Приход тьмы. Глава 16. История

Когда Герман выводил Шельму из конюшни, огромные собаки, запертые рядом, оборвали себе все голосовые связки. Они грозили ему всеми мыслимыми карами, они проклинали его самыми последними словами, они поносили его на чем свет стоит. Но когда он уехал, им пришлось затихнуть. Тьма за порогом и окнами замолчала на несколько верст вокруг. И тишина была слишком угнетающей, чтобы пережить ее до утра. Все трое не пережили – заснули. Сначала Дрозд, потом Лада, а потом и Феона, в полной уверенности, что моментально проснется, если что-то произойдет.
На рассвете собаки залаяли снова глубокими, далеко разносящимися в тишине голосами. Выглянувшая в окно Феона увидела в расползающемся с реки тумане две приближающиеся фигуры всадников. Одна из них, казалось, парила в воздухе, потому что конь был белым, как туман. Сзади, в кресле Лада открыла глаза, вернувшись в жестокую и беспросветную реальность. Проснувшийся Дрозд недоумевал про себя, почему ему так плохо, что с ним происходит, и какое значение имеют разговоры о бешенстве, которые наполняли вчера комнату.
Йорг Хикс, отведя коней и похвалив собак за бдительность, вошел в помещение вместе с Германом.
- Без меня что-то происходило? – спросил Герман у Феоны, найдя ее глазами в полумраке комнаты. Он выглядел не просто уставшим, а истратившим всего себя на решение проблемы, в центре которой оказались и он, и его попутчики, и хозяин дома.
Йорг Хикс в это время как раз возмущенно округлял глаза, направленные на лавку с больным человеком, как это умел делать когда-то Марцин, только у того получалось с растерянностью, а у Хикса – с благородным гневом.
- Тащите его из моего дома, куда хотите, - сказал он, выразительно указывая на дверь. – Я так и знал, что мы везем эту дрянь для кого-то из вас. Вы знаете, что будет, если это обнаружат здесь? – следуя въевшейся в него педантичной привычке не находиться в доме в пыльной дорожной одежде, он снял и бросил на стул плащ. – Я вас не выгоняю, просто нас всех обвинят в сговоре друг с другом. И плохо будет уже всем. Сегодня сюда явятся мои слуги. Как вы думаете, я могу скрывать в своем доме больного бешенством? Вот и я думаю, что нет. Так что, вам лучше слинять отсюда подальше.
- Куда? – безнадежно спросил Герман. Все, что приходилось теперь делать, вызывало у него крайнее неприятие, но предвидеть эту ситуацию он никак не мог, а значит, не отвечал за нее. Был соблазн просто развернуться и уехать куда-нибудь одному, оставив вконец запутавшийся клубок событий далеко и навсегда позади. Он уже и так выполнил большую часть своих обещаний. Но хотя бы один человек в этой комнате стоил того, чтобы остаться.
- Элфи! – возмутился Хикс. – У тебя что, нет СВОЕГО дома? И у твоих друзей тоже? Найми повозку и вези его, куда хочешь.
Вместо ответа Герман повернулся к Феоне, которая в этой ситуации чувствовала себя не лучше, чем он.
- Мне кажется, теперь уже нельзя не рассказать все Хиксу, - сказал он ей.
- Да, - согласилась Феона и обратилась к хозяину дома: - Йорг… Мне жаль, и я тоже тут ни при чем, но так случилось. Мир вокруг вас и вокруг нас меняется. И нам некуда ехать с этим больным человеком. Мы расскажем вам, что случилось, и вам станет понятно. Но сейчас придется поверить, что мы не можем вернуться туда, откуда приехали, и поискать место, где можно спрятать больного. Другого выхода нет.
Феона не умела просить, поэтому никогда ничего не просила. Когда она начинала говорить, она просто ставила перед фактом.
- В склеп, - вдруг предложил Хикс, отложив удивление и разбирательства на потом.
- Что, в вампирский склеп??? – встрепенулась Лада, моментально включив свои защитные реакции. – Вы хотите, чтобы мы пошли жить на вампирское кладбище???
- Да, - Хикс изящно пожал плечами под черным сукном котты. – Это предложение для вас не оскорбительно, оно вам полезно. Знаете, кто сунется в вампирский склеп? Никто! Знаете, какие там опасности? Никаких! Да, жить там тяжело. Но я могу вам помогать – лишь бы вы только не появлялись здесь!
Как же это было ужасно: сломались и разлетелись вдребезги не только их планы, но и ближайшее, а может быть, и не самое ближайшее будущее. Под ногами – ни малейшей точки опоры, чтобы получить хоть какую-то уверенность в том, что будет дальше.
