Иса-бек ат-Типиги - один из предводителей в Кубинс

‘Иса-бек ат-Типиги — один из предводителей в Кубинском восстании в 1837–1839 гг.


‘Иса-бек б. ал-Хасан-эфенди ат-Типиги ал-Кубали ’ад-Дагистани — лезгинский бек, политический, военный и религиозный деятель Кубинского ханства/провинции. Активный участник народно-освободительного и антиколониального движения на Восточном Кавказе. Один из предводителей военного союза горцев-лезгин, участвовавших в Кубинском восстании в 1837–1839 гг. Один из главных соратников ал-Хаджжи Мухаммада б. Навруз-бека ал-Хулухви ’ад-Дагистани (1785–ок. 1838), в период Кубинского восстания. Майор царской службы, управляющий Типским магалом, а после объединения и Мюшкюрским магалом Кубинской провинции. В русских источниках известен как ‘Иса-бек Типский, приходился родным братом кади (шариатский судья) г. Куба и управляющему Типским магалом — Мехти-эфенди б. ал-Хасан-эфенди ’ад-Дагистани, а также другим лидерам Кубинского восстания — Байрам-‘Али ’ад-Дагистани и Исаак-беку ’ад-Дагистани.


В 1837 году Кубинская провинция была одной из самых густонаселенных на Кавказе. Здесь насчитывалось около 300 сёл и хуторов. Население, как сообщает майор Апшеронского полка и по совместительству комендант г. Дербент (1833) Ф.А. Шнитников (1793–1837), ещё в 1832 году составляло свыше 82 тысячи человек (82 148 чел.). Провинция была разделена на несколько магалов: Аныхдаринский (Анагдаринский — 9 сёл), Бармакский (26 сёл), Будугский (19 сёл), Мюшкюрский (Мишкурский — 52 села), Сыртский (18 сёл), Типский (Тяпской — 37 сёл), Шабранский (81 село), Шишпаринский (26 сёл), Хиналугский (6 сёл) и Юхарибашский (18 сёл). Итого 292 села. Кроме того, в Кубинскую провинцию входили Ахтынское (сёла: Фей, Маза, Ахты, Кулули, Эпармо, Пупазлю, Умурлю, Капулю, Подинлю, Мачаглю, Суманаклю, Кулюлю, Зенкенлю), Докузпаринское (сёла: Мискиджи, Джиг-Джиг, Ихор, Елджиг, Харахли, Ших-Кенды, Филзах, Изил, Балладжи, Джаба), Алтыпаринское (сёла: Мага, Кара-Кюра, Мингар, Каладжуг, Тапье-Шихи или Пирикент, Куруш) и Тагирджальское общества (село Таржал). Итого 32 села (4 456 семей). В 1837 году в Кубинской провинции проживало более 93 тысяч человек.


В начале 1837-го года, вследствие требования русской оккупационной администрации Края от местного лезгинского населения предоставления всадников для отправления на службу в конно-мусульманский полк в г. Варшава, «истолкованного злонамеренными людьми за рекрутский набор», в Кубинской провинции возникли беспорядки. Этим не замедлили воспользоваться лидеры местных лезгинских общин, в частности состоящий на царской службе майор ‘Иса-бек Типский, управлявший Типским магалом был одним из самых активных действующих акторов. Из донесения царских чиновников нам проясняется следующая картина:


«Сохраняя вид человека, вполне преданного нашему правительству, он, в сущности, был подстрекателем апрельских беспорядков и душою августовского мятежа, как гласила стоустая молва не только кубинцев, но и жителей соседних провинций. Человек честолюбивый, желавший во что бы то ни стало играть видную роль, он, ещё с 1831-го года, был известен вам с не совсем выгодной для него стороны. По объявлении в апреле описываемого года требования о наряде всадников, ‘Иса-бек, вместо содействия в этом местному начальству, которое он по своей популярности в народе мог оказать, заявил кубинскому коменданту, в присутствии магальных на’ибов и других лиц, что это неудобоисполнимо и, затем, старался провести свою мысль и в народ, под видом содействия целям правительства. Подготовив до некоторой степени почву для своих замыслов, ‘Иса-бек отправился в 28-ми дневный отпуск в Тифлис, оставив для управления своим магалом и дальнейшей пропаганды инсуррекционных идей, при помощи духовенства, своего брата. Поездка ‘Иса-бека имела целью добиться назначения своего крайне недалекого брата главным кадием кубинской провинции и тем закрепить ещё больший престиж в глазах массы, а в тоже время отвлечь внимание властей от всего того, что перед выездом было им уже подготовлено.


Жителей же ‘Иса-бек уверял, что едет просить корпусного командира об отмене сбора всадников и ему удалось без труда одурачить невежественную массу, охотно верившую даже самым нелепым толкам. Внутренне смеясь над глупою толпой, наружно же разделяя самые дикие её заблуждения, хитрый проходимец овладел полною её привязанностью и доверием. При таком-то положении вещей, когда народ был твердо убежден в благоприятном исходе миссии ‘Иса-бека, настойчивое подтверждение нашим начальством требования о сборе всадников — естественно должно было вызвать сильное возбуждение в массе; оно ещё более увеличилось, когда брат ‘Иса-бека, уже назначенный главным кадием, собрав население Типского магала в селении Ахбиль, присягнул вместе с ним не давать всадников».



Из донесения «Отношение барона Г.В. Розена к гр. Чернышёву, от 8 мая 1837 года, №167»:

«При сформировании в 1834 году конно-мусульманского полка, находящегося в Варшаве, как известно в. с. из своевременных отзывов моих, не было собрано охотников в Дагестане, по случаю успехов возмутителя Гамзат-бека, волновавших в то время умы Дагестанцев. При настоящем же сборе 3-х сотен для отправления в Варшаву на смену я назначил из Дагестана и Шамхальских владений 100 всадников и в том числе 36 из Кубинской провинции, сделав таковое назначение в облегчение других Закавказских провинций, так как снаряжение охотников требует больших издержек. Шамхал Тарковский выставил со своих владений всадников без малейших издержек. Жители Дербентской и Бакинской провинций исполнили оное с некоторым затруднением, чему была причиной значительность издержек, потребных для снаряжения охотников. Кубинцы, уклоняясь вовсе от таковых издержек, по внушению злонамеренных людей, приняв сбор охотников в набор их в солдаты, пришли в беспокойство. Некоторые из них отказались от повиновения своим наибам, а некоторые оставили даже свои жилища и толпами выходили к горам. По получении донесения о сем от ген.-м. Реутта и видя, что Кубинскому коменданту полк. Гимбуту при сем неблагоприятном случае жители не оказывали доверенности, я командировал в Кубинскую провинцию состоящего при мне л.-гв. Уланского полка шт.-ротм. Потоцкого, снабдив его нужной инструкцией. Прибытием сего офицера прямо от меня и благоразумными внушениями его Кубинцы успокоились и вышедшие из своих жилищ возвратились в оные. Но как за сим охотники не могут быть уже собраны к назначенному времени и дабы сбором в настоящее время не произвести в Кубинцах какого нового неприятного впечатления, я предписал ген.-м. Реутту не собирать их под предлогом, что на сей раз в них уже нет надобности, ибо нужное число всадников собрано из других провинций. По прошествии же некоторого времени, по совершенном прекращении между кубинцами неблагонамеренных толков, распространившихся от стороны горных магалов, я сделаю распоряжение о сборе с сей провинции предназначенного числа охотников в число 300-х сотен, кои и будут отправлены в Варшаву отдельной командой. А между тем я распоряжусь секретным исследованием не было ли каких-либо побочных причин, подстрекнувших Кубинцев к случившемуся беспорядку. О всем здесь изложенном я прошу в. с. довести до Высочайшего сведения Е.И.В.».


Из показаний участников по Кубинскому восстанию:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви – прим. автора) спрошен показал:


Когда юхарибашский Наиб Касим-бек получив приказ г. коменданта собрал старшин в с. Хазра, и объявил им, что начальство вызывает охотников для составления конницы, которая имела быть отправлена в Варшаву, то кетхуды просили некоторого времени для совета по сему предмету. Не знаю откуда возродилась между ними мысль, что сие требование есть начало других подобных, которые время от времени будут увеличиваться; почему старшины положили, что лучше умереть, а не дать всадников и объявили о сем заключении своем Касим-беку, который хотя и домогался чтобы они ответ сей объявили сами г. коменданту, но это оставлено без уважения. После столь решительного отказа в требовании начальства…разослали в соседственные магалы для призыва старшин к общему совету.


