Сага о Степанове-65. Как стать миллиардером

Мало кто в это поверит,
но миллиардером Степанов стал,
спасая собственную жизнь.

Вспоминая об этом дне,
даже в июльскую жару неизменно ощущал он,
как ползёт по коже тот самый крещенский мороз.
Тогда как раз закончился девяносто седьмой,
страна отпьянствовала столько,
сколько ей было положено,
трудиться после такого перепоя
было совсем пока невмочь,
и вот тут-то к Семёну Дмитриевичу,
чьим заместителем трудился Степанов,
приехал гость из Якутска.

При одном только слове «Якутия»
Степанову в ту пору делалось нехорошо,
поскольку довелось как-то ему
съездить на неделю в Нерюнгри,
чтобы впарить тамошним шахтёрам
в обмен на уголёк для города
пару вагонов знаменитой индийской муки.

История вышла неприятная,
мука была заражена хрущаком,
её нужно было просеивать перед тем, как употреблять,
но якутяне этого почему-то не учли,
стали обижаться и выкрикивать гадости,
а уголь их, полученный в обмен на муку,
оказался высококалорийным,
то есть отличался от обычного угля так же,
как сметана от молока,
топить им одним было так же расточительно,
как прикуривать от долларов,
а потому на ТЭЦ его использовали
только в качестве малой добавки.

Нерюнгринский разрез —
зрелище было, конечно, ещё то,
рядом с огромными самосвалами
«легковушка» казалась спичечным коробком,
а забраться в кабины этих великанов,
медленно ползущих по спирали откуда-то снизу,
с самого дна разреза, словно из ада,
было очень непросто —
приходилось лезть на третий этаж.

В Якутии процветал махровый национализм,
русских специалистов якуты выдавливали,
заменяя своими нацкадрами,
что толку, конечно, не приносило —
оленей нацкадры пасти ещё могли,
а вот заводами управлять — нет.

В автобусах сидели гордые «чингачгуки»,
отвечавшие на вопросы презрительным молчанием,
в гостинице «Тимптон» стоял несусветный срач,
по ночам пьяные охотники шатались по коридорам,
шмаляя друг в дружку почём зря,
причём натурально из настоящих ружей.

Степанов кое-как пережил ночь в номере,
наутро позорно сбежав куда глаза глядят,
хорошо, что на заводе его приютили,
поселив в гостинице для командированных.

Особенное впечатление произвёл на него
странный огромный вокзал в Тынде,
в нём было светло и пусто,
он казался забытой декорацией
голливудского фильма про таинственные чудеса,
во дворце только что отгремел бал,
и казалось, вот-вот зажгутся софиты,
примчатся из мрака разнаряженные сказочные герои
и начнут громко выкрикивать
заученный ими пафосный текст…

В общем, впечатления у Степанова
остались от Якутии те ещё,
дядечка-якутянин в меховом пальто,
сидящий в кабинете шефа,
тоже особого доверия не внушал,
но шеф довольно потирал ручки,
что означало всегда только одно —
нашлась очередная жертва,
которую он решил развести
и бессовестным образом кинуть.

Между тем проблема у дядечки
была очень даже непростая —
он вынул из портфеля вексель,
выданный Саха-Якутскому ТехПД
Министерства путей сообщения,
Степанов глянул и не поверил своим глазам —
вексель был выдан на сумму
два миллиарда рублей с копейками.

В глазах шефа бушевал оргазм.
Он уже явно прикидывал,
куда потратит все те «бабосики»,
которые отщипнёт от этого вкусного «пирога»,
поэтому нёс обычную ахинею,
прибалтывая доверчивого клиента,
разливал водку по рюмкам,
делал ужимки и свершал прыжки —
о, как же это всё было Степанову до боли знакомо…

Такую огромную сумму ТехПД
Саха-Якутия сама освоить не могла,
поскольку не имела нужного объёма перевозок,
но могла освоить вексель в регионе,
где перевозок было гораздо больше.
Оставалось только этот регион найти
и каким-то образом заинтересовать.
На беду свою — и шеф мой знал об этом —
Степанов через стакан был лично знаком
кое с кем из нынешнего руководства
Дальневосточного управления железной дороги —
коммерсанту без связей никак нельзя —
поэтому ему, как говорится,
были тут и карты в руки.

