Приход тьмы. Глава 15. Конец пути

- Ужин, ужин!.. – Лада постучала чем-то обо что-то, чтобы добиться громкого звука. Вероятно, это были серебряные кубки хозяина дома. Правда, на столе была только еда, привезенная с собой, от местной Лада все-таки отказалась со словами: «мясо, надеюсь, не человечина» и «яблочки, я так понимаю, с кладбищенского сада».
Изящный Герман меланхолично сел к столу, улыбнувшись Феоне, и она позволила себе улыбнуться в ответ (может, не стоило бы?). Дрозд больше не привередничал: за день он дико проголодался. Он собирался сделать два дела одновременно: поесть и обсудить гениальную идею, которая пришла ему в голову.
- Я видал здесь книги с картами, - сказал он. – А что если нам взять подходящую да посмотреть, где находятся те места, про которые ты, Герман, нам говорил, где уже орудовал Делио? Может, мысли какие возникнут?
- Черт возьми!.. – Герман даже встал из-за стола. Сейчас ему пришлось признать наличие интеллекта у этого человека. – Конечно, возникнут! Где ты видел карты?
- В той комнате, в каком-то шкафу, - махнул Дрозд хозяйской вилкой.
Герман вышел и оглядел погруженную во мрак библиотеку Йорга. Свет тусклой полосой проникал в нее из незакрытой двери. Да, без сомнения, это та комната. Он хотел уже выйти за лампой, но книги с картами находились у самой двери. Он взял самую большую их них, оказавшуюся более чем увесистой, и вернулся с ней к столу. Расставленную утварь пришлось существенно подвинуть, чтобы книга поместилась в центре в раскрытом состоянии. Она была просто великолепна. Она была в фиолетовом как ночь бархате, она вмещала выдержанные в едином стиле, созданные хорошим художником, украшенные изображениями даров земли и красот природы карты, витиевато подписанные в углу автором. А главное – она была новой, сделанной на заказ, а значит, в ней должно было быть все, что надо. Йорг Хикс не путешествовал, самому ему заказывать себе карты не имело смысла. Это был подарок, сделанный ему по какому-то случаю. Скорее всего, от гильдии, больше неоткуда.
- Да, точно. Вот и они, - сказал Герман, наткнувшись на первой странице на печать вампирской гильдии – элегантную агрессивную осу на сотах. Она символизировала единство и избранность.
Не было времени любоваться прекрасной книгой. Мимо промелькнуло несколько страниц акварельного сотворения мира и основных чудес света, и началась территория Алекси;ны. Естественно, это государство было изображено первым: сначала целиком, потом провинции с их главными особенностями. Нужно было именно целое изображение, чтобы видеть общую картину. По развороту книги, вверху которого был юг, а внизу север, расползлись неровным пятном очертания Объединенного Государства Алекси;ны, запестрели округа и провинции, замелькали разнообразные названия: от привычных Дрозду и Ладе по звучанию Хотьи, Разны и Собольков, через известные центральные Хуту, Фрил, Офирц и Милаву до более удаленных Октора и Брэнтиса. С левого бока пристроились экстравагантные города Уара: Дадн, Керундр, Камбан и другие. В нижнем правом углу, на отшибе, притаилось северное захолустье с едва ли не двумя-тремя неприметными точками, одной из которых был Фьорд Воронов. Выше разместились чопорные, с чуждым произношением Чайсли, Мартенс и Джермен. На юго-западе, но ближе к середине красовалась увенчанная короной столица Алекси;на, которую по причине одинакового названия с государством часто называли просто Столицей. Вверху окантовкой протянулись миниатюрные и на редкость приличные портреты династии, осуществляющей управление этой страной.
Большая часть карты находилась в тени склонившегося к ней Дрозда. Он сидел спиной к окну, как раз впереди лампы, поставленной на подоконнике.
Герман пробежался по карте глазами:
- Да… - произнес он. – Кажется, Делио уже постарался своими набегами укрепиться в разных важных провинциях. И крутится возле центра.
- Правда? – переспросила Лада.
- Если чем-нибудь отметим, будет очевиднее… - отметить было нечем, Герман стал показывать. – Пожалуйста: Мартенс располагается не так далеко от крупного города Чайсли, у черта на рогах, но все же! Глатс подчиняется Грифонде. Хотья здесь, никому не нужная, однако она в самой богатой провинции. «Виноградная Арка» (звучит красиво) здесь, конечно, не отмечена, это всего лишь поместье. Но оно в Роуне, а там Ультика, Элес и Скипп. А Мрежка – это вообще сказка – тут и Фрил, и Офирц, и до столицы не очень далеко.
