Нюрочка. Глава 3 Как мы жили и как дружили

"...а потому спешу вам напомнить — это я, Лиля! Та самая, что так мечтала пойти в школу  — и ее мечта сбылась! Девочка из повести «Голубые розочки» - пришло время других воспоминаний, которыми мне хотелось бы поделиться с вами! Тех, в которых появляются новые впечатления, новые друзья и новые  события, которые сыграли свою важную роль в моем развитии, как личности и которые мне столь памятны, что не могу о них не расссказать  тем, кто помнит меня и кому интересна моя дальнейшая жизнь, моя судьба, мои школьные годы — ведь многие жили в то же время и у них есть свои воспоминания... Продолжаю вспоминать свои!
***
отрывок из новой повести "Нюрочка и две Ани", публикуется впервые)

***
Глава 3, Как мы жили и как дружили
 
Мы очень подружились с Нюрочкой, проводя все  дни  каникул вместе. И каково было мое удивление и моя радость, когда в первый же день занятий, на первом уроке, учительница   привела в класс новенькую девочку.
 - Знакомтесь, ребята. Это Аня Розанова, теперь она будет учиться в нашем классе, - сказала Валентина Ивановна, а я радостно воскликнула:
 - Нюрочка! Иди сюда, садись со мной!
 - Вот и хорошо, что вы уже знакомы с Лилей. Она познакомит тебя потом со всеми ребятами. Садись пока к ней, - сказала учительница и урок начался.
Нюрочка так и стала сидеть со мной на последней парте, хотя раньше это было место Борьки Смирнова. В тот день его не было, он болел, а когда пришел, то нас уже не стали разделять с Нюрочкой, Борьку пересадили на третью парту, поближе, тем более его мама просила, чтобы он лучше видел. Потом Валентина Ивановна пересаживала не раз нас с Нюрочкой на разные парты, подальше друг от друга, но после перемены мы опять садились вместе на последнюю парту третьего ряда. Ребята вздыхали и молча пересаживались обратно, понимая нас, что мы неразлучгные подружки. В итоге, Валентина Ивановна сказала, что ладно, сидите уже вместе, но если будете болтать и всем мешать — пойдете учиться за дверь! В класс не пущу и двойки поставлю в дневник, родителей вызову!
Этого нам уже никак нельзя было допустить — и я, и Нюрочка учились на пятерки и любили свою учительницу Валентину Ивановну, вот и решили никого не огорчать, тем более — родителей. Мне то мама только бы и сказала, что так нельзя и надо думать головой, прежде чем что-то делать! Что я враг сама себе, раз так себя веду. А вот Нюрочке отец бы сразу ремня всыпал и неделю  без конфет была бы!  Так что пришлось нам себя очень сдерживать и стараться не болтать на уроках, зато в перемену мы старались успеть сказать все, что накопилось внутри и рвалось наружу, скорее поделиться с подружкой всем, что нам было так важно. Все вокруг удивлялись, никак не могли понять, о чем можно так много болтать и когда мы уже наговоримся?! А мы все не могли наговориться, так нас тянуло друг к другу и так мы доверяли друг дружке все свои мысли, понимания, знания и предположения обо всем на свете! 
Класс у нас был хороший, дружный. Мы общались со многими ребятами и в школе, и после уроков, но с Нюрочкой мы стали «не разлей вода!» - так назывались тогда такие закадычные подружки, как мы. Ведь все время, что только было возможно, мы проводили вместе. В хорошую погоду играли с другими ребятами на улице, а в плохую  сидели дома,  в основном, у нас. Наша привязанность  друг к другу была так велика, что мы ни дня не хотели быть врось.  Мы словно сроднились и считали. что всегда знали друг друга, а еще  -  искренне верили, что эта дружба  навсегда, а иначе и быть не может.
  Родители наши не возражали против такой дружбы, даже всячески поощряли. 