Самым несчастным из всех здесь был еще недавно здоровый и счастливый Дрозд. Он уже осознал, что с ним случилось, вспомнив обрывки вчерашнего дня. Бояться за себя он не умел и к тому же не знал, чем грозит ему болезнь, поэтому вместо отчаяния он чувствовал необыкновенно сильную досаду по отношению к свалившемуся на него препятствию, но и на этом чувстве он не мог сосредоточиться, потому что все внутри него превратилось в болезненную и неумолкающую какофонию ощущений, взрывающуюся даже от самых простых раздражителей – хлопка двери, резкого голоса, сквозняка, света из окна. Все, что он сейчас точно знал – это то, что никогда и ни при каких обстоятельствах ему не было так плохо, но дальше, видимо, будет еще хуже. Поэтому он с тревожным ожиданием поглядывал на Германа, который, по его представлениям, мог решить хотя бы часть его проблем.
Герман в этом не был так уверен, но не желал тянуть время, пока не стало непоправимо хуже. Он самовольно позаимствовал кое-что из посуды хозяина, решившего уже не обращать внимания на такую мелочь на фоне всего остального, и начал смешивать на широком подоконнике привезенные с собой зелья. Параллельно с этим он разговаривал с Хиксом:
- Вампирское кладбище… Черт, да ты гениален, Хикс, и к тому же очень великодушен. Полагаю, отправляться нам уже сейчас?..
- Нет, - резко сказал Хикс. – Сейчас не надо. Крестьяне вас могут увидеть. Через полчаса явятся мои слуги. Я их отошлю на сегодня. После захода солнца уберетесь отсюда. Сколько вы там пробудете?
- Десять дней, - Герман закончил смешивать зелья и развел их небольшим количеством воды. – Давай, я сделаю все необходимое и потом объясню.
Он не хотел вести разговоры, пока Дрозд их слушал – возможно, ему нужно было знать как можно меньше. Вчера Герман с Феоной и так довольно откровенно рассуждали у постели больного.
Теперь оставалось самое сложное – влить это в Дрозда.
Дрозд полусидел на лавке и наблюдал, как к нему приближается Герман. Приближался он как можно более раскованно, с обыденной улыбкой. Дрозд точно знал, что Герман может ему помочь, но, как ни странно, внезапно почувствовал тревогу. Мало того, каждый шаг Германа, как по ступенькам, выводил ее на уровень выше, и она поднималась, поднималась, как ледяная вода, мешающая дышать и сковывающая грудную клетку. Она остановилась у самого горла, перехватив дыхание, когда Герман остановился в шаге от него. Она была материальной и беспричинной.
Герман присел рядом. За эту пару секунд и за эти несколько шагов в глазах больного он проделал путь от спасителя до почти палача.
- Ну как ты, Дрозд, держишься? – спросил он дружелюбно, негромко и очень мягко.
Его одежда впитала уличные запахи: сырость тумана, аромат дикой травы, пыль дороги. Из-за них близко-близко чувствовалось присутствие внешнего мира и зовущей свободы. Они безумно раздражали своей недоступностью и тем, что были то ли тошнотворно сильными, то ли, наоборот, почти неуловимыми. В любом случае, в них не было ничего тревожного, и Дрозд, собравшись, ответил с непокорной улыбкой:
- А куда деваться?..
- Хорошо. Я думаю, мы справимся.
Только сейчас Дрозд заметил в руке Германа стакан, и его глаза непроизвольно расширились.
- Это надо выпить, - спокойно сказал Герман, проследив за его взглядом. – Как вчера не будет. Не переживай.
Но Дрозд не мог не переживать – ведь именно ему предстояло это сделать, а судя по вчерашним воспоминаниям и опыту это было мерзко и малоосуществимо. Он почувствовал, что тошнотворная волна беспокойства снова всколыхнулась где-то на уровне горла и собирается подняться еще выше. Да как можно жить, когда ощущения скачут, как бесноватые разболтавшиеся весы???
- Соберись, друг, - Герман прикрыл ему глаза рукой и повторил то, что говорил до этого: - Мы обязательно справимся.
Дрозд сильно в этом сомневался и как раз хотел об этом сказать, но первая капля вампирского зелья отправила его куда-то в невесомость. Это было последнее, что он успел почувствовать.
- Проще, чем я думал… - Герман медленно и растерянно опустил на лавку голову Дрозда, безвольно, бессмысленно и почти мечтательно уставившегося в пространство.
Герман смотрел, как медленно, словно гаснущая свеча, веки опускаются на глаза, заслоняя взгляд. Только что он без лишних слов и напутствий проводил Дрозда в какую-то внутреннюю неизвестность, на войну с его внутренним врагом, о котором сам мало что знал. Может быть, навсегда проводил?.. И Ладе не дал с ним поговорить. Но это и не его проблемы.
