Рамочные

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 
I
 
*Жилка представляет из себя небольшой сосуд, который проходит по всей кровеносной системе, сплетаясь с другими нитями…
 
Мелкий холодок, пробежавший по коже, подобно мраморной вуали, окутывал все тело. Липкий пот росой покрывал мои плечи, руки и лицо. Проступившие капельки скатывались вниз, затрагивая за собой тонкую шею и истощенную грудь. Прежняя, но теперь уже засаленная одежда лохмотьями висела на теле, которое не ощущало на себе ничего, кроме тяжести собственного существования, испытывая на себе новое, охлаждающее голову глубинное чувство вины перед ожиданиями, которым настал крах.
Распахнув глаза, я увидел, что на меня смотрел очень знакомый мне человек, но воспоминания, связывающие меня с ним, не оставили в моей памяти и следа.
— Поднимайся, — произнес уверенный близкий голос. — Нечего тут лежать.
Сказав это, он резко вцепился мне в голову и развернул ее так, что я полностью cмог осмотреть его. После проделанных действий он ждал последующей реакции от меня. Однако я ничего не почувствовал, только услышал глухой хруст затылка.
— Я тебя знаю?
Ладонь незнакомца нежно протерла мой лоб и приподняла рассыпанные по лицу волосы.
— Ты меня не знаешь, но мы и правда виделись!
Неожиданно он замахнулся на меня и сделал пощечину, которая оставила после себя свежий румянец на щеке.
Снова… ничего…
Мрачный незнакомец осторожно, легкими движениями ног, словно идя по морскому льду, медленно приближался ко мне. Его правая бровь подергивалась, а моложавые руки, порубленные недавними лезвиями от ножа, размашисто витали в приглушенном от жизни пространстве. Яркая струя света, едва пробивающаяся через щель запечатанных окон, падала на мутные белки янтарных глаз подходившего…
— А ты забавный! — произнес теплый голос, приблизившись к моему уху. — Будем знакомы тогда.
Сильные, непрекращающиеся удары сердца рвали мою грудь. Странный человек ушел, оставив меня одного…
 
II
 
**…В обыденное время жилка прячется под маленькой, тонюсенькой голубой нитью, но в тревожные моменты она набухает и дает о себе знать…
 
«…я всего лишь ходячее, набитое органами тело… я бесполезен, от меня нет никакой пользы… я лишний…»
[Изя: «маленький человек». Именно так бы его охарактеризовали литературные критики, прочитав начало его истории. Хотя на самом деле он не так прост, как это может показаться с первого взгляда.]
Изя обошел почти весь город, так и не найдя ничего интересующего. Вдруг, неожиданно для самого Изи, до него дотронулась чья-то холодная рука.
— Ты, кажется, это ищешь? — сказал Виктор, протянув кровавой рукой бумажный пакет семян пустырника. — Смотри, у меня их много. Они же так тебе необходимы!
[Виктор: «способность читать мысли». А вообще он тот еще ненормальный.]
Повернувшись назад, Изя заметил, что левая рука Виктора была в крови. В более здоровой правой руке он держал украденный из садовода складной ножик. Посчитав незнакомца за ненормального, он ничего не ответил и пошагал дальше, оставив Виктора наедине с открытой кровоточащей рукой, в которой он держал пропитанный насквозь его же кровью пакетик семян.
«…удосужилось же встретиться с ненормальным…»
Махнув рукой, Виктор осмотрелся и пошёл следом за Изей, который не успел пройти и двух метров от остолбеневшего проходимца.
«Не хочешь по-хорошему значит, будет, по-моему…»
Не теряя ни минуты, Виктор достал украденную из того же садовода маленькую ручную лопатку для копки огорода и размахнулся ей по затылку уходящего Изи, чуть не лишив его собственной головы.
Через некоторое время спустя Виктор вернулся в свой тайник. Изя был все еще без сознания…
 
III
 
***…Слабость жил проявляется тогда, когда ты к этому не готов…
 
Ленивая вода, насыщая прочные стенки ванны своим кисельным уютом, томила нежное тело Изи.
Решив полностью погрузится в меланхолию, он взял открытый набор бритвенных станков, лежавших на маминой полке, и приготовился к действию...
«...я выработаю у себя терпимость к боли...»
Осмотрев белую, слегка розоватую, распаренную от воды руку, Изя мысленно попрощался с ее непорочной красотой. Вдруг тишина прервалась.
— Раз. Проходит млечная тропа.
Лезвие начало оставлять видимые следы от недавнего соприкосновения, создавая подобие кошачьих царапин. Бледная, тонкая, бархатистая кожа краснела на глазах…
Мелкая дрожь охватила все тело.
«… что же я делаю? ... мне страшно…»
Первые капельки крови, похожие на росу, выступили наружу.
— Два. Иду по ней, волнуясь, я.
Рассудок Изи помутнел. Теперь все внимание обратилось на новые кровоточащие раны. Капли стекали вниз, вызывая тем самым помрачение сознания.
— Три. Открой мне, Боже, дверцу в мир…
После очередного подсчета цвет сгущался. И так невзрачная ванная стала похожа на место, по которому велось расследование уголовного характера.
«...как же хорошо…»
Такими темпами Изя без труда мог бы добраться до вен, как вдруг глухой стук по темени отделил Изю от реальности.
Мальчик оказался в большой и чистой комнате, где фотографии матери — такой красивой мамочки — помещались в милые рамки, заполняя почти все пространство белых стен.
— Выметайся из моего дома! — гремел женский, режущий слух, повелевающий голос Левитана наравне с жалобными неразборчивыми криками матери. — Это твой последний залет! Воспитывай своего заморыша сама!
Мать кричала, молила о пощаде, но женщина, не останавливаясь, продолжала твердить свое: «Пошла к черту»!
Изя открыл глаза. Сознание пришло в привычное состояние, но слабость тянула обратно в постель. Левая рука, ноющая от боли, была аккуратно запечатана медицинской повязкой, которая, в свою очередь, заканчивалась милым бантиком…
 
