Солдаты 41-го. Часть 3. Дорога к своим. Глава 8. З

Оперативная сводка за 26 октября

Утреннее сообщение 26 октября

В течение ночи на 26 октября продолжались бои на ТАГАНРОГСКОМ, МАКЕЕВСКОМ (Донбасс), МОЖАЙСКОМ и МАЛОЯРОСЛАВЕЦКОМ направлениях.

Вечернее сообщение 26 октября

В течение 26 октября наши войска вели бои на МОЖАЙСКОМ, МАЛОЯРОСЛАВЕЦКОМ, Харьковском и Таганрогском направлениях.
На разных участках ЗАПАДНОГО фронта немцы предприняли ряд ожесточённых атак на наши позиции. Все атаки немецко-фашистских войск были отбиты с большими потерями для врага.
После многодневных сражений, в ходе которых немецко-фашистские войска потеряли до 50 тысяч убитыми и ранеными, свыше 250 танков, более 170 орудий, около 1.200 автомашин с военными грузами, мши части оставили г. Сталино.
За 25 октября, по неполным данным, уничтожено 27 немецких самолётов. Наши потери - 17 самолётов.
https://www.soldat.ru/doc/sovinfburo/1941/1941.html

На улице стояла кромешная тьма. Выйдя из избы, бойцы постояли, подождали, пока глаза немного пообвыкли и стали различимы силуэты товарищей. Вскоре появилась и хозяйка избы Нина Мягких:
– Пойдёмте, проведу вас кружным путём, чтобы ненароком на кого-либо лихоимца не наткнулись, – тихим голосом сказала женщина.
– А не страшно одной, по темноте, возвращаться, – забеспокоился Иван Дейч.
– Боязно, только и вас жалко. Перебьют или в полон захватят. Кто нас вызволять будет? – пояснила Нина и шагнула в темноту.
Шли молча гуськом друг за другом. За долгое время выхода из окружения, до автоматизма выработались навыки старательно ставить ноги, чтобы не производить шума. Окончательно привыкшие к темени глаза стали различать тёмные пятна луж и рытвины. Нина, по знакомой с детства тропинке, обогнула родную Турейку и вывела бойцов на просёлок, по которому с трудом, но можно было передвигаться. Женщина остановилась:
– Всё. Пора прощаться. Дальше вы уж сами. Дорога выведет к деревне Гнилец. Обойдите её, оставив по левую руку. Упрётесь в большак на Саборовку, перейдёте и дальше до оврага, по которому ручей бежит, из-за дождей он в реку превратился, шум воды услышите. По берегу ручья доберётесь до истока, а там, вскорости, выйдите к деревне Подолянь. Оставляйте её по левую руку. На околице окажетесь на развилке. Правая дорога выходит к Снову, а левая прямёхонько в Александровку. Туда вам нужно, в том направлении, сказывают, наши идут. Ну всё, с Богом родненькие.
Филатов подошёл к женщине, обнял:
– Спасибо тебе, Ниночка. Век не забудем, – повернулся и пошёл вслед за товарищами.
Идти было тяжело. Размокшая почва норовила выскользнуть из-под ног, налипала на изношенную обувку, которая не держала влагу, свободно пропуская её к ступням. Приходилось постоянно обходить лужи, и это сказывалось на темпе продвижения. Каждый метр давался с трудом. От напряжения путники взмокли.
Тем не менее перед рассветом достигли большака. Соблюдая все меры предосторожности, по одному преодолели препятствие, собравшись за скирдой соломы, и вовремя: вдали послышался нарастающий надрывный рокот двигателей. Сомнений не было: шла немецкая колонна. Не сговариваясь, под прикрытием предрассветных сумерек и сгустившегося тумана, бросились прочь от опасного места. От бега стало жарко, силы быстро покидали беглецов, и они перешли на шаг, а вскоре и вовсе остановились, чтобы перевести дух. Прислушались. Слева слышались звуки, доносившиеся явно из деревни.
– Фу, – выдохнул Филатов, – не заплутали. Дорогу пересекли и слева у нас, как говорила Нина, находится тот самый Гнилец.
Пройдя по полю, услышали нарастающий шум воды и, вскоре, упёрлись в глубокий овраг. В посветлевшей туманной мгле увидели, как внизу несётся мутный поток. Повернули вдоль берега вверх по течению. Приглядевшись, поняли, что вышли на просёлочную дорогу. По замытому дождями полотну смекнули: люди давненько не появлялись здесь. Вздохнули с облегчением. Вскоре увидели очередную скирду:
– Давайте передохнём, место, вроде безлюдное, – предложил Коробов.
Филатов, оглядевшись махнул рукой:
– Привал.
