дело ни звезд и не Бога. Это дело самого человека, его судьба.

Карл поинтересовался:
– Вы считаете, что все то, что с вами произошло, это судьба и только?
Эммануэль тяжело вздохнула.
– Вы не знаете, – сказала она. – и никогда не узнаете, что пришлось пережить мне.
Она сказала эти слова так искренне и трогательна, что Карл тяжело вздохнул. Ему почему-то стала жаль Эммануэль. Он видел в этой женщины ни капли радости. Только печаль и горе. Он легонько улыбнувшись, сказал:
– Что-то мы оба впали в печаль, а пригласил я Вас не затем, чтобы Вы тут мне потоп устроили. – Эммануэль легонько улыбнулась. Она понимала, что Карл Жюфийе пригласил ее не затем, чтобы слезы лить. Он пригласил ее совсем по другому поводу. Карл Жюфийе продолжал. – Я хочу показать вам свои картины. – сказав эти слова, он гордо добавил. – Я рад буду что Вы увидите их.
Придя в себя, Эммануэль сказала:
– Вы правы Карл. – она сделала паузу, затем добавила. – Вы совершенно правы. Я что-то… – она сделала паузу. Не зная что сказать, она сказала. – вдавилась во воспоминание. – она посмотрела на Карла Жюфийе, и спросила:
– Где Ваши холсты?
– На втором этаже.
– Что ж, я пришла чтобы увидеть их. – она сделала паузу, а затем сказала. – Я готова. Покажите мне их.
Удивившись столь быстротечной перемене настроение у Эммануэль, Карл растерялся, и чтобы не Выглядеть глупо, сказал:
– Прошу за мной.
Итак, Эммануэль и Карл Жюфийе пошли на второй этаж, смотреть холсты Карла, которые он нарисовал сам. Пока они и Карл идут на второй этаж, мы обсудим поведение Эммануэль. Что с ней произошло? Каждый человек, хотя бы один раз в своей жизни выплёскивает свои накопившиеся эмоции на кого бы то ни было. Это у одних людей происходит редко, а у других довольно часто. Никто не может сдержать эту эмоциональный всплеск. Он как ракета, летит наружу, и в этот момент, человек сам того нехотя выплёскивает все свои эмоции наружу, и не повезет тому человеку кто окажется рядом в этот момент с тем, у кого эти эмоции уже Выплеснулись на белый свет. Что касается Эммануэль, то ее легко понять. Ни каждая женщина или мужчина переживет подобное. На его глазах убили ее бабку, и где-то застрелили человека с котором она провела много лет, и та стала ей очень близким для Эммануэль человеком. Все увиденное и услышанное Эммануэль скопились у нее в душе. Если выражения: «тяжело на сердце», и «всплеск эмоций» верны, то эти Выражения как нельзя лучше подошли бы сейчас к Эммануэль. В ее сердце скопилась много горе. Она с трудом переносила все то, что сейчас выпала на ее бедное женское сердечко. Она не могла поверить в то, что осталась совершенно одна. Одна в этом пустом мире. Вы спросите почему в пустом мире? Да потому что, когда человек остается один, в его жизни больше никого не осталось, он ощущает вокруг себя пустоту. Если хотите пустоту пустоши. Его сердце несчастно. Оно просто опустошенно. Опустошенно тем, что в психологии можно назвать; полное безразличие. Его жизнь прожита. Он потерял все, и теперь его жизнь потеряла всякий смысл. Потом у человека появляются эмоции. Он хочет выплеснуть всю свою боль наружу. Поделиться с кем-нибудь своим неутешным горем. Из его глас идут слезы. Я специально пишу слово – идут, так как они не текут в буквальном понимании этого слово. Они невидимы для окружающих человека людей. Они внутри нас. Дальше чувство двоякое, но оно единое. Обида. Обида на всех, включая окружающий мир. Мы – люди, задаем один и тот же вопрос: «почему?». Почему так произошло? Ведь те, кто ушли в мир иной, могли еще жить! Небеса несправедливы. Они лишили Эммануэль самого дорогого в жизни, и оставили ее одну. Одну, в этом пустом, бесконечным миром сердечной пустоты. Страшно, неправда ли? Пустота, это самое страшное что есть в мире. Хотя, сердечная пустошь гораздо страшнее. А духовная пустота, это не что иное, как смерть. Хотя и у смерти есть душа. А что же тогда пустота? У каждого свой ответ на этот вопрос. Один из них звучит примерно так: «Пустота – это состояние души, ее смерти». Вот и Эммануэль. Что произошло с ней? Ее частичка души умерла, оставив после себя лишь пустоту. Не вините Эммануэль за это, описанная в этой истории ситуация, может случиться с каждым из нас, с каждым жителем земли.
Ну ладно. Вернемся к Эммануэль и к Карлу Жюфийе. Где они сейчас? Поднялись на второй этаж, в мастерскую Карла Жюфийе. Что же она там увидела? Конечно картины. Стоящие у стен картины. Они небыли видны из-за того, что они все были закрыты от пыли. У окна стоял мольберт, на нем стоял холст. Рядом лежали краски. Где-то в другом конце стоял пустой мольберт, немножко легче первого. Этот мольберт предназначался для создания картин на свежем воздухе. Согласитесь, лучше мольберт маленький чем большой. И носить его гораздо легче.
– Вот, – сказал Карл Жюфийе. – моя мастерская.
Эммануэль посмотрела на Карла удивленными глазами, затем спросила:
– А где же картины? – Эммануэль смотрела на закрытые тряпками картины, и не могла понять, если это они? То почему закрыты, и не висят на стенах, как это положено каждой картине. – Они здесь?
– Да. – ответил Карл Жюфийе. Затем подтвердил. – они здесь.
– Где же они? – недоуменно спросила Эммануэль. – Почему я их не вижу?
Карл Жюфийе показал рукой на закрытые под тряпками холсты, и сказал:
– Они там.
Эммануэль удивилась:
– Там? А почему ни на стенах? – она сделала паузу. А затем как бы в укор Карлу сказала. – Ведь холсты должны висеть на стенах. – затем она снова посмотрела на хлам картин, и словно плюнув, сказала. – А не пылиться среди барахла.
Карл тотчас же возразил:
– Это не барахло. Это мои картины.
Эммануэль усмехнулась:
– Картины? Им полагается висеть на стенах, а не стаять как хлам. – затем она вопросила. – Что же я по-Вашему увижу?
Карл быстро подошел к набросанным друг на друга картинам, снял с них тряпки, и расставив их в том порядке, как они были поставлены до того, и осветив второй этаж солнцем, которое ворвалось в комнату, когда Карл разновесе окна, он спросил:
– А сейчас?
Сейчас, холсты расставленные по порядку холсты, выглядели ни так уныло как это было раньше. Теперь холсты приобрели свой истинный вид. Красивые, образы запечатленные на них навечно, казались жизнерадостными и красивыми. Падающим на них закатом уходящего солнце, придавали им загадочность. Карл посмотрел в окно, и увидев закат, сказал:
– Я всегда любуюсь этим чудом природы. – он сделав паузу, сказал. – Закат, как прекрасен он – закат.
Эммануэль подошла к Карлу Жюфийе, и посмотрев на заходящее за горизонт солнце, легко вздохнув, произнесла только три слова. – Как он прекрасен!

Действительно, кто видел закат, может сказать, что видел нечто. Закат. Этот загадочный и неповторимый закат солнце. Каждый из нас видит его каждый раз. И этот каждый как в первый раз, всегда загадочен. Никто не скажет, что видя закат один раз, он может понять его природу. Это не так. Закат солнце, как заход луны, и мерцанья звезд. Всегда по-разному мы воспринимаем эту природу действия. Каждый закат так же как и рассвет совсем непохож на предыдущий. Они всегда разные. Всегда по-своему загадочные. Многие люди говорят: –
«закат – это мистика».
И они правы. Закат так же мистичен как и рассвет. Смерть и рождение это олицетворяет солнце в своем жизненном пути. Об этом говорят философы и многие ученые других наук. И они правы. Смотря на закат, мы видим как природа засыпает, а когда наступает рассвет, все оживает. Жизненный круговорот.

Но вернемся к Эммануэль, и посмотрим, что она делает?
А вот и она, смотрит на лучи солнце уходящего заката и любуется чистотой – его красотой.
Тем временем, Карл Жюфийе как мог повесил на стены свои произведения искусства, коих было ровно десять, и подойдя к Эммануэль, спросил:
– Скажите, что Вы видите когда смотрите на эту красоту?
– Я? – тихо сказала Эммануэль глядя на закат. – Я чувствую покой и умиротворенность.
– Да. – согласился Карл, и с восхищением добавил. – Прекрасное зрелище!
Эммануэль согласилась:
– Это точно.
Затем Карл сказал:
– Я развесил картины на стену. – затем он спросил. – Взглянете?
– Да-да, – ответила Эммануэль, не отрывая свой взгляд от прекрасных золотистых лучей уходящего за горизонт ярко-желтого солнце. – только посмотрю еще на этот закат. – затем она добавила. – Он так прекрасен!
Карл пожал плечами. На его взгляд, закат как закат, ничего такого особенного в нем не было. Он поинтересовался:
– Что в нем такого особенного?
– Не знаю. – ответила Эммануэль глядя вдаль. – Просто для меня он какой-то что ли особенный. – сказала она. – Закат. – затем она тихо добавила лишь одно слово. – Красиво. – В этот самый момент Карлу показалось, что лицо Эммануэль преобразилось. Оно стало каким-то ни таким. Что-то в ее лице появилось. Что-то незаметное, что-то мистическое. Теперь она не была похожа на ту одинокую женщину, которую Карл Жюфийе встретил в аэропорту Шарля де Голля. Теперь она преобразилась. На ее лице появилась что-то непонятное, мистически-радостное. То, что присуще лишь одним только женщинам.
Карл Жюфийе заметив это преобразование, сказал:
– Какая Вы красивая. – он не мог понять, что происходит? Карл никогда не смотрел на женщин так, как он смотрел на Эммануэль. В его взгляде было что-то непонятное. Он смотрел на Эммануэль, и не мог от нее отвести взгляд. Что-то задело его в ней, и это что-то предавала ему нечто, что он хотел передать на холст. Он отошел от нее, и подойдя к одной из стен, снял с нее висевший на гвозде фотоаппарат, выключил свет, и включил висевшие на стене бра. Получился полумрак. После чего, подойдя к Эммануэль, сфотографировал ее. Заметив что Карл Жюфийе ее сфотографировал, Эммануэль поинтересовалась:
– Что Вы делаете? – при этом вид у нее был недовольный. Она никак не ожидала, что ее вот так, без на то ее ведома сфотографируют. – Вы что себе позволяете? – возмутилась она. – Что? Если хотите меня сфотографировать, то и разрешение мое не нужно?
Эти слова задели Карла. Он никак не ожидал такой реакции.
– Я, – поспешил ответить он. – только хотел подарить вам Вашу фотографию. – он подошел к Эммануэль, и показав ей снимок на своем фотоаппарате CANON, добавил. – Прекрасно Вышло, неправда ли?