Вследствии сего в непродолжительном времени собрались в деревне Хазра все кетхуды трёх магалов Юхарибашского, Сиртского и Анагдаринского, из числа коих зиахурский Араз уговаривал собравшихся, что дабы избавиться навсегда от дачи всадников единственное средство не дать их в настоящее время, советуя при том подать окружному генералу прошение по сему предмету. Не положив здесь ничего определенного мы все отправились на место советов наших предков находящееся близ с. Гиль, называемое Гирик-булак, где прибыли также старшины Ахтынского общества. В этом месте зиахурский Араз объявил обществу, что сына его требуют уже в всадники, убедительнейше прося заступиться в сем случае за него, почему по настойчивости его и по совету ахтынского старшины все бывшие там кетхуды приняли присягу не позволить взять насильно сына Араза, всадников отнюдь не давать и твердо стоять в этом намерении. К присяге сей приводил нас прибывший с Аразом ахунд Мурад-хан, который имел с собой приготовленный Коран. Здесь по определении общего совета послано также к г. генералу прошение об освобождении нас от дачи всадников и дали приказ, дабы на другой день все без изъятия жители трёх магалов и вольных обществ прибыли к нам и ожидали ответа… После сего ежедневно прибывали к нам кюринцы (жители Кюринского ханства – прим. автора), которые оставались до тех пор, когда мы разошлись».


Между тем ‘Иса-бек, для ещё большего отклонения от себя всяких подозрений, отправился в Карабах, но, живя там около двух месяцев сверх разрешенного ему отпуска, не переставал осведомляться о настроении умов в Кубинской провинции и сноситься с своими единомышленниками. Пока ‘Иса-бек проживал в Карабахе, два вполне преданные русским местные беки Джа’фар-Кули-ага Бакиханов (1793–1867) и Мухаммад-хан-бек Алпанский из сел. Алпан Алпанского общества (в которое входило 2 селения — Алпан и Дигях) 5-го Фетхибекского участка Кубинского уезда (ныне центр одноименного муниципалитета Кубинского района современного Азербайджана), вместе с некоторыми другими «благонамеренными лицами», начали приводить в исполнение распоряжения начальства: приискав охотников из городских жителей, вооружали их и готовили к отправлению в г. Варшава. Узнав об этом, ‘Иса-бек, бросил свои вьюки и на одной лошади прискакал в г. Куба. Выразив горячее желание быть посредником между населением провинции и властями и уверив окружного начальника, что тот час, без затруднения, убедит собиравшийся народ разойтись, он был послан к сборищу, расположенному у сел. Худат, близ Куба, для объявления жителям, что о всех своих нуждах и желаниях они «могут заявлять иным, законным путём, а никак не сборищами».


Из показаний арестованного Мухаммада ал-Хулухви:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви — прим. автора) спрошен показал:


…я не предпринимал ничего и занимался хозяйством, но в 15 дней после отъезда посланного майора ‘Иса-бека, прислал за мной Магомед-Мирза-хан Кюринский и Казикумухский, и когда я явился к нему в деревню Касум-кент, то он между прочим говорил мне: «Вы было собрали народ для подачи прошения Русскому Начальству об освобождении Вас от высылки всадников в Варшаву, — знай Гаджи Мамед, что Русские от сего не отстанут, и в последствии требовать будут с нас ещё больше, — дурно вы сделали что разошлись. Вы будьте всегда в готовности, я знаю что ты сам собою не в состоянии восстать, и потому в случае дам тебе сильную помощь».


Видя невозможность исполнения сего, я по возвращению домой оставался по прежнему в покое, и вздумал выдать замуж дочь мою за племянника — в Дагестане существовал ещё в то время траур после смерти Кюринского Нурцал-хана, в какое время свадьбы по завещанному издревле обыкновению не производятся — по сей причине я отправился к Магомед-Мирза-хану, испросить разрешения обвенчать дочь мою. Магомед-Мирза-хан, после доклада ему просьбы моей в г. Шааре, поздравил меня со свадьбой дочери моей и дав 10 червонцев спрашивал, все ли у нас спокойно, и на утвердительный ответ с моей стороны сказал: «Вы можете быть спокойны, когда я с Шамилём сидевши на одной бурке, приняли присягу действовать против Русских, — знай, что я не держу их сторону, Русским я помощи не даю и под предлогом болезни от всего до времени уклоняюсь, пока возвратятся мои два племянника, кои находятся в их руках. Тогда я сам лично начну действовать, и с одной стороны я, с другой Шамиль будем теснить Русских. Гаджи-Мамед, продолжал он теперь, под предлогом свадьбы собери народ, узнай, в каком состоянии умы поселян и будет возможно, начни действовать — атакуй г. Кубу, который легко будет взять потому что там мало войск, и в оном истреби власть Русских. Ежели же ты не в состоянии сам действовать со своими, я пришлю сильную помощь с моим Магарам-кентским Махмуд Эфендием, после начатия вами я сам прибуду или пришлю Гарун-бека с Юсуф-беком».


‘Иса-бек был принят с необыкновенною радостью, как можно было судить по устроенной в честь его джигитовки с ружейною пальбою. Результаты данного ему поручения были как раз обратны тому, на что рассчитывал генерал-майор И.А. Реутт (1786–1855). Однако, если до приезда ‘Иса-бека у мятежников было единственное желание не выставлять всадников, после же переговоров с ним явились и другие — освобождение от некоторых повинностей, безотлагательное смещение кубинского коменданта, полковника Гимбута, лишение магалов и высылка из провинции магальных на’ибов Д.-К. Бакиханова и Мухаммад-хана Алпанского и отказ в выдаче назначенных и почти уже готовых к отправлению в г. Варшава всадников. Оба упомянутых лица, преданные слуги России, были удалены, Мюшкурский магал был присоединен к Типскому, и переподчинен ‘Иса-беку Типскому напрямую; кубинский комендант, полковник Гимбут, был смещён, и всадники не были взяты. Именно таким образом кончилось лезгинское возмущение в апреле 1837-го года. Для внесения полной ясности, и для того чтобы у читателя сложилась полная картина случившегося возмущения в апреле 1837-го года, нам необходимо отдельно рассмотреть деятельность упомянутого выше полковника Гимбута и его «перегибы на местах».


В период до лезгинского восстания комендантом Кубинской провинции, как уже нам известно, был полковник Гимбут. Этот царский чиновник с населения собирал подати в несколько раз выше предусмотренных законом. В отличие от некоторых других провинций, здесь конфисковались и передавались в казну не только земли бывших ханов, но и общинные земли. Население жаловалось на магальных на’ибов коменданту и Верховному правителю Кавказа. Более всего крестьяне были недовольны Джа’фар-Кули-ага Бакихановым, Мухаммад-ханом Алпанским, и Мухаммад-ханом Бостанчи.


Про Джа’фар-Кули-ага Бакиханова известно, что он состоял на русской военной службе в Кавказских войсках и отличился в кампании 1826 года против персов при блокаде г. Куба. В 1827 году Джа’фар-Кули-ага был назначен на’ибом Шабранского магала, а в 1830-е годы, на’ибом Мюшкурского магала. В кампаниях 1842 и 1843 годов Д.-К. Бакиханов сражался с горцами в Самурском округе и в Нагорном Дагестане. В августе 1856 года присутствовал при обряде коронования Александра II в г. Москва. Возглавлял депутацию от высшего сословия Дербентской губернии.


