Прямая линия

Прямая линия

На фото: Старое еврейское кладбище в г. Броды
(Львовская область)

            Не спеша, даже чуть вальяжно, Роман сел за свой рабочий стол. Начинающаяся трудовая неделя обещала быть спокойной и приятной. Все предыдущие пять дней он мотался с бригадой буровой установки по Прикарпатью, проводя исследования грунтов на площадках различных проектируемых сооружений. Вот и в пятницу, почти до темноты, работали на месте будущего Дома культуры в большом селе Верхнее Синевидное. Зато выходные удались на славу: в субботу съездили с друзьями на шашлыки, а в воскресенье вместе с женой и сынишкой проведали её родителей. Пока женщины гуляли с малышом в парке и накрывали на стол, они с тестем посмотрели по телевизору обзор матчей прошедшего тура по футболу, которые Роман не видел, находясь в командировке.

        Сейчас же ему предстояло готовить чертежи, писать текстовое пояснение, ну и, как обычно, упрашивать геофизиков об ускорении обработки их материалов, а также щедро осыпать комплиментами девушек из геотехнической лаборатории, и всё это для быстрого завершения отчётов по выполненным работам.
      Вызов к начальнику отдела Герасимчуку не вызвал никаких эмоций, кроме большого недоумения.
    -  Что там такое, чего уже не терпится в самом начале недели? - спрашивал он сам себя, идя по длинному коридору.
       На стандартный вопрос о том, как съездил, также привычно ответил:
     - Нормально, начинаю обрабатывать материалы и выяснять или не вылезут какие-либо нестыковки.
      Герасимчук, торопливо спрятав в стол два листка, которые держал в руках, пробурчал:
    - Как вылезут, так и залезут. Это несрочные объекты. Тут вот директор в пятницу на совещании в облисполкоме был, так там неслабую накачку все получили.
      - А у нас что случилось? – продолжал недоумевать Роман.
     - У нас ничего. А вот где-то в Бродовском районе объявились какие-то радетели о благе народа. Завалили обком партии и Совмин в Киеве письмами, что, мол, местные власти не заботятся о нуждах простых тружеников села.

      Роман продолжал стоять и смотреть на начальника, не понимая, как эта социально-политическая ситуация касается инженерно-геологических изысканий, которые проводит их отдел. Наконец Герасимчук перешёл к конкретным вещам:
       - Весь "шорох" из-за того, что магистральный газопровод прошёл в нескольких километрах от некоторых сёл. Обещанный газопровод-отвод для их газификации, по какой-то причине не проложили. Люди заволновались. Короче, поступила команда из обкома партии – немедленно решить этот вопрос. А если хочешь совсем коротко, то сегодня же подстриги свою бороду, а завтра с утра добирайся в Броды в райисполком. Будешь участвовать в работе комиссии по выбору окончательного варианта трассы этой ветки газопровода. Мне уже звонили.
      С этими словами он протянул Роману листок отрывного календаря, на котором прыгающими буквами было написано: 10.00, 2 эт, ком. 7, зампред Саврук. Тут же поспешно начальник добавил:
     - Зайди чуть позже к геодезистам, они подготовят картосхему трассы по своим старым материалам.
      Шутки шутками, а Роме действительно впервые за три года работы предстояла серьёзная представительская миссия. Поэтому он не стал сам себе подстригать бороду, а зашёл после работы в парикмахерскую и попросил привести в приличный вид и бороду, и всю причёску.
       В 9.55, чуть расслабив галстук и одёрнув пиджак, он уверенно открыл дверь комнаты номер семь. Представившись трём, уже находящимся там мужчинам, сел на свободный стул. Буквально через минуту на пороге возник хозяин кабинета – невысокий, поджарый, явно начинающий стареть мужчина. Посмотрев три-четыре секунды на собравшуюся четвёрку и выдержав их ответные взгляды, быстро прошёл на своё место.
     - Очень рад, - без всяких предисловий начал он, даже не садясь на стул, - молодцы, оперативно собрались. В принципе, никто больше не нужен. Исполкомовский УАЗик уже ждёт у входа, через пять минут выезжаем. Скажу только, что нам надо сегодня окончательно определиться с выбором местоположения трассы газопровода. Вчера звонили из облисполкома – требуют через две недели от проектантов и строителей представить расчёт предварительной стоимости этой ветки. Местные активисты дошли уже до Киева, так что дело на контроле, - Саврук поднял вверх указательный палец. Все инстинктивно глянули на потолок, ничего там не увидели, но жест поняли без дополнительных объяснений.
 