Эммануэль посмотрела на экран фотоаппарата, и увидела свою фотографию. Фотография получилась темной. В ней прослеживались черты стоящей у окна женщины. Ее одежда напоминала преследующие черты фигуры прекрасного телосложение Эммануэль. На фотографии оно казалось хрупким и прекрасным. Она стояла у окна, и смотрела в окно. Ее лицо, так же как ее прекрасное тело не было видно на этой фотографии. Фотографирующий эту женщину Карл, знал, если фотографировать против солнца, лица не будет видно. Вместо него он запечатлел некую загадочность этой женщины. В каждой женщины должна быть какая та загадка, и Карл Жюфийе смог запечатлеть ее на этой фотокамере.
Эммануэль посмотрев на Карла Жюфийе, сказала:
– ОНА ПРЕКРАСНА! – затем она добавила как бы упрекая его за то, что он ее сфотографировал. – И все же я вам скажу Карл. – начала она свой упрек. – Я не хотела бы чтобы в следующий раз меня сфотографировали без моего на то согласие. – она сделав паузу, добавила. – Ни каждый человек хотел бы чтобы его фото висела где-нибудь в соцсетях.
– Вы правы. – согласился Жюфийе. – Это нехорошо, когда Вас или кого бы то там ни было фотографировали без того на то позволение. – он сделал паузу, и как бы извиняясь за это фото спросил. – Но согласитесь, в этой фотокарточке есть что-то загадочное, я бы сказал мистическое.
Эммануэль легонько улыбнулась. Ей понравилась извинение Карла Жюфийе. Он нашел способ ни только извиниться не навлекая на себя гнев этой женщины, он еще сказал ей, что она красива и загадочна. Ну как тут не улыбнуться.
Эммануэль смягчила гнев на милость, и сказала:
– У каждой женщины есть своя загадка. – сказала Эммануэль. – Нет женщины у которой нет своей загадки это только наполовину женщина. – Она сделала паузу, а затем добавила. – Это непреложная истина.
– Я не буду с вами спорить. – сказал Карл. – Вы правы, у женщины должна быть своя загадочность. – он сделал паузу, а затем добавил. – Ведь без загадочности женского пола, мы мужчины не сможем полюбить Вас. – он сделав паузу, добавил. – Мы влюбляемся в Вас за что-то, а за что сами не знаем.
Эммануэль была польщена. Ей никто еще не говорил эти слова. А если говорили, то ни так-как Карл Жюфийе. Кто скажет лучше эти слова женщине? Конечно француз. Франция – страна королевских романов, и дворцовых переворотов. В мире нет лучших романтиков чем французы. Из их пера Вышли классические романы: «Горбун из Нотер-Дама», «Человек который смеется». В них описана любовь между красотой и чудовищем. Но разве красота в красоте? Чудовище тоже красиво. Хотя его красоту сложно разглядеть под его маской урода. Хотя красота тоже бывает уродливой.
Тем временим Карл предложил:
– Я, конечно не могу Вас просить об этом. – осторожно начел он свою речь. – Но не могли бы Вы позволить нарисовать Ваш портрет с этой фотографии.
Эммануэль поняла, что Карл Жюфийе хочет, чтобы она по позировала ему. Ведь Эммануэль согласилась на это, если тот покажет ей свои произведения искусства. Она спросила:
– Вам нравится загадочность на этой фотографии?
– Я пишу портреты. – начел он. – Мои работы – это загадка. Что-то есть в них мистическое, прямо как на этой фотографии. – он сделал паузу, затем добавил. – Я, конечно, был бы рад чтоб Вы мне позировали, но этот процесс долгий, и вряд ли Вы согласитесь.
Эммануэль поняла намек Карла. Он хотел, чтобы Эммануэль осталась в этом доме. Она станет его музой, а может быть он рассчитывал и набольшее.
– Я помню, что я вам обещала попозировать если, Вы покажите мне Ваши работы, и мне они понравятся. – она, сделав паузу, продолжила. – Но пока я ничего не видела. – сказала она, и вопросила. – Как же я могу судить о Вашем творчестве, и позировать вам в Ваших работах, если я не видела ни одной.
Карл Жюфийе тотчас же поспешил отпарить:
– В чем же дело? – он сделал паузу, а затем показав рукой на стену, где висели его десять картин, добавил с явно приподнятом настроением. – Прошу.



Глава 3
Последняя картина

Эммануэль подошла к висевшей на стене картине. Она посмотрела на нее, и увидела. На нее смотрела некая женщина. Она гордо и величаво стояла в длинном розовом платье. Ее взгляд был устремлен вдаль. Она гордо и величаво смотрела в некую точку. Изначальную точку ее жизненного пути. Она не была похожа на остальных женщин. Она сама по себе была королевой. Королевой все сущего на этой земле. Она была повелительницей народа, его королевой. Она не могла быть другой. Урожденная повелительницей мира сего, она стала ей. Королевой проклятых душ, главой всемирной корпорации «Сознание человеческого разума». Которая занималась тем, что внушала людям как им жить, что делать? Мы – люди привыкли думать что это мы выбираем то или иное. На самом деле мы только пародия на эту выборочную систему. Все выбрано до нас, а мы лишь марионетки в той структуре всемирного господства – политической власти – ее превосходства над людьми. И пусть политики говорят обратное, что это народ выбирает их, а не они выбирают сами себя, свои должности. Все знают что это не так. Господства власти, выбор самих себя – это и есть структура коррупции, ее структуры власти. Вот какая была эта женщина – властительница, повелительница человеческих душ, контролирующая разум человечества – всего мира.
Смотря на эту картину, Эммануэль была в ужасе. У нее перехватила дыхание. По ее телу пробежал легкий озноб. Ей почему-то стала страшно. Страшно от того, как женщина смотрела на этой картине. Эммануэль показалось, что взгляд женщины с этого портрета был голоден. В нем не было ни капли любви и сострадание. Вместо этого у нее взгляд казался холодным. У этой женщины на этом портрете не было ни грамма сочувствие, ни грамма сострадание. Она казалась холодной и лишенная всякого чувств. От нее веяла холодом.
Тут Эммануэль почувствовала, что ее лицо стало холодным. Ее кожа съежилась, и Эммануэль почувствовала страх. Ужас исходящего от этого портрета. Она осторожно так, чтобы та ее не услышала, тихим шепотом спросила:
– Кто эта женщина?
Карл Жюфийе посмотрел на Эммануэль, и на его лицо появился страх. Он испугался за нее. Он испугался за Эммануэль. Тот ужас и холодность которую он изобразил на этом холсте, передалась Эммануэль. Теперь она не была той решительной женщиной готовая постоять за себя. Он видел до смерти напуганную женщину, боявшейся этого портрета женщины, холст который висел на стене.
Карл Жюфийе ответил:
– Ее зовут Сэлиана-Карла де Йрон. – затем он усмехнулся. – Согласитесь, необычное имя и Фамилия. Язык можно сломать.
– Да уж? – согласилась Эммануэль. – Язык точно сломаешь. – затем она добавила. – Но ее имя и фамилия подходят к ней как никогда.
– Что Вы имеете в виду?
Эммануэль снова посмотрев на портрет, сказала:
– От этого портрета веет холодом. – она скрестила руки на груди, и положив ладони на лопатки плеч, сказала. – От него веет страхом. – она сделав паузу, и снова посмотрев на портрет, добавила. – Жуть меня берет когда я смотрю на него. – затем она снова обратилась к Карлу Жюфийе. – Кто она такая?
– Она глава корпорации «Сознание человеческого разума». К ней обращаются много людей и государств. Можно сказать что они ее финансируют. – он сделав паузу, спросил. – Вы слышали об этой корпорации?
– Пожалуй, нет.
Так вот. – продолжал свой рассказ Карл Жюфийе. – Мы все думаем, что мы рациональные люди, но никогда не задумываемся над тем, почему мы порой считая себя рациональным человеком на самом деле такими не являемся. Что-то иногда в нашем сознании меняется, и мы делаем то, что не должны делать, хотя считаем что делаем все правильно. – он сделал паузу, а затем спросил. – У Вас такого не бывает?
Эммануэль призналась:
– Бывает. – затем она добавила. – Я думаю нет ни единого человека в мире, у кого не было этого ощущение.
– Верно. – согласился Карл Жюфийе. – Это ощущение полного непонимание присуща человеку. Он не понимает, что с ним происходит? Он считает, что все делает правильно, но это ни так. – он сделав паузу, добавил. – Он только думает что делает все правильно, на самом деле это ему внушили.
– Вы хотите сказать, что… – она показала рукой на портрет. – эта женщина их внушает? – она сделав паузу, посмотрев на портрет, ужаснулась. Ей вспомнилась Раиса Петровна Жаловская, и вся та история, которая произошла с ней. На лице Эммануэль появился страх. Страх которого она еще не ощущала. Ей казалось, что вокруг нее стоит кто-то, кто-то кого она еще не знает, кого она боится. Кого она страшится пуще всего на свете. Этот страх присущ лишь женщинам, страх – это состояние человеческой психики, предупреждающей его о неминуемой опасности. Все утверждают, что страх – это состояние человеческой психики, но я считаю, что страх – это состояние человеческого сознание. Согласитесь, это не одни и тоже. Страх есть осознание человеком той или иной ситуации его жизни. – Но это невозможно! – затем Эммануэль предположила. – Если только эта женщина не обладает способностью к телекинезу?
Это утверждение было не лишено смысла. Ведь кто как никто способен внушить то или иное человеку, если тот, кто внушает обладает этим поистине уникальным даром – телекинез.
– Это верно. – подтвердил Карл Жюфийе. – Эта женщина обладает поистине уникальным даром. – он сделав паузу, добавил. – Она способна внушать людям то, что никогда не было. – затем он закончил. – Она обладает этим даром, даром телекинеза.
Выслушав Карла Жюфийе, Эммануэль сделав вывод, что все то, что здесь сейчас происходит неслучайна. Она вообще появилась в его жизни неслучайно, он хотел очевидно чтобы она что-то сделала ему. Эммануэль поинтересовалась:
– Зачем Вы все это мне рассказываете? – Затем она задала следующий вопрос. – И кто Вы такой на самом деле? И почему у Вас фото этих людей?
Карл тотчас же отпарил:
– Значит Вы их знаете?
– Мне кажется что мы договорились. – напомнила Эммануэль. Затем она добавила. – Не надо играть со мной. Я знаю, что Вы знаете обо мне достаточно чтобы я сейчас была здесь. – она сделав паузу, спросила снова. – Кто Вы? Что Вам от меня надо?
Карл ответил:
– Я хочу чтобы Вы помогли нам.
– Кому это нам?
– Тем, кто хочет остановить эту женщину. Тем, кто хочет чтобы их не контролировали. Тем, кто хочет избавиться от диктата государств, какими-то там хорошими они небыли. – затем он добавил. – Если Вы согласны избавить мир от пагубного влияния корпорации «Сознание человеческого разума» и сделать так чтобы люди жили лучше, чем сейчас, то я расскажу кто я.
– А если нет?
– Тогда Вы уйдете отсюда, и никогда меня больше не увидите. – затем он сделав паузу, сказал. – Вам решать.
