Приход тьмы. Глава 14. Дом

Солнце погружалось в деревья и дымку. Вечер еще не наступил, он едва только приближался, но набежавшая завеса прозрачных облаков сделала солнечный свет мягким, и откуда-то даже взялась прохлада. Лошади стояли оседланные, вернее, Дрозд седлал последнюю.
- Все, - сказал он. – Осталось только забрать вещи и Германа из этого, прости господи, сарая. Это надо ж так солнышко не любить…
Он прошел несколько шагов в сторону брошенной постройки, едва видной за деревьями, но вдруг оттуда донесся шум и голоса.
Дрозд мгновенно ускорился, и через пару секунд перед ним предстал полуразвалившийся сруб, а еще через секунду – то, что в нем происходило. Пришлось обогнуть постройку, чтобы оказаться со стороны разрушенной стены, обращенной к болоту.
Оказалось, что Германа все-таки догнали его убийцы. Их было трое, они загнали его в угол. Но несмотря на это, Герман был жив и к тому же держал в углу неплохую оборону, хотя вооружен был только ножом, а действовала у него только одна рука. Мало того, один из троих вампиров уже неподвижно валялся на полу между ним и нападающими, составляя наряду с несколькими обвалившимися бревнами препятствие на пути убийц к жертве. Открывшаяся картина была красивой и героической, хотя меньше всего Герман сейчас думал о красоте и героизме.
Дрозд не стал раздумывать. Меч он достал еще по дороге. Один из нападающих обернулся к нему и попытался защититься, но шансов против профессионального воина у него не было. А второй прекратил атаковать Германа и, пока Дрозд разделывался с первым, сбежал и завернул за угол. Но через секунду из-за угла показалось падающее тело, потому что там он наткнулся на Ладу, а она тоже раздумывать не стала. Теперь на земле равномерно валялись три вампирских трупа.
- Чего позвать не сообразил? – спросил Дрозд, обернувшись к Герману. – Трое – это слишком.
Внутрь заглянула Лада:
- Ого! Круто. Я думала, ты ножом только операции умеешь делать, - впервые она посмотрела на Германа с настоящим уважением.
Но он не обратил внимания на ее слова. Только что он не просто повторно избежал гибели, но и избавился от преследователей, и теперь потихоньку осознавал это. Он опустился на пол у стены, возле которой до этого стоял, бросил нож рядом и, обратившись к Дрозду, но даже не глядя на него, распорядился:
- Волоки их в болото…
Дрозд окинул беглым взглядом тела и приступил было к послушному исполнению сказанного, но Герман остановил его:
- Нет, подожди.
Он встал, обыскал всех троих и изъял в общей сложности пять разных фляжек.
- А их кровь у тебя не вызывает реакцию? – полюбопытствовал тем временем Дрозд.
- Смеешься? Она вызывает у меня отвращение, - не отвлекаясь вскользь бросил ему Герман.
В трех флягах оказались остатки крови, в двух других – вода. Ее Герман безжалостно вылил на землю.
- Ну воду ты зачем выливаешь?.. – укоризненно высказалась Лада.
- Лада, прекращай это – пить из одной посуды со всеми подряд, - сказал Герман. – Это нелегальные вампиры. От них знаешь, что можно подцепить?
- А сам себе фляги оставил…
- Это мое дело. Слушайся врачей, Ладочка, - отмахнулся от нее Герман. – Все – в болото!
Он занялся своей вновь пострадавшей рукой. Из-под повязки сочилась кровь, но способность к движению сохранилась, а значит, новых повреждений, скорее всего, не было. Феона принялась молча помогать ему, а Дрозд и Лада потащили тела в болото. Слушаться неожиданно властных распоряжений Германа было неприятно, но в данном случае ему было виднее, что делать. По дороге Лада с любопытством разглядывала убитых вампиров. От людей они были неотличимы. Все трое были худющими, мрачноватыми и, если бы привели себя в божеский вид, выглядели бы вполне прилично. На улице Лада ни на кого из них не обратила бы внимания.