     УАЗик действительно стоял у входа в здание райисполкома, и водитель, молодой, но уже немного полноватый парень, тщательно протирал и без того сверкающее лобовое стекло. Когда все расселись, хозяин кабинета, севший рядом с шофёром, встрепенулся:
     - Мужики, простите, в спешке даже не познакомились. Вот я, Саврук Богдан Михайлович, заместитель председателя райисполкома, а если коротко – зампред, женат, двое детей, пью в меру, любовницы нет.
      Сидящие в микроавтобусе улыбнулись и каждый из них по очереди продолжил в тон:
      - Радовильский Аркадий Петрович, руководитель группы института "Укркоммунпроект", женат, один сын, пью мало, любовницу бросил, так как жена начала что-то подозревать.
     - Захарчин Роман Степанович, инженер-геолог института инженерных изысканий, женат, один сын, не пью совсем, были две любовницы, но одна узнала про другую и пригрозила расправой, пришлось расстаться с обеими.
      - Лобов Вадим Сергеевич, врач-эпидемиолог, женат второй раз, двое детей, была любовница, которая сейчас перешла в статус второй жены.
     - Курилюк Григорий Васильевич, инженер-землеустроитель, с недавних пор разведён, одна дочка, любовницы нет, поскольку с наслаждением отдыхаю от женского присутствия в своей жизни.

      Ехали недолго. Уже через минут двадцать оказались у забора газокомпрессорной станции на окраине городка. Именно тут надлежало быть месту врезки газопровода-отвода в магистральную трассу для снабжения голубым топливом близлежащих сёл. Пока все выходили из машины и осматривались, Роман, самый молодой из группы, вынул из сумки полевой бинокль и начал обозревать видневшиеся на горизонте поля и сёла.
     - Деловой ты, - заметил подошедший Саврук,- времени не теряешь.
      - Так надо же ознакомиться с территорией. Мне по ней через несколько дней буровой станок гонять. Вы то, наверное, родились и выросли в этих краях и каждый ручей тут знаете.
      - Знаю, знаю, это правда, даже не только ручьи, но и мостики через них. – Зампред глянул на молодого парня, который почему-то напомнил ему, то ли самого себя, то ли кого-то другого. Увидев, что остальные члены комиссии не спешат приближаться к ним, немного поспешно сказал:
     - Только родился и вырос я не среди этих ровных полей и болотистых лугов, а на Самборщине, в селе Стрилки, в предгорьях красивейших Карпат.
    - Да ну, - изумился Роман, - бывал я там. Но как же вы могли променять чудесные лесистые горы на эти редкие перелески и торфяные болота?
     - Ой, хлопче, не так в этой жизни всё просто, - ответил зампред и, глянув на удивлённое лицо парня, добавил. - Хватит лирики, давай доставай свои бумаги, будем смотреть где находимся.
      Роман развернул общий план трассы.
     - Ну вот, - сказал Саврук, глянув на большой лист, - всё правильно. Трасса пойдёт рядом со старой грунтовой дорогой. Несколько лет назад мы её подлатали и отсыпали щебнем, но по ней мало кто ездит, только рабочие на обслуживание станции.
       Тут вмешался Курилюк:
     - А на каком расстоянии от дороги пройдёт трасса?
     - Ну, где-то метров десять, судя по плану - предположил Лобов.
      - Тогда отвод земель делать надо, изымать площади из севооборота. Это потребует изменений в кадастровых планах, утверждения в соответствующих комиссиях, а на всё время требуется, - ошарашил их временный ненавистник женщин.
      Саврук вопросительно посмотрел на Аркадия:
     - Что делать будем, инженерная служба?
      - По крайней мере на этом участке сельхозугодья можно практически не трогать, а положить трубу сразу за придорожной канавой в трёх метрах от грунтовой дороги, - быстро нашёлся Радовильский.
      - Ну, тогда двигаемся вперёд, глянем, есть ли дальше такая канава, - с некоторым облегчением промолвил зампред и не спеша зашагал по обочине. Роман, не сворачивая карту, пристроился рядом. Его самолюбию очень льстило, что в свои двадцать пять лет он может так запросто общаться с представителем власти, пусть даже и не очень высокого ранга.

 Пройдя десяток шагов, он несмело спросил:
    - Так как же вас занесло с чудесных гор в эти болотистые места?
     Саврук остановился, сделал шаг назад, зачем-то оглядел парня с ног до головы, двинулся дальше и, обращаясь больше к себе, чем к Роману, в полголоса произнёс:
     - Я вижу ты свой, наш, западенский.
     - В общем-то, да. Родился и вырос во Львове, а родительские корни тоже недалеко, в Перемышлянском районе, - поспешил заверить тот важного собеседника.
      - Тогда, думаю, тебе можно коротко поведать мою несложную историю, доносить не пойдёшь. Да мне и так скоро на пенсию.
      По той поспешности, с которой зампред решился на рассказ, парень понял, что какая-то личная тайна пряталась у него в душе, и та же душа требовала облегчения, раскрывшись перед кем-нибудь.
Тем не менее Роман, не сводя взгляда с лица Саврука, осторожно осведомился, дипломатично предоставляя шанс собеседнику на оправдание:
       - Вы что, убили кого-то по неосторожности?
       - Боже упаси, - вздрогнул Богдан Михайлович, я хоть и член партии, но христианское начало во мне есть. А вот меня запросто могли убить и не поморщиться, когда был совсем молодым, ещё младше, чем ты сейчас.