Росту недовольства колониальным режимом способствовали сложившиеся социально-экономические условия, в том числе бесправие населения, произвол и взяточничество чиновников. По указанию генерал-майора И.А. Реутта, с жителей Юхарибашского магала был востребован набор 36 кавалеристов. Генерал, с целью уговорить население подготовить и направить всадников, прислал считавшегося ему преданным человека ‘Иса-бека на собрание беков в сел. Гюндюзкала (лезг. ГуьндуьзкІеле — лезгинское село в Кусарском районе современного Азербайджана). Однако был получен обратный эффект. ‘Иса-бек враждовал с Гимбутом и некоторыми другими беками. Он уговорил беков и сельских старост не соглашаться на набор всадников. Беки и сельские старосты выдвинули перед властями ряд серьезных требований. Правительство пошло на уступки, чтобы выиграть время, но от мобилизации не отказалось. Были удовлетворены все требования, кроме уменьшения податей и повинностей. После этого крестьяне разошлись по домам.


Известно также, что ещё в 1830-х гг. комендант Куба полковник Гимбут требовал у еврейской общины, насчитывавшей в то время 680 дворов, ежедневно на различные работы 200 мужчин и 10 женщин. Кроме того, евреи давали ему 50 четвертей шерсти и 50 четвертей зерна. Этот вымогатель требовал у общины расписку, будто всё это было преподнесено ему в дар. Гимбут обязывал евреев г. Куба время от времени очищать от ила протекающую по городу речку Кубинку. Каждый год он собирал по 450 рублей «почтовых», регулярно требовал предоставлять в его распоряжение лошадей с коляской. Он завёл новый налог: 40 рублей в год на содержание его охраны. Одну из синагог в г. Куба он превратил в зернохранилище, а в ответ на просьбу освободить синагогу он наложил на просителей штраф в размере 40 рублей. Когда евреи показали ему полученный от прежнего коменданта документ о том, что они освобождены от части налогов, полковник Гимбут у них на глазах порвал его, а на евреев за дерзость наложил штраф в размере 200 рублей...


Второй этап лезгинского восстания в Кубинской провинции приходится на август-сентябрь 1837 г. Жители Юхарибашского магала сохраняли связь с имамом Шамилём ал-Гимрави (ум. 1871). В свою очередь имам Шамиль был недоволен тем, что жители поверили на слово царским офицерам и прекратили борьбу. Вдохновленное письмо имама Шамиля, его советы оказали сильное влияние на беков и сельских старост. Письмо вновь подняло народ на борьбу с царизмом.


Из показаний арестованного Мухаммада ал-Хулухви:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви — прим. автора) спрошен показал:


… Следуя оттуда обратно домой, я заехал по надобности в деревню Сухуль Юхарибашского магала где Таржальский житель Рза-хан вручил мне письмо, объясняя, что оное для отдачи дал ему приближенный Шамиля, мюрид по имени Амир-Али; на письме этом была действительно печать Шамиля, и оно написано было на мое имя, Иляс-бека, муругского Гасан-бека, Хуршуда и прочих старшин, этими сколь помню словами:


«Вы собрали народ, и распустили, думая, что вам Русские дали бумагу на освобождение от всадников, то на сем и конец, — не верьте, это пустой обман, видите меня, я воюю, сражаюсь и побеждаю везде Русских, а вы сидите спокойно. Не в том Ваша выгода, возьмитесь за оружие, восстаньте против неприятеля веры и обычаев наших, в том указываю вам выгоду. Русские не в состоянии от меня ничего требовать, ибо я сражаясь с ними день и ночь, удостоверил наконец, что сила наша превосходна; не верьте пустым обещаниям и бумагам, — молчание для вас пагубнее». На письмо это ни я ни старейшины ничего не ответили, и посланный более не являлся. За всем тем возвратившись в свою деревню, я не думал предпринять ничего и приготовлялся к свадьбе разослав по соседственным деревням просить на оную жителей, по истечении нескольких дней собралось до 200 человек с Мискенджов, Керекюре, Юхарибашского, Анагдаринского и Сиртского магалов. По окончанию свадьбы прибыл также Яр-али с сыном Реджебом. Когда молодежь разошлась, то бывшие у меня на свадьбе старшины начали советоваться о сделании восстания…разослали по деревням посланных для сбора людей… Здесь (в селе Джибирь — прим. автора) застали мы уже в сборе до 400 человек. На бывшем в этой деревне того же дня общем совете о дальнейших предприятиях определено: первоначально убить Зиахурского Араза за его двуязычничество, ибо он замечен был в сношениях наравне с Русскими и с нами, а после приблизиться к городу, и по прибытии войск Магомед-Мирзы-хана им обещанных, ударить на оный…».


Приняв на себя известную роль в прекращении апрельских беспорядков и добившись высылки двух неудобных для себя беков, ‘Иса-бек б. ал-Хасан-эфенди начал активно вмешиваться в управление Кубинской провинциею, употребляя всевозможные происки для назначения магальными на’ибами подходящих для себя лиц, смещал и назначал старшин, освобождал некоторых жителей от повинностей. Жителей, требуемых для допроса в кубинский городской суд, уговаривал или вовсе не являться, или же показывать то, что он находил для себя удобным. Интригуя таким образом, ‘Иса-бек не упускал из вида главной цели своих стремлений... ‘Иса-бек также имел связь с имамом Шамилём, который прислал ему «особое послание, убеждая в нём народ всеми силами противодействовать русским».


Тайная, подпольная работа лезгинских агитаторов разрешалась, наконец, сбором народа из трёх верхних магалов и некоторых вольных обществ, под предводительством хулугского старшины лезгинского сел. Хулуг (лезг. Хуьлуьхъ) Сыртского магала Кубинской провинции (ныне, село Хулух в Кусарском районе современного Азербайджана) ал-Хаджжи Мухаммада ал-Хулухви ’ад-Дагистани (1785–ок. 1837) в лезгинском сел. Джибир (лезг. Чпир — ныне село в Кусарском районе современного Азербайджана), откуда тотчас посыпались воззвания к всеобщему лезгинскому восстанию, подкрепляемые всевозможными угрозами в адрес оккупационной администрации.


Сегодня нам доподлинно известно, что Мухаммаду ал-Хулухви деятельно помогали такие борцы, как:

1. Исма‘ил-бек б. Навруз-бек ал-Хулухви ’ад-Дагистани — бек, младший брат ал-Хаджжи Мухаммада б. Навруз-бек ал-Хулухви (ок. 1838).
2. Йар-‘Али ал-Хиливи ’ад-Дагистани — абрек, выходец из лезгинского села Гиль (лезг. Хьил) Кубинской провинций — ныне, данное село в Кусарском районе современного Азербайджана, с сыном Раджабом;
3. Ферз-‘Али-бек аз-Зейхури ’ад-Дагистани (ум. ок. 1837) — бек, уроженец лезгинского села Зейхур (лезг. ЦIийхуьр) Кубинской провинций (ныне Юхары Зейхур — село в Кусарском районе современного Азербайджана);
4. ал-Хаджжи ‘Амир-‘Али ал-Джали ’ад-Дагистани (ок. 1790–1846) — шайх, на’иб имама Шамиля ал-Гимрави, выходец из лезгинского сел. Тагирджал (лезг. Таирджал) Кубинской провинций — ныне, данное село в Кусарском районе современного Азербайджана;
5. Мухаммад-эфенди (Шайх Малла) ал-Ахти ’ад-Дагистани (ум. ок. 1839) — шайх, на’иб имама Шамиля ал-Гимрави, выходец из лезгинского сел. Ахты (лезг. Ахцагь) — ныне, село в одноимённом районе современного Дагестана;
6. ‘Усман ал-Хурелви ал-Кубали ’ад-Дагистани — выходец из лезгинского сел. Хурель (лезг. Хуьрел) Кубинской провинции (ныне, данное село в Кусарском районе современного Азербайджана);
7. Мухаммад-бек ал-Мискинджави ас-Самури ’ад-Дагистани (ум. ок. 1839) — выходец из лезгинского села Мискинджа (лезг. Мискич) Самурской долины (ныне село в Докузпаринском районе современного Дагестана);
8. Ага-бек (Бек-Ага) ар-Ратули ас-Самури ’ад-Дагистани (ок. 1810–1839/46) — бек, на’иб имама Шамиля ал-Гимрави, выходец из Рутульского бекства;
9. Махмуд-эфенди ал-Кури ’ад-Дагистани (ум. ок. 1837/38) — выходец из лезгинского села Магарамкент, шайх, имам Кюринского ханства, на’иб имама ал-Хаджжи Мухаммада ал-Хулухви. Был доверенным лицом Казикумухского правителя Мухаммад-Мирза-хана. Прибыл на подмогу с сотней вооруженных людей в деревню Бедыш-кала;
10. Джа’фар-бек Тагиркентви ’ад-Дагистани — бек, выходец из лезгинского села Тагиркент (лезг. ТIигьирдин къазмаяр), ныне село Тагиркент-Казмаляр Магарамкентского района Дагестана. После начала Кубинского восстания был назначен на’ибом в Мюшкюрском магале.
11. Исма‘ил-хан-бек (Исми-хан) аз-Зизикви ’ад-Дагистани — бек, предположительно выходец из лезгинского села Зизик Кубинской провинции/уезда, входило в одноименное общество 5-го Фетхибекского полицейского участка (ныне входит в сельский а.- т. о. Алексеевка Кубинского района современного Азербайджана). Одноимённое лезгинское село существует и в Сулейман-Стальском районе современного Дагестана. После начала Кубинского восстания был назначен на’ибом в Шабранском магале;
12. Ахмад-хан ал-Хулухви ’ад-Дагистани — выходец лезгинского сел. Хулуг (лезг. Хуьлуьхъ) Сыртского магала Кубинской провинции (ныне, село Хулух в Кусарском районе современного Азербайджана);
13. Сулайман ’ад-Дагистани — уроженец села Максют-кент Кубинской провинции/уезда;
14. Илйас-бек ’ад-Дагистани — старшина одного из сёл в Кубинской провинции;
15. Вели-бек, Ули-бек и Мамед-бек — беки, старшины сёл (их личности идентифицировать пока нам не удалось).