Якутянину пообещали отдать за вексель
муку, водку и прочие «золотые горы»,
составили и заключили контракт,
дядечка расписался на векселе,
подышал перегаром на печать,
подписали, ударили по рукам —
а вот тут-то всё и началось.
Дверь кабинета отворилась,
вошли два бойца, «одинаковых с лица» —
ей-богу, прям как в сказке —
это были бандиты из Комсомольска-на-Амуре,
примчавшиеся за якутским векселем.
Дядечка приехал в самое неудачное время,
он изрядно поколесил по региону,
пытаясь решить свой вопрос,
но повсеместно шла новогодняя пьянка.
Припозднившиеся протрезвевшие бандюки
плотно сели векселю «на хвост».

Вот как сейчас объяснишь детям и внукам,
что в те далёкие времена
пресловутые средства ТехПД
были самой «вкусной» формой расчётов —
после налички, конечно.
Договариваешься по-тихому
с финотделом управления дороги,
и дело в шляпе — живые деньги!

Запахло перестрелкой,
Семён Дмитриевич изрядно перетрусил,
пришлось срочно передоговариваться,
в итоге вексель поделили пополам,
контракт переоформили,
хотя передаточная надпись на векселе,
сделанная в пользу степановской фирмы, осталась.

Комсомольчане посулили от себя металл,
теперь надо было ехать в Хабаровск
для оформления всех бумаг,
ехать решили назавтра втроём —
Степанов с векселем и бандюганы,
которых звали Паша и Саша.
Степанов было закочевряжился —
всё-таки завтра у него был
самый настоящий день рождения —
но вряд ли это кого-то не волновало.

Выпив вечером там-сям, добавив дома —
одним словом, приехал Степанов
наутро к партнёрам в гостиницу
в состоянии тяжёлого похмелья,
прилёг на диван в номере отдохнуть,
а потом вдруг услышал сквозь сон,
что Паша-Саша договариваются
свернуть с переправы через Амур —
знаменитого моста тогда ещё не было —
дабы там тихо и аккуратно спустить его под лёд,
а вексель по-быстрому освоить самим.

Идея тонуть в проруби посреди заснеженного Амура
в лютый крещенский мороз,
да ещё и в собственный день рождения,
Степанову категорически не понравилась.
Он вынул проклятый вексель
и дрожащей от страха рукой
начертал на его обороте нечто,
может быть, спасшее ему тогда жизнь,
но зато впоследствии её чертовски осложнившее.

Амур в те смутные времена
стал могилой не одного бедолаги,
ещё свежа тогда была память
о двух офицерах из продслужбы штаба округа —
одного расстреляли в подъезде дома,
второго утопили в полынье, тела так и не нашли —
заказчиком оказался отодвинутый от «кормушки»
мстительный свояк одного из убитых офицеров,
тоже офицер, кстати.

Конечно, Степанову этот разговор Саши-Паши
вполне мог спьяну и померещиться,
но на всякий случай он стал пытаться протрезветь,
так что к моменту выезда к переправе
был уже вполне адекватен и весь настороже.

Джип медленно катился по ухабам среди торосов,
когда Саша (или Паша) завёл неприятный разговор,
явно намеренно ища со Степановым ссоры —
Степанову было знакомо такое поведение,
когда человек специально разжигает себя
перед тем, как напасть на другого.