      В этот момент, шагая неспешно, собеседники подошли к месту, где на дороге был деревянный мостик, перекинутый когда-то для переезда через ручей. Сейчас он выглядел как хлипкое сооружение из тонких, посеревших от времени, брёвен и рассохшихся досок.
      - Ого! - Услышали они голос подошедшего Аркадия. – Это не годится. Тут мостик заменить надо на более капитальный. Сама-то труба газопровода пройдёт под ручьём в защитном футляре, но по мостику при строительстве должна двигаться серьёзная техника.
        Роман быстро уткнулся в карту, начал что-то отмечать на ней, а затем повернулся к Богдану Михайловичу:
     - Да, на это место надо будет делать план более крупного масштаба и пробурить дополнительно несколько скважин. Могут быть слабые грунты по берегам ручья.
     - Вам виднее, - пожал плечами Саврук.
     Роман достал из сумки рулетку и с помощью Курилюка сделал несколько замеров моста и ширины ручья.
    - Вадим, - позвал зампред, - этот поток, часом, не мимо какой-нибудь фермы проходит? А то за пару лет проржавеет труба газопровода – будем иметь проблемы.
     - Нет, - упокоил тот, - не имеется никаких ферм в округе.

    Перекурив, мужская компания двинулась дальше. Впереди опять шёл Саврук с Романом, а метрах в десяти за ними, Аркадий, Лобов и Курилюк. Последнему недавно довелось побывать по льготной путёвке в Венгрии, о чём сейчас увлечённо рассказывал своим спутникам, никогда не выезжавшим за пределы родной страны.
      В это время Захарчин, заглянув в лицо представителю советской власти, заинтересовано попросил того продолжить рассказ. Тот и не сопротивлялся:
     - В начале сорок четвёртого мне было почти восемнадцать. Шла война, но в нашем глухом селе немцы редко появлялись. Но когда приходили, заставляли бесплатно сдавать продукты для армии. Мы потом неделями голодали, пока удавалось намолоть вручную, припрятанные в погребе остатки зерна, подсобрать яиц, сварить несколько картофелин, заранее тайком закопанных за хатой. Ездили в Самбор на кирпичный завод или на лесопилку на заработки. Немцы там платили своими марками и на них можно было тут же в магазине купить какую-нибудь крупу или консервы. Рядом располагался базар, но цены там были непомерно высокие.
     Как-то приехал с отцом домой, только поели, как двое заходят в хату. Один молодой, как я, другой постарше. Спросили, как под немцами живётся. Отец показал на пустую хату и холодную печь. Старший и говорит:
     - Раньше поляки нас гнобили, потом Советы пришли и всех крепких хозяев в Сибирь отправили, сейчас немчура голодную смерть готовит. Может хватит. Может свою державу делать надо.
        Я слушал и не очень понимал о чём это он. Тогда молодой, очень языкатый, быстро объяснил, что скоро война окончится и мир будут поделен по-новому. А сейчас надо собрать украинское войско, создать свою державу Украину и отстоять её против немцев и против русских. Но пока мы должны дружить с немцами, чтобы остановить наступающих русских. Уговорили меня пойти с ними, обещали сытную жизнь, нормальную одежду. Я им поверил. Таких молодых хлопцев, как я, в лесу собралось до полусотни. Потом приехал немецкий грузовик, и нас отвезли в Дембицу – это около ста километров на запад в Польше.

        Роман, буквально не дыша, слушал Саврука. Конечно же, он слышал про украинских националистов или, как их обычно называли, бандеровцев. О том, что они убивали советских солдат и простых граждан, поддерживающих советскую власть. Именно они зарубили топором писателя-коммуниста Ярослава Галана, памятник которому стоит на одной из главных площадей Львова. Во время полевой практики в университете немолодые преподаватели, иногда у вечернего костра, рассказывали студентам как в сороковые годы ездили в экспедиции в Карпаты. Тогда их обязательно сопровождало несколько вооружённых солдат. Но это не всегда помогало, были случаи нападения бандеровцев, и тогда гибли, и солдаты, и геологи. А вот сейчас в шаге от него стоит вероятный участник тех событий почти сорокалетней давности.
 
     Отставшие члены комиссии явно не спешили догонять ушедшую пару. Курилюк в это время, жестикулируя, красочно описывал посещение ночного бара на берегу озера Балатон и возможности развлечений для тех, кто не испытывает недостатка в долларах и немецких марках.