IV
 
Друг мой, вспомни, что молчать хорошо, безопасно и красиво.
Ф. М. Достоевский
 
Молчание ломает судьбы.
Ф. М. Достоевский
***
С щелчком переключателя прожекторы ламп поочередно заполняли длинный общественный коридор ослепляющим белым светом. Здесь были только лавочки… безграничные лавочки — такие же ледяные и мрачные, как это место...
7:45
Первые ученики не спеша начали заходить в пустующее здание, которое так напоминало психбольницу. Спустя некоторое время несколько человек обратилось в масштабное скопление людей. Стадо толкало друг друга, стремясь пройти в щель здания как можно скорее. Вскоре, конечно, доходили все, но начинались новые испытания…
Ледяной холод лицемерия и негатива делал атмосферу более привычной для начала учебного дня. Мысли давили на сознание, заставляя принять срочные меры по истреблению какой-либо мрачной мысли вообще. Поэтому ноги сами привели к туалетным кабинкам, которые находились в самом конце коридора.
«Может там меня не найдут…»
Паршивцы с нетерпением ждали за дверью. Их присутствие просачивалось даже сквозь толстые плиты фундаментных стен. Один из них открыл скрипучую дверь и обратился ко мне своим ломающимся голосом: «Витя! А мы как раз тебя заждались»!
Гробовая тишина для стоящих за невидимым кафельным порогом, но такая невыносимая буря эмоций для Виктора, который находился возле туалета, не успев даже еще зайти в него.
«И что же вы сделаете в этот раз»?! — подумал Виктор, решившись наконец переступить порог.
Витя улыбнулся. Для него мысль каждого из присутствующих не была открытием. Он слышал всех...
Виктор сделал уверенный шаг вперед, приблизившись к юноше, который стоял посреди пола. Сам мальчишка не был особо чем-то примечателен, однако все внимание устремилось именно в его сторону.
— Ты, — уверенно сказал Виктор, — так боишься уйти в колледж? Если так, то валяй. Не ломай себя ненужными мыслями, ведь они мешают и мне…
Далее он подошел к обидчику, который стоял рядом с тем мальчиком. Внимательно разглядев серьезно настроенный и нетерпеливый взгляд, он прошептал на ухо слова, которые вызвали внезапное пробуждение у обидчика.
— Ты слишком покладист, — нежно сказал Виктор.
Одноклассник, не успев опомниться, дал сильную пощечину, предназначавшуюся собеседнику. Пощечина, как ни странно, не поставила его на место. Отмахиваясь от последующих ударов и уже более не отвлекаясь на того одноклассника, Виктор трепетно ожидал дальнейших действий от других настроенных против него соперников.
Настойчивый звук капающих по убитой раковине ржавых капель воды вводил в транс. Виктор решил прервать людское молчание, которое еще сильнее мучило его голову из-за резкого обвала посторонних мыслей.
— Этот тоже влюблен в тебя, — Виктор подошел к застенчивой парочке одноклассников и соединил им ладони. -Будьте счастливы!
— Так, все, мне это надоело, — раскрытый с поличным одноклассник подошел к Виктору и задрал ему воротник. — Надо знать свое место…
— Дурак… — сказал Виктор и осмотрел всех.
Звончайший смех заполнил все пространство маленькой туалетной комнаты.
— Так и знал, — проговорил Виктор, улыбаясь своими лукавыми глазами. — Как наивно я избегал ваши мысли…
— Начинайте!
Поток непрерывно выплескивающихся ужасных мыслей позволял Виктору практически не ощущать физической боли. Он даже жаждал ее...
«Страх» «Сомнение» «Печаль» «Злость» «Отчаяние». Так уж завелось в нашем мире, что чаще всего мысли, охватывающие наше подсознание, именно скверные. Они вызывают скорее отвращение, чем любопытство. Поэтому удары одноклассников не причиняли вреда, а скорее глушили моральную боль Виктора…
Из остренького носа Виктора проступила кровинка лопнувшего капилляра.
Представление окончилось. Участники драки начинали покидать туалет.
— Все-таки ребят, начните встречаться, — истощенным голосом проговорил Виктор, обратившись к парочке парней, которые шли за товарищами. — Они вам не товарищи, — продолжал Виктор. — Бросьте это все и займитесь собой. Хочу насладится хоть чьими-то мыслями…
Еще раз натянув презирающую ухмылку, страдалец устало пошагал вслед за одноклассниками в класс. На первый урок…
 
;
 
Да кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?
Евангелие по Матфею, глава 6, стих 27.
***
Маленький Изя тоскливо смотрел в окно. Мерно качающиеся тонкие ветви клена ломались под порывами сильного ветра. Его мать сидела рядом и осторожно накладывала свежие марлевые бинты на нежную, разукрашенную многочисленными ссадинами кожу.
— Прости, — умоляюще проговорила мама Изи. — Ничего не могу с собой поделать. Такая уж тупорылая у тебя мать…
— Мамочка, бей меня чаще, — ответил Изя, тоскливо посмотрев на нее. — Мне совсем не больно. Но все-таки брось это все! Я хочу, чтобы ты была счастлива!
«… такой же балвашка, как и я… — подумала мать Изи, перерезая заключительную ленту повязки. — Придет ли мой час, когда я увижу тебя не таким ветреным…»
Пошарпанная публичной жизнью квартира была насыщена скверным запахом сигарет. После ежедневной уборки от детских рук Изи ночлежка становилась чуточку лучше. Она словно очищалась от плохой энергетики, которая прижилась к ней. Однако жилище не становилось благоприятным для проживания даже после уборки. В брошенной квартире все также «приходилось» жить…
 