- Да? Дай посмотреть, - Ладе надоело вглядываться в затененную страницу. Она обошла всех, взяла с подоконника лампу и поставила ее на стол.
Но в этот момент случилось самое непредвиденное событие начиная со времени их прибытия в Мрежку. Внезапно и очень резко Дрозду стало плохо настолько, что он упал вперед на стол. У него начались конвульсии; все, что он успел съесть, вернулось с отвратительной красочностью. «Только не на книгу!» - мелькнуло в голове у Германа, и он успел удивиться: почему сейчас его волнует книга??? Мешанина из судорог и рвотных масс продолжилась на полу, потому что Дрозд не держался на ногах, но присутствующие уже кое-как взяли себя в руки и все втроем уложили его на лавку. К этому времени он уже перестал двигаться, но дышал и был в сознании.
На вопрос Германа: «Дрозд, ты в порядке?» (глупый вопрос, но что-то надо было спросить, чтобы понять его состояние) он, не открывая глаз, едва слышно ответил: «да». Но он даже не попробовал предпринять каких-либо попыток пошевелиться, и было понятно, что лучшее, что можно сделать – какое-то время его не трогать.
- Что это?... – в глазах и голосе Лады было ледяное отчаяние. Не то, которое связано с криком и истерикой, а на такой стадии, когда остается только обреченный страх перед полным непониманием происходящего и бессилие перед ним.
- Я не знаю, - признался Герман и посмотрел на Ладу впервые с искренним сочувствием.
Этот удар оказался для нее слишком разрушающим. Но и без того ситуация всех загипнотизировала ужасом своей внезапности и необъяснимости. Ни у кого не было ответа, что случилось и почему.
Феона подошла к Дрозду. Она молча взяла его правую руку и начала разбинтовывать запястье. Она хотела бы сказать вслух: «только не это!», но ничего не сказала. Ткань упала на пол.
Место укуса не зажило, хотя пару дней назад все было почти в порядке. Тело вокруг раны умерло, это было понятно по цвету и запаху.
- Что?.. – Герман вскинул на нее выразительные глаза. – Он укушен, а ты мне ничего не сказала?
- Я об этом забыла.
- Забыла???
- Послушай, все шло прекрасно! Я вылила туда весь спирт, который попался мне на пути, я следила за этим. Ничего не произошло. Укус почти зажил, и я о нем забыла. Я посчитала лечение оконченным.
- Логика!!! – возмущенно съязвил Герман, но тут же сам извинился: - Я поступил бы так же. Тоже уже забыл бы…
Он опустился в кресло с пустым, без мыслей и выражения, взглядом, направленным на лавку, где, отвернув голову к стене, все еще не сделав ни единого движения и не открывая глаз, лежал Дрозд – юный, красивый, совершенно здоровый воин, моментально сраженный неизвестно чем. Феона осталась стоять там, где стояла. Ее взгляд, напротив, выражал глубокую задумчивость, и эта глубина вела к каким-то ужасающим выводам. Лада не тронулась с места, она была так же неподвижна, как и ее брат; в глазах ничего не сдвинулось и не поменялось – те же страх, обреченность и бессилие, суммирующиеся в отчаяние. Не только Герман, но и все остальные почему-то оказались совершенно неподготовленными к такому повороту событий; он шокировал. Тишина, наступившая в комнате, только подчеркивала это, ставила жирную точку свершившемуся.
Герман перевел взгляд на Ладу. Теперь по отношению к ней он ощущал не сочувствие, а жалость. Маленькая девочка посреди комнаты, потерявшая… теперь, наверное, уже все.
Но он посмотрел на нее не просто так. Нужно было что-то предпринимать, действовать дальше. Его мысли не могли остановиться даже сейчас и уже складывались в его голове в пока что обрывочные и бессмысленные конструкции. Требовалось обсуждение. Но в отсутствии Лады.
Он встал и уступил ей место:
- Лада, посмотри за своим братом, ты как никогда сейчас нужна ему, - с этими банальными и малоутешительными словами, которые обычно использовали врачи в безнадежных случаях, он подтолкнул Ладу к креслу, а Феону к выходу. – Нам надо подумать и поставить диагноз.
- Что?.. – удивилась Феона.
- Мы скоро вернемся, - он почти выпроводил Феону за дверь. По пути он молча положил Ладе на колени ее меч. А когда она подняла на него немыслимо округлившиеся, как два зеленых колодца, глаза, поспешно отвернулся, прихватил книгу и одну из ламп и быстро вышел. Кто знает, куда заведут слова?..