Их перетащили к поросшему мхом и клюквой краю болота и по очереди выкинули как можно дальше. Было сомнительно, что мешанина из травы и воды надежно скроет их. Но тела булькнули и навсегда пополнили собой многолетний запас жертв вампирской контрабанды.
- А искать их не будут?.. – Дрозд вернулся к срубу и посмотрел на Германа, которому Феона спокойно, привычными движениями перебинтовывала руку. Мелькнула мысль, что вампиру неоправданно повезло, что этой девушке приходится о нем заботиться.
- Кому они нужны? – небрежно отозвался Герман.
- Подельникам?..
- Подельникам они безразличны.
- Тем, кто их послал?
- Этим тоже. Если и будут искать, то меня, а не их. Но я думаю, на этом все закончилось.
Делать здесь было больше нечего. Герман, несмотря на пережитое нападение, был в относительном порядке, он (на сей раз не без помощи) сел в седло, и все двинулись в дальнейший путь. Сначала путь пролегал через лес, все так же по границе болота, потом вышел на мокрый луг, потом на сухой луг, а потом снова на высокий берег Уара. Солнце, двигающееся к горизонту, светило в глаза, но поскольку оно так и не выбралось из набежавшей беловатой туманности облаков, его присутствие не пугало даже вампира с пошатнувшимся здоровьем. Лучи его были рассеянными и перламутровыми, тени от них – бледными и невнятными, а тепло – более чем умеренным. Постепенно берег становился более пологим и ровным, лесов вокруг сильно поубавилось, зато в какой-то момент начали появляться желтые поля. Путники вернулись к цивилизации и выехали на настоящую, широкую дорогу. Несколько раз они миновали небольшие селения, расположенные по разные стороны Уара, и пестрые стада коров. Потом, ближе к закату, им стали попадаться любопытные крестьяне, возвращающиеся со своих полей. И наконец где-то очень далеко на пригорке обозначилась Милава в виде смутного пятна, наполовину оранжевого, наполовину пестрого. К этому времени солнце начало опускаться в пепельную дымку у горизонта и стало выглядеть, как остывающий красный шар, зловещим путеводным маяком перемещающийся почти впереди путников.  Довольно быстро оно гасло, растворялось, превращалось в размытое розовое пятно, пока полностью не поглотилось облачностью.
Милава теперь была ближе. Даже приглушенный и смягченный сумеречной дымкой и расстоянием, цвет ее стен выглядел ярким пятном, а вокруг, как и рядом с Фрилом, виднелись многочисленные постройки.
Перед Милавой простирались поля, луга и пастбища, пара прудов или озер, кое-где – остатки бывших лесов. А еще ближе, по пути всадников, начинались насаждения явно рукотворного характера – что-то наподобие полудикого сада немыслимых размеров. В сумерках он казался каким-то зловещим. О том, что деревья выросли не сами, говорило то, что располагались они правильными квадратами, далеко друг от друга, и что все они были плодовыми, в основном яблонями. Однако вокруг них буйствовала дикая растительность, так что было понятно, что яблони предоставлены сами себе. Они начинались вдоль дороги, а заканчивались далеко возле полей.
На другом берегу Уара было примерно то же самое: поля, луга, селения и уютные лесочки. Тускло блестел вечерним небом вдалеке какой-то приток реки, утопая в ивах. А на переднем плане недалеко от берега возвышался двухэтажный дом: темный, похожий на крошечный замок, сложенный из камня, а не из дерева, но начисто лишенный ограды. Он стоял на удобном и живописном изгибе Уара, вокруг него было несколько великолепных деревьев, но ни сам дом, ни подсобные постройки за ним не были ничем защищены от внешнего мира.
- Здесь живет Йорг Хикс, - сказал Герман, переводя Шельму на шаг.