VI
 
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
А. А. Блок
***
«…его нужно убрать из моей жизни...»
— Кто это?
«…отравить бы его…».
— Чьи это мысли…?
«…свинья… паршивец… тварь…».
Виктор осмотрел проходящий по улице народ и заметил изуродованную женщину. Ее уставшие шаги уверенно шли в направление аптеки.
«…презервативы бы еще не забыть…»
Виктора тошнило от ее мыслей, но и бросить ситуацию «вот так» он тоже не решался...
Красный свет. Городские остановились в ожидании сигнала идти дальше. Глаза Виктора и странной женщины пересеклись. На этом моменте он замер, настроив свой взгляд на воображаемой точке…
«Тонкие губы, косой взгляд, пшеничные волосы. Ах, точно, мать Изи»!
Виктор улыбнулся, откусил припрятанноедля себя яблоко и оптимистично помахал ручкой женщине, стоявшей на противоположной стороне дороги. В ответ мать Изи отмахнулась презрительным жестом.
«Изя… Ну и дурак же ты, Изя! — подумал Виктор, изучая мысли женщины. — Такие вещи и упустить из виду…»
Зеленый свет уладил типичный ход событий. Люди рассыпались по своим путям, включая потенциальную мать Изи. Ее словно снесли с места, на котором она только что стояла.
Виктор тоже начал движение, с любопытством рассматривая мысли людей, проходящих мимо него...
«…мама… за двойку опять на гречку поставит… папа... оставит без журналов...»
Маленькая, с розовым портфельчиком девочка тихонечко шла домой. Тряпичные перчатки, которые она сжала хрупкими ручками у лица, создавали подобие платка, в который второклашка слабо постанывала и неоднократно обтирала опухшие от слез глазки.
«…эти сволочи... плевали на пенсионеров… на какие... шиши... доживать эту... неделю… да чтоб они там все... как мухи... в этом белом доме... подохли»!
Лысенькая бабка, которая не только по внешнему виду, но и по характеру напоминала процентщицу из «Преступления и наказания» шла, с трудом передвигая свои деревянные ходули. Она осуждала каждую лавочку, каждое деревце, каждого школьника, попадающегося ей под нос, одновременно пытаясь не уронить набитый хламом, потасканный пакет из пятерочки.
«…когда ты уже от меня съедешь… все время дома… невыносимо... как бельмо на глазу...»
Поджатые губы незнакомки внушали недоверие. Девушка быстро шла дальше, скрестив при этом перед собой бледные кисти рук. Ее мысли смешивались, но вели к навязчивому повторению одной и той же фразы, которая будто засела у нее в голове, — «…хочу жить одна, как же НЕВЫНОСИМО…». Эти слова вытесняли другие переживания. Они словно молоточком постукивали по сознанию девушки, мешая нормально жить…
«…58 (молоко) + 35 (хлеб) + 159 (сервелат)... дальше… 4300 (ЖКХ) + 500 (долг)…»
Маленькими быстрыми шажочками запыхавшаяся от дел женщина метнулась вперед Виктора в свою сторону, оставив после себя туманный след уличной пыли...
— Ну… этого мне еще не хватало, — равнодушно сказал Виктор. — Все, надоели!
За поворотом следовала совсем нелюдная темная аллея. Единственное создание, опустив голову вниз, плелось посреди дороги, отстраняясь от других людей...
«…зачем... зачем… зачем я здесь… ремни стянули с меня честь…»
«Как много звукописи, — подумал Виктор, услышав первые мысли…»
«…открыл я дверь, но также просто, впустили все в нее занозы…»
— Здоров, старик!
— Витя! — радостно взвизгнул прервавшийся от своих мыслей двоюродный брат Виктора. — Не ожидал тебя увидеть здесь, тем более в такое позднее время.
— А тебя все прет, а, — задорным голосом сказал Виктор и потрепал своего брата по голове, будто разговаривая только с его мыслями. — Как-нибудь покажешь мне результат своих трудов!
— Слушай, Вить, — обратился живой голос к Виктору вновь, — а подкинь идеек?
— Идеек говоришь… — Виктор задумался, тут же вспыхнув с новым выражением лица. — А напиши-ка про отравление!
Брат Виктора бросил недоуменный взгляд в сторону и спросил: 
— Отравление… а можно поподробнее?
— Да, конечно… — Виктор подошел ближе, чтобы его точно никто не услышал и обратил все внимание брата на свою кривую озаренную физиономию. — Отравление глупого мальчишки, который шел на поводу у своей матери…
Новые подробности так и не помогли достаточно разобраться в идее, которую так качественно пытался преподнести Виктор.
— Хотя, — сказал Виктор, собираясь поворачивать в другую сторону, — добавь еще парочку строчек о несчастных пенсионерах, драной девке и насильственной иерархии со стороны старших. С меня все, — попрощавшись,сказал Виктор. — До свидания, братец!
Виктор бесследно испарился в темноте, его глаза искали света, мерцающем на противоположной части аллеи…
 
;;;
 
Апельсинчики как мед, в колокол Сент-Клемент бьет.
Вот зажгу я пару свеч — ты в постельку можешь лечь.
Вот возьму я острый меч — и головка твоя с плеч.
«1984»
***
— Здравствуй, Изя, — пролепетал нежный теплый голос. — Уже проснулся?
Вот только фиолетовые от недосыпа веки начали оживляться, как слабые глаза закрылись вновь, успев только рассмотреть двухмиллиметровый шприц, который успели ввести в неподвижную руку. Изя тут же ощутил непокорность в своих действиях.Его как будто тянуло вниз, куда-то в пучину подсознания. Туда, откуда нет известий…
— Ты мало спал — холодная рука прошлась по шелковистым волосам. — Нужно отдохнуть еще…
Тишина… Изя погрузился в неспешный поток мыслей.
Сон продолжался…
Шаги громом гремели по этажам дома, умеренно приближаясь к комнате, в которой находился Изя. Из-за тряски одна из маминых фотографий свалилась вниз, потянув за собой остальные, которые так же упали, оставив после себя осколки.
Дверь открылась. Зашла страшная женщина, напоминавшая чем-то крокодила.
— Детеныш, — резко обратилась она к Изе, — что ты наделал!
Женщина осмотрела треснутые рамки, которые покрывали большую часть пола и бросила пугающий взгляд на маленького Изю, боязливо смотревшего на нее, выпучив свои зрячие, но витающие в прострации глаза.
Собрав все свое мужество, она подошла к Изе. Ее руки сжали сонную артерию мальчика, а толстые, крепко сцепившееся закоченевшие пальцы глубоко вошли в тоненькую шею...
— Ты умрешь, не успев появится на свет,— проговорила она, пронзая своими безумными глазами помутневшие зенки Изи.
Приближалась агония. Маленькое тельце Изи трепалось в жутких конвульсиях, но сердце все еще подавало признаки жизни. Это и подразнивало безумный инстинктженщины. Ее руки уже скользили по запотевшей коже мальчика, мешая процессу. Жизнь боролась со смертью до последнего. Но, тем не менее, женщина не сдавалась. Ее упрямству не было предела.
Пока Изя еще осознавал, что происходит, он думал о своей комнате, сравнивая ее с местом, в котором, возможно, он и попрощается с ней мысленно.
Чистая комната больше не интересовала Изю. Сейчас он хотел вернуться в старую вечнозеленую тесную клетушку. Изя скучал по этому месту.
Однако пытка продолжалась не долго. Грузное тело резко грохнуло вниз, повалив за собой Изю. Тело ребенка тихо упало на красную, протяжно истекающую лужу крови. По комнате раздалась тяжелая непрерывная отдышка мальчика.
— Пошли, — сказала мать Изи, выбегая из родного дома. — Она нам больше не бабушка… … …
 