      Тем временем Богдан Михайлович закурил и, видя неподдельную заинтересованность собеседника, продолжил:
      - Жизнь в Дембице была не сахар. Утром мы наспех завтракали и шли на стрельбище. Нас учили стрелять, колоть штыком, маскироваться, но больше всего тренировали бросать гранаты. Надо было швырнуть её достаточно далеко, чтобы не пострадать от осколков, и тут же быстро упасть на землю или в окоп. Хлопцы очень боялись. От взрывов постоянно звенело в ушах, и даже ночью с трудом приходил сон. Недели через две приехало несколько грузовиков и немецкий офицер. Нас построили и объявили, что с этого дня мы солдаты славной украинской дивизии "Галичина", которая, вместе с доблестными войсками Великой Германии, должна остановить вторжение русской армии в Европу.

      В конце июня нас погрузили на грузовики и повезли. Ехали день и ночь. Когда утром, после неглубокого сна в трясущемся кузове, открыли глаза, то увидели совсем другой пейзаж. Вместо холмистых предгорий Карпат вокруг были ровные поля, редкие островки леса и обширные площади осоковых болот. Хорунжий Приходько, мой односельчанин, сообщил, что наша дивизия находится у местечка Броды, между городами Львовом и Ровно. Тут ожидается атака русской армии, которой необходимо дать отпор. Недели две мы ещё продолжали заниматься боевой подготовкой. Вдали постоянно слышались глухие взрывы, в небе пролетали самолёты, то с крестами, то со звёздами, хорошо видимые на почти безоблачном голубом фоне.
       Тот же Приходько успокоил нас, сказав, что пока находимся в безопасности, ведь линия фронта ещё в километрах десяти на восток. Да и вообще, тут в трёх километрах от нас стоит немецкий артиллерийский полк, который и будет отражать атаку русских танков. Затем он разбил нас на пары и, повысив голос, приказал окапываться. На сухой полосе между болотом и лесом каждый должен был вырыть себе окоп, приготовить гранаты и ждать. Если появится русский танк, то забросать его гранатами, помогая друг другу, как учили в Дембице. Я оказался рядом со своим земляком Маркияном Сенько. Мы вырыли себе по окопу метровой глубины, на расстоянии метров тридцать друг от друга. Закурили, погрызли немецких галет и стали вслушиваться в нечастые, но приближающиеся взрывы бомб и снарядов.
         Примерно часа через два началась сильная артиллерийская стрельба, снаряды летели с обеих сторон, разрываясь то где-то вдалеке, то совсем рядом. В этом грохоте мы не заметили, как из соседнего лесочка, ломая тонкие деревца, выехал танк с красной звездой на башне. Он неспешно приближался, и мы вжались в свои окопы. Я держал в каждой руке по гранате, но всё тело дрожало так, что вряд ли был способен бросить её дальше, чем на десять метров. Железная громада двигалась прямо на окоп Маркияна. Я видел, как парень приподнялся и быстро швырнул под танк одну за другой две гранаты. Они с грохотом разорвались рядом с этой махиной, которая тем не менее продолжала медленно двигаться вперёд, удаляясь от нас. Крик товарища вывел меня из оцепенения, и я тоже метнул гранату, но уже вслед этому чудовищу.
 
        В этот момент за спиной в лесочке раздался сильный грохот, видимо разорвался артиллерийский снаряд. Меня оглушило, и я упал на дно своего неглубокого окопа. Когда очнулся уже начинало темнеть. Я выполз из своего хлипкого убежища и, пошатываясь, подошёл к окопу Маркияна. Он лежал лицом вниз, полузасыпанный землёй, осколок попал ему в голову, превратив её в большую рану.  Было страшно, я стоял, плакал и дрожал. Чтобы хоть как-то укрыться от возможного появления русских солдат, заполз в воронку от этого снаряда, покрыл себя тонкими ветками с листвой и задремал. На рассвете всё уже было тихо, слышались только очень далёкие разрывы снарядов или бомб. Увидев на краю леса полузаросшую тропинку, я медленно пошёл по ней, не очень соображая куда направляюсь.
         Так добрёл до какого-то хутора в несколько хат и подошёл к крайней из них, стоявшей чуть в стороне. Оказавшись поближе, увидел на подворье пожилого мужика, который топором рубил тонкие поленья, вокруг бегали несколько тощих курей. Выхода у меня не было, пришлось подойти к нему, попросить приюта и рассказать о себе. Он разрешил мне остаться в его доме, предупредив, что для соседей я беженец из Польши.

