дАртаньян и Железная Маска - часть 30

C. Утро в Лувре

Кольбер, пришедший к Королю с бумагами, требующими подписи, постарался изобразить на лице скорбную гримасу.
— Что с вами, Кольбер? — спросил Филипп. — Вы плохо спали? Также съели вчера перед сном слишком много брюссельской капусты?
— Я получил прискорбную новость, Ваше Величество, — с печальным видом ответил Кольбер.
— Начинать беседу со скорбных новостей – это довольно жестоко по отношению к своему Королю, Кольбер, — ответил Филипп. — Впрочем, заканчивать беседу скорбными новостями ещё более жестоко. Что ж, коль уже начали этот разговор, заканчивайте. Что же у вас произошло.
— Господин д’Эрбле, или же тот человек, который выдавал себя за господина д’Эрбле, погиб при трагических обстоятельствах, — сообщил Кольбер.
— Вот как?! — воскликнул Филипп. — Откуда же вы об этом узнали, господин Кольбер?
— Я получил весточку об этом событии, — ответил Кольбер.
— Поскольку вы слишком быстро получили об этом весточку, господин Кольбер, я делаю вывод о том, что вы направили своих шпионов по следам господина д’Артаньяна, который выполнял моё особое поручение, — сказал Филипп жёстко. — В этом случае я также могу предположить и то, что ваши шпионы причастны к гибели узника. Я не допускаю мысли о том, чтобы господин д’Артаньян был настолько небрежным при выполнении моего поручения, что эта небрежность привела к гибели сопровождаемого им человека. Следовательно, причиной этого несчастья были вы, либо ваши посланники, что для меня одно и то же.
— Позвольте мне оправдаться, Ваше Величество, — проговорил Кольбер.
— Вашим оправданием может послужить лишь тот факт, что ваши сведения ошибочны, господин Кольбер. И молите Господа, чтобы это оказалось именно так! Я немедленно посылаю комиссию для расследования причин этого несчастья, и если комиссия установит хотя бы малейшую причастность вас к этому прискорбному событию, вам не сносить головы, господин Кольбер, — сухо отрезал Филипп. — Я помещаю вас под домашний арест, господин Кольбер. С этой минуты вы вернётесь к себе и не покинете своего дома до тех пор, пока я не приглашу вас.
Кольбер встал, поклонился и вышел, оставив бумаги на столе Короля.

Филипп взял колокольчик и позвонил. Вошедшему лакею он велел пригласить к нему сержанта д’Аркура.
— Сержант, вы уже более месяца замещаете капитана д’Артаньяна и доказали, что заслуживаете повышения, — сказал Филипп. — Мне некогда выписывать вам патент лейтенанта королевских мушкетёров, но это будет сделано, лишь только вы вернётесь из поездки, в которую я вас отправляю. Но я уже сейчас закрепляю это моё решение следующим документом.
С этими словами Филипп протянул д’Аркуру документ, в котором сержант прочитал следующее:

«Приказ Короля.

Лейтенанту королевских мушкетёров господину д’Аркуру поручается в сопровождении четырех мушкетеров короля направиться вдогонку капитану королевских мушкетеров д’Артаньяну, сопровождающему узника в крепость Пиньероль на острове Сен-Маргерит. Лейтенанту и его мушкетёрам вменяется в обязанность оказать любую необходимую помощь капитану д’Артаньяну, в распоряжение которого он тотчас поступает. В случае, если с экспедицией капитана д’Артаньяна произошли какие-либо непредвиденные происшествия, лейтенанту д’Аркуру поручается произвести детальное расследование всех обстоятельств произошедшего.
Властям всех городов по пути следования господина д’Аркура предписано оказывать ему всяческое содействие как главе Королевской следственной комиссии.

Король Франции Людовик XIV».