Эммануэль задумалась. Она перебирала все варианты и пришла к выводу, что раз она здесь, и еще жива, а Карл Жюфийе если конечно это его настоящее имя, говорит ей о том, что ей знать необязательно, ему, кем бы он там ни был можно довериться. Она сказала:
– Я готова Вас выслушать.
– Вот и хорошо. – облегченно вздохнул Карл Жюфийе. Затем он добавил. – Я рад, что у Вас есть здравый смысл.
– Не поняла?
– Вы понимаете, что Вас после убийства Прасковьи Федоровны, и убийство Раисы Петровны, Вас не оставят в покое. – он сделал паузу, затем добавил с утверждением. – Следующая Вы. Они Вас в покое не оставят.
Эммануэль не поняла, спросила:
– Откуда Вы это знаете? – удивилась она. – Об этом никто ничего не говорил.
– Я знаю. – ответил Карл, затем будто так, между прочим бросил. – Работа такая.
Эммануэль спросила с явной осторожностью:
– Кто же Вы такой?
Карл Жюфийе ответил:
– Я агент МИ-5. – он сделал паузу, продолжил. – Я работал когда-то с Питером Рож.
Ошарашенная этим признанием, Эммануэль долго не могла сказать ни единого слово. Она стояла как вкопанная. Смотря на Карла Жюфийе, она вспомнила о фотографии, которую он показал ей, и не могла поверить в это. Питер Рож был агентом швейцарской контрразведки. Его последнее задание в Дании было для него последним. Никто не знал, что он должен был выяснить, что делать?
Стоящий перед ней Карл Жюфийе приоткрыл эту тайну, но прав ли он или лжет? Этого Эммануэль не знала. Она никогда не слышала ничего подобного он него и от Жюльет Паж или как Эммануэль ее называла, Прасковья Федоровна. Не поверив в услышанное, она переспросила:
– Что? Что Вы сказали?
– Я понимаю Ваше недоумение Эммануэль. – начел говорить Карл Жюфийе. – Вы мало что знали о нем, о Питере Рож. – он сделав паузу, добавил. – А вот Жюльет Паж знала, о нем гораздо больше. – он сделав паузу, сообщил. – Прасковья Федоровна или Жюльет Паж была завербована швейцарской контрразведкой. – Она была двойным агентом, и сообщала швейцарской контрразведке о том что делается в ГДР. Да… – продолжал он. – Жюльет Паж работала в ГДР. Она сообщала швейцарской контрразведке о действии «Сознание человеческого разума». Она была против этих экспериментов, и хотела чтобы все это прекратилось. Об этом узнали мы, МИ-5: предложили Жюльет Паж работать на нас. Та согласилась с условием, что мы никогда не будем пользоваться этой технологией в военных целях. Мы согласились с оговоркой: война! – Карл Жюфийе сделав паузу, добавил. – Эта единственная что может пустить эту технологию в массы. – он снова сделав паузу, добавил. – она с этим согласилась. – он посмотрел на портрет женщины на холсте, и продолжил. – Селиана-Карла де Йрон была нашей целью. Мы хотели к ней подобраться, и на наше счастье мы встретили Раису Петровну. По нашим сведениям, она была не в себе. Ее мозг был подвержен полной очистке, и вложенная в него другая личность, жила в ней. Она считала себя тем кем не являлась. – он сделав паузу продолжил. – Здесь в эту игру вступил уже известный Вам Жан-Жак Летруа. Он совместно с нами стал разрабатывать Селиану-Карлу де Йрон. Французская разведка также была заинтересована в ее скорейшей поимке. – он сделав паузу, сказал. – И тут появились Натали и Элизабет. Они обе решили уйти из КГБ, но предательницами их не назовешь. По нашем сведениям, за ними КГБ или как сейчас их зовут ФСБ, послали Раису Петровну чтобы ликвидировать предателей. Но Жаловская с этой задачей не справилась. Что-то помешала ей исполнить приказ? – он сделав паузу, сказал. – Я не знаю что именно ей помешала исполнить приказ командование? Я думаю что она медлила потому, что смотря на Натали и Элизабет, она видела в них себя. – он сделал паузу, а затем добавил. – По нашим данным, Элизабет и Раиса Петровна Жаловская, она же Маруся, дальняя родственница. – он сделав паузу, продолжил. – Жаловская хотела выполнить приказ, но чувство родства не дали ей это сделать. – он снова сделав паузу, добавил. – она смотрела на женщин, и не знала кто из них ее родственница. Она боялась попасть ни в того человека, и поэтому вместо них, пострадала она.
Эммануэль слушая Карла Жюфийе теперь многое понимала. Она понимала почти все. Привязанность Жюльет Паж к ней. Нерешительность и сомнения Жаловской, ее решение пойти в разведку. Это было ни ее решение, а выбор судьбы. Если Карл Жюфийе говорит правду, то именно это задание она должна исполнить. Найти и уничтожить Селиану-Карлу де Йрон. Главу корпорации «Сознание человеческого разума». Она уже сталкивалась с подобным. Работая в германской разведке, она работала в похожем проекте. Боже! Что она видела!? Уму непостижимо! Опыты над человеком, внушение ему личности того, кем он не являлся. Помните фильм «МЕРТВЫЙ СЕЗОН?», там доктор Хатц – военный преступник, ставил жестокие опыты над военнопленными. Смотреть невыносимо, ужас какой-то. Террор над личностью, и такого человека еще покрывали!? Кто же тогда эти люди сами? Они не лучше Хатца, они в миллиард раз хуже его.
Эммануэль спросила:
– Скажите, если бы Раиса Петровна тогда, в Жан-сюр-Марн. Что тогда?
Карл Жюфийе удивился:
– Откуда Вы это знаете?
– Мне об этом рассказала сама Элизабет, а ей об этом рассказала Жаловская.
Карл Жюфийе удивился:
– Она Вам эту историю рассказала?
– Я и без нее, ее знала.
– Откуда? – не понимал Карл. – Кто Вам ее рассказал?
Сама Раиса Петровна. – ответила Эммануэль. – Когда мы гуляли по Парижу, Раиса Петровна разговорилась, и наверное, чувствуя скорою свою смерть, рассказала мне об убийстве в Жан-сюр-Марн.
Карл удивился:
– Она Вам рассказала?
– Разумеется, да, – утвердив этот заданный ей вопрос, на который она дала однозначный ответ, она с осторожностью поинтересовалась. – а откуда Вы знаете?
– Я? – этот вопрос стал шокирующим для Карла. Он понял, что проболтался. И чтобы не выглядеть полным придурком, сказал. – Мне Летруа сказал.
– Летруа значит? – усмехнулась она. – Пусть будет Летруа. – приняла его версию Эммануэль, но все же не поверив в нее, спросила. – А что еще кроме убийства в Жан-сюр-Марн он Вам рассказал?
Карл Жюфийе на секунду задумался. Он пытался сообразить, что можно ответить на ее вопрос, чтобы она поверила в ответ. Наконец он сказал:
– Он рассказал мне о том, как он познакомился с Натали и Элизабет в кафе гуляет Монте-Кристо. – затем он спросил. – А Вы знаете как они познакомились? – у Эммануэль почему-то был растерянный вид. – Видите, не знаете, – сказал он, а затем добавил. – я, конечно, понимаю Ваше ко мне недоверие, каждый человек не смог бы довериться первому попавшемуся человеку, а тем более в Вашем случае. – он сделав паузу, сказал. – Я могу доказать, что говорю правду. – он сделав паузу, добавил. – Спросите когда встретите Жан-Жака, он подтвердит.
– Знаете, – призналась Эммануэль. – на секунду мне показалась, что Вы говорите ни то, о чем думаете.
– Это побочное действие нашей с Вами профессии. – ответил Карл Жюфийе. – Всегда сомневаться, и анализировать сказанное.
– Вы правы. – согласилась Эммануэль. Затем она добавила. – Если Мы будем доверять друг другу, то какие мы работники? Так, никчемные простаки.
– Я с Вами совершенно согласен. – затем, сделав очередную паузу, Эммануэль спросила. – А что Вы хотите от меня? – затем она, посмотрев на портрет, и ответила сама себе на этот вопрос. – Чтобы я нашла ее? Эту женщину? Как ее там? Селиана-Карла де Йрон. – она сделав паузу, сказала. – Это не для меня. Вы ошиблись. Я на это не подписывалась. – Эммануэль была раздражена. Она всеми фибрами своего женского начала показывала, что она не интересуется этим. Селиана-Карла де Йрон была для нее лишь портретом. Эммануэль ничего о ней не знала, и не хотела вмешиваться в происходящее. Она уже потеряла всех близких ей людей, и теперь решила остановиться. И хоть она хотела найти Селиану-Карлу де Йрон, и посмотрев ей в глаза спросить; – почему? Она этого сделать не могла. Она неожиданно испугалась. Испугалась потому, что боялась. Боялась услышать правду о том, что на самом деле произошло с Прасковьей Федоровной, Жюльет Паж и Раисой Петровной. Она знала правду, но правда ли было все то, что она узнала? Или это была очередная мозговая атака? Чтобы никто не узнал истину? Возможно это было так. Каждый человек в сознание боится, боится сделать ошибку. Ту ошибку, которую уже не исправить. Эммануэль хотела того, о чем говорил Карл Жюфийе. Она хотела покончить со всем. Со всем что ей предстояла пережить. Она потеряла всех. Прасковью Федоровну, Жюльет Паж, Раису Петровну. Она оказалась одна в этом мире. И теперь ей было все равно что с ней будет. Она хотела покончить с ней, с Селианой-Карлой де Йрон. Уничтожить корпорацию «Сознание человеческого разума». Но больше всего хотела Эммануэль посмотреть в холодные бездушные глаза этой женщины, и спросить; – почему? Эммануэль задавала сама себе этот вопрос и не находила на него ответа. Она не могла понять, почему имена она и ее семья прошла сквозь ад сознание человеческого разума, которое подверглась разрушению и воздействию извне. Почему она была выбрана для этого чудовищного эксперимента, разрушение человеческой личности? Ее сознание. И не только ее сознание, но и сознание маленькой девочки, Маруси. В чем виновата была она? Этот невинный ребенок? Теперь, глядя на портрет женщины которая смотрела с него холодными бездушными глазами. Женщине, которая повелевала человеческой психикой, ее сознание. Эммануэль хотела лишь только одного. Уничтожить ее Селиану-Карлу де Йрон. Уничтожить корпорацию «Сознание человеческого разума». Она знала, что Элизабет с Натали не откажут ей в помощи. Проведя много времени с Раисой Петровной, и Прасковьей Федоровной, они как никто знали, что есть человеческое сознание в его искаженном виде. – Эммануэль смотря на портрет Селианы-Карлы де Йрон сказала. – Эта женщина довольна страшная по своей натуре. Она не остановится ни перед чем ради своей цели. Цели завоевать весь мир, чтобы все государства были в ее подчинении. – она сделала паузу, затем извинившись за всплеск своих эмоций, сказала. – Я не могу точно сказать, что еще хочет эта женщина. Мирового господство? Денег? Войны? Впрочем, чтобы она не хотела, Селиана-Карла де Йрон получит свое, она не остановиться ни перед чем.
