de omnibus dubitandum 34. 268

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ (1671-1673)

Глава 34.268. ВСЕ ЧТО НАПИСАННО - ЕСТЬ НЕБЫЛИЦЫ…

    Александр Касаткин* в своей книге Крушение империи русских царей пишет:
«Про первые два года Петра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] не осталось вообще никаких известий. Прусские фальсификаторы прекрасно понимали, что про детство молодого царевича в разрядных документах должно было сохраниться множество известий. А их не было. Править все документы было делом хлопотным, да и правка сразу станет очевидной, неизбежны разночтения. Тогда лжеисторики пошли по самому простому пути и просто УДАЛИЛИ ВСЕ ДОКУМЕНТЫ ИЗ ДВОРЦОВОГО РАЗРЯДА!».

*) КАСАТКИН Александр Сергеевич - родился в г. Ульяновске (1952). Окончил историко-филологический факультет Ульяновского педагогического института, отделение «История» (1977) и аспирантуру при Ленинградском научно-исследовательском институте профессионально-технического образования (1995). Кандидат педагогических наук (1966), доцент.

    Читаем М.М. Богословского: «Где, кроме кремлевских хором, бывал настоящий Петр Алексеевич в ранние младенческие годы? Нельзя сказать с точностью, вывозили его или нет, в какую-либо из подмосковных резиденций осенью 1672 и весной, и летом 1673 г., так как за этот период времени утрачены и Дворцовые разряды, и записи царских выходов». Вот так вот, все гениальное просто.

    А что окружало настоящего Петра Алексеевича, а не клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] в более позднем детстве? Наверное, руские гусли, самовары, пряники… Отнюдь. Окружали его, клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] почему-то, сплошь вещи немецкие: «как только клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)] стал помнить себя, он был окружен в своей детской иноземными вещами; все, во что он играл, напоминало ему немца.… Вместе с образом спасителя настоящий Петр Алексеевич, не в пример клону лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)] берет из Кремля и столовые часы с арабом, и карабинец винтовой немецкий». Историк Богословский упоминает среди вещей настоящего Петра Алексеевича немецкие оргАны, немецкую карету, немецкого снегиря, даже детская комната Петра была обита «сукном червчатым гамбургским».

    Откуда немецким вещицам взяться в палатах Кремлевских? Немцам, не то, что в Кремль, в Московское государство путь был заказан. Последними европейцами, которым разрешалось въезжать в Московию, были голландцы, но и они в 1667 году этого права лишились.

    Теперь мы понимаем, продолжает далее Александр Касаткин в своей книге, что все эти немецкие вещи были у клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] с самого детства только потому, что детство это проходило в немецком Бранденбурге. Поэтому про эти вещи известно только из личных воспоминаний самого клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)]. Он любил вспоминать свое детство, а заткнуть рот пьяному Императору придворные историки были не в силах.

    Как невозможно было утаить и тот факт, что клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] с самого раннего детства окружали одни иноземцы. И не только взрослые, но и ровесники. И.И. Голиков пишет о детстве настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р.: «Он, имея между детьми его окружавших несколько иностранных, которых он любил от самого своего младенчества, уведомлялся от них о европейских обычаях и обрядах». Так вот откуда у Петра замашки иноземные – от малолетних дружков своих иноземных узнал. А что могли делать иностранные дети в окружении православного царевича? Это невозможно в принципе, ибо руские царевичи строго оберегались и до пятнадцатилетнего возраста вообще не имели выхода из хором царских. Тем более, дети еретиков иностранцев не могли окружать царевича ни при каких обстоятельствах.

    Представьте себе картину: руский царь всегда брезгливо омывал руки после их поцелуев. А тут, вдруг, к ребенку своему иноземных детишек запустил... Да и откуда у настоящего Петра Алексеевича непонятная любовь к иностранцам «от самого своего младенчества»??? Он что, с молоком матери всосал любовь эту? Но даже это не проходит, ибо МАТЬ У НАСТОЯЩЕГО ПЕТРА БЫЛА НРАВОВ ПРАВОСЛАВНО-АСКЕТИЧЕСКИХ (выделено мною – Л.С.). С молоком матери настоящий Петр Алексеевич мог впитать только любовь ко всему караимо-рускому.

