4-36 прогулка с лётчиком, from1988, из цикла мои э

4-36  "ПРОГУЛКА С ЛЁТЧИКОМ",  from1988), Из цикла «Мои эссикумы               

(…замерзшая Атлантика нарисовал свой автопортрет гигантскими трещинами, преобразовав в микрон Магадана, и ледовитую посадку в аэропорту на Камчатка )
 
Fase(англ.), Лик(русс.), Сипат(авар.) -  объёмное лицо героя Магомеда Толбоева был непритязательно устойчивым, его неугомонный дух отражался на волевом лице, взгляд, походка, оптимистический тембр разговорной речи, позитив и доброжелательность сопровождали постоянно, как единый и продуманный комплекс природы. Будто светлый призрак сопровождает его сверкающую душу, кажется, будто с детства он рос героем и было видно, что он этим заряжен? Я “не видел” его спину, хотя он уходил! Трудно воспринимать неведомую предопределенность заложенную кем-то из вне? Это, может быть, вновь образованный характер в человеке основанный на природном даре, в генетике, или это смешенный с пропагандой “из телевизора” необходимая часть политики, для их конкретных задач,  которым нужны жертвы, во имя защиты их личного понимания в устройстве государства?
               
 
       Где искать природную суть героя?    В практике истории требуются человеческие жертвы, и герои там играют немалую роль, но они лишь инструмент власти, особенно, там где правители не щадят чувствительной части героев, приближая к себе и награждая «преференциями». Для героя важна не собственная жизнь, а ПРИКАЗ! А что его к этому движет, мы без особого блеска, пытались определить выше по тексту. Семья Толбоевых, очевидно, находится в чувствительной зоне общества. В нём заложено стремление к победам, но настрой и направление приоритетов, определяет власть и пропаганда от власти. Уверен, в герое нашего рассказа “вжит чип” настроя - умереть по приказу, возможно, из-за жадности в получении комфортных условий от государства, или расчёт для хорошей жизни, когда человек видит вне служебных правил - разруху?
               

        Человек жаждет получить признания и известности! Это для нашего героя имеет значение, подобные обстоятельства делают его бодрее, смелее. На этих струнах играют военные психологи, воспитывая граждан к самопожертвованию, вручая им ордена…                В России существует отвратительная практика воспринимать солдата, как использованный материал. Они, выброшенные, попрошайничают или поют жалобные песни на улицах городов. Картина продолжается вот уже 200 лет! Это на совести тех, кто сначала вешает орден на грудь солдата, который воспринимает свой престиж вместе с государством, потом отдают его, в лучшем случае, в семью с набором железа на груди и без ног… Политик награждает героя и всегда требует свежей и безвозмездной жертвенности.
        Это удобная конструкция для политика, не желающего лишней крови там, где нет опасности его положению. Но если возникнет угроза его власти, он может превратить героя в фарш! Он куратор военного человека, который подготовлен принести себя в жертву, за что он получит и звание и орден. В этом существует и дополнительная цель, что бы оставить в наследство после себя не свою жизнь,  а свое служение государству с его льготами.
               

        Вся трата, это из корзины общества, где искажённое государственное  устройство может  распоряжаться одним человеком или группой, которые думают о нации меньше, чем  о себе, как о великом, сопровождающего ковровыми дорожками от материальных активов. Но сильного героя они не выбрасывают, понимая, что герои, участники их секретов, это страх в тайне! Герои находятся в середине между властью и обособленной публикой, их мир другой. Жизнь ничто, а государство все, всё ли?

        У неспособных к героическим поступкам другая позиция, всё похоже на разбитое стекло, где слышен хруст от кирзовых сапог, мы против войны!                Я часто принимал с рюмкой вина друзей и земляков. Мы говорили об искусстве, о жизни, о политике. Среди моих гостей бывал и герой России М. Талбоев. Он отличался от флегматичного с проницательным взглядом М. Манарова (космонавт), да и от других гостей не только бодростью духа, несгибаемыми шутками, но и был единственный, кто привозил с собой двоих людей: водителя и секретаря, – (она была бархатно кожей блондинкой, с универсальными функциями). Он их бодро сажал среди нас и начинал весёлую байку. Это был не тот подарок, которого я ждал. Но я его обожал и любил.   