Слушая Эммануэль, Карл Жюфийе понимал, что ей страшна, она в своеобразной панике, в сомнении, что ей делать? Как поступить? Пойти на сделку с ним, или нет? Карл Жюфийе также предположил, что она все еще не доверяет ему. Она понимает, что он хочет от нее нечто конкретное, и не знает согласиться она на его предложение или нет? Что ни говори, Карла Жюфийе Эммануэль видела в первый раз в своей жизни. Она не знала, что от него ожидать? Можно ли верить ему? – Что ж? – думал Карл Жюфийе. – Я не буду торопить Эммануэль. Пусть все взвесит, и тогда, примет решение.
Карл Жюфийе спросил:
– Что Вы решили?
Тут неожиданно Эммануэль изменилась в лице. Она смотрела на портрет Селианы-Карлы де Йрон и на ее лице появилась безумие. Казалось, что Эммануэль что-то поняла, что-то в ее голове стало совершенно другим. Со стороны казалось, что она была спокойна. Но это спокойствие было чем-то страшным. Она посмотрела на Карла Жюфийе, и словно говоря от чего-то имени, произнесла:
– Я знаю, что Вы хотите сделать. – она сделала паузу, и добавила. – Вы хотите убить меня. – эти слова она произнесла с присуще женщине ядовитой улыбкой, словно прошипев. – Вы хотите убить это прекрасное тело. – она приблизилась к нему, и посмотрев в глаза, задала вопрос. – Я Вам нравлюсь? – затем как бы отвечая на него сама, произнесла слова так, словно прошипела змея. – Конечно нравлюсь. – она положила правую ладонь на шеренгу его брюк, и нащупав его фамос, прошипела. – Какой упитанный. Ух ты! Упругий. – она сделав паузу посмотрела на Карла Жюфийе, и прошипела. – Я могу доставить ему удовольствие.
Не понимая, что происходит, Карл Жюфийе недоуменно поинтересовался:
– Что с Вами?
– Ничего. – прошипела Эммануэль расстегивая шеренгу его брюк, и вытаскивая из его брюк огромный толстый член. – Вы мне нравитесь. – прошипела она так сексуально, что у Карла Жюфийе тотчас же перехватило дыхание, возбудился его фамос. И став упругим, был готов к работе. – Вот видите, – смотря на возбудившийся фамос прошипела с наслаждением Эммануэль. – он тоже не прочь пошалить. – она взяла его в рот, и с наслаждением стала удовлетворять не только свою похоть, но и приносить удовлетворение Карлу Жюфийе, который хоть и не понимал, что происходит, но был вполне удовлетворен тем что сейчас происходила. В какой-то момент он посмотрел на холст, на котором была изображена Селиана-Карла де Йрон, и увидел на портрете, как Селиана-Карла де Йрон, получала удовлетворение. Казалось, что Селиана-Карла де Йрон занимается сексом с ними вместе. Получая удовольствие оттого, что с холста она смотрела на них. Впрочем, Карлу Жюфийе показалось, что эта именно она, Селиана-Карла де Йрон, а не Эммануэль сейчас делала ему приятное, делала ему минет. Он не понимал, как это возможно? Как она, Селиана-Карла де Йрон, делала ему минет в теле Эммануэль? Тут в его голову тотчас же пришел ответ: он нарисовал картину – живую. Да, этот ответ как нельзя подходил к этой ситуации. На свете много есть картин, которые своими мистическими свойствами не только пугают, но и приводят в ужас людей в квартире, в которой они находятся. На портретах людей иной раз появляться те или иные изображения который художник никогда не видел и не изображал на том или ином холсте. Есть картина мальчика, который каждую ночь выходит из своей картины, и бродит по дому или квартире до раннего утра. Что он пытается сказать нам? Может он из потустороннего мира? Художник писавший эту картину, изобразил того мальчика, который никогда не будет покоен. Говорят, что картины, их изображения, художники подчас видят во сне. Может и этот художник увидел образ мальчика во сне? Кто знает? Кто знает. Но вернемся к холсту, на котором была изображена Селиана-Карла де Йрон. Карл Жюфийе смотрел на портрет, и его тело возбудилось. Та сексуальная энергия, связь которую он только что ощутил, позволила ему расслабиться. Он был полностью удовлетворен Эммануэль и Селианой-Карлой де Йрон, портрет которой висел на стене.
В это самое время, Карл изверг семя, и его высшее наслаждение было удовлетворено он посмотрел на Эммануэль. Та, сделав глотательное движение облезнула свои сексуальные губы, и поднявшись с корточек, посмотрев в глаза Карла Жюфийе, поцеловала его в губы. Затем она сняла с него брюки, а с себя платье. Она смотрела на него, в его глаза, и видела в них, что он хочет того же что и она. Он сам того не осознавая хотел быть сейчас внутри этой женщины. Какие-то неведомые для них обоих флюиды свели их вместе. Сейчас, прислонившись спиной к стене, на которой висела картина Селианы-Карлы де Йрон, когда Карл Жюфийе вошел в Эммануэль, которая в свою очередь возбуждала портрет на стене, Эммануэль была возбуждена. Она получала наслаждение от неистового животного секса от Карла Жюфийе, и стараясь возбудиться еще больше, смотря в глаза Карлу Жюфийе, и на картину, на которой была изображена Селена-Карла де Йрон, охала и ахала, и изо всех сил что было мочи, кричала:
– Еще-еще. – затем она довольно выдохнув польстила Карлу Жюфийе. – Ну Вы и герой!!!
Тем временем Карл Жюфийе польщенной похвалой Эммануэль, вдруг, неожиданно ощутил какую-то непонятную связь между Эммануэль и Селианой-Карлой де Йрон. Он не понимал, почему он ощущает эту взаимосвязь? Каким образом Селиана-Карла де Йрон управляет сознанием Эммануэль. Возможно она знала, что он хотел поручить Эммануэль, и овладев ее телом Селиана-Карла де Йрон хотела, чтобы после того как Карл Жюфийе будет с ней, он не сможет убить ее. Убить Селиану-Карлу де Йрон, женщину с холста.
И вдруг, в один момент, когда семя Карла Жюфийе изверглась в тело Эммануэль, она пришла в себя, и посмотрев на себя, а затем на Карла Жюфийе, который занимался тем, что усердно удовлетворял Эммануэль, недоуменно спросила:
– Что происходит? – они оба недоуменно посмотрели друг на друга. Эммануэль не понимала, что происходит? Почему она совершенно нагая? Нагая, и перед ней Карл Жюфийе, который был в ней? Она не могла вспомнить, что произошло? Почему она находится с ним, с Карлом Жюфийе? Она последнее помнила, что смотрела на холст этой женщины, Селианы-Карлы де Йрон. В какой-то момент она увидела как Селиана-Карла де Йрон смотрела на нее, и словно выйдя из холста картины вошла в нее. С этого момента Эммануэль ничего не помнила. Ее сознание было неподвластно ей, оно было замещено сознанием этой женщины с холста картины. «Иногда, когда человек долго смотрит на холст, его сознание сливается с ней, и они становится одним целом, что и произошло с Эммануэль». Эммануэль неистово с возмущением выкрикнула что было мочи. – Что Вы себе позволяете?
Карл Жюфийе посмотрев на Эммануэль непонимающе – растерянном взглядом, немножко опешив, пробормотал:
– Ничего, Вы первая сделали мне это?
– Что я Вам еще там сделала? – неистовала она. Затем, в свое оправдание она отпарила. – Это Вы сделали со мной!
– Нет. – ответил ничего не понимающий Карл. И в свою защиту сказал. – Я ничего с Вами не делал. – затем он напомнил. – Это Вы мне сделали.
Эммануэль пришла в бешенство, и хоть она не знала о чем говорит Карл, она была уверенна, что она ничего ни делала. Она с явной издевкой и усмешкой спросила:
– И что же я, по-Вашему, Вам сделала?
Карл усмехнулся:
– Вы не помните?
– Помню. – решительно отпарила Эммануэль. – Но хочу узнать от Вас. – она подошла к лежащему на полу платье, и надев его, бросила. – наденьте брюки, – затем она добавила. – смотреть на Вас противна. – затем она подошла к Карлу, и глядя в его бесстыжие глаза, с интересом и явным любопытством поинтересовалась:
– Так что же я Вам сделала?
Карл понимал, что Эммануэль возможно не претворяться. Она действительна может не помнить, что произошло с ней, и с Карлом Жюфийе. Она возможно действительно ничего не помнила. Ведь Карлу Жюфийе показалась, что в Эммануэль вселился кто-то, и этот кто-то возможно была женщина с картины. Селиана-Карла де Йрон, так звали эту женщину. По крайней мере так называл ее Карл Жюфийе. Он сказал чистую правду:
– Вы сделали… – сделав паузу подбирал слова чтобы сказать ей правду, и не находя никаких слов-синонимов к слову «МИНЕТ», сказал так как оно есть:
– Вы сделала мне минет.
– Что? – не поняла Эммануэль. Она подумала, что Карл специально сказал это. Он хотел унизить ее, и снять с себя всю ответственность за происходящее. – Я сделала Вам ЧТО?
Карл Жюфийе спокойно ответил:
– Минет. – он посмотрел на картину, и тяжело вздохнув, пояснил. – Точнее не Вы, а она, – он показал рукой на холст. – эта женщина, – пояснил он. – Селиана-Карла де Йрон.
– Что? – возмутилась Эммануэль, и посмотрев на Карла Жюфийе пристальным взглядом. Думая, что она все же ослышалась, переспросила. – Что я Вам сделала?
Карл спокойно ответил:
– Минет.
Эммануэль приблизившись к Карлу Жюфийе, и посмотрев ему прямо в глаза, с явной долей злобой и ненавистью к самой себе, сжав зубы поинтересовалась:
– И что? Понравилась?
Карл смотрел на Эммануэль, и видел в ее глазах ненависть. Она была жестока не только к себе, но и к Карлу Жюфийе. Она хотела понять, каким образом произошло то, что произошло. Она ничего не помнила об этом, и теперь хотела понять, почему Карл Жюфийе не остановил ее, а предоставил свой инструмент для удовлетворения своего инстинкта. Сейчас, в этот момент, он не мог ответить однозначно на этот вопрос. Какому же мужчине ни хочется женской ласки? Мне кажется, что в мире вообще нет мужчин которые хоть раз в жизни, смотря на тела женщин или тело одной женщины ни хотел заняться с ней сексом. Пусть даже воображаемым. Сказав сейчас, что ему было приятно, значило б для него в лучшем случае пощечину. Скажи он что он не мог ей отказать, хоть ему это было противно, значило б оскорбить Эммануэль, ее все женское нутро. А в этом случае пощечина показалась бы ничем по сравнению с тем, что будет скажи он ей то, что он не был удовлетворен ее лаской. Ну что тут делать мужчине? Каждый решит за себя сам. Карл Жюфийе тоже решил сказать Эммануэль то, что сказал бы в этом положении большинство из мужчин. Он сказал:
– Бывало и лучше.