У Нюрочки была большая семья, в которой она была поздним ребенком. Ее старший брат уже отслужил в армии и стал военным, жил с семьей  где-то на севере. Потом была сестра, которая  заканчивала институт в другом городе и приезжала на каникулы. Следующая сестра, третий ребенок в семье, заканчивала 10 класс, а четвертая, Настя, училась в 8 классе. Всем им было не до Нюрочки, особенно Насте, которой приходилось нянчиться с Нюрочкой больше всех. Родители работали, вот и было им спокойнее,  зная, что Нюрочка у нас. Часто ее родители задерживались на работе до позднего вечера, особенно папа, который работал бухгалтером и все время, даже дома, что-то считал, писал, то есть был занят и трогать его было нельзя, он сердился. Но по воскресеньям, в выходной, папа Нюрочки всегда был добр и ласков. Он звал всех в спальню, открывал ключем  трехстворчатый шкаф и выдавал всем по несколько конфет и печенек — это было поощрение за хорошую учебу и примерное поведение. Если кто-то не заслужил — оставался без сладостей. Потом он снова запирал на ключ шкаф и все шли  к столу, пить чай, а папа что и  покрепче, но только раз в неделю. Так они собирались  всей семьей за столом на чаепитие  и это было их семейной традицией, когда никто не ругался, а все шутили и смеялись и было очень весело. Несколько раз и я была с ними, в их семейном кругу, поощренная  пряниками и печеньками, как друг семьи.
Мама Нюрочки на неделе работала посменно, но в воскресенье тоже всегда была дома. Она готовила большую кастрюлю борща, чтобы всем хватило на целую неделю. Еще у них всегда были отварены макароны, их ели почему-то посыпав сахаром — у нас так никто не ел, мне было в диковинку, но я пробовала, вполне вкусно. Но чаще всего, мы прибегали, намазывали кусок хлеба сливочным маргарином, посыпали когда солью, когда сахаром и было так вкусно, особенно на улице, хоть зимой, хоть летом.
Лица папы и мамы Нюрочки давно забылись, но отдельные штрихи, впечатления — помнятся до сих пор. В болячках лицо папы Нюрочки — он страдал нейродермитом, ему нельзя было нервничать. Моя бабушка делала для него какие-то отвары из трав, мази и ему это помогало, облегчало страдания и он был всегда ей благодарен, всегда передавал добрые слова, а то и сам заходил к ней и поговорить, и чаю попить. Потом бабушка отвела его к тете Поле и она вылечила его своими заговорами. Хоть это все и было тайной, но я все знала.
Мама Нюрочки была светлая, кудрявая, маленького роста и очень нервная, часто кричала на всех. И походку ее помню — танцующую, как будто она вся на шарнирах, все как-то в ней было разбалансировано, как само по себе. Бабушка объяснила мне, что это потому, что у нее была очень сложная жизнь, вся на нервах. И что на нее не надо обижаться — она не умеет не кричать, для нее это нормально так разговаривать, надо ее принимать такую, какая есть.
Нюрочка, а особенно Настя, тоже были крикливые и я не могла понять, а их жизнь тоже была сложная или просто они так привыкли, не знали по-другому?
Со временем, Нюрочка стала спокойнее, да и Настька при мне не ругалась и не дралась, только самый первый раз я видела их ссору и это было ужасно, как они дрались. Я кинулась защищать Нюрочку и пригрозила Насте, что скажу отцу — с тех пор при мне они редко ссорились, да и не дрались, даже когда были одни — сказали, что научились обходиться словами, как я им посоветовала.
Но чаще мы были на улице или у нас дома, у Нюрочки мы были все реже и реже, чем очень радовали Настьку.
Еще у Нюрочки  дома часто играли в карты,  «в дурака». Вот мы играли сначала у них, а потом стали играть с Нюрочкой сами, у нас дома, когда на улице плохая погода и не погуляешь. Эти наши игры мне запомнились на всю жизнь.