Изя очнулся, но не в кровати, а сидя на стуле, к которому аккуратно были привязаны его конечности. Посреди комнаты мешалась не заправленная кровать, а также прикроватный столик, на котором стоял карточный домик, в свою очередь окруженный колонной из книг, одна из которых называлась «Схемы уголовного дела. Приемы обвинения и защиты». Рядом, на старом кресле, перебирая столовой вилкой каштановые волосы, сидел любопытный человек. Некто попивал кофе и так же с любопытством рассматривал наблюдавшего его вскользь посетителя.
— Виктор, это же ты, — неожиданно подал голос Изя. — Что ты собираешься со мной сделать…
Улыбнувшись Изе в ответ, он подошел к его намертво привязанному тельцу и снова погладил по голове.
«Все-таки мы знакомы», — обратился теплый голос к правому уху Изи. Левое ухо он также не оставил без внимания: «Получается, не совсем еще отбили тебеголову, Изя», — сказал Виктор, заметно понизив свой голос до легкого шепота. Медленно разглаживая слипшиеся от пота волосы Изи, он продолжал развязывать ему язык.
— Страшно? — спросил Виктор.
— Я ничего не чувствую, — ответил Изя.
— Не мудрено, — вежливо сказал Виктор. — Все для тебя, Изя…
Миловидная улыбка Виктора неожиданно обратилась в презрительную, недоверчивую. Взяв с собой строительный скотч, он вновь подошел к Изе и, настойчиво глядя ему в глаза, заклеил высохшие тонкие губы, которые и без того не собирались умолять о помощи.
— Поговорим, — сказал Виктор, заклеивая рот своему оппоненту. — Ну же, поведай мне о себе, Изя…
 
;;;;
 
Каждое личное существование держится на тайне.
А. П. Чехов
***
Длинная башня из домино стояла посреди комнаты. Ее окружали и другие строения: рядом с книжной башней стояла башня из карандашей. За ней — дырявая башня из игрушечных кубиков. Их окружали строения из колпачков и наложенные друг на друга наборы ластиков. Крошечные ручки Виктора достраивали каждое строение, нуждающееся в доработке.
«Отлично, все готово! Сейчас запустим вас, мои подчиненные!»
Виктор поднес к своим строениям баночку, в которой находились уличные муравьи, и приготовился к заселению... Однако насекомые не понимали, зачем их притащили в это место, насильно запихав в душную банку. Муравьи больше хотели вернуться в родные муравейники. Заселятся в новые, подготовленные Витей сооружения они точно не желали. Ведь в своих домах необходимо еще доделать капитальный ремонт, чтобы будущее потомство чувствовало себя как можно комфортнее. Также необходимо распределить каждому подрастающему муравью свою роль и подготовить оплодотворенную матку к размножению... Поэтому муравьи с живостью освобождали постройки и распространялись масштабным семейством по всему пространству комнаты, ища выхода наружу…
— Какие негостеприимные гости!
Виктор взял верхний кубик с башенки из кубиков и, размазываясь им, начал размазывать по полу жителей своего города.
«Не хотите по-хорошему значит, будет, по-моему…»
Дверца спальной комнаты открылась, и в нее свободно, не скрывая эротических фантазий, зашли отец и мать Виктора. Комфортно расположившись на двуспальной кровати, они начали что-то искать.
Кровать стояла напротив Виктора, умудряясь полностью скрыть его обличие. Однако родители, увидев разбросанные вещи, покрывавшие весь паркет дома, догадались, что комнату посещал кто-то еще.
Вдруг Виктор почувствовал на себе мысли матери:
«…откуда здесь этот гаденыш… дверь же была заперта…»
Вслед за ней поступила еще мысль:
«…черт… опять забыл закрыть эту гребаную дверь…»
Хозяин дома, поверхностно осмотрев все происходящее на полу и рядом сидевшего здесь Виктора, злобно обратился к нему.
— За мной! — сердито сказал отец, небрежно взяв сына за шкирку, поплелся вместе с ним к выходу. Нервный и мрачный, он, видимо, готовился провести с сыном серьезную беседу…
Мать тем временем оставалась валяться на кровати, промямлив вслед уходящим приготовленную фразу: «Только недолго там с ним, дорогой», — она зевнула, уткнувшись в рекламный журнал.
Отец привел сына в желтую, оклеенную советскими обоями комнату, напоминающую кладовку. Оставив Виктора ненадолго наедине, отец ушел, но тут же вернулся обратно. Его глаза вожделенно смотрели на птицу, которую он принес с собой. Одной рукой он пытался удержать стонущую куропатку, а другой достал складной ножик и, держав неугомонную птицу за грудину, неторопливо, словно наслаждаясь процессом, отрубил ей первую ногу.
 — Смотри, — сказал отец, привлекая внимание сына, — если ты еще раз зайдешь к нам в комнату, то с тобой я сделаю тоже самое, что и с этой старой птицей. Учти, Виктор, у меня и бровь не дрогнет...
По спине пробежали мурашки. Тишина... Отец настолько увлекся процессом, что откинул второстепенные мысли, охватывающие его сознание ежедневно. Пока он наслаждался процессом, несчастная птица мучилась от боли, пытаясь убежать пока еще целой ногой по беспомощному пространству комнаты, заставленной множеством холодных орудий для пытки. Взяв в руки сверкающий от недавней чистки топор, отец размахнулся им со всей силы на птицу, но тут же остановился, погрузившись в оставшиеся здравые размышления...
«...ладно… это уже лишнее...»
Отложив топор в сторону, отец с особым интересом изучал бледную кровоточащую ножку. Следующую он отрезал не до конца. Правая нога птицы, маятникообразно болтаясь на своей оси, постепенно слабела. В то же время слабость захватывала за собой и остальные части тела курицы…
«Вот и откинулась, — подумал Виктор, разглядывая труп птицы. — Забавно...»
— Как-то так, Виктор, — закончил отец, протирая оставшуюся кровь со стола. — Сначала ты будешь изнывать от боли и молить о пощаде. Однако потом оставшиеся мысли покинут твое сознание, и организм будет просить покоя…
 