Выйдя, он распахнул дверь библиотеки, внес туда лампу и машинально поставил книгу на прежнее место. Пара шкафов с книгами – это было более чем роскошно даже для очень образованного и состоятельного человека. Так что у Йорга Хикса, определенно, было что воровать, если бы кто-то осмелился пробраться к нему в дом.
Герман сел в одно из кресел, таких же, как в соседней комнате. Лампа, поставленная на полированный стол, светила над собственным отражением. Вампир устремил на Феону прозрачные от пламени глаза:
- Что это?.. – задал он вопрос, который задавала Лада.
- Так… неужели не понятно, что это? – в глазах Феоны тоже было отчаяние, но не такое, как у Лады. Оно не было личным, а объяснялось безнадежностью ситуации, перечеркнувшей все их усилия. – Во всех поверьях нежитью становятся погибшие и в основном неИстинные. Но Дрозд – жив. Да и не верила я особо в это. Поэтому мы… я расслабилась и ошиблась. Все оказалось проще и хуже.
- Нет, - сказал Герман. – У нас складывалась логичная картина. Мы хорошо двигались к объяснению. И я не позволю каким-то ходячим мертвецам разрушить мое материальное мировоззрение! Как ты верно заметила, Дрозд – жив и в своем уме. Придется разумно объяснить это.
- Как это объяснить? – тем же тоном возразила Феона, готовая сдаться. – Как и зачем объяснять по-другому то, что очевидно?
- Плевать на магию. Пусть она будет источником – так ли это важно? Это передается. Это имеет проявления. Это имеет последствия. Это либо отравление, либо болезнь, пусть даже магического происхождения. Так что, думай, что это может быть, на что это похоже, и что мы можем сделать. Нужно придумать до того, как утром вернется Йорг.
Он сидел, закинув ноги в сапогах на подлокотник кресла. Несмотря на развязную позу, он всего лишь искал удобное положение для мыслей. Глядя на него, Феона сама начала думать, хотя поначалу это казалось безнадежным. Ни одной связной идеи. Только картинки из недавних событий: одна другой хуже.
- Трупный яд?.. – попробовала начать она. – Но почему так внезапно? Ему должно было становиться хуже.
- Значит, есть скрытый период, - сказал Герман. – Он был укушен почти неделю назад, а проявилось это сейчас. Если бы мы были внимательнее, заметили бы, что последние сутки с ним было не все в порядке. Это передается через ранение, раз заболел только раненый.
- Но это что-то не известное нам, - произнесла Феона. – И я не знаю, что мы можем предпринять. Я даже не понимаю, на что это похоже. Я бы приняла это за отравление, но никто больше не отравился. И… только он ранен.
Герман пожал плечами, соглашаясь с ней. У него тоже не было никаких выводов. Потом он поднял на нее глаза.
- Мы можем досмотреть до конца, - тихо сказал он. – И узнать, как это происходит.
Какова в этой фразе была доля цинизма, искреннего сопереживания, безысходности и любопытства, Феоне было непонятно. Как бы ни бездушно звучали слова, как бы ни было страшно за двух людей, оставшихся в соседней комнате (уже не самых безразличных для Феоны людей), следовало признаться, что «досмотреть до конца» - не только неизбежное, но и заманчивое предложение, хотя это даже не было предложением, а только констатацией того, что произойдет дальше. Именно этим оно и было заманчиво – непорочностью своей безвыходности, отсутствием выбора. Феона все еще не придумала, что на это можно было ответить, но Герман ответил сам.
- Что может быть нагляднее? – он улыбнулся с ноткой висельного восторга перед фатальной парадоксальностью всей ситуации. – Но речь идет о друзьях. Вроде бы. Если они нам дороги, спасти их могут только наши мозги. Так что думай, Феона. Ты в этом мире, чтобы спасать.
Феона в другом кресле обессиленно уставилась в темный потолок.
- Лепра, чахотка, чума, одержимость. Ничего не подходит. Это что-то новое. Может, он сам по себе такой.
- Нет, тогда Лада знала бы. А она не знает. Она, мягко говоря, удивилась, как будто ее только что выпотрошили в толпе.
Почему Герман применил такое сравнение, он и сам не знал. Наверное, всплыло из памяти: какой-нибудь рассказ об убийстве на площади. Он был уверен, что ощущения должны быть похожими.
Дальше они думали по отдельности. Феона перебрала все, что могла, примерила на Дрозда весь свой опыт, но ни одна мысль не показалась достойной, чтобы произнести ее вслух и обсудить. То же самое происходило в голове у Германа. Прошло более получаса, из соседней комнаты не доносилось ни звука, но воздух вокруг все равно был наэлектризован иглами беспокойства. Сложнее всего было сосредоточиться.
