Иерихонская труба

Жила Юля в рабочем поселке, затерянном среди лесов и болот. Небольшой заводик да леспромхоз — вот и все производство. Жили все не богато. Летом основным видом деятельности были походы в лес. Ходили за грибами и ягодами, за ветками на веники для бани, ребятишки за шишками бегали, их можно было сдать в питомник на семена, а кто-то для аптеки лечебные травы собирал.

Огородами занимались не охотно, по необходимости — и земля была плохая, сантиметров 30 плодородная почва, а дальше голый песок, да и климат не очень подходящий, холодный, северный: хорошо росла только картошка с морковкой, лук да горох с бобами, огурцы-помидоры — надо было рассадой садить, может быть вырастет если повезет и июньскими заморозками не прихватит, парники делали единицы, пленка полиэтиленовая была в большом дефиците. Капуста и та не каждый год поспевать успевала к осени.

Садов тем более не разводили. Яблони, вишни, сливы даже не сажали, все равно зимой все вымерзнет, крыжовник всегда чем-то болел: то коричневая парша на него нападет, то как мукой все ягоды осыпаны бывают, да и собирать не приятно, колется. Смородину и малину не сажали, их в лесу полно, клубнику тем более, землянику лесную вообще за ягоду не считали, так, детское баловство. Ее собирали по пути, пока грибы искали.

В лес за ягодой начинали ездить в июле, за черникой, голубикой, морошкой, в августе — за брусникой. Клюкву можно было собирать после первых заморозков в сентябре. Раньше — ни-ни. С начала сентября на дороге у поселка стояли старики-общественники, останавливали и проверяли, что люди из леса везут. Если видели не дозревшую клюкву — вываливали прямо на дорогу, чтобы не повадно было: «Дайте ягоде дозреть!», иначе ко времени созревания на болотах клюквы уже не оставалось.

Грибы собирали всем поселком. Когда бывал «выступ», то есть грибов было очень много, завод закрывали на несколько дней, все равно работать было не кому, все старались взять отгулы или отпуска на это время.

Росла Юля девочкой тихой, домашней. Зимой училась как все в школе, читала книжки, каталась на лыжах. В начале лета каждый год ездила в пионерский лагерь от папиной работы. Там было много городских ребят и Юле с ними было интересно. Дома летом любимым делом были походы в лес. С подружкой бродили по окрестностям поселка, то грибов наберут, то за бурундуками погоняются. Если повезет, будет хорошая погода и у отца случится на неделе выходной — то ехала в лес ним. Отец работал на железной дороге по графику. В эти дни Юля была счастлива!

Вот и сейчас, Юля только вчера вернулась из лагеря, а вечером отец предупредил, что завтра утром поедут на Гари. Знакомые из леспромхоза сказали, что там малины много.
- Оденься по теплей, - наставлял отец Юлю, - поедем далеко и рано. До места около тридцати километров.

Юлю разбудили с восходом солнца. На траве лежала роса и солнце светило косыми лучами прямо в глаза. Холодный воздух буквально обжигал лицо, когда они ехали на мотоцикле по широкой укатанной лесовозами дороге. По этой дороге можно было ехать быстро, поэтому отец не хотел терять время и гнал на полной скорости, которую мог дать большой трехколесный мотоцикл «Днепр» с люлькой. Чтобы руки не мерзли, он надел кожаные перчатки-краги, а Юлю посадил в люльку, под брезентовую накидку.

Отъехав от поселка километров пятнадцать отец остановился.
- Не замерзла? - весело спросил он.
- Нет. Мы приехали?
- Нет, - засмеялся отец, - нам еще далеко, но сейчас поедем по узкоколейке, если хочешь, садись сзади меня.

Юля с удовольствием перебралась на заднее сиденье папиного «Днепра», ехать там было интереснее — выше и не так сильно трясло, как в люльке.
- Держись крепче! - наставлял отец, - если что-то будет не так — говори.
Юля кивнула. Она давно привыкла ездить с отцом и не боялась, когда он ставил мотоцикл на два колеса, объезжая большие, во всю ширину дороги лужи, или когда они ехали по лесу практически совсем без дороги и их подкидывало на кочках и ухабах так, что Юля буквально «вылетала» из люльки.