Положив нехитрые пожитки, принялись готовить пристанище. Выдернули солому, проделав лаз, а дальше соорудили внутри достаточно просторный проём, в который влезли, прикрыв вход, оставив незаметный доступ света снаружи. Убежище быстро наполнилось теплом и, уставших красноармейцев сморил сон.
Пробуждение наступило внезапно. Кто-то грубо заорал:
– Эй, орёлики, а ну вылазь!
Проснувшись от окрика, Филатов выхватил пистолет и передёрнул, приведя в боевое положение. Характерный звук был услышан и тот же голос, уже более миролюбиво, произнёс:
– Не балуй с оружием. Вылазь. Лишний шум нам не к чему.
Иван Петрович дёрнул Михаила за рукав, взял левой рукой его за ладонь и вложил в неё своё оружие. Проделав несложные манипуляции, полез наружу. Высунув голову из убежища, увидел пестро одетую группу людей:
– Вылазь, вылазь, – скомандовал заросший щетиной мужчина, и дождавшись, когда Филатов выберется, добавил, – руки подними, на всякий пожарный.
– С какого перепугу, я стану перед тобой пасовать? – огрызнулся Петрович, – я на советской земле, а вы кто такие?
– Ишь ты, какой прыткий, – усмехнулся незнакомец, – много вас таких тут шастает, прикидывается своими, а на деле вынюхивает и высматривает, чтобы немцу доложить…
– Иван, Филатов? – перебил говорившего кто-то из присутствующих.
– Да, это я, – повернулся на голос старшина, – а ты кто такой?
– Не узнаёшь? – подошёл поближе мужичина болезненного вида со знакомыми до боли глазами, – Матюшкин я, Егор. Земляки мы, еле-еле узнал тебя, и то лишь по голосу.
– Егор? – Иван огорошено смотрел на исхудавшего человека, одетого в какие-то обноски.
– Признал, – обрадовался односельчанин, вышел на встречу и обнял Филатова.
Бойцы с изумлением смотрели на двух мужчин, невероятная встреча которых произошла на их глазах:
– Свои, – утвердительно заверил спутников Матюшкин, – мы с детства знаем друг друга.
В свою очередь Иван уточнил:
– Я ведь тут не один из Салтановки, – и повернувшись к лазу в скирде позвал, – Миша, вылазь, глянь кого мы встретили!
Все с любопытством наблюдали, как из скирды один за другим появились трое разношёрстно одетых мужиков. Михалёв среди них выгодно отличался в своём чёрном комбинезоне, одетого поверх ватника. Он подошёл, внимательно изучая собеседника Филатова:
– Не узнаёшь? – вымученно улыбнулся человек, и подошёл ближе.
– Ума не приложу…, – честно признался танкист, – кто ты?
– Да-а-а, война быстро преображает и не в лучшую сторону, а совсем даже наоборот, – вздохнул собеседник, – Матюшкин я, Егор Васильевич.
– Дядька, Егор, прости, не признал, – принялся извиняться Михалёв, – как я рад тебя видеть!
Михаил обнял земляка, стиснул так крепко, что тот не выдержав, застонал от боли.
– Ох, полегче, зацепило меня, больно-то как, – лицо мужчины исказила болезненная гримаса.
– Сильно? Рана обработана? – забеспокоился Иван Петрович.
– В левый бок попала пуля, на вылет. Вроде ничего не зацепила внутри, только всё равно воспаление пошло. Чувствую, как силы покидают. Слабею и устаю быстро. Спасибо мужикам, не бросают.
– Теперь легче станет. Мы поможем. Даст Бог и выйдем к своим, – обнадёжил Михаил.
– Посмотрим, – неуверенно заметил Егор, – время покажет.
Подошёл старший группы красноармейцев:
– Давайте знакомиться, Пётр Ляшко, – заговорил он, протягивая руку.
– Филатов Иван Петрович, – представился старшина и ответил крепким рукопожатием.
Познакомившись с остальными, Ляшко произнёс:
– Поскольку нас больше, оставляю командование за собой. Вновь прибывшие должны принять моё решение к исполнению, или следовать самостоятельно.
– Командуй, – лаконично ответил за всех Филатов, – мы земляка встретили и не бросим его.
– Коль так, двинулись дальше, а то здесь не слишком удобное место, – Ляшко молча зашагал вперёд, остальные потянулись следом.
