Борис Орлов Счастье и Судьба

Воспоминания о себе, родных и социал-демократии

Борис Сергеевич Орлов (р. 19 мая 1930 в Рязани, ум. 12 февраля 2020 в Москве) – дядя моей супруги, русский германист, журналист, политолог, писатель и поэт, доктор исторических наук, профессор, один из лидеров и ведущих идеологов российской социал-демократии.
Часто беседуя с ним я замечал, как его речь на самые сложные темы лилась так складно, выверенно в формулировках мысли и интересно, как будто он читал только-что написанную статью или книгу.
Информацию о Борисе Сергеевиче Орлове, как исключительной, выдающейся личности, можно прочесть в Википедии, в которой и автор этого очерка принимал некоторое участие. Тем не менее, многое осталось и ещё остаётся, как говорится, за кадром.
Воспоминания о родных, друзьях и сослуживцах

Он был счастливым человеком с неординарной и во многом печальной судьбой. Росший  без отца, школьного учителя истории Сергея Васильевича Орлова 1899 года рождения, фамилию которого записала мама Бориса Надежда Семёновна Петрова (это была её девичья фамилия, а по мужу она носила фамилию Феоктистова) в свидетельстве о рождении сына по согласию отца,  но  не женившегося на ней и не жившего с сыном, так как уже был женат и имел семью, в которой у него родилась дочь, которая была младше Бориса лет на пять. Она стала учительницей, проживала где-то в Читинской области, куда уезжал из Рязани и где её отец Сергей Васильевич работал директором школы. Позднее отец с дочерью, у которой родился сын, вернулись снова на жительство в Рязань. Там он и закончил  в 1966 году свой жизненный путь , и был похоронен на том же кладбище, где покоится и мать Бориса, умершая на 20 лет раньше в 1946 году, в 45 летнем возрасте. Борису было тогда всего 16 лет.
«Последние годы она мучилась болями в животе. И я был постоянным свидетелем её страданий, не зная, чем и как ей помочь», - вспоминал Борис.

С отцом после смерти мамы Борис редко общался, хотя получал от него письма с приглашениями навещать его, хотел дожить до внуков и от Бориса. У отца была, видимо, нелёгкая жизнь, он перенёс четыре инфаркта, но всегда был вежлив, любил подшучивать над собой, относясь к жизни с оптимизмом.

        [1]

Со своей сестрой по отцу Еленой и племянником - её сыном Александром Борис редко общался, и сестра относилась к нему холодно и ревностно, без родственного участия, но после смерти отца регулярно поддерживал, проживавшую в Рязани на ул. Чапаева свою тётку по отцу, его сестру Клавдию Васильевну. В соседнем доме там же проживает до сих пор и племянник Бориса Орлова Александр.
По совпадению тётку Бориса по матери, проживавшую в Москве также звали  Клавдия,  к которой он уехал на жительство и для продолжения учебы сразу после смерти  мамы. К этому периоду в жизни Орлова мы ещё вернёмся ниже.К этому периоду в жизни Орлова мы ещё вернёмся ниже.

В автобиографической статье, готовящейся к публикации и написанной в 1983-1984 годах под названием «СУДЬБА "ШЕСТИДЕСЯТНИКА": МЕЖДУ СОЦИАЛИЗМОМ И КАПИТАЛИЗМОМ», Борис Сергеевич написал следующее:

«По большому счету, я – типичный продукт советской эпохи. Родился в 1930 году, в самый разгар так называемой "коллективизации". Октябренок, пионер, комсомолец, член партии – все, как положено. В тихом провинциальном городе Рязани меня воспитывала мать-одиночка, Надежда Петрова, которая работала в библиотеке "на абонементе", то есть на выдаче книг читателям. У отца – Сергея Орлова – была другая семья, но он исправно платил алименты. Работал он преподавателем истории в школе, крепко при этом выпивал, и это, видимо, было причиной того, что, закончив два высших заведения в Москве, он остановился в своем росте и где-то уже под старость был директором школы в далекой Чите».

И далее в той же статье писал Борис Сергеевич о своей родне и первых впечатлениях ещё следующее:

«В детстве я как-то не воспринимал, что мой дед, Семён Петров, был владельцем крупной ветряной мельницы, которую построил в 20 км от Рязани в селе Бахмачеево, что он взял себе в жены дочь священника Радимова».

         [2]
Дьякон Ходяйновской церкви Никанор Родимов, о котором вспоминал Орлов, был дедом Павла Александровича и Ивана Александровича Родимовых, братьев, ставших широко известными деятелями русской культуры.
Павел Радимов стал известным "крестьянским поэтом" и художником-живописцем. Он был первым председателем Ассоциации художников революционной России (АХРР) в 1922 и 1927-1932 годах, а также последним председателем Всероссийского союза поэтов (ВСП) - организации, существовавшей с 1918 по 1929 годы и Товарищества передвижных художественных выставок, действующего в России с 1870 по 1923 годы, членом которого Павел Родимов был с 1914 года. Иван Родимов- являлся академиком живописи, членом художественных объединений «Община художников», «Общество художников им. А. И. Куинджи».

«У Семёна с Прасковьей», - продолжает Орлов свои воспоминания,- «было восемь детей: четыре сына и четыре дочери.
Но как-то так получилось, что после революции 1917 г. дети разъехались кто куда, мельница перешла во владение нового сельсовета, дед Семён и бабушка Прасковья умерли, и в 30-е годы моя мама Надежда – одна из дочерей деда Семёна – о прошлой жизни почти не вспоминала. Лишь в конце 30-х годов я узнал, что один из сыновей деда Семёна – Василий и, следовательно, мой дядя, завел водяную мельницу, его в 17-ом году раскулачили, а в 37-ом году ему припомнили что он, вернувшись из царской армии в чине старшины, возглавил протест местных крестьян против продразверстки.
Правда, командир отряда, приехавшего в Бахмачеево усмирять крестьян, поселился в доме мельника и, как намекала моя тетка Елизавета, этот командир активно ухаживал за моей мамой, которой в то время было 18 лет.
Так вот, дядю Васю в 37-ом арестовали и сослали на стройку Беломорканала, где он и сгинул.
Но все эти события как-то не зацепили мое детское мировосприятие. Я не видел ни деда Семёна, ни его сына Василия, а когда перед войной 41-го года мама привезла меня в Бахмачеево, мельницы уже не было, сохранились на её месте жернова. Я жил в мире представлений, которые мне внушала школа, пионерская организация, библиотека.
Вообще-то, я прикоснулся к советским представлениям о том, что происходит в стране и в мире буквально с колыбели, а точнее, с детской кроватки, стоявшей у стены в нашей комнатке в деревянном двухэтажном доме на улице Некрасова.
Так вот, на стенке рядом с кроваткой висел коврик, на котором сидел мальчик, обнимающий руками земной шар. И под этим изображением стояла подпись: «Весь мир будет наш».

         [3]


Чуть постарше я уяснил, что под словом "наш" не подразумевались претензии на мировое господство. Имелось в виду, что так же, как и у нас, во всех странах мира рабочие и крестьяне прогонят эксплуататоров и станут жить своим честным трудом.
Так что идеи пролетарского интернационализма, социальной справедливости запали в мою детскую душу как нечто разумное, обоснованное и справедливое.
Что при этом имела в виду моя мама, вывешивая этот коврик у моей детской кроватки, мне уже теперь никогда не выяснить. Она умерла, когда мне было 16 лет.
Но полагаю, что идеи создания новой жизни на советской основе ей были не чужды. В отличие от своей сестры, жившей где-то рядом, работавшей подавальщицей в рабочей столовой Сельмаша – главного предприятия в тогдашней Рязани и тайно крестившей меня в возрасте 3-х лет в чудом сохранившейся церкви Бориса и Глеба, она была атеисткой, с большим воодушевлением принимала участие в распространении книг среди населения, когда она вместе с подругами ходила по дворам и предлагала жителям ту или иную книгу. Я видел ее подруг, когда они собирались вместе и с воодушевлением рассказывали, кому удалось больше распространить книг. Милые, интеллигентные лица. Веселый, непринужденный разговор.
Одним словом, я был свидетелем проявления культурной революции в ее реальном претворении в жизнь.
Мне и в голову не приходило, что это происходит как раз в то время, когда по стране прокатывалась волна массовых репрессий, получивших позднее название "Большого террора 37-го года".
Но вообще-то мама со мной никаких бесед о смысле происходящего не вела. Жизнь шла своим чередом, и я проводил время между двором нашего дома, где мне пришлось ознакомиться со всеми нюансами неформальной лексики, и библиотекой, куда меня забирала мама либо после детского сада, либо после школьных занятий.
Я ходил между стеллажами книг, вытаскивал ту или иную книгу, перелистывал, что-то читал.
Вообще-то я читать начал рано, и не просто читал, а буквально глотал всё подряд, так что работницы детской библиотеки, которая помещалась в деревянном доме за городским парком, сообщали ей, что мною прочитано практически всё.

        [4]

Наверное, это было преувеличением. Но как все хаотично прочитанное умещалось в моей голове, для меня остается загадкой. Еще большая загадка – почему у меня к десяти годам уже сложились представления о том, какое общество мы строим и что нужно делать, чтобы этот процесс был успешным.

До сих пор у меня в памяти разговор с какой-то старушкой, которой я разъяснял, как люди будут счастливы при социализме, будучи готовыми помогать друг другу на бескорыстной основе.

– Милок, ничего у вас не получится, – возражала старушка.

– Это почему же? – горячился я.

– А возьми, к примеру, маленького ребенка. Он еще ничего не понимает, а ручонками тянет к себе. Всё к себе. Всё к себе.

– Ничего, бабушка, – говорил я. – Мы перевоспитаем людей. Они будут вести себя иначе.

Я тогда не подозревал, что обосновываю концепцию "нового советского человека", на котором и строилась стратегия коммунистического воспитания. И что позже это обернётся обидным прозвищем "совок". Но мне и сегодня самому интересно, откуда у меня была такая идеологическая упертость.
Я вовсе не был советским хунвейбином, жил в грезах повестей Александра Грина, любил рассказы о животных, о путешествиях. И тем не менее, я был преисполнен коммунистическим идеализмом, верой в светлое будущее».
Неоднократно вспоминая об этом, Орлов уже в зрелом возрасте удивлялся своему подростковому ответу старушке, данному ей в первые годы после войны о "необходимости перевоспитания людей",  озадачивая позднее себя вопросом: «Кто дал мне право уже тогда отнести себя к категории людей "воспитывающих"»?
И он понял, что такой ответ был "в традиции русской общественной мысли, занимавшей умы многих: создать мир хороших людей, нравственно чистых". Тем не менее он впоследствии пришёл к следующему выводу:
«Наш опыт после Октября и все последующие десятилетия поучителен прежде всего потому, что показывает: нельзя и даже это безнравственно обращаться с людьми как с материалом, из которого и якобы для которого собираются строить "светлые дворцы будущего".

         [5]

Убеждать и принуждать – грань между этими понятиями неуловимая, и стоит из одной комнаты перейти в другую, как ты из революционера превращаешься в тирана. Никто никому не давал право рассматривать кого-либо в качестве воспитуемых, даже если при этом ссылается на волю большинства, или "передовую часть общества"».

А вот что он писал в своих воспоминаниях о войне:

«Хорошо помню первый день войны – 22 июня 1941 г. Я был в пионерском лагере в Солотче, и меня приехала навестить мама. Мы вышли из лагеря, сели в сосновом лесу на какой-то лавочке, и тут из репродуктора, прикрепленного к дереву, раздалось это памятное сообщение.
Годы войны оказались для мамы и меня тяжелыми, как, впрочем, и для всех остальных. В памяти вой сирены, мы скрываемся в земляной траншее, где-то в небе завывает немецкий самолет, а затем серия бомбовых ударов где-то совсем рядом, на территории стадиона «Спартак» и прилегающих улицах. Одна из бомб попала в бомбоубежище детского сада. После отбоя сюда прибежали женщины и стали откапывать в земле тельца своих детей. Страшнее зрелища я не видел.
Немец подходил к Рязани, и нас эвакуировали в соседние деревни. Мы жили в домах приютивших нас крестьян, и так я познавал особенности крестьянского быта.

Потом немца отогнали, мы вернулись в город, как-то приспосабливались к новым условиям. Я стал ходить в школу, а по вечерам при свете «моргасика» – фитиля, пропущенного через жестяное приспособление и опущенного в банку с керосином, продолжал читать. Так произошло моё знакомство с «Войной и миром» Толстого, с его персонажами и прежде всего с князем Андреем, ставшим для меня как бы образцом для подражания. Кстати, как и образ Павла Корчагина. В моём сознании они умещались рядом».

Теперь вернёмся к воспоминаниям Орлова после того, как он переехал на жительство в Москву к тётке Клавдии Петровой - сестре матери:

         [6]

«Между тем, после смерти мамы меня забрала к себе в Москву тетка Кланя. Жила она в большой просторной комнате на улице Гороховской в доме, некогда принадлежавшем баронессе фон Дервез, в котором она, до революции, разумеется, содержала пансионат для девиц с именем, которое носила ее умершая дочь. В другом крыле дома находилась школа № 325, по тем временам образцово-показательная. Тон в ней задавал преподаватель математики, заслуженный учитель, искренне полагавший, что те, кто не постиг главные математические истины, люди не совсем полноценные.
Обнаружив мое математическое невежество, этот учитель решил сделать из меня человека. И хотя я даже по ночам пытался усвоить все эти проклятые "тангенсы-котангенсы", видимо, у меня всё это получалось плохо, да так, что встала угроза оставить меня на второй год, что, конечно, ущемляло мое самолюбие человека, привыкшего ходить в отличниках в школе Рязани.
Вообще-то, ко мне сначала и другие преподаватели относились, как к мальчишке из глухой провинции.
Помню, на уроке географии меня вызвали к доске и спросили, знаю ли я, как называется столица Бразилии. Тогда, стоя спиной к карте, я перечислил все южно-американские государства и их главные города, что, конечно, вызвало удивление у учительницы и моих одноклассников. А всё дело было в том, что в Рязани я собирал почтовые марки и заодно узнавал, откуда они. И так получилось, что со временем я мог нарисовать карту земного шара со всеми континентами и странами».

«Но в той 325-ой школе меня больше всех поддерживала преподавательница истории, которая уловила мою любознательность и мою склонность к историческим обобщениям.
По большому счету, это была фактически моя первая учительница, которая не ограничивалась школьной программой, а поощряла стремление к углублению знаний. Увы, не помню ее фамилию, но по сей день испытываю к ней чувство благодарности».

Окончив в Рязани восемь классов и продолжив учёбу в указанной московской средней школе, Борис перебрался затем  в г. Электросталь, Московской области, где прошёл трудовую закалку, работая старшим лаборантом на  заводе № 12 и  закончил среднее образование в школе рабочей молодёжи. Туда его устроил двоюродный брат Ефимов Виктор Михайлович, сын  Елизаветы Семёновны Петровой (по мужу Ефимовой) - сестры матери Бориса Орлова.
Орлов вспоминал:

        [7]

«От второгодничества меня спас Виктор, сын тетки Лизаветы, которая крестила меня. Он в свое время окончил Сельскохозяйственную академию, а в годы войны – Военно-химическую, и оказался в результате на закрытом предприятии, что располагалось в подмосковной Электростали, в поселке Затишье, где исполнял должность заместителя начальника Первого отдела. Он меня и пригласил к себе, и устроил на этот самый завод»,- писал Борис в своих воспоминаниях об этом периоде.

