Алисия - солнечная дева. Глава 2

ГЛАВА 2. ГДЕ БЫЛОГО МНЕ БОЛЬШЕ НЕ ВСТРЕТИТЬ...

...Первые пару дней после того, как Мя не стало, были очень печальными. Я и Ми не находили себе места. Ми особенно скучала по сестре, ведь они были близнецами. Когда ушла одна, у второй словно отняли желание жить. Ми перестала играть, сидела часами неподвижно, как мать уставившись в одну точку, словно видела отражение Мя в одном из многочисленных слоев мира.

Я тормошила ее, приставала с играми, пыталась развлекать и заинтересовывать, но Ми лишь отворачивалась и грустила. Мать стала часто исчезать надолго, покормив нас. Мы не знали где она бродила. Ей было трудно смириться с трагической гибелью дочки, она чувствовала себя виноватой и не знала как загладить вину перед нами. На самом деле мама нужна была нам здесь и сейчас. То, что она бросала нас, уходя отвлечься от тяжелых дум, только делало нас более уязвимыми для новых опасностей...

...Часто от матери пахло чужими кошками. Она приносила на себе запах новых встреч, сырой земли и свежей травы. Иногда мы оставались одни на всю ночь. Тогда Ми подползала ко мне и мы жались друг к другу в дальнем, самом темном уголке, не решаясь попроситься в теплые объятия соседок. Мы зябко прятали носики в мохнатые бока друг друга, наши тощие хвостики дрожали до утра, пока пахнущая росой мать не возвращалась и не ложилась рядом, подставив брюхо с переполненными молоком сосками под наши ротики. Счастливые, мы просыпались и голодно набрасывались на розовые бугорки, покусывая их от радостного нетерпения и невыносимо мучительной нежности. Мать засыпала и ничего не слышала. Мы, наевшись, не выпуская сосков из пасти, тоже засыпали, впитывая зазябшими тельцами тепло материнского брюха...

...Мать отсыпалась и снова шла бродить, оставляя нас на произвол судьбы. Мы все чаще становились предоставленными сами себе. Соседки искоса поглядывали на нас, сочувствуя, но с какой стати они стали бы нами заниматься? У них были свои непоседливые малолетки, за которыми тоже нужен был глаз да глаз...

...Через пару недель после ухода Мя на Радугу захворала Ми. У нее заслезились, а потом и загноились глаза, из носа потекло. Она без конца чихала и фыркала, пытаясь освободиться от хлюпающей в груди мокроты, разбрызгивая капли по всей коробке. За ней зачихали Мяр и Мрр. Болезнь быстро развивалась. Меньше чем через неделю все трое уже были не в состоянии питаться, пасти покрылись болезненными язвочками, внутри все болело, сухие, горячие носы втягивали воздух со свистом. Котята сильно похудели, их мягкая шерстка свалялась. Отчаявшиеся матери не знали что еще можно было сделать. Как могли они ухаживали за больными, грели их, вылизывали, пытались покормить. Взрослые кошки в свое время перенесли эту болезнь, сумев выжить и получить иммунитет. Им повезло, что они переболели ею не в раннем детстве, а в период зрелости. А сейчас они знали, что их дети обречены. Малыши, подхватившие эту заразу, практически не имели шансов на выживание. Болезнь была стремительной и неумолимой. Запах, исходивший от котят, говорил, что их дни сочтены. Да и отказ от пищи был самым страшным симптомом. Дальше можно было ожидать только конца...

...Наша мать перестала гулять по ночам, забыла про охоту. В каком-то исступлении она без конца вылизывала мордочку Ми, словно пыталась слизать с нее болезнь, согревала дрожащее в ознобе тельце, оборачиваясь вокруг пушистым кольцом. Я была забыта... Проголодавшись сама подползала к брюшку матери, когда та на какое-то непродолжительное время замирала в покое. Аккуратно, чтобы ее не потревожить, брала сосок в пасть и осторожно сосала. Мне было не по себе, видеть, как она снова и снова обреченно застывает, уперевшись взглядом с расширенными зрачками в дальний угол...