IX
 
Шрамы это напоминание о том, что прошлое реально.
Томас Харрис
***
Маленькое, прикованное к стулу тельце молча сидело напротив Виктора, сверля тупым взглядом пол.
— Странный ты человек, Изя, — проговорил Виктор, осматривая осунувшегося слушателя. — Даже бесполезные мысли надолго не задерживаются в твоей черепушке...
Разглаживая аккуратные ноги своей жертвы, Виктор получал неимоверный восторг и очарование от их превосходного очертания. Огрубевшей рукой, бережно изучая каждый участок тела, он проходился по полупрозрачной коже рук, ног и даже ступней. Сам хозяин не с таким вниманием обходился с собой, с каким трепетом делал это Виктор. 
Догорающая свеча отвлекла внимание Виктора, а Изя, предвещая дальнейшие действия от холодных рук озабоченного, готовился к боли. Виктор взял свечу, которая заинтересовала его и приблизился с ней к Изе в упор.
Свет от лампы освещал бледные ноги, на которые прозрачные капли, создавая подобие дождевых, падали, оставляя за собой белые, восковые следы, под влиянием которых нежная ткань кожи содрогалась, приобретая алый оттенок. Духовная тишина прервалась.
«…ненавижу, что приходиться любить других людей... я ненавижу это чувство... мне тяжело это выносить...»
Виктора удивила такая реакция. Сжав свободной рукой заклеенный рот, он продолжал смотреть на Изю и читать его мысли.
«…мне тяжело быть связанным, боль напоминает…»
«Он в трансе что ли?», — подумал Виктор, вглядываясь в растерянные слезные глаза Изи.
Эксперимент продолжался…
 
;
 
Нельзя смешивать странное с таинственным.
А. Конан Дойль
***
Десять лет назад... Дождь.
Насквозь промокшие мальчики прибежали в заброшенный дом, где и остались не на долго. По темной комнате раздалось шлепанье сырых ботиночек. Громкий фальцет пробудил в этом доме жизнь.
— Да будет свет! — прозвенел кучерявый мальчик Лева. Старая парафиновая свеча неспешно тлела, отдавая оставшиеся силы запущенной комнате... — Идем за мной, Изя!
— Да!
— Смотри, — успокоившись проговорил Лева, — сколько здесь всего необычного…
И правда. В загадочном доме была всего одна комната, причем, очень старая, напоминавшая скорее антикварную шкатулку, чем обычный дом. Шкаф, туалетный столик и прогнившая кровать. Вроде ничего особенного, но, тем не менее, в каждой вещице было что-то ценное, то, что дошло до глаз юных посетителей этого места.
— Антиквариат, — задумчиво сказал мальчик, подойдя к Изе. — И, кажется, это кулон…
Открыв платиновую крышку, Лева увидел маленькие кварцевые часики, которые намертво остановились на двенадцати. Положив расхлябанную вещицу себе в карман, он заметил еще несколько предметов на столе, в которые входили: потрескавшийся, с вываливающимися страницами 3 том «Войны и мира», пустой пузырек парфюма, который отдавал пьянящей ванилью, а также старый, но вполне себе рабочий деревянный гребень.
Ребята потушили свечу, которая через некоторое время, и сама бы погасла, вышли из дома, взяв все старье с собой, и отправились дальше, оставив загадочное место в меланхолии. Наедине с собой…
Мальчики, добежав до города, увидели длинное металлическое ограждение, за которым росли густые грозди клевера…
— Четырехлистный! — провизжал Лева.
— Клевер за колючей проволокой…
— Сорвешь его для меня? — спросил Лева, не вслушиваясь в только что выроненные Изей слова. — Ты же мне друг?
— Да…
— Тогда, сорви мне парочку, — настойчиво просил мальчик, — ведь, если мама увидит меня с порезами от проволоки, то точно будет не в себе, а у тебя это обычное дело.
Лева пытливым взглядом охватил потерянный взор друга, продолжая требовать своего.
— Твоя, — сказал он и облокотился об плечо Изи, — беспокоиться не будет, она же редко ночует и приходит домой вообще.
Изя вздохнул и пленительным взглядом посмотрел на перегородку.
— Изя, ты что, боишься? — жалобно проговорил Лева. Мальчик недоверчиво вытаращил свои глаза на друга, и, сжав кулаки между собой, предвещал отрицательный ответ...
— Нет, не боюсь, — сомневаясь ответил Изя. — Хорошо, я попробую...
Нагнувшись под забором, он принялся протягивать руку через острые прутья ограждения, но бледная кожа, под воздействием шипов, начала рваться и кровоточить.
— Давай, Изя, еще чуть-чуть! — подбадривал его Лева.
Получилось! Изя оторвал первый попавшийся ему под руку тонкий стебелек четырехлистного клевера и тут же протянул его Леве, который искренне болел за него.
— Вот, держи, — жалко проговорил Изя, — больше не могу…
— Молодец, Изя, — торжественно сказал Лева, со злорадством разглядывая кровоточащие раны друга. — Ты лучший!
Уши Изи стремительно загорелись. Мурашки приятно прошлись по спине. Правда кожа, вся истерзанная порезами от колючей проволоки, изнывала тупой болью. Однако Изя не обращал на неё внимания. Набравшись смелости, он собрал еще несколько четырехлистников, и, конечно, отдал все дары своему обожателю...
«…значит, все-таки я не так бесполезен»?
Изя улыбнулся и обнял своего товарища. Друзья направлялись домой. Радостные. Изя с двумя портфелями, а Лева с горсточкой цветков клевера и кучкой украденных вещей...
 