Сзади, за его спиной, Дрозда внимательно рассматривала Феона.
- И что теперь? – спросила она.
- Теперь надо следить, чтобы он не пришел в себя. Периодически придется добавлять этой дряни. И если она или бешенство не убьют его, он вернется. У тех, кто этим занимается, есть правило десяти дней: если до этого времени больной не умер, можно возвращать его, бешенства больше нет. Нам остается только ждать. Он теперь ведет свой собственный бой за жизнь, и мы ничего больше не можем для него сделать. Каким вернется со своей войны – не знаю. Будем надеяться на лучшее.
Он взглянул на Ладу, потому что именно для нее произнес эту речь, которая самому ему совершенно не понравилась. Но Ладе так было понятнее, что происходит, ближе ее мировоззрению. Она скованно подошла к брату и начала вглядываться в его теперь уже полностью закрытые глаза. Что она думала, было непонятно. Возможно, она мысленно что-то говорила ему.
А Герман развернулся и машинально упал в освобожденное ею кресло: безвольно, окончательно, почувствовав наконец, что мир вокруг него остановился, перестал заставлять его двигаться вместе с ним, и можно закрыть глаза и ни в чем не участвовать. Когда он говорил, что от него больше ничего не зависит, он лукавил: еще полторы недели придется следить за больным и рассчитывать дозы. Но и без этого он мало верил в успешность лечения. Он поговорит об этом с Феоной потом, наедине. Несколько спокойных часов он точно заслужил.
Сквозь надвигающийся сон он услышал, как залаяли собаки и вышел на улицу Йорг Хикс. Но это не вызвало у него ни малейшего желания открыть глаза – он был уверен, что это пришли слуги из деревни.
Так оно и было. Йорг начал с ними разговаривать еще с порога:
- Ночью ко мне приехал знакомый. Так что, Феодора, я тебя с мужем отпущу на сегодня и завтра. Только приготовь что-нибудь. Не надо сложно, надо много и быстро. И можете идти.
- Договорились, хозяин. Помоги, Матт, и пойдем на огород, - обрадованно прогремел голос Феодоры, а потом так же радостно прогремели в доме ее шаги. Судя по всему, у Феодоры была комплекция небольшого осадного орудия. – Много – это скока? Да и о том речь, что едите вы, вампиры, по скоку – срамота одна! Да и то, небось, придется остатки в деревню тащить, а там все одно никто, кроме нас да скотины, есть не будет: дюже вас все боятся, - дом огласился громоподобным и благодатным смехом. – Ну, «много» так «много»…
Шаги прозвучали по первому этажу и проследовали на кухню; что-то зазвенело.
- Матт, вот тебе ведро, воды неси. Погоды-то какие, как раз на огороде работать. Хозяин, а убираться-то надо?..
- Послезавтра уберетесь, - сказал Хикс, который под каким-то предлогом находился там же, чтобы не пускать слуг куда не следовало. – Или хочешь пообщаться сразу с двумя вампирами?
Ответом ему был все тот же всеобъемлющий хохот, составляющий неестественный контраст с его строгим, аккуратным жилищем.
- Да ну вас, сами общайтесь. Засмущали. Я в ваши дела вмешиваться не собираюсь, не приведи бог.
И шаги загремели куда-то в коридор, потом обратно, потом, казалось, везде, как победный марш крестьянского трудолюбия.
- Хозяин! – крикнула Феодора, судя по звукам, вовсю орудуя утварью. – Банду-то вчера привезли?..
- Привезли…
- Допрашивали?
- Да, допрашивали.
- И кто они, разбойники?
- Фальшивомонетчики.
- Ох, хозяин!.. Душегуб ты. Все у тебя вроде по закону, а все равно душегуб, и по роду, и по занятию. Кто тебя пожалеет, если надо будет? Никто, - с философским сочувствием вздохнула она. – Госпожа Лиза-то как там, бедная?
- Там лучше, чем здесь, - отозвался Хикс и уже для самого себя добавил: - Только там ремесло мое не нужно.
Шаги унеслись куда-то за порог дома и вернулись обратно. Феона и Лада, молча сидевшие в комнате, чтобы не выдавать своего присутствия, были крайне заинтригованы: загадочная Феодора вызывала любопытство и, кажется, была колоритнейшим персонажем. На нее совершенно точно следовало взглянуть. Но даже когда она выходила на улицу, из комнаты ее не было видно, если не подходить к окнам. А выглядывать в окна было нельзя.