«Но прежде чем делиться впечатлениями о жизни в Электростали»,- продолжал в своих воспоминаниях Борис,- «вернусь к рассказу о приютившей меня в Москве тетке Клане. Будучи младшей сестрой в семье деда Семёна Петрова (Мария, Елизавета, Надежда, Клавдия), она совсем девчонкой попала в Москву, кончила здесь библиотечный техникум и познакомилась с известным экономистом Николаем Метальниковым, вышла замуж и родила от него сына.
В 37-м его арестовали как врага народа (позднее реабилитировав), и тетка Кланя осталась одна с сыном Лёвой. К тому времени, когда я приехал в Москву, сын умер, и через некоторое время она родила дочь, не желая при этом сообщать родственникам, кто отец ребенка.
Все это происходило при мне, и в феврале 1947-го года мне пришлось забирать её и ребёнка из родильного дома. Девочка Ольга оказалась горластой, во всю используя свои возможности, когда ее пеленали на овальном столе, и это пригодилось позже, когда она исполняла на гитаре песни – свои и других бардов.
Сознаюсь, что сам факт ареста Метальникова я просто принял к сведению, полагая, что для такого ареста были основания. Видимо, это была защитная реакция сознания человека, не желавшего осложнять свою и без того не совсем радостную жизнь. То, что в это время существовала целая система ГУЛАГа, я узнал лишь позже из «Ивана Денисовича» Солженицына.
Из скупых рассказов тёти Клани я понял, что мужа не только арестовали, но и конфисковали много вещей. Оставили только книги, художественную литературу. Это, в основном, классика, дореволюционные издания.
Среди этих книг я обратил внимание на приложение к собранию стихотворений поэта Некрасова. В помещённых в нём набросках стихотворений я обнаружил и такие строки:

     Возвратясь из Кенигсберга,
     Я приблизился к стране,
     Где не любят Гутенберга,
       [8]

     И находят вкус в говне.
     Выпил русского настоя,
     Услыхал "****а мать",
     И пошли передо мною
     Рожи русские плясать.

Прочитав это, я был обескуражен. Как же так? Певец русского народа, русской женщины:

     «Коня на ходу остановит,
     В горящую избу войдет».

И вдруг "рожи русские".

Для меня это был первый сигнал для размышлений относительно того, как неоднозначны взгляды хрестоматийных поэтов, писателей и просто мыслителей. Мои однолинейные, "правильные" представления, почерпнутые в основном из "правильных" книг, пришли в столкновение с реальностью».

Продолжу воспоминания Орлова о его заводских впечатлениях в Электростали:

«На заводе была строгая пропускная система: всех тщательно обыскивали при входе и выходе. За входом на большом пространстве, в отдалении друг от друга, стояли корпуса лабораторий. В одном из них – лаборатории Гурина – я и работал сначала учеником, затем лаборантом, а затем старшим лаборантом. То была моя третья профессия, за которую я получал пусть малые, но деньги. Первая – переписывал карточки в рязанской библиотеке.
Вторая – циклевал ножки стульев в столярной мастерской, расположенной во дворе дома, где жила тётя Клава. И вот третья – лаборант-химик.

За свою работу в лаборатории я получал немалые деньги. Что-то вроде 900 рублей. К этому пол-литра молока, бесплатный обед в заводской столовой и 900 граммов хлеба по карточкам. Все эти льготы даром не давались. В лаборатории сероватую массу концентрата, привозимую откуда-то из Казахстана, растворяли в кислотах, получалась желтоватая кашица урановых солей. А потом – уже в других цехах – получались круглые шайбы чистого урана. Одним словом, мы имели дело с радиоактивным материалом, не подозревая об опасности, и защищались только молоком, а скорее разбавленным этиловым спиртом С2H5OH, который был здесь в изобилии.

         [9]

При нарастающей забывчивости эта формула врезалась мне в память, да так крепко, что уйдёт со мной в могилу».

После окончания средней школы по  результатам отлично сданных экзаменов (только за сочинение по литературе поставили четвёрку) поступил в самый престижный ВУЗ страны - Московский  государственный институт международных отношений и закончил его в 1954 году, получив специальность юриста, специалиста международного и государственного права. Затем продолжил там же ещё учёбу как слушатель курсов по усовершенствованию квалификации.
О том как удалось поступить рабочему пареньку в указанный институт написал:


«Безо всяких протекций. Просто подал заявление, заполнил анкету и стал сдавать экзамены. По всем предметам получил пятёрки, кроме одного – сочинения. Для написания сочинения я выбрал свободную тему – высказывание Жданова: «Наша литература – самая передовая, самая идейная в мире».

И вот наступил день экзамена по устной литературе. Я вытащил билет с вопросом о ранней лирике Лермонтова. Сажусь за стол перед преподавателем и вдруг вижу лежащее перед ним мое сочинение и абзац, обведенный красным карандашом. Начинаю что-то говорить о Лермонтове, и тут преподаватель прерывает меня и начинает расспрашивать меня: откуда я, что читал, чем интересуюсь.
Лишь позже я понял, что этот невысокий человек с интеллигентным лицом фактически спас меня. В том самом абзаце я писал о том, что, наряду с хорошей литературой, появляются книги, которые без всякой нужды лакируют действительность, что, конечно, мешает ходу строительства социализма.
И это в самый разгар оголтелой кампании против космополитизма, когда каждый намёк на очернительство советской жизни мог восприниматься крайне негативно. Преподаватель поставил мне за устный литературный экзамен 5, за сочинение 4. Так, с общими 24-мя баллами из 25-ти я и выдержал конкурс».

         [10]

Об учёбе в институте Борис сохранил следующие воспоминания:

«Признаться, лекции меня не захватили. Я с почтением слушал лекции знатока международного права профессора Дурденевского и курс лекций по политучениям профессора Кечекьяна, но все больше понимал: запоминать положения всех этих договоров было для меня скучновато. Более того, я пристрастился к живописи, в той же институтской читалке знакомился с «Историей искусств» Алпатова, Винкельмана и других.
Куда больше мне были интересны занятия по историческому материализму, которым руководил молодой и ироничный Замошкин. Я штудировал Маркса и Энгельса в подлиннике, и мне представлялось убедительной логика исторического процесса, изложенная в их трудах. Общество развивается на основе производительных сил, которые, в свою очередь, вызывают необходимость новых производственных отношений. Так, одна общественная формация сменяет другую. Сам факт смены происходит в виде качественного скачка, носящего, как правило, революционный характер. Отсюда – социализм как новый тип производственных отношений со всей неизбежностью приходит на смену капиталистическим производственным отношениям.

Мальчик у моей детской кроватки на коврике не зря обнимал земной шар. Социалистические производственные отношения постепенно воцарятся во всём мире»,-думал, как и многие в то время.
Тем не менее, признаётся, размышляя над учебным материалом:

«Почему-то с самого начала с трудом воспринимал идеи «Капитала». Конечно, деньги–товар–деньги. Или наоборот: товар–деньги–товар. Но какова природа получаемой прибыли? Только лишь как часть присваиваемого труда наёмного работника?»
Развивая  эту тему в беседах наедине, с самим собой, а затем и в кругу товарищей, по поводу прочитанного задавался для её уточнения вопросами: «что такое капитализм вообще?» и «что такое эксплуатация?».
На эти вопросы был такой ответ: «Капитал и эксплуатация – это, прежде всего общественные отношения при капитализме». Рассматривая их происхождение и сущность в историческом плане, отметил следующее:

                [11]

«При рабовладельческом строе раб – собственность владельца, при феодализме  работник находится в условиях феодально-сословной зависимости, а в вот при капитализме работник свободен распоряжаться собой, он продаёт свою рабочую силу как товар предпринимателю. Ну и что в этом плохого – каждый продаёт то, что имеет».

«А то, - отвечали мне,- что капиталист при этом отчуждает в виде прибыли часть произведённого рабочим продукта, и следовательно эксплуатирует его. Капитализм по своей сути безнравственен, ибо он основан на эксплуатации».

О прибыли, как о воровстве рассуждал ещё Прудон, но автор «Капитала» был с ним не согласен. Получение прибыли от производства, основанного на взаимном трудовом договоре, не может считаться преступлением и не является им, так как в ней, кроме рабочих, участвуют также и предприниматели, принимающие решения о капиталовложениях, инженеры и менеджеры.

Что касается формул «деньги–товар–деньги» и «товар–деньги–товар», нужно отметить, что стремление сторонников социализма и коммунизма отказаться от денег или обойтись без них, а также вообще от товарно-денежных или рыночных, как ещё их называют, отношений, оказалось утопическим и невыполнимым. Эти отношения в СССР только систематически ограничивались так называемой "распределительной" или командной административной системой, которая превалировала в государственном и экономическом управлении.
С таким типом экономики и осуществлявшим её численно всё возрастающим угнетающим бюрократическим классом чиновников-администраторов или "распределителей" «человечество столкнулось впервые» в советскую эпоху, но ещё Михаил Бакунин в Международном товариществе рабочих в середине-конце XIX века высказывал опасение, что бюрократы станут новым угнетающим классом в социалистических государствах. Так и произошло, а теорию о новом классе в так называемых социалистических государствах, основываясь на практике этих государств, подробно рассмотрел в своей книге «Новый класс: анализ коммунистической системы, вышедшей в  1957 г., югославский политический деятель Милован Джилас (1911-1995).
Он писал, что партийно-государственные чиновники сформировали класс, который «использует, потребляет и распоряжается национализированной собственностью».

                [12]

Этот новый сформировавшийся класс или "слой", осуществлявший распределительную систему, обеспечивал  не только управление, контроль и функционирование такой системы, в итоге на практике показавшей свою неэффективность по сравнению с рыночной капиталистической, но и заботился прежде всего о своих бесконтрольных привилегиях и власти, основанной не только на  первоначально подогретом репрессиями "энтузиазме борцов за новый строй", но и на страхе и диктатуре.

Ленин в дореволюционный период своими первыми теоретическими работами «Развитие капитализма в России», написанной в 1896—1899 гг. и «Что делать?»,  написанной в конце 1901 — начале 1902 гг., существенно поколебал иллюзии о возможности некапиталистического пути в России, но, не будучи готов предложить отличающееся от марксистского научное  обоснование иного пути и экономической системы, сам первоначально «поддался искушению распределительной экономики в её марксистском варианте» (замечание Орлова- П.П.). Последующее обращение Ленина к реальности и необходимости «Новой экономической политики» оказалось недолговечным в результате смерти Ленина и уничтожения старой ленинской гвардии Сталиным, вернувшим страну на путь диктатуры, тоталитаризма и распределительной системы.
С другой стороны, в своей работе «Что делать?» Ленин сам же и разрушил утопические иллюзии о якобы свойственном рабочему классу коммунистическом сознании как "гегемона социалистической революции" естественно и самостоятельно стремящегося к диктатуре пролетариата или даже к социал-демократическому самосознанию.

«Мы сказали, что социал-демократического сознания у рабочих НЕ МОГЛО БЫТЬ, - писал Ленин, выделяя указанные слова курсивом. – «Оно могло быть принесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское (за экономические интересы, которые защищают профсоюзы - ред.) т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п. Учение социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов.

                [13]

Основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс, принадлежали и сами, по своему социальному положению, к буржуазной интеллигенции. Точно так же и в России теоретическое учение социал-демократии возникло совершенно независимо от стихийного роста рабочего движения, возникло как естественный и неизбежный результат развития мысли у революционно-социалистической интеллигенции».
Плеханов, цитируя рассуждения Ленина, возражал ему в статьях «Рабочий класс и социал-демократическая интеллигенция», опубликованных в газете «Искра» в 1904 году (№№ 70 и 71) (см. Г.В Плеханов. Сочинения. Том XIII, стр. 116-140) с позиций теоретических основ марксизма.
Прежде всего он обратил внимание, что «вопрос об отношении социал-демократической интеллигенции к рабочему классу»…«представляет собою лишь одну из разновидностей коренного вопроса "философии истории": вопроса об отношении общественного "бытия" к общественному "мышлению"…ложась в основу даже некоторых ТЕОЛОГИЧЕСКИХ СПОРОВ (здесь и далее в цитате слова выделены самим Плехановым П.П.):

так, например, знаменитый в своё время спор между Штраусом и Бруно Бауэром о происхождении евангельских вымыслов был в сущности спором о том, как относятся "мышление" ("Selbstbewusstsein" Бруно Бауэра к "бытию ("Substanz" Штрауса)».

«В истории русского революционного движения»,- продолжал Плеханов,- «он (этот вопрос-П.П.) выступал на сцену каждый раз, когда наши революционеры начинали задумываться об отношении ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ к "народу"».

«Наши "экономисты" (так назывались в России "легальные марксисты", сторонники "экономического материализма" в середине 1890-х гг., некоторые из которых, как, например П.Б Струве, также относили себя к первым российским социал-демократам и были её теоретическими и политическими вождями. В 1898 году под редакцией Струве вышел первый том «Капитала» К. Маркса. Для I съезда РСДРП в 1898 году в Минске он написал «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии» - П.П.) говорили ещё недавно, что "революционная бацилла-интеллигенция" не должна предлагать пролетариату социалистическую программу раньше, чем он сам, безо всякой помощи с её стороны, додумается до социалистических идеалов».

   [14]

«Взгляд, заменивший у нас собою отвергнутый взгляд  "экономистов"», - указывал Плеханов,- «состоит в том, что если бы не было знаменитой
"бациллы", то шансы социализма были бы равны нулю, так как сам по себе рабочий класс не может прийти к социалистическим выводам».
Получается, что Ленин, также критиковавший "экономистов" в своей книге и других статьях, сам же, по словам Плеханова «проповедовал в указанном рассуждении «тот же "экономизм", но только поставленный вверх ногами: отношение общественного "мышления" к общественному "бытию" понимается здесь ничуть не лучше».

В теории Ленина, как отмечает Плеханов, «масса есть лишь неодухотворённый сырой материал, над которым производит свои операции отмеченная печатью дара духа святого интеллигенция».

Маркс в работе «Гражданская война во Франции», написанной в 1871 году как  «Воззвание Генерального Совета Международного товарищества рабочих» «ко всем членам товарищества в Европе и Соединённых Штатах, говоря об "освобождении труда" писал:

«С освобождением труда все станут рабочими, и производительный труд перестанет быть принадлежностью известного класса», в чём и заключалась его мысль о преодолении классовых различий и самих классов при коммунизме.  Превращение всех классов  в рабочих было возможным только в лагерном репрессивном  режиме, а не в системе использования наёмного труда.
От такого понимания "освобождения труда" социал-демократы отказались, хотя свою первую марксистскую группу за границей российские эмигранты наименовали именно «группой освобождения труда». Она была «создана в 1883 году в Женеве по инициативе бывших активных народников-чернопередельцев — П.Б. Аксельрода (ставшего де-факто главным идеологом группы), Л.Г. Дейча, В.И. Засулич, В.Н. Игнатова, Г.В. Плеханова», именно последний из указанных в этой группе считался её основателем.
Условия труда наёмных работников с тех пор сильно изменились. К ним можно отнести и инженеров, и менеджеров, и служащих, и врачей или медицинский персонал и т.д. В конце XX века появились компьютеры, и наёмные работники стали работать больше головой, чем руками, причём часто у себя дома, а не на производстве.

                [15]

На это Орлов обращал внимание в своих лекциях, отмечая, что уже Бернштейн, ссылаясь на данные статистики, пришёл к выводу, что число рабочих сокращается, но растёт число служащих. Среди 35 млн. наёмных работников Германии в 1990 г. Орлов в «Лекции десятой: Социал-демократия и профсоюзы» (см. его книгу «Лекции по социал-демократии») указывал рабочих, служащих, чиновников и учащихся. Поэтому многие старейшие социал-демократические партии, как, например, германская и австрийская, исключили из своих названий, что они являются рабочими. Германские социал-демократы в своей Годесбергской программе 1959 года записали, что теперь они являются "народной партией".
Однако называют себя рабочими лейбористская (от слова "Labor" – рабочий)
в Великобритании и Испанская социалистическая рабочая партия.