    Иностранцы окружали клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] с самого младенчества по причине того, что сам он был с младенчества иностранцем. Все другие объяснения нелепы. Клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)] родился за границей, поэтому первые свидетельства о его рождении мы находим в письме иностранца Николая Гейнезиуса к другому иностранцу Иоанну Георгию Гревиусу.

    Самого Гейнезиуса на момент рождения клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] в Московии не было. Поэтому описывать подробности рождения клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] он мог в Европе. Там где на самом деле родился клон лжеПетра [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)].

    Вот что говорится в письме: «Дай Бог, чтобы Петр [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)] в свое время был добрым пастырем народов, и чтобы он Скифское варварство, омрачающее север в его шубах, победил спасительными законами».

    С родившимся клоном лжеПетра [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] связывают освобождение от скифского варварства, его называют ПАСТЫРЕМ НАРОДОВ (выделено мною – Л.С.).

    При этом из текста письма мы можем очертить географическое положение места рождения клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)]. В письме говорится: «В самый день рождения клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] Людовик XIV перешел через Рейн, а турецкий султан через Днестр, и первый завоевал четыре провинции соединенных Нидерландов, а второй Подолию и Каменец». То есть место ограничено на западе Рейном, а на востоке польскими землями. Этим местом могла быть Пруссия, на тот момент являющаяся еще и Бранденбургом.

    А как проходило дальнейшее детство настоящего Петра Алексеевича, 29.6.1665 г.р. ? Оно тоже почти не отразилось в разрядных книгах Кремлевского дворца. Решили списать сей факт на отсутствие ребенка в Кремле. Вот как интересно объяснили это романовские историки: «При этом Петр ведет чрезвычайно непоседный образ жизни, вечно в походе: то он в селе Воробьеве, то в Коломенском, то у Троицы, то у Саввы Сторожевского, рыщет по монастырям и дворцовым подмосковным селам».

    Мол, не было в Кремле, потому что егоза. Чем бы только дитя не тешилось, было бы живо. Пущай бегает малолетний Петруша по деревням, в индейцев играет, у «историков» проблем меньше будет. Но царевичу за пределы Палат Кремлевского Дворца дозволено было выйти только после достижения 15-ти лет. Не мог он в индейцев играть по деревням подмосковным… Поэтому отсутствие настоящего Петра Алексеевича в Москве – НЕРАЗРЕШИМАЯ ПРОБЛЕМА ДЛЯ ОФИЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ (выделено мною – Л.С.).

    А с кем играл наш Петруша ? Согласно учебникам истории, все с конюхами, да пирожниками. А хоть один из участников этих игр известен? Их воспоминания о маленьком царе известны? «Неизвестны также и первые товарищи его детских игр». Никого не напоминает?..

    Так что о детстве и отрочестве настоящего Петра Алексеевича остался полный мрак. Остались только полулегендарные сведения о том, что все свое детство Петр  провел в некоем Преображенском. «Первые годы младенчества он провел большею частию в подгородном селе Преображенском, в трех верстах от Москвы…. Преображенское осталось навсегда любезным его сердцу».

    Причем, информация о нахождении настоящего Петра Алексеевича в селе Преображенском обнаруживается не ранее 1687 года. По этому поводу И.И. Голиков отмечает: «таковое де пребывание в Разрядных книгах упоминается не прежде, как в том 1687 году».

    Самое интересное, что села Преображенского не то, что в 1666, а и в 1672 году не было вовсе. А было под Москвой в то время село Ображенское.

    Скудость информации о детстве Петра Алексеевича не давала покоя историку XIX века еврею А.Г. Брикнеру. Он хотел знать правду о детстве Петра и занимался этим вопросом долгое время. Но был вынужден констатировать: «О первых годах жизни Петра Алексеевича сохранилось два рода источников: архивные дела и ЛЕГЕНДАРНЫЕ СКАЗАНИЯ (выделено мною – Л.С.). Последние, повторяемые бесконечно в продолжение XVIII века и поныне, представляют историю детства клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] в каком-то идеальном свете, заключают в себе множество небылиц о баснословных дарованиях ребенка и НЕ ЗАСЛУЖИВАЮТ ПОЧТИ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ (выделено мною – Л.С.)».

    Профессиональный историк после многих лет глубинного изучения вопроса пришел к печальному заключению: ВСЕ ЧТО НАПИСАННО О ДЕТСТВЕ и ЮНОСТИ клона лжеПЕТРА [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] ЕСТЬ НЕБЫЛИЦЫ (выделено мною – Л.С.).