Шаги вернулись в кухню…
- Ах ты глядь!!! Рыбу жрет! – было видно, как из соседнего окна вылетел кот, а вслед за ним полетела и кухонная тряпка. Окно с треском закрылось. – Дармоедище!..
Потом Феодора за работой пела на кухне по очереди деревенские песни и их обрывки: «Ехал мой любимый», «Соловей в саду», «На свою беду я полюбила», «Плывут лебеди все парами» - и прочую наивную крестьянскую романтику на смешанных наречиях. Пела она хорошо – и когда мурлыкала про себя, и когда голосила на весь дом, без всяких переходов перескакивая от песни к песне.
- Кыс-кыс-кыс! Иди, дам. Ты бы лучше тряпку захватил с улицы, которую я в тебя запустила.
Йорг маялся где-то за стенами, прямо слышно было, как ему там некуда деться, и он ждет, когда слуги доделают все и уйдут. Лада и Феона молча, с улыбками смотрели друг на друга каждый раз, когда Феодора по-хозяйски, выразительно изрекала свои несравненные реплики. Заколдованный Дрозд неподвижно, с жутким равнодушием ко всему лежал на лавке, как герой страшной сказки. Герман в кресле, как его прозаическая противоположность, все слышал и осознавал, но не двигался и не открывал глаза из принципа – он считал это время своим заслуженным отдыхом, которым во что бы то ни стало собирался воспользоваться.
- «Речка ты ж речка»… Брысь, я тебя уже накормила. Матт, пожарь ты наконец это мясо, родное оно тебе, штоль? – неслось с кухни сквозь грохот посуды и стук шагов.
Но как ни любопытно было взглянуть на артистичную Феодору и ее беззвучного мужа, момент их ухода все же был упущен. Супружеская чета отработала, вернее, отбушевала, как летняя гроза с громом и ветром или как ярмарочный балаган, или даже как что-то среднее между первым и вторым. Но как они покинули дом и ушли, никто так и не увидел.
Йорг Хикс появился в распахнутых дверях комнаты:
- Прошу всех на кухню. И я готов вас слушать.

Час, проведенный с Хиксом на кухне, оказался, как ни странно, самым теплым и душевным из всего, что случалось за последние дни. Дело было не в самом Хиксе, потому что все это не вызывало у него восторга, а может быть, как раз в и нем, потому что он все-таки не выгнал их сразу и отнесся к их присутствию в своем доме очень просто.
Кухня была отлично обустроенной и густо увешанной и заваленной блестящей утварью, перемытой и начищенной Феодорой перед уходом, стол – небольшим и уставленным снедью, бутылками и стаканами, окно – распахнутым и приносящим запахи летних просторов. Может быть, подвалы Йорга Хикса и хранили в себе вечно обновляющиеся запасы крови, скрывающие за собой неприглядные истории и неизменно находящие своих жаждущих потребителей, но до кухни эта жуть и мерзость не добиралась. Здесь было не столько уютно, сколько спокойно – маленький закрытый островок умиротворения.
- Вот, собственно, и все, - Герман стоял в дверях, чтобы периодически проверять, не происходит ли что-то с Дроздом, лежащим в соседней комнате, и заканчивал свой красноречивый рассказ. – Я уверен: все именно так. Благочестивый проповедник Делио каким-то образом нашел применение бешенству. Он управляет ими с помощью чего-то, нам не известного. Феона первая предположила, что знаменитая нежить – живые люди. Теперь я ее поддерживаю.
- Да… - согласился задумчивый Хикс. Он сидел у стола в наглухо застегнутой узкой рубахе из черного шелка; у него, видимо, вся одежда была такой – черной, роскошно-аскетической, тщательно очищенной от дорожной пыли и собачьей шерсти, в общем, безупречной. – Видимо, да… А кого тогда вы сожгли в доме?
- Они были там для отвода глаз, - сказала Феона. Сказала она уверенно, потому что уже думала об этом. – Либо они были свидетелями, либо просто жертвами. Они были аккуратно убиты и сброшены, именно сброшены – они не сами спустились в подвал. Это меня смущало, но я не знала, чем. Теперь я могу уверенно сказать, что те четверо были просто убитыми людьми, они не имеют отношения к тем, кто напал на нас в лесу. Тот же человек убил и Марцина. Трудно сказать, почему они были там. Может, увидели больше, чем нужно. Но тогда зачем создавать видимость, что следы ведут от селения к дому? Может быть, чтобы запутать народ. Делио необходимо поддерживать иллюзию, что убийства совершает нежить. Значит, он должен предоставлять тела как доказательства. Не своих же он будет убивать и показывать, хотя… кто его знает.
- Единственная версия, которая пока объясняет все, - сказал Герман, даже с некоторой гордостью глядя на Феону. – Я же говорил, она гений.