...По ночам я подползала к Ми, прислушивалась к ее хриплому дыханию и шептала:

- Ми, сестра, только не оставляй меня! Мне будет так одиноко! Я понимаю, что Мя грустно одной на Радуге, и с ней может быть никто не хочет играть, но ты и мне нужна! Здесь! Скажи Мя, пусть она поищет там нашего брата. Ему не дали имени, но она найдёт его по зову крови. Он будет рад поиграть с ней. А ты оставайся со мной, пожалуйста! Я не хочу смотреть, как мама страдает. Мне становится страшно, когда она смотрит в никуда. Что она видит там? Ми, сестра, слушай меня! Слушай и не уходи!

...Вдруг мать резко вскинула голову и уставилась в угол. Уши ее напряглись, морда хищно вытянулась. Я почувствовала вязкий, наплывающий ужас и зажмурилась от страха. И именно зажмурившись, внутренним зрением я увидела черную тень, выползающую из темного угла коробки. Тень отделилась от стенки и очень медленно стала приближаться к лежащей, находящейся в болезненном забытьи, Ми...

...Мать зашипела, в ее груди заклокотало нарастающее утробное рычание. Она вдруг попятилась и, склонив голову к земле, угрожающе подняла лапу для удара.

- Мама, ты пугаешь меня! - взвизгнула я. - Что ты делаешь?! Что ты там видишь? Что это за тень?

Я мяукала громко, перебудив соседских кошек. Даже рыжий Фыр проснулся и зафыркал, почесывая нос лапой и пуча на меня сонные глаза...

...Ужас постепенно отступил, и я решилась посмотреть. Мать, со стоящей дыбом шерстью и поджатым хвостом, уткнулась мордой в тело Ми и пыталась унюхать следы жизни. Но Ми больше не было с нами. Болезнь забрала ее. Кошки заголосили в ужасе. Мяр и беленькую красавицу Мрр вскоре ожидала та же участь. А за ними и нам злая судьба грозила возможной неотвратимой расправой...

...Утро выдалось тяжелым. Небо затянули грозовые тучи, поднялся сильный ветер, выдувающий остатки тепла изо всех щелей. В небе то и дело низко рокотало. Кошки и котята сидели в коробке, не решаясь выйти наружу. Наверное правильным было бы покинуть помещение, где каждый глоток воздуха был заражен, но глубинный животный страх, вызываемый грозным дыханием природы, останавливал и нас, малышей, и наших матерей. Когда Грозовой Пёс выбегал на небо и лаял так оглушительно, что закладывало уши; когда стрелы его взора огненными узкими полосами рассекали, раскалывали серое марево завихряющихся туч, опасались высунуть свои носы из укрытий все, кто имел четыре лапы...

...Стихия налетела мгновенно, накрыв нас стеной падающей сверху холодной воды. Майские грозы быстротечны, но мощны. Куртки, накрывающие наше убогое жилье, вмиг промокли насквозь, пропитавшись небесным водопадом, и с них потекло внутрь. Отползая от разливающихся по полу луж, мы жались к углам, стискивая и без того крошечное пространство. Мяр и Мрр остались лежать посередине. У них уже не было сил встать и отползти. Лужа быстро расползалась, смачивая их впавшие бока. Они подняли шатающиеся головки на слабых шеях и только печально смотрели на нас, словно прощаясь. Взгляд их был спокоен. Извечная мудрость и понимание светились в нем. Они смиренно ждали завершения своего земного пути и не хотели видеть наших страданий.

Непоседа Урр и серенький пушистый Ррмм пытались даже в этих условиях затеять игру, охотясь на хвосты друг друга. Матери шикали на них, но это слабо помогало. Живое стремится жить, что бы ни происходило вокруг...