Рис. Медаль на первое путешествие клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) получившего в дальнейшем титул Петра I Великого  по Европе 1697 года!

Описание аверса: Поясной портрет Петра {на самом деле клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)] – Л.С.}, (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) получившего в дальнейшем титул Петра I, увенчанного лавровым венком, в доспехах и мантии из меха, со скипетром** в правой руке. Круговая латинская надпись ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ВСЕЯ ВЕЛИКИЙ МАЛЫЙ И БЕЛЫЙ РУСИ ЦАРЬ И САМОДЕРЖЕЦ

Описание реверса: На фоне бомбардируемых Азова и Перекопа - изображение рыцаря на коне, попирающем дракона
На линии обреза: ASSOFF MENSE • IVN & PRECOP М • IVL OCCVPAT • А • 1696 (Перевод надписи: Азов в июне месяце, и Перекоп в июле взяты. 1696. Ошибка в надписи: PRECOP вместо PERECOP)
Под обрезом продолжение круговой надписи: CVLTIORES EVROPAE | REGIONES INVISIT. | M DC IIIC | • C • WERMUTH • F • G • (... культурные области Европы [Петр] посетил. 1697. X. Вермут исполнил)

**) Древнейший дошедший до нас скипетр входил в «Большой наряд» царя Михаила Федоровича. Он богато украшен драгоценными камнями и эмалью и состоит из трех (что показательно) частей и навершия. Скипетр увенчивают золотые ФИГУРКИ ОДНОГЛАВЫХ ОРЛОВ (выделено мною - Л.С.) (всего их три) с поднятыми крыльями, широко раскрытыми клювами и, главное, характерными геральдическими элементами на крыльях (прусского или тирольского типа), отсылающими к традициям западноевропейской геральдики. Такова же и корона, помещенная над головами орлов, которую, в свою очередь, увенчивает драгоценный зеленый камень. Согласно исследованию М.В. Мартыновой, этот скипетр был сделан еще в конце XVI в., вероятно, в Праге при дворе императора Рудольфа II, и привезен для Бориса Федоровича  "Годунова" (кавычки мои - Л.С.) в 1604 г. [Интересный случай непочтительного отношения к посоху Василия Шуйского зафиксировал М.И. Чулков в своем извете 1646 г. на А.Ф. Нащокина (см.: Хорошкевич А.Л. Герб. С. 193-194)] Скипетр благополучно пережил Смуту (видимо, экзотические рога единорога оказались для польских захватчиков более ценным трофеем) и стал «главным» скипетром первых Романовых.
В то же время не прервалась традиция существования и царского посоха. Долгое отсутствие более-менее взрослого наследника у Михаила Федоровича и сосредоточение церемониальных функций в лице одного царя, а может быть, и возвращение к старым традициям московской Руси, способствовали тому, что и скипетр, и посох на протяжении XVII в. сосуществовали как царские регалии, но, разумеется, не равные по своему статусу (скипетр в этой иерархии, безусловно, занимал место существенно выше посоха).
По сведениям И.Е. Забелина, посох царя Михаила Федоровича был сделан из слоновой кости (хотя, возможно, тоже считался сделанным из рога единорога) и в 1616 г. увенчан навершием в виде арочной короны [Мартынова М.В. Регалии царя Михаила Федоровича. М., 2003. Мартынова М.В. Царские венцы первых Романовых // Искусство средневековой Руси: Материалы и исследования. М., 1999. Вып. XII. С. 300]. Сохранился другой посох этого государя, серебряный позолоченный [Арсеньев Ю.В., Трутовский В.К. Оружейная палата. Путеводитель. М., 1911. С. 67; Ракитина М.Г. Регалии русских царей. М., 2010. С. 44. Ю.В. Арсеньев и В.К. Трутовский упоминают также еще один посох Михаила Федоровича - костяной с золотой насечкой, а также еще два посоха неизвестного времени и посох, подаренный Михаилом Федоровичем сыну Алексею (деду клона лжеПетра - Л.С.), который хранился в доме бояр Романовых на Варварке. Такая передача посоха отвечала, по-видимому, старой традиции наличия особого посоха у наследника], имеющий Т-образное завершение, как бы в традиции посохов до Василия III. При этом концы перекладины этого посоха украшены орлиными головами и слегка подняты вверх. Царский посох с поднятыми концами перекладины изображен и на миниатюрах из «Книги об избрании и венчании на царство Михаила Федоровича» (первая половина 1670-х годов).