Хикс взглянул через плечо в окно, на дали за виднеющейся в полях блестящей полоской Уара; там была Милава.
- Все-таки «Истинный Свет», оказывается, не просто громко орет и не просто чего-то хочет. И не зря все косо смотрят на нас, вампиров. Всю вину свалят на нас, как всегда! Мы – готовый образ врага. И стягивается это все вокруг нас.
- Ты так думаешь? – скептически спросил Герман, хотя и сам недавно говорил о подобных вещах, мало того, именно эта мысль и заставляла его докапываться до истины. – Нас, конечно, удобно обвинять в чем угодно, но здесь-то мы при чем? Чтобы объяснить вездесущность нежити, нужно объявить о недостатке целой религиозной системы. Тут одних вампиров маловато!
- Да?.. – Йорг перевел на него взгляд. Глаза у него были бесцветно-серые. – А имя Дитрих тебе ни о чем не говорит?
- Да ну, это же просто наша вампирская легенда, - возразил Герман. – Почти сказка. Кому она нужна? Это несерьезно.
- Почему? Потому что ты как образованный человек так считаешь? Да кто из толпы будет тебя слушать?
- Что за вампирская сказка? – спросила Лада. Она сидела с ногами на лавке, и рядом не было Дрозда, чтобы отругать ее за это неприличное поведение. Зато она сняла все свои побрякушки и убрала наконец волосы в косу – ей было не до того, чтобы красоваться.
Хикс посмотрел на нее, как смотрели многие мужчины – с интересом. Но больше с симпатией, чем с любопытством. Вампирские женщины были существами с хрупким здоровьем, они приносили в основном проблемы. На вампирском дне они занимали место отбросов, а в вампирских высших кругах – дорогостоящих украшений, как, например, Лиза Хикс. Такая вот двусмысленность. Поэтому и Лада, и Феона в его глазах заслуживали всяческого уважения.
- О, это наша знаменитая история, - мечтательно улыбнулся Хикс. – Мы не распространяемся о ней людям, поэтому не так уж она у вас известна. Просто нам особо говорить с людьми не о чем. Все слова до последнего в ней – романтическая выдумка и попытка приукрасить наше место в мире. Облагородить, так сказать. Ведь всегда приятнее думать, что все твои беды из-за легендарного прошлого, а не из-за того, что так просто сложилось, - он долил в стаканы вино из кувшина, как будто собирался воздать дань легендарному прошлому, но вместо этого просто продолжал без лишнего пафоса: - В черте-какие давние времена жил аристократ Дитрих. Где-то у него были владения, но, понятно, не было своей страны. В пересчете на современную жизнь он был бы кем-то вроде графа. Легенда появилась уже после того, как у вампиров вошло в моду обращение «лорд», поэтому «лорд Дитрих». Странновато звучит, если разобраться, но для нас привычно. Конечно, был он прекрасным, благородным, доблестным, молодым, справедливым и совершенно лучшим из лучших. В те времена у вампиров были чудесные отношения с людьми-союзниками, а жили они исключительно за счет войн с какими-то лютыми врагами этого прекрасного союза. В это время у короля должна была быть свадьба. Тоже не говорится, у какого. Наверное, у короля идеального государства, - Йорг говорил с иронией, видимо, чтобы подчеркнуть пропасть между сказанием и реальностью. – Так вот, Дитрих со своей вампирской свитой и несколько других графов, людей, со своей свитой, человеческой, поехали на свадьбу. Как видите, раньше короли легко и непринужденно приглашали своих подданных-вампиров на свадьбы. Будем считать, что так. Это же Легендарное Прошлое, без него мы почти никто. Всем известно, что тогда и трава была зеленее. В общем, они отправились: в лучшей одежде, при лучшем оружии, на лучших конях. Но в пути их застал вечер, а до короля они так и не добрались. Впереди они увидели чудесный луг, возвышающийся над рекой, и направились туда. Однако по дороге, у моста им встретилась женщина, как оказалось, пожилая фея.
- Ала, - вскользь уточнил Герман.
- Ала. Она сказала, чтобы они не останавливались на этом лугу, а проезжали мимо как можно дальше, даже если придется ехать всю ночь, потому что здесь когда-то была битва добра со злом, и ничего хорошего путников в таком месте не ждет. Все уехали, но Дитрих рассудил, что недостойно слушаться трусливых советов, и разбил лагерь. Но как только наступила полночь, и в лагере все утихло, раздались жуткие крики. Не человеческие крики и не крики животных, со всех сторон. Дитрих схватил свое оружие и выбежал из своего шатра. Он увидел, что его свиту окружили несметные полчища нежити, явившейся неизвестно откуда. Некоторых они застали врасплох, некоторые бились с ними не на жизнь, а насмерть. Дитрих тут же вступил в бой. Но врагов было чересчур много. И их кольцо стягивалось и стягивалось по мере того, как оставалось все меньше человек.