...Первой уронила головку Мрр. Ее белая некогда шерстка, намокла и повисла неопрятными сосульками. Носик воткнулся в раскисший пол. Она еще какое-то время дышала, еле слышно постанывая. Мяр повернулась к ней и медленно положила головку на все реже поднимающийся бочок Мрр. Она была готова к далекому путешествию и уже ни о чем не жалела. Душа, освобождаясь, перестает жалеть о земном, тревоги оставляют ее, как и заботы, как и боль...

...Мяр ушла второй, проводив на вечную прогулку дух белоснежной красавицы Мрр. Я, вжавшись в бок матери, с ужасом, переходящим в замораживающий восторг, наблюдала свершение этого перехода живого в новое, недоступное моему пониманию, состояние. Разум маленького котенка просто не мог пока вместить это знание. Я не выдержала и бросилась к уже окоченевшему тельцу Ми, одиноко лежавшему у противоположной стены коробки, забытому в свете последних событий и до сих пор не отданному милосердной земле.

- Ми, - закричала я ей в самое ухо, - у тебя будут еще две подружки, кроме Мя! Встречай их! Это Мрр и Мяр! Они наверняка захотят поиграть с вами. Мрр когда-то больно укусила тебя за ухо, но ты не злись на нее больше. Сейчас она изменилась и больше не станет кусаться. Как же я хочу присоединиться к вам! Вы все бросили меня тут! Здесь плохо! Здесь мокро и грязно! Здесь все умирают! Зачем вы ушли?!

Я тянула Ми за хвостик и пищала, стараясь выкричать свое одиночество и боль обиды. Я была обижена. Сильно обижена. Уход сестер я воспринимала как предательство. Они бросили меня. Оставили в этой холодной луже, в коробке, с потолка которой капало, с обезумевшей от горя матерью, с воющими в отчаянии жуткими голосами соседками. Четверо оставшихся в живых подростков, не были мне друзьями. Между нами было два месяца разницы, а это большой срок для подрастающих малышей. Я им была неинтересна. Их игры были мне непонятны...

...После грозы взрослые кошки наконец очистили наш общий дом от останков своих детей. Все живые знают, что держать тела ушедших в доме нельзя. Их забирает природа. Это ее добыча.

Куда кошки уносили тела нам было не известно. Спрашивать не разрешалось. Это было строгое табу. В таинства прощания и погребения позволялось вникать только взрослым...

...В эту ночь мать снова ушла. Она не могла оставаться больше в том месте, где потеряла троих своих малышей...

...Я всю ночь плакала в темном и сыром после грозы уголке, растирая по мордочке слезы, жалуясь куда-то в пространство на свое одиночество. Кошки спали, тяжело вздыхая во сне и судорожно придвигая поближе к себе оставшихся в живых детёнышей. Меня некому было пригреть и успокоить. Я наблюдала за ними до первых звезд, тихо подвывая от жгучей обиды...

...Наконец меня сморил сон... Я шла и шла по огромной поляне. Далеко передо мной мелькали хвостики Ми, Мрр и Мяр. Я точно знала, что это они и побежала к ним со всех лап. Но чем быстрее я бежала, тем длиннее становилось расстояние, разделяющее нас. Вдруг прямо передо мной возникла Мя. Она была такой же, как я ее помнила. Только шерсть ее серебрилась и переливалась в свете звезд, а длинные усы стелились по траве, переплетаясь со стебельками.

- Стой, Фру! - резко мяукнула Мя. - Дальше тебе нельзя! Эти луга не предназначены для живых. Тот, чьи лапы топчут эти травы, больше не ходит по земле. Возвращайся. Твоя судьба не завершена. Я передам сестре твоё "прощай". Мы будем вместе, но не сейчас. Надо подождать...

Шерсть Мя еще больше засеребрилась, и ее силуэт начал расплываться искрящейся в свете звезд дымкой...

...Я шла домой...

Бедствия сердца.
Тоску, печальную память
Снесу безмолвно,
И все же, о этот мир,
Где былого мне больше не встретить!

(Фудзивара-но Садаиэ)