В нагрузочку

 Статный средних лет человек, с широкими залысинами, в дорогом тёмном костюме, с красным в полоску галстуком на белоснежной сорочке сидел  в вертящемся кресле и нервно катал карандаши. Тут покатаешь, тут ума палата требуется, одному не осилить. Бюджет региона трещит по всем швам, а чем штопать? Заводы, что давали жизнь городам, превращены в торговые павильоны, в ночные бары, в склады импортных товаров, но торгашество не закрывает брешь бюджетную.
«Ищи выход!» – было сказано повелительно в высоком кабинете. Тщетно, даже испарина выступила на лбу от напряга мысли. Только карандаши под ладошкой ходко шуршат да попискивают по-мышиному, но мысль стоит, словно корабль на якоре.
 Кабинет заведующего отделан под ореховый цвет, заставлен оргтехникой, с хрустальными люстрами, пейзажами, среди которых доминировало полотно Верещагина «Апофеоз войны». Эта гора черепов, особо нравилась заву своей предупредительностью – не делать опрометчивые шаги, а двигаться вдумчиво с расстановкой акцентов. К катателю карандашей вошёл приятель, розовощёкий, ухоженный, счастливый. У него голова о бюджете не болит. Его дело охранять. То есть бездельничать.
– Вчера на своей даче разминался, теплицу под помидоры и перцы поликапроамидную поставил. Уработался, и с устатку со своей половинкой пятизвездочного  так хватили, что и сегодня покачивает.
– Эврика! – вскричал заведующий бюджетным отделом и завертелся в кресле вокруг оси. – Теплицу, говоришь, поставил?
– Ну, да! – удивился охранник на всколыхнувшегося зава, – их нынче у каждого напичкано. Что тут особенное ты усмотрел?
Но чиновник не ответил, только отшвырнул карандаши и стал энергично потирать руки. Вот где находка! Дай-ка я состряпаю законец про теплицы и – в Думу его. Закон до безумия прост: каждый дачник, кто имеет многолетнюю теплицу, особенно на фундаменте, обязан платить налог! В нагрузочку мужику!
Чиновник мысленно похвалил себя и изрек:
– Есть люди – ну, просто душа нараспашку. Но есть и такие, кто считает своим капиталом, любую людскую промашку!
– Никак тебя осенило, друг мой? – изрёк охранник. Но заведующий в припадке экстаза от посетившей мысли замахал на бездельника руками, удаляя его из кабинета.
Шатнувшись, охранник удалился, а чиновник черканул проект закона, поспешил в высокий кабинет за одобрением.
В высоком кабинете в розовых очках сидел высокий человек. Он обрадовался фундаментальной мысли. Что ж тут не обрадоваться, когда самородное плато всюду.  Вокруг больших и малых городов, как мух на свалке. Отработать его!
– Мысль дерзкая, но единичная, подтасовать бы ещё другую, как довесок, сюда. Хотя бы по тем же дачам.  Там и дороги плохи, и заборы, как пьяные стоят, – сказал человек, сидящий на высоком месте, поправляя розовые очки.
– Вот о заборах-то и мыслю, – растягивая слова, будто тянул резину, откликнулся зав.
– Выкладывай, не томи! Творчески, творчески!
 – У кого худой заплот, – приободрился зав, – штраф мужику, и срок устранения. Теперь всякого-превсякого профлиста видимо-невидимо  навезли из-за кордона. Опять же оборот в магазинах как подскочит, отчисления…
– А что! Годится. Только дело это хлопотное, определить надо бы: каков забор плох, каков – нет. И комиссию на дачи.
– Комиссии мало. По закону судить – объём непосильный. Надо трест специальный создать по дачным делам.
– Умница! Трест в сём деле необходим. Но ведь сколько средств потребуется, – задумчиво опечалилось лицо в розовых очках. –  Машины сотрудникам потребуются, горючее, зарплата солидная, чтоб на взятки не мануло. Пойдёт ли на это правительство?
– А куда деваться ему? Дело новое, неизведанное, государственное. Зато как бюджет вздохнёт от нового побо… сбора, – поперхнулся чиновник было от неблаговидного слова, едва не выскочившего из его сахарных уст.
– Вот видишь, без накачки-то не пошло бы дело, – произнесло высокое лицо, сверкая розовыми очками. – Упорство, милый друг, вот капля та, что разрушает камень. Но лень зальет и вдохновенья пламень! Дерзай!
И бюджетник дерзанул, что даже сам испугался. Приватизировать гаражи решил, а их в регионе миллионы. Налог на строение и, конечно, на землю, на которой он стоит. Сейчас же засучил рукава и настрочил проект закона, но отнести не успел. Ему стал сниться ночами странный сон: он не спит, и слышит шелест слов. Сначала разобрать не мог, но вскоре до него стало явственно доноситься:
«Я не верю людям, сидящим в вертящемся кресле. – Донес шум народной толпы слова. –  Блеснул кинжал, тень мелькнула.  Брут то был».
Брут, кто такой? Тот, что предал Юлия Цезаря, вонзив в него кинжал на форуме? Он, он! Кто это – он? Да  сам он – чиновник в вертящемся кресле...