Имела свой посох и царица. Дошедший до нас посох царицы Евдокии Лукьяновны, урождённой Стрешневой (1608, Мещовск — 18 (28) августа 1645, Москва) — вторая жена царя Михаила Фёдоровича с 5 (15) февраля 1626 г.), мать Алексея Михайловича, сделан из черного дерева, имеет серебряную оправу и навершие в виде борющихся льва и грифона. Полагают, что этот посох сделан в Германии [Ракитина М.Г. Регалии русских царей. М., 2010. С. 45]. Во всяком случае, лев изображен в узнаваемой геральдической позе, в то время как чудовище, с которым он вступил в противоборство, затруднительно точно определить.
От царя Алексея Михайловича также дошли до нас скипетр и посох. Скипетр сделан, по всей видимости, греческими мастерами Стамбула, на что указывают типичные для турецкого искусства того времени колорит и декор. Этот скипетр в отличие от скипетра «Большого наряда» Михаила Федоровича увенчан шарообразным навершием, на которое водружен крест с двумя двуглавыми орлами под тремя коронами каждый по бокам. На поверхности скипетра помещены изображения христианских праздников, выполненные золотом на черном эмалевом фоне. На одной из миниатюр («Рождество Христово») обозначена дата – 1638 [Описание скипетра см.: Мартынова М.В. Регалии царя Алексея Михайловича. М., 2004. С. 4] (или 1658 [Бобровницкая И.А. Регалии российских государей. М., 2004. С. 17], третья цифра читается неоднозначно). Ясно, что заказ регалий в Стамбуле, т.е. Константинополе, греческим мастерам имел огромное символическое значение [Бобровницкая И.А. Регалии российских государей. М., 2004. С. 17]. Новые регалии повторяли путь «даров Мономаха» и связывали Третий Рим со Вторым, а через него и с Первым.
Такое же происхождение имел и посох Алексея Михайловича, привезенный царю в 1658 г. [См.: Царь Алексей Михайлович и патриарх Никон. «Премудрая двоица». М., 2005. С. 193. № 159; Искусство Блистательной Порты. М., 2008. С. 36-37. № 2], что в какой-то степени может подтверждать и датировку скипетра тем же годом. Навершие этого посоха отличается от навершия посоха Михаила Федоровича. Посох Алексея Михайловича увенчан трилистником, центральный листок которого завершает крест. Навершие в виде креста, как видим, одинаково и для скипетра, и для посоха Алексея Михайловича, что отличает эти регалии от аналогичных регалий Михаила Федоровича. Трилистник, вероятно, мог иметь символическое значение в контексте символа Святой Троицы, крест подчеркивал православный характер Московского царства. В то же время эта семантика соответствовала набожности и благочестию самого государя и зримо обозначала связь Москвы с православным Востоком. Оформление посоха Алексея Михайловича соотносилось с традициями Второго Рима, Византии, подобно тому как на византийское наследие ориентировался в этом случае и Василий III.
Интересно, что с навершием в виде трезубца или трилистника изображен скипетр на рубле Алексея Михайловича 1654 г. Однако условное это изображение или реальное, сказать сложно. Во всяком случае, на наградном золотом Софьи Алексеевны за Крымские походы скипетр имеет такое же навершие [Отдельный вопрос - изображение скипетра на золотой медали Лжедмитрия I, напоминающее скорее шестопёр; навершие здесь тоже в виде трилистника]. По-видимому, условный характер имеют изображения скипетров на иконе Ф. Зубова «Спас нерукотворный с предстоящими царями Михаилом Федоровичем и Алексеем Михайловичем» (ГИМ) - эти скипетры увенчаны двуглавыми орлами. Подобные же скипетры изображены и на известной прижизненной парсуне Алексея Михайловича (ГИМ), и на посмертной парсуне Федора Алексеевича (1685 г., ГТГ).
Связь скипетра или посоха с рогом единорога окончательно ушла в прошлое. Хотя инроговая кость находилась в царской аптечке еще в 1673 г. (возможно, в качестве кровоостанавливающего средства), сами рога (определенные царскими медиками как рога нарвала) безуспешно предлагались иностранцами к покупке царской казне в 1655 и 1657 гг. [Об этой истории и даже проводившихся в связи с этим опытах см.: Симонов Р.А. Рог инрога // Русская речь. 1985. № 3. С. 125-132]