Если сказать честно,
в тот момент Степанов так испугался,
что готов был отдать этот чёртов вексель,
только бы убежать подальше, забыв обо всём,
и будь что будет — ему-то что с того?
Но в таких делах свидетелей не оставляют…
Степанов с ужасом понял — надо спешить,
а то сейчас тюкнут по голове,
выбросят в полынью у моста,
вексель сунут в бардачок,
а рассматривать-то его станут уже потом…

Спасало только одно —
заяц оказался во хмелю,
а поэтому попёр на волков сам.

— Алё, гараж! Сюда смотри!
Степанов вытащил из папки вексель,
показал его комсомольчанам,
и те опешили от увиденного —
на оборотной стороне векселя
красовалась передаточная запись,
сделанная от лица фирмы:
«По настоящему векселю платить гр. Степанову.»
А поскольку вторая печать фирмы
с вечера лежала у Степанова в кармане,
то запись была ещё и должным образом заверена.

В общем, без Степанова якутский вексель
становился бесполезной бумажкой,
в отделении железной дороги
его хорошо знали в лицо,
теперь даже при наличии новой записи,
сделанной поверх этой,
возникали неизбежные проблемы её заверения
и скользкие вопросы:
«А где этот Степанов? Ах, пропал… Ну-ну…»
Из рядового сопровождающего лица
он теперь превращался в участника сделки.

— Индоссамент я сделал, поняли?
Услышав знакомое слово «мент»,
бандосы почему-то заволновались,
джип взлетел на правый берег Амура,
знаменитого моста тогда ещё не было,
рванул по косогору к городу…
В финотделе управления дороги
«бизнесменов» Сашу и Пашу встретили прохладно:

— Вексель? Хороший вексель!
А вот гражданин Степанов, он где?
Ах, не приехал… Дома его оставили…
Зря, зря… Вот с ним и приходите, господа!

Это был настоящий день рождения!
Дрожа от пережитого страха,
пьяный от адреналина Степанов
сидел под окнами «дороги» в джипе,
дул взахлёб пиво из жестяной банки
и наслаждался «чистотой эксперимента»,
благодаря при этом Господа Бога
и своего преподавателя по вексельному праву.
Сегодня ему очень повезло…

…Два года, почти два долгих года
Степанов возил потом этот вексель то в Хабаровск,
то во Владивосток, даже в Москву возил пару раз,
но пристроить его не получалось даже с дисконтом,
время было безнадёжно упущено.
Саша-Паша наезжали в город почти каждый месяц,
меняя при этом джипы, как перчатки,
и активно совершали бесплодные попытки
пристроить заколдованную бумажку.

Ребята оказались совсем не такими,
какими Степанов себе в ужасе их представлял
в тот морозный день посреди Амура,
они как-то честно признались Степанову,
что вексель хотели тогда мирно «отжать»,
попугав его ледяным купанием,
допытываться дальше Степанов не стал,
поскольку в сказки давно не верил.

Потом ему удалось наконец-то
сменить и работу, и директора,
хотя с репутацией его шефа
сделать это было весьма непросто.
В начале нулевых Степанов случайно узнал,
что Пашу посадили, а Сашу завалили
(А может, наоборот? Он вечно их путал!).
Ребят до сих пор было очень жаль,
с ними всегда было очень весело.

Степанов надёжно сохранил маленькую тайну —
осознав, что деньги от векселя
шеф непременно прикарманит,
а бандиты им этого точно не спустят,
Степанов договорился с «дорогой» о том,
чтобы вексель остался «мёртвым»,
о чём нисколько не сожалел —
звание Героя Саха-Якутии
за спасение республиканского бюджета
ему было совсем ни к чему,
а вот бывший шеф, конечно, расстроился бы.

Но слух о степановских «миллиардах»
пошёл, полетел по всей Руси Великой,
надолго задержавшись в легендах…


На фото -  Нерюнгринский разрез впечатлял. Сверху казалось, что машина и экскаватор миниатюрны. Но вблизи самосвал, подымавшийся со дна карьера по спирали, напоминал трёхэтажный дом, а КАМАЗ рядом был не выше его колеса.