Кубинский комендант майор Ищенков, за отсутствием генерал-майора И.А. Реутта (отправившегося по делам службы в Северный Дагестан) исправлявший должность военно-окружного начальника, узнав о происходившем, отправил для ознакомления на месте с положением вещей прапорщика милиции ‘Али-Паша-ага Бакиханова; но офицеру этому не удалось исполнить возложенного на него поручения: остановившись на ночлег в лезгинском сел. Бедыш-кала (лезг. ПитIишхуьр, ПIитIишкIеле, ныне Бедишкала — село в Кусарском районе современного Азербайджана), он был схвачен мятежниками «и убит самым варварским образом».


‘Али-Паша-ага Бакиханов (ум. 1837) приходился двоюродным братом братьям ‘Аббас-Кули-ага Бакиханову (1794–1849) и Джа’фар-Кули-ага Бакиханову (1793–1867). Тогда майор корпуса жандармов Ищенков, видя, что намерения скопища принимают уже серьезный оборот, решился подействовать на массу через ‘Иса-бека и предписал ему принять все меры для поддержания спокойствия в подчиненных ему Типском и Мюшкурском магалах, однако ‘Иса-бек не предпринял ни каких мер даже и после повторения этого приказания. Между тем, пламя лезгинского мятежа быстро распространялось по всей Кубинской провинции, охватывая магал за магалом; лишь Будухский и Бирмакский и несколько аулов Шабранского, Шишпаринского и Хиналугского магалов оставались ещё спокойными.


Первым активным шагом со стороны мятежников были нападения на отдельные оккупационные команды, находившиеся по разным надобностям в пределах провинции. Так, например, они захватили команду из 50-ти казаков донского №22-го полка, с есаулом Поповым, косившую для полка сено. Затем, взяли в плен на худатском посту партию рекрут в 68-мь человек, следовавшую из Дербента в Кубу, под командою грузинского линейного №10-го батальона прапорщика Софромовича, 6-ть арестантов, под конвоем 6-ти рядовых при унтер-офицере, №11-го батальона прапорщика Кандаурова и до 30-ти нижних чинов №№ 8-го и 9-го линейных батальонов, возвращавшихся с женами из домового отпуска, начальника поста, хорунжего Монетова, и мать штаб-лекаря линейного №8-го батальона. Захватив всю следовавшую из Дербента в Тифлис денежную корреспонденцию, разграбив все казенное и частное имущество, мятежники предали самый пост огню и направились к г. Куба. Сено, заготовленное вблизи города артиллерию и частными лицами, штаб-квартира казачьего полка на Карачае, кубинский пост и некоторые другие постройки, вынесенные за городскую черту, тотчас были также сожжены, а имущество, попавшееся под руку мятежникам, и казенный ячмень, сложенный в Еврейской слободке и в новой Кубе, разграблены. Ещё на пути к городу лезгинские повстанцы провозгласило хулугского жителя ал-Хаджжи Мухаммада ал-Хулухви своим ханом; с достоинством приняв это народное избрание, Мухаммад ал-Хулухви тотчас назначил новых магальных на’ибов.


Обложив г. Куба, вожаки восстания написали коллективное письмо имаму Шамилю, с донесением о своём числе и о первых своих успехах. По имеющимся сведениям, блокировавшие Куба толпы простирались до 12-ти тысяч человек кубинцев, казикумухцев (вероятно, кюринцев — прим. автора) и даже частью вольных табасаранцев. Главный лагерь мятежников был расположен на так называемом месте Пшихбах (Пшик-баги). По установления блокады города Куба, предводители лезгинского мятежа собралась на военный Совет, для обсуждения плана дальнейших действий. На этом шумном заседании, происходившем под открытым небом, было решено: выставив сильную конную партию для наблюдения за движениями военно-окружного начальника, генерала И.А. Реутта, находившегося в г. Дербент, напасть, прежде всего, на лазарет грузинского линейного №9-го батальона, примыкавший к городу, и истребить находившуюся там команду. Между тем, в это время майор Ищенков, в виду приближения мятежников, желая несколько поднять дух в магалах ещё оставшихся им верными, командировал туда прапорщика Нур-Мухаммад-бека с военными нукерами. Но нукеры наткнулись на огромное скопище и, подавленные превосходством сил, принуждены были укрыться в городе. Через час после этого, мятежники бросились на батальонный лазарет, но комендант, с нукерами и городскою милицию, поддержанными 60-ю пехотинцами и 20-ю казаками с орудием, успел отогнать мятежников ружейным и артиллерийским огнём, потеряв при этом 2-х убитых и 7-мь раненых нижних чинов и милиционеров. Не смотря на этот успех, Ищенков, не желая значительно ослаблять и без того малочисленного гарнизона, очистил лазарет и перевел всех находившихся там больных в город.


Из показаний арестованного Мухаммада ал-Хулухви:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви — прим. автора) спрошен показал:


В деревне Бедыр-кала прибыл к сборищу приближенный Магомед-Мирза-хана Магарамкентский Махмуд-Эфенди с сотней вооруженных людей, количество коих ежедневно увеличивалось прибывающими кюринцами. Оттоль подвинулись мы уже к деревне Ахбиль, и расположились лагерем на берегу реки Кубинки. Вслед за ними прибыл здесь посланный от Магомед-Мирзе-хана, Магарамкентский житель Ага Сиражев, который от имени его спрашивал меня, почему не убиты, в противность его приказаний по настоящее время все Русские, взятые в плен, а содержатся как бы наши единоверцы; причем объявил волю хана, дабы мы написали к нему и Шамилю письмо с приложением печатей всех более действующих лиц, об успехах и силе нашего отряда. Посланному сему я приказал донести хану, что убивать русских пленных не мое дело, пусть пришлет здесь братьев своих Гарун-бека и Юсуф-бека, которые могут распоряжаться по своему усмотрению. После посоветовавшись, написали также согласно воле хана письмо к нему и к Шамилю и отправили с Муджугским Рагим-ханом, который не возвратился. Письмо это заключалось в том «что слава Богу мы стоим твердо и имеем в сборе значительную силу, взяли много в плен, и надеемся скоро взять город; однако же убивать пленных без них не станем».


