Оставь место для смерти

«Так, сколько сейчас времени? 8:30. Отлично. Весь день впереди. Сейчас доеду до Москвы, надо сбегать в магазин — этот охламон, небось, и пальцем не пошевелил за выходные. Наверняка холодильник пустой.
Вечером сын приедет — надо же покормить ребёнка. А этот попивал. Точно попивал! На дачу не поехал, от меня избавился… Конечно, попивал. Старый козёл, но любимый козёл. Дружков своих домой притащил, бардак оставил, и перегар по всей квартире. Проветривать теперь неделю придётся.
Ладно. Значит, сначала в магазин за продуктами, потом поставлю всё вариться и пропылесошу. Калдыря этого за мясом отправлю на рынок — в магазине всё равно нормального не найти, один тухляк лежит. Что вообще с продуктами творится? Поди разберись! Людей дерьмом кормят. А если оно хоть не тухлое — цены такие, будто это слиток платины. Хорошо, что хоть летом с огорода можно взять помидоры, огурцы, да ягоды свои пошли. Скоро варенье варить. Мужа ещё надо будет отправить за песком. Он же наверняка опять свои бодяги будет настаивать, чтоб потом весь двор поить. Вкусные у него настойки, ничего не скажешь.
Когда же он, интересно, подлатает сарай с этими бутылями? Точно не в ближайшие выходные — сейчас надо парник чинить, это в приоритете. Значит, на неделе надо будет посмотреть, где лучше заказать покрытие. И какое, главное. Колька знает, но я свой нос туда тоже суну, не без этого. Денег пока у него просить не буду, сама оплачу.
Колька один парник-то покроет? Да не, скорее всего, соседа позовёт — а там и насинячатся опять. Ну и ладно, бог с ними, в этот раз хоть с пользой. Хм, значит, надо будет снова в город ехать мясо на шашлык покупать. Ну а как без него? Как можно чинить парник без шашлыка и водки?
Да чёрт с ним, один раз живём. Должно же мужику хоть немного хорошо быть в этой жизни. Я его и так уже достала, конечно. 30 лет вместе: «Коля, сделай то, сделай это, принеси, подай, пошёл на хрен, не мешай». Злится, наверное, на меня, дурачок. А я ж зла-то ему никогда не желала. Мужик он хороший — рукастый, работящий. Всю жизнь с ним — как за каменной стеной. Ни разу дурой не назвал. Но с характером! Потому что козёл. Старый! Крошек накидает, посуду оставит. Свинья, одним словом. Но человек хороший. Осенью 31 годовщина будет. Надо разориться и купить ему эту штуку… Как она там называется-то? Дырявая голова, всё из неё вылетает. Себя скоро помнить не буду.
Так, а сын-то один приедет или со своей? Вот уж действительно никчемная баба. Красивая — не спорю, но бесполезная. Ничего не делает, ничего не умеет, только Алёшку доит, как денежное дерево: то ногти, то волосы, то жопа. На работу — ни в какую: муж, мол, хорошо зарабатывает. Ну и нравы у современной молодёжи. Хотя, моё-то какое дело? Сын доволен, куклу себе нашёл — пусть играет. Мне-то не с ней жить. Но всё равно! Если с ней приедет, то опять начнётся: это есть не буду, это жирное, это солёное, кофе невкусный… Тьфу! Потерпим. Колька — молодец, вообще: смеётся над ней, над сыном похихикивает, и никаких проблем не видит! А внуки? Эта-то и не собирается никого рожать. Задницу свою бережёт. Да что её беречь-то? Всё равно распухнет. Лет двадцать ещё пошатается — и останется без детей, но всё с той же толстой жопой.
Карьеру она там строит — в мечтах, конечно, не работает ведь. Ну, хотя бы это можно понять. Время сейчас такое: чёрт его знает, чего ждать от завтрашнего дня и наступит ли он вообще. Раньше у нас стабильность была: в будущем уверены были, завод работал, никто никого не увольнял и не сокращал — поэтому и рожали. А сейчас?
Да, сейчас и карьеру надо, и сбережения накапливать, а то и вправду с голой жопой можно остаться, хоть и красивой — как ей хочется. Люди сильно поменялись. Злые стали. Плевать всем на всё. Ни сплочённости, ни уважения, ни благородства — только ехидство, эгоизм и потребительство.
Вот ехала недавно — скандал! В вагон зашла бабулька. Мест, естественно, нет, все заняты в основном молодыми. Кто-нибудь шелохнулся уступить? Да где там! Они же, мол, за проезд платят, а бабка — нет. Пусть стоит и радуется бесплатному проезду. А бабуле плохо, еле стоит. А я сижу и думаю: ещё лет 20–30 — и вы такими же станете. И так же к вам будут относиться. 20 лет — это ничего. Пшик. Не успеешь заметить. Я вот глаза открыла — и мне уже 60. А ощущение, будто вчера Алёшку родила… А у Алёшки — уже семья, диплом, всё по-взрослому. Как десятки лет пролетели перед глазами — не понимаю. Вообще не заметила. И никто не замечает. И они не заметят.
Бог с ними. Не мне судить. Я и сама всю жизнь не праведницей была. Просто, наверное, чувствую уже — каждый день приближает к встрече с Богом. Не хочется. Только себе могу признаться: жить дальше хочется. А не умирать и не стареть. А что с этим сделаешь? Да ничего. Смириться. Принять. Всё не вечно под Луной. А детям — петь старую песню: «Устала я, смерти не боюсь, отмучиться бы поскорее…» А на самом деле — жить хочется. Но, увы, плывём дальше по течению. Так уж вышло.
О, какая! Надо же… Наверное, никогда не перестану удивляться людям. Сколько ей уже? Семьдесят? Больше? А вырядилась как девчонка. С одной стороны — смешно. А с другой — завидую. Она ведь в своём отражении никаких проблем не видит. У неё явно нет заморочек. Не замечает ни морщин, ни тональника, вбившегося в складки, ни растёкшегося под глазами карандаша. И знаете… вот этому пофигизму, любви к себе — позавидовать можно.
Но вот сумку у неё я бы точно купила. Без капли совести! Я такую видела в нашем подвале. И что не взяла? Дура! В руках же держала. Надо будет на днях зайти…»