        Как-то в среде бурлящей Московской жизни мы встретились с драгоценным Магомедом на концерте. Вступив в наш размеренный ритм в театральных коридорах,  приветствовал нас. Он приглашал друзей прогуляться на самолете до Камчатки,  может быть и вернёмся? - весело шутил он. В итоге с ним полетел красивый человек и художник - он так говорил, единственный из всех приглашенных, это был Я.                Мы вылетели на правительственном лайнере, переделанном на исследовательскую лабораторию для космонавтов СССР. С нами летели исследовательская “Спецгруппа” инженеров, геологов, медиков и еще какие то спецы.   
        Я не спрашивал, кто они и чем занимаются. Они должны были проводить исследование над нашими героями: лётчиком-космонавтом и дважды героем СССР Игорем Волк, а также лётчиком-испытателем, героем России Магомедом Толбоевым. Значение его как героя, определялось и тем, что он был включен в группу космонавтов, проводил испытание посадки космических объектов на воде (в этом мы отставали от американцев). Он испытывал более пятидесяти различных военных самолетов, участвуя в многоразовой космической программе, сопровождал посадку на своем СУ приземление “Бурана”.  Программа началась и остановилась на “Буране”, а как итог, его каркас стеснительно поставили на задворках территории ВДНХ…
               

        Вспоминая эту историю, я продолжал размышление во втором салоне самолёта с усыпляющим гулом. Я был единственным гостем на весь лайнер. В его передней части находилась вся исследовательская группа, а в кабине, как и подобает  сюжету, два героя! Из окна лайнера было видно зимнюю Атлантику, где кто-то нарисовал гигантские линии, похожие на трещины стекла. Трешины расползлись как на карте по ширине и длине всей видимой части Антлантики. На её фоне капризная микроточка Камчатка не приняла нас в связи с обледенением аэродрома и посадили в аэропорту Магадана. Через пять часов разрешили вылет в сторону полуострова, и мы полетели. Тоскливое ожидание в аэропорту Магадана меня утомило, и в салоне самолёта в одиночестве уснул. Проснулся  от потрясений и удара головой о предыдущее кресло. Я ничего не понял, пока не увидел Магомеда с рассеченным лбом, всё его лицо было в крови. Он страшно ругался на дизайнеров кабины самолета!

       Я хорошо знал, что в Советской индустрии рисовали инженеры, а дизайнеры писали пропагандистские плакаты для КПСС… Оказалось, что Магомед был готов жертвовать собой, лишь бы сохранить самолет и смог его посадить на лёду аэродрома Камчатки Это свидетельствовали напуганные “спецы” первого салона, подвергшиеся смертельной опасности при посадке, все они были бледны и встревожены. Главным для Талбоева было доверие государства, это значит беречь дорогостоящую государственного технику, и на фоне этого, стереть себя и свою жизнь! Сколько таких рисков, а за ними и жертвы? По прилету на Камчатку нас поместили в “изнурённую” от советских начальников гостиницу, где круглосуточно шёл горячий термальный пар из бассейна. Я не знал, что Камчатка полна гейзерами, термальными водами, вулканами, что производило впечатление тридевятого царства. Кроме разбитых улиц Петропавловска, здесь ничего не напоминало Россию…
               

        После трёх дней скучного ожидания в заточении, мы должны были вылететь. Видимо, из-за этого возникли серьёзные разборки у “группы-спецов”. При отсутствии летчиков в столовой буйствовали эмоции, вопрос на повестке дня был один: “аварийная посадка самолета.” Ребята были технически грамотными людьми и понимали о возможных рисках нашего вылета. В связи с этим, они начали утверждать, что не могут рисковать своими жизнями и не должны летать на неисправном самолете в Москву, мы не герои! Заслуга “в геройствах” пусть достанется лётчикам, говорили они. Мы не герои не полетим,  был их вердикт. Вдруг, вспомнил шутку Толбоева в Москве, о нашем возвращении.