Получив известие о первых сборах мятежников и думая прекратить беспорядки в самом начале, корпусный командир предписал генерал-майору К.К. Фези (1795–1848), занимавшемуся в то время разработкой дорог в Нагорном Дагестане, направить в г. Куба, в распоряжение генерал-майора И.А. Реутта, два батальона князя Варшавского полка, местному же начальству приказал во чтобы-то ни стало открыть и «захватить коноводов мятежа». Пока распоряжения барона Г.В. Розена приводились в исполнение, — скопища все возрастали, подошли к г. Куба. По распоряжению барона Г.В. Розена, К.К. Фези, прибывший уже в Шуру, двинулся форсированными маршами на Самур с целым отрядом из 3 222 штыков, пик и шашек, при 14-ти орудиях. Туда также были направлены две роты грузинских линейных №№ 12-го и 13-го батальонов, с двумя запряженными гарнизонными орудиями из Закаталы, и дивизион нижегородских драгун, с 4-мя орудиями батарейной №2-го батареи 19-й артиллерийской бригады, из ур. Кара-Агач.


Начальство над сосредоточиваемыми с Лезгинской линии войсками должен бил принять лично начальник Джаро-Белоканской области, генерал-майор князь Л.Я. Севарсемидзе (1778–после 1838), долго служивший на Кавказе и хорошо знакомый с характером горской войны. Вообще, на своевременное прибытие к г. Куба войск лезгинской линия барон Г.В. Розен возлагал особые надежды, снабдил Л.Я. Севарсемидзе инструкцией для действий, в которой предписывалось «по возможности избегать кровопролития, щадить раскаивающихся в своих заблуждениях и, требуя выдачи коноводов мятежа, строго наказать упорствовавших принести полную покорность». Но Л.Я. Севарсемидзе, двигавшемуся через Нуха и Шамаха, не пришлось идти далее последней. Прибыв в г. Шамаха 22-го сентября, с Илисуйским султаном Данийал-беком ал-Илисуви (ок. 1803–1870), и 250-ю человеками милиции, князь узнал, что К.К. Фези ещё 20-го вступил в г. Куба, а потому вернул войска с пути, обратно на Лезгинскую кордонную линию. Помимо всего этого, ширванский комендант, подполковник Н.Ф. Ашенберг (ум. 1852), узнав о событиях в Кубинской провинции, по собственной инициативе распорядился о сборе десяти сотен милиции. Генерал же И.А. Реутт, находившийся в Дагестане, поспешил в г. Дербент и отдал приказание поспешно выставить милицию от города, Табасарани и Казикумуха, рассчитывая стянуть эту милицию на границе Кубинской провинции и, подкрепив её находившеюся под рукою пехотою и казаками, со взводом орудий резервной №2-го батареи 19-й артиллерийской бригады, двинуться форсированно к г. Куба и действовать, смотря по обстоятельствам. Таким образом, к блокированному городу отовсюду должны были подойти подкрепления.


Вспыхнувшее восстание застало г. Куба почти совсем беззащитною. Старая стена, окружавшая город, частью от времени, частью при планировке города, была разрушена, так что, с западной стороны, совершенно не представляла преград вторжению. При дальнейшем развитии лезгинского мятежа, она была наскоро исправлена, обвалы частью заделаны сырцовым кирпичом, частью же, для выигрыша времени, заложены брусьями. Кроме того, майор Ищенков озаботился снести все прилегавшие к стене строения и, для уменьшения линии огня, целый вновь выстроенный квартал. Однако, не смотря на все старания коменданта, у него не хватило ни времени, ни средств расчистить эспланаду уничтожением разведённых под самыми стенами города садов, с глубокими канавами, что значительно облегчало неприятелю подступы. При таких неудобствах обороны, гарнизон города, включая сюда больных и нестроевых, не превышал 600 человек; сила его была настолько несоразмерна с протяжением линии обороны, что не представлялось никакой возможности равномерно занять все фасы города, тем более, что, не рассчитывая на верность жителей, связанных с мятежниками единством веры и языка.


Пока гарнизон деятельно готовился к отпору, ‘Иса-бек, находившийся со времени блокады в городе Куба и продолжавший разыгрывать роль преданного русским, писал к ал-Хаджжи Мухаммад ал-Хулухви, что скоро присоединится к нему, советовал действовать решительно, а пока послал в его лагерь двух своих братьев — Исаак-бека и Байрам-‘Али б. ал-Хасан-эфенди. Почти одновременно с этим, в Кайтаге появился бунтарь, некто ал-Хусайн-‘Али, но его агитаторская деятельность была весьма кратковременна; незначительные беспорядки, произведенные им, тотчас прекратились при известии о приближении отряда генерала К.К. Фези из Северного Дагестана. Тем не менее, в виду разлития мятежа, генерал И.А. Реутт, выступивший было с небольшим отрядом к р. Самур, не видя возможности пробиться к г. Куба, принужден был вернуться в г. Дербент. Узнав об этом, партия, наблюдавшая за ним, тотчас присоединилась к главному скопищу, блокировавшему Куба. Усилившись таким образом, мятежники начали подумывать о способах к овладению городом. На совете, собранном по этому поводу, решено было взять г. Куба приступом и, между прочим, для облегчения эскалады, склонить к измене городских жителей. С этою целью были написаны в город два письма с обещаниями, что имущество кубинцев останется неприкосновенным и с требованием, в знак согласия на измену, выгнать скот за город, под предлогом пастьбы. Одно письмо было отослано с беглым городским жителем Селимом, а другое — с лазутчиком коменданта Аскер Мустафа оглы. Последнее письмо не дошло по назначению и по снятии блокады было представлено майору Ищенкову, первое же вероятно было доставлено по принадлежности, так как 4-го сентября, рано утром, скот действительно был выгнан на пастьбу за город. Перед штурмом восставшие разделились на три группы. Одна из них во главе с лезгинским абреком Йар-‘Али ал-Хиливи, назначалась для вторжения в город. Вторая группа, под начальством зизикского бека Исма‘ил-хан (Исми-хана) аз-Зизикви и Джа’фар-бека Тагиркентви, и третья, под руководством Байрам-‘Али б. ал-Хасан-эфенди были направлены на восточную и южную стороны города, чтобы отвлечь внимание русских от истинного пункта атаки на северном фасе.


5-го сентября 1837 года ещё не рассветало, как мятежники тихо, без звука, приблизились к городу и, осыпав гарнизон градом пуль, с гаком бросались на приступ. Царские солдаты, вовремя ставшие под ружье, дружно встретили и отразили натиск, но, в самом неприступном месте, порученном обороне жителей, горцы успели ворваться в город. Здесь сказались результаты миссии Селима: Йар-‘Али ал-Хиливи, без всякого сопротивления, по едва доступной круче, при помощи, спущенной ему лестницы, без выстрела, перешагнул с своей партией через стену и, по отлично знакомым ему извилистым и тесным переулкам, достиг городской площади. Это, совершенно неожиданное появление мятежников в самом сердце города Куба, было тотчас замечено плац-адъютантом штабс-капитаном Зарембским, который, с 20-ю бывшими при нём нижними чинами, дав по толпе залп, смело бросился на неё в штыки, с криком «Ура!» — Молодецкая находчивость Зарембского, в свою очередь озадачившего горцев, и подоспевший к месту неравного боя резерв, заставили их быстро засесть в ближайших саклях. После двухчасового упорного сопротивления, партия Йар-‘Али ал-Хиливи была вытеснена из домов и вытеснена из города штыками. Царское командование потеряло при этом 14-ть нижних чинов убитыми и 1-го обер-офицера (артиллерии подпоручик Барышов, вскоре умерший от раны) и 18-ть нижних чинов ранеными. Видя отчаянное сопротивление засевших в саклях мятежников, майор Ищенков, во избежание излишних потерь, хотел было приказать ломать крыши, но ‘Иса-бек убедил его оставить лично все хлопоты и возложить розыски на него. ‘Иса-бек скоро нашёл того, о ком более всего беспокоился: взяв Йар-‘Али ал-Хиливи в одной из сакль, он спрятал его у себя в подвале, а когда стемнело, вывел за крепость, с кувшином в руках, будто бы за водою, сперва сбрив, впрочем, из предосторожности, ему бороду. До коменданта не замедлили дойти слухи о той, что Йар-‘Али ал-Хиливи скрывается у ‘Иса-бека, но посланный к последнему плац-адъютант уже опоздал, и мог только удостовериться в том, что вся прислуга ‘Иса-бека «была не лучше» Йар-‘Али ал-Хиливи.