Эти слова привели Эммануэль в бешенство. Что что, но она никак не ожидала такова ответа от этого мужчины. По ее женскому мнению, Карл Жюфийе каким-то образом одурманил ее. Одурманил потому, что хотел, чтобы она сделала ему приятное. Пусть даже таким образом. В конце концов он привел ее ни только чтобы та увидела его картины, но, и чтобы переспать с ней. В глубине души она все же думала об этом. Но никак не ожидала, что это будет вот так. Она недоумевающе-вопросительным монотонным произнесла:
– Что??? – затем она залепила Карлу Жюфийе горячею пощечину, и ударив его своим коленом в его пах, добавила с явной раздражительностью и злобой. – ХАМ. – затем она добавила с явным удовольствием. – Теперь Вы точно знаете кто из нас лучше, – затем она прошипев сквозь зубы, оскалив свою улыбку, прошипела. – ПАДОНОК. – затем она врезала еще одну пощечину, а затем добавила. – Если Вы хотели именно этого, то не стоило мне показывать было Выши работы. – она сделав паузу, выплеснула все свои эмоции, сказав. – Работы хорошие, жаль, что хозяин… – она, сделав паузу, и с отвращением посмотрев на Карла Жюфийе, плюнула. – ДЕРЬМО. – и вот она уже собралась уходить, как вдруг Карл Жюфийе ее остановил, взяв ее за руку, произнес:
– Постойте. – сказал он, и еще корячась от причиненной ему боли в области паха, добавил. – Вы неправы, я ни дерьмо.
В эту самую минуте, Эммануэль повелевающем тоном твердо произнесла:
– ОТПУСТИТЕ. – она сказала это слово так, что, услышав ее голос, человек бы вздрогнул, но ни Карл Жюфийе. Он знал, что боль, причиненная ему, была возможна заслужена, но он понимал, что к произошедшему никто из них двоих не имел никакого отношение. Все то, что с ними произошло, произошло по вине картины. Как это не смешно было сказать, вся случившаяся ситуация, была из-за этой картины, картины, висевшей на стене. Картины, на которой была изображена женщина. Звали ее, Селиана-Карла де Йрон. Эммануэль потребовала решительно-повелевающим тоном снова. – ОТПУСТИТЕ. – Она сделав упреждающею паузу, твердо добавила. – Я КОМУ СКАЗАЛА.
– Вы ошибаетесь. – произнес он эти слова оправлявшись от мучительной, и нестерпимой боли причиненный ему Эммануэль. – Я-то не делал.
– Что Вы не делали? – ни совсем понимала Эммануэль. – Скажите, что это ни Вы овладели мной? Хотя я об этом почему-то не помню!?
– Нет ни я.
– А кто же тогда? Если не Вы?
Карл Жюфийе показав рукой на портрет Селианы-Карлы де Йрон, произнес. – Она.
Эммануэль не понимала, о чем говорит Карл Жюфийе, посмотрев на картину, переспросила:
– Что она?
– НЕ я овладел Вами, и не вы были со мной. – он сделав паузу, посмотрел на картину, и произнес. – Она. – в эту минуту он был похож скорее на безумца, чем на нормального человека. – Она овладела Вами. – сказал он, а затем пояснил. – Эта картина; женщина. Он сделал паузу, а затем добавил. – Селиана-Карла де Йрон.
Эммануэль недоуменно посмотрев на картину, а затем на Карла, вырвала свою руку из его, и недоуменно воскликнула:
– Да Вы с ума сошли! – затем посмотрев в его глаза, и увидев в них нечто напоминающее безумие, добавила. – Точно. Сумасшедший.
– Нет. – возразил Карл, и что было мочи выкрикнул. – Я не сумасшедший!
– Ну да. – иронично произнесла Эммануэль. – Не сумасшедший. Видели мы таких.
– Я не лгу. – сказал он выпрямляясь. Он снова показал рукой на портрет, и сказал. – Вы можете мне не верить, но это правда. – он сделав паузу, с призрением посмотрел на портрет Селианы-Карлы де Йрон, и показывая рукой на портрет с призрением воскликнул. – Эта она! Она вошла в Вас. – он посмотрел на Эммануэль, и добавил. – Этот портрет проклят. – это заявление Карла Жюфийе было неожиданным для Эммануэль. На секунду она подумала, что Карл Жюфийе сошел с ума. У него поехала крыша, и его рассудок повредился. Писав эту картину, Карл был убежден, что эта женщина и есть глава корпорации «Сознание человеческого разума». Согласитесь, когда о чем-то думаешь, и не можешь переключиться на что-либо иное, человек начинает верить, что то, о чем он думает совершенно реально. Многие люди, многие художники – творцы, сходят с ума, когда пишут картины или сочиняют музыку. Они живут этим, и иногда сходят с ума. Вспомним замечательный с участием Жана Маре, «ОРФЕЙ». Скажите, был ли в себе герой Жана Маре сам Орфей? Не думаю. Он был в своем естественном разуме, пока не встретил свою принцессу. С этого момента он стал сходить с ума. Но когда это происходила, он считал себя вполне нормальным человеком. Он разговаривал с теми кого никто кроме него не видел. А эпизод с зеркалами, это одна из величайших тайн человеческого безумие. Зеркала – отражение человеческой души. Какая она у нас, у художников – мастеров. Никто не понимает художника кроме его самого. Лишь только он один способен увидеть в человеке то, что потом перенесет на холст, напишет музыку, воспоет в стихах. Вот и Карл Жюфийе увидел в портрете Селианы-Карлы де Йрон, ту женщину, которая, по его мнению, была шефом корпорации «Сознание человеческого разума». Это обстоятельство было затрудненным для Эммануэль. Ведь она считала, что Карл Жюфийе лишь хочет внушить ей свое видение этой нелепой ситуации. Внушить Эммануэль, что именно этот портрет овладел ей, и эта женщина Селиана-Карла де Йрон каким-то неизвестным способом вошла в сознание Эммануэль, и подчинила не только его себе, но и саму ее душу. – Эта картина. – продолжал Карл Жюфийе. – Эта женщина! – тут он замер. Ему показалась, что портрет пристально смотрит на него. Изображенной на нем портрет Селианы-Карлы де Йрон не хотел, чтобы Карл Жюфийе продолжал этот разговор. Казалась, что она была зла и строга. Она повелевающим взглядом смотрела на Карла Жюфийе, как будто приказывая ему замолчать. – Смотрите! – неожиданно воскликнул Карл. – ОНА ЖИВАЯ!!! Вот-вот сейчас, да и выйдет из картины.
Эммануэль не хотела слушать безумные фантазии Карла Жюфийе. Она резко одернула его, сказав:
– Хватит! Хватит, я уже вдоволь наслушалась Ваших бредней. – Эммануэль подошла к картине, и посмотрев на нее, сказал. – Ну что такого, картина как картина. – Эммануэль повернувшись к Карлу Жюфийе, с усмешкой добавила. – Я люблю шутки, но им тоже есть предел. – В эту минуту она почувствовала чей-то взгляд позади себя. Она оглянулась, и, что за Черт. Перед ней стояла женщина с картины. Она смотрела на Эммануэль строгим повелевающем взглядом. Казалось, что ее взгляд пронзал Эммануэль насквозь. Эммануэль не могла смотреть в ее глаза, да и сама она не верила в происходящее: как такое вообще возможно, чтобы портрет ожил? У Эммануэль был растерянный вид. Она понимала, что эта женщина с картины. Как ее там зовут? Это она в тот же миг забыла. Тут она увидела, как рука женщины с холста дотронулась до ее лба, и та не могла этому противиться. Она была словно под гипнозом. У нее не было никакой реакции. Тело ее попросту застыло на месте, и в нем она почувствовала холод. Ее сердце словно скукожилось. В душе появилась пустота, а на сердце холод. В ее глазах появился ужас, и в это самое время, женщина с холста сказала холодным, леденящем ужасом голосом:
– Моя.
Это слово прозвучало из ее уст так холодно, что в теле Эммануэль погас последний лучик надежды. Надежды на то, что она думала, верила, что это только сон. Кошмар, да и только. Но это был не сон. Она осмотрелась, и увидела. Она стояла посередине комнаты в которой не было света. Только там, где они находились было тускло светло. Казалось что это место было похоже на какой-то кошмар. Кошмар который происходит с ней. С Эммануэль.
Женщина сказала все тем же леденящем ужасом голосом:
– Добро пожаловать в…



Глава 4
По ту сторону реальности: последняя картина маслом

…Эммануэль подошла к картине, и посмотрев на нее, сказал. – Ну что такого, картина как картина. – Эммануэль повернувшись к Карлу Жюфийе, с усмешкой добавила. – Я люблю шутки, но им тоже есть предел. – В эту минуту она почувствовала чей-то взгляд позади себя. Она оглянулась, и что за Черт. Перед ней стояла женщина с картины. Она смотрела на Эммануэль строгим повелевающем взглядом. Казалось, что ее взгляд пронзал Эммануэль насквозь. Эммануэль не могла смотреть в ее глаза, да и сама она не верила в происходящее: как такое вообще возможно, чтобы портрет ожил? У Эммануэль был растерянный вид. Она понимала, что эта женщина с картины. Как ее там зовут? Это она в тот же миг забыла. Тут она увидела, как рука женщины с холста дотронулась до ее лба, и та не могла этому противиться. Она была словно под гипнозом. У нее не было никакой реакции. Тело ее попросту застыло на месте, и в нем она почувствовала холод. Ее сердце словно скукожилось. В душе появилась пустота, а на сердце холод. В ее глазах появился ужас, и в это самое время, женщина с холста сказала холодным, леденящем ужасом голосом:
– Моя.
Это слово прозвучало из ее уст так холодно, что в теле Эммануэль погас последний лучик надежды. Надежды на то, что она думала, верила, что это только сон. Кошмар, да и только. Но это был не сон. Она осмотрелась, и увидела. Она стояла посередине комнаты в которой, не было света. Только там, где они находились было тускло светло. Казалось, что это место было похоже на какой-то кошмар. Кошмар, который происходит с ней. С Эммануэль.
Женщина сказала все тем же леденящем ужасом голосом:
– Добро пожаловать в мой мир. – сказала женщина из картины. – Добро пожаловать по ту сторону картины. В мир, где я живу.
Выслушав ее, Эммануэль снова осмотрелась. Вокруг нее была полная пустота. Нечто темное и ужасное, нечто ужасающее страшное ощущала она вокруг себя. Что-то ее страшила. Что-то ввергала ее в ужас. Эммануэль осторожно поинтересовалась:
– Где это я? – затем она спросила. – Почему вокруг темно? Где Карл?
– Карл? – усмехнулась женщина, а затем сказала. – Здесь нет никакого Карла, здесь только мы?
Эммануэль не поняла, о чем говорит эта женщина. Она понимала, что все то, что с ней происходит нереально. В реальности она не была бы здесь, в этом жутком и пугающе – ужасном месте. Она с острасткой спросила:
– Где это здесь? – затем она внимательно посмотрев на женщину, узнала ее. – Вы Селиана-Карла де Йрон. – она сделав паузу, добавила. – Вы эта она. – она сделав паузу, добавила. Женщина с картины.
– Да. – подтвердила Селиана-Карла де Йрон. – Эта я.