- Вот прямо так, один в поле? – недоверчиво спросил Дрозд.
- Да, просто в поле. А кто бы дал ему так основательно построиться в Милаве? Обносить жилища оградами вампирам не разрешается, так что любой, кто захочет взять этот дом приступом, может это сделать. Закон не защищает нас, закон защищает от нас. Но пока, видимо, желающих ограбить Хикса не нашлось. Слишком зловещее место, да еще напротив вампирского кладбища.
- А кладбище вампиров – это вот те сады? – Лада указала поводьями в сторону раскидистых, вольготно расположившихся на просторе яблонь.
- Почти угадала. За ними. Если присмотреться, видно несколько склепов и могил. Как вы думаете, полезет кто-нибудь в такое место?
За яблонями с трудом можно было разглядеть выглядывающие кое-где фрагменты каких-то неприметных серых сооружений.
- Жуть, - сказала Лада, хотя ей любая жуть была нипочем.
- Нет, милая Лада, это не жуть, а просто место, где находится прах умерших вампиров. Их путь окончен, с ними простились навеки, могилы никто не посещает, потому что у нас это не принято. Они в месте наказания за свою жизнь, и лучшее, что мы можем пожелать для них – это покой и забвение. Поэтому там нет никого: ни живых, ни духов, ни – буду в это искренне верить – ходячих мертвецов. Хватит, отходились.
К дому Хикса вел хороший и широкий деревянный мост. Мосты им и до этого попадались, но этот был самый приличный. Уар в этом месте был довольно узкой рекой, путники в считанные минуты добрались до моста, оказались на другой стороне и приблизились к темно-серому каменному дому. Стекла в нескольких стрельчатых окнах тускло поблескивали за решетками, подножия дома тонули в плюще и сирени. Стучать не пришлось, потому что из-за двери послышался раскатистый лай собак, как минимум трех, и судя по тембру голоса, размером не меньше волка. Хозяин, увидевший через окно, кто к нему пожаловал, быстро угомонил их и открыл дверь с гостеприимной улыбкой:
- Элфи!..
Йорг Хикс оказался очень похожим на покойного Марцина: столь же высокий, худой и в то же время представительный. Только там, где Марцин проявлял нерешительность и неуместную для простолюдина интеллигентность, у Хикса были утонченность и самоуверенность.
Он был одет скорее для дороги, а не для дома: аккуратно, во все черное и застегнутое.
- Твои спутники от меня чего-то хотят? – спросил Хикс о причине приезда.
- Нет, они просто меня сопровождают, - Герман изобразил непринужденную светскую улыбку, самое уместное после операции на самом себе, драки с убийцами и долгого пути.
- А с рукой у тебя что?..
Герман скромно опустил глаза, как он это умел делать в подобных случаях.
- Я, если честно, сбежал из Фрила в Милаву и заглянул к тебе. Меня выгнали из гильдии. Это все из-за того же. Все уладится, и я вернусь.
- Еще бы… - Хикс подозрительно смерил Германа взглядом, но не стал повторно спрашивать про руку. – Конечно, уладится. Как им без тебя? – он усмехнулся. – Сами и позовут.
Жестом, не менее гостеприимным, чем улыбка, он пригласил всех войти. Видимо, тот факт, что люди приехали с Германом, обеспечивал с его стороны полное доверие.
В доме было минимум света и максимум порядка. Все, что в нем находилось, - гобелены на стенах, кресла, стеклянные шкафчики, резные столы – производило впечатление уюта. Собаки поскуливали в своей комнате, нюхали воздух под дверью, но перечить хозяину и поднимать лай не осмеливались.
Хикс на ходу, еще в коридоре, зажег пару светильников, потом, уже в гостиной, достал из шкафа и расставил на столе бутылку вина и кубки, придвинул стулья и обернулся к гостям.