В указе о Большой государственной печати Алексея Михайловича 1667 г. в объяснении элементов нового государственного герба изображение скипетра в правой лапе орла соответствовало слову «Самодержец» в царском титуле: «в пазноктех скипетр и яблоко и являют милостивейшаго Государя, Его Царскаго Величества Самодержца и Обладателя» [Полное Собрание законов Российской Империи. Собр. перв. СПб., 1830. Т. 1. № 421. С. 708-709]. Таким образом, скипетр официально был признан символом именно самодержавной власти русского царя.
Третий из сохранившихся скипетров допетровской Руси принадлежал собственно Петру (на самом деле Ивану VII – Л.С.) Алексеевичу. Он представляет собой, по сути, копию скипетра «Большого наряда» Михаила Федоровича и был сделан, по-видимому, к венчанию на царство Петра Алексеевича (на самом деле Ивана VII – Л.С.) [Мартынова М.В. Московская эмаль XV-XVII веков. Каталог / ГИКМЗ «Московский Кремль». М., 2002. С. 146-157. № 134]. Венчание на царство сразу двух царей поставило вопрос о втором «наборе» царских регалий, которые были бы схожи с «главным коронационным набором». Понятно, что скипетр Алексея Михайловича в этом качестве не мог быть использован. Поэтому для Петра (на самом деле Ивана VII – Л.С.) Алексеевича сделали копию «главного» скипетра [Бобровницкая И.А. Регалии российских государей. М., 2004. С. 18-19], несколько более простую и изящную. А вот второй державы у младшего царя (Ивана VII – Л.С.) не было, эта регалия была общей [Хорошкевич А.Л. Герб // Герб и флаг России. Х-ХХ века / Отв. ред. Г.В. Вилинбахов. М., 1997. С. 247, 249]. По-видимому, такая ситуация нашла отражение в шитье царских одежд.
Саккос патриарха Адриана 1696 г. был перешит из парадного одеяния царя Ивана Алексеевича (на самом деле настоящего Петра Алексеевича – Л.С.), и на самой материи представлены шитые орлы с опущенными, но распластанными крыльями, закрытыми клювами и одной короной над головами (имперского типа). Самое интересное, что каждый из этих орлов держит в правой согнутой лапе, как и положено, скипетр, а левая просто опущена вниз [Вишневская И.И. Жемчужное шитье на Руси. М., 2007. С. 46-47]. Видимо, такое оригинальное изображение было своеобразным обозначением двоевластия. Тем самым оказывалось, что скипетр находился в руках у каждого из царей, а держава была общей. Такое разделение регалий показательно и в смысле их семантики, и в смысле соотнесенности царей-соправителей.
С началом XVIII в. скипетр, традиционная регалия и западноевропейских правителей, и русских, остается в составе регалий уже императорских. А более архаичный посох уходит в небытие. Его заменяет палка-трость, которая становится характерным атрибутом клона лжеПетра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна) – Л.С.] (фантазиями лукавых романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, заслуженных, дипломированных, продажных горе-историков, в основном еврейской национальности - Л.С.) получившего в дальнейшем титул Петра I Великого (хотя известно, что трость была уже и у его отца, Алексея Михайловича) [Арсеньев Ю.В., Трутовский В.К. Оружейная палата. Путеводитель. М., 1911. С. 67; Ракитина М.Г. Регалии русских царей. М., 2010. С. 67-68. Трость Алексея Михайловича - «в золотой оправе с ручкою из красного сердолика». Значение трости в репрезентации образа Петра I в дальнейшей русской культуре можно видеть на примере известных скульптуры М.М. Антокольского и картины В.А. Серова]. По-видимому, ориентируясь на Петра, использовали трость в саморепрезентации и Екатерина Великая (см. классическую картину В.Л. Боровиковского, изображающую императрицу на прогулке в Царскосельсом парке), и особенно, конечно, Павел I («стандартный» портрет для присутственных мест работы С.С. Щукина с характерной позой государя). В дальнейшем эта традиция прерывается. Но при всей семантической значимости трости, восходящей, по сути, к прежнему церемониальному посоху, она, конечно, ни в коей мере не могла сравниться по своему символическому значению со своим «регальным» прототипом.