Ракитин

   
Медсестра хирургического отделения Зуля была долговязой стройной девушкой с неправильными чертами лица, и на лице этом определялись выразительные серые глаза. Она не красилась, вернее, вообще не пользовалась косметикой.
Обладательница серых глаз могла попасть в вену любому. Это знали все. Клим не пытался ни объяснить это, ни понять. Когда в отделение привозили битых наркоманов, все знали, кто может помочь.
-Алло... – глядя на Зулю, ответил на раздавшийся телефонный звонок студент пятого курса мед института мед брат Клим Дураков.
-Здорово. Это Алексей.
Звонил Ракитин.
Звонивший студент- однокурсник Дуракова Ракитин тоже работал по ночам. В больнице, расположенной на окраине города, в детском хирургическом отделении.
 Выдающимся студент, лучший на курсе, без всяких сомнений, во время обучения он постоянно лез в дебаты, при любом спорном случае высказывая свою точку зрения.
Думалось, что вот, не по делу, чего опять?
Но его неожиданные выпады, казавшиеся нелепыми на первый взгляд, оказывались пророчески верными. К нему постепенно невольно начали прислушиваться.
 В то же время он мог выдавать и перлы.
 На днях, например, на кафедре детских болезней он заявил, что череп ребенка при рахите приобретает «причудливые» формы.
…Словоохотливые вездесущие знакомые рассказали Климу, что в прошлые выходные, на чьем-то Дне рождения, на глазах, естественно, у этих знакомых, Ракитин жарко обнимал девушку, пытаясь дать волю рукам. На заднем плане веселья горел костер, шипело мясо на мангале, играла музыка…
- Что ты, что ты! – шутливо возмущалась девушка, пытаясь освободиться от несмелых притязаний.
- А чего я там не видел? – удивлялся в ответ он.
- Я женюсь в субботу,- продолжил Ракитин телефонный разговор. И помедлил. - Прошу быть у меня свидетелем.
Мягко говоря, для Дуракова это явилось неожиданностью.
Ракитин не был героем-любовником. Насколько он знал, вообще, до этого момента тот ни с кем не встречался.
Не менее он был обескуражен предложением быть свидетелем.
История про девушку и обнимание переставала быть фантастической.
-У меня костюма нет,- промямлил Клим в ответ неожиданно для себя. (Кстати, это было правдой.)
-Ну и что, это единственная проблема? Завтра поговорим,- Ракитин, похоже, собрался повесить трубку.
Неожиданная догадка пронзила Клима.
-Постой, кто она? - спросил он. - Это она? – Та? -Певица?
-Да… - Младше курсом… Замялся Ракитин. Он выдерживал паузы. -Нормально. Я тебе припас костюмчик… Но не для мероприятия, конечно. Он хрюкнул.
 -Хирургический, зелененький.
 И положил трубку.
…Ракитин впервые увидел ее на втором курсе института, выступающую на сцене. Во время традиционного осеннего представления старших студентов для первокурсников данного заведения.
 В приглушенном свете театральных софитов, сквозь лучи которых сыпалась беззвучная, едва уловимая пыль, девушка стояла, опустив глаза, в длинном, казалось бы строгом, но в то же время столь волнующем обтягивающем бархатном темно-зеленом платье.
У Ракитина замерло сердце от мучительного ожидания чего- то нового, обязательно хорошего.
 Он сидел во втором ряду зрительного зала и изо всех сил таращился на сцену, постоянно поправляя очки в роговой оправе.
 Она подняла вверх руки, и на ее платье обнаружился разрез от бедра.
Это конец, понял Ракитин.
Помнил он, что сначала тихо и печально заиграла скрипка, потом к звукам скрипки присоединилось что-то похожее на старое, плохо настроенное пианино, похожее на то, что пылилось у него дома в гостиной, а потом…
Потом начала петь Она.
Сердце его оборвалось.
-Ты мне улыбнешься,- вещала дива низким голосом, улыбаясь печально в переполненный зал.
Контральто… -слово явилось ему откуда-то из вне, не из этого зала, не из этой жизни.
- Но я вдруг заплачу... - продолжала она свое чудное пение.
На слове «заплачу», когда она четко выговорила «п», видимо, соблюдая профессиональную артикуляцию, в свете софитов он увидел брызги слюны, вылетевшие из ее большого красивого ярко накрашенного рта. Брызги эти напомнили ему спрей одеколона, который использовали в парикмахерской… Давно, еще в детстве… Пшик спрея, звуки скрипки, накрашенный рот и полуулыбка – все это казалось таким знакомым, чистым, прекрасным!
 Непонятная радость охватила Ракитина. Он заулыбался.
Ему казалось, что он готов смотреть на нее и слушать ее вечно.
Идти за ней куда угодно.
Слова были хорошие.
 Музыка была хорошая, мелодичная очень…
Вот только песня получилась плохая.
Через несколько дней после концерта, в сентябре, в последние теплые осенние дни, Ракитин приехал на занятия в больницу на только что отремонтированном облезлом мотоцикле.
 В перерыве между занятиями они с Дураковым катались на старом добром «Восходе» по опавшим осенним разноцветным листьям, которые кружил теплый ветер. Клим, задрав голову вверх, смотрел в чистое синее небо и радовался, его прямо разбирал беспричинный смех, хотелось петь. Он пел. Пел все подряд.
Под звук мотора, сквозь переливы окружающей мир позолоты, расставив руки в стороны…
-Как ты думаешь, она поедет со мной на мотоцикле? –кричал Ракитин тогда сквозь булькающий рев мотора. –Как отнесется девушка к такому приглашению?
Ракитин, ботаник-очкарик, планировал первое серьёзное свидание.
…-Что у тебя в шестой палате?- прервав мысли Клима, спросила Зуля.
Она  внимательно смотрела на него, ожидая ответа .