     Тут Саврук замолк, то ли что-то вспоминая, то ли заволновавшись от старых переживаний. Роман не решился продолжить расспросы и терпеливо ждал.
       Двигаясь вперёд и миновав высокий придорожный кустарник, Роман заметил впереди, в метрах трёхстах, что-то неясное, но именно в это место упиралась грунтовая дорога вдоль которой двигалась их комиссия. Наблюдение в бинокль не принесло большой ясности – то ли развалины, то ли какая-то свалка. Видны были остатки какого-то забора и что-то вроде небольших бетонных глыб, разбросанных в беспорядке.
     Богдан Михайлович на несколько секунд остановился, быстро глянул на карту, которую Роман держал в руках, как-то странно хмыкнул и укорил шаг. Парень потянулся за ним и, не утерпев, осторожно заметил:
     - Выходит этот мужик спас вас.
     Саврук энергично кивнул головой:
      - В общем-то да. Кто знает в чьи руки я попал бы в этой военной мясорубке. Влодек, так звали этого мужика, сказал, что немцы уже не вернутся и надо устраиваться жить "при Советах". Через какое-то время он исчез на два дня, уверив меня, что идёт в Броды к родственникам, а когда появился дома, то рассказал, что действительно, "Советы" вернулись. Ещё сказал, что встретил на базаре друга юности и тот поведал, что пока ещё везде военная неразбериха, то можно за хороший кусок сала или приличную пару обуви достать новые документы, и некоторые, служившие у немцев, так уже сделали. На моё счастье, Влодек оказался ещё и предусмотрительным хозяином. Пока я отходил от лёгкой контузии на хуторе, он обошёл близлежащие места недавних боёв. В вещмешках убитых немецких и русских солдат обнаружил с десяток банок тушёнки, а главное, снял с погибших несколько пар сапог, спрятав их в погребе.
       Таким образом, у меня появился советский паспорт, где я предусмотрительно изменил одну букву в фамилии, став из Савчука Савруком, родившимся не в Карпатах под Самбором, а в селе Станиславчик, что недалеко от города Броды. А ещё через неделю, по подсказке того же друга Влодека, я записался на трёхмесячные курсы бухгалтеров, получив при этом койку в общежитии и мизерную стипендию, позволявшую, однако, не умереть от голода.

      Потом жизнь потекла спокойно, без потрясений и ежедневного страха смерти, как было в годы войны. Отучился на курсах и попал в бухгалтерию сахарного завода. Соображал я неплохо, и через два года мне предложили работу в финансовой инспекции райисполкома. Ещё через год я женился на симпатичной учительнице Галине, и она начала сразу говорить, что образования у меня маловато. Что делать?  Очень тяжело было, но закончил заочно экономический факультет Львовского сельхозинститута. Достиг должности главбуха райисполкома, а пять лет назад утвердили зампредом.

        Так они прошли метров пятьдесят и было видно, как становится всё более озабоченным лицо Саврука.  В какой-то момент Роман всё понял. Территория, обозначенная на карте нечётким контуром редких точек, в действительности являлась старым еврейским кладбищем.  Он видел подобное место не раз, когда ещё ребёнком ездил к бабушке в Перемышляны. Они с местными мальчишками иногда забегали туда, играя в "войнушку". Видимо, зампред сам не знал точного прохождения трассы или просто забыл об этом необычном объекте.
       По мере приближения всё чётче вырисовывались остатки ограды вокруг кладбища, представляющие собой фрагменты низкой стены и наклонённые ржавые металлические тонкие столбики. Ещё через минуты три Саврук и Роман подошли вплотную к самому кладбищу. Из-за отсутствия в данной точке остатков стены и каких-либо железяк, можно было догадаться, что именно тут были когда-то входные ворота. Перед ними раскинулись заросли высокого кустарника между ветвями которого проглядывали покосившиеся полутораметровые светло- и тёмно-серые каменные плиты. На многих таких постаментах были отчётливо видны буквы неизвестного алфавита, похожего на таинственные иероглифы. Так, или почти так, выглядело и старое еврейское кладбище в Перемышлянах, где Роман бегал с мальчишками лет двенадцать назад.