Иван Петрович и Михаил Михалёв забрали у Егора винтовку, тощий вещмешок и, поддерживая под руки, двигались в конце небольшой колонны. Матюшкин рассказывал:
– Я попал под мобилизацию в августе месяце. Призвали практически всех мужиков на селе. В райцентре разбросали кого куда. Меня отправили в 269 стрелковую. В сентябре отобрали команду для получения амуниции на складах в Навле. Мне удалось упросить командира роты включить в число счастливчиков. На пункте сбора уговорил старшего отпустить на побывку домой, ведь следовали через Салтановку. Ехали со стороны Глинного по полевой дороге. Остановились. Показал свою хату, видневшуюся с холма, и кинулся со всех ног к своим. Мне сослуживцы собрали гостинцы: сахар, хлеб, пару банок тушёнки и кусок сала. Летел к избе, как на крыльях. Во дворе встретил свою Дарьюшку. Обнялись крепко. Детишки выскочили, облепили со всех сторон, мал мала меньше. Старшенькая Аннушка, главная помощница и материнская опора, а ей всего-то девять годков от роду, шестилетняя Олюшка, четырёхлетний Васятка, да двухлетняя Шурочка… Так гурьбой и вошли в избу. В подвешенной люльке мирно посапывал младшенький Толик.   Выложил гостинцы. Дети аж замерли, увидев куски сахара. Дал каждому. В мгновенье ока запихнули в рот и блаженно закрыли глазёнки от небывалого счастья. Жена поставила на стол чугунок картошки, достала солёные огурцы, капустку. Я, глянув на скудность припасов, промолчал, только вздохнул тяжело. Молча нарезал хлеб, сало тонкими скибочками, раздал детям, подал жене и замер: у неё глаза наполнены слезами: «Дашенька, милая, что случилось?» спрашиваю, а она смахнула слезинку и посмотрела испуганно: «Ты совсем пришёл, или как?». «Ты решила, что я сбежал? – понял я её тревогу, – не бойся. Меня отпустили на одну ночку, до утра. Завтра заедут.» Вздох облегчения вырвался из её груди. Бросившись ко мне, обняла и разрыдалась, как я почувствовал, с облегчением. С трудом оторвавшись, жена засуетилась: «Ты, Егорушка, присаживайся, поешь с дороги, потом отдохнёшь, чай там, на войне, в окопах и по-людски не приходилось поесть, поспать?» «Не кручинься, там не курорт, а даже всё наоборот, стреляют, только иного нам не дано. Немца нужно укротить, да прогнать. Силён он, зараза, да и мы не слабаки…», говорю и понимаю, что не то, а остановиться не могу. В общем кое-как угомонился. Поглядел, сентябрь на дворе, а детки мои босые.
Встал, полез на чердак за лыком. Гляжу, крыша прохудилась. Вышел во двор, кругом запустение. Решил. Спать не буду. Взял инструмент в сарае и за работу. Сплёл лапти детворе и жене. Сходил в поле, приволок соломы. Накрыл крышу. Глянул, дрова напилены, а не колотые. Схватил топор и давай им махать. Закончил глубоко за полночь. Присел перекурить. Верите, за работой про табак совершенно позабыл. В голову пришла мысль, а может бросить??? Из-за табака сколько приходится переживать… Смял самокрутку и выбросил. Верите, до сих пор не курю.
– Верю, – отозвался Филатов, – а дальше, что было?
– А дальше утро наступило. Я успел и забор со стороны улицы поправить. Слышу машина едет. Зашел в хату, попрощался с детишками, обнял жену, забрал вещмешок. Подъехали сослуживцы. Сел в кузов и обратно, на фронт. Мы потом, в октябре через Салтановку прорывались. На нашей стороне села уже немцы были… В общем мимо хаты аж во куда до топал.
– Мы в том бою участвовали, – тяжело вздохнул Иван, – мимо хаты Михаила на танке прошли, там ещё с немецкой самоходкой схлестнулись. Угомонили немцев навсегда. После на Взгорье стояли в заслоне. Видел сынишку в бинокль. Немец-караульный над ним изгалялся, загнал в пустой окоп и смотрел, как малец из него пытается выбраться, а я ничего поделать не мог. Огонь открывать нельзя, без жилья семью оставлять не гоже. От отчаянья хотел бежать, сломя голову, но фашисту надоело, и он отпустил перепачканного в земле сынишку. Так и закончилось моё свидание с родными. Поступил приказ и пришлось уходить.
– Да-а-а…, – протянул Матюшкин, – не приведи господь такое увидеть. Железный ты мужик, Петрович, я бы не выдержал. Рванул бы на выручку мальца, того немца голыми руками задушил бы.
– Раньше нужно было душить, на Судости. Теперь поздно рассусоливать, что и как. Зверей мы пустили на свою землю. Нам поведал один их прислужник: немцы за одного убитого их солдата в селе, сотню сельчан расстреливают не разбираясь, дитё ли малое или старик древний перед ними. Вот такие-то дела.
– Наслышаны. Мы поэтому деревни обходим стороной. Мало ли что. Людей жалко. Погубят невинных. В первые дни висели над нами их самолёты постоянно, бомбили и обстреливали беспощадно, – добавил Егор, – да что я рассказываю, поди сами видели.