Йорг поймал горящий, как повстанческий факел, взгляд Лады, направленный на него через стол. Еще бы, она в таком бою участвовала (только масштабы другие), а тут ей об этом еще и легенды рассказывают.
- В конце концов, - продолжал Хикс, довольный эффектом, - ночь не приблизилась еще к концу, а в живых остался только Дитрих. Он пережил всю свою свиту. И тут из толпы к нему вышел ужасный предводитель всей нежити, он воплощал в себе все ее кошмары. Он предложил ему битву один на один. Если Дитрих победит его, он уйдет и уведет свои войска навсегда. Дитрих победил. Он пронзил чудовище мечом и нанес смертельную рану. Договор был нарушен. Прежде чем умереть, предводитель Сил Зла завещал ему свои войска, тем самым его проклял. Когда наступило утро открылся весь ужас произошедшего. Дитрих сначала не понял, что за наследство получил. Он сел на коня и догнал остальных. А потом они явились во дворец к королю. Но теперь, куда Дитрих ни шел, за ним шли мертвецы. Ночью они атаковали замок короля, и хотя Дитрих сопротивлялся и бился против них сам же вместе с другими людьми, они уничтожили всех. Они не трогали только его и ждали от него приказаний, с кем еще разделаться. Убитые сами стали нежитью, и его войско только возросло. Возросло, заметьте, за счет его же вчерашних друзей и боевых товарищей. Бедный Дитрих обходил это царство смерти и хотел уже покончить с собой, как вдруг снова увидел Алу. Она сказала ему, чтобы он шел подальше от людей – это его единственный выход. Убивать себя ему ни в коем случае нельзя, потому что тем самым он предаст бога. На этот раз Дитрих послушался ее, завернулся в траурный плащ и ушел. Он шел далеко в никуда, пока из встречных разговоров не узнал, что его посчитали виновником всех бед и захватчиком. Соседние королевства разорили его земли, убили его семью и всех его подданных-вампиров. И Дитрих сошел с ума. Он призвал свое войско и оправился мстить. Он убивал несколько ночей подряд и уничтожил все, что окружало его владения. А потом, забыв о словах Алы, он направил коня к обрыву и бросился в пропасть. Утром люди пришли, чтобы сжечь его тело. Но тела не было. Убив себя, он стал вечной добычей Силы Зла и навсегда ушел на ее сторону. Где-то там он и сейчас, и зовут его Дитрих Трижды Проклятый, потому что прокляли его потусторонние силы, люди, и бог. А вампиры с тех пор навсегда потеряли равноправие с людьми.
Йорг замолчал; стало понятно, что рассказ окончен. Лада осторожно, чтобы не разрушить впечатление, сплетенное из героизма, ужаса, трагедии и романтики, вздохнула, выражая свое восхищение:
- Какая легенда!.. Почему я не знала?
- Ну и что? – возразил Хиксу Герман. – Мало легенд кругом? Меняются только герои и враги: то драконы, то колдуны, то бесы. С чего бы всерьез воспринимать эту?
- А с того, - сказал Хикс, - что вся Милава, и не удивлюсь, если весь Фрильский округ поет новую модную песенку про эту легенду. И не вампиры, а люди, их мода, от них пошла. «Лорд на дороге бога». Слышал?
- Да, слышал, - признался Герман. – Хорошая баллада.
- Красивая! Можно танцевать под нее медленные танцы с девушками. В общем-то так и делают. Откуда она пошла?
- Не знаю. Какая разница?
- От кого-то из людей, причем образованных. Вампирам сочинить такое не придет в голову.
- Это почему же? – спросила Лада.
- Потому что песня – обращение бога к Дитриху от лица путника или путницы, которая идет мимо его пустой могилы. А бог никогда не обращается к вампирам, даже через посредника. Для нас он всегда молчит, - Хикс обернулся к Герману: - Споешь?
- Что?.. Я не помню ее, - холодно ответил Герман. – И не умею петь.
- А я помню и спою, - Хикс допил свое вино, вышел и вернулся с гитарой.
Опасения, что придется слушать что-то не слишком благозвучное, если и были у кого-то, быстро развеялись: Йорг Хикс справился со своей задачей хорошо, а песня действительно была чудесной, и несмотря на слова и сюжет, не героической, а трогательной и очень грустной.

Лорд на дороге бога

Лорд! Не дано обращаться к пустым могилам…
Чтобы остаться в мире, покойся с миром.