    У места еврейских захоронений они внимательно осмотрелись. Дорога, не дойдя десяток метров до него, большим радиусом поворачивала направо, огибая почти несуществующую границу скорбного места. Роман глянул в направлении дороги -  до предполагаемого угла этой полуреальной изгороди было метров сто двадцать – сто пятьдесят, он промерил линейкой по карте - оказалось чуть больше ста пятидесяти. Измерил в масштабе ширину кладбищенской территории и получил двести метров. В результате выходил не совсем правильный прямоугольник размером примерно триста на двести. Роман вопросительно глянул на Саврука и понял, что тот растерян не меньше.
      - Вообще-то тут уже давно никого не хоронят, - нерешительно произнёс зампред, - по крайней мере на моей памяти. А кого, собственно говоря, хоронить? После войны евреев в городе не осталось – часть расстреляли в гетто, остальных отправили в концлагеря - оттуда никто не вернулся. Правда, после войны появилось несколько еврейских семей, присланных из России и восточной Украины для налаживания мирной жизни. Это были врачи, учителя, инженеры - совершенно светские люди, поэтому и синагогу не восстанавливали. Если кто-то и умирал, то их хоронили на общегородском кладбище. Часть этих людей позже уехала, и сейчас не знаю или десяток еврейских семей наберётся.
     - Богдан Михайлович, - ответил ему Роман, - вы были откровенны со мной, и думаю, что тоже могу говорить открыто. Я, стопроцентный украинец, родился и вырос при Советской власти, комсомолец и человек неверующий, но, несмотря на это, воспитан в уважении к христианским, а точнее, к общечеловеческим ценностям. Мои родители - евангельские христиане или, как обычно говорят, баптисты. Кстати, только в нашей стране их ругательно называют "сектанты", а в Штатах - это уважаемая религиозная община равноправная с другими христианскими течениями. Я считаю, что человек любой веры или неверующий, как я, достоин уважения и при жизни и после ухода на небо. Уверен, что в традициях еврейского народа недопустимо нарушать покой предков, и мы должны с этим считаться. Конечно, вы - Советская власть, за вами окончательное решение, но я свою фамилию под актом выбора трассы, где предполагается осквернение могил на кладбище, не поставлю. Не по-человечески это. Давайте подумаем, как можно избежать земляных работ на такой территории.
     - Смотри парень, это не высшая математика, чтобы долго думать, - отреагировал Саврук на откровения молодого специалиста, - надо отказаться от запланированной прокладки газопровода по прямой линии и проложить его рядом с грунтовой дорогой, в обход кладбища. Бери свою карту и определяй насколько это удлинит трассу, а значит и увеличит стоимость строительства нашей ветки.
      Роман разложил на папке карту и принялся тщательно замерять расстояния. Затем что-то записал на её обратной стороне и доложил районному начальству:
     - Выходит, что на этом участке, вместо запланированных ста пятидесяти метров, надо будет проложить около полукилометра труб. Вся добавка получается метров триста пятьдесят. Общая длина ветки около четырёх километров. Даже и на десять процентов не тянет.
      - Грамотный! – покачал головой Саврук. – Ну, хорошо, теперь имеем хоть какие-то цифры, на которые можно опираться.

           Пока они беседовали подтянулись не спеша и остальные. Как будто бы специально, Курилюк как раз заканчивал рассказ о красоте огромной синагоги в центре Будапешта, о стоящем на её дворе декоративном дереве, плакучей иве с семью тысячами металлических листьев. На каждом листе выгравировано имя одного из семи тысяч евреев, убитых в, располагавшемся на этом месте, гетто.
      - Ну, что тут у нас? – спросил Аркадий, вглядываясь в заросшую территорию.
      - Да вот, старое, давно уже закрытое, еврейское кладбище про которое я, честно говоря, совсем забыл, - невесело пояснил зампред райисполкома. – Не досмотрели или не подумали, вот и наметили трассу через него.
     - А я слышал про это место, - бодро отозвался санврач Лобов. – Здесь в начале девятнадцатого века еврейская община начала хоронить умерших от холеры. В наших архивах так и указано "холерное кладбище". Евреи тогда составляли большинство населения в Бродах, вот и умерших среди них было больше всего. Христианское холерное кладбище было поменьше, поэтому исчезло со временем.
       - Ты, доктор, скажи лучше или не опасно трогать холерные могилы, чтоб эта зараза наружу не выскочила, - встрепенулся Богдан Михайлович. – Помните, не так давно в семидесятом, что в Одессе было. Хорошо, тогда локализовали очаг, а то пошла бы холера по стране.
       - Нет таких данных, - ответил Вадим. – Чума может таким образом вспыхнуть, а про холеру неизвестно.
     - Не об этом речь, - повернул разговор Роман - А о том, что любое кладбище трогать нельзя экскаваторами, нарушая покой предков.
       Курилюк молчал, как бы переключая мысли с красивейших красочных зданий по берегам Дуная на унылый буровато-серый пейзаж равнины Полесья. Затем не очень решительно произнёс:
    - По пути обхода трассы земли колхоза вплотную подходят к территории кладбища. Хочешь, не хочешь, а надо будет делать отвод хоть четверти гектара пахоты.
    - Стоп, стоп, - быстро проговорил Роман. Давайте точно посчитаем. Невелика арифметика. Длина куска обхода трассы триста пятьдесят метров. Если ширина отвода десять метров, то имеем треть гектара, но для укладки небольшой трубы достаточно и пяти метров, а то и меньше. В любом случае на отвод потребуется не более шестой части одного гектара. Я не агроном, но думаю на такую мизерную площадь отвод вообще не нужен – всё в пределах точности ваших карт землепользования.
      - Поговорю с начальством, - миролюбиво огласился Курилюк.
      - Богдан Петрович, имейте ввиду, смета на проектирование также увеличится на какой-то процент. Тем более, что при обходе кладбища будет дополнительно не меньше двух поворотов трубы, фактически под прямым углом, - подал голос Аркадий, стоящий за спиной Романа.
      Роман повернулся к нему:
     - Ну, вы то знаете, что сумма проектирования весьма невелика по сравнению со строительными затратами. Или хотите сэкономить и тут и ещё получить премию?
    - Премию получим за какой-нибудь другой объект, а тут дело весьма щепетильное, - парировал Радовильский.
         - Не хочу никого обидеть, - отреагировал Роман, - но, по-моему, дело не щепетильное, а просто человеческое. Вы, как никто другой, должны это понимать.
           Аркадию стало немного не по себе. Он, конечно, мгновенно понял на что намекает, практически даже говорит прямым текстом, этот молодой, но достаточно уверенный в своих суждениях, парень. Тем более, что после этих слов взгляды остальных членов комиссии, пусть и не очень прямолинейные, но остановились именно на нём. Не торопили, но явно ждали его реакции, как представителя еврейского народа, поколения которого обрели вечный покой в этом неприметном месте.