6-го сентября 1837 года лезгинские мятежники вновь попытались овладеть городом, но, отраженные на всех пунктах с большим уроном, отступили; озлобленные вторичною неудачею, они, заняв прилегавшую к самой Куба Еврейскую слободку и поддерживая в течение 7-го, 8-го и 9-го чисел несмолкаемую перестрелку, отвели воду, служившую гарнизону и жителям для питья и перемола хлеба. Недостаток воды и муки не замедлил тяжело отозваться на войсках и вызвать ропот населения. Тогда комендант, 10-го сентября, скрытно двинул к Еврейской слободе 40 человек пехоты и полусотню конницы, которые, заняв гору над слободкой, засыпали неприятеля пулями и принудили быстро отступить. Между тем, стрельба из каменного здания синагоги не прекращалась; 60-т отчаянных лезгинских муридов, запершись в нём, поклялись умереть, но не сдаваться. В эту самую минуту подоспел из города штабс-капитан Зарембский с орудием и, после первого же выстрела, двери синагоги разлетелись вдребезги; царские солдаты и их пособники тотчас бросилась туда и, после короткой ожесточенной свалки, на полу лежало 52 окровавленных трупа защитников синагоги. В плен было захвачено всего 8-мь человек и то раненых; в числе их находился один из главных зачинщиков мятежа — Ферз-‘Али-бек аз-Зейхури ’ад-Дагистани, руководивший захватом Худатского поста. Один из царских офицеров писал следующее в своём донесении:


«Из Кюры сотни человек участвовали в битвах за взятие Кубы. Так же, среди участников битв за взятие Куба, было много воинов из сел Кара-Кюре, Микрах, Мискинджа и Ахты. А Магомед-бек Мискинджинский (Мухаммад-бек ал-Мискинджави ас-Самури — прим. автора) проявил высокую доблесть и умение».


Силы горцев всё росли, гарнизон же, измученный бессонными ночами, проводимыми под ружьем, видимо таял. Генерал И.А. Реутт, отказавшись от намерения пробиться в блокированную город Куба, приказал Казикумухскому хану полковнику Мухаммад-Мирзе б. Аслану (1815–1838) поспешить двинуться в Кубинскую провинцию для отвлечения сил мятежников; но прежде чем казикумухцы выступили по указанному им направлению, из сел. Магарамкент на Юхарибашский магал, десять сотен ширванской конной милиции, высланной ширванским комендантом, под командою прапорщиков Адиль-бека, Шир-‘Али-бека и Ширин-бека, вступили уже в Шабранский магал Кубинской провинции. Этой милиции фактически выпала участь освобождения г. Куба от блокады. С первого же своего шага по мятежной провинции, солдаты ширванской конной милиции начали, так неслыханно, нагло грабить всё попадавшееся им на пути, не разбирая ни правых, ни виноватых, что одинаково поразили ужасом и мирных и мятежных лезгинских жителей. Бесцеремонность «ширванцев» дошла до того, что даже кубинский плац-адъютант, штабс-капитан Зарембский, после снятия блокады два раза командированный комендантом для обуздания их, оба раза был ими ограблен.


«Слухи о подвигах этих новых гуннов не замедлили дойти до скопища, блокировавшего Куба. Как ни сочувствовали мятежники идеям и замыслам своих предводителей, но — “своя рубаха ближе к телу", говорит пословица. Мало по малу скопище начало таять; все думало только о спасении своих семейств, имущества и домов, и вот, наконец, 11-го сентября, к большой радости истомленного гарнизона, скопище сняло блокаду, скрылось из вида и рассеялось».


Из показаний арестованного Мухаммад ал-Хулухви:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви — прим. автора) спрошен показал:


…на 5-й день после дела при лазарете распорядились следующим образом: Яр-али взять 4/т человек для входа в город с севера, на восточную сторону назначено до 4/т. человек под начальством Зизигского Исмы-хан-бека, Джафар-бека, кетхудов и муллов Типского магала, с запада более 4/т под начальством брата ‘Иса-бека Байрам-алия и старшин разных магалов. Сам же я избрал позицию на горе, от с. Нюгеди в одной версте от города для наблюдения с Гаджи-агой, хуллугским Ахмед-ханом, максюткентским Сулейманом и 6-тю человеками из Мишкурского магала, по имени неизвестными. По надлежащему приготовлению ночью, подвинув секретно всю силу к городу, пред рассветом 5-го числа начали приводить сие в исполнение открытием огня с восточной стороны, затем с запада, и после уже с севера в город. С 1-ой и 2-ой позиций натиск продолжался до трёх часов, но частым огнём с фасов города принуждены были прекратить, в городе же открыв перестрелку удерживались наши довольно долго, и как думаю до 5-ти часов, но частыми выстрелами пушки были прогнаны.


Явившись после ко мне многие бывшие в городе и сами вышепоясненные предводители объявили, что были в городе, заняли дом Городового Суда и достигли дома коменданта, и были бы вероятно завладели городом, если бы натиски с востока и запада наши сделали сильные и оным русских заняли, а также удивлялись, что русские раньше чем они предполагали, бросились в ту сторону, где они ворвались и тем воспрепятствовали всей силе войти безвредно в город хотя, говорили они, «вошло нас до 200, но густым огнём и штыками заставили нас бежать». Магомед Эфенди, молла Амир-али и Яр-али говорили, что были в городе с весьма малою силой, но как узнал я в последствии, ворвалось с ними в крепость до 1000 человек и только, что Русские рано взялись за пушку, их воздержало от свободного входа всего отряда. Люди сии явились ко мне того же дня, они рассказывали также, что все жители города во всем им пособляли, — женщины давали хлеб, порох, топоры для прорубливания стен и плетней.


Граждане заряжали ружья и даже сами стреляли на русских, а брат Мамед-Кулия, Маграм убил собственноручно одного офицера и в том что Мамед Кулий пособлял и изменял русскому правительству, я утвердительно сказать могу; хотя ничего особенного о нём не говорили, однако он мюрид с целой фамилией, то есть посвятивший себя на подобного рода дела и в сем действовать решиться; словом во всем весьма им способствовали, и даже все вообще жители, стоявшие в то время в карауле близ места впуска, как сказывали до 100 человек всего этого квартала города обратили свое оружие».


Итак, 11-го сентября осаждающие разошлись, точнее разбежались спасать свои дома и имущество от «милиционеров из Ширвана», но осадное положение в г. Куба продолжалось, потому что «движение это могло быть обманчиво…тем более, что по полученным им сведениям 1 000 человек из партии мятежников присягнули непременно ворваться в город».


12-го сентября прискакали ханские братья ал-Хаджжи Йусуф-бек б. Таир-бек (Тахир-бек) б. Шахмардан-бек б. Мухаммад-хан ал-Кази-Гумуки ал-Кури (1806–1878) — Кюринский хан с 1842 по 1865 год, и штабс-капитан Харун-бек б. Таир-бек (Тахир-бек) б. Шахмардан-бек б. Мухаммад-хан ал-Кази-Гумуки ал-Кури — Кюринский хан (в 1842 году перешёл на сторону имама Шамиля, был отправлен в сел. Курах, а его сын Аббас-бек был взят в аманаты. После ухода муридов, русский отряд под командованием полковника А.П. Заливкина арестовал Харун-бека, и отправил его в г. Тифлис) с Кюринско-Казикумухской милицией и объявили кубинцев спасёнными, а себя спасителями г. Куба. На этом кубинское восстание закончилось.


Из показаний арестованного Мухаммад ал-Хулухви:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви — прим. автора) спрошен показал:


На другой день после сего сражения прислал ко мне брат хана Гарун-бек с Магарамкент жителя по имени Гаджия с вестью, что он собрал войско, но отнюдь не в помощь Русским, а мне, — доказательством чего служить может то, что когда генерал вышел из Дербента к Самуру, где простоял с солдатами два дня, брат его не выслал к Его Превосходительству никого в помощь, хотя легко мог, что он даёт мне два дня времени для решительного действования и взятия города, в противном случае приказывал распустить отряд и самому явиться к нему. На сие я сказал посланному что до сих пор мы делали что могли, дальше же действовать без его помощи сами собой не в состоянии. Посланный возвратился, а мы остались, по-прежнему не предпринимая ничего решительного, держа город в блокаде, делая со всех сторон оного иногда натиски, ведя перестрелку, не допуская к водопою и ожидая последствий. На третий день после сего ровно с днём услышали мы выстрелы в городе и гром пушки, тогда дали нам знать, что Русские сделали вылазку, вытеснили наших со сделанных нами с западной стороны шансов, спустились в жидовскую слободу, взяли в плен Ферз-‘Али-бека, разбили всю его команду и убили до 50 человек».


После подавления Кубинского восстания лезгин — начались аресты. Ал-Хаджжи Мухаммад ал-Хулухви распустил всех по домам, а сам направился в родное село. Здесь он забрал жену, двух дочерей, юного сына Навруз-бека и направился во владения Кюринского хана, надеясь найти у него пристанище. Семью он оставил в агульское селении Тпиг (агул. Типпигъ, Тивигъ, Типпагъ), а сам с сыном отправился к Казикумухскому правителю полковнику Мухаммад-Мирза-хану (ум. 1838), но тот велел немедленно их арестовать и переправить в г. Дербент с найденными при нём компрометирующими бумагами.


Из показаний арестованного Мухаммад ал-Хулухви:


«1837 года сентября 23-го дня в присутствии Кубинского Городового Суда житель Юхарибашского магала селения Хулуг и кетхуд (старшин — прим. автора) оного из поселян Гаджи Мамед Новруз-беков (он же ал-Хаджжи Мухаммад б. Навруз-бек ал-Хулухви — прим. автора) спрошен показал:


…поехал в селе Тюпиг близ вольной Табасарани, где оставив свое семейство у жителя Шах-бугай, я с сыном и взятым в с. Чахчах проводником Селим-ханом по случаю неизвестности дороги отправился к Мамед-Мирза-хану в Кумых-шаар явится к нему и спросить, что мне предстоит предпринять. Подъезжая к дворцу слезли мы с лошадей, тогда адъютант его /Назир/ увидев меня спросил «почему ты не приехал ночью, а днем, — ты знаешь, что у хана много врагов», и сам пошел к хану. Затем вышедши сказал нам «как ты ничего хорошего не умел делать; Гарун-бек взял пленных и отправил к генералу, а ты пришел сам к хану, тогда как тебя преследуют, то и арестуешся». Тут же схватили меня, сына и проводника и связав отдали под караул, но до этого адъютант тщательно меня обыскивал и все бывшие при мне письма от разных лиц и бумаги взяв занес хану. Ночью, когда все спали тот же адъютант повел меня секретно к хану, который встретил меня теми словами, «с какими глазами ты явился ко мне, взявши в плен столько солдат ты их не убил, тогда-бы конечно я тебе дозволил жить в своем владении или отправил бы куда-либо в вольную Табасарань, а теперь ты меня выведешь в беду, лучше бы ты с пленными явился к генералу, он быт может тебя простил бы. Когда же так сделалось, я вынужден отослать тебя Его Превосходительству, впрочем, не унывай, я напишу и тебя простят, иди и отдыхай после столь изнурительных трудов».


Отсюда их отправили в Бакинскую тюрьму, где ал-Хаджжи Мухаммад ал-Хулухви казнили в следующем году, а его сын умер в тюремном лазарете от лихорадки. Также был пойман негласный руководитель восстания ‘Иса-бек б. ал-Хасан-эфенди, считавшийся главным виновником мятежа. Лезгинским храбрецам ‘Усману ал-Хурелви и Йар-‘Али ал-Хиливи, удалось скрыться от царских карателей, и они продолжали борьбу ещё в 1838 году. Генерал И.А. Реут (ум. 1855) среди главарей из Самурской долины называл следующие одиозные имена повстанцев: Йар-‘Али ал-Хиливи, Мухаммад-бек ал-Мискинджави, ‘Али-бек ал-Ахти и Ага-бек ар-Ратули (ок. 1810–1846).


Император Николай I повелел командировать на Кавказ, для расследования описанных событий, Своего флигель-адъютанта, гвардии полковника графа И.И. Васильчикова (1805–1862), «выполнившего Высочайшую волю чрезвычайно толково и обстоятельно и раскрывшего все пружины возмущения». Для суда над руководителями восстания в г. Баку был создан военно-полевой суд. По произведенному им следственному делу, 43-ри лица (в другом источнике 44 человека), с ‘Иса-беком во главе, были изобличены в явной измене, а 24-ре человека сильно скомпрометированы, 7-м удалось скрыться. По решению суда 37-мь человек получили «тяжелое наказание». Прочие руководители и участники восстания были высланы в различные северные губернии России, а также в Сибирь.


P.S. Кубинское восстание лезгин считается самым крупным массовым выступлением трудящихся против колониальных эксплуататоров в истории Восточного Кавказа. Анализ непосредственных причин, послуживших сигналом к началу Кубинского восстания наводит на вполне определённые мысли по части выявления главных её интересантов.


Первое — из донесения барона Г.В. Розена (1782–1841) к гр. А.И. Чернышёву (1785–1857), от 8 мая 1837 года, становится ясно общее количество и география, где колониальная администрация планировала мобилизовать всадников из числа местных охотников. Всего 300 мобилизуемых: из Дагестана и Шамхальских владений — 100 всадников и в том числе 36 из Кубинской провинции, а также из Дербентской и Бакинских провинций. Первое, что бросается в глаза это отсутствие в донесении «призывников» из Кюра-Казикумухского ханства.


Второе — из показаний арестованного Мухаммада ал-Хулухви становиться ясно, что впервые за ним прислал Мухаммад-Мирза-хан Кюринский и Казикумухский, и он вынужден был явиться к нему в село Касумкент, и где хан призывает Мухаммада к решительным действиям и обещает тому свою военную помощь. Через какое-то время Мухаммад ал-Хулухви вынужден был повторно просить аудиенции у Мухаммад-Мирза-хана по поводу планируемого бракосочетания его дочери, где Мухаммад-Мирза-хан поздравил его со свадьбой дочери и дав 10 червонцев спрашивал, все ли у него спокойно, а потом и вовсе заявил, что действует с имамом Шамилём вместе. Мухаммад-Мирза-хан пообещал снова «сильную помощь» через своего представителя шайха Махмуд-эфенди ал-Кури — выходца из села Магарамкент, который занимал должность имама в Кюринском ханстве, и который впоследствии прибыл на подмогу с сотней вооруженных людей в деревню Бедыш-кала. Однако сам Мухаммад-Мирза-хан к лезгинским повстанцам на подмогу не прибыл и не прислал, тогда, когда это было нужно, своих представителей Харун-бека и Йусуф-бека. Более того генерал-майор И.А. Реутт, отказавшись от намерения пробиться самому в блокированный город Куба, приказал Казикумухскому хану Мухаммад-Мирзе б. Аслану поспешить двинуться в Кубинскую провинцию для отвлечения и подавления сил мятежников. Что касается ханских отпрысков Йусуф-бека и Харун-бека, то они прибыли аккуратно на следующий день после подавления восстания 12 сентября 1837 года с Кюринско-Казикумухской милицией и «объявили кубинцев спасёнными, а себя спасителями г. Куба».