Раскисшая дорога отбирала последние силы. Трое земляков стали понемногу отставать. К счастью, группа красноармейцев вышла к истоку ручья, которым оказалось болото, поросшее лесом. Среди зарослей виднелась крыша гумна. Ляшко распорядился устроить длительный привал внутри. Люди заходили в строение и падали без сил на сено, постеленное на землю толстым слоем вдоль стен. Красноармейцы устроились, кто где смог. Достали скудные запасы. Подкрепились. Большинство поспешили уснуть. Кто-то сладко похрапывал. Вот тут-то и произошла неприятность:
– Красноармейцы, – раздалось неожиданно, – вы окружены, сдавайтесь!
Все встрепенулись. Сон, как рукой сняло:
– Спокойно, без паники, – тихо, но так, чтобы слышали все, произнёс Филатов, – немцев мало, иначе бы они атаковали сходу. Позиция у нас хорошая. Между нами и фрицами поляна. Пусть ещё попробуют атаковать.
– Верно мыслишь, старшина, – отозвался Ляшко, – попробуем потянуть время, – и уже громко обратился к противнику, – мы хорошо вооружены, поэтому вышлите офицера, поговорим.
– Никаких переговоров, – послышалось в ответ, –выходите с поднятыми руками, тогда и решим, что с вами делать.
– Погодите, – отозвался Ляшко, – дайте нам десять минут на размышление, посоветоваться нужно.
– Хорошо, – после небольшого промежутка времени прозвучало в ответ, – по истечении отведенного времени мы открываем огонь.
– Приготовиться к бою, – приглушённо распорядился командир, – я в плен не пойду, да и немного их, вон, даже колечко организовать не могут. На всякий случай уничтожу бумаги. Важные они, к немцам попасть не должны.
Ляшко и двое бойцов, с сумками через плечо, энергично расчистили средину помещения от сена, и принялись доставать какие-то документы, рвать их и сжигать по очереди, записывая название каждого в акт, который в конце и подписали.
На улице потемнело, заморосил дождь:
– Эй, вы, в сарае, – послышалось со стороны леса, – кончайте тянуть время! Сопротивление бесполезно! Выходите по одному, с поднятыми руками! У вас осталось три минуты!
– Слушайте меня, – заговорил Филатов, – у фрицев силёнок маловато, иначе они бы уже нас окружили и под дождём не мокли бы. С противоположной стороны от них болото. Кто не хочет в плен, давайте бегом за мной.
– Погоди, – остановил Ляшко, – нужно двоим остаться и пошуметь, чтобы отвлечь внимание на себя. Есть добровольцы?
Наступила тишина:
– Я останусь, – раздался тихий голос Егора Матюшкина.
– Не пори горячку, – попытался отговорить земляка Михаил Михалёв, – мы тебя не бросим, вытащим.
– Не надо, – последовал ответ, – рана у меня и так воспалилась. Под руки может вы меня и вытащите, только уж больно хорошей мишенью окажемся, а в болоте, даже случайно упав, грязь всё равно неизбежно попадёт и конец наступит так или иначе, а оставшись, я вам помогу спастись и сам не зря Богу душу отдам.
– Решено! – Оборвал спор Ляшко, – есть ещё добровольцы?
– Я останусь, – послышался голос, – у меня то же рана на ноге. Мне через болото не пройти.
– Фамилия?
– Шейман, Аркадий. В плен мне нельзя. Евреев они убивают на месте. Так что буду биться до последнего. Живым не дамся.
– Понятно, – ответил Ляшко, – поделитесь боеприпасами с остающимися, и за мной бегом к болоту.
– Иван, Миша, – позвал Матюшкин.
Земляки подошли:
– Давайте прощаться, – Егор обнял односельчан, – я попрошу лишь об одном, не говорите моим, что я погиб. Пусть ждут. Надежда помогает, даёт силы выжить в трудное время, а если её лишить, силы уходят, как вода сквозь песок. Так что уважьте, не рассказывайте, что мы свиделись, так легче будет и вам и им. Договорились?
– Хорошо, – поколебавшись ответил Иван, – может ещё все обойдётся?
– Вряд ли, – вздохнул Матюшкин, – рана уже горит. Не жилец я. Ступайте.
Егор легонько оттолкнул земляков и, молча повернувшись к ним спиной, твёрдой походкой направился к своему месту.
На улице сгустилась непроглядная темень, усиленная дождём. Казалась, сама природа, раскрыла полог, чтобы скрыть измученных людей от их врагов. Пригнувшись, Михаил и Иван Петрович, ускоренным шагом поспешили к болоту. Оглянувшись назад, Филатов не увидел недавнего убежища. Пройдя несколько метров, красноармейцы услышали за спиной автоматные очереди. В ответ им прозвучали одиночные выстрелы. Матюшкин и его напарник добросовестно выполнили свой долг и обеспечили отход своих товарищей.
Февраль 2022