Возвращаясь к работе Маркса «Гражданская война во Франции», отметим, что он видел в Парижской коммуне две руководящие силы движения: политическую, которую возглавляли бланкисты, последователи Огюста Бланки, и экономическую, руководимую идеями Прудона, сторонников которых в Международном товариществе было большинство. Бланкисты выступали за рабочие ассоциации, считая, что таким образом они освободятся от капиталистов-собственников. Прудонисты же возражали, что таким путём придём к ещё большей диктатуре руководителей или распорядителей  ассоциаций, которые будут представлять новый эксплуататорский  класс, что и подтвердилось на практике.  Они допускали частную собственность и конкуренцию, что соответствует современным взглядам социал-демократов.
Исходя из проанализированного им в указанной работе опыта Парижской Коммуны, Маркс писал:

«Рабочий класс не ждал чудес от Коммуны. Он не думает осуществлять par-decret du people (т.е. «по декрету народа», как поясняли это французское выражении  редакторы издания произведения Маркса) готовые и законченные утопии.
Он знает, что для того, чтобы добиться своего освобождения и вместе с тем достигнуть той высшей формы, к которой неудержимо стремится современное общество, в силу своего экономического развития, ЕМУ ПРИДЁТСЯ ВЫДЕРЖАТЬ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНУЮ БОРЬБУ (выделено мною – П.П.), пережить целый ряд исторических процессов, которые совершенно изменят и обстоятельства и людей.

                [16]

Рабочему классу предстоит не осуществлять какие-либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества».

Орлов вспоминал, что с детства его окружали мысли о необходимости борьбы, против кого-то  или за кого-то? Против буржуазии, капиталистов, за мир и свободу и т. д. и т.п.

В борьбе классов- пролетариата и буржуазии он увидел, однако, несоответствие существующей реальности :  кто против кого борется?
Пролетариат, как правило, не боролся против буржуазии, а подчинялся ей. Буржуазия никогда не нападала на пролетариат, если тот не нападал на неё. Существовал, на самом деле, классовый мир, а не война или борьба.

Вождь немецкой социал-демократии XX века Бернштейн, которого международные социал-демократы сначала объявили "ревизионистом", а потом согласились с его основными положениями, высказанными в работе «Предпосылки социализма и задачи социал-демократии» (1923 год), уточнял, что «То, что называют конечной целью социализма, для меня ничто, а движение всё» и, кроме того, полагал, что «поднимающийся класс (рабочих – П.П.) нуждается в здоровой морали, а не в расчёте на то, что существующий строй рухнет сам по себе».

Он не был согласен с выводом Маркса о "каких-либо идеалах", которые ему следует реализовывать, но, тем не менее, верил в прогресс в области культуры, характеризующийся более высокой моралью и правовым сознанием. Думаю, в этом плане он также ошибался.

В первом периоде "утробного развития русской социал-демократии», который по выражению и определению Ленина длился "около" 10 лет, "приблизительно" с 1884 по 1894 годы,  и родоначальником которой был Плеханов, «это был период возникновения и упрочения теории и программы социал-демократии. Число сторонников нового направления в России измерялось единицами. Социал-демократия существовала без рабочего движения, переживая, как политическая партия, период утробного развития» (Ленин, «Что делать?»).

                [17]

Плеханов в статье «Первые шаги социал-демократического движения в России», опубликованной в немецкой газете «Форверст» в марте 1909 г. (№ 76) уточнил:

«Систематическая пропаганда социал-демократических идей в рядах русских революционеров началась только летом 1883 г., когда в Женеве образовалась первая русская социал-демократическая группа «Освобождение Труда»» (См. Г.В. Плеханов. Сочинения, т. XXIV, стр. 174), а в статье «К тридцатилетию группы «Освобождение Труда» (Письмо Нью-Йоркской организации) из Сан-Ремо, от 30 октября 1913 г., опубликованном в «единственной в Америке русской социалистической рабочей газете "Новый мир"  21 ноября 1913 года, он откровенно писал:

«Когда мы, основатели первой русской социал-демократической группы, высказали то своё убеждение, что революционная будущность России находится в её пролетариате, на нас смотрели, если не как на сумасшедших, то как на хитрецов, утверждающих явно нелепые вещи по каким-то тайным побуждениям. И наши противники не столько критиковали наши взгляды, сколько старались отгадать, какими именно – несомненно дурными с их точки зрения – побуждениями руководствовались мы, заводя речь о пролетариате.
Желая быть справедливым даже по отношению к тем, которые жестоко нападали на нас, я скажу, что критики, читавшие в наших сердцах, обнаруживали подчас очень много остроумия» (См. там же, стр. 171).
Сталинская коллективизация начала 30-х годов сопровождалась репрессиями и "уничтожением как класса" рыночно ориентированной части крестьянства, а его уничтожение критически мыслящей прослойки общества лишило новую зарождающуюся социалистическую систему на долгие годы  её здоровых творческих духовных сил обновления. Также пострадало и рабочее движение, заменённое на партийное управление новым классом.

А вот формулу «Коммунистического манифеста» – «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех» Борис Орлов, естественно, принял без оговорок. «В последующем я часто возвращался к ней, и по сей день она сидит у меня в голове», - продолжал Орлов свои воспоминания,- «требуя возможности ее реализации в меняющихся условиях.

                [18]

Однако "бес сомнения" не давал мне покоя. Тогда, на семинаре Замошкина, я задавал неожиданный вопрос: «А что будет после коммунизма?» Вопрос был сугубо еретический, но я его обосновывал так: человеческое общество находится в постоянном развитии, и придёт время, когда в коммунистическом обществе, согласно марксистской логике, разовьются новые производительные силы.

Произойдёт ли смена формаций? Или развитие на этой фазе завершится? Конечно, Замошкин мог дать мне понять: ты что, дурак, не понимаешь, в какое время задаёшь вопрос, ставящий под сомнение коммунистическую систему. Но он терпеливо разъяснял, что, мол, со временем коммунистическое общество будет распространяться на другие миры, и это будет грандиозной задачей, масштабов которой мы сегодня себе не представляем.
Я принял этот ответ, отметив про себя, что фактически это повторение гегелевской системы. Согласно же идеологическим канонам, Маркс поставил учение Гегеля "с головы на ноги".
Так, в сомнениях и вопросах шли студенческие годы, но не более того. И когда 5 марта 1953 г. я попал вместе с другими на ту самую Трубную площадь, где происходило столкновение, я сделал все, чтобы непременно пройти мимо гроба Сталина.
Уже не помню, как я выбирался из этой кишащей толпы, как по крышам домов пробирался на улицу Пушкина и в очереди прошёл в Колонном зале мимо гроба вождя всех времен и народов, вернулся в общежитие на Стремянном переулке и проспал почти сутки».
В 1955 г. Борис женился на способной начинающей художнице и поэтессе Галине Петровне Елфимовой из Рязани, с которой через три года (в 1958 г.) развёлся,  встретив на радио новую любовь - Зою Геннадьевну Борсову, работавшую диктором также в отделе вещания на Германию, и она - дочь работавшего в Германии в советском торгпредстве Геннадия Яковлевича Борсова стала следующей женой. Зоя блестяще владела немецким языком, так как с раннего возраста жила в Германии с родителями (с 1930 по 1935 гг.).

                [19]
После окончания института, с 1955  по 1960 годы  Борис Сергеевич работал корреспондентом отдела вещания на Германию в Государственном Комитете по радиовещанию и телевидению Совета Министров СССР, а затем там же, уже в 1961 году журналистом-обозревателем отдела жизни СССР в главной редакции пропаганды на зарубежные страны.
В одном из своих первых репортажей того времени на радио он сделал передачу на тему "Как живёт простая рабочая семья в СССР", придя с репортёрским микрофоном к своей двоюродной сестре Капитолине Михайловне - племяннице мамы Бориса.

Его двоюродная сестра была женой  метростроевца - проходчика Георгия Павловича Минчука и недавно они получили комнату в новом большом десятиэтажном кирпичном доме, построенным, как и несколько соседних домов на Мазутном проезде, рядом с парком "Сокольники", по проекту известного архитектора Жолтовского. Таких домов всего несколько в Москве и они пользуются заслуженной славой очень комфортабельных, с великолепной архитектурной отделкой.
В просторной 19-тиметровой комнате стояло старинное немецкое пианино, на котором сыграла пьесу Баха их девятилетняя дочь Марина - племянница Бориса, обучавшаяся в детской музыкальной школе.
Репортаж Орлова, собственно, и состоял из беседы с членами этой близкой ему семьи и был использован в радиовещании на Германию.

В июле 1962 года Государственный комитет Совета Министров СССР по радиовещанию и телевидению назначил Орлова репортёром Советского радио и телевидения по освещению работ VIII Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Хельсинки.

О журналистской работе на радио Орлов писал:

«Радио – хорошая школа для начинающего журналиста. Надо писать предельно короткими фразами, так, чтобы смысл сказанного запоминался слушателю. При этом на Иновещании была своя специфика. Текст адресован иностранному слушателю. В моём конкретном случае – жителям и ГДР, и ФРГ. И надо было стараться избегать чугунной официальной пропаганды, а писать по возможности доходчиво. Разумеется, в рамках общих идеологических установок. Так я и осваивал журналистское дело, начиная с 1955 года».

                [20]
 «Между тем, в Иновещании меня перевели обозревателем в «Отдел жизни СССР», в котором готовились материалы о советской действительности, и которые затем рассылались в редакции других стран. Это открыло для меня возможность побывать практически во всех уголках СССР – от Камчатки до Памира.
Мне оставалось освоить Дальний Восток, и я уже добрался до Благовещенска, когда в моей судьбе произошла еще одна перемена. Мне предложили перейти в «Известия» с перспективой поехать собственным корреспондентом газеты в ГДР.

Это было время, когда главным редактором газеты был Алексей Аджубей – муж Рады, дочери Н.С. Хрущева, со всеми вытекающими отсюда возможностями. Хочу заметить, что эти возможности Аджубей использовал не для личного обогащения. Он собрал вокруг себя группу талантливых журналистов, и газету, в которую до него в основном заворачивали селёдку и которую нельзя было читать из-за ее непомерной бюрократической скуки, он превратил в самое читаемой публицистическое издание с миллионными тиражами.
Попасть в эту газету было для меня высокой честью, и я стал постепенно вживаться в непростой коллектив журналистов, уже побывавших в различных странах и вынесших оттуда свои впечатления, далеко не совпадающие с официальной пропагандой.
Познакомившись в США с работой местных газет, Аджубей устроил на американский лад и работу нашего иностранного отдела. То есть, в большой комнате по стенам стояли столы, за которыми и должны были работать журналисты. Но тут Аджубей не учёл нашей ментальности.
На самом деле, в этом помещении шёл постоянный журналистский трёп, при этом доставалось и властям. Разговор шёл порой настолько острый, что, по идее, всех можно было отвозить на Лубянку и сажать за антисоветчину.
Но то ли этот зал не прослушивался (что мало вероятно), то ли на Лубянке нашлись люди, которые мудро решили: пусть ребята выговорятся, а потом пишут, как положено. В целом, атмосфера в редакции была творческой.
На утренней летучке, на которую собирались представители всех отделов, хмурый Аджубей начинал отчитывать сидящих: "Ну что вы здесь, в Москве, околачиваетесь. В стране столько проблем, столько глупостей на местах. Поезжайте, вникайте, пишите. А то скоро от чтения газеты мухи начнут дохнуть". Постепенно Аджубей распалялся, заводил присутствующих, и начинался откровенный разговор».

Орлов вёл в газете «Известия» - государственном органе ВЦИК редакционную колонку. Это был очень ответственный и почётный пост в редакции газеты.

                [21]

В декабре 1963 г. Борис Сергеевич был командирован от этой газеты как журналист-международник в ГДР, и отправился в Берлин вместе с женой Зоей.  Там он имел возможность ознакомиться, когда хотел (его статус это позволял), и с Западным Берлином, встречаться с прогрессивными деятелями западной демократии.


«После войны Берлин был поделен на четыре сектора. Три у союзников – Западный Берлин, и четверть у нас – Восточный Берлин. В 1949 г. он был провозглашён столицей ГДР. При этом, жители всех секторов могли свободно перемещаться по городу. И это открывало возможность жителям ГДР через Берлин уходить на Запад.
Число таких уходящих с каждым годом увеличивалось, и чтобы заткнуть эту дыру, в 1961 году было принято решение – тут свою роль сыграл чёрно-белый реформатор Хрущев – обнести всю территорию ГДР, включая Восточный Берлин, колючей проволокой, а в самом городе возвести бетонные блоки, получившие название "Стена".
Перемещаться по всему городу могли лишь представители военной администрации да журналисты по пропускам»,- вспоминал Орлов.
Отправляясь в ГДР, Борис Сергеевич был «настроен на то, чтобы через газету передавать советскому обществу опыт ГДР, которая в то время считалась "витриной социализма"».

"Пражская весна" и новые перемены в судьбе

В готовящейся к публикации статье «ДЕМОКРАТИЯ С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ (Заметки очевидца чехословацких событий 1968 г.)», написанной в марте 2014 г. Орлов писал:

«20 августа 1968 г. заведующий Отделом соцстран «Известий» Николай Григорьевич Новиков вызвал меня в свой кабинет и сказал: "Собирайся. Через два часа летишь с Чкаловского аэродрома в ГДР". "Какая цель поездки? " – спросил я.
– "На месте будешь наблюдать за происходящим в ЧССР и, соответственно, информировать".
То есть о вторжении в ЧССР и речи не было.

                [22]

На военном грузовом самолете мы летели пару часов.

 – "Где приземляемся? " – спросил я у летчика, вышедшего из кабины. Летчик промолчал. Но из окошка я увидел широкую ленту реки и стоящие на берегу здания дворцов. То был Дрезден, который я любил посещать, когда был корреспондентом «Известий» в ГДР.

На аэродроме нас посадили в автобус и повезли в сторону Фрейберга. И только тогда мне стало понятно, что готовится ввод войск со стороны ГДР.
Нас привели в отгороженное в огромной брезентовой палатке отделение, в котором склонившийся над картами генерал, подняв голову, спросил меня: "Что намерены делать? "
- "А что мы должны делать? Никто нам указаний не давал и не инструктировал по поводу возможных событий", – сходу ответил я.
- "Следовать вместе с войсками, подразделениями до Праги и информировать о происходящем".

Нам выделили джип, и вместе с корреспондентом АПН, который вез пачки листовок с обращением к гражданам ЧССР, мы двинулись в путь. Сначала в составе танковой колонны, а затем, когда танки завернули в сторону западной границы для прикрытия от возможного нападения войск НАТО (такая возможность воспринималась всерьёз!), напрямую в Прагу.
Поздней ночью я уже в самой Праге добирался пешком до корпункта «Известий» через толпы негодующих пражан.

Мы всю ночь проговорили с Володей Кривошеевым, и мне стало окончательно ясно, что на наших глазах подавляется последняя попытка придать социализму человеческий облик, восстановить демократию, возродить свободу печати, дать возможность развиваться рыночным отношениям. Я видел, как реализуются эти попытки, когда по приглашению «Руде право» посетил Чехословакию в самом начале 68-го.
Совсем иная атмосфера, свободный обмен мнениями, доброе отношение к руководству компартии во главе с Александром Дубчеком. Словом, всё то, что позже назвали "Пражской весной".
И вот все эти надежды раздавливаются гусеницами танков, посланных из Москвы. Можно ли это хоть как-то оправдать?
К тому времени, когда позвонили из Москвы, я принял решение не писать об этом в духе официальной пропаганды. Признаюсь, я находился в смятенном состоянии.