Отец завел мотоцикл, они проехали еще не много по укатанной дороге и свернули на чуть заметные уходящие в лес примятые колеи. Проехав по ним метров сто, поднялись на небольшую горку. Это оказалась насыпь.
- Видимо это и есть узкоколейка, - догадалась Юля.
По таким узкоколейкам — железным дорогам, колея которых была уже, чем у обычной железной дороги, вывозили из-за больших болот лес. Лесные массивы там были большие. Грунтовые дороги в болотах «тонули», насыпи для них нужно было делать на много шире, чем для узкоколейки, да и производительность маленького паровозика была выше, чем у лесовозов, он за раз мог вывезти до десяти вагонов со срубленными стволами огромных елей и сосен. 

К семидесятым годам 20-го века леса за болотами уже вырубили и узкоколейки стали не нужны. Рельсы с них сняли, а насыпи и шпалы остались. По одной из таких бывших узкоколеек они сейчас и ехали.

Ехать по шпалам было не легко. Мотоцикл подскакивал на каждой шпале и Юле казалось, что она скачет на коне. Насыпь уже начала зарастать. Между шпалами выросли березки и кусты ивы почти в рост человека. Мотоцикл наезжал прямо на них. Они пригибались к земле, стряхивая на Юлю  и отца искрящуюся на солнце росу, а потом, когда мотоцикл проезжал, снова выпрямлялись.

Теперь ехать быстро не получалось и Юля с интересом разглядывала проплывающие у подножья насыпи заросли Иван-чая, обтянутые паутиной, поднявшиеся молодые сосенки, стоящие рядками, видимо здесь когда-то лес садили после вырубки.

Юля и сама участвовала в таких посадках леса, в мае всю школу, начиная с четвертого класса, на две недели освобождали от уроков и каждый день возили садить лес. Там ребят делили на пары, каждую пару ставили на пропаханную борозду, выдавали специальную узенькую лопаточку — мечик или «веломеч», как называли этот инструмент мальчишки. Это была узкая длинная лопатка с коротким черенком, к концу которого была прибита поперечную палку и вся конструкция очень напоминала руль велосипеда, у которого вместо колеса была лопата, но работать им было удобно, его можно было поднимать двумя руками. В первый день показывали, как нужно садить саженцы, привезенные из питомника и стоящие рядом в обыкновенных ящиках из-под яблок. Работа не хитрая, три движения: сделать мечиком ямку, сунуть в нее корень саженца, проткнуть мечиком почву рядом еще раз и прижать корень саженца землей, и третий раз воткнуть мечик в землю возле корешка, но не близко, стараясь его не задеть, и повернуть мечик на 180°, чтобы взрыхлить землю и саженец лучше прижился.
Саженцы были маленькие, высотой 20-30 сантиметров и в каждом ящике их были сотни, так плотно они были утрамбованы. Сажали сосенки и елочки на расстоянии примерно 60-70 см друг от друга и за 2-3 часа работы успевали пройти по километру по этим пропаханным бороздкам рассаживая саженцы. Некоторые из них потом погибали, но большинство выживали и были гордостью местной молодежи, потому что за школьные годы каждый успевал посадить не по одному гектару леса.

Вскоре сосенки по бокам насыпи кончились и началось болото. Оно было пустым, без деревьев, лишь кое где торчали сгнившие и сломанные ветром пустые стволы березок - береста, наполненная трухой и покрытая лишайником, да кочки зеленого мха. Ягод было не видно, если они и были, то еще совсем зеленые.

Проехав так несколько километров, насыпь вдруг кончилась. Впереди показались две вбитые в землю торцом шпалы. Отец остановился, велел Юле посидеть, а сам пошел в кусты проверять дорогу, можно ли проехать дальше. Через несколько минут он вернулся улыбаясь:
- Там уже дорогу проложили, мы здесь не первые. Едем дальше?
- Едем! - кивнула Юля.
Они пробрались через заросли молодых осинок и выехали на лесную дорогу. Поднялись по ней на небольшой пригорок, проехали еще не много и остановились.
- Приехали!
Юля осмотрелась. Это была большая поляна с торчащими горелыми стволами посереди зеленых не высоких кустов, сплошь облитыми красными ягодами малины. Здесь, на вырубленной делянке, лет шесть назад был пожар, но его быстро потушили, не дали огню перекинуться на болото и торфяники. Теперь делянка затянулась дикой малиной.