— Этот приказ имеет силу патента лейтенанта мушкетеров, господин д’Аркур, — добавил Филипп. — Что, как вы знаете, приравнивает вас к майору гвардейцев. На время вашего отсутствия командование королевскими мушкетерами передайте сержанту д’Эфине.
Д’Аркур вытянулся во фрунт, щелкнул каблуками и вышел из кабинета Короля.

CI. Лион

После того, как дю Трабюсон со своей супругой и старший лейтенант д’Эльсорте покинули карету д’Артаньяна, оставив на поле сражения лейтенанта де Лорти, а также после того, как они заночевали в трактире Два Пистоля, мадам Оливия взяла командование экспедицией на себя.
— Дидье, поджидайте здесь карету капитана, а я еду в Лион, — распорядилась она.
— Не лучше ли нам всем вместе подождать карету д’Артаньяна здесь, в трактире? — спросил дю Трабюсон.
— Не лучше, — ответила мадам Оливия. — Мы не знаем, поедет ли он дальше, или же решит вернуться назад. В любом случае он не бросит карету, следовательно, мы всегда сможем его догнать. Но нам желательно узнать, не поступило ли уточнение ранее полученного приказа или, быть может, получен новый приказ от господина Кольбера. Голубятня находится в пригороде Лиона, мне хватит часа для того, чтобы доехать туда и обратно. Но этот приказ может оказаться очень важным для твоей карьеры. Я еду.
— Мне тревожно отпускать тебя одну, — солгал дю Трабюсон, который не прочь был бы овдоветь, настолько опостылело ему опека жены, хотя он и признавал её правоту в каждом отдельном случае.
— Ерунда! — отмахнулась мадам Оливия. — Это мне тревожно оставлять тебя фактически одного против капитана д’Артаньяна.
— Но я не один! — воскликнул Дидье. — У меня есть старший лейтенант д’Эльсорте!
— Ты разве не заметил, что д’Артаньян тоже не один? — удивилась Оливия. — Ведь кто-то же стрелял по нам из кареты капитана, причем стрелял довольно метко, если учесть, что было темно, и мы скакали на галопе, но это не спасло де Лорти. Он, как минимум, тяжело ранен, но думаю, что убит, ведь он не издал ни звука, рухнул как подкошенный. Так что в случае, если вы захотите сразиться, вас будет двое на двое. Это гарантированное поражение для вас, дорогой Дидье. Нужна какая-то хитрость, чтобы убить обоих, а на хитрость ты не способен, тут нужен мой ум.
— И что же ты посоветуешь мне в такой ситуации, Оливия? — спросил Дидье.
— Чтобы советовать, необходимо знать. Поэтому я и еду за письмом от господина Кольбера. Сидите тихо, не нападайте, если карета капитана остановится в этом трактире, не показывайте носа из комнат, запритесь на щеколду. Просто собирайте сведения. Впрочем, я полагаю, что, потеряв узника, он повернёт на Париж. Мы его догоним, и вы его убьёте, если мы выработаем хороший план. Если я его выработаю. Мне лишь требуется подтверждение этого приказа от господина Кольбера. Ждите.
С этими словами мадам Оливия решительно вышла из комнаты и направилась в конюшню. Бодро вскочив в седло своего коня, она выехала на прямую дорогу в Лион и дала шпоры, поднимая коня в галоп.

Подъехав к небольшому домику на окраине Лиона, мадам Оливия соскочила с коня, бросила поводья встретившему её крестьянину и взбежала по лестнице, ведущей к голубятне. Взяв с жердочки недавно прилетевшего голубя, она ножом разрезала нитку на его ноге, размотала записку и прочитала следующее послание Кольбера:

«Узника, которого препровождает д’Артаньян, отбить и живым доставить в Париж, исключив общение с кем-либо. Капитана д’Артаньяна позволяю убить. К».

— Чёрт бы его побрал! — воскликнула мадам Оливия. — Я выстрелила не в того человека. Что ж, будем исправлять свои ошибки.

После этого мадам Оливия сбежала по лестнице вниз, вновь вскочила на коня и помчалась обратно в трактир Два Пистоля.