- Я, к сожалению, с вами не могу быть дольше получаса. И вся прислуга уже ушла. Мне надо уезжать в Милаву, пока не стемнело. Вернее, в тюрьму.
- В тюрьму??? Добровольно? – поинтересовался Дрозд.
- На работу, - пояснил Хикс и премило улыбнулся. – Сегодня как раз должны были привезти каких-то бандитов, - он обвел всех вызывающе-циничным взглядом и добавил: - Не надо на меня так смотреть. Кровавая государственная служба – отличная работа, учитывая то, что мне нужно содержать жену и троих детей.
- Уже троих??? – искренне удивился Герман. – Да у тебя дела идут отлично, как я посмотрю. Мои поздравления.
- Нет, трое – это перебор, - отмахнулся Хикс. – Просто так получилось. У Лизы получилась двойня. И обе выжили. Мы с ней такие одни. Так что, хочешь не хочешь, а я за них отвечаю.
Несмотря на небрежный тон, было понятно, что он гордится достигнутым положением в этой жизни.
Лада спросила с демонстративным омерзением:
- Вы что… пытаете и казните людей?..
- Не драматизируйте, юная леди! Это не каждый раз. И речь идет о преступниках, - видя, что взгляд ее не меняется, он рассмеялся и пояснил: - Нет, это скорее исключение. Меня ценят как раз за то, что я умею извлекать правду наименее жестокими способами. В отличие от людей, кстати… Поэтому мои отношения с заключенными всех устраивают. А вы что думали, что как только переступаете порог тюрьмы, вас начинают потрошить заживо?
Он перевел взгляд на Германа и сказал ему:
- А в Милаву ты собрался зря. Тебя замучают проверками и подозрениями, а медициной будет невозможно заниматься – к тебе никто не пойдет. Вампиров там теперь не приветствуют. Я остался там один и, если честно, думаю, что от моих услуг откажутся, и мне здесь нечего будет делать. Лизу с детьми я отправил во Фрил.
- Почему? – спросил Герман, имея в виду ситуацию в городе.
- Не знаю. Все же так хорошо было еще недавно. Проскальзывают подозрения в колдовстве, в заговоре, опять называют нас «потусторонними». Очередное обострение…
В глазах Германа появилась неподвижная, как поверхность воды, тревога. Но он придал голосу небрежности и заметил:
- Было уже, подозревали. Помнишь, что-то искали в гильдии? Что это была за книга?..
- «Химия потустороннего», - без запинки ответил Хикс, не останавливаясь на этой теме. Видимо, эта благополучно закончившаяся история его уже не интересовала.
Герман постарался не выглядеть удивленным, но взгляд его завис где-то в мыслях.
- Ладно… - сказал он. – Уже не важно.
- Важнее то, что нас начали равнять с нелегальными отбросами. Очень много запретов и местами очень плохой настрой. Тебе надо быть аккуратнее. И вам, леди, - обратился Хикс к Феоне. – Извините, но я все еще не знаю, как вас зовут.
Обращение «леди» было редким, чисто вампирским и почти не употреблялось. Но Хикс использовал его с неизменным успехом.
- Феона Полита, врач, - с опозданием представил ее Герман. – И… воины Дрозд и Лада, - он не слишком представлял, как нужно называть этих двоих, поскольку знал только их имена.
Йорг выразительно посмотрел на всех троих и вернулся к Феоне:
- На Изгнанников тут сейчас тоже косо смотрят. Выбиваетесь из религии.
- «Истинный Свет»? – спросила Феона.
- Есть такие, они религиозные фанатики. Больше всех орут об укреплении веры, как будто с ней что-то не так. Да, они вас не любят.
- А их там много? – не удержалась от вопроса Лада.
- Нет. Но орут громко.
- А о чем орут? – спросил Дрозд.
- О том, что зло не дремлет, а мы ему потакаем.
- Мы – это кто?