  Я разозлился на “слабость” инженерно-технического отряда  и, почувствовав свой звездный час, попросил слово и выпалил: “- Никто из нас мужчин не хуже, чем герои-лётчики, яички не только у них, но и у нас. Представьте себе, что они погибли, а мы остались живы, разве мы знаем, как дальше жить? Своя семья, друзья, однокашники, наши дети, как потом они будут жить? Если эти двое летунов способны, заведомо зная, что могут погибнуть, готовы улететь, я составлю им компанию.                Молчали все. Извинившись, я вышел на снежную улицу, где шел умиротворяющий природный пар из бассейна гостиницы. Вдали дышал паром величавый вулкан. Я понимал, что ребятам нужно было время для решений, проблема возникла сложная и нужно было найти достойный выход…
               

         На следующее утро Камчатка пропадала в сверкающей белизне, солнцем были освещены все её снега. Мы все уходили от приставучих теней и садились в тяжёлый лайнер, надеясь на её железный характер. Какие-то люди грузили контейнеры красной камчатской икры и вьетнамских ананасов. Я подумал, зачем им так много икры, торговать же военные не будут? Ананасами меня угостили, но баночки красной икры мне зажали, жадины!
        Магомед Толбоев и Игорь Волк не знали, что их ожидала забастовка. Не знали и то, что я спас  их от отказа подчиненных лететь обратно. Летчики так никогда и не узнали о тайных переговорах и ссор за обедом их служб, на фоне утреннего пара термальных вод? Трудно угадать, какие могли быть последствия, если бы их “Спецгруппа” из-за “испорченного” самолёта отказалась бы полететь с лётчиками-героями, готовые на осознанную смерть, хотя в них цвело жизнелюбие более, чем в нас.
               

        У Толбоева судьба была гораздо сложнее, чем мы могли рассказать о нем. Он разбился при испытании парашюта для космонавтов, упал с 20 метров, но выжил. Потом рассказывал, как он летел и думал о смерти, но успел натренированное тело собрать до “мяча” и помнит лишь прикосновение с землей… Необычность его, как человека, не только в том, что он настоящий патриот,  живет и работает с металлическим позвонком, которого в его спину вставили немецкие врачи, но и щедро продолжает отдавать и испытывать себя в научно-технических экспериментах государства.

        Используя медийность и доверчивость Магомеда, окружение вовлекало его в различные программы: то гостиничный бизнес, то овощные базы… Полагаю, он не сопротивлялся судьбе и соглашался, этим тоже был необычен, а может быть “вовлекался” из-за жадности, из-за любви? Возможно, искал дополнительной подушки-страховки для поддержки собственного достоинства и материального достатка, не полностью доверяя своему шефу-государству. Он часто называл себя “Р-р-р-русским офицером”. Определённо, для него была необходима политическая устойчивость в той среде, где он жил и как смышлёный человек, понимал нюансы Великорусского шовинизма? Возможно, он искренно верил в свою декларацию?               

       Но я в это не поверю. В крови аварца только аварец, вполне допускаю, что его личная дипломатия и жажда выживания давала ему возможность быть героем у русских, поскольку, аварцы не дали ему такую возможность… Он останется героем с большой буквы, потому что с детства хотел и отчаянно работал на свою мечту. А успех, вышедший из детской мечты и адского труда реализовался во взрослой судьбе достойного человека. Пусть живёт долго и счастливо этот красивый человек, способный на отчаянные поступки и с непростою судьбой…

        Для цивилизованного общества ГЕРОЙ, это особый в обособлениях тип для экспериментов в лабораториях государства, где отражена и учтена, и его жажда!