CII. Опыт д’Артаньяна

Завтрак, который трактирщик подал Королю и его спутникам, был вполне пристойным, и Король, пестуя мысль о возвращении на трон, съел его с аппетитом.
— Моё нынешнее путешествие я мог бы рассматривать как небольшой отдых от государственных дел, — заявил он д’Артаньяну, — если бы я сам мог принимать решения, куда ехать дальше.
— Ваше Величество, нет ничего проще! — ответил д’Артаньян. — Примите решение, куда мы дальше едем?
— Вы готовы поехать со мной в любом направлении, которое я предложу? — с недоверием спросил Король.
— Совершенно так, Ваше Величество, — ответил капитан.
— Чем же вызвано такое изменение вашего отношения к порученному вам поручению? — удивился Король.
— Поручение было действительным, пока все знали, что Ваше Величество были живы, — ответил капитан. — Однако, имеются три обстоятельства, освобождающие меня от этого поручения.
— Какие же это обстоятельства? — спросил Король с изумлением.
— Первое обстоятельство состоит в том, что нападавшие на нас люди считают, что убили вас, — ответил д’Артаньян. — Это даёт нам некоторую свободу действий.
— Прекрасно, господин капитан! — согласился Король. — Какое же второе обстоятельство?
— Второе обстоятельство состоит в том, что Ваше Величество направило приказ господину де Сен-Мару арестовать всякого, кто прибудет на остров Сен-Маргерит и содержать под стражей до тех пор, пока туда не прибудет следственная комиссия, направленная туда Вашим Величеством, имеющая соответствующий приказ, — бесстрастно сказал д’Артаньян.
— Откуда вы знаете?! — вскрикнул Король довольно эмоционально.
— Я лишь высказал предположение на основе ваших слов о неприятном сюрпризе, Ваше Величество, но ваше восклицание убедило меня, что моё предположение верно, — ответил капитан.
— Допустим, — согласился Король, успокоившись. — Каково же третье обстоятельство?
— Смею напомнить, Ваше Величество, что вчера вы воспользовались моим платком для того, чтобы вытереть пот с лица, — ответил д’Артаньян, — и это – то третье обстоятельство, о котором я имел честь сообщить вам.
— Какая ерунда! — воскликнул Король. — Что с того, что я взял ваш платок? Я вас не понимаю!
— Этим самым платком я прикрывал банку с порошком, который получил от одного индуса, — ответил капитан. — Немного порошка осталось на платке, в сумерках вы не обратили на это внимания.
— Вы хотите сказать, что я перепачкался? — обеспокоенно спросил Людовик.
— Нечто в этом роде, — согласился д’Артаньян. — К тому же пуля, ударившая в железную маску, привела к тому, что вы получили две небольшие царапины на лбу, Ваше Величество. Негодяи, стрелявшие в вас, пролили вашу королевскую кровь.
— Это пустяки, — отмахнулся Король, — это заживёт со временем.
— Я тоже так полагаю, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян. — Я надеюсь, что полученные царапины не будут доставлять физических страданий Вашему Величеству. Так куда же вы прикажете держать путь?
— Обратно в Лувр, разумеется! — воскликнул Король.
— Невозможно, Ваше Величество, — возразил капитан. — Когда я предложил Вашему Величеству избрать направление дальнейшего движения, я забыл предупредить, что два варианта категорически исключены. Первый – это возвращение в Лувр, второй – это движение к острову Сен-Маргерит через Лион. В первом случае это будет отступление, что противоречит моим взглядам на воинскую честь, во втором случае это было бы безумием, поскольку на этом пути нас непременно ожидает засада. Итак, влево или вправо, Ваше Величество?
— Если мы не едем в Лувр, мне решительно безразлично, какой путь вы предпочтёте, — отмахнулся Людовик.
— В таком случае мы едем дальше через Сент-Этьен, — ответил д’Артаньян. — Выезжаем через десять минут.