Эммануэль снова огляделась. Она не могла понять, что происходит? Как она оказалась здесь. По ту сторону реальности. Ведь она была не сумасшедшая! Или нет? Она все же сошла с ума, и теперь ей видеться то, что видеться никому не должно. Но как же понять тот факт, что она только что разговаривала с Карлом Жюфийе? Или это ей тоже снилось? Да, это вполне возможно. Что говорил там Карл? «Эта картина… эта женщина!». – «Неужели он был прав? – подумала Эммануэль. – Но этого же быть не может? Это просто абсурд! Я не могу быть в картине, по крайне мере в той реальности, в которой можно было понять эту ситуацию. Карл Жюфийе был и остается реальным человеком. Я же, как он говорит, ублажила его в реальности, не в своих и его фантазиях? – она сделала паузу в своих рассуждениях, а затем, подумала. – в этом случае он оказался прав, а я ему не поверила. Ах! Какая же я попросту дура!». – она посмотрела на стоящею перед ней женщину, и спросила ее:
– Это Вы вселились в меня, чтобы доставить себе и Карлу Жюфийе это маленькое удовольствие?
Селиана-Карла де Йрон призналась:
– Я. – утвердила Селиана-Карла де Йрон. – Эта была Я.
Признание Селианы-Карлы де Йрон сбили с толку Эммануэль. Она хотела услышать совсем иной ответ, но этот ответ оказался слишком горьким, чтобы продолжать этот разговор. Эммануэль почувствовала себя использованной. Ей показалась, что кто-то воспользовался ей как падшей женщиной, и выбросил ее на помойку. Такой собственно одноразовый товар. Тарелка, из которой поел и все. Больше она ни для чего негодно. Конечно, можно ее оставить, и поесть из нее еще один раз, но вкус уже будет ни тот. «Девственницы всегда привлекательней тех, кто стал из девочки женщиной». Впрочем, может я ошибаюсь. Но не в этом случае. Дело в том, как Вы уже догадались, портрет возжелал их обоих. Он никогда не видел секса. Некоторые занимаются им у картин. А эта картина стояла в запаснике уже много времени. Неудивительно, что если судить по рассказу Карла Жюфийе. Он говорил: эта женщина глава корпорации «сознание человеческого разума», то в этом случае абсолютно возможно, чтобы портрет вышел из холста картины, и вошел в Эммануэль. Ведь она долго на него смотрела. А когда долго смотришь на один и тот же предмет, на одну и ту же картину, и если эта портрет, то возможно человеческое подсознание в прямом смысле этого слово станет той личностью, на которую обращен наш взор. Ведь человеку свойственно «подорожать» тому или иному индивидууму. Черпать из него что-то, что пригодиться, по его мнению, в его жизни. Далеко не надо ходить. Родители – пример для подорожания. В детстве мы слушаемся их, затем хотим быть такими какие они. То есть подорожаем им. И в конце концов это у нас получается, и мы такие же, как они. Но вернемся к Эммануэль и Селине-Карле де Йрон. Эммануэль смотря на Селиану-Карлу де Йрон не понимала, зачем та так поступила с ней? Она вопросила:
– Почему Я?
– Вы хотели этого так же, как и я.
Эммануэль ошарашенная таким признанием Селианы-Карлы де Йрон, привели Эммануэль в замешательство. Она точно знала, что того, о чем говорила и Селиана-Карла де Йрон не было и быть не могло. Эммануэль никогда не хотела этого. Вообще, она оказалась у него лишь потому, что хотела увидеть его произведения искусства. Не ради того, чтобы переспать с ним, а ради живописи – картин.
Эммануэль решительно запротестовала:
– Вы лжете! Это ни так!..
Селиана-Карла де Йрон легонько улыбнулась. Она та знала, что это так оно и есть на самом деле. В подсознании каждого человека заложена своя генетически-сексуальная информация. У всех она разная, но схожая. Схожая в том, что видя по мнению самого человека, красивого и по его мнению, сексуально-привлекательного человека противоположного пола, или того же пола, если этот человек не традиционный ориентации, то рано или поздно, хотя бы мысленно человек возжелал бы другого человека, и пусть даже мысленно переспал бы с ним.
Это мое мнение, но и мнение многих иных людей. Каждый из них по-своему разный, но сексуальное влечения у каждого человека одинаковое. Исключение есть, но оно редкое. Апатичность людей к сексу – это не болезнь. Лишь способ продлить себе жизнь.
Эммануэль любила секс, но была к нему равнодушна. Ей хотелось, чтобы мужчина овладел ей, но если этого не случиться, то она бы не обиделась. Поэтому, сказанное и Селианой-Карлой де Йрон; – «вы хотели этого так же, как и я». Было для Эммануэль личным оскорблением. Она запротестовала:
…-Я этого не хотела! – затем она добавила. – Я его вообще первый раз видела.
– Пусть будет так. – неожиданно согласилась с ней Селиана-Карла де Йрон. – Вы этого не хотели. – она сделав паузу, воскликнула. – Но, я этого хотела! – затем Селиана-Карла де Йрон сделав незначительную паузу, твердо добавила. – Он это заслужил.
– Что заслужил? – не понимала Эммануэль. – Я-то здесь при чем?
Селиана-Карла де Йрон посмотрела в темноту, и зловеще улыбнулась. Казалось, что она увидела там кого-то, того кто незримо приближался к ним.
Эммануэль также ощутила незримое присутствие кого-то? Казалась, что это кто-то, хотел причинить ей вред. Эммануэль подумала: вот-вот, пряма сейчас, из этой кромешной темноты, покажется нечто. Что-то жуткое и ужасно до омерзения противное. Что-то что я боялась. Боялась всю свою жизнь. Боялась, и не хотела себе в этом признаться самой себе. Страх присущей человеку всегда, или почти всегда загоняет его в угол. И только повернувшись к своему страху, и встретив его лицом к лицу, можно понять – страх напущенный или реальный. Если страх напущенный, то есть мы его выдумали сами, то глядя страху в лицо, мы смеемся над ним. Но если этот страх имеет под собой смысл, и он оказывается реальным. Наш мозг тотчас же анализирует происходящее, и блокирует сознание человека, дав ему только одну команду; не делать того, о чем можно пожалеть, и. т. д. Сейчас Эммануэль чувствовала приближение нечто. Того, что она боялась больше всего на свете. Но что это было такое? Этого она не знала. Она знала лишь то, что больше всего боится, и это был ни пустяк. Помните кого боялся Есенин? «Человека в черном». Для него он был его концом. Он знал, что этот человек его погубит. Человек в черном – тень зла. Бездушная пустая тень, пришедшая из ниоткуда, и ушедшая в никуда. Предчувствие Эммануэль ее не обманули. Как уже было сказано; каждый человек боится. Боится своих собственных страхов. У Эммануэль этим страхом была тень. Тень призрачной личности, которая могла воспользоваться ей. Каждая женщина боится, что ее изнасилуют. Я не имею в виду Sex как общепринятое понятие об изнасиловании. Хотя это единственной по сравнению с другими типами насилия, которые не преследуется по закону. Есть достаточно много примеров насилия над людьми, одна из них уничтожения человеческой личности, вход в его сознание. Многие хотят, чтобы им все подчинялись. Подчинялись безоговорочно. Они лишь делают вид, что они заботятся о нас. На самом деле они нас попросту зомбирует. Подчиняют своей воле, и делают из нас своих рабов без нашего на того согласия. Мы живем в небытие. Не подозревая о том, что мы лишь марионетки, пешки в одной большой игре. Игре, под названием – политика. Но мы как-то отвлеклись. Политика – удел сильных мира сего. Вернемся к Эммануэль. Она вглядывалась в темноту, и чем больше она в нее вглядывалась, тем больше ей становилась не по себе. А вот показались глаза. Они были алыми. Ужасающе – страшными. Злобными и леденящий дрожь холодными. Они приближались к Эммануэль, а та, смотря на них, и не в силах отвести от них свой взгляд, застыла на месте. Смотря как кто-то приближается к ней все ближе и ближе. Она чувствовала, как холод пронзил ее сердце, и оно словно замерло. Что-то пронзило его, и так в сердце и осталось.
Эммануэль призналась:
– Я боюсь.
Эти слова успокоили Селиану-Карлу де Йрон. она облегченно вздохнула, сказала:
– Это хорошо что Вы боитесь. – она сделав паузу, добавила. – Страх всегда должен был быть присущ человеку. Без страха человечество давно вымерло. – она сделав паузу, добавила. – Человек страшится перед наказанием. Ни важно чье наказание. Бога или человек. На то есть закон. И он не дает человечеству погубить самого себя.
Выслушав Селиану-Карлу де Йрон Эммануэль поинтересовалась:
– Вы говорите о законе, а сами внушаете людям то, что Вам выгодно. Какой же здесь, по-Вашему, закон?
– Вы правы. – согласилась Селиана-Карла де Йрон. – Здесь нет никакого закона. – она сделав паузу, добавила. – Мы вынуждены иногда менять сознания людей, чтобы они жили хорошо.
– Это как?
– К примеру, вот допустим человек кого-то похоронил. – она сделав паузу, добавила. – кого-то из своих близких. – затем после не большой паузы, продолжила. – Человек продолжает жить, но он теперь живет ни будущем, а прошлым. Его жизнь кончилась со смертью человека. Теперь он живет лишь одними воспоминаниями о нем. Время идет, а он никак не может забыть… – она Селиана-Карла де Йрон сделала многозначительную паузу, а затем сказал. – Тогда вмешиваемся мы.
– Что значит вмешиваемся? – не поняла Эммануэль. – Кто это – мы?
– Корпорация «сознание человеческого разума».
– И что Вы делаете?
– Помогаем забыть человеку о его горе.
Эммануэль воскликнула:
– Ложь! – затем она сказала. – Вы не помогаете забыть, Вы лишаете человека его жизни.
– Нет. – возразила Селиана-Карла де Йрон – Мы этого не делаем.
Эммануэль возмутилась:
– Не делаете? А как же Маруся, или Раиса Петровна Жаловская? Скажете Вы ни при чем?
– Не при чем.
– Ложь! Это Вы изменили ее сознание, и сделали из Маруси Раису Петровну.
– Не мы.
– Тогда кто же? Скажите?
Селиана-Карла де Йрон в свою очередь спросила:
– Скажите, где Вы сейчас находитесь? – затем она поинтересовалась. – Скажете, все это реально?
Эммануэль задумалась. Она понимала, что этот вопрос был с подтекстом. Она не могла быть здесь. Она только что была в доме Карла Жюфийе, и ни могла представить, почему она здесь? Что? Она спит? Но тогда Карл Жюфийе тоже сон? А Селиана-Карла де Йрон сон во сне. Но она мыслила, как нормальный человек. Сейчас для нее казалась, что реален именно этот мир, и никакой больше. Так что на вопрос Селиана-Карла де Йрон не было однозначного ответа. Эммануэль подумала: безумие какое-то? Я не сумасшедшая! Я просто человек. И то, что сейчас происходит здесь, эта игра моего воображение. Я перенесла много горе за эту неделю или месяц. Не каждый выдержит такое.
Эммануэль ответила:
– Реальность для безумцев нереальна. Они живут в созданном ими своем мире. Мире реальном лишь для них. Я же знаю, что все то, что сейчас происходит, реально только в моем воображении. Этот мир нереален. – она сделав паузу, добавила. – Он лишь только в моем подсознании.
– В подсознании? – спросила удивлена Селиана-Карла де Йрон. – Это как?