В окно бились мелкие вибрирующие мотыльки, позади дома, за стенами поскуливали собаки, смирившиеся с тем, что хозяин оставил в доме чужих людей. Где-то на втором этаже, на балконе ходили коты Йорга Хикса – независимые и почти неуловимые создания дикой окраски.
Герман еще раз поднял глаза.
- Это бешенство, - сказал он.
- Что?.. – переспросила Феона.
- То, что с Дроздом. Это бешенство.
- Нет… - не согласившись, отрицательно покачала головой Феона. – Это не бешенство. Шесть дней – маловато. И никакого развития – все случилось внезапно. И место укуса должно болеть, а он, похоже, его не чувствует. И вообще….
- И вообще?.. – Герман перекинул ноги обратно с подлокотника в нормальное положение и с ожиданием посмотрел на Феону. Его глаза были наполнены блеском, который возникает у собаки перед поиском следа.
- И вообще, не знаю, чем еще, но не похоже, - сказала Феона.
- Пойдем посмотрим еще раз, - Герман встал и увлек ее обратно.
В соседней комнате все было без изменений: Дрозд лежал, не открывая глаз, Лада сидела в кресле так, как ее посадили – с мечом на коленях и отчаянием, направленным в пространство комнаты.
- Лада… - Герман подошел к ней до того, как она успела что-либо сказать. – Подожди в соседней комнате. Нам надо теперь его еще раз осмотреть. Это надо сделать без тебя, ты же понимаешь. Не бойся, мы тебе все расскажем… - он выставил ее за порог и показал в сторону открытой двери библиотеки.
Когда он вернулся, Феона еще раз осматривала рану на правой руке Дрозда. Похоже, он ее действительно не чувствовал, по крайней мере, не реагировал.
- Вижу, - сказал Герман, приглушил свет лампы и занял место Феоны.
- Дрозд?... – он обратился к неподвижному, если не считать дыхания, телу. – Ты в порядке?
Дрозд даже не стал отвечать, только невнятно помотал головой.
- Давай, давай, - Герман приподнял его здоровой рукой за плечи и кое-как заставил принять что-то похожее на сидячее положение. – Нам надо осмотреть тебя. Открой глаза.
Дрозд послушно, но с большим сомнением приоткрыл веки. В приглушенном свете его взгляд ничего не выражал. Герман с невинным видом выкрутил огонь лампы до максимума и поднес к нему. Мгновенно, молча и без всякого перехода Дрозд вернулся в прежнее состояние – хлопнулся обратно на лавку в конвульсиях.
Герман убрал лишний свет и склонился к нему, с интересом наблюдая за тем, что осталось от молодого здорового воина.
- О, друг, теперь ты меня понимаешь, - сказал он Дрозду, хотя тот, похоже, его не слушал. – Когда мне плохо, у меня почти такое же случается от солнышка. Но до тебя мне далеко.
Как только Дрозд более-менее успокоился, Герман, не жалея усилий, вернул его в сидячее положение.
- Тогда попей воды, - сказал он, с еще более невинным видом и с выражением живейшего участия поднося стакан. – Говорят, помогает.
От влитой в него воды Дрозд повторил все заново. Пока его безудержно выворачивало на лавке, Герман с безжалостной внимательностью приглядывался к нему.
- Хватит! – сказала ему Феона. – Ты его так убьешь. Все и так видно.
- Ты согласна, что это бешенство?
- Пока не знаю… Но у нас все равно нет другой версии.
Германа не устраивали сомнения:
- Я понимаю, что не все похоже. Мы не видели никакого развития, и оно протекает не совсем так. Но это оно. Он не переносит яркий свет, не в состоянии есть и пить, следующим шагом он перестанет говорить и начнет на все бросаться. А потом он разучится двигаться и дышать. Я встречал бешенство один раз и даже близко не подходил, но хватило того, что рассказывают. Туда, куда жалко отправлять людей, нанимают вампиров. Например, ловить бешеных животных. Соглашается на такую работу только самое дно, но и за их здоровьем приходилось иногда следить. Как ты понимаешь, - Герман усмехнулся, - бешеный вампир – это совсем плохо. Так что у вашей «нежити» все признаки какой-то особой формы бешенства. Если бы меня не сбили с толку дурацкие суеверия, я бы догадался намного раньше, ты бы вспомнила об укусе, и… – и мы все равно ничего не смогли бы сделать… Ну так как, будем «смотреть до конца» или… что?