                [23]

Не знал, что меня ожидает, и решил выйти на улицу, чтобы увидеть, что там происходит. Я бродил среди возбужденной толпы, слушал, что говорили пражане нашим солдатам, стоящим у своих танков, делал какие-то заметки.
Я зашел и в наше посольство, которое почему-то пустовало, затем в приёмную посла и увидел на журнальном столике бумажки, на которых стояли фамилии предполагаемого правительства. Бумажек было несколько, и фамилии на них были зачеркнуты. До сих пор досадую на самого себя, что не подобрал эти бумажки: как никак свидетельство того, как формируются правительства в кризисных ситуациях.
Рядом с приёмной посла в большой комнате сидели на раскладушках возможные члены этого правительства и пили коньяк. Заметив меня, из комнаты вышел большой грузный человек – Олдржих Швестка, главный редактор «Руде право», с которым мы познакомились во время предыдущей поездки. Не слушая меня, он кивнул в сторону окна и с горечью произнёс: "Они думают, что я предател". Это "предател" без мягкого знака до сих пор у меня в ушах».
Наш военный корреспондент, который снабжал нас в квартире Кривошеева армейскими сухарями, договорился с начальством нашей военной группировки, что меня перебросят в Москву. С какой целью, почему, – об этом речи не было.
До Дрездена я летел на вертолете. До Берлина – на двуместной "стрекозе", до Москвы – в пустом железном чреве военного транспортного самолёта.

Я был готов ко всему. Но на аэродроме меня не арестовали, не арестовали и на следующий день дома. Я почти уже написал свое заявление в ЦК, в котором, ссылаясь на свои впечатления в Праге, когда к нам пришел живущий по соседству на Проспекте Мира Боря Чехонин, корреспондент «Известий» в Японии, и буквально умолял меня не посылать этот текст.
Я поехал в редакцию газеты. В коридоре на 4-ом этаже меня встретил Михаил Александрович Цейтлин, заведующий иностранным отделом, и начал было меня упрекать.
В ответ я стал кричать, мол как Вы не понимаете, что мы совершили в Чехословакии преступление. Я был, конечно, в шоковом состоянии, и меня постарались как-то успокоить.
 Мне дали возможность использовать положенный аспирантский учебный отпуск, и, сам не зная почему, я поехал в пушкинские места, в село Михайловское, хотя раньше никогда там не был.

                [24]


Я снял у местного жителя Ивана Ивановича Иванова пристройку к дому с койкой, и в полном одиночестве бродил днями по холмам, спускаясь к реке Сороть, в которой когда-то купался Пушкин.

Через две недели я вернулся, и меня принял главный редактор Лев Николаевич Толкунов – умный человек с хитрыми татарскими глазками. Выслушав меня, он сказал как бы доверительно: "Понимаешь, Боря, может быть, мы сейчас тактически проигрываем, но стратегически выигрываем".
- "Как раз наоборот, – возразил я, – именно сейчас мы проигрываем, ибо идея советского, а может, мирового социализма после нашего вторжения в страну, которая пыталась придать социализму человеческий облик, окончательно дискредитирована". Я сказал, что мне придется уходить из «Известий» и что хотел бы заниматься наукой в только что создаваемом институте социологии».

Орлов был командирован в Чехословакию, чтобы освещать события, но отказался освещать их так, как хотели его руководители, он не мог пойти на сделку со своей совестью и вернулся в СССР уже опальным журналистом, оппозиционным режиму, оказавшись, как вспоминает, "в подвешенном состоянии".

В 1968 году, возвратившись из Чехословакии, и став опальным журналистом, из-за гражданской позиции, которую он занял в событиях "Пражской весны", Орлову  пришлось, естественно, уйти из «Известий», и он прежде всего решил по совету своей мудрой жены Зои заняться научной работой которая, хорошо понимала в каком ненадёжном положении оказался тогда его супруг, и, советуя ему не отчаиваться, поддержала его стремления к новому научному поприщу, указывая на необходимость духовного роста.
Однако вскоре, в том же году брак Бориса с Зоей распался и он оказался, как признавался  "в подвешенном состоянии, причем, и в личном плане тоже".
Борис поступил в заочную аспирантуру МГИМО, в которой учился до 1969 года и по окончании её защитил диссертацию на степень кандидата исторических наук по теме «Социально-политические корни западногерманского неонацизма».

                [25]
Его научным руководителем был в период учёбы в аспирантуре и подготовки диссертации проректор МГИМО Герман Леонтьевич Розанов, который, как впоследствии вспоминал Орлов «не побоялся дать свое добро на защиту и, соответственно, повлиять на Ученый совет МГИМО. За что ему запоздалая благодарность. Мог бы и отказаться, тем более что в своей диссертации я отошел от сложившегося в официальных кругах мнения на природу западногерманского неонацизма".

Моя диссертация называлась «Социально-политические корни западногерманского неонацизма», и предполагалось, что в ней я и буду разоблачать этот самый неонацизм. Но, разобравшись в сути дела на основе доступных для меня материалов, я пришел к выводу, что это не нацизм в новом проявлении, а праворадикализм националистического толка с использованием некоторых элементов нацистской атрибутики. Шансы пройти в парламент у нее малозначительны.
Эти выводы были сделаны мною перед выборами в западногерманский Бундестаг осенью 1969 года, на которых Национал-демократическая партия фон Таддена могла собрать 5% голосов и  пройти в парламент.
Это означало бы усиление в стране позиций правого радикализма и реваншизма, что предрекали тогдашние советские газеты и мой коллега из АПН, защищавший диссертацию точно на такую же тему.
НДП в Бундестаг не прошла, и мой прогноз подтвердился, хотя я, конечно, рисковал».

Председателем Национал-демократической партии тогда, в 1967-1971 гг. был Адольф фон Тадден (нем. Adolf von Thadden), который имел и нацистское прошлое, являлся членом Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП), был участником Второй мировой войны, а после войны стал активистом ультраправого движения ФРГ, был членом руководства Немецкой правой партии в 1947-1950, председателем Немецкой имперской партии в 1961-1964 гг.  Однако идеология НДП не основывалась на национал-социализме. Партия признавала Конституцию ФРГ, дистанцировалась от тоталитаризма и расизма.

«В этот период я много читал», - продолжает свои воспоминания Орлов,-. «Журнал «Новый мир» от корки до корки, все, что печаталось на папиросной бумаге, все, что передавалось из рук в руки. «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус», Джилас «Номенклатура», «Котлован» Платонова, Орвелл «1984», «Мы» Замятина, «Защита Лужина» Набокова. Но больше всего меня потрясли «Колымские рассказы» Варлаам Шаламова. Доведение человека до скотского состояния. И это в условиях советской системы.

       [26]

Мне захотелось поглубже разобраться в совокупности причин, порождающих это кошмарное варварство. И не только на уровне журналистики.
Я поступил в заочную аспирантуру МГИМО с намерением разобраться в сути советской и нацистской идеологии и написать соответствующую диссертацию. К этому меня подталкивала вышедшая в 1967 г. книга А.А. Галкина «Германский фашизм».
Так получилось, что меня познакомили с автором книги. Я рассказал ему о своем намерении писать о нацистской идеологии. Мудрейший Галкин покачал головой: «Не советую. Будет слишком много аллюзий. Диссертацию не утвердят».

Тогда я решил подбираться к этой теме, как говорится, «огородами». В это время в ФРГ стала заметной деятельность Национал-демократической партии, которой руководил фон Тадден. Одни считали ее праворадикальной, другие усматривали в ней возрождение нацизма.
Я избрал для диссертации тему «Социально-политические корни западногерманского неонацизма», и одну из глав посвятил сравнению нацистской идеологии с установками партии фон Таддена. Это позволяло подробно рассмотреть особенности национал-социалистической идеологии.
В результате сравнения передо мной вырисовывалась такая картина. В странах, понесших поражение в Первой мировой войне, – Германии, Италии, России, – возникли политические режимы тоталитарного толка с идеологией, как бы учитывающей ожидания масс. Появились в этой ситуации лидеры с харизматическими задатками (Муссолини, Гитлер, Ленин), возглавившие этот процесс. Они воздействовали на массы и применяли насильственные методы против тех, кто не встраивался в идеологическую концепцию.
Отсюда сочетание методов активной пропаганды и репрессивных мер в условиях закрытости от внешнего информационного воздействия. Отсюда и социальная политика, позволяющая усиливать убедительность идеологического воздействия на массы.
Эти три тоталитарных режима с поразительной схожестью в методах отличались в целевых установках. Для Муссолини это «великая Италия», опирающаяся на древнеримские традиции. Для Гитлера построение тысячелетнего «Третьего райха» на расовой основе со своей трактовкой популярных в тогдашнем германском обществе идей социализма. Для Ленина – это создание коммунистического общества с двумя его фазами (социализм и непосредственно коммунизм) на основе марксистских постулатов, приспособленных к реалиям тогдашней России.

         [27]

В отличие от Италии и Германии, тоталитарный режим в России продержался значительно дольше, постепенно переживая процесс разложения и утраты идеологической убедительности с одновременным отсутствием харизматической личности (таковыми не могли быть ни Хрущев – «Никита-кукуруза», ни Брежнев, которого в народе пренебрежительно называли «Лёней» или «бровеносцем».
Попытки превратить ГДР в «тоталитарную модель» не увенчались успехом. Ульбрихт на роль харизматического лидера явно не тянул, хотя всюду, куда я не приезжал в бытность корреспондентом, устраивались так называемые «Уголки Ульбрихта» с его портретом и цветами.
 Не предоставлялось возможным обеспечить информационную закрытость общества, хотя было запрещено смотреть западногерманское телевидение.
Что было осуществлено в полной мере, так это создание всепроникающих органов безопасности – Штази (сокращенно от полного названия Staatssicherheit). После прекращения существования ГДР в помещениях Штази были обнаружены километры полок с материалами на граждан».

Домик в Абрамцево

Возвращаясь к личной судьбе и переживаниям Орлова после его расставания в 1968 году с Зоей по причине того, что в это время Борис встретил армянскую красавицу Жозефину, влюбился в неё, и она вскоре стала его новой, уже третьей по счёту, женой, не могу не отметить, что всё-таки расставание с прежней женой он всю жизнь душевно переживал:
«Она была для меня не просто женой, но человеком, тонко понимавшим особенности моего характера… Но боль разлуки и вины до сих пор в моем сердце», писал он.
«Чтобы избежать раздвоения, я снял в деревушке Глебово, рядом с посёлком Абрамцево, комнату у электрика Юры Батракова.
Передо мной как бы открывались три пути: ехать на Север и устроиться в каком-нибудь лесничестве; встать на путь диссидентства, выступая против сложившейся системы; или же что-то пытаться делать в рамках этой системы, находящейся в глубоком застойном состоянии.
И снова "Его Величество Случай" повлиял на мои соображения относительно дальнейшей жизни. Прогуливаясь по Абрамцеву, я обнаружил почти рядом с платформой «55-й километр» на лесном участке недостроенный дом.

                [28]

Удалось его приобрести, и вот с моим другом Валей Кучко принялись за плотницкое дело. Делали перегородки внутри дома (зала, кухня, спальня), переделывали чердак в две спальные коморки, и из самого дешевого материала – горбыля – строили сарай и уборную.

Для покупки дома понадобились деньги. И тут снова судьба обернулась ко мне добрым передом. Еще в 1967-ом году я собрал очерки, написанные в ГДР, и отнес их в редакцию Политиздата.
Готовя рукопись, я вспомнил, что в мою бытность в ГДР здесь, в соответствии с главным пропагандистским лозунгом "Учиться у Советского Союза – учиться побеждать", помимо прочего, активно обсуждалась переведённая на немецкий язык повесть Галины Николаевой «Битва в пути».
Так вот, своим очеркам я дал подчеркнуто иное название: «Поиск в пути», уже тогда, в 1967-м году, демонстрируя свою склонность к реформаторской логике деятельности.
Прочитав мои очерки, назначенный редактор вызвал меня и стал объяснять, что в материалах недостаточно хорошо показана (а точнее, совсем не показана) деятельность правящей СЕПГ.

Слушал эти соображения и, глядя в лицо редактору, я понял, что от меня требуют типичную "соцстрановскую" пропагандистскую брошюру.
Я молча забрал папку с очерками и стал спускаться к выходу из редакции. И тут, у самого выхода из здания, я столкнулся с главным редактором Карлом Сванидзе – отцом нынешнего известного телеобозревателя Николая Сванидзе. Взглянув на мое сумрачное лицо, он спросил: "Что случилось? "  И поняв, в чем дело, увлек меня за собой. Очерки подготовил к изданию редактор Ваддеев, деликатно учтя мои особенности.
Так вот, уже после моего возвращения из Праги и моего ухода из «Известий», эта книжка вышла в издательстве политической литературы с моим сохранившимся названием: «Поиск в пути».
«Мне выплатили приличный гонорар (кажется, три тысячи – большие деньги по тем временам), я подзанял у друзей (и сорок тысяч дала Зоя – добавление моё- П.П.). В результате неожиданно для себя стал собственником этого дома в Абрамцево и лесного участка (12 соток). Но это не была «дача» в традиционном понимании. Это было для меня убежище, где я продолжал размышлять о происшедшем со мной, одновременно наблюдая за жизнью птиц и белок, забегавших и, соответственно, залетавших на участок к кормушке.

       [29]
 
Я описывал разные случаи, сочетая реальные события с придуманными сюжетами. Получилось что-то среднее между дневниковыми записями и воображаемыми персонажами.
Эти записи я собрал с небольшую книжечку, дав ей название «Страна лесных колокольчиков» (Оформление обложки этого самиздата сделала моя дочь Капитолина - П.П.).
Тут, конечно, не обошлось без влияния писателя Михаила Пришвина. На меня произвели впечатление его философские размышления о связи человека с природой. Это как бы совпало с моими собственными поисками. По сей день я продолжаю исходить из того, что сущность бытия человека раскрывается в полной мере, когда человек ощущает потребность связи с природой, а через нее – с Космосом.

Кстати, еще в Глебово, а затем в Абрамцево «пошли» стихи. Именно «пошли», ибо я их специально не сочинял, а они сами по себе возникали в голове, одни из них я забывал, другие записывал на бумаге. Сочинялось разное, но думалось о происходящем в обществе. Возник образ осеннего леса, которому приходится поджидать встречи с надвигающимися морозами.
Одно стихотворение так и заканчивалось:

     Ну, а теперь за дело, лес осенний.
     Укройся потеплей, заройся в зимний стог.
     Как нужно нам, чтоб до поры весенней
     Дожил зажатый в почке лепесток».


Научная работа в институтах социологии и научной информации по общественным наукам

Уход из «Известий», и вообще от журналистской работы к  научной произошёл без скандала, и в этом Борису Орлову в 1969 году помог новый редактор газеты Лев Николаевич Толкунов, способствовавший его
Переходу  на новую работу в только что создаваемый Институт конкретных социальных исследований Академии наук СССР (ИКСИ).
Орлов описал это так:

                [30]

«Толкунов тут же позвонил директору этого института, марксисту-идеалисту Алексею Матвеевичу Румянцеву, чудом проскочившему через репрессии 37-го года, и стал ему говорить, что хорошо бы принять меня в институт. Мол, парень он толковый, только нервы у него не в порядке. Румянцев согласился, и так состоялось мое прощание с журналистикой. Замечу, почти на десять лет.
Сам институт социологии числился в то время только на бумаге. Один из замов – Фёдор Бурлацкий – принимал меня в одной из комнат в Президиуме Академии наук, другой зам – Геннадий Осипов – в подвале пятиэтажки неподалеку от Савёловского вокзала.
Помню, как я шел по длинному подвалу тянущихся вдоль стен водопроводных труб на встречу с Осиповым. Помню, как он приветливо принял меня, и мне сегодня хочется сказать об этом, ибо в последующие годы Геннадий Васильевич занял какую-то странную, недемократическую позицию. Но тогда он много сделал для того, чтобы социология, которую считали лженаукой, обрела свои легальные права».