Чернота. 
Тишина.
Всё.

— Привет! — Настя услышала, как ключи открывают железную дверь, и, бросив полотенце на стол, направилась в коридор. В квартиру вошел уставший мужчина и буквально застыл в проходе, оперевшись на закрывшуюся позади дверь. Он прикрыл глаза и вздохнул.
— Ты в порядке? Что-то случилось? — встревожилась молодая женщина, внимательно разглядывая мужа.
— Устал, Настюш, — тихо ответил он, наконец начав раздеваться, — сегодня прям совсем устал.
— На работе что-то? — женщина взяла куртку из рук мужчины и повесила её на вешалку, но глаз с мужа не спускала. Он часто приходил уставший с работы, но никогда не был настолько вымотан, чтобы даже лицо опустилось. В нём всегда была эта жила, пульсирующая жизнью в любом состоянии. Но сегодня он был как опустошённый.
— Да, где ж ещё, — мужчина слегка улыбнулся и прошёл в ванную комнату, — Настюш, а налей мне, пожалуйста, 50 грамм?
— Хорошо, — девушка пожала плечами и отправилась на кухню. — Так что случилось?
Мужчина зашёл на кухню и упал на стул, потирая лицо и глубоко вздыхая.
— Ох, эта жизнь… — промямлил он. — Спасибо, дорогая, — мужчина взял стопку, наполненную холодной водкой, и половину солёного огурца, который быстро появился на столе.
— Подожди, сейчас мясо положу. Только приготовилось, закусишь нормально.
— Да ладно, — он залпом выпил содержимое стопки, чуть заметно поморщился, понюхал огурец и закинул его в рот. — Давай теперь мясо. Не убирай бутылку.
Женщина остановилась и поставила початую бутылку на стол, не сводя глаз с супруга. Она, как чёткий биологический механизм, безошибочно считывала импульсы, которые он передавал. Он был чертовски подавлен, хандрил, на нём не было лица, и женщина интуитивно начала испытывать чувство жалости — то, что она не могла бы произнести вслух. Муж не привык к тому, чтобы его жалели, и вообще относился к жалости как к самой неуместной эмоции, которую женщина может проявить к мужчине. Для него это было даже оскорбительно.
— Рассказывай, — накрыв на стол, Анастасия уселась рядом с мужем, держа в руках грациозный бокал с вином.
— Да что рассказывать, Насть? — горько усмехнулся он в ответ. — В очередной раз сегодня убедился, что жизнь… Ей нельзя доверять, понимаешь? Нельзя строить планы, нельзя быть уверенным в завтрашнем дне, потому что его может не быть именно у тебя. У мира-то жизнь продолжится.
— Фатальность неизбежна, — чуть улыбнувшись, ответила Настя, погладив мужа по руке.
— Да-да, — согласился он. — Но всё же. Сегодня я был на месте очередного преступления, да? Казалось бы, чем меня можно удивить, принимая во внимание мои годы службы? Ничем! Но сегодня было исключительным и заставило задуматься. — Он внимательно посмотрел на жену и продолжил: — Одно лицо, неудовлетворённое жизнью, обиженное на людей и весь мир, расстреляло пассажиров в вагоне электрички дальнего следования. 60 человек убиты, 15 ранены, а сколько из них отдаст душу Богу в реанимации — мы ещё посмотрим.
— О, боже! — женщина округлила глаза и прикрыла рот ладонью. Вздрогнула. Похолодело внутри. —сСтало страшно от мысли: в каком мире мы живём? Что это за жизнь, в которой неизвестный, «обиженный» человек решает, кому жить, а кому умереть? Сюрреализм человеческого мира. Мира, где из каждого угла кричат о развитии, культуре и этике, об интеллигенции, а на деле всё превращается в рудимент невежества. И что? Оказывается, тебя могут расстрелять в отместку за чужие обиды!
— Я подумал практически о том же самом, — мужчина пожал плечами. — А потом разозлился. Хотелось этого подонка самого к стене поставить… Я осматривал трупы и не мог сосредоточиться на работе. Все эти люди, пенсионеры в основном, конечно, ехали, скорее всего, с дач, с тележками, урожаем и цветами. Всё это разбросано, овощи катятся по полу, кровь кругом, грязь, запах пороха… Они ведь ехали домой, строили свои планы, Насть. У каждого из них была своя жизнь и свои планы. Никто из них не планировал умирать сегодня на пути домой.
— Понятное дело! — Настя сделала глоток вина. — Это просто ужасно! Честно! Куда катимся…
— В тартарары, — ответил мужчина. — Надо бы научиться оставлять в планах на каждый день строчку для собственной смерти.