              Он не считал себя евреем, особенно с тех пор, когда пятнадцатилетним подростком узнал, что национальность, в этой библейской общине, определяется исключительно по матери. Рождён же Аркадий был простой русской женщиной Клавдией Буновой. Двадцатилетней девушкой она в первый послевоенный год вышла замуж за моложавого тридцатилетнего, но уже слегка седоватого капитана Петра Радовильского. Ещё через год он демобилизовался, супруги тихо и дружно стали жить в пригороде Киева, растили двух сыновей и вместе работали на местном молокозаводе. Только каждый год в конце октября Пётр сам один уезжал на два дня в какой-то посёлок недалеко от Винницы. Там, на околице, под едва заметным холмом, увенчанным двухметровой цементной серой пирамидой, с осени сорок первого навсегда остались его первая жена Белла и двухлетняя дочь Мая. Сам он называл эту поездку непонятным словом "юрцайт", что, как Аркадий узнал уже в юности, на языке идиш означало "годовщина".
      Отвечать Аркадию не пришлось, поскольку инициативу перехватил Саврук, привыкший на своей должности формулировать окончательные решения.
     - Всё, товарищи. Мы обсудили возникшую ситуацию, высказали свои соображения. Давайте решать и подписывать акт выбора трассы газопровода-отвода.

       В эту минуту, прошуршав тормозами по щебёнке, к ним подъехал райисполкомовский УАЗик. Всё тот же полноватый водитель оказался возле своего шефа и что-то коротко шепнул тому на ухо. Богдан Петрович несколько раз одобряюще кивнул головой, расправил плечи и произнёс:
      - Хлопцы, тут наш шофер Илько, по моей просьбе, подсуетился и организовал небольшой перекус в сельской столовой. Ресторанного меню не обещаю, но голодными домой не уедете. Разве что для аппетита там есть только "Жигулёвское". Сейчас не одобряются более крепкие напитки в рабочее время.
       Уже через десять минут вся комиссия выгрузилась у недавно побеленного, но достаточно старого здания с явно обновленной вывеской "Кафе". Дождавшись пока вся "честная компания", нагулявшая аппетит во время пешего марша, покончит с жаренной картошкой и свиными отбивными, Саврук принёс из машины тонкую стопку бумаг.
      - Вот тут подготовлено по одному экземпляру "Акта выбора трассы" для каждого из вас. Указаны основные технические характеристики газопровода, местоположение и всё прочее. Прочтите не торопясь, время есть. Затем я попрошу высказать свои замечания, которые мы окончательно обсудим и, если надо, внесём в пункт "Особые требования".
      После сытного обеда неторопливое чтение даже такого сухого документа, как технический акт, вызывало некоторое расслабление. Благо, что зампред сам не любил длинные предложения и малозначащие обороты речи, поэтому весь "Акт" умещался на полутора страницах, оставляя ещё полстраницы для особых требований.
     Минут через семь первым отозвался санврач Лобов:
    - У меня нет никаких дополнений. Тут при строительстве не предвидятся никакие нарушения санитарно-гигиенической обстановки.
       Едва он умолк, как оторвался от чтения Григорий Курилюк и спокойно сообщил:
    - На местности я не увидел необходимости изъятия существенной площади сельхозугодий из севооборота. Когда готовый проект поступит на утверждение нашему районному землеустроителю, то, думаю, претензий не будет. Поэтому подписываю с пометкой "на основании предварительного плана трассы и натурного обследования", - он придвинул к себе все пять экземпляров, подписал каждый, добавил упомянутое замечание в последнем пункте и расписался там ещё раз.