«Тем временем руководство Института социологии (ИКСИ) перебралось из подвала в здание до этого принадлежавшее администрации СЭВа, неподалеку от метро «Профсоюзная», и в комнатах и коридорах этого здания я наконец-то увидел социологов, статьи которых читал только в журналах или в газетах. Оглядываясь назад, я могу сказать, что был свидетелем уникального скопления интеллекта на один квадратный километр.
По коридору прогуливались, обмениваясь мнениями, ленинградские социологи Игорь Коп и Ядов, темпераментный Борис Грушин и Шляпентох, Геннадий Лисичкин и Лен Каринский.
У себя в кабинете зам. директора Фёдор Бурлацкий проводил семинары, на которых выступали Александр Галкин и Юрий Левада, в другом конце коридора обменивались мнениями Шубкин с Ниной Андреевой. А у входа в институт приветствовали  приехавшую из Новосибирска Татьяну Заславскую.
Я называю лишь немногих по памяти, не запомнив имена некоторых из них. Почти со всеми мне пришлось сталкиваться, когда где-то в инстанциях меня утвердили заведующим Отделом информации, и мне пришлось в этом качестве принимать материалы социологов, которые мы публиковали в информационном бюллетене.

  [31]
Эти материалы косвенно свидетельствовали о той глухой борьбе, которая велась между социологами, призванными делать рентгеновский снимок общества со всеми его болячками и сторонниками «исторического материализма», настаивавшими на том, что марксизм уже все разъяснил, и остается лишь умело применять к сегодняшней практике.
Это видимое внешнее спокойствие взорвалось, когда нами были изданы «Лекции по социологии» Юрия Александровича Левады, которые он прочел в Московском Университете.
Издание и последующее разносное обсуждение лекций Ю.А. Левады было для меня главным событием во время пребывания в ИКСИ. Оглядываясь назад, я воспринимаю это событие как одну из публичных идеологических схваток между сторонниками догматического марксизма и теми, кто выходил за рамки идеологической догмы и пытался по-новому осмысливать происходящее в обществе, опираясь, в том числе, на суждения западных социологов о поведении социальных групп в различных общественных системах».


Борис Сергеевич занял пост заведующего редакционно-издательским отделом информации в ИКСИ.
Свои впечатление о работе в ИКСИ, Орлов выразил в воспоминаниях так:

«Краткое пребывание в ИКСИ, общение со всеми этими людьми помогало мне все дальше уходить от идеологических конструкций марксизма-ленинизма в их догматическом варианте, и вместе с тем оставаться в рамках возможностей социалистических преобразований.
Краткое потому, что судьба снова постучала в дверь моей жизни в 1970 году. Мне позвонил директор только что созданного Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) Лев Петрович Дилюгин и предложил перейти к нему.
Если институт социологии создавался как нелюбимое дитя Кремля, то на ИНИОН он не поскупился.
 Со временем институту было предоставлено новое здание рядом с метро «Профсоюзная», построенное по самым современным меркам тогдашней архитектурной мысли.
Маршанские купола на крыше, бассейны по обеим сторонам входа в институт, просторные кабинеты со справочной литературой, читальный зал, комнаты для сотрудников тематических отделов, внизу просторная столовая – словом все для того, чтобы удобно постигать азы науки, реферировать книги и журналы, поступающие со всего света, готовить журнальные издания по всем отраслям общественных наук и тематические сборники, которые по спискам рассылались во все научные учреждения и обкомы страны.

                [32]

Откуда такая щедрость, и как увязывалась она с одним из главных условий существования тоталитарных тире авторитарных режимов?
Ведь общество получало возможность общаться с западной мыслью, знакомясь с литературой, которая была под запретом во весь предыдущий период существования советского государства.
Одно из объяснений – в мире разворачивалась научно-техническая революция, и руководство КПСС было обеспокоено тем, как бы не очутиться в обозе общественного и научно-технического прогресса, что находилось в противоречии с основными идеологическими установками марксизма-ленинизма. Еще предстоит подсчитать, сколько объективной информации вышло из стен института с начала 70-х годов до периода Перестройки. Сколько диссертаций было написано за это время.

Труднее определить, как это повлияло на умонастроения в обществе, на уровень образованности и информированности. Говорю об этом потому, чтобы будущие поколения историков имели в виду, что в этот период СССР был не просто страной "совков", происходили процессы, которые привели к Перестройке, создавались предпосылки для общества демократического социализма.
На первую встречу со мной в институте Л.П. Делюгин пригласил руководителей ведущих отделов, представил им меня и предложил решать, в какой отдел мне идти.

Тут же мне предложил пойти к нему в отдел Юрий Антонович Борко – один из первых наших ученых, заявивших о необходимости серьезного изучения процессов интеграции, начавшихся в Западной Европе (во времена, когда ориентировались на высказывания Ленина «Соединенные Штаты Европы либо реакционны, либо невозможны»).

В Отделе Западной Европы и Америки Борко удалось создать благожелательную творческую обстановку, в которой работалось легко и интересно. И порой казалось, что тягостная обстановка Брежневского застоя нас не касается.
Для начала мне хотелось объективно разобраться в том, что на самом деле представляют собой основные политические партии Западной Европы.

   [33]

В сборник по каждой партии включались программные установки этой партии, книга лидера или идеолога этой партии, анализ конкретной деятельности, критика слева и справа.
Консерваторы, христианские демократы, либералы, новые левые, правые радикалы и, конечно, социал-демократы.
К социал-демократам был проявлен особый интерес, ибо к этому времени еврокоммунистическая партия, но также и КПСС, по логике вещей могли эволюционировать именно в этом направлении. Именно эта судьба ожидала бы чехословацких реформаторов, если бы не советские танки.
Хотя замечу, что в это время (начало 70-х годов) советская пропаганда продолжала рассматривать социал-демократов как злейших идеологических противников наряду с троцкистами.
Мы выпустили один сборник по европейской социал-демократии, потом второй, третий… Дело дошло до того, что пришлось создавать отдельный сектор по социал-демократии, в котором я вместе со своими коллегами издали практически всё по социал-демократии, что попадало нам в руки. Уже позже понадобилось издать два библиографических указателя, в которых упоминались названия книг и журнальных статей, отреферированных нами.
Я это все к тому, что в обществе, и прежде всего в ЦК, был повышенный интерес к опыту деятельности европейской социал-демократии, прежде всего германской.
И это вселяло надежды на выход из застойной ситуации, в которой оказалась страна, застывшая при этом в бессмысленной афганской авантюре с ее трагическим исходом в виде гробов под условным названием «груз 200»».

В 1975 году произошло событие, которое косвенно повлияло на умонастроения и в партии, и в обществе. В Хельсинки состоялась конференция, на которой была принята декларация по европейской безопасности и сотрудничеству.
В нее был включен пункт о признании и соблюдении всеми странами прав человека. Казалось бы, ну что тут такого. Общие слова. Но для нас после Афганистана и Праги признание этого пункта означало некоторое признание европейских ценностей. Одним словом, Брежнев подписал декларацию, и возникла ситуация, получившая название "хельсинкский процесс".
Результаты этого процесса я ощутил на себе, когда получил приглашение от боннского профессора Ханса Адольфа Якобсона выступить на его семинаре и  изложить позицию СССР по хельсинскому вопросу».

    [34]

Тогда, в 1978 году Орлов впервые получил возможность приехать в ФРГ и прочитать лекцию в Боннском университете.

В 1983 г. Орлов защитил докторскую диссертацию «Идейная борьба вокруг программных установок в западногерманской социал-демократии (1945—1975 гг.)», стал известным профессором.


Армянские близкие

О взаимоотношениях с Жозефиной, работавшей во французской редакции журнала «Иностранная литература», Борис написал следующее:

«Жозефина стала главным человеком в моей последующей жизни при всех проблемах, которые возникали порой за последующие 45 лет» (С Жозефиной, которая была старше Орлова на три года и пережила его, они в общей сложности прожили более 50 лет, хотя золотую свадьбу не играли –П.П.).
Орлов посвятил ей такие стихи из цикла «Под занавес».:

     Две женщины сошлись в моей судьбе
     Мария-Жозефина и Россия.
         
Россию он любил также как женщину, сочувствуя ей, сопереживая за её судьбу и сострадая вместе с ней.

     Мне жаль одно –
     Как быть при этом Жозе.
     Как лицезреть мой невеселый лик.
     Ведь, говоря простой житейской прозой, –
     Совсем не нужен ей больной мужик.

Это стихотворение, датированное 1 августа 2014 также из цикла «Под занавес».

    [35]
А вот ещё одно, более раннее, из сборника «Под сенью Яснушеи. Из записей шестидесятника» (2013 год):

     Эх, Манэ, моя Манэ!
     Нету денег в портмоне,
     Нету денег в портмоне,
     Я люблю тебя, Манэ!

В дневнике от 4 января 2000 года Орлов с грустью напишет:

«Настроение паршивое на новый год. Жозя была весьма раздражительна… Но вообще-то финал плохой. Жозя мало интересуется моими делами, не ходит со мной куда-то, не любит принимать моих гостей, для неё фактически перестал существовать мир Абрамцево. По существу, надо бы менять образ жизни. Да вот как и в какую сторону? То, что я выстроил в Абрамцево -мир книг, вещей и природы, оказывается никому не нужен. Жить в одиночестве? За всё приходиться платить».

И ещё в записи дневника от 17 апреля того же года:

«Ночью проснулся и стал размышлять, как жить дальше. Жозе я в тягость. Она всё норовит меня сплавить в Абрамцево. Мужское начало почти совсем заглохло. Ноги ходят плохо. Я еле влез на лестницу, когда прибивал скворечник. Хотя вроде бы радоваться надо – кругом всё начинает цвести и расти. А вот тоска – всё тут».

Тем не менее, в воспоминаниях он высоко оценивает роль своей последней спутницы жизни:

«Жозя ввела меня в круг своих близких армянских родственников главным образом в Москве, но также в Ереване, и со временем многие из них стали и моими друзьями», писал Борис, - «Более того, мое понимание происходящего в стране значительно расширилось после того, как я стал яснее представлять себе особенности трехтысячелетней армянской цивилизации, современные проблемы армянского народа, начиная с трагедии геноцида.

      [36]

На собственном примере я убедился, как легко, оставаясь русским, входить в мир людей другой национальности, если при этом не выпячиваются преимущества "старшего брата"».

Благодаря Жезефине, Орлов сблизился с молодым Сергеем Ашотовичем Мдоянцем, его старшим братом, пианистом и профессором консерватории Александром Ашотовичем, сыновьями известного московского архитектора Ашота Мдоянца.
Сергей Мдоянц  в 1980-х гг. окончил Философский факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, очную аспирантуру того же факультета, защитил кандидатскую диссертацию философских наук, в конце 1980-х годов был сотрудником Института общественных наук при ЦК КПСС, а в начале  1990 -х был советником Президента Российского союза промышленников и предпринимателей Аркадия Ивановича Вольского.
Затем в 1993-1998 гг. - генеральным директором Фонда развития парламентаризма в России; членом правления Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), Российского общественного политического центра (РОПЦ) и ряда других непартийных организаций.
О его биографии Борис Орлов своим родственникам мало что рассказывал, но упоминал с благодарностью, что был обязан, в частности, Сергею Мдоянцу за заботу о его здоровье и оказанную финансовую помощь при операции на сердце с оплатой установленного искусственного клапана.

Участие в социал-демократическом движении


«К социал-демократии у меня был свой путь», – писал Орлов,– «через Прагу 1968 года. Обдумывая модель "социализма с человеческим лицом", я пришёл к выводу, что, допуская деятельность других политических партий, партия коммунистов будет поставлена перед необходимостью доказывать свою роль правящей партии. И не исключено, что на очередных выборах ей придётся уступить другим партиям, прежде всего тем, кто защищает интересы предпринимательства и частной собственности.
Уже тогда мне казалось, что такая перспектива стоит и перед КПСС, которой придётся со временем переходить на социал-демократические позиции, учитывая опыт западноевропейских партий. Именно по этой причине мы с моими коллегами начали выпускать сборники по европейской социал-демократии.

       [37]

Приходилось учитывать, что в это время в нашей официальной пропаганде социал-демократов продолжали рассматривать как злейших врагов рабочего класса, как "социал-предателей" и даже как "социал-фашистов". В кратком введении к каждому такому сборнику я осторожно писал о том, как полезно изучать опыт социал-демократии, видеть ее возможности и ее слабости.
В эти годы в ФРГ с 1969 г. у власти находились социал-демократы. Партию возглавлял Вилли Брандт. Ему я посвятил политический портрет, в котором не просто пересказывал биографию, но анализировал его взгляды по разным вопросам, саму логику мышления Брандта. "Портрет" был замечен, а сам я стал ответственным  редактором серии «Политические портреты», в которой со временем были представлены все заметные европейские личности.
Одновременно я стал собирать материалы к докторской диссертации, которую решил посвятить программной деятельности СДПГ.
Именно в 70-е годы я как-то определился со своим жизненным предназначением: просвещать общество, способствовать формированию в партии представлений, ведущих ее в социал-демократическом направлении».

«Сам я решил подробнее разобраться в программной деятельности СДПГ. Я стал собирать материалы к докторской диссертации на эту тему, а в 1977 году получил возможность посетить ФРГ.
Меня пригласил выступить с лекцией по европейской безопасности профессор Боннского университета Ханс-Адольф Якобсен, и я использовал эту возможность, чтобы посетить в том же Бонне "партийный барак" СДПГ.
Получилось так, что меня даже принял Генеральный секретарь СДПГ Эгон Бар (один из ближайших советников Вилли Брандта), который помог мне встретиться с сотрудниками Исторической комиссии СДПГ и даже пригласил в качестве наблюдателя на очередной съезд СДПГ, который предполагалось провести в Западном Берлине в 1979 г. (как я попал на этот съезд, – целая история).
Мне самому сейчас не совсем понятно, почему в самый разгар холодной войны, когда американцы ставят в ФРГ свои ракеты – Першинги, а наши – ракеты СС-20, способные ударами покрыть всю Западную Европу, какой-то малоизвестный советский ученый приезжает в Западную Германию изучать программы социал-демократии. Почему в той же СДПГ его принимают чуть ли не на самом высшем уровне. Кстати, и в ХДС, где я имел беседу с генеральным секретарем партии Куртом Биденконфом.

                [38]

То, что я не агент КГБ, видимо, знали. Наверное, знали и о моем пражском прошлом. Так или иначе, с точки зрения возможности встреч с очень интересными и притом влиятельными людьми это была поразительная поездка. Вероятно, самая яркая в моей жизни...
Но я-то и в самом деле поехал не "добывать информацию", а на полном серьезе разобраться в том, чего хотят эти самые социал-демократы, если судить об их программной деятельности, и как они взаимодействуют со своими оппонентами – христианскими демократами».

В 1980 г. в издательстве «Наука» вышла книга Орлова «СДПГ: Идейная борьба вокруг программных установок. 1945-1975 гг.», которая раскрывала сущность докторской диссертации.
Защита этой диссертации успешно прошла в 1983 году и выдвинула Орлова в ведущего российского теоретика современной социал-демократии.
На постсоветском пространстве «первые организационные попытки развивать деятельность, чем-то похожую на социал-демократическую, начались уже в годы Перестройки», - писал Орлов» в своих «Лекциях по социал-демократии: Вводный курс», прочитанных им в период с 9 ноября 2000 года по 31 мая 2001 года, и вышедших в Москве в издательстве «Паруса»  в 2001 году. Этот курс состоял из 12 лекций и практических занятий по социал-демократии по завершению курса в московском Партийном доме на Мосфильмовской, с участием 24 слушателей, среди которых были экономисты, юристы, политологи, журналисты, предприниматели, инженеры и представители других профессий, а также студенты. Эти лекции, записанные на магнитофон, были затем опубликованы небольшими тиражами (первый тираж состоял всего из 300 экземпляров) в трёх печатных изданиях, вышедших меньшими тиражами в том же 2001 году и приуроченных к съездам партии при её финансовой поддержке.