Она спрыгнула с сиденья мотоцикла. Под ногами хрустнули небольшие сучки, «утонувшие» в белом мхе. Подошла к ближайшему кусту, сорвала ягодку на самом конце ветки и съела.
- Сладкая! - удивилась она.
- И крупная, быстро наберем, - к ней подошел отец с двумя корзинами, - которую берешь?
- Свою любимую, - засмеялась Юля.
Отец отдал ей корзину:
- Смотри, пойдем в ту сторону, к лесу, - он показал рукой направление, а Юля посмотрела вдаль и увидела метрах в пятистах большой лес, сохранившийся от пожара, и казалось стоящий одной монолитной «стеной» - далеко не ходи, ягоды везде есть.
- Не пойду, - согласилась Юля.
Ей не терпелось поговорить с отцом, рассказать про лагерь, посоветоваться, там у нее появился «кавалер». Она встала рядом с отцом к соседнему кусту и стала рассказывать, дома такие разговоры не получались, там папа был все время занят своими делами.

Хоть ягоды и были крупные, корзина наполнялась не быстро. Они, разговаривая, подошли к большому кусту и стали обходить его с разных сторон.
- Пап, представляешь, нам дали задание — придумать рассказ, чтобы все слова начинались на одну букву, - рассказывала Юля про лагерный КВН.
- Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж, - сразу ответил отец.
- Это просто, это все знают. Мы на «с» сочинили. «Солнышко садится. Свистит соловей. Скоро совсем стемнеет...», - Юля продолжала рассказывать.
Куст был большой. Юля увидела крупные ягоды в самой его середине и полезла туда, а заметив, что впереди кто-то шевелится, сказала:
- Папа, я к тебе.
Она раздвинула ветки и остолбенела. В метре от нее было что-то большое, темное, с мокрым носом и маленькими глазками, и это что-то или кто-то, Юля даже не поняла, тоже собирал малину, притягивая к себе поближе большой мохнатой лапой ветку с так понравившимися ей крупными ягодами. А когда этот кто-то открыл огромную пасть — Юля так испугалась, что закричала и стала пятиться, стараясь выбраться из куста. Кричала она очень громко, так громко она, наверное, не кричала никогда в жизни, она даже не предполагала, что может так громко кричать. И от этого громкого крика этот кто-то мгновенно опустился вниз и скрылся из виду, только качнулись соседние кусты в том месте, где он был.
Юля бессильно села на землю. На ее крик совсем с другой стороны подбежал отец:
- Что случилось? Ты что кричишь, как иерихонская труба?
- Пап, там, там, - Юля испуганно показывала на то место, где только что стояло это нечто, - он был темный, с меня ростом и как пасть раскрыл!
Отец обошел куст кругом и показался там, куда показывала Юля.
- Это ты с медведем малину собирала, - рассмеялся он, - хорошо же ты его напугала!
- Я его напугала? - не поверила ему Юля, - как я могла его напугать?
- Он здесь отметину оставил, пахнет! Иди сама посмотри.
- Нет, я боюсь, вдруг он еще там?
- Нет его здесь, он уже давно убежал.
Отец подошел к ней и протянул на ладони несколько крупных красных ягод, - на, держи, это мишка тебе оставил, сладкие должны быть, медведи самые сладкие ягоды выбирают.
Они стали собирать ягоды дальше. Теперь Юля не отходила от отца ни на шаг, все боялась снова встретиться с медведем, а сама думала, что за отметину медведь за кустом оставил.
Вышли на небольшую полянку. Корзинки были уже почти полные.
- Пойдем обратно к мотоциклу? По дороге доберем, - предложил отец.
- Папа, что это? Здесь коровы ходят? - удивилась Юля, показывая на большую засохшую лепешку на траве.
- Нет, это мишкина отметина, - снова засмеялся отец, - видно он здесь не в первый раз малиной лакомится.
Вечером, рассказывая маме и бабушке про встречу с медведем, Юля все удивлялась, почему медведь от нее убежал.
- Еще бы, он твоей «иерихонской трубы» испугался, там бы дюжина медведей убежало, я в жизни такого громкого крика не слышал! - снова смеялся отец, - у медведя наверное ушные перепонки лопнули.
С тех пор, когда Юля начинала очень громко разговаривать, отец в шутку говорил:
- «Иерихонская труба», сбавь громкость, а то всю улицу распугаешь!