– Вы являетесь плодом моего воображение. – продолжила Эммануэль. Она сделав паузу, на секунду задумалась, а затем сказала. – все началось с секса, с Карлом Жюфийе. – Эммануэль сделал паузу, а затем сказала. – Вы возможно правы, когда сказали мне, что я хотела секса. – она сделав паузу, продолжила. – Но я не хотела признавать, что я хотела секса. Для меня было легче заменить себя на Вас. – снова пауза. – Смотря на Ваш портрет, – продолжала Эммануэль. – я хотела, пусть это было в моем подсознание, хотела… – она запнулась. Ей было неудобно говорить про это. – Я пыталась понять! – оправдывалась она. – Если б Вы были на моем месте, какой бы был в этом случае у меня с Карлом СЕКС? – она снова сделав паузу, продолжила. – Смотря на Ваш портрет, я на какой-то момент стала Вами. Я почувствовала, что Вы это я. – затем Эммануэль сказала сама себе правду. – Наверное мне надоело быть Эммануэль, и я захотела стать кем-то другим. Другой женщиной. Я хотела забыть о прошлом, и жить будущим.
Селиана-Карла де Йрон выслушав внимательно Эммануэль, сказала:
– И Вы решили стать мной.
– На какой-то момент, да. – призналась Эммануэль. – Решила.
Селиана-Карла де Йрон тихо повторно спросила:
– Как же вы оказались здесь, если считаете, что все это не безумие?
Эммануэль ответила так.
– Очевидно, это… – начала размышлять Эммануэль. Она в своих размышлениях старалась быть осторожной и объективной. – …рациональное мышление моего мозга. – она запнулась, думая, что еще сказать.
В это самое время Селиана-Карла де Йрон прервала Эммануэль, она поняла, что та хотела сказать. Человек всегда мыслит объективно и рационально. Если человек необъективен, то он и не рационален. В своих суждениях он не сможет сказать однозначно, что вымысел, а что истина. Селиана-Карла де Йрон спросила:
– Вы считаете, что все то, что здесь происходит это рационально?
В вопросе Селианы-Карлы де Йрон был виден смысл. Смысл, ответ на который давал бы рациональный ответ.
Эммануэль ответила:
– Я не считаю, что все то происходит здесь, рационально. – затем она добавила. – Я не могу утверждать, что все то, что происходит сейчас со мной, это не плод моего воображение. – она сделав паузу, предположила. – Возможно, я в той мастерской, у Карла Жюфийе. – она на секунду задумалась, затем сказала. – Возможно, я все еще смотрю на Ваш портрет, и смотря на него, я представляю Вас. – она сделав паузу, сказала. Вас и меня. – затем она как будто повторилась. – Вы правы. Я возможно хотела разрядки, и секс с Карлом Жюфийе пришелся кстати. – она сделав очередную паузу, снова согласилась с Селианой-Карлой де Йрон. – Возможно я не хотела заняться с ним сексом. – сделав долгую паузу, Эммануэль как будто о чем-то размышляла, и собирав все мысли в одно целое, продолжала говорить. – Увидев Ваш портрет, я на какой-то миг, захотела чтобы Вы помогли мне решиться на секс с Карлом Жюфийе. Как я поняла из его разговора, Карл Жюфийе отчасти знал Вас. – Эммануэль сделав долгую паузу, и собравшись с мыслями, продолжила свой рассказ. – Я пристально смотрела на Ваш портрет, и в какой-то миг я поняла.
– Что же вы поняли?
– Я поняла. – продолжала Эммануэль. – Что дух картины, точнее Вашего образа, в какой-то момент вселился в мой разум. – она сделав паузу, пояснила. – Мы стали одним целом. Наш разум стал единым, и сейчас, я вижу и разговариваю не с Вами, а с самой собой. – это умозаключение Эммануэль, само по себе могло не иметь смысла. Согласитесь, это безумие. Безумие разговаривать с самим собой. На это способны только люди склоны к параноидальным наклонностям, которые возникают у человека лишь потому, что ему попросту одиноко. Он в своем мозгу создает образ человека, с котором можно поговорить. Со временим эта становиться закономерностью, и воображаемый друг станет реальным. Он будет жить в сознании человека, и станет ему заместо матери и отца. Именно в этот момент возникает паранойя. А вскоре воображаемый друг замещает сознание человека, и из человека, которого мы знали, получается некий человек-монстр. Монстр с двойным сознанием. В случае с Эммануэль произошло следующее. Ей просто надоела, и она устала от такой жизни, и портрет Селианы-Карлы де Йрон стал для нее панацеей от бед. Вселившись сознание Эммануэль, сознание Селианы-Карлы де Йрон стала едином с Эммануэль. Эммануэль сказала. – Я и Вы сейчас одно целое. Разговаривая с Вами, я говорю с самой собой. – затем она добавила. – Считайте это как угодно. – она сделав паузу, добавила. – Я считаю, это просто разрядка. Разрядка от всего что накопилась в моей душе, в моем сердце. Вы это образ. Образ созданным моим разумом, и ничего боле. – на этом Эммануэль закончила свое рассуждение.
Выслушав Эммануэль, Селиана-Карла де Йрон была поражена тем, как мозг Эммануэль рационально мыслил, и дала ей ответ, который был достойным этого момента, в который был сейчас погружено ее сознание. Сознание Эммануэль и Селианы-Карлы де Йрон. Селиана-Карла де Йрон спросила:
– А что для Вас в этом случаи эта тьма вокруг нас, этот свет где мы стоим, и этот неизвестный, чьи глаза Вы сейчас видите?
Эммануэль на секунду задумалась. Она огляделась вокруг себя. Тьма вокруг нее сгустила свои тучи. В ней ничего не было, кроме холода и пустоты. Страх и ужас надвигался из темноты. Эммануэль всей своей женской сущностью ощущала ее темный, незримый, пустой и ужасающе омерзительной. Ей казалось, что там, в этой пустоте, была пустота. Безжизненная, темная пустота-пустота пустоши. В ней не было ничего, только страх и ужасающий ужас. И только у света, она казалась ни столь ужасающе – страшной. Здесь она казалась Эммануэль холодной. Казалась, что по ее телу бегает озноб. Сотни-миллиардов мурашек маленькими своими лапками, бегали по телу Эммануэль. Это страх. Страх – перед неизбежным. Страх – перед грядущим. И просто человеческий инстинкт страха. Все это сейчас ощущала Эммануэль. Видя глаза в темноте, она представляла себе кого-то, кто всегда следил за ней, и не только за ней, но и за всем человечеством, наблюдая, что оно делает в своей жизни? Стоит ли ему продолжать свой род или все же человечество или его некоторые представители должны отойти в мир иной. Сгинуть во мраке этой темной пустоты. Бездонный пустоты поступок всего человеческого рода. Эти размышления привели Эммануэль к одному выводу. Она сказала:
– Никто не может знать свою судьбу. Тьма преследует нас с нашего самого рождение. Она старается поглотить нас, нашу душу. Овладеть нашим разумом. Она как эти глаза, наблюдает за нами, и стоит нам сделать что-то ни так, как она уже здесь, в нас. В нашем сердце и душе. – она сделав паузу, продолжила. – Свет – это островок той детской незапятнанной чистой души, – затем Эммануэль уточнила. – души ребенка, который еще не родился. – затем она сказала. – Он чист душой, и безгрешен. – она сделав паузу, добавила. – Люди и священники всего мира ошибаются, когда говорят; дети безгрешны. – это ложь! Дети греховны. – она сделав паузу, сказала. – они появляются из наших утроб. Утроб женщин, их матери. – она снова сделав паузу, сказала. – Рождение – это чудо. Так говорят священники и врачи. Рождение – это чудо новой жизни. Рождение ребенка не может быть грехом, – продолжала Эммануэль. – если только он не зачат в грехе. – она снова сделав паузу, пояснила. – В грехе прелюбодеяние. Я не имею в виду, когда женщина не замужем хочет завести ребенка. – она сделав паузу, добавила. – Прелюбодеяние – это измена, а она совсем другое дело. – она посмотрела вокруг себя, и тяжело вздохнула. – Говорят, – продолжала она. – грехи родителей лежаться на их детей? Вот и в этом случае грехи родителей неотъемлемо будут возложены на плечи только что родившегося ребенка. Они уже будут при нем, при его рождении.
– Вы в этом уверенны?
– Уверенна? – усмехнулась Эммануэль. – Я это знаю. – она сделав тяжелою паузу, сказала. – За свою жизнь я видела много чего, в том числе и роды. – она снова сделав тяжелую паузу, сказала. – Иногда рождение ребенка сопровождается некими проблемами при его рождении. Одна из них – послеродовое маточное кровотечение. Ведь при родах матка иногда разрывается, и появляются узлы. Узлы сопровождающиеся кровотечением. Вы можете считать меня сумасшедшей, но если посчитать послеродовые узлы, то можно определить так же, как и у дерева, сколько ему лет, также определить сколько грехов родителей возложены на плечи родившегося ребенка.
Селиана-Карла де Йрон спросила:
– Вы считаете что, это может быть именно так?
– Я в этом убеждена.
– Что ж? – на секунду задумалась Селиана-Карла де Йрон. – Я принимаю Ваше объяснение. – она сделав паузу, сказала. – Я вижу Вы человек рациональный. Вас ни так просто сбить с толку. Вы способны отличить реальность от вымысла, и способны дать всему этому свое объяснение. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, уточнила. – Ответьте на последний вопрос, Вы действительно считаете, что я, это всего лишь Ваша второе я, и ничего боле?
– Это объяснение вполне рационально подходит к этой ситуации.
– Хорошо. – согласилась Селиана-Карла де Йрон, затем она поинтересовалась. – Скажите Эммануэль, где та точка отсчета, где Ваша реальность соединилась с этой действительностью?
Немножко подумав, Эммануэль предположила.
– Гораздо раньше, когда я вошла в дом Карда Жюфийе.
– Точнее?
– Я думаю это произошло тогда, когда я вошла в терминал аэропорта и встала возле часов. – она сделав паузу, предположила. – Возможно, я и сейчас там стою.
Селиана-Карла де Йрон уточнила:
– Вы в этом уверены?
– Я не могу быть абсолютно уверенной в этом. – ответила Эммануэль. – Я могу лишь только предположить.
– Хорошо. – согласилась Селиана-Карла де Йрон с Эммануэль. – Вы показали мне, что Вы не сумасшедшая. Этому я рада. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, сказала. – Теперь я могу Вам сказать, почему Вы здесь? – она сделав паузу, посмотрев на Эммануэль, увидела на ее лице недоумение. Она как будто не поняла, о чем сейчас говорит Селиана-Карла де Йрон. А та продолжила. – Вы видели на что способны эксперименты над людьми. – она сделав паузу, сказала. К сожалению эта технология использовалась еще при фашизме. Ведь только сумасшедший способен развязать такую войну, как развязал ее Адольф Гитлер. Некоторые считают, что он был безумен!? Что ж, возможно это так. Ведь только безумцы способны на открытия, и сумасшедшие поступки, и Гитлер в их числе.
Выслушав Селиану-Карлу де Йрон, Эммануэль спросила:
– А я-то здесь причем?