Сделаю из указанных лекций несколько важных выписок, характеризующих первые социал-демократические организации в России для представления о начальном периоде возрождающегося  социал-демократического движения после его запрета в 1923 году в СССР :

                [39]
«Составитель краткого справочника по СДПР Денис Панкин считает, что первая такая заметная организация возникла в Перми в 1985 году и называлась «Социал-демократическое рабочее объединение». Такого же типа группы социал-демократического направления стали появляться в Ленинграде, Самаре, на Украине, других местах. В Москве в 1987 г. возник политический клуб «Демократическая перестройка». В 1988 г. в Ленинграде был создан «Социал-демократический союз». Годом позже в том же Ленинграде возникла «Социал-демократическая конференция» во главе с молодым и активным учёным Андреем Болтянским. Между тем вызревала мысль о создании социал-демократической организации уже на уровне СССР.
В мае 1989 г. собрались представители демократических клубов из разных городов и договорились о создании Социал-демократической ассоциации (СДА). Активное участие в этом процессе принимал московский молодой учёный, человек с задатками харизматического лидера – Олег Румянцев.
Именно между этими людьми – Болтянским и Румянцевым – возникло соперничество в борьбе за пост социал-демократического лидера».

В своих воспоминаниях «Под занавес» Орлов писал:

«Летом 1989 г. сотрудник нашего института Леонид Волков предложил мне съездить в Таллинн и выступить на семинаре перед молодыми социал-демократами. Я дал согласие.
В жаркие июльские дни я выступал в Таллинне в помещении местного таксопарка перед молодыми людьми. Они слушали меня внимательно, что-то записывали, и такое внимание, честно говоря, меня вдохновило.
Если молодежь хочет понять, что такое социал-демократия, то у такого движения есть будущее».
В лекциях по социал-демократии об этом периоде написано следующее:

«И когда в июле 1989 г. я и мои коллеги читали лекции в школе молодых социал-демократов в Таллинне, за кулисами шла незаметная борьба (о которой я тогда не подозревал), которая кончилась тем, что большинство членов организации Андрея Болтянского поддержало СДА и, соответственно, Олега Румянцева.
Уже в январе 1990 г. в том же Таллинне состоялся Учредительный съезд Социал-демократической ассоциации, на который прибыло около 130 делегатов из 70 организаций и клубов.

                [40]
 
Гостями съезда были 10 народных депутатов Верховного Совета СССР. 20 представителей зарубежных социал-демократических партий, около 60 наблюдателей из различных политических сил и движений. На съезде выступал видный представитель общедемократического движения Юрий Николаевич Афанасьев. С политическим докладом выступил Олег Румянцев.
Вообще-то предполагалось, что пост председателя СДА будет предложен Ю.Н. Афанасьеву. Но он деликатно отказался от такой возможности. Уже позже, отвечая на мой вопрос, почему он не согласился стать лидером этой организции, Ю.Н. Афанасьев сказал, что его не очень устраивал излишний просоциалистический настрой многих участников съезда.
Три сопредседателя СДА были избраны на съезде – Олег Румянцев, Николай Тутов, народный депутат Верховного Совета СССР из Оренбурга и Велло Саатпалу – председатель демократической партии Эстонии, человек, который много сделал для консолидации социал-демократов в стране».

4-6 мая 1990 г. в Москве состоялся первый "Учредительный" съезд Социал-демократической партии России (СДПР). Съезд проходил в помещении Октябрьского районного Совета рядом с Октябрьской площадью, на которой стоит памятник-композиция: Ленин в окружении сторонников.
«На съезде присутствовало 238 делегатов от 104-х местных организаций», - указывает Орлов в лекции по социал-демократии. (В Википедии в статье «Социал-демократическая партия России (1990)» число прибывших на съезд делегатов несколько отличается от приведённых Орловым цифр:
«216 делегатов из 60 областей РСФСР, среди которых было 6 народных депутатов СССР, 4 народных депутата РСФСР и 41 депутата региональных советов».

«Зал был полон, - пишет в своих воспоминаниях Орлов,- «и даже привели чудом сохранившегося старого социал-демократа» (на самом деле среди гостей съезда присутствовали два старых меньшевика, прошедших через сталинские лагеря и ссылки и тем самым в социал-демократическом движении России   как бы  "осуществивших связь времён и поколений" – П.П.).

                [41]

«Съезд проходил на подъёме», - воспоминает Орлов,-«было избрано руководство: Павел Кудюкин, Александр Оболенский, Олег Румянцев.
Я присутствовал в качестве приглашенного гостя и консультанта разрабатывавшейся партийной программы».
«Эта программа была принята на II-ом съезде СДПР и носила четко выраженный антитоталитарный характер».

II (Программный) съезд СДПР проходил 25-28 октября 1990 года в Свердловске, в котором по данным указанным в Википедии приняло участие 83 делегата из 62 субъектов РФ.


«Меня пригласили на III съезд, который проходил  в Петербурге»,-вспоминал Орлов (на самом деле тогда этот город назывался ещё Ленинград, он был переименован 6 сентября 1991 года  в Санкт-Петербург указом Президиума Верховного Совета РСФСР- замечание моё - П.П.) 30 апреля - 2 мая 1991 года. Съезд проходил в период с 30 апреля по 3 мая 1991 г. На нём присутствовало 180 делегатов» (по данным Википедии).

«По повестке дня – выборы нового руководства партии, включая президиум. И вот к микрофону в зале подходит Леонид Волков и называет мою фамилию», - вспоминает Орлов. «Я беру самоотвод, ссылаясь на то, что могу быть полезен лишь в программной деятельности. Меня уговаривают остаться, мол, в программной комиссии нам такие и нужны.
Идет тайное голосование по всему списку, и по рейтинговой системе я оказываюсь в первой тройке: Волков, Орлов, Румянцев. Отказываться было поздно, и так, волею судеб, я стал партийным политиком.
При этом оказалось, что Румянцев занят как ответственный секретарь конституционной комиссии, Волков – депутат Верховного Совета РСФСР. Вся организационная партийная работа легла на меня.
Приходилось осваивать непривычную для меня деятельность в непростых условиях переходного периода», - писал Орлов в своих воспоминаниях. В лекции по социал-демократии он отметил следующее:

«Первый год (т.е. 1991 – П.П.) был наиболее эффективным годом деятельности СДПР. 14 марта 1991 г. она получила официальное свидетельство о регистрации в министерстве юстиции России.

                [42]

Её организации были во многих городах России, на договорных условиях в неё входили социал-демократические партии Чувашии, Удмуртии, Молдовии, Тувы и Якутии. Тем самым наглядно был продемонстрирован её интернациональный и межнациональный характер. Объединённая парламентом фракция СДПР и Республиканской партии России насчитывала 60 депутатов Верховного Совета РСФСР.
Существовала фракция социал-демократов и в Верховном Совете СССР В неё входили народные депутаты из Латвии, Украины и 7 членов СДПР: Н. Сазонов – председатель, члены фракции С. Белозерцев, В. В. Давитулиани, Н. Зубов, В. Кириллов, А. Оболенский, И. Тутов».

«Были созданы фракции СДПР и в местных советах, 4 члена СДПР входили в Моссовет, 7 – в Ленсовет. Фракции СДПР действовали в городских советах Магнитогорска (11 депутатов), Оренбурга (15 депутатов), Петропаловска-Камчатского, Комсомольска-на-Амуре, в Приморском краевом совете, в областных советах Челябинской, Иркутской, Новгородской, Московской областей» ,-писал в лекции Орлов, ссылаясь на изданный информслужбой Правления СДПР краткий справочник «Социал-демократическая партия Российской Федерации (составитель Д.А. Панкин).

В 1992 г. на IV съезде Социал-демократической партии России (СДПР), проходившем в   г. Люберцы с 7 по 10 мая, присутствовало 90 делегатов из 63 субъектов РФ. На этом съезде было отменено сопредседательство и введён пост Председателя партии, которым был избран Орлов, а его заместителями стали Олег Румянцев, Владимир Рыбников и Игорь Аверкиев.

В сентябре того же года Орлов в качестве гостя и представителя СДПР принял участие в XIX конгрессе Социалистического интернационала в Берлине, а почётным гостем от России там был ещё и Горбачёв. Оба они выступали с трибуны конгресса. Орлов в течение 5 минут рассказал «о том, что волнует российских социал-демократов» (см. «Лекция десятая: Международная деятельность социал-демократии» из книги Орлова «Лекции по социал-демократии»). Зал тепло приветствовал речь Горбачёва, во врем которой «представители ряда социал-демократических партий из бывших советских республик, как бы в знак протеста вышли из зала.

                [43]

«Нам показалась непоследовательной тогда линия поведения Горбачёва – с социал-демократами мира контакты налаживает, а на своих внимания не обращает», - вспоминал там же Орлов.
Заместитель Орлова Румянцев интриговал против него и их первоначально дружеские отношения превратились во враждебные из-за великодержавных позиций Румянцева, претендовавшего на лидерство в партии. Уже в июне 1992 г. он создал Московский Социал-Демократический Центр (МСДЦ). Трения между Орловым и Румянцевым за лидерство в СДПР и их различные политические позиции в вопросах поддержки властных российских структур привели в сентябре 1992 г. к исключению Румянцева из числа заместителей председателя партии и из Правления СДПР.
Румянцев пошёл дальше в дезорганизации работы правления СДПР и в ноябре того же года преобразовал Московский Социал-Демократический Центр в Российский социал-демократический центр (РСДЦ), что привело к окончательному организационному разрыву в руководстве СДПР партии. Орлов, не получивший полной поддержки в политсовете и правлении партии подал в декабре 1992 года в отставку с поста председателя СДПР, и она была принята.

Позднее, Орлов так и пояснял этот свой выход из руководства в СДПР в 1992 году:

«Резкий крен вправо почти сразу после IVсъезда СДПР был обусловлен созданием "социал-демократического центра" – сначала московского, затем российского. Руководители этого центра – Румянцев и Куликов – приняли заявление державно-националистического характера "К великой России без великих потрясений", провозгласили курс на вхождение в "Гражданский союз".
При этом делалось всё возможное, чтобы парализовать деятельность самой СДПР, ошельмовать председателя партии. Приходится констатировать, что действия интриганов и клеветников не получили должной оценки со стороны правления, политсовета, местных организаций. Мои неоднократные призывы определиться с РСДЦ не нашли поддержки ни в политсовете, ни на пленумах правления партии. Отсюда и моё решение об отставке».

                [44]

Олег Румянцев вновь дал о себе знать в 1998 г., выступив с инициативой создания так называемой «Социал-демократической ассоциации».  23 мая 1998 г. состоялся её учредительный съезд. Приветствия съезду направили Председатель Совета Федерации Егор Строев, Президент Чувашской республики Николай Фёдоров, сопредседатель движения «За новый социализм» Юрий Петров.
 С докладом на съезде выступил Румянцев, который заявил, что рассматривает социал-демократию в качестве третьей силы как «альянс социал-демократов и прогрессивных патриотов» (см. «Информационный бюллетень Социал-демократической Ассоциации в России. Выпуск 1. Документы и материалы СДА. Ответственный за выпуск А.И. Горбунов. М.: май-август 1998.- 86 с., С. 10).
Каких прогрессивных патриотов» имел в виду Румянцев, можно судить по одному из документов, который вместе с представителем СДА Александром Горбуновым, с которым я, кстати, достаточно плодотворно сотрудничали в рамках СДПР, подписали А. Пронин, представитель «Державы», С. Бабурин («Российский общенародный союз»), А. Рогозин («Конгресс русских общин»), И. Маляров («Народно-патриотический союз молодёжи»), К. Затулин (Институт диаспоры и интеграции) и другие.
Позднее О. Румянцев снова как бы ушёл в тень»,- вспоминал Орлов..
В лекциях по социал-демократии Орлов позднее записал о своём решении оставить пост председателя партии в 1992 году:
«Сегодня я понимаю, что не нужно было этого делать. Надо было пытаться сохранять контакты с Румянцевым, сохранить партию, проводить политику союзов с другими партиями демократической ориентации. Но все мы крепки задним умом. И долю своей вины не отрицаю. Так или иначе, СДПР вступила затем в полосу расколов».

 «7-10 мая 1993 г. в Нижнем Новгороде состоялся V съезд СДПР, на котором большинство оказалось у правого крыла. Левые и центристы отказались баллотироваться в правление. Была создана новая фракция «Объединённые социал-демократы» (ОСД), включившая левых и центристских социал-демократов, а также и часть правых».

      [45]
Новым председателем СДПР был избран Анатолий Григорьевич Голов, а его заместителями Белозерцев, Сергей Владимирович, Болдырев Владимир Геннадьевич и Куликов Леонид Викторович (см. в Википедии статью «Социал-демократическая партия России (1990)»).
«Практически сразу это привело к первому расколу: Румянцев и его сторонники вышли из состава СДПР, образовав короткоживущую партию «социал-демократический центр»» (см. там же).
Орлов был приглашён на V съезд СДПР, но не принял в нём участие, отстранившись в это время от политической деятельности в составе СДПР.

«15 сентября 1994 на пресс-конференции было объявлено о создании Оргкомитета Единого движения социал-демократии (ЕДСД) во главе с Александром Яковлевым и маршалом Евгением Шапошниковым, при участии тогдашнего председателя Социал-демократической партии России (СДПР) Анатолия Голова, председателя партии «Демократическая инициатива» Павла Бунича, председателя Российской партии свободного труда (РПСТ) Александра Орлова-Кретчмера» (см. там же)..
Среди участников Оргкомитета ЕДСД - председатель Российского движения демократических реформ (РДДР) Гавриил Попов, председатель Крестьянской партии России (КПР) Юрия Черниченко, а также Николай Шмелев, Иван Лаптев, Георгий Хижи, Федор Бурлацкий и др. (см. В статье «Российская партия социальной демократии» в Википедии).
Александр Николаевич Яковлев - был членом Политбюро ЦК КПСС, его считали одним из главных идеологов Перестройки, который также создал свою партию, получившую название «Российская партия социальной демократии» (РПСД). Её  учредительный съезд состоялся 18 февраля 1995 года. Она была зарегистрирована Минюстом РФ 6 марта 1995 г, а в 2001 г. вошла в состав объединённой Социал-демократической партии России, возглавляемой Горбачёвым.
Орлов в своих воспоминаниях писал:
«Наиболее тесные связи установились у меня с Александром Николаевичем Яковлевым. Он со своим Фондом международной демократии располагался в небольшом особнячке неподалеку от станции метро «Красная Пресня», и я наведывался к нему при любой возможности».

      [46]

«По заявленным в программе ценностям партия Яковлева занимала промежуточное положение между социал-демократами и либералами. Она «получила новый импульс, когда А.Н. Яковлев, оставшись лидером партии, уступил место председателя губернатору Самарской области Константину Алексеевичу Титову», - читаем в  лекции Орлова по социал-демократии.
«28-29 октября 1994 года проходит VI съезд СДПР во главе контрольно-ревизионной комиссии, который Председатель Голов игнорирует, и делегаты съезда декларируют о самоустранении от руководства партией Голова, избирая Оболенского председателем. В декабре того же года, Голов проводит собственный съезд. Фактически, до конца 1995 года, существует две независимых друг от друга СДПР со своими Председателями, заместителями и аппаратом».
Только предстоящие выборы в Госдуму в 1995 г. принуждают стороны договориться и провести в пос. Салтыковка Московской области, в Институте повышения квалификации профсоюзных кадров, VII (объединительный) съезд в период со 2 по 4 сентября 1995 г. (См. «Социал-демократическая партия России (1990)» в Википедии).  На этот съезд председатель СДПР депутат Государственной Думы В.Г. Голов приглашает для участия в нём и Б.С. Орлова, однако Орлов не приезжает на съезд, на котором Председателем избирается Сергей Белозерцев» (См. Там же.).   