CIII. Откровения герцогини

Герцогиня де Шеврёз ещё раз внимательно изучила внешность Рауля и осталась довольной.
— Милый юноша, ваши взгляды на женщин столь наивны, что угрожают не только вашему счастью, но и, как я с прискорбием могу отметить, самой вашей жизни, — медленно проговорила герцогиня, тщательно подбирая слова. — Если бы ваше намерение геройски погибнуть, осуществилось, я была бы чрезвычайно огорчена. Имейте в виду, я принимаю в вашей судьбе живейшее участие!
— Герцогиня необыкновенно добра, — ответил Рауль.
— Это не простое любопытство, виконт, — продолжала герцогиня. — Скажите, рассказывал ли вам когда-либо граф что-нибудь о вашей матери? Ведь я была с ней знакома.
— На эту тему граф никогда ничего не говорил мне, и я привык не интересоваться этим вопросом, — ответил Рауль.
— Как обидно! — проговорила герцогиня. — Впрочем, граф так мало знал её не столь хорошо, как я.
— В таком случае, не расскажите ли вы мне о ней, герцогиня? — попросил Рауль.
— За один час или даже за целый вечер невозможно рассказать о человеке всё, что знаешь. Что именно вас интересует? — спросила герцогиня.
— Меня интересует всё, что мадам соблаговолит рассказать о ней, но прежде всего, конечно, о том, какова она была по характеру, по внешности? Я часто представлял её себе и уверен, что она была доброй и красивой.
— Пожалуй, что и так, — согласилась герцогиня. — Она, возможно, не всегда поступала умно, и иногда совершала поступки, которых ей следовало бы стыдиться, но если она и ошибалась, то искренне, и если и приносила кому-то несчастье, то невольно.
— Я не смею осуждать её и не спрашиваю вас о её недостатках, для меня она состоит из одних достоинств, — возразил Рауль.
— В таком случае, как же вы объясняете тот факт, что граф никогда ничего о ней не рассказывал? — улыбнулась герцогиня. — Даже не говорил о том, нравилась ли она ему, или же нет?
— Я полагаю, что связь графа с моей матерью не продлилась долго, и всегда думал, что моя мать умерла очень рано, быть может, она умерла родами, — сказал Рауль с грустью в голосе. — Именно в этом случае графу тяжело было бы говорить со мной о ней, ведь я стал, по-видимому, невольным виновником её гибели. По этой причине я всегда прошу Господа даровать ей рай на небе и простить ей все её грехи, если таковые у неё были.
— Скажите, виконт, как часто вы просили Господа о ней в своих молитвах? — спросила растроганная герцогиня.
— Столь часто, герцогиня, что и не знаю числа, — признался Рауль. — Во всех своих молитвах я вспоминал её, а это означает, что не менее, чем раз в неделю я просил за неё Господа.
— Милый мой мальчик! — воскликнула герцогиня. — Я не в силах более лгать вам! Знайте же, что я – ваша мать, и что я была чрезвычайно жестока к вам, поскольку отказалась растить вас вместе с другими моими детьми! Простите ли вы меня?
— Ах, герцогиня, неужели Господь сподобил меня обнять свою мать? — воскликнул Рауль. — Позвольте же припасть к вашим рукам?
— Обнимите меня, сын мой, и простите меня за всё! — ответила герцогиня и раскрыла свои объятья Раулю.
— Мне не за что вас прощать, герцогиня! — проговорил Рауль сквозь слёзы. — Простите, могу ли я называть вас матушкой?
— Ах, да, непременно! — воскликнула герцогиня. — Но лишь наедине. Я прошу вас о скромности, виконт. Ведь я не состояла в браке с вашим отцом.
— Ваша честь никак не пострадает от вашего признания, герцогиня, и моё уважение к вам останется превыше всего! — ответил Рауль. — Отныне я буду молить Господа о снисхождении не к некоей незнакомой мне женщине, в моих мыслях всегда будете вы, и мои молитвы о вас будут происходить гораздо чаще, чем были.
— Нам обоим следует успокоиться, сын мой, и я на правах матери хотела бы поговорить с вами о сердечных делах, которые, как я знаю, слишком сильно влияют на вашу жизнь, что заставляет меня опасаться за вас, мой друг! — сказала герцогиня, освободившись от неловкости, которое она чувствовала, проявляя слишком сильный интерес к судьбе молодого человека, не имея для этого достаточного основания. — Теперь, когда вы знаете причину моего интереса к вашей судьбе, я надеюсь, вы позволите мне дать вам несколько советов в той области, в которой советы графа не могли бы быть столь основательными? Дело в том, что, насколько мне известно, граф в области общения с женщинами был настолько неопытен, что, разумеется, не мог бы быть полноценным наставником такого красивого молодого юноши как вы, чьё счастье непременно требует отыскания достойного предмета любви.
— Мадам, я весь внимание, — с готовностью ответил Рауль.
— Наедине вы можете называть меня матерью, ведь мы же договорились! — ответила герцогиня. — Впрочем, это как вам будет удобнее, мой дорогой.
— Я вас слушаю, матушка, и постараюсь не упустить ни единого слова! — воскликнул Рауль.
— В таком случае вот моё мнение о том, что с вами произошло, сын мой. Поправьте меня, если я ошибаюсь, — начала свою речь герцогиня. — Вы росли в провинции и не имели возможности познакомиться со всевозможными представительницами прекрасного пола настолько тесно, чтобы научиться правильно судить о них. По этой причине первое же миловидное личико произвело на вас чрезвычайно сильное впечатление, а молодость его обладательницы заставило вас чувствовать хрупкость и беззащитность предмета вашего обожания, поэтому вы возомнили себя извечным защитником этой юной девицы. Провинциальная наивность её воспринималась вами как нравственная чистота и невинность. Её белокурые волосы, бледная кожа, утонченные черты лица и нежный девичий голосок вы воспринимали как бесспорные признаки того, что вы имеете дело с ангелом во плоти. Если бы тогда вам кто-то сказал, что эта боготворимая вами девица грубо посмеётся над вашими чувствами, принесёт всю свою невинность и красоту на алтарь чванливого вельможи, который не привык встречать отказ ни в чем, нигде и никогда, и по этой причине не сможет оценить той жертвы, которую она принесёт ему, вы бы либо не поверили, либо отказались от своих чувств к ней. Но вам никто не мог предсказать этого, хотя, окажись в те дни рядом с вами я, пожалуй, я увидела бы в ней признаки этой будущей судьбы. Но теперь уж об этом поздно рассуждать, что случилось, то случилось. Я лишь хотела бы вам объяснить, что вопреки вашему мнению о том, что само небо поступило с вами несправедливо, и что в мире нет судьбы горше вашей, правда состоит в том, что для мужчины разочарование в женщине – это наиболее естественное состояние и наиболее вероятный результат безумной любви.
— Не хотите ли вы этим сказать, матушка, что на свете нет женщин, достойных любви? — с жаром спросил Рауль.
— Я лишь хотела вам сказать, дорогой сын, что все женщины таковы, отличия межу ними не столь сильны, чтобы придавать этому чрезвычайное значение. Если женщина нравится вам внешне, это далеко не означает, что её душа вам понравилась бы, если бы вы знали её досконально, — продолжала герцогиня. — Так же точно я могу сказать и то, что если женщина не привлекла ваше внимание красотой своего лица или фигуры, из этого далеко не значит, что свойства души этой женщины не заслуживают уважения и любви. И хотя довольно часто свойства души и внешность далеко не одинаково достойны мужского внимания, тем не менее, существуют и такие женщины, которые достойны внимания мужчины и по из внешним данным, и по их душевной красоте. К несчастью, мужчины, склонные отождествлять внешнюю привлекательность с духовным совершенством, зачастую прощают красавицам самые сильные пороки, оставаясь их поклонниками. Это является причиной тому, что так много на свете прекрасных чудовищ, негодяек, которые словно вампиры вытягивают из мужчин все соки, после чего бросают их, опустошенных и нравственно сломленных.
— Не противоречит ли это, герцогиня, вашему утверждению о том, что все женщины, в сущности, одинаковы? — спросил Рауль.
— Они одинаковы в том, что могут дать мужчине и в том, что хотят получить от мужчин, — ответила герцогиня. — И в этом нет никакого противоречия. Но они отличаются в том, что в действительности дают мужчине и что требуют за это. В этом большая разница. В сущности, нравственная или физическая близость – это не обязательное удовольствие в жизни. Юность жаждет получить эти удовольствия в одном предмете в подарок от судьбы, зрелость готова платить за них, и те и другие ошибаются. Истинная любовь не даётся даром, но и не продаётся. Бывают удовольствия, за которые можно заплатить, бывают те, за которые приходится расплачиваться, последние обходятся гораздо дороже. Но истинная любовь не покупается деньгами, хотя и не дарится тому, кто не может позаботиться о предмете своей любви. Никто не даст вам рецепта счастья, но хороший советчик может удержать вас от несчастья, которого вы не заслуживаете. Не стремитесь получить незаслуженное, и тогда, быть может, судьба вознаградит вас больше, чем вы того заслуживаете. Но для этого вы должны понимать, что истинная любовь, преданная, верная, вечная, взаимная – это такая редкость в подлунном мире, что ожидать её как необходимую компоненту жизни, есть безумное тщеславие. Ожидать от девушки, что она будет любить вас искренне и преданно только потому, что вы любите её так, означает совершено не знать жизнь. Если вы решились полюбить, вы не должны требовать ответной любви, поскольку любовь – не то чувство, которое можно требовать. Если же вы любите искренне, то вас не должно заботить, любит ли вас в ответ предмет вашей любви, или проявляет к вам полное равнодушие. Вы обиделись на жизнь и на судьбу лишь за то, что ваше первое и, полагаю, не оформившееся до конца чувство не нашло такого же в точности ответного чувства, но это то же самое, что обижаться на судьбу за то, что она не сделала вас Богом. Поверье, что очень может статься, что родиться Богом – намного более вероятная удача, чем родиться человеком, познавшим сильную взаимную любовь. Если вы не обвиняете судьбу в несправедливости лишь за то, что она не сделала вас Богом или Королем, то по какому праву вы бросаете ей вызов за то, что она не одарила взаимной любовью? Знайте же, что действительно сильная и бескорыстная, верная и вечная взаимная любовь родится на земле значительно реже, чем родятся королевские персоны. Поэтому если вы отчаялись получить что-либо от одной женщины, то нет ничего глупее, чем отчаиваться. Следует понять, что попытка получить именно от той, про которую вы решили, что любите её, именно то, что получить, по-видимому, невозможно ни от одной женщины мира, это безумие, или, по меньшей мере, чрезвычайное тщеславие. И в той ситуации, в которой вы оказались, нет ничего безумнее, чем неистово искать гибели, пусть даже и геройской, и нет ничего разумнее, чем обратиться в другой женщине. Помните же, мой сын, что каждая последующая женщина лучше всех предыдущих, поскольку, получая опыт общения с ними, вы уже не совершите тех ошибок, которые совершали прежде.
— Вы предлагаете мне, герцогиня, отказаться от моей любви и заняться другим предметом, — грустно сказал Рауль.
— В настоящее время вы, по-видимому, ещё не до конца насладились своим разочарованием в женщинах как таковых, и в своих грёзах по отношению к той женщине, которая этих грёз никогда не удовлетворит, и которая не стоит тех восторгов, которые вы питаете в отношении неё, — ответила герцогиня. — В страдании есть своё удовольствие, и многие предпочитают испить эту чашу до дна. Так обманутый в своих надеждах влюбленный не способен отказываться от своих безумных мечтаний подобно тому, как человек с больным зубом не позволяет его вырвать. Что ж! В добрый час! Продолжайте вкладывать перста в свои нравственные раны, продолжайте страдать от неразделенной любви и от предательства любимой, только не слишком увлекайтесь этим, не доводите себя до крайности. Очень скоро вам это надоест, и тогда вы и без моих наставлений обратитесь к другой женщине.
— Мне трудно согласиться с вами, герцогиня, но я продолжаю вас внимательно слушать, —ответил Рауль.
— Любовь мужчины – это не то же самое, что любовь женщины, — продолжала герцогиня. — Мужчина о своей любви слепнет. Он не видит в предмете своих вожделений недостатков, и хочет быть первым у своей возлюбленной, при этом он хочет, чтобы она восторгалась им вечно, не обращая внимания на других мужчин. Женщина же, влюбляясь в мужчину, напротив, становится экспертом в вопросе о недостатках предмета своей любви, она любит эти недостатки и прощает их ему, поскольку твердо верит, что со временем сможет избавить от них своего мужчину, сделать из него свой идеал. Она не настаивает на том, чтобы она была у него первой, но хочет быть у мужчины последней, она не хочет, чтобы он не обращал внимания на других женщин, но она хочет, чтобы он, сравнивая её с другими, всегда находил её лучшей. Принято считать, что мужчина хочет от женщины только одного, но на деле же он хочет от неё всегда слишком многого, настолько многого, что почти ни одна женщина не может ему этого дать. Принято также считать, что женщина от мужчины не хочет почти ничего, но и это не правда, она тоже хочет от него чрезвычайно многого, и, причем, в форме тысяч и тысяч мелочей, от чего большинство мужчин просто сходят с ума, после чего бегут от своих возлюбленных, спасаясь от них в кругу друзей или случайных подруг. В жизни нет универсального рецепта быть счастливым в любви. Все комедии кончаются браком, все трагедии начинаются со свадеб, потому что брак – это тот миг, когда обе стороны ошибочно полагают, что достигли точки наивысшего счастья, и к сожалению, они правы, поскольку после этой точки такого счастья они уже не испытывают больше никогда. Подобно тому, что каждый родившийся на свет человек неизбежно идёт к своей смерти, так же точно каждый заключенный брак неизбежно развивается к своей полной противоположности – такой форме отношений, когда оба супруга считают общество друг друга – худшим из известных им обществ.
— Вы говорите ужасные вещи, сударыня, — грустно сказал Рауль.
— И поэтому вы уже не хотите называть меня своей матерью, — кивнула головой герцогиня. — Я пытаюсь изложить за один вечер вам то, что должна была бы рассказывать на протяжении всей вашей жизни, или, по меньшей мере, первые двадцать лет.
— Простите, матушка, я ещё не привык, и я смущен вашими словами, — ответил Рауль.
— Я должна закончить свою мысль, — продолжала герцогиня. — Луиза – провинциалка, которая не сможет долго владеть сердцем Короля, поэтому она сделала ошибочный выбор. Рано или поздно эта связь прервётся. Вполне возможно, что она даже пожалеет, что отвергла ваше предложение руки и сердца, но для вас это уже не будет иметь значения. Мы говорим о вас и о вашем счастье. Для счастья недостаточно любить, но и недостаточно быть любимым. Все мы хотим, чтобы это совпало, но я не знаю таких примеров в жизни. Это, однако, не означает, что разумно искать смерти только потому, что вы не стали исключением в этом всеобщем правиле. Король, получающий всегда всё, от любой вокруг него и чуть ли не в любое время, захотел чего-то нового. Луиза не настолько честолюбива и по своей молодости весьма стыдлива и холодна, что Король посчитал признаками высшей чистоты, невинности, безгрешности. В этом