- Все, кто не фанатики, как они. А уж вампиры – точно, - Хикс встал и затянул ворот плаща. Теперь для полного изящества ему не хватало какого-нибудь пыточного инструмента в руках. – Ну, мне пора, а то дороги не будет видно. Если кто-то со мной, поехали вместе. Но можете остаться здесь до утра. А то, если вас выловят на въезде ночью, потащат в Службу общественного порядка. Оно вам надо?
- Рискну ответить за всех, что нет, не надо, - сказал Герман. Он, конечно, понимал, что потащат в основном его. Возможно, Феону. А Дрозд и Лада, скорее всего, спокойно въедут и найдут ночлег. Но им как раз не нужно в Милаву – зачем делать крюк перед поездкой в Офирц? Однако по большей части Герман хотел остаться просто потому что день в дороге его вымотал до предела.
Его снова поддержал Дрозд:
- Ну нет, нам этого не надо вообще.
Он сидел в кресле в темном углу и смотрел в противоположный, такой же темный угол. Совершенно не свойственная ему уединенность. Видимо, его тоже прельщала перспектива сегодня больше уже никуда не двигаться.
- Тогда расположитесь как-нибудь сами, - сказал Хикс. – Я вернусь утром. Собак я запру за конюшней. Минус вампирских слуг, если они люди, в том, что их невозможно удержать до темноты. Они все-таки до ужаса всего этого боятся. Вы знаете, что через реку находится вампирское кладбище, куда свозят тела со всего округа? – он рассмеялся и ушел, звеня ключами.
Герман тут же встал и подошел к окну. Это был первый этаж, и часть сумеречной картины, открывающейся из окна, заслоняли листья сирени. Но было видно, как Хикс в сопровождении трех огромных собак прошел за дом и вернулся оттуда, ведя белоснежного коня. Затем черно-белое пятно – всадник на лошади – пронеслось по мосту и исчезло во тьме на другом берегу.
Герман отвернулся от окна:
- Уехал. Вот так – «Химия потустороннего».
- Что это? И что с этим не так? – спросила Лада. – Я всяких ученых названий не понимаю.
- Казалось бы… - произнес Герман, скользя глазами по освещенной уютным желтым светом комнате. – «Химия» - это вещество, «потустороннее» - оно и есть потустороннее. Что с этим может быть не так? Вот только «химия потустороннего» - это точное определение. И определяет оно действия тех зелий, которые используются в колдовстве, оккультизме и прочих подобных вещах. Не самого колдовства, а только зелий самих по себе. Если вычесть оттуда заклинания, обряды, молитвы и все атрибуты, останутся только эти вещества и их свойства. Вроде, кто-то когда-то выписал из разных магических рецептов именно состав этих снадобий, чтобы узнать, чего они стоят сами по себе и где их можно применить без колдовства и другой запрещенной деятельности. Это и есть «Химия потустороннего». Ее саму потом тоже запретили. – Герман окинул взглядом окружающих. – Не понятно?
- Нет, понятно, - сказала Феона. Она сидела возле другого окна, на котором стояла лампа, ее фигура была освещена с одной стороны резким золотым светом и отражалась в стекле, как ее темная демоническая противоположность. – Это какие-то вещества, имеющие прямое влияние на человека. Проще говоря – лекарства и яды, позаимствованные кем-то у магов, - она улыбнулась. – Я всегда хотела заниматься отравлениями. Но названия такого не слышала.
- Я сам только раз слышал, - сказал Герман, невольно задерживаясь взглядом на этом завораживающем отражении, - когда учился медицине. Упоминалось как документ, когда-то существовавший, а потом запрещенный. На этом все. Зачем в учебе уделять внимание какой-то недоступной легенде, когда даже не знаешь, какая от нее польза?
- И что тебя смущает в этой книге? – спросила Феона.