      Проектант Радовильский, когда до него дошла очередь также пять раз поставил свою фамилию под документом, глубоко вдохнул и строго произнёс:
     - Я так понимаю, что мы в акте должны затронуть вопрос об окончательном местоположении трассы, а точнее, о необходимости обхода участка старого кладбища. Однако, по существующему положению, решение об изменении проектной протяжённости любой коммуникации принимает главный инженер нашего института. Он согласовывает это с заказчиком, который финансирует разработку проекта.
     Саврук отреагировал незамедлительно:
      - Мы, райисполком, оплачиваем и проектирование, и строительство трассы из целевых госбюджетных средств. Вы запишите в акт свои рекомендации, а деньгами буду заниматься я.
      Как бы размышляя вслух, Аркадий медленно проговорил:
      - Я не уверен, что, по должности, имею право касаться вопроса удлинения трассы, а значит и увеличения стоимости всех проектно-строительных работ.
       Роман не выдержал:
      - Так Богдан Петрович сказал же, что в акт требуется вписать рекомендации членов комиссии. Тем более, как я понимаю, что вопрос тут не в техническом решении, а, скорее в общечеловеческой позиции.
       Аркадий быстро заморгал, вытер ладонью вспотевший лоб и, слегка хмыкнув, торопливо сказал:
     - Да, конечно же, я однозначно за то, чтобы не касаться захоронений трассой газопровода. Вот подписываю и отмечаю в нижнем пункте, что рекомендуется проложить трассу в обход существующего старого кладбища.
        Тонкая стопка из пяти листков перекочевала на правый край стола, где сидели зампред и Роман. По серьёзному выражению лица молодого парня было видно, что своё мнение он давно сформировал. Действительно, взяв листки, Роман спокойно сообщил присутствующим:
      - Моё мнение, что в вопросе о местоположении трассы газопровода, комиссия должна быть едина, и я предлагаю всем подписаться под актом с примечанием о том, что обход территории старого кладбища является обязательным условием при прокладке трассы.
      Саврук обвёл взглядом всех сидящих за этим небольшим столом и уверенно заключил:
     - Я, со своей стороны, согласен с предложением представителя службы изысканий и доложу о нашем коллективном мнении на совещании у главы района. Там будет решаться и вопрос о порядке финансирования работ. Если есть возражения, сомнения, другие предложения, прошу высказываться.
      Все молчали, и после минутной паузы зампред продолжил:
     - От имени жителей близлежащих сёл, я благодарю всех за участие в работе комиссии. Для них этот первый шаг, в деле газификации домов, был очень важен. 


    Прошло недели две после представительской миссии Романа и это производственное событие стало понемногу забываться в череде и круговерти новых объектов. В конце рабочего дня его неожиданно вызвали в приёмную директора. Не поворачивая головы, секретарша указала на лежащую у аппарата телефонную трубку.
        - Я слушаю, - как можно солиднее произнёс парень, понимая, что это не друг, и не родственник, ибо все они знают номер внутреннего телефона, стоящего в его рабочей комнате.
       - Здравствуйте, - услышал он, - вас беспокоит Наум Львович Рейстерман, я главврач Бродовской районной больницы.
       - Очень приятно, - также важно продолжил Роман, не совсем понимая, чем он, коренной житель Львова, мог заинтересовать доктора периферийной больницы. Никаких изысканий для проектируемых медучереждений их группа также не выполняла. – Чем могу помочь вам?
       - Да, нет, ничего не надо, - раздалось в трубке, - тем более, что вы уже и так очень помогли мне и моим друзьям.
      - Извините, я не совсем понимаю, - осторожно произнёс Роман.
     На другом конце провода невидимый собеседник торопливо заговорил:
      - Вчера днём, я, как главврач, присутствовал на очередном заседании райисполкома. После этой долгой заседаловки зампред Саврук, с которым мы давно приятельствуем, пригласил меня к себе в кабинет, как говорится, на рюмку чая. Среди текущих дел, он поведал о вашей совместной работе в комиссии по выбору трассы газопровода-отвода.
      - Да, было дело, - согласился Роман, и тут же спохватился, - но, к сожалению, эта линия не предусматривает подвод газа к районной больнице.
     - Нет, нет, - торопливо сказал Наум Львович, -  больница давно уже газифицирована. Я по поводу вашей решительности в требовании обхода трассой старого еврейского кладбища. Это очень благородно и характеризует вас как достойного молодого человека.
     - Ну, что вы, - изумился Роман, - ведь, само собой разумеется. Никакие нормы человеческой морали, а тем более христианской, не дают права рушить могилы предков, независимо от национальности или религии.
     - Я тоже так считаю, - согласился главврач, - к сожалению, сейчас в Бродах живёт всего десять-пятнадцать еврейских семей, хотя когда-то их были тысячи. Естественно, все мы неверующие, заняты повседневной работой и, конечно, не знали о намерениях прокопать траншею для газопровода по костям предков нашего народа. Большое спасибо вам ещё раз.
     - Не за что, - ответил Роман, - всего доброго вам и успехов в вашем нелёгком труде.
    - До свидания, желаю счастья, - попрощался Рейстерман.
     Роман положил трубку и не спеша пошёл к себе. Было ощущение, что он сделал что-то важное, но не для кого-то, а для себя, для собственного самоуважения. Это было намного значимее, чем звонок солидного, очень занятого человека. А ещё он мысленно благодарил своего отца, внушившему ему с детства понятия человечности и сострадания к людям.