;;
 
...Виктор прервал свои движения.
Белые телесного цвета ноги совсем огрубели. Состояние Изи было в норме, но мысли… что с мыслями то?
Сделав резкий взмах назад, Виктор поднял заплаканную голову Изи и спросил:
— Знал ли ты, Изя, что тебя собственная мать хотела отравить?
Изя отрицательно помахал головой.
«…неправда все это… ты наговариваешь на нее…»
Виктор взял тот самый складной ножик и прошелся тупым краем лезвия по заплаканным воском ногам, отделяя каждый кусочек воска от разукрашенной кожи ее хозяина. Виктор собирался усилить напор...
— Уверен, Изя?
Он приблизился к Изе, и, легким движением руки, так, что Изя инстинктивно зажмурился, снял скотч от слипшихся губ и дал свободу не только думам, но и голосу своего заложника. Изя продолжал свою мысль:
— Да причем здесь я вообще, — необдуманно отозвался Изя, будто не замечая кто перед ним стоял. — Она хотела отравить уличного кота, который гадил нам под дверь. А ты… строишь такие странные версии у себя в голове…
— Что ж, повезло, — сказал Виктор, не замечая присутствия своего оппонента, — правда ненадолго повезло тебе, Изя…
Кривая улыбка проступила через дьявольские уголки губ Виктора. Сделав два круга вокруг своего заложника, он нагнулся чтобы еще плотнее зафиксировать скотч...
— Отпусти меня!
— Не-а.
— Пусти!
— В скором времени ты и сам уйдешь отсюда, — лениво проговорил Виктор, в третий раз погладив Изю по пшеничной голове. — Пойду-ка я прогуляюсь…
— Да ты совсем что ли?
— А ты не видишь?
Виктор, вновь заклеив рот своему собеседнику и удалился из комнаты на совсем. Однако Изя и не думал сдаваться.
«...пошел прочь значит... ну и к черту тебя...»
Оживленный Изя пытался исправить нынешнее унизительное положение, в котором ему сейчас было не то чтобы неловко, а даже в некоторой степени противно. Вся накопившаяся злоба была настроена на желание сбежать... И, честно говоря, приклеенный к стулу Изя использовал почти все свои силы, чтобы выбраться. Однако намертво прикованный скотч не давал возможности полноценно осуществить эту задумку. Холодному, одичавшему Изе ничего не оставалось, как ждать…
 
;;;
 
(записная книжка)
Витькины штанцы — Дневник мыслей.
«Вообще, с самого детства отец напрямую показывал мне, как выглядит боль. Однако, увидев, как страдают другие, я захотел большего...»
\\\
4 апреля.
Пошли с отцом на охоту. Убили трех кроликов, точнее, заживо зарезали. Ночью пожарили на костре. Отец разозлился на меня, но быстро успокоился... Его мысли:
«...не мужик, а баба растет...»
«...кролятина удалась на славу...»
«...это точно мой сын? ...»
\\\
9 апреля.
Отец угрюм и непонятен. Вернулся поздно. Его мысли:
«...днем... нет, вечером...»
«...циркадин... аптека закрывается в шесть...»
«...жирная попалась...»
\\\
15 апреля.
Кроме матери мою комнату больше никто не навещает... Отец остерегается меня. Он БЕЗУМЕН и начинает пугать. Его мысли:
«...хочу взять нож и снова прогуляться...»
«...пускай... пускай... пускай переживают...»
\\\
23 апреля.
Весь день горит телевизор. Отец словно прилип к нему. Его лицо непроизвольно сокращается. Черные волосы начали отдавать сединой. Глаза непрерывно пульсируют. Я больше не доверяю папе... Его мысли:
«...а зря... нет... может все-таки не зря...»
«...не сегодня, так завтра... обязательно ведь найдут...»
«...опять пропажа... и снова по моей вине...»
\\\
29 апреля.
К нам постучался таинственный дяденька и начал обыскивать дом. Незнакомец забрал вещи отца, среди них присутствовал складной ножик, и ушел вместе с ним. Лицо отца сияло радостью. Не шел, а еле двигался, постоянно падал, но сам поднимался... Последние мысли:
«...я еще вернусь... Виктор...»
\\\
Папа не вернулся...
 
;;;;
 
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.               
А. А. Ахматова
***
Напомаженный кудрявый мальчик отдавал весь свой интерес в пользу Изе, а тому в свою очередь, это нравилось. Рыжие, как у Иуды волосы Левы особенно выделяли его среди остальных. Изя сразу узнавал его в толпе и скорее бежал навстречу. Подойдя вплотную к своему приятелю Лева приветственно обнял Изю, так, что тот сразу же поперхнулся, и подал ему руку.
Лаская невинным взглядом своего друга он выбрал один из своих образов и непринужденно обратился к своему другу.
— Изя, сделай милость, продежурь за меня эту неделю, — сказал мальчик, погладив приятеля по голове, — а я, так уж и быть, уделю тебе свое время сегодня…
Изя покраснел от манящего удовольствия и утвердительно кивнул в ответ.
«...главное, что я не бесполезен...»
Не успев дойти до столовой, Изя почувствовал помутнение в глазах. Ноги подкосились, предчувствуя очередное приближающееся головокружение, которое сопровождало его довольно часто из-за анемии. Он очнулся уже в медпункте… Возле него сидел Лева, которому Изя дал обещание продежурить. Волнуясь, он ожидал ответа, и не думая о том, что увидит своего товарища в такой момент...
Мальчик грозно смотрел на Изю, горя желанием надавить на его жалость. Однако Изя, с трудом отходя от своего недуга, не догадывался о тайных желаний своего приятеля. Пытка молчанием закончилась, оставив Изю в недоумении еще на долгое время….
— Ты, — проговорил Лева, сорвавшись с места, — предал меня…
Изя, конечно же, ничего не понял. Ухватившись за душистые ладони мальчика, он хотел дождаться объяснений, но тот, отвергнув его в ответ, кинулся к двери и добавил на прощание:
— Ты мне противен! Больше не подходи ко мне…
 