– Сейчас. – продолжала Селиана-Карла де Йрон. – Нечто подобное происходит в мире. Я не могу одна справиться со всем этим, и мне нужна помощь.
Эти слова удивили Эммануэль. Она поняла, что возможно этот портрет не портрет, а отражение образа женщины борющийся с этим злом. Тогда Карл Жюфийе и есть то зло, а предположение, что Эммануэль еще в аэропорту, навило ее на мысль, что эта именно Селиана-Карла де Йрон сделала так, что она оказалась здесь. У Карла Жюфийе, а потом в этой картине.
– Значит Вы реальна? – удивилась Эммануэль. – Значит все то что сейчас происходит не в моей голове? Это реально?
– Реально. – ответила Селиана-Карла де Йрон, а затем добавила. Если Вы согласитесь помочь нам, то мы с Вами встретимся.
– И что я должна делать?
– Найти источник.
– Какой источник?
– Источник наших бед. Мы должны прекратить это навсегда. Человек должен сам принимать решения, а никто бы то не был, кто-нибудь за него.
– Почему я должна Вам верить?
– Потому что это правда.
– Но Карл говорил…
Селиана-Карла де Йрон тотчас же ее перебила.
– Карла Жюфийе нет! Он лишь плод Вашего воображение созданным мной.
– Значит, – предположила она. – я все же не безумна. Это лишь всего лишь абстракция. Внушение кем-то, что все то, что здесь происходит, все это реально.
Селиана-Карла де Йрон тотчас же отпарила:
– И кто же внушил Вам эту мысль?
Эммануэль задумалась. Она не находила ответ на этот вопрос.
– Не можете сказать? – продолжала Селиана-Карла де Йрон. – У Вас нет ответа! А знаете почему?
– Почему?
– Потому что Вы считаете, что Вы об этом лишь только думаете. Это всего лишь плод Вашего воображение. Но это ни так. Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, продолжила. – Это все не Ваша фантазия, и не мое внушение. Это реальность. – она сделав паузу, добавила. – Реальность истины. Я не могу принудить Вас к тому или иному Вашему решению. Вы должны сами решить, как Вам поступить. Принять мое предложение, и вместе найти источник, или отказаться. В этом случае Вы все забудете. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, напомнила. – Но прежде чем дать окончательный ответ, вспомните Раису Петровну «МАРУСЮ», Прасковью Федоровну – Вашу бабушку и Жюльет Паж, с ней Вы были знакомы больше всех. Она так же, как и я хотела уничтожить этот отдел. Он никак не связан с нашей корпорацией «сознание человеческого разума». – затем Селиана-Карла де Йрон сказала. – Вам решать Эммануэль. Я приму любое Ваше решение. Но, я вижу Вы уже знаете, что Вы будете делать? Ваш ответ «ДА». Это и не удивительно. Мы все хотим одного и того же – мести. Впрочем, мы не хотим, чтобы нашим сознанием управляли другие.
На что Эммануэль ответила:
– Если я согласилась, это не значит, что Вы знаете меня?
Селиана-Карла де Йрон согласилась:
– Конечно.
В этот момент в комнате, где находились женщины, появился тусклый свет. Этот свет надежду на светлое будущее. Тень испарилась, и вместо нее Эммануэль увидела стоящего неподалеку от них Карла Жюфийе.
Селиана-Карла де Йрон сказала:
– Карл Жюфийе это всего лишь один из Ваших воображаемых образов людей, с которыми все люди проводят вместе. Они размышляют, задают сами себе вопросы и дают на них ответы. Все это для Вас Карл Жюфийе. Он Вас привел ко мне, он и проводит вас обратно. – Селиана-Карла де Йрон сделав паузу, сказал. – Летите в Россию, возможно там, Вы узнаете правду о Прасковье Федоровне и Раисе Петровны. – она сделав знак Карлу Жюфийе чтобы он подошел к ним, и затем тот взял ее за руку, а Селиана-Карла де Йрон сняла свою руку с ее плеча, сказав. – До свидания, встретимся в России. – исчезла. Оставив их одних в этой полу мрачной комнате. Они посмотрели друг на друга, и свет погас. Все исчезло. Исчезло как будто ничего и не было.



Глава 5
Прощай Париж

Эммануэль снова стояла под чесами в терминале аэропорта. Вокруг нее проходили люди, а в громкую связь сообщили, что все рейсы откладываются на неопределенное время, и лишь рейс в Россию на который только что объявили посадку скоро взлетит в небо.
– «Ну вот и все». – подумала вслух Эммануэль. – «Я лечу в Россию». – она поморщилась. – «Что за дикость! Я лечу в ту страну, куда мне совершенно лететь неохота. Да и тут оставаться нельзя. Да что говорить, жизнь – это сложно. Никогда не знаешь, где окажешься в ту или иную минуту». – она прошла к билетным кассам, и взяв билет в Россию, в Москву, пошла на посадку. Тут она вспомнила, что у нее нет визы. Но посмотрев в свой паспорт, она увидела в нем визу в Россию. Кто-то позаботился об этом. Эммануэль подумала. – «Наверно это судьба. Россия – мать моя! Я все-таки немножко из России. Неважно откуда именно, я этого никогда не узнаю. Одно меня утешает в этой истории. Я увижу откуда мои родители». – предъявив билет, она пройдя таможню направилась к входу в самолет. Что-то ее страшила, но этот страх был скорее напущен, чем настоящий. Она знала, что ей предстоит не только увидеть Москву, но и еще многое другое. Например, встреча с Селианой-Карлой де Йрон, и понять, кто сделал с Раисой Петровной то, что с ней сделали? – «Что ж?». – подумала она войдя в салон самолета, и предъявив билет стюардессе, спросила ее на английском языке, где ее место, та ответила:
– Ваше место VIP. – она проводила Эммануэль на ее место, и та сев, спросила:
– Кофе можно. – она хотела успокоиться. Сейчас, после того как с ней произошла эта история, она все еще не могла прийти в себя, и волнуясь, хотела успокоить свои нервы чашкой кофе.
– Кофе и другие напитки Вы можете заказать после взлета самолета.
– Хорошо. – ответила Эммануэль, и добавила. – когда самолет наберет высоту, принесите горячий кофе.
– Хорошо. – ответила стюардесса, а затем попросила. – пристегнитесь пожалуйста.
Эммануэль пристегнувшись ремнем безопасности к креслу, поинтересовалась у стюардессы:
– Скажите, почему ремни безопасности расположены внизу, а не по всему креслу? – затем Эммануэль добавила. – Согласитесь, лучше было, чтобы ремень безопасности был с обоих сторон кресло и крепились на теле где-нибудь в области живота. Тогда бы при падении можно было не сомневаться что травм будет меньше.
– Я с Вами совершенно согласна. – ответила стюардесса, а затем с сожалением добавила. – Это стандарт, и никто его не отменит. – затем она будто в усмешку добавила. – Если мы разобьемся, то, где расположены Ремни безопасности не будет иметь никакого значение.
Эммануэль иронично усмехнулась:
– Ваша правда.
Стюардесса ушла, а Эммануэль осталась сидеть на своем месте. Она смотрела в окно иллюминатора самолета, и думала. – «Вот и все, через три часа я буду в Москве. В городе, в котором происходили события кардинально изменивший ход истории. Как она меня примет – Москва. Столица Российской империи. Впрочем, это спорно. Некоторые из историков считают, что столица российской империи; Санкт-Петербург. Город Петра Великого – основателя флота российского. Что ж, каждый прав по-своему».
Вот и закончилась посадка на самолет. Тягач медленно стал вывозит его на разворот, на взлетную полосу. Скоро взлет. Все несчастье и горести останутся здесь, во Франции. В городе поэтов и музыкантов. В городе Королей и их «Парижских тайн». Сколько можно было рассказать о Франции, о Париже, обо всех его городах, всех достопримечательностей. Здесь приходят на ум одно стихотворение, написанное ни так давно.


Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город любви.
Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город красоты.
Красоты Парижа разнообразны,
Красоты Парижа прекрасны.
Поэты, художники и музыканты,
Прекрасные стихи и музыка любви!
Прекрасной искренней любви,
Прекрасной чистой красоты!
Любви красивой, любви прекрасной!
Вот музыканты и певцы,
Поэты, художники любви,
В Париже свободны они,
Прекрасной тишины любви!
Поэтов Парижа, художников фантазий,
Любви фантазий, в небе голубом,
В тиши полета поднебесья, души-любви моей.
Там Квазимодо Форда там живет,
Там Эсмеральда и Гюго.
Там Верди оперы, Отелло и Аида там живет,
Там любовь красы, Травиаты ее любви,
Там музыка прекрасной музы.
Художники, поэты-бунтари,
Художников бомонд, там их простор.
Там Леонардо и Сальвадор Дали,
Там МоноЛиза ждет своей разгадки,
Там Эйфелевая башня смотрит в небеса, в покое небес тиши.
Предложение любви прекрасного союза,
Пора любви, скрепленной небесами,
Покое и тишины, пора любви.
Парижские дворцы, их короли,
Правители страны, великие они!
Держава-власти искушаемой,
Любви к народу милосердный.
Правители Парижа, вот они все здесь,
В прекрасном Лувре, прекрасных красот эпох.
Здесь все картины Королей, здесь все их портреты,
Мадонны здесь, здесь весь Да Винчи, красоты тайн Парижа.
Тайна тамплиеров закрыта тут – Дэн Брауна здесь книга,
Покой и тишина, здесь их приют, тиши-покоя наслаждения!
Любви гасконца Д'Артаньяна, любви и чести дам,
Там Монте-Кристо с ним Мерседес, Фернан, и друг Кадрус.
Там в замке Иф сидит Аббат, Фария, друг его Дантес,
Там королевский прокурор Жерар – Его там сын сидит, он Эдуар.
Там весь Париж, Парижских тайн весь двор,
Король-Любовник там, там Кардинал интриг,
Там мушкетер один, он звонких шпаг любитель,
Его друзья там, чести слова их.
Миледи там, и сын ее Мордаунт, Атос, Портом и Д'Артаньян,
Там человек в железной маске, Король-Людовик там живет.
Там Наполеон, там Шарль Де Голь, он был политик,
Француз-Француз – Пари-Париж!
Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город чистоты.
Пари-Париж! – Пари-Париж!
Прекрасный город красоты-любви!


Да, этот город прекрасен! В Париже так же, как и во Франции все создано для того, чтобы жить и радоваться жизни. Много интеллигенции уехав из России в семнадцатом году двадцатого века, уехали в Париж, Во Францию. Поистине город любви и интеллигенции не только европейской, но и Российской. Эммануэль надеялась, что она еще вернуться сюда. Во Францию, в Париж, в город, который она полюбила, и не хотела покидать его. Сейчас, когда самолет из аэропорта Шарля де Голля поднялся в небо, Эммануэль из иллюминатора любовалась красотами Парижа. Он казался ей прекрасен. До свидания Париж! До свидания Франция! Надеюсь, скоро я вернусь. Тем временем самолет набрав высоту скрылся за облаками, оставив внизу воспоминание о тех грустных и счастливых днях Эммануэль, где она провела хоть и немного, но лучшие часы или дни в своей жизни. Прощай Париж! До скорой встречи.

Конец