12 декабря 1996 г. состоялся  VIII съезд СДПР, «на котором, в соответствии с требованием министерства юстиции о перерегистрации партий, был принят Устав, который вновь упразднил должность Председателя, заменив его на Президиум, состоящий из 5 членов: Ольга Беклемищева, Анатолий Голов, Солтан Дзарасов, Павел Кудюкин и Андрей Исаев» (см. в Википедии статью «Социал-демократическая партия России (1990)»).
Однако временное объединение с партией Белозерцева снова превращается в раскол двух партий. «Сергей Белозерцев, отказался признать VIII съезд СДПР и передавать новому руководству партийные документы и печать, что сильно затруднило деятельность партии, что фактически привело к самоликвидации партии и абсолютно нулевой её деятельностью». (См. там же).
В декабре 1998 г. сторонники партии Сергея Белозерцева, поддержанные Борисом Орловым собрались на свой VIII съезд СДПР, официально названный ими также «объединительным», хотя, заметим, также объединительным считался и предыдущий VII съезд СДПР. Сошлюсь на статью Николая Аристархова «Социал-демократы объединяются», опубликованную в газете «Известия» 18 декабря 1998 г., ксерокопию которой сохранилась в архиве Бориса Орлова.

      [47]
Вот выдержки из этой статьи:

«VIII съезд российских социал-демократов, прошедший в «Раддисон-Славянской» (так называется элитный отель в Москве рядом с Киевским вокзалом-П.П.) отныне будет официально именоваться «объединительным». В ряды Социал-демократической партии России влились две общественные организации – Российская социально-либеральная партия и молодёжный союз «Яблоко». Плюс к этому СДПР считает своим партнёром свободные профсоюзы, защищающие права и интересы наёмных рабочих, общероссийский Земский Собор, разворачивающий в регионах реальные структуры самоуправления и создающий новые рабочие места, и различные правозащитные движения – организации родителей военнослужащих, солдатских матерей, репрессированных народов, союз «Щит» и другие».
«На прошедшем съезде завершилось оформление организационной структуры партии. 96 депутатов (здесь ошибка автора статьи, нужно читать: не депутатов, а делегатов – П.П.) из 78 регионов приняли устав, избрали правление и четырёх сопредседателей. Несомненно, наиболее известной в мире политики фигурой российской социал-демократии можно назвать Сергея Белозерцева, в конце восьмидесятых-начале девяностых годов бывшего одной из ярких фигур нарождавшегося демократического движения.
Вторая наиболее заметная фигура в СДПР – экономический стратег партии Людмила Казиева. Пройдя путь от руководителя малого предприятия до президента крупной финансовой корпорации ("Казиева и Гермес-Холдинг" – П.П.), она прекрасно знает проблемы всех слоёв предпринимателей, небезосновательно рассчитывая на поддержку малого и среднего бизнеса.
Ещё два сопредседательских поста заняли доктор философских наук Борис Орлов (здесь вкралась неточность – Борис Орлов является доктором исторических наук – П.П.), считающийся одним из крупнейших в России авторитетов в области истории и теории социал-демократических движений, и Леонид Гуревич, до VIII съезда возглавлявший Российскую социально-либеральную партию, отныне вошедшую в состав СДПР.
Как заявил в своём докладе Б. Орлов, считающийся главным теоретиком партии, место СДПР – среди демократических партий, не приемлющих ни открытого, ни прикрытого экстремизма и национализма.

                [48]

«Социал-демократы,- заявил он,- должны вернуть в политику напрочь забытое слово «сострадание». Пусть оно будет после «свободы», «справедливости», «солидарности» нашим четвёртым ценностным ориентиром» (См. «Социал-демократы объединяются»).
Сопредседательство Орлова в компании с Белозерцевым, Казиевой и Гуревичем в новой объединённой СДПР длилось недолго - уже 4 февраля 1999 г. он подал на Политсовете в отставку с этого поста, но остался в Политсовете. "Не хочу быть вице-председателем" написал он в своём дневнике 6 февраля. Причина - неудовлетворение тем, что "социал-демократия никак не раскручивается" и при этом он видит и свою "беспомощность", наблюдая,  как социал-демократию "лепят под Лужкова -  с популистки-националистическим привкусом", как он выразился в дневниковой записи.
1 марта того же года Орлов сообщает в своём дневнике о встрече с Гавриилом Поповым, который был председателем Российского политического общественного движения «Социал-демократы» (РПОД) в 1995 году, «относительно возможности объединения социал-демократических сил».
А в дневниковой записи от 22 марта 1999 г. Орлов  сообщает: «В четверг (т.е 18 марта - П.П.) был у Рывкина (Альберт Анатольевич Рывкин  входил в РПОД и являлся заместителем председателя политического комитета – П.П.) в Институте развития Москвы. Он связан с Поповым и видимо по его поручению принимает участие в сколачивании нашей партии. Маленький, ироничный, он в прошлом математик. Знает всех и вся, циничен, в чём-то добр. Мы обсуждали общие принципы социал-демократии. Он самолично их переделал после обсуждения. Не знаю как на всё это реагировать. Казиева (сопредседатель СДПР, о которой было сказано выше - П.П.) нам денег не даёт, а без финансовой поддержки мы совсем зачахнем. Но и такое вот "технологичное" объединение мало что даёт.  В этот четверг (т.е., видимо, 25 марта- П.П.) будет пресс-конференция. Посмотрим, как пойдут дела. В липовой затее участвовать не буду. Но и шанс упустить боязно». То есть, как видно, Орлов ещё продолжал свою деятельность в СДПР, несмотря на указанную ранее отставку с поста сопредседателя партии.
В следующей дневниковой записи от 29 марта того же 1999 года он пишет:

                [49]


«В "НГ" («Новая газета»- П.П.) наконец-то появилась моя статья по социал-демократии. В редакции АИФ («Аргументы и Факты») прошла пресс-конференция сторонников объединительного процесса социал-демократов. Народа собралось мало. Говорили Рывкин, Семага (не знаю кто это- П.П.). Кое-что добавил я. С. Фёдоров (Святослав Фёдоров, который в  январе 1995 года создал и возглавил Партию самоуправления трудящихся (ПСТ), стоявшую на социал-демократических позициях) и Николаев (также не могу пока сказать, кто это – П.П.) с Ю.Петровым  (Юрий Петров - сопредседатель движения «За новый социализм» - П.П.) ориентируются на социализм, А. Яковлев (т.е. Александр Яковлев – П.П.) примыкает к "Правому делу". Никак не слепляется убедительная социал-демократия».

В «Лекции четвёртой (часть 2): Социал-демократия в России – постсоветский период» (см. его  «Лекции по социал-демократии») Орлов рассказал и о других социал-демократических организациях, которые возникали с 1990 года в России и, в первую очередь о Партии самоуправления трудящихся (ПСТ) Святослава Фёдорова :

«Между тем в России стали возникать другие партии социал-демократической ориентации. Среди них я хотел бы выделить в первую очередь Партию самоуправления трудящихся, которую возглавлял известный в стране офтальмолог Святослав Николаевич Фёдоров, человек с ярко выраженной харизмой. Рядом  с ним стоял известный теоретик Борис Фёдорович Славин, ориентирующийся на гуманистическую составляющую работ Маркса.
Партия Фёдорова добилась среди сторонников социал-демократии самых значительных успехов на парламентских выборах в Государственную Думу в 1996 г., собрав порядка 4% голосов, но не смогла пройти в Думу и заявить о себе достаточно громко общественности.
Об этом приходится сожалеть. Ведь в основе устремлений этой партии – одна из корневых идей социал-демократии: демократия трудящихся на производстве, вопрос пока ещё совершенно не разработанный, ибо по сей день нет полноценного Закона о трудовых отношениях в условиях рыночной экономики. А ведь в программе партии Фёдорова предусматривалось не только соучастие в управлении производством, но и совладение производством и демократическое распределение полученной прибыли.

                [50]
Конечно, опыт в таком деле Св. Фёдорова и созданных им глазных больниц имел и имеет большое практическое значение. Но только в условиях отлаженой рыночной экономики с поправкой на то обстоятельство, что деятельность малого предприятия лишь с с большой корректировкой применима к крупным предприятиям, да ещё в масштабах огромной страны».

«После трагической гибели Святослава Федорова 2 июня 2000 года, съезд партии 18 ноября 2000 года избрал председателем партии Самоуправления трудящихся Левона Чахмахчяна, который возглавлял партию с 2000 по 2006 год.
Членами партии стали многократный чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов, летчик-космонавт, герой Советского Союза Муса Манаров, президент Российской академии медицинских наук Валентин Покровский, летчик-испытатель, герой России Магомед Толбоев и другие известные люди.
В 2001 году партия подписала соглашение с движением «Россия» Геннадия Селезнёва.
6 марта 2006 года на съезде партии было принято решение о трансформации партии в общероссийское общественное движение "За самоуправление трудящихся"».
В итоге эта партия, а затем и её движение было упразднено 9 января 2008 г. (см. в Википедии статью «Партия самоуправления трудящихся»).

«Заметной инициативой была попытка создать Движение демократических реформ»,- продолжал в вышеупомянутой лекции Борис Орлов, - «У истоков этого движения стоял Гавриил Харитонович Попов – демократ первой волны, первый демократический мэр Москвы.
В движение вошли демократы с известным именем, среди них мэр Санкт-Петербурга – Анатолий Александрович Собчак. Но этот союз глав двух российских столиц не принёс успеха на выборах в Государственную Думу. Они не набрали и одного процента голосов». «Как видим, во главе названных мной организаций социал-демократической и социалистической ориентации стояли или продолжают стоять достаточно известные и опытные люди. Собрать бы их вместе, получилась бы весьма умелая и влиятельная команда. Весь вопрос, как собрать, и что из этого получится. Такую попытку предпринял Г.Х. Попов, выступив с инициативой проведения 14-15 мая 1999 г. в Москве Конгресса социал-демократических сил России.

                [51]

Конгресс состоялся, но, во-первых, на него пришли не все, а те, кто пришёл, не смогли толком договориться, несмотря на принятые документы».

В записи в дневнике от 11 мая 1999 г. Орлов указывает, что «в конце недели – объединительный конгресс социал-демократов», но в связи с этим выражает своё отрицательное отношение к этому предстоящему событию:

«Что-то всё это меня не греет. Не та затея. Слишком много политиканства, а мало искреннего воодушевления».

Проведение этого конгресса было заявлено ещё на консультативной встрече представителей социал-демократических партий и движений, прошедшей в Москве в Октябрьском зале Дома союзов 20 февраля 1999 года и одобренное III съездом Российского политического общественного движения "Социал-демократы" (РПОД СД) с определением сроков проведения конгресса  в первой половине мая и назначением Юрия Болдырева председателем оргкомитета Конгресса. Юрий Юрьевич Болдарев известен как один из лидеров российского национально-патриотического движения, государственный и политический деятель. С 1989 по 1991 год он был народным депутатом СССР, работал в Комитете Верховного совета по государственному строительству и местному самоуправлению, занимался разработкой закона об отзыве депутатов, основах местного самоуправления, входил в Межрегиональную депутатскую группу (МДГ) Верховного Совета СССР. Он выступал против избрания М. Горбачева президентом на съезде народных депутатов СССР, полагая, что первый президент СССР должен избираться общенародно. С сентября по декабрь 1991 гг. Болдырев был членом Верховного Совета СССР, председатель подкомитета по экономическому законодательству. С марта 1992 г. по 4 марта 1993 г. он являлся Главным государственным инспектором РСФСР, начальником Контрольного управления Администрации Президента Российской Федерации и был известен своей деятельностью по борьбе с коррупцией (см. в Википедии статью «Болдырев, Юрий Юрьевич»).

Так называемый «I Конгресс социал-демократических сил России» состоялся в Москве 14-15 мая 1999 г., но Орлов в нём решил не участвовать. 18 мая он записал в своём дневнике:

                [52]

«На конгресс я не пошёл. На Преображенку приезжал Болдырев. Судя по всему с настоящей социал-демократией придётся подождать».

10 сентября 1999 г. Орлов сделал запись о заседании политсовета СДПР:

«В четверг (т.е. 9 сентября) был Политсовет СДПР. В выборах не участвуем. В конгресс не идём. Надо как-то спасать партию. Приехал Зибарев (Владимир Степанович Зибарев был сопредседателем Санкт-Петербургской организации СДПР -П.П) с предпринимателем и предлагает провести очередной съезд. Придётся соглашаться. Памятуя о том, как нас кинула Казиева.» (О ней, как сопредседателе СДПР, см. выше).

В первых числах октября 1999 г., как указал Горбачёв был образован Инициативный комитет по подготовке Учредительного съезда для создания Российской Объединённой Социал-демократической партии (РОСДП) под председательством М.С. Горбачёва (См. «Материалы Учредительного съезда Российской Объединённой Социал-Демократической Партии (11 марта 2000 года» / Вступительное слово М.С. Горбачёва, Председателя Инициативного комитета по подготовке и проведению Учредительного съезда по созданию РОСДП. - М.:2000).
1 ноября того же года Орлов записывает в дневнике о своей первой личной встрече с Горбачёвым:
«27 октября в Никитском переулке, в помещениях Попова, состоялась встреча с Горбачёвым. Получилось так, что, раздевшись, я встретился с ним у входа в зал. Он протянул руку, я представился. «Да я Вас знаю, - ответил он. Состоялось первое заседание инициативной группы по созданию социал-демократической партии возглавить которую согласился Горбачёв (как видим, здесь в запись Орлова  вкралась небольшая неточность по дате первого заседания Инициативного комитета, указанной Горбачёвым – П.П.). Шмелёв, Богомолов, писатель Гранин, ещё какие-то люди (ниже мы ещё рассмотрим их участие в  социал-демократической партии, которую возглавит Горбачёв – П.П.). Человек двадцать.

      [53]

Со мной был Виталий Васин (Виталий Гаврилович Васин – историк, старший преподаватель на кафедре новой и новейшей истории исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова – П.П.). Договорились, что создаются различные группы. Мне предложили войти в программную комиссию. После этого я поехал на Преображенку (там размещалась штаб-квартира московской социал-демократии – П.П.) к своим и рассказал, что и как. Моё мнение – к инициативе следует отнестись серьёзно, постараться войти в новую партию и создать соответствующую атмосферу демократичности.
Меня слушали недоверчиво, особенно Воронов (Юрий Ильич Воронов был Заместителем председателя исполкома Московской организации СДПР, лидером фракции "Социальная демократия" – П.П.). Того устраивает Горбачёв, но он против Попова. Договорились, что в следующую субботу состоится правление СДПР. Вроде нашлись деньги на проведение съезда».

29 ноября того же 1999 года в дневнике Орлов записал ещё и о следующей встрече с Горбачёвым в Никитском переулке:

«Читали варианты обращения, проекты текста декларации принципов. Остановились на моём. Вообще, вроде бы дело двигается, но что-то мешающее остаётся».

Представляет интерес раскрыть более подробно участие Орлова в инициативной группе по созданию новой, объединённой социал-демократической партии с привлечением Горбачёва к роли её лидера.
В дневнике, в записи от 17 января 2000 г. Орлов записал:
«А ещё в минувший четверг (т.е. 13 января- П.П.) приезжали в институт (ИНИОН – П.П.) Зибарев (о нём см. выше; в дальнейшем он был делегатом Учредительного съезда  Российской объединённой социал-демократической партии (РОСДП) – П.П.) и Гуревич (О Леониде Гуревиче, лидере Российской социально-либеральной партии, вошедшей в состав СДПР на последнем её съезде и ставшем, как и Борис Орлов, также её сопредседателем см. выше.

