Благодарность

Следователь по имени Поликарп Ануфриевич вошел в больничную палату стариков размашистым шагом. На его плечах висел белый медицинский застиранный халат с размытой печатью «17 межрайонная больница г. Щалупицк. Польша.»

Поликарп остановился среди кроватей, окинул хмурым взором распластавшиеся в койках вальяжные тела суховатых бубнящих стариков и уверенно направился к окну. Сел на подоконник. Молча.

Пациенты притихли и пристально взирали на огромную властную фигуру. Разговоры прекратились совсем. Посетитель внушал уважение вперемешку со страхом. Таких как он ещё не было. Что это не родственник какого-то больного, стало понятно каждому.
— Аглая Петровна! — с выдохом произнес посетитель. — Игнатова. Аглая. Петровна! — зычно отчеканил мужчина.
— Я!

Голос старушки прозвучал практически в ту же секунду. Извиняющийся, будто повествующий всем: «Я не виновата». Поликарп проследовал к койке, откуда услышал смиреный голос, хоть и заметил женщину сразу при входе. Единственную даму среди развалившихся в мягких больничных постелях тщедушных мужчин. Он пододвинул раскладной табурет, сел и положил ладони на её сухие обветренные руки.
— Через десять минут мы всё узнаем, — прошептал Поликарп Ануфриевич, опустил взгляд и крепче сжал руку Аглаи Петровны.
— Что? Что, сынок, мы узнаем?
— Всё, совершенно всё!

Пятьдесят четыре года назад Аглая, будучи маленькой задорной девчушкой, любила кормить лебедей в тихой заводи варшавского парка. Эти статные огромные птицы словно захватывали все мысли маленькой девочки.

Она перед субботней прогулкой, на которую её всегда брал отец, отмачивала засохший хлеб в воде, чтобы птицам было вкусно. Аглая смотрела своими детскими маленькими глазёнками на изящные силуэты пернатых королей и тоненьким голосочком кричала: «Кушайте! Живите! Мои красавчики!» Но воспоминая той жизни перечеркивали горькие годы войны, в огне которой сгорели все её родные. В прямом смысле сгорели. А хрупкая девчушка с карими глазами, теперь подернутыми седой пеленой скорби, смогла вытерпеть истязания, не угодить в лапы смерти и вернуться в этот новый, но уже не детский мир.

Теперь перед ней был этот мужчина, а все моменты жизни быстро пролетели перед старушкой, как только она ощутила руки Поликарпа на своих ладонях.
— У меня для вас сообщение, — улыбнулся он.
— Для меня? Вы ничего не путаете? — тихо прошептала женщина.
— Для вас, матушка. Вы будете жить! Вирус вам не страшен. Вы просто недужите. И ничего общего с вирусом, да! Это так.

Глаз старой Аглаи задергался, но она продолжала неумолимо смотреть на мужчину. Эти... кто рядом... лучше умереть и не видеть, не узнавать их. Как только они могут дышать этим воздухом? Хорошо еще, что в плен она попала, будучи сильной и молодой. Теперь она желала лишь смерти.
— Я благодарна вам, доктор! — по старческой щеке Аглаи капля слезы, едва пробираясь по глубоким морщинам, скользила вниз.
— Не меня нужно благодарить, матушка, а случай, — грусть отобразилась на лице Поликарпа Ануфриевича, когда он незаметно передал бабушке зажигалку и поцеловал в лоб.

Аглая Петровна поняла, о чём говорит мужчина. Она сжала его ладонь, кивнула, и попросила выйти. Тот встал, аккуратно отодвинул складной табурет, снова окинул комнату важным взглядом.
— Вы точно не забудете этого?
— Как и вы… не помню имени… но не забуду, спасибо. — Аглая сжала в руках подарок.
— Спасибо, — Поликарп поклонился ей и проследовал к выходу из палаты. — Я буду рядом.

Раздался щелчок замка в двери и все больные посмотрели на зарешеченные окна первого этажа межрайонной больницы города Щалупицка.

Говорили, что в ту ночь седьмая палата полыхала адским огнем и только каким-то чудом смогли спасти старушку. Она кричала: «Кушайте, красавчики!». Следователи досконально изучили истории погибших. Ими оказались военные преступники Второй Мировой, эсесовцы, отправлявшие людей на смерть в газовые камеры.

С тех пор прошло немало времени, Аглая умерла в глубокой старости и захоронена на одном из кладбищ Польши. Вчера на её могиле я видел цветы.
— Вы точно не забудете этого?
— Как и вы…