- Или что. Люди уничтожают больных бешенством. Что вампиры делают со своими заболевшими?
- Они пичкают их зельями, чтобы те умерли, не приходя в себя. Но иногда они возвращаются. Здоровыми, но сумасшедшими. Поэтому такое лечение запрещено в Алекси;не, и ты это знаешь.
- Ни одного случая удачного лечения? Герман, не лукавь. Я слышала, что были.
- И я слышал, что были. Но на десятки больных это чертовы единицы. Зелья входят в список запрещенных. От них сходят с ума, к ним привыкают, они разрушают личность, они тоже своего рода «химия потустороннего». Больных проще убивать, чем потом разгребать эти непредсказуемые последствия. Поэтому никто не знает, как сделать так, чтобы человек выжил и остался самим собой. У Дрозда нет шансов. А пытаясь его вылечить, мы совершаем преступление.
- Дай я тебе объясню. Мы либо должны сдать его, либо будем разбираться сами. Если мы его сдадим властям, его убьют. А Делио будет точно знать, сколько всего нам стало известно. Ты хочешь этого? Если бросим Дрозда одного… это не по-человечески, и Лада нам не простит ни первого, ни второго. Ни третьего – если мы будем просто наблюдать. Остается только одно – достать эти чертовы зелья, если это возможно и еще не поздно.
- Я тебя понял. Ты совершенно права. Могу попытаться достать это в Милаве к завтрашнему дню, если там еще остался нелегальный аптекарь. Понадобится помощь Хикса. Но не ручаюсь ни за что: возможно, это слишком долго. Пусть последнее слово останется за Ладой! Пора ее позвать.
Лада вошла так, как входят к покойнику. Она выходила из одного мира, а вернулась в другой, где не осталось ни близких людей, ни надежды, ни света. Она умела драться и убивать, она сражалась в отряде с мужчинами, она расчленяла трупы, она спокойно вывела из строя несколько ходячих мертвецов. Но здесь все это не имело значения. В этой комнате ее умения, ее самообладание, ее боевой дух и дерзость были бесполезны. Поэтому она просто заплакала.
- Лада, Лада, Лада, не время лить слезы! – попытался повлиять на нее Герман, в ужасе от того, что она станет невменяемой.
- Да, рано оплакивать, - сказала Феона. – Сначала нужно выслушать. И только вместе мы сможем попробовать справиться.
Лада послушно успокоилась. Вернее, она перестала дергаться перед лицом случившегося. И Герман начал говорить:
- Звучит это ужасно, но все-таки это лучше, чем могло бы случиться. Мы предполагаем, что твари передают бешенство. Без вмешательства Делио это всего лишь бешенство.
«Всего лишь» звучало неоправданно мягко. Но Лада имела весьма смутное представление об этой болезни, поэтому название не вызвало у нее новую волну паники. Она положилась на коварные, успокоительные слова врачей.
- Это все равно плохие новости, - продолжал Герман, вглядываясь в малейшие изменения ее реакции на слова. – Бешенство крайне сложно лечится… не совсем лечится. Во-первых, может оказаться слишком поздно. Во-вторых, лекарство не обязательно подействует, но другого не существует. А если и подействует, то необязательно вернет ему все здоровье, которое у него было… и даже не обязательно вернет ему сознание в полной мере. В-третьих, лекарство придется принимать всю жизнь и где-то его доставать. В-четвертых, оно запрещено во всей Алекси;не, и о нем никому нельзя рассказывать.
Герман замолчал.
- Но это лучше, чем ничего… - сказала Лада почти спокойно, она догадалась, что требуется ее согласие. От всего этого веяло чем-то отвратительно-запретным, недоступным ее пониманию. Но ничего другого не оставалось.
- Значит, нужно немедленно ехать, - обреченно засобирался Герман, без малейшего желания это делать. – На это уйдет куча времени. С одной рукой на лошади ночью особо не разгонишься. Вы остаетесь одни, - он обернулся на комнату и Дрозда, неподвижно лежащего на лавке. – Если что-то произойдет…
- Я придумаю, что делать, - уверила его Феона с простотой боевой машины.
- Точно?
- Да. Можешь не сомневаться.
- В тебе я никогда не сомневаюсь! – серьезно произнес Герман.
Проходя мимо Лады, он не удержался от соблазна сказать:
- Если все получится, Лада, ты будешь должна мне галлон крови…
Лада уже почти пришла в себя и обрела твердость, судя по тому, какой ответ он услышал за своей спиной:
- Это будет кровь Делио, Герман!