- Из всего возможного, что хранилось в Брэнтисе – а там, как известно, выделена целая библиотека под запрещенную литературу – он увел именно эту, не содержащую магического руководства, как такового. Как он собирался поднимать нежить?
- Может быть, он что-то уже изучил. Откуда ты знаешь, что он увел только одну? Нет какой-нибудь «Анатомии магии», где ее расчленили на компоненты, а он собрал обратно? – она улыбнулась своей спонтанной гипотезе. – В конце концов, может быть, в этой книге оказалось все, что нужно.
- Да, скорее всего. Что бы он ни использовал, один из компонентов – точно какое-то вещество, ради которого надо было пойти на такой риск.
- Я ничего опять не поняла, но ладно, - проворчала Лада, разбирая сумки и открывая шкафы в поисках съедобных припасов. Она уже успела снять куртку и мерцала в цвете ламп белой рубашкой. – Тогда займусь ужином. Я, в конце концов, специально наняла двух умных людей, вот и пускай думают те, кто дюже умный... Йорг сказал, чтобы мы сами распоряжались. Сейчас найду, где что есть. Вот живут кровососы за счет людей!..
В их распоряжении оказался целый вампирский дом. Он был большим, он содержал все признаки комфорта, в нем была нормальная человеческая еда (ничто человеческое оказалось вампирам не чуждо), несколько комнат и маленький балкон на втором этаже.
Существование балкона открыла Феона. Она обратила на него внимание еще снаружи и, пока Лада хлопотала по хозяйству, сбежала туда собраться с мыслями. Мысли были неутешительными. В беззвездной темноте, звенящей ночными песнями кузнечиков и шелестящей листвой, Феона думала о настоящем. О прошлом и будущем думать не имело смысла.
Предметы вокруг выглядели черными, все еще очень четкими силуэтами, кое-что было видно даже на противоположном берегу Уара. Но оттуда не долетало ни огонька, там были только таинственные темные дали, в которые хотелось улететь на собственных крыльях и обязательно низко над землей, чтобы чувствовать запахи. Видеть не обязательно. Но все это было бесполезно: ночь кончится, и придется возвращаться к жизни. Феона ни от кого не зависела и ни за кого не отвечала: ни за родителей, потому что они умерли, ни за любимого, потому что ни с кем не сошлась характером, ни за детей, братьев или сестер потому что их не было. Но были другие Изгнанники, не рядом с ней сейчас, но были, разбросанные по всей Алекси;не. Всегда было достаточно осознания того, что свои где-то там. А сейчас хотелось, чтобы были рядом. Мир никогда их не жаловал, а теперь он весь превратился в косой подозрительный взгляд в их сторону. Когда она пропустила этот момент?..
Дверь балкона хлопнула. Было у нее такое свойство – резко закрываться. Феона обернулась и узнала в темноте Германа. Она ожидала увидеть вездесущую Ладу.
- Как хорошо, что ты придумала сюда спрятаться, Феона. Нам надо поговорить, - Герман прошелся по балкону и сел на скамью в противоположном углу. Было похоже, что он хотел бы собраться с мыслями, но боится терять время. – Наша поездка заканчивается. Мы едем в Милаву, но будущее все более неопределенно. Поэтому я хочу поговорить именно сейчас.
- Давай сейчас, - согласилась настороженная Феона, пока еще не предполагая, на что дает согласие.
- Только… давай так. Ты меня выслушаешь полностью, не перебивая, а потом уже ответишь. Я не скажу ничего страшного, обещаю. Все это касается только меня, и если ты посчитаешь нужным, тебя не коснется никак.
- Хорошо, - снова согласилась Феона, и Герман сделал последнюю паузу.
- Феона… ты мне очень нравишься. Настолько сильно, что я решил в этом признаться. Я прекрасно понимаю, кто я, и кто я в глазах людей. Поэтому попросил выслушать все сразу.
- Вообще-то я думала, что тебе нравится Лада, - все-таки перебила Феона.