                [54]
Он также впоследствии был делегатом РОСДП,   – П.П.) уговаривали меня на съезде (имелся в виду следующий съезд РСДРП – П.П.) стать председателем партии. Я отказываюсь, а в следующий четверг намечается встреча с Горбачёвым, может быть она что-то прояснит».
В дневниковой записи от 24 января Борис Орлов записал, что с Зибаревым и Гуревичем он собирался на встречу с Горбачёвым, но оказалось, что на Орлова не был выписан пропуск в Фонд Горбачёва, и он, приехав туда вместе с Зибаревым, вынужден был вернуться домой.
Зибарев же, а позднее и Гуревич встречались с Горбачёвым в его Фонде и, как пишет Орлов, «Горбачёв, узнав, что на меня ошибочно не был выписан пропуск, просил его извиниться передо мной».
В записи от 29 февраля того же года Орлов пишет в своём дневнике:

«В пятницу (т.е. 25 февраля – П.П.) было заседание "учредителей" в Фонде Горбачёва. Вёл заседание сам М.С. (т.е. Михаил Сергеевич – П.П.). Обсуждали повестку дня предстоящего съезда. Он должен состояться 11 марта в одном из подмосковных домов отдыха. Богомолов (Олег Тимофеевич Богомолов – академик  АН СССР - РАН , доктор экономических наук, см. о нём в Википедии – П.П.) и Дзарасов (Солтан Сафарбиевич Дзарасов - доктор экономических наук, был  сопредседателем СДПР в 1996-98 и в 2001-02 гг.  См. о нём в Википедии) высказали мнение по экономической программе». Оба они были в составе делегатов и в редакционной комиссии по проектам политических документов Учредительного съезда РОСДП.
В записи от 6 марта, т.е. накануне съезда РОСДП Орлов записывает:
«В четверг  (т.е. 2 марта) собирались в ИНИОН- Белозерцев, Гуревич и я, думали, как поступить дальше. Настроение скверное, но иного выхода нет. Придётся поддерживать инициативу Горбачёва».
Вот с таким настроением Борис Орлов принял участие в Учредительном съезде Российской объединённой социал-демократической партии (РОСДП), учрежденной 11 марта 2000 года, где был избран в состав Политического комитета этой партии.
В дневниковой записи от 13 марта 2000 г. о съезде РОСДП  Орлов записал:
«В Подмосковьи прошёл съезд ОСДПР (читай РОСДП – П.П.). Меня не избрали в президиум, и в списки партийного комитета из 29 человек Горбачёв вставил меня в самую последнюю очередь, в самый конец.

                [55]

Да и то, видимо, потому, что несколько выступающих с мест упоминали мою фамилию. Хотел было снять свою кандидатуру, но окружающие упросили меня остаться "ради дела". А вообще ко мне на съезде подходили многие и говорили всякие слова, один из Питера назвал меня даже "отцом российской социал-демократии".
Всё это меня не радовало, было такое ощущение, что меня превращают в некий памятник. Я же хочу оставаться живым человеком со всеми недостатками и страстями».
Он вспоминал в своих заметках «Под занавес»:
«В новое столетие и даже тысячелетие Россия вступала с новым президентом с подачи Ельцина, которому была гарантирована безопасность его семьи. Начинался новый этап, в котором все больше задавали тон представители силовых структур.
В этот период моя публичная жизнь была связана с деятельностью новой социал-демократической партии. Ее возглавили Михаил Горбачев и губернатор Самарской области Константин Титов.
В Политсовет партии вошли Александр Яковлев, первый мэр Москвы Гавриил Попов, ряд других видных деятелей.
Я в составе Политсовета занялся программной деятельностью. Как бы реализовывалась, правда с большим опозданием, идея той социал-демократической партии, которая задумывалась во времена Перестройки в рамках КПСС».
В этих своих воспоминаниях Орлов использует название "Политсовет", как в старой СДПР вместо «Политический комитет» - официального названия, которое было утверждено на учредительном съезде РОСДП 11 марта 2000 г., в состав которого было включено 29 членов и в который вошёл и Борис Орлов. (См. «Материалы Учредительного съезда Российской Объединённой Социал-Демократической Партии (11 марта 2000 года), -М.: 2000, С. 151-153).
В Политический комитет РОСДП тогда не были включены ни Александр Яковлев, ни Гавриил Попов, который, тем не менее был в составе 12-ти членов президиума учредительного съезда новой партии (см. там же, С. 210), а Александр Яковлев не был делегатом учредительного съезда и не входил в тогда в руководящие органы этой партии, оставаясь лидером «Партии социальной демократии».

                [56]

«В руководство РОСДП вошли представители бывшей СДПР (Б. Орлов), РСДС (Б. Гуселетов, А. Лукичев), движения «Социал-демократы» (Г. Попов), Межнационального союза (А. Микитаев) и др.». Они стали  также и членами Политического комитета партии (см. в Википедии «Российская объединённая социал-демократическая партия»).
Борис Павлович Гуселетов в 1989-90 гг. принимал участие в работе демократической платформы КПСС, а на XXVIII Съезда КПСС (1990 г.) был избран членом Центрального Комитета КПСС, являясь в то время его самым молодым членом.
С 2002 по 2006 гг. Гуселетов был политическим и международным секретарём СДПР. На съезде РОСДП он был введён не только в политический комитет, но и был председателем редакционной комиссии по проектам Устава и Положения о контрольно-ревизионной комиссии партии.
Александр Николаевич Лукичев также был ранее членом Демократической платформы КПСС, в 2000—2007 годах являлся председателем Вологодской городской Думы. 
Абдулах Касбулатович Микитаев, делегат от Кабардино-Балкарской республики,  советский и российский учёный в области полимерных материалов, вице-президент РАН с июня по декабрь 1991 года. Заслуженный деятель науки Российской Федерации. Народный депутат России, член Верховного Совета Российской Федерации (1990—1993).
Следует также назвать и Александра Васильевича Тихонова – доктора социологических наук, в 1990 г. был заместителем председателя Ленгорисполкома по социальной политике.  председателя Социал-демократического союза г. Санкт-Петербурга (см. «Материалы Учредительного съезда Российской объединённой социал-демократической партии»).
В Учредительном съезде РОСДП участвовало 229 делегатов из 74 субъектов России. «При этом, старая СДПР демонстративно отказалась участвовать в съезде, заявив, что та не намерена объединяться или самораспускаться. Социалистический интернационал приветствовал создание в России крупной социал-демократической партии. На учредительный съезд РОСДП пришли приветствия от многих социал-демократических партий Европы, в том числе от канцлера Германии Герхарда Шрёдера» (см. там же).

                [57]

9 декабря 2000 года состоялся II съезд РОСДП (он проходил в г. Москве, в Международном торговом центре - П.П.). На съезде было принято Программное заявление РОСДП, утверждены составы Совета РОСДП (в него вошли руководители всех 75 региональных отделений), Общественного совета РОСДП (15 человек), и Общественного научно-экспертного совета (13 человек).
В Общественный совет РОСДП вошли:
Гавриил Попов Гавриил Харитонович Попов - первый мэр Москвы (о нём см. выше – П.П.);
Николай Петрович Шмелёв - академик РАН, доктор экономических наук, директор Института Европы РАН (1999—2014), писатель, получивший известность как первый в СССР критик экономики развитого социализма (см. статью о нём в Википедии).
Шмелёв был членом Конституционного совещания России (1993) —« конференции представителей органов государственной власти, местного самоуправления и общественных организаций, созванная Президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным в 1993 году для завершения подготовки альтернативного проекта новой Конституции Российской Федерации (т. н. «президентский» проект), который  «создавался под эгидой трёх человек, С. С. Алексеева, А. А. Собчака и С. М. Шахрая… Результатом работы Конституционного совещания стало внесение многочисленных (несколько сотен) поправок в первоначальный «президентский» проект Конституции, который вобрал в себя некоторые положения из проекта Конституционной комиссии Съезда народных депутатов». (см. статью в Википедии «Конституционное совещание Российской Федерации»). Шмелёв готовил «закрытые аналитические материалы для М. С. Горбачёва под грифом «ДСП»», которые были воспроизведены в его статье «Авансы и долги», опубликованной в журнале «Новый мир»  № 6  за 1987 г. (см. статью о нём в Википедии);   
Олег Богомолов (о нём см. выше – П.П.);
Савва Кулиш (кинорежиссёр, сценарист, оператор. Народный артист Российской Федерации – см. о нём в Википедии). Орлов был знаком с ним.

      [58]


В своём дневнике от 23 ноября 1999 г. он писал, что Савва Кулиш, который в то время делал серию передач о фашизме и нацизме (Видимо, речь шла о цикле из 12 фильмов “Прощай, прости, ХХ век” – П.П.), подвозил его на своей машине домой после посещения Сахаровского  центра, где была презентация книги «Между прошлым и будущим» (автор этой книги, к сожалению не был указан в дневнике Орлова, в интернете под таким же названием указано несколько книг раличных авторов - П.П.);
Армен Джигарханян (актёр театра, кино, Народный артист СССР (о нём см. в Википедии);
Егор Яковлев (журналист и писатель; о нём см. в Википедии в статье «Яковлев, Егор Владимирович»- П.П.);
Михаил Шатров (драматург и сценарист; ( о нём см. в Википедии в статье «Шатров, Михаил Филиппович»- П.П.);
Александр Гельман (драматург, сценарист, поэт, публицист, общественный и политический деятель, «на XXVIII Съезде КПСС в июле 1990 года избран членом ЦК КПСС.
В 1989 году Гельман  был избран народным депутатом Верховного Совета СССР от Союза кинематографистов СССР, в Межрегиональную депутатскую группу. Вышел из партии в 1990 году (формально выведен из состава ЦК КПСС на январском Пленуме ЦК 1991 года) (о нём см. в статье «Гельман, Александр Исаакович» в Википедии- П.П);
Ясен Засурский (литературовед, доктор филологических наук, декан факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова с 1965 по 2007 год (О нём см. в Википедии статью «Засурский, Ясен Николаевич»- П.П.);
Юрий Любимов (художественный руководитель и директор Московского театра на Таганке.  (О нём см. в википедии «Любимов, Юрий Петрович» - П.П.);
Даниил Гранин (писатель, киносценарист, общественный деятель О нём см. в Википедии «Гранин, Даниил Александрович»– П.П.) и др.
Виктор Леонидович  Шейнис, доктор экономических наук, был известен как член Политического комитета партии «Яблоко». С 1990 г. он был членом Конституционной комиссии Верховного Совета России, в которую входили социал-демократы Леонид Волков и Олег Румянцев, причём Румянцев был ответственным секретарём Конституционной комиссии, а Шейнис – его заместителем в 1991-1993 гг.

                [59]

В декабре 1993 года он был избран депутатом Государственной думы по федеральному списку избирательного объединения «Блок Явлинский-Болдырев-Лукин», являлся одним из основателей этого блока и входил в состав фракции «Яблоко» и в левоцентристскую партию Явлинского, основанную в октябре того же года и получившую это название в честь указанных лидеров крупнейших сил блока.
Эта партия, оформленная как общероссийская политическая общественная организация «Объединение ЯБЛОКО» в 1998 г. была зарегистрирована как политическая партия в апреле 2002 года и определяла себя как либеральная. В марте 2002 года эта партия стала полноправным членом Либерального интернационала (см. в Википедии статью «Яблоко (партия)»).

В Общественный научно-экспертный совет РОСДП вошли:

Марк Масарский (журналист, бизнесмен и общественный деятель, участник Конституционного совещания, председатель Совета предпринимателей при мэре и Правительстве Москвы, член Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) и правления Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП).
В 1993 году был членом Рабочей группы по окончательной редактуре Конституции РФ; член редакционного совета журнала "Власть"; баллотировался в депутаты Государственной думы от партии «Яблоко»; вместе с Ходорковским входил в оргкомитет движения «Предприниматели за новую Россию (См. «Марк Вениаминович Масарский» в биографических публикациях в интернете);
Алла Ярошинская (политолог, журналист, беллетрист, с 1989 по 1991 год была народным депутатом СССР, входила в Межрегиональную депутатскую группу, работала в Министерстве печати РФ, в Федеральном информационном центре при Президенте РФ, в Президентском Совете Бориса Ельцина (См. «Ярошинская Алла Александровна» в Википедии) (см. в Википедии статью «Российская объединённая социал-демократическая партия») и др.

«10 декабря 2000 года, состоялся учредительный съезд Российского социал-демократического союза молодёжи, ставшего молодёжной организацией РОСДП» (см. в Википедии в статье «Российская объединённая социал-демократическая партия»). Орлов также выступал на этом съезде.

      [60]

«Российский социа;л-демократи;ческий сою;з молоде;жи - ранее существовавшая всероссийская молодёжная организация социал-демократической направленности, учреждённая 10 декабря года и зарегистрированная 30 марта 2001 г., утратила формальную регистрацию 21 декабря 2009 г. по формальной причине. Объявила о приостановке своей деятельности 17 июля 2025 г.». (См. в Википедии статью «Российский социал-демократический союз молодёжи»).
РСДСМ являлась членом международных социалистических организаций: Молодые европейские социалисты (как наблюдатель) и Международный союз молодых социалистов.

О своих взаимоотношениях с Горбачёвым и другими лидерами социал-демократии Орлов рассказал следующее:

«С Горбачевым у меня сложились доброжелательные контакты, но не более того. На всякого рода заседаниях он предоставлял мне слово, подчёркивал мою научность, называл меня «профессором Орловым». Но доверительных бесед почти не было.
Лишь однажды в своем кабинете, где на стене висит большой портрет Раисы Горбачевой, он сказал примерно следующее: "Понимаешь, мог бы не затевать Перестройку. Лет двадцать на традиционную роль Генсека хватило бы без всяких потрясений"», - пишет в своих воспоминаниях Орлов.
В дневнике от 8 июня 2000 года Орлов пишет:
«…на первом заседании партийного комитета ОРСДП (читай РОСДП – П.П.) меня приветствовал М.С. Горбачёв, сказал хорошие слова и даже обнял. Вот так складывается судьба. Я всё время его критиковал, на конгрессе Социнтерна в Берлине мы вышли из зала, когда он выступал, а теперь сотрудничаю с ним, хотя вижу, что партия строится медленно, и в основном по бюрократическому сценарию».

К этим воспоминаниям нужно добавить выдержки из опубликованной РОСДП  в сентябре 2000 года брошюры «Социал-демократия в России и современном мире. (Председатель РОСДП Михаил Горбачёв отвечает на вопросы Бориса Орлова)», текст которой был позднее включён также в сборник избранных работ Бориса Орлова 2000-2005 гг.

      [61]

Они вышли под названием «Социал-демократия:  история, теория, практика» в московском издательстве Собрание в  2005 году (С.353-377). Всего этот довольно объёмный труд-сборник насчитывал 712 с.
Диалог Бориса Орлова с Михаилом Горбачёвым, по существу стал новой значительной журналистской работой Орлова, имевшей и исторический интерес с точки зрения истории российской социал-демократии. Выделим в этом диалоге, для примера только некоторые замечательные отличительные дискуссионные моменты, характерные для взглядов двух деятелей российской социал-демократии того времени.
На вопрос Орлова «Как и при каких обстоятельствах Вы приняли это решение?» (т.е. решение на участие в создании новой влиятельной социал-демократической партии) Горбачёв ответил так:

«Я шёл к этому решению давно. Внимательно следил за тем, как создаются одна за другой социал-демократические группировки, и, в конце концов, пришёл к выводу, что для решения тех проблем, над которыми бьётся Россия, на все её неразрешимые, "проклятые" вопросы нужен влиятельный социал-демократический ответ. А дать их может только влиятельная политическая партия.
 Сыграли свою роль, и не в последнюю очередь, открытое обращение социал-демократов ко мне – взять, на себя инициативу объединения социал-демократических си и, конечно, обстоятельства моей личной жизни».
В свою очередь Орлов на это заметил следующее:
«Я входