Приход тьмы. Глава 25. В никуда

Сумерки были холодного темно-свинцового цвета с синим оттенком и пахли дымом. Они окутывали плоский текущий из дали в даль Уар, его покрытые травами окрестности, мрачный массив огромного заброшенного яблоневого сада на одном берегу и одинокий двухэтажный дом Йорга Хикса в окружении нескольких деревьев – на другом.
Феона стояла с лошадью на той стороне, где раскинулся одичавший сад, и пристально смотрела на противоположный берег, на дом, надеясь, что ее саму при этом не слишком заметно со стороны. Она едва успела добраться сюда до темноты и не заметила по дороге никакой слежки или погони. Следующим шагом она хотела заехать к Хиксу, но что-то ее остановило… Дом выглядел пустым, брошенным, неприкаянным. Ни движения вокруг, ни огонька в окнах.
Уже темнело, и сумерки мешали рассмотреть детали мрачного дома, понять, в порядке ли он или покинут и разграблен. Учитывая то, как народ относился к вампирам, и что проповедовал Делио, это было возможно. Сразу всколыхнулась тревога за Хикса и за Германа. Просто пересечь Уар по мосту, подъехать и посмотреть?.. Все сразу прояснилось бы, но это могло плохо закончиться.
Напряженная атмосфера, скрытая в тишине и уединении этого места, не давала расслабиться ни на мгновение. Запах пепла в воздухе здесь был сильнее, устойчивее, агрессивнее, казалось, сами сумерки от него стали мутными – Серые Ельники были совсем недалеко. Где-то рядом, в лесах блуждали стихийные пожары. Где-то рядом могли оказаться смертельно опасные создания Делио, отпущенные им на произвол судьбы. Особая прелесть ситуации была в полной неопределенности: отпущены ли они вообще, сколько их, куда они успели разбрестись за это время, и не настигли ли их самих пожары. Рассчитывать эту вероятность было невозможно и бесполезно, но она добавляла во все чувства самый настоящий животный страх перед неизвестностью, таящейся в этом вечернем спокойствии.
Но эта неопределенность не шла ни в какое сравнение с той, которую скрывал брошенный кладбищенский сад, а эти чувства – с теми, которые вызывала мысль о том, что здесь все это время могло происходить.
С того момента, когда стало понятно, что Дрозд заразился, уже прошло семь дней. А это значит, что время, отпущенное ему одной из самых страшных болезней, постепенно подходит к концу. Он либо умер, либо находится без сознания под действием снадобий и ждет собственного возвращения, либо ему не повезло, и он раньше времени пришел в себя и все еще жив… Если состояние больного бешенством на поздних стадиях можно назвать этим словом.
Последнее предположение было чудовищным даже для хладнокровной Феоны, оно стягивало в один тугой комок инстинкты сострадания, отрицания, ужаса и самосохранения. Но она не имела права совсем не думать об этом и не могла не прийти сюда.
Сумерки все сгущались, а в безжизненном доме Йорга Хикса так ничего и не поменялось. Феона вместе с лошадью подошла ближе, к самому берегу Уара. Оставлять лошадь без присмотра сзади, возле сада в таком месте она не решилась. Отсюда дом было видно лучше, и он выглядел еще печальней, двери и окна казались распахнутыми и зияющими пустой чернотой. Похоже, по какой-то причине Хикса здесь уже не было. Но мог быть кто-то другой – грабители, бродяги, «Истинный Свет» - поэтому ходить туда не стоило.
Внезапно по лугу за домом пронеслась пара темных теней и раздался низкий приглушенный лай, там беспризорно носились две из трех огромных собак Хикса. Еще одна причина для тревоги… Собаки легко могли быть тоже зараженными, раз бегали теперь без присмотра.
Стоять и чего-то ждать дальше не имело смысла. Светлее уже не будет. Феона обернулась к чернеющему за спиной саду – огромному лабиринту из замерших в тишине деревьев. Их стволы тонули в бурьяне, ветви переплетались, листья едва уловимо шуршали под ветром. Ощущения – как в Мрежке, только на сей раз в них нет ничего мистического. Лучше бы уж было… И на сей раз нет отряда людей, готовых прикрывать своих товарищей. Они все растеряли друг друга, Феона осталась последней.
Феона вошла под полог старых яблоневых деревьев с чувством какого-то нереального, зачарованного спокойствия. Подол платья мешался в высокой траве под ногами. Как это принято у яблонь, причудливо изогнутые стволы были невысокими, и перегруженные плодами ветви болтались иногда на уровне глаз. Запах здесь стоял просто колдовской – головокружительно-фруктовый, романтичный, в сочетании с привкусом дыма напоминающий о любвеобильной, ликующей ранней осени. Из-под ног при каждом шаге поднималась волна теплого сладковатого аромата. Запах не соответствовал коварной сумеречной атмосфере этого места. Стволы, ветви, ветви, листья, трава, снова ветви, листья, стволы… и тишина. Тишина разбавлялась только шагами Феоны и ее лошади и изредка, почти неслышно – далеким, леденящим душу лаем на противоположном берегу. Но других, посторонних звуков живых существ не было. Свинцовые сумерки и закрывающие обзор яблони почти не мешали Феоне ориентироваться, но от этого место не теряло ни капли своей опасности. И угнетала не только эта исходящая отовсюду, обезличенная опасность, но и ожидание. Ожидание здесь было главным. Феона пришла сюда к Дрозду, она должна его увидеть. Мертвым или живым, любым. Она не была к этому готова, просто должна.
Если кто-нибудь ее сейчас здесь застанет – это будет величайший провал из возможных. Она же теперь «леди»… Ночью, возле Серых Ельников, на вампирском кладбище, в поисках человека, больного бешенством, который лежит в одном из склепов под воздействием запрещенного законом зелья – полный набор, прямые доказательства ее причастности к Злым Силам.
Из-за ветвей и листьев показались заросшие, тонущие в высокой траве могилы и разбросанные здесь и там низкие, темные, прямоугольные, старые склепы. Загробная тоска в воздухе сгустилась с новой силой. Затерянный среди остальных склеп, который был нужен, чернел впереди. Не спуская с этого места взгляда, Феона привязала лошадь к ветви дерева и сквозь траву направилась к нему. Сердцебиение не мешало, оно создавало внутренний ритм среди невыносимой тишины. Ничем не прикрытый черный прямоугольник входа в покосившемся сооружении приближался, как омут, пока Феона не остановилась прямо перед ним.
Первый взгляд, брошенный внутрь…
Там было слишком темно, мало что можно было разглядеть, но создавалось впечатление, что тела внутри нет.
Феона была готова к тому, что снаружи будет почти ничего не видно. Аккуратно, стараясь не делать лишних движений и не производить шума, она достала из сумки свечу и зажгла ее. Маленький источник трепещущего оранжевого света проник в холодное, лишенное жизни помещение, вслед за ним и Феона. Она увидела, как в этом свете ей открылись голые стены из камня, земляной пол, три могилы, закрытые горизонтальными плитами, и оставленные здесь почти не тронутые вещи, наваленные на плиты и пол. Дрозда, ни живого, ни мертвого, не было. Вещи – одежда, посуда, предметы быта – выглядели, как внезапно мелькнувшее, пугающее, ее собственное, совсем недавнее, но почти уже не узнаваемое прошлое. И за это время здесь что-то произошло. Дрозда действительно не было. Феона специально еще раз осветила углы – не было.
Она села на плиту, бросив свечу в оставленный после пребывания здесь стакан, и стала думать. Дрозда или его тела нет, придется это принять как факт. Тогда где он находится сейчас? Чего точно не могло произойти – он не мог сам уйти отсюда в здравом уме и твердой памяти. Феона помнила про «правило десяти дней». Но его могли забрать. Только кто? Это мог быть мнительный, скептический, но все же очень благородный Хикс, когда почувствовал, что пришла пора бежать с доказательствами в гильдию. У него была повышенная чувствительность к возможным опасностям. Это мог быть спасшийся Герман, один или вместе с Хиксом (пусть это окажется он!). Это могли быть местные жители, которые обнаружили человека в явно ненормальном состоянии и в явно ненормальном месте и, конечно, уничтожили его. Наконец, это мог быть «Истинный Свет». Особенно если они перед этим допросили Хикса. Ведь предусмотрительный Делио вполне мог за это время рассчитать маршрут своих врагов и предположить, где они должны были останавливаться.
Или… - Феона посмотрела в сторону темно-свинцового пространства в прямоугольнике дверного проема – действие снадобья могло просто закончиться, потому что некому было следить за этим, и тогда Дрозд очнулся раньше времени и теперь находится где-то рядом. Вернее, уже не он…
А у Феоны даже оружия подходящего нет, его неоткуда было взять все это время.
В Мрежке не было так страшно. Те люди не были знакомыми, они были обезличенными и неузнаваемыми. Их можно было и не называть людьми, собственно, все так и делали. Они были нежитью, ходячими мертвецами, бешеными тварями. Их можно было убивать и при этом не чувствовать сожаления, боли или вины. Но это был человек, которого она знала, которого еще недавно помнила полным сил, самоуверенности, наивной любви к жизни и желания спасать мир, человек, который был к ней неравнодушен и рядом с которым она пережила столько опасностей. Он сам сражался с этими существами… для того, чтобы теперь присоединиться к ним.
Это было особенно, непреодолимо страшно.
Как смотреть в знакомые глаза и видеть в них только безумие? Не человеческое и не животное, а абсолютное, смертельное, кошмарное, несовместимое ни с какой жизнью. Безумие бессознательного. Сколько сил нужно, чтобы не замечать в существе, переставшем быть человеком, знакомые черты, или смириться с тем, что он УЖЕ мертв, хотя еще не умер, внутри от него ничего не осталось, и исправить, вылечить, повернуть это нельзя никакими силами, а то, что движется и убивает – только остатки тела, которые пока еще способны двигаться и убивать?
Если они встретятся, это уже не будет встреча друзей, это не будет встреча врагов: для того, чтобы быть другом или врагом, нужно осознавать себя. Это даже не будет встреча с Силой Зла. Служение Злым Силам предполагает некое предназначение, некую цель, пусть даже поставленную извне чем-то потусторонним и ужасающим. У «прихожан» такая цель была, ее дал им их хозяин. Но здесь, у существа, в которое суждено было превратиться Дрозду, не было никакого назначения и целей, болезнь их не преследовала, она просто разлагала человека до отвратительнейших рефлексов, в числе которых было убийство, разлагала до тех пор, пока не наступала физическая смерть тела. Если Феона и Дрозд встретятся сейчас, она должна будет каким-то образом убить его, это единственная помощь, которую она может оказать ему и себе. Как это сделать? Насколько это вообще возможно сделать? Насколько омерзительной, грязной и бесчеловечной будет их встреча?..
И все, что здесь происходит, - лишь побочный продукт амбиций Делио.
Феона с удивлением осознавала, как интересно развивается ее ненависть к нему. Лучше бы она осталась с ним, как он этого желал. Нужно было согласиться на все, стать его светом, проповедником, идолом – а потом уничтожить его изнутри. Полностью!!! У Феоны было для этого достаточно власти над ним, и она это хорошо знала, но предпочла выбрать путь, казавшийся более естественным и правильным. Почему она не решилась приручить и подчинить его, чтобы потом лишить воли, чести и жизни? Из Феоны получился бы отличный карающий инструмент, она считала, что Делио заслуживает гораздо большего, чем просто уничтожение.
Но сейчас, прямо сейчас, нужно было думать о другом, и о чем-то сожалеть было уже поздно.
Феона подошла к выходу, за которым начинался сумеречно-серый неизведанный сад. Высокая трава местами была примята, но свежие следы были только одни – Феоны и ее лошади. Кто оставил остальные – пешие? конные? повозка? дикие животные? Дрозд? собаки Хикса? – и когда это происходило, было непонятно. Феона не разбиралась в следах, ей никогда не приходилось этого делать. Восстановить события было невозможно.
Она вернулась в слабо озаренный свечой, скованный холодом склеп. Оставленные когда-то вещи лежали практически нетронутыми, их никто не разбрасывал, не забирал, не обыскивал. А это значит, что где-то среди них должен быть меч Дрозда. Вернее, это было оружие Мечебора, которое Дрозд оставил себе как память о друге. Феона легко нашла его под одеждой, сваленной в угол. Блеснуло медное сплетение узора на рукояти, и она извлекла оружие в испещренных витиеватыми знаками кожаных ножнах. Символично: оружие пошло из рук в руки, как факел, от погибших к выжившим. Меч делался на заказ для изначального хозяина и для Дрозда был слегка длинноват, а для Феоны еще и тяжеловат, хотя она отличалась скорее здоровым изяществом, чем хрупкостью. Она почти не умела с ним обращаться, потому что Изгнанникам было запрещено ношение боевого оружия, но и умирающий от бешенства человек – уже не воин. Так что, учитывая невероятное самообладание Феоны, возможно, их шансы были равны.
Феона медленно и аккуратно сделала непривычное движение – извлекла из ножен клинок, похожий при тусклом свете на темную гладь прямой реки. И пошла с ним в околдованный немыми сумерками сад за лошадью. Она не хотела по какой-либо случайности потерять ее. Только не здесь и не сейчас.
Серая безымянная лошадь стояла под одной из яблонь и спокойно поедала траву вокруг себя. Феона отвела ее в склеп и поставила у входа. Это единственное, что она могла для нее сделать.
А вокруг продолжалось медленное-медленное погружение всего мира во тьму. Такое же неизбежное и долгое, как ожидание смерти безнадежно больным человеком, брошенным в одиночестве. Снизу, над травой, тянулся холод. Подступающие кругом деревья становились все чернее. Еще немного времени, и они сольются в сплошную черноту. Мрак сомкнется. Феона стояла в проеме входа, на пороге этого мрака и смотрела, как он смыкается, вернее, слушала, какие звуки в нем рождаются, живут, перемещаются. В общей своей массе это был шелест листьев на ветвях, бессмысленное перешептывание в кронах деревьев. Запахи в ночном холоде стали острее: запах дыма, запах яблок, запах травы… Ночь должна была быть долгой, возможно – бесконечной.
Феона погасила свечу в склепе – лоскут дрожащего огня, привлекающий внимание. Осенняя ночь была холодной и скупой на звуки: не слышно было даже звона комаров и самозабвенного вечернего стрекотания кузнечиков. Только по деревьям среди листьев все так же блуждали вкрадчивые шорохи ветра, а в траве то здесь, то там коротко и слабо, как искры, звучали потрескивания маленьких сверчков, пытающихся петь несмотря на осень. Ночь должна была быть долгой, ее тяжело было пережить.
Феона осталась один на один с мыслями. Завтра наступит утро, и если она доживет до него, ей придется отправляться в мир, который еще хуже и страшнее, чем это место. Он поменялся буквально на глазах. А они, Феона и ее товарищи, знали, что за этим стоит, были на пороге истины, почти держали в руках все доказательства этой теневой стороны происходящего – и все равно проиграли. Они были умными и целеустремленными, они высоко ценили себя и были хороши каждый в своем деле, они сложились в отличную команду, и каждый из них внес в нее свой вклад. Каждый из них – Дрозд, Лада, Феона, Герман, Хикс – узнали и сделали что-то по-отдельности, они попытались сделать что-то вместе. Но не успели. Что им помешало и чего им не хватило? Времени? Сплоченности? Дальновидности? Того, чего не было у них, но было у их противника – беспринципности и толпы?..
Что теперь можно сделать? Только сейчас стало понятно истинное значение слов «поздно», «бесполезно», «непоправимо». Эти мысли были неподвижны и неподъемны, как могильный камень, они никуда не исчезали. В холодной тьме двигалось время, медленно, мучительно, по капле, но двигалось, мысли – нет. Несколько часов невыносимо ледяного ожидания прошли без изменений.
Потом Феона услышала в глубине сада, вернее, в глубине черного пространства, которым стал сад, шуршание травы. Шаги??? Но они были странными – аккуратными, тихими и такое впечатление, что от четырех ног. Либо Феоне, заброшенной судьбой в смертельно-опасное одиночество, хотелось обмануться, чтобы обрести спокойствие, либо по саду передвигалось осторожное животное. Наверное, точно это можно узнать только когда все станет слишком очевидным. Или оно так и будет ходить по саду, выматывая неопределенностью? Ближе, дальше, с длинными паузами, как раз такими, чтобы прислушаться и оценить обстановку. Оно ходило с какими-то своими целями. Ну да, рядом леса, причем частично выжженные, здесь должно быть достаточно диких животных. Косули, лани, кабаны… но кто знает, кто еще выходит из леса? Успокоить себя надеждой легко, когда не остается ничего другого.
Таинственные перемещения во тьме продолжались довольно долго. Теперь уже казалось, что их двое… Внезапно ожили звуки на другом берегу Уара: лаяли бегающие там собаки Хикса. Запереть их, управлять ими было некому. У Хикса были очень большие собаки, их голосам могли завидовать демоны. Существа, бродящие по саду, сорвались с места. Было слышно, как они несутся сквозь траву, перепрыгивая препятствия. Лай спустился к мосту и переметнулся на другую сторону в поля. Собаки, видимо, охотились на диких выходцев из леса. Главное, чтобы им не пришло в голову делать это на вампирском кладбище. С двумя огромными голодными псами, действующими сообща, хотелось встретиться не больше, чем с выжившими «прихожанами».
Через какое-то время периодически врывающийся в тишину лай окончательно удалился и смолк. Снова наступило черное безмолвие. Оно потянулось дальше сквозь ночь. Силы контролировать ситуацию у Феоны закончились. Она провела полдня в седле, она видела сожженные трупы, она сама могла в любой момент оказаться среди них, она потеряла всех друзей, она не нашла Дрозда – по всей вероятности его здесь нет. Теперь вряд ли произойдет что-то такое, ради чего нужно продолжать стоять и ждать. Единственное, чем она могла обезопасить себя и лошадь, - выставить в проходе ящик, который Хикс отдал под еду и утварь, но он был весьма эфемерным препятствием. Она собрала в кучу всю одежду, какую нашла, и отправилась спать на одну из надгробных плит. Почему-то ей представлялось, что погибнуть во сне не так страшно. И хотя это не соответствовало действительности, главное было убедить себя в этом.
«Могильный холод» - это всего лишь устойчивое выражение. Но здесь холод был действительно могильным, каким-то таким, которого не хотелось касаться, находиться в нем, дышать им. В прошлый раз это не чувствовалось так сильно, так убийственно.
Феона закрыла глаза… И в голову хлынули мысли. До этого они проскакивали частями, урывками, но теперь их не сдерживало ничто постороннее.
Она вспомнила, как уже ночевала здесь, но была тогда не одна. А теперь осталась только она и где-то еще – Герман. С ним дороги стремительно разошлись и вряд ли сойдутся снова. У него теперь достаточно своих проблем, от которых зависит жизнь, и своих собственных планов, от которых зависит будущее, ему незачем возвращаться. Он и отправился в эту поездку только потому что его уговорили это сделать. Остается только надеяться, что он спас себя, спасет тех, кто ему дорог, и найдет свои пути для правды. Так что, если они и встретятся в будущем, то только случайно.
Он стал для нее слишком много значить, а она не признавалась себе в этом. И, видимо, правильно делала. Почти уже сказала ему «да»… Хорошо, что не успела. Никогда не нужно верить в сказки.
Куда теперь?.. Она хотела найти своих, предупредить хоть кого-нибудь, пока не поздно, объединиться. Ей есть за кого и за что бороться. Но… В этом изменившимся мире она – «леди», главный персонаж вампирской баллады, воплощение Сил Зла, противопоставление Истинной Вере. Каждый, кому она захочет помочь, каждый, кто поможет ей, станет ее сообщником. Каждого, кто с ней соприкоснется, заговорит, сблизится, можно обвинить в чем угодно. Чем она ближе, тем больше опасности от нее исходит. Она умеет отнимать людей у болезней и смерти, но теперь ее помощь ведет к гибели, и лучшее, что она может сделать для того, кого хочет спасти, – держаться как можно дальше.
Как Дитрих, которому пришлось бежать от людей, чтобы не нести с собой смерть.
Делио смог создать и применить проклятие, не прибегая к магии. С ним выстроилась связь, от которой теперь никуда не деться ни физически, ни мысленно.
И даже самоубийство не поможет!..

Утром, перед рассветом, все были еще живы – и лошадь, и Феона. Она сидела, уютно закутавшись в плащ, на одной из затонувших в траве могильных плит, в холодной и дымчатой предрассветной полумгле и пила из кружки глинтвейн, сваренный из великолепного вина Хикса и кладбищенских яблок. Завтрак из оставленных здесь запасов вообще был отличным. Феона поначалу опасалась разводить огонь, но потом сообразила, что со стороны все равно никто не увидит и не почувствует дым – воздух и так постоянно был им наполнен.
Лошадь паслась поодаль. Бесчисленные раскидистые яблони застыли со всех сторон в причудливых позах молчаливыми синеватыми силуэтами. Где-то на вершине одной из них сидела и лениво каркала ворона, сериями по два-три вскрика, на большее ее не хватало в этот ранний час. Феоне самой удалось поспать весьма недолго, в глазах у нее была отрешенность, под глазами – легкие тени, от которых Делио непременно пришел бы в полное восхищение.
Феона так и не решила, куда ехать дальше, но сейчас это уже не вызывало отчаяния. Ночные кошмары кончились, осталась готовность ко всему. Здесь больше нечего было делать. Но прежде, чем навсегда проститься с этим местом, Феона хотела объехать окрестности и еще раз поискать Дрозда или его тело. Шанс призрачный, но придется попытаться, любое дело нужно выполнять добросовестно, особенно такое. Если он умер, то сейчас лежит где-нибудь, представляя собой источник заразы для любых хищных животных, если жив – нужно его прикончить и в любом случае сделать что-то с телом. Вот что с ним можно сделать?.. Наверное, придется сообщить местным. Они уже научились массово сжигать трупы. Пришло время, когда скорбь и уважение к погибшему должны идти вразрез с необходимыми поступками. Ох уж эти бытовые проблемы… В них всегда кроется самое страшное, незаметное со стороны, но страшное. Сразиться и победить – это подвиг, герои совершают его и идут дальше; разгребать последствия – просто работа, но часто она даже тяжелее.
Когда и глинтвейн, и мысли кончились, Феона пошла в склеп собирать вещи. Жаль, что с собой можно взять только самое необходимое, здесь есть много всего, что обязательно пригодилось бы в дороге. В итоге она забрала собственную оставленную сумку, оружие, еду, воду и – без малейшего зазрения совести – все ценности и деньги Дрозда и Лады, здесь они точно уже никому не понадобятся.
Ей все это время, еще со вчерашнего вечера казалось, что среди вещей не хватает чего-то одного. Теперь она поняла, чего именно: не хватало банки с лекарством, вампирского зелья, запрещенного в Алекси;не.
Феона села на кучу вещей и еще раз хорошо подумала. Проясняет ли это обстоятельство ситуацию и дает ли надежду? На первый взгляд так и есть, но на самом деле нет, не проясняет и не дает. Снадобье мог забрать любой, кто здесь побывал, оно даже могло стать весьма неприятной уликой для вампиров. Но его мог израсходовать и сам Хикс – на лечение Дрозда, он единственный, кто с ним здесь оставался. Он мог даже намеренно увеличить дозу до смертельной и избавиться от тела. А что, это тоже версия. И как ни странно, сейчас она казалась самой милосердной их всех.
Феона погрузила вещи и меч в ножнах на лошадь и повела ее по саду между деревьями в сторону дороги. Своей лошади у нее до этого никогда не было, теперь похоже будет, без нее сейчас не обойтись.
Дорога стелилась в дымчатые дали параллельно спокойному серому Уару, воды которого утекали за спину, к рассвету. Восток потихоньку расчищался от облаков, и из-за этого все заметнее была легкая замутненность воздуха – небо не становилось голубым. Еще не появилось солнце, но было уже достаточно светло; уединенный дом Хикса на противоположном берегу, на излучине выглядел все таким же пустым, траурным и разоренным. Феона бросила на него последний взгляд, села в седло и отправилась в путь против течения. «Где ты теперь, куда уведет дорога?» - мысленно прозвучала в голове узнаваемая мелодия; Феона почти улыбнулась ей.
Поля, луга и овраги она объезжала наугад, там, где были хоть какие-то следы в траве, но результатов это пока не принесло. Здесь никого не было, не только Дрозда, живого или мертвого, но и вообще никаких людей, только одна загадочная, ищущая, одинокая Феона. Некоторые поля стали местом пиршества для больших стай воробьев и других мелких птиц, они весело щебетали, садились на дорогу, перепархивали, возились в кустах. Иногда в мутном утреннем небе появлялся канюк и начинал парить кругами, разбавляя тишину и легкомысленное щебетание доносящимся с высоты величавым кличем свободы. Для Феоны всегда было загадкой, как такая привычка красоваться в воздухе не мешает хищникам охотиться.
Она побывала недалеко от Серых Ельников. Издалека лес выглядел черно-пепельным, ободранным, как будто обглоданным огромными чудовищами-пожирателями. Ближе были различимы сожженные скелеты деревьев, тонкие, вытянутые, пронзительно указывающие в небо. Они как будто стояли в одной общей растекающейся в поля черно-пепельной луже – трава вокруг них тоже сгорела. Здесь огонь гулял несколько дней назад, все убил и умер сам. Теперь пожары блуждали в других частях леса, елки горят быстро. Легкие наполнял пережженный воздух и частицы пепла… Пора прощаться с этими местами!
Феона, теперь уже окончательно похожая на таинственную леди из вампирской баллады, повернула от Серых Ельников к виднеющейся в сизоватой дали дороге. Где-то там как раз должна быть развилка на Милаву и на Офирц. А смерть Дрозда так и затеряется в неизвестности... Но может быть, такая неоскверненная память о человеке лучше всей этой невыносимо безобразной правды о его последних минутах? Пусть молодой воин покоится с миром, для него уже не важно, что происходит с его телом.
Нужно уезжать и теперь уже окончательно выбрать направление. Феоне больше нечего терять и абсолютно нечего бояться. Так почему бы не возвращение в Офирц, прямо сейчас??? Делио ждет их следующей встречи. Он, наверное, и сам не представлял себе, что его история будет развиваться со скоростью и силой стихийного бедствия. Почему бы тогда не вернуться к нему во всем своем потустороннем великолепии и либо пафосно завершить жизнь, либо заключить с ним ту самую сделку, это уж как получится. Ее любовь и ненависть, и особенно их сочетание, могут очень, ОЧЕНЬ дорого стоить.
Эту мысль Феона не успела развить, ее внимание отвлекла чернеющая впереди возле дороги конструкция. Она была похожа на столб с чем-то на нем закрепленным, очертаниями похожим на человеческую фигуру. Феона направила лошадь туда, прямо по полям. Она не очень доверяла своему зрению, однако сокращающееся расстояние все больше убеждало в том, что это – жертва расправы, законной или незаконной. Мысли были не нужны, скоро и так все станет понятно. Приближающиеся очертания фигуры на столбе все сильнее и безжалостнее напоминали обезглавленное тело, но как-то очень странно расположенное.
Вблизи уже нельзя было избавиться от впечатления специально организованной показательной казни. Столб был новым и свежим, видимо, вкопанным как раз по такому случаю, а труп на нем располагался достаточно высоко, чтобы его видели издалека. Небрежно прикрытое рваной одеждой тело было разрублено на несколько частей, которые, включая голову, были кое-как прикручены к тому же столбу, составляя хаотичное, извращенное, окровавленное подобие человеческого образа.
Лошадь вышла из травы на обочину, Феона объехала столб и остановилась перед ним.
Незнакомый человек.
Грязь вперемешку с кровью была густо размазана по частям тела и лицу, но все же было понятно, что это – незнакомый человек. Три-четыре дня назад он был еще жив. Под телом были прибиты три таблички, каждая со своей надписью:
«Вампир»
«Увидел вампира – сделай так же»
«Пока они не закончатся».
Феона сузила глаза и посмотрела в сторону Милавы.
- Понятно, почему ты не вернулся, - сказала она, разворачивая туда лошадь. Направление было выбрано окончательно.
Кажется, у нее появился шанс найти Германа. Это было ужасно. Настолько, что она этого даже не чувствовала. Просто ехала навстречу следующему вырисовывающемуся впереди на дороге столбу… За которым виднелся следующий….
…Они все были одинаковыми: одинаково повешенными, с одинаковыми надписями, различались только пол и возраст. Уже больше десятка столбов, и каждый раз – неописуемые чувства, когда приходилось вглядываться в искаженные черты и мертвые глаза. Ни Германа, ни Хикса среди них все еще не было.
Кто были эти убитые вампиры: преступники-нелегалы или честные жители, понять теперь уже было нереально. Но при взгляде на то, что от них осталось, и на обрывки одежды, всплывала единственная фраза: «Все подряд». Все. У Йорга Хикса во Фриле остались жена и трое детей. Как в этом поменявшемся мире выжить хрупкой неприспособленной вампирской аристократке с тремя детьми, двоих из которых она все еще носит на руках??? Феона никогда не видела Лизу Хикс (почему-то она представлялась ей тонкой глазастой брюнеткой), а с самим Хиксом была едва знакома и общалась не более пары дней в своей жизни. Но именно мысли о них произвели на нее особенно подавляющее и оглушающее впечатление. Это, наверное, самое страшное, что может случиться. Но Феона, к счастью, никогда не узнает этого на себе, потому что у нее нет своей семьи. Она впервые в жизни была благодарна судьбе за одиночество.

Герман медленно умирал. Он сам не понимал, почему до сих пор не упал с лошади. Обрывки воспаленной памяти подсказывали почему: на самом деле он уже несколько раз падал, валялся ночью где-то в мокрой траве… Шельма его не бросила, долго стояла рядом и ждала. Ему стало лучше, и они продолжили путь, целей которого Герман уже не воспринимал. Ему нужно было найти Феону, это было последнее стремление. Но он не мог контролировать направление и уже не знал, где он. У Шельмы тоже не было окончательной цели, она неторопясь блуждала по самым непроходимым местам контрабандистских маршрутов, пока Герман совершенно покорно и безвольно висел у нее на шее, окончательно теряя нить сознания и понимая, что, когда он упадет снова, этот раз будет уже последним. Наверное, за ним была погоня, наверное, его усиленно искали и не нашли только благодаря тому, что лошадь никуда не спешила и по привычке избегала дорог.
Но когда Шельма вышла из очередного леса, она все-таки свернула на дорогу, как это делали иногда в этом месте ее прежние хозяева, и пошла по ней, медленно удаляясь от Милавы.
Здесь ее могли легко увидеть, но Герману было уже все равно. Он растворялся во тьме, созданной опущенным капюшоном и закрытыми глазами, и не видел, как навстречу ему из пыльной дали едет верхом Феона. Прекрасная в гневе и золотисто-дымном ореоле солнца, готовая выдернуть его из кровавого мрака, пройти вместе с ним выпавшую на их долю эпоху, которая навсегда запомнится запахом пожаров и обожженных трупов, и создать с ним самую одиозную и самую знаменитую пару за всю историю Объединенного Государства Алексина.

2021 г.