Я прохожу с тобою одной дорогой.
Слушай, как я расскажу словами бога:
Ты был рожден для власти и жажды крови.
Время ушло, тебя превратив в изгоя.

Только трава осталась на месте боя
С силами Зла, поверженными тобою.
Только трава над воинами твоими.
Ты был один живым и непобедимым.
Только трава услышала о проклятье:
Все Сила Зла станут твоею ратью.

Каждую ночь ты знаешь, они с тобою,
Чтобы убить вокруг тебя все живое.
Каждую ночь по следу твоих скитаний,
Ждут, что ты сдашься, ждут твоих приказаний.
Каждую ночь ты помнишь свое проклятье:
Каждый твой шаг людям несет несчастье.

Небо в дыму над пеплом твоей отчизны:
Люди тебе отомстили за все эти жизни.
Небо в дыму – и некуда возвращаться.
Нет больше тех, кто мог бы тебя дождаться.
Небо в дыму и гневе людских проклятий.
Ты теперь враг, и это твоя расплата.

Местью за месть, иного тебе не осталось.
Зло ждет твой знак, улыбкой голодной скалясь.
Местью за месть, единственное решение –
Опустошение против опустошения.
Местью за месть: теперь ты ведешь за собою,
Все на пути сметая нечистой толпою.

Где ты теперь? Куда уведет дорога,
Вечный преступник перед людьми и богом?
Сев на коня, его направляй к обрыву,
Чтоб навсегда отдаться Темному Миру.
Кто теперь скажет цену пролитой крови,
Помня скитанья проклятого героя?..

Останови коня на пути к обрыву.
Где бы ты ни был в мире, покойся с миром.

- Вовремя прозвучала, - произнес Хикс. – Вампиры и нежить замешаны в одно целое.
- Один всего и замешан, - не сдавался Герман. – Здесь нет даже событий, одни намеки. Если не знать легенду, ее едва угадаешь в тексте. Я не представляю, как людям верить в это.
- Да никак! – Хикс позволил себе нотку гнева в ответ на отрицания Германа. – Достаточно просто постоянно об этом слышать. Когда пропали монахи, нам приписали их убийство, когда пропала книга, нам приписали кражу, а сейчас, думаешь, будет по-другому??? Здесь все пути сойдутся. Если люди поверили в нежить, то что мешает им поверить и в ее предводителя?
- Ничто не мешает, - решился наконец признать Герман. – Я сам недавно верил в нежить и не сомневался, что у нее есть предводитель. А меня не просто заставить поверить в такую ахинею.
- Ты владел сведениями об интригах Делио, эти ребята видели саму нежить, я наблюдал, во что превращается отношение к вампирам в Милаве, я даже отправил отсюда семью. Мы смотрим с разных сторон на одно и то же.
Он был подавлен всей этой угнетающей информацией, она как будто подчеркивала всю усталость и все одиночество. И, казалось, где-то за горизонтом, в цивилизованном мире воздух стал другим, и в нем притаилось что-то неотвратимое. Когда он выйдет когда-нибудь в следующий раз в этот цивилизованный мир, оно, возможно, уничтожит его, а где-то далеко, на расстоянии уничтожит и его семью. И ничего уникального и из ряда вон выходящего нет в его мыслях, во все времена кто-то оказывался на его месте.
- Как ты думаешь, гильдия может что-то сделать? – спросил его Герман. – Мы ведь должны немедленно предупредить всех.
- Она ДОЛЖНА что-нибудь сделать. Куда им теперь деваться? Мы все в одной дырявой лодке, – Йорг посмотрел на него с прежней уверенностью. – Откопать истину и подпортить Делио картину – это они смогут, - он задумался. – Если это получится, Элфи, ты получишь абсолютное влияние в гильдии Фрила…
Герман опустил глаза, спрятав в них свою тщеславную скромность. Он аристократ, что уже само по себе имеет значение, он избрал себе занятие, которое сосредоточило в его руках источник величайшей вампирской ценности, теперь не хватало третьего компонента – политического влияния, чтобы подняться на высший уровень их социальной лестницы, подножие которой тонет в грязи и крови. Но пока он еще не там, а в чужом доме, с практически безнадежно больным человеком на руках, одним из трех беглых свидетелей и почти на виду у Делио, взирающего на плоды своих деяний с высоты Офирцского холма, из своего храма.
- Понадобится больше недели, - сказал он, не останавливаясь на своих мыслях, - чтобы понять, будет ли Дрозд жить. За это время кончится их траур, и они станут беглецами с государственной службы. Их объявят в розыск.