- Кто – этот ребенок, который не знает даже, что такое мужчина и женщина? Ей бы сначала разобраться у себя в голове. Она хороша в качестве картинки, отношений с ней не хочется.
- Зачем ты тогда с ней заигрываешь? – осуждающе спросила Феона.
- Это… заведомо бесполезно, и никому из нас ничем не угрожает. Она только мне позволяет так разговаривать с собой, потому что считает меня пустым местом. Так что мы квиты. Каждый выбрал то, что ему нравится: она меня презирает, я с ней заигрываю.
- Извращенец, - сказала Феона с улыбкой, невидимой в темноте. В поле зрения было только одно пятно – желтый свет на земле от окна на первом этаже. Герман и Феона были по обе стороны от него. Разговор в темноте был гораздо проще, чем при свете.
- Ты мне разрешишь продолжить? Я не буду себя приукрашивать. Я в курсе всех своих недостатков. Все мои отношения длились не дольше нескольких бурных ночей. Меня это всегда устраивало. Но… ты знаешь, как бывает, когда все складывается воедино? Мы же совсем одинаковые. От этих слов я не откажусь, даже если это тебя оскорбит. Мы нигде никогда не найдем друг другу замены. Хорошо это или плохо, я не знаю. Просто это так, согласись. Я прекрасно знаю свои шансы, тем более, что по соседству тебе строит глазки молодой человек с чарующим именем Дрозд (надеюсь, это не родители его так назвали).
- Да?... – скептически произнесла Феона.
- Да, а ты, что, не заметила? Он с тебя глаз не сводит. Ладно, я рад, что ты даже не обратила на это внимания. Я хочу честно закончить разговор. Я не очень уверен в завтрашнем дне, потому что не совсем понимаю, что происходит. Может быть поэтому я хочу точно знать, будем ли мы вместе. Ты сама знаешь, кто я. Я могу дать тебе свою верность, статус и деньги, но для тебя это повлечет всеобщее неодобрение, а иногда оно перерастает (поверь мне) в презрение или ненависть. Моя жизнь всегда будет вертеться вокруг крови вашей расы. Ко мне никогда не будут относиться по-человечески, хотя пока я несу вам только благо. Подумай, как отнесутся к тебе. Через пару десятков лет мой организм выработает все свои ресурсы и сгорит за несколько месяцев. Это будет ужасно, но недолго. Моя мать решила эту проблему просто – отравила себя на вечеринке в окружении своих любовниц. В общем, ты видишь, что мне особо нечего тебе предложить. Но я прошу тебя сначала подумать, а потом ответить, даже если твой ответ уже готов. Хорошо?
- Да, я обещаю подумать, - сказала Феона. – Я отвечу тебе в Милаве.
- Спасибо, - Герман встал, прошел мимо нее и исчез за хлопнувшей дверью.
А Феона осталась с мыслями, которые до этого даже не приходили ей в голову. Блистательный, красивый и состоятельный Герман, клубок интеллектуальной самоуверенности и несколько зловещей загадочности – это была одна сторона. Наверное, именно Феона и могла увлечь его по-настоящему. Но он был прав – существовала и другая сторона – это его постоянная зависимость от вынужденного образа жизни, это вечная роль представителя проклятой расы и неизбежная и совершенно точно смертельная болезнь в конце. То есть, то, что никогда не могло бы ее напугать. Другое дело – нужен ли ей сам Герман? Это был для нее очень неожиданный вопрос, потому что до сегодняшнего разговора она воспринимала Германа как внешнее явление, мелькнувший кусочек чуждой ей жизни. И при этом было совсем не важно, нравится он ей или нет (хотя, конечно, он ей нравился). Это было как взгляд из одного мира в другой. А он предлагал ей не посмотреть, а шагнуть, и даже не скрывал, куда. Это было как минимум интересно. Но… на этом мысли заканчивались.