Я быстро стала выигрывать,  что очень злило Нюрочку, она не любила проигрывать. Первый проигрыш она  терпела, второй еле выдерживала, а на третий — карты летели по всей комнате, Нюрочка орала от злости плохие слова и даже обзывалась, топала ногами, валялась по полу — я такого никогда раньше не видела. Сначала я оторопела, когда впервые увидела  все это, а потом меня разобрал такой смех, что Нюрочка не знала как себя вести дальше и просто замолчала и сидела тихо, пока я просмеялась. С тех пор, как только у Нюрочки начинались ее «психи», у меня сводило живот от смеха. Она валялась на полу от гнева и злости, а я хваталась за живот от хохота. Так  Нюрочке было не интересно психовать, что ее не только не успокаивали и не уступали ей, но еще и откровенно над ней  потешались  - она и задумалась, что  с этим делать?  Я ей сказала, что мы с бабушкой тоже играли «в дурака», но так себя никто не вел, так нельзя. Надо скрывать свое огорчение и вести себя прилично, держать свои эмоции при себе, а иначе я не буду с ней играть в карты. Поначалу Нюрочка, не в силах с собой справиться, убегала, хлопнув дверью так, что окна дребезжали. А успокоившись, возвращалась. И со временем она научилась «держать себя в руках», иначе, как объяснила ей моя бабушка, у нее могут быть такие же болячки, как у ее папы. Конечно, Нюрочка такого совсем не хотела и старалась принять то, что это всего лишь игра и надо просто играть и не психовать из-за ерунды. Нюрочка все чаще стала выигрывать и спокойнее реагировать на проигрышы. Конечно, я ей поддавалась, только бы она не орала, не психовала — это ведь было, на самом деле, ужасное для меня зрелище. У нас в доме все говорили тихо и спокойно,  никто не кричал.
Вспоминая то время,  нельзя не сказать о Натке и Надьке — они всегда оставались в моей жизни близкими мне людьми, они ведь первые мои подружки. Хоть мы и общались с ними тоже не так часто теперь, как хотелось бы, но старались, стремились друг к другу при первой же возможности и всегда нам было интересно и важно повидаться, узнать, кто как живет и с кем дружит. Ведь мы были вместе с самого раннего детства и эта связь была крепка.
С Нюрочкой же у нас была какая-то уже другая дружба. Более осознанная, что ли. Нас объединял не только двор, класс, увлечения и интересы, взгляды на жизнь, но нечто большее — какая-то негласная забота, особенно с моей стороны.
Мы с Нюрочкой были очень разные, особенно внешне. Она светленькая, худенькая, маленькая, а я темноволосая, рослая, крепкая — мы словно уравновешивали друг друга. И, хоть я болела куда чащше, считалось, что Нюрочка беззащитная и слабая, а я сильная и смогу постоять за двоих. На меня это наложило определенное чувство ответственности, а Нюрочке  нравилось быть слабой — с ее капризами все считались, все ее сразу уговаривали и утешали. Даже Ндька с Наткой, когда мы играли  во дворе все вместе.
Но никакие мои старания  сблизить Нюрочку со своими старыми друзьями не увенчались успехом — она была слишком  плаксивой, требовала, чтобы я играла только с ней, а это быстро всем надоело, никто не хотел возиться с ее капризами, наблюдать ее «психи». Нюрочка так и не прижилась ко двору, как говорится, старшие ребята знали и принимали только меня, а ее не хотели видеть, говорили, что это они мои подружки, а не Нюрочка. Мне же они были дороги все, я не могла их делить на угодных и не угодных, совместимых и не совместимых. К тому же, с Нюрочкой мы были и в школе, и дома вместе, а с Наткой и Надькой теперь виделись редко — разные смены в школах, а в дни  каникул, как правило, они уезжали.
Элька и Илькой вообще давным-давно уехали насовсем в другой город — еще после  того, как я окончила  первый класс, они сообщили, что уезжают в какую-то экспедицию  с родителями и уже в наш город не вернуться. Они еще долго присылали мне письма и открытки, я им отвечала.
Вот так мы тогда жили и вот так дружили,  иначе и не могли.

(авг.2022 г., черновик)
Продолжение  - http://proza.ru/2022/11/22/1090