- Девушке придется что-то за это время сочинить, чтобы все объяснить, а лучше – отказаться от службы. Парень все равно никогда уже не будет воином. Себя бы хоть вспомнил.
- Это лучше, чем оставить его просто умирать, - поспешно сказала Феона Ладе, у которой от любого упоминания Дрозда в душе начинали буйно распускаться колючки недоверия, сомнения и паники. – Мы будем стараться, чтобы все закончилось хорошо.
Герман придерживался противоположного мнения: что превысить дозу и дать Дрозду умереть было бы лучшим выходом. Но в сложившихся обстоятельствах это не стоило даже предлагать.
- За это время прежде всего нужно съездить в гильдию, - продолжал Хикс. – Я так и не понял, зачем вам в Милаву, но теперь тебе туда и не надо, - обратился он к Герману и перевел взгляд через стол напротив себя, на Феону. – И вам, девушка, тоже появляться там не советую.
Феона молча посмотрела на него. Догадался, что она Изгнанница, еще вчера. Как у них это получается? Герман хотя бы врач и знает традиции других врачей, потому и догадался. А Хикс? Впрочем, какая разница… Большинству людей было вообще все равно, кто она.
- Слишком умные. Выделяетесь, - ответил Хикс на ее незаданный вопрос. – Как белые вороны. Вы белые вороны, мы черные волки. Остальные – люди.
Герман, стоящий в дверях, меланхолично смотрел в свой стакан и размышлял. Услышав рассуждения Хикса, он отвлекся и поднял глаза. Феона не смотрела на него. А жаль.
Он вернулся к своим мыслям, но уже вслух:
- В гильдию, это значит, в Хуту. Три или четыре дня поездки. А как же Дрозд?
- Мы с Ладой посмотрим за ним. Ты мне все объяснишь, - сказала Феона.
Наконец-то обернулась. Сложная женщина. Умирать будет – и тогда не позовет, наверное.
- Нет, ехать без свидетелей – это несерьезно, - возразил Йорг Хикс. – В гильдию надо являться с хорошими доказательствами, с убедительными рассказами. А что, ваш умирающий не может поваляться один несколько дней? Он же все равно в отключке.
Герман покосился на Ладу. Ей, наверное, такое не понравится.
- Может… если все в порядке. Но откуда же я знаю, что такое «в порядке»? Я сам такое первый раз лечу и ничего в этом не понимаю. Надо хотя бы понаблюдать.
- Да, господа, попали вы, конечно, в славную историю, - Хикс усмехнулся, но без малейшего злорадства. – Думайте. Я буду с нетерпением ждать, когда вы придумаете, что делать дальше.
Лада хотела по привычке сказать: «Да что тут думать?». Но на сей раз она безнадежно запуталась и застряла: они собирались храбро отправиться в Офирц на разведку, но теперь с ней не было ее брата, они должны были вернуться через неделю, но уже не успеют. Мало того, если Дрозд, который теперь один занимал все ее мысли, придет в себя, о чем она постоянно молилась, он не поправится немедленно, и, скорее всего, к этому времени нужно будет придумать, где и как за ним ухаживать, и сочинить правдоподобную историю болезни. И это была только часть неразрешимых трудностей. Если Делио узнает, куда они уезжали, он будет их подозревать, если узнает, что пропали и не вернулись, будет подозревать еще больше. Если очертя голову влезть к нему прямо в его «Истинный Свет», как они хотели, возникнет вопрос, где ее брат, а если при этом выяснится, чем он болен, можно считать, что Делио обо всем догадается. Так что, эту мысль придется бросить и положиться на вампирскую гильдию. И если раньше Лада не доверила бы им даже похороны своей собаки, то теперь они казались ей вполне надежными союзниками хотя бы потому что вампиры готовы были сделать все, чтобы спасти свою шкуру. Отчаяния она больше не чувствовала. Ее как-то успокоила мысль о том, что Дрозд где-то там в своем подсознании борется за свою жизнь. Даже если умрет, то в бою, своем собственном, а не сложа руки. А насчет всего остального она верила, что четыре умных человека найдут выход из любого положения.
Вот только на вампирское кладбище идти не хотелось. Холодно там, наверное, ночью, а днем тоскливо. И не пройдешься лишний раз по окрестностям развеяться на глазах у местных жителей…
Обо всем этом Лада думала, глядя, как пробивается солнце сквозь свисающий за распахнутым окном плющ, как голубой кусок неба перечеркивается пролетающими мимо ласточками и виднеются вдали золотистые поля. Каждый порыв ветра шелестел листвой берез, окружающих дом, и раскачивал тени, падающие из окна на кухонный стол. И все это казалось какими-то последними каплями уюта, последними часами ускользающей свободы перед встающим, как темная стена, завтрашним днем.