;;;
 
…Виктор вернулся обратно. Он был одет уже в другую одежду. На нем была морская форма. Изя весь зеленый от злости яростно взглянул на вошедшего.
«…что еще за чертовщина…»
— Сейчас узнаешь, Изя, кем я являюсь на самом деле…
Резкий толчок в сторону восстановил рассудок, отуманенный угнетающими мыслями. Виктор прошелся махровым полотенцем по своему влажному лбу и уселся напротив Изи. Он был спокоен и бодр, поэтому, воспользовавшись ясным сознанием, решил сделать небольшую уборку. Располагая упавшие вещи на нужные места, Виктор то и дело обращался к Изе, чтобы хоть как-нибудь оживить атмосферу.
— Кажется за бортом начинается ураган!
«…ураган? … за бортом? …»
— Да, Изя, — ответил Виктор, поправляя слетевшее с кровати одеяло. — У меня так-то на нем важное задание.
Изя присмотрелся. И правда — комната Виктора напоминала скорее фургон, чем привычное жилище, что ранее оставалось незамеченным. Кроме прочих вещей в теневой части комнаты был замечен еще один стол, на котором было разбросано много техники и бумажек с фотографиями незнакомых людей, по которым, видимо, велось расследование...
«…так вот оно что…»
— Правильно, Изя, — с улыбкой процедил Виктор. — Я всегда готов помочь. Ведь способность позволяет мне это сделать. Когда возникают трудности с самым простым для меня делом, опытным следователям ничего не остается, как бежать к единственному на всем свете Шерлоку.
Виктор улыбнулся и потрепал пшеничные волосы Изи, что они стали дыбом. В ответ на сказанное Виктором изречение Изя пропустил в своей голове важную деталь —
«…ты ошибся в мыслях моей матери, как же тебе тогда приходиться, когда ты работаешь…»
Виктор оглянулся на Изю, чья улыбка была готова разъесть еле державшийся на губах скотч. Заметив неприятные мысли, он подошел к распоясавшемуся на стуле Изе, и, ухватившись за его горловину, ловко прошелся тупыми ножками стула по скользящему линолеуму, оказавшись вместе с Изей у самой стены. Прижав хрупкое тельце заложника к стене, Виктор начал душить его, не совсем даже осознавая, зачем он это делает…
— Мне, видимо, надоели твои мысли, раз приходится идти на такое, — оправдывался Виктор. — Так что, помолчи, пожалуйста, Изя. Не представляешь, насколько утомительна для меня это работа. Ежедневные похотливые мысли моих коллег. Безумные идеи подозреваемых, с которыми мне приходиться вести диалог, сильно изматывают мою голову. Поэтому…
Виктор не успел договорить свое послание, как вдруг Изю начало колебать из стороны в сторону. Глаза растерянно смотрели вверх и связанный, побледнев, готовился излить всю свою душу на пол каюты. Безмолвие…
Тряска усилилась и коробку качнуло в левую сторону. Предчувствуя рвотные позывы, Виктор ухватился за запястье больного, точечно надавливая большим пальцем на определенные зоны, чтобы предотвратить рвоту…
— Быстро тебя укачало, — сказал Виктор, продолжая массировать хлипкое запястье. — Надо бы тебя уложить…
Виктор достал приготовленный шприц и влил еще несколько миллилитров под болезненную кожу помешанного. Организм поддался, и Изя погрузился в тягучий сон…
 
;;
 
Последнее время мне стало жить тяжело. Я вижу, я стал понимать слишком много.
Л. Н. Толстой
***
Звонок. Вот и закончился еще один урок, на котором ученики, сидя на ничейных обшарпанных стульях, мысленно отстранялись от внушаемой им в голову информации. Перемена. Сонно потягиваясь на месте, все медленно собирались освобождать свои нагретые места и отправляться на следующий урок, где они будут так же терять время впустую и заниматься ничегонеделанием.
Увидев на краю стола дневник, владелец решается открыть его, чтобы внести новые записи. Однако содержимое тетради не сочеталось с оригинальными записями, которые ожидал увидеть автор на самом деле…
(записная книжка)
Изгой мира — Дневник помешанного.
«...зачем жить, если можно не жить... (зачеркнуто)»
Понедельник. Первая запись.
Боль... мне не так приятно ощущать ее на себе, как видеть, что я истерзан красными метками. Люблю раны, заметные синяки и ссадины — это придает мне некий шарм. Каждая ранка дорога мне, ведь это часть меня…
Вторник. Вторая запись.
Неужели я не так безразличен этому миру, как думаю на самом деле. Я и правда могу быть полезен?
Среда. Третья запись.
Потребность общения пожирает меня изнутри. Вся кожа исколота порезами и почти не остается места для того, чтобы нанести новые раны.
Четверг. Четвертая запись.
Не могу жить без него… (зачеркнуто) Я не понимаю себя...
Пятница. Пятая запись.
Иногда хочется распороть себе вены, но понимаю, что тогда я точно растрачу свои силы и больше не буду полезен… Я стал похож на помешанного, хотя, может, все-таки я преувеличиваю...
Суббота. Шестая запись.
Я будто подпитываюсь чужой энергией, при этом не заряжаясь ей вообще. Чувствуется упадок сил. Я НЕ ПОНИМАЮ... (размашисто и непонятно) Мысли вынашивают, ложусь раньше обычного. Не высыпаюсь… Даже самая незначительная информация не задерживается у меня в голове... Какое-то весь день ходячее тело без эмоций...
(вырванный лист)
Воскресенье. Четырнадцатая запись.
Так и загублю ведь себя твоими же руками…
(еще два вырванных листа)
Виктор с отвращением закрыл дневник и собрался искать его создателя. Увидев Изю в конце коридора со своим творением, создатель «Витькиных штанцов» собирался даже ударить читателя своего дневника, но понимал, что вляпался в то же дело, так что по сути они были квитами. Застигнув проницательного читателя своего дневника врасплох, Виктор протянул остолбеневшему Изе его тетрадь и начал допрос.
— Изя, ты идиот, — спросил Виктор, не дожидаясь ответа. — Он же тебе даже не друг... Он пользуется тобой, как вещью!
— Сам то не лучше, — в свою защиту проговорил Изя. — Это что еще за записи такие, а не заодно ли ты со своим папашей?
— Я жду ответа, — Виктор всерьез накинулся на читателя своего дневника и ждал возражений, избегая прямого ответа на вопрос, присвоенный ему.
— Допустим, но тебе все равно еще мало что известно, так что называть меня идиотом как-то грубовато… Если уходишь от ответа, то так и скажи. Нечего перекидываться ругательствами… — закончил Изя.
Учащиеся смешали пространство коридора, в котором находились авторы своих дневников. Дневник Виктора мгновенно полетел прямо в лицо своего создателя. Изя исчез вместе со своей тетрадью, оставив Виктора с нахлынувшим потоком свежих мыслей, от которых он пытался всячески отстраниться…
 