причина его увлечения. Он принял вызов и решил завоевать Луизу. Она же, не получившая в жизни ничего, хочет получить всё, и самое лучшее. Естественно, что самым лучшим она посчитала именно то, чем восторгаются все вокруг неё, и в этом причина её увлечения Королем. Но едва лишь они увидят в друг друге простое существо противоположного пола, которое согласно вступать в близость, восторги новизны, ощущение счастья от обладания тем, чем обладать, казалось, было невозможно, уйдёт, и останется скука, изредка прерываемая плотскими удовольствиями, которые со временем превратятся в привычку. Их разрыв неизбежен, и это их судьба. Ваша же судьба в другом сын мой, переверните эту страницу вашей жизни, и начните новую. Если вы не готовы сделать это сейчас, сделайте это позже. Но не бросайте в огонь книгу вашей жизни, поскольку о ней очень преждевременно судить по первым прочитанным страницам. У вас ещё так много возможностей, мой друг, вас ждёт великая судьба, если вы научитесь сами управлять ей. Взгляните на капитана д’Артаньяна, взгляните на графа де Ла Фер, наконец! Задайте себе вопрос, как поступили бы они, если бы в их жизни было разочарование в женской любви? О, я знаю, что в жизни вашего отца было подобное испытание, и даже более жестокое, но он прошёл через него и стал тем, кто он есть. Я знаю также и то, что судьба похитила у д’Артаньяна его первую и самую чистую любовь, смерть выхватила её из его объятий, но он не бросился сломя голову под пули, он продолжал доблестно служить своей Родине, сохранил верность своим друзьям, его жизнь полна и прекрасна. Неужели же вы не избрали себе в качестве жизненного ориентира этих двух великих мужей, и вместо этого поведёте себя словно этот жалкий незрелый юноша из одной из пьес Шекспира, который наложил на себя руки, думая, что его возлюбленная погибла, тогда как она всего лишь спала? Хотите ли следовать этому странному литературному герою, или вы хотите быть достойным имени и рода вашего славного отца?
Последние слова герцогини задели гордость Рауля.
— Полагаю, герцогиня … — начал он.
— Матушка, — подсказала герцогиня.
— Матушка, простите! Я полагаю, что я смогу доказать вам, что достоин чести быть сыном графа де Ла Фер!
— Сын мой! — воскликнула герцогиня. — Теперь я вижу, что вы – тот, кем должны были быть! С Богом, сын мой! Мы ещё увидимся.
— Скажите мне, матушка, могу ли я задать вам ещё один вопрос? — спросил Рауль.
— Сколько угодно, сын мой, — ответила герцогиня.
— Граф долгое время не называл меня своим сыном. Быть может, он решил усыновить меня из жалости? — спросил Рауль.
— Сын мой, знайте же, что ни один мужчина никогда не может быть уверен в том, что он является отцом тех детей, которые называет своими, — улыбнулась герцогиня. — Но всякая женщина всегда точно знает, что её дети – это её дети. Так вот, говорю вам как мать, граф де Ла Фер – истинный ваш отец, и если другие женщины могли бы вас уверять в этом на основании того внешнего сходства с ним, которое видно с первого взгляда, то я могу вас уверить в этом по той причине, что никто другой не может знать это лучше, чем знаю это я. Обнимите же меня, и расстанемся на сегодня, поскольку и вам, и мне необходимо обдумать и принять то новое положение, в котором мы оказались лишь теперь, и в котором нам следовало бы пребывать все годы вашей жизни. Скажите же ещё раз, что простили свою ветренную мать!
— Матушка! Герцогиня! — воскликнул Рауль. — Говорю вам снова: мне не за что прощать вас, я вас благодарю за всё, и я вас боготворю, и первые же мои молитвы к Господу будут о вас.
Герцогиня протянула обе руки Раулю для поцелуя, после чего обняла его и мягко оттолкнула со словами:
— Идите же, и будьте достойны графа де Ла Фер, вашего отца!
Рауль поклонился и стремительно покинул комнату герцогини.