Нет войны...

Соловьи… не пойте больше песен соловьи…

Я еду по вечерней Рублёвке от поворота на Звенигород по направлению к Москве и изо всех сил стараюсь не заснуть. До пафосных мест ещё далеко, и на шоссе темновато. Встречных машин немного, и я шугаюсь каждой тени, отделяющейся от бесконечной вереницы заборов.

В минуту скорби пусть звучит орган…

У деревни Бузаево говорю себе: «ВСЁ!». Дальше ехать просто опасно, тем более (это я так себе говорю), что я заслужил подарок. За что? Да просто так, своим фактом своего существования. Есть вещи, в которых я не могу себе отказать. Чашка кофе… Просто чашечка хорошего дымящегося эспрессо с пеночкой, а лучше две… И я снова жив…

Поёт о тех, кого сегодня нет…

«Домашнее кафе» с приданым ему магазинчиком вкусностей стилизовано под что-то среднее между украинской мазанкой и немецким домиком с фахверками. С виду просто, но, разумеется, недёшево. Захожу. И только когда получаю ту самую волшебную чашечку, снова обретаю способность к восприятию внешнего мира. Сначала мне показалось, что в зальчике, в котором кроме меня, всего несколько посетителей звучит живая музыка… О Боже! Людвиг ван, который Бетховен! «Лунная соната».

Скорбит о тех, кого сегодня нет…
С нами нет…

Далеко не сразу понимаю, что «живой музыкой» это быть просто не может, потому что ЭТО из рук вон плохо. Оборачиваюсь. Женщина лет тридцати, одетая в какой-то балахон, джинсы и угги мучает Людвига вана на стареньком, стоящем у дальней стены пианино… Понимая, что получается «не очень», она досадливо бросает играть и скрещивает руки на груди…

Тишина… над полем боя снова тишина…

Сидит минуту с закрытыми глазами, потом снова начинает терзать пианино. На сей раз это вальс «К Элизе» того же Людовика вана… Ох, если бы он воскрес! Впрочем, неважно, поскольку Луи ван был глух.

Как будто не было и нет войны…

Наверное, осознав, что музыкальный роман с Бетховеном у неё не сложился, она вздыхает и закрывает крышку пианино. Женщина встаёт с табуретки и идёт в зал. Лицо хорошее, простое, без тени макияжа. Она идёт к низкому столику, за которым сидят трое щекастых мальчишек. Они погодки, примерно от трёх до шести. Мальчишки, не обращая внимания на свою мамашку, как и минутой ранее на её музыкальные упражнения, уплетают какую-то вкуснятину из пластиковых коробочек. Младший вдруг смотрит на меня и показывает измазанный творожком язык. А я допиваю последний глоток кофе.

И мы в объятьях мирной тишины…
Нет войны…

Выйдя на улицу, я ощутил прилив минутного счастья. Воздух был прихвачен морозом. Над вечерней Рублёвкой висели холодные звёзды. В этой точке планеты состоялась какая-то другая жизнь, в которой ненакрашеная мамочка терзала на стареньком пианино Бетховена, и трое щекастых мальчишек, фырча, брунькая и облизываясь, уплетали вкусняшку из пластиковых коробочек. Нет войны. У меня – 1971-й год. Ариэль. Лев Гуров. Тишина.

Тишина… над полем боя снова тишина
Как будто не было и нет войны…
И мы в объятьях мирной тишины…
И мы в объятьях мирной тишины…
Нет войны…

P.S. Иллюстрация – Анри Матисс «Женщина за фортепиано», 1924 г.

#нетвойны #тишина #ансамбльариэль #левгуров #людвигванбетховен