;;;
 
Мы привыкли, что люди издеваются над тем, чего они не понимают.
                Гете
***
В ночь среды сотрудники полиции собрали несколько подозреваемых в секретном деле «ШИЗА» — [Ш]ахматисты [И] [З]аурядные [А]лкоголики. Так уж получилось, что на морском корабле, на котором никто кроме них здесь не находился, произошло убийство некоего господина Краудзе, а Виктор должен был провести мысленное обследование с каждым из присутствующих…
Следователи местной полиции и правда очень ценили такого сотрудника. Ведь любое дело, решалось за считанные минуты и все это взамен на отдельное звукоизоляционное помещение, в котором и проводились все «мысленные допросы», хранившиеся в секрете их обладателя. Они доверяли Виктору, ведь он подробно описывал, что занимало голову преступника, а его ответы были настолько правдоподобны, что в дальнейшем, полиция не разбирались в ходе дела вообще, молча пересылая преступника к себе.
Гробовая тишина… Все вылупили глаза на незаурядного инспектора, который только что захлопнул за собой дверь, как на палача. Виктор так же был во внимании. Пока каждый из сотрудников изучал следы преступления он уже все знал.
— Это он, — обьявил вдруг Виктор, указывая на скромного рыбака Фишера. — Сохраните себе драгоценное время и отвезите этого паршивца в место, где он действительно заслуживает находится.
— Но это не я, это какая-то ошибка, — вопил голос главного подозреваемого — немецкого рыбака Фишера, однако его никто не слушал.
Сопровождающие надели на кричащего безумца наручники и отвели его в камеру, для дальнейших разбирательств. А Виктор, довольный собой, закурил сигарету и готов был тут же приняться к новому простейшему для него делу.
Неожиданно вслед за ним направился странный человек. Его руки сжимались и резко разжимались. А плотно сжатые губы, хотели будто что-то сказать.
— Инспектор Виктор, — отозвался маленький щупленький очевидец.
— Молодой человек, вежливее было бы меня называть просто «Витя» — отмахнулся от него Виктор.
— Витя! — бросился к нему он вновь. — Там это…
«Витя! А мы как раз тебя заждались»! — вспомнил вдруг Виктор и обратился к маленькому человечку с новой просьбой:
— Хотя… я передумал, — сказал Витя. — Все-таки называйте меня инспектор Виктор.
С важным видом инспектор Виктор направился дальше, совсем забыв о маленьком человечке, который только что к нему обращался.
— Инспектор Виктор, там это… — зацепился за него другой очевидец. Только тот был повыше и не таким щуплым. — Это не он…
Виктор навострил уши.
— Как не он! Мысли же ясно показывали, что это тот самый, кого вы и искали. — объяснялся он. — Его пьяный бред, конечно, мешал точно все разобрать, но я все понял! Я видел, как он говорил: «…да, это я сделал… а это все Шольц виноват… я ему поверил! … и поддался…». Так что ищите ещё господина Шольца. Он с ним заодно! — Обратился инспектор к двум очевидцам.
Господа растерялись…
— Но Шольц, это я, — отозвался щупленький человечек.
— Ах ты скупердяй, — тут же пришло в голову очевидцу рядом с Шольцем. — Ради денег обманным путём невинных людей за решетку сажаешь! Ну ничего, мы то знаем, как все было на самом деле!
— Да! — прозвенел хриплым фальцетом Шольц. — Мы то знаем!
Повторив все за более осмысленным другом, новый подозреваемый в убийстве по делу «ШИЗА» накинулся на остолбеневшего Виктора. А тот, почувствовав первые касания на себе с силой откинул противного поддатого человека в сторону. Корабль готовился к отплыву. Поэтому Виктор собирался как можно быстрее свалить с этого проклятого корабля вообще. Собрав все вещи и захватив с собой Изю, инспектор Виктор направился домой.
 
Желтый, как лимон Изя наконец открыл глаза и увидел перед собой белого, облитого потом Виктора.
«… псих…», — тут же подумал Изя, продолжая лупить свои глаза на Виктора.
Не обращая внимания на мысли Изи, подозреваемый во всех ложных показаниях собирался бежать дальше. Достав складной ножик, он освободил слипшиеся в поту и клее руки.
— Что, собираешься меня выпустить? — улыбнувшись, сказал Изя.
Снимая последний крепко склеенный слой скотча, Виктор все же прислушался к Изе и ответил:
— Ненадолго. Для профилактики тебе не помешает сменить крепление, — наигранно улыбаясь, говорил Виктор. — Ведь для тебя у меня есть и это, — бывший инспектор показал наручники, собираясь закрепить их на Изе. — Так будет безопаснее.
— Нет уж, — сказал Изя опрокинув только что освободившимися руками еле державшегося на ногах Виктора. — Ты меня достал уже!
Оказавшись совсем рядом со своим бывшим одноклассником, у Изи была возможность достать из кармана только что сунутый обратно складной ножик и освободить приклеенные к стулу ноги. Что он и сделал.
Безнадежный, разоблаченный оппонент, лежавший совсем бледный и без сил рядом, боясь что либо предпринять вообще, дал свободу своему заложнику…