После подавления восстания Мухаммад ал-Хулухви закономерно ищет покровительства у Казикумухского правителя Мухаммад-Мирза-хана в селе Кумух (ныне Лакского района Дагестана). При встрече, кем-то из свиты хана Мухаммад ал-Хулухви был обвинён не «умелых действиях», в отличии от Харун-бека, который «взял пленных и отправил к генералу, а ты пришел сам к хану, тогда как тебя преследуют, то и арестуешся». Почти сразу Мухаммад ал-Хулухви был арестован и помещён под стражу. Той же ночью состоялась ещё одна встреча с Мухаммад-Мирза-ханом, который встретил его со словами:

«с какими глазами ты явился ко мне, взявши в плен столько солдат ты их не убил, тогда-бы конечно я тебе дозволил жить в своем владении или отправил бы куда-либо в вольную Табасарань, а теперь ты меня выведешь в беду, лучше бы ты с пленными явился к генералу, он быт может тебя простил бы. Когда же так сделалось, я вынужден отослать тебя Его Превосходительству, впрочем, не унывай, я напишу и тебя простят, иди и отдыхай после столь изнурительных трудов».
Здесь речь идёт о пленных русских, которых в первых числах восстания были взяты в плен в августе 1837 года повстанцами во главе с Уста-‘Усманом ал-Хурелви, Йар-‘Али ал-Хиливи и его сыном Раджабом, находившихся на Гильских сенокосах — 50 казаков донского №22-го полка, заготавливающих сено и урядник Попов, посланный к ним, ещё одна казачья команда, партия рекрутеров в 68 человек следовавшую из г. Дербент в г. Куба, под командою грузинского линейного №10-го баталиона прапорщика Софромовича, 6-ть арестантов, под конвоем 6-ти рядовых при унтер-офицере, №11-го батальона прапорщика Кандаурова и до 30-ти нижних чинов №№ 8-го и 9-го линейных батальонов, возвращавшихся с женами из домового отпуска, начальника поста, хорунжего Монетова, и мать штаб-лекаря линейного №8-го батальона. Итого, количество пленных равнялось числу не менее 165 человек, плюс к этому числу неизвестное нам количество жён солдат, «возвращавшихся с женами из домового отпуска». Все они находились в плену и за все время мятежа к ним, за исключением казненного шпиона прапорщика ‘Али-Паша-ага Бакиханова (ум. 1837), который приходился двоюродным братом ‘Аббас-Кули-ага Бакиханова (ум. 1847), ни разу не применялось насилие. Узнав об этом Мухаммад Мирза-хан, ещё когда мятежники находились в селении Ахбиль, присылает к ним своего человека, который потребовал разъяснений «почему не убиты, в противность его приказаний по настоящее время все Русские, взятые в плен, а содержатся как бы наши единоверцы». В ответ ханскому посланнику ал-Хаджжи Мухаммад заявляет, что убивать пленных не его дело, если же хан хочет их убить, то пусть присылает своих братьев Харун-бека и Йусуф-бека, «которые могут распоряжаться по своему усмотрению» ... Так или иначе, ал-Хаджжи Мухаммад ал-Хулухви был арестован и помещён в Бакинскую тюрьму. Казнён он был в следующем году, а его сын умер в тюремном лазарете от лихорадки. На сегодня нам неизвестно просил ли Мухаммад-Мирза-хан на суде помиловать Мухаммад ал-Хулухви.


Третье — связь с имамом Шамилём ал-Гимрави. Была ли связь с имамом Шамилём, — да, безусловно была. Помимо переписки, которую вели лезгинские повстанцы с имамом, в числе повстанцев были люди, приближённые непосредственно как к имаму Шамилю, так и идеологу Кавказской войны, к лезгинскому шайху Мухаммаду ал-Йараги (1772/73–1838). Здесь в первую очередь необходимо упомянуть на’иба имама Шамиля, шайха ‘Амир-‘Али ал-Джали (ок. 1790–1846). Как утверждает лезгинский историк ал-Хасан ал-Алкадари (1834–1910), ‘Амир-‘Али ал-Джали в юности «освоил науки» в селении Вини-Яраг у Мухаммад-эфенди ал-Йараги, в его медресе. Потом, когда в Кюринском ханстве Мухаммад ал-Йараги подвергался гонениям, он с ним бежал в Аварию и, служа ему, получил свою долю пользы по части «тайных и явных наук», затем женился на дочери родного брата Мухаммада ал-Йараги — Маймунат, впоследствии у них родился сын, которого назвали Мухаммад. В конце жизненного пути ‘Амир-‘Али ал-Джали стал «джама‘атским имамом» в сел Касумкент (по другим данным муэдзином). Необходимо также упомянуть и других на’ибов знакомых с имамом Шамилём, это Мухаммад-эфенди (Шайх Малла) ал-Ахти (ум. ок. 1839), и Ага-бека (Бек-Ага) ар-Ратули ас-Самури (ок. 1810–1839/46).


Четвёртое — в исторической литературе за ‘Иса-беком б. ал-Хасан-эфенди закрепилась русифицированная нисба «Типский», что подразумевает в первую очередь Типский магал Кубинской провинции, откуда он предположительно был родом. Однако, в тоже время, тот факт, что он «…поехал в селе Тюпиг близ вольной Табасарани, где оставив свое семейство...», может нам говорить, что ‘Иса-бек имел какое-то отношение к южнодагестанскому селу Тпиг (агул. Типпигъ, Тивигъ, Типпагъ, — ныне райцентр Агульского района Дагестана), где нисба «Типский» может быть искажённым от её арабской формы «ат-Тпиги», либо же от названия села «Типпигь». В пользу этой версии, как впрочем и в против неё, говорит ещё тот факт, что у остальных трёх братьев ‘Иса-бека нисба не упоминается вовсе. Необычным является ещё то, что за ‘Иса-беком в первую очередь закрепилась нисба не по названию села, откуда был он родом, а по названию магала/квартала в котором предположительно и находилось его родное село.



Автор: ‘Али Албанви

На фото: ‘Иса-бек б. ал-Хасан-эфенди Типский (современная реконструкция).


АТ-ТПИГИ (араб.) — нисба указывающая на принадлежность её носителя к сел. Тюбик, ныне село Тпиг (агул. Типпигъ, Тивигъ, Типпагъ, — ныне райцентр Агульского района Дагестана).

АТ-ТИПИГИ (араб.), ТИПСКИЙ (рус.) — нисба указывающая на принадлежность её носителя к Типскому магалу Кубинской провинции; также может отсылать нас к селу Тюбик, ныне село Тпиг (агул. Типпигъ, Тивигъ, Типпагъ, — ныне райцентр Агульского района Дагестана).


Литература / источники

1. ‘Али Албанви. Кубба и лезгинские повстанцы 1837 года [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32Wi8T, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

2. ‘Али Албанви. Генерал-лейтенант Джа’фар-Кули-ага Бакиханов [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32Wwg5, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

3. ‘Али Албанви. Йусуф-бек ал-Кури — Управляющий Кюринским ханством [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32XhSa, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

4. ‘Али Албанви Кюринский округ и его первый начальник [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/SRVuT, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

5. ‘Али Албанви. Эксплуатация феодалами агулов и кюринских лезгин [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/VkCWG, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022) — Яз. рус.

6. Гилалов А.Т. История и культура Горских евреев. Москва, 2018. С. 139. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32WiM8, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

7. АКАК Том VIII, стр. 612.

8. ГА РФ, III отд., 4 эксп., д.150, листы 6-8.

9. ГА РФ, III отд., 4 эксп., д.150, листы 11-13.

10. ГА РФ, III отд., 4 эксп., д.150, листы 19-20.

11. Гасанова С.Н. О чем повествуют топонимы? (На материале топонимов села Тпиг) [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32Xcxb, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

12. Дело канцелярии главноначальствующего III отделения 1 стола – О назначении в Закавказский край Муфтия Омаровой секты СПИСОК всем бекам Кубинской провинции с означением семейств мужского пола, места их жительства и состояния на Февраля 24 дня 1833 года. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32X2LY, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

13. Нифталиев Р.Ю. Кубинское восстание [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32X2Kr, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

14. Окольничий Н. Перечень последних военных событий в Дагестане (1843 год). Статья вторая. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32XhmN, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

15. Освещение общей истории России и народов постсоветских стран в школьных учебниках истории новых независимых государств. Москва, 2009. С. 82–83; 289. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32WihT, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

16. Рамазанов А. Земельные отношения в Тпиге до революции [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32Xcxp, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

17. Три года на Кавказе (1837–1839) // Кавказский сборник, Том 8. 1884. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/bmjoV, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.

18. №42. Справки из архивных дел по вопросу о характере и происхождении поселянских повинностей, извлеченные командированной в 1901 г. в Дагестан временной комиссией. I. Кайтаг, Северная и Южная Табасарань (ныне Нижне-Кайтагский и Северо-Табасаранский участки Кайтаго-Табасаранского округа и Южно-Табасаранский участок Кюринского округа). [Электронный ресурс] Режим доступа: https://clck.ru/32Xhm5, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 30.10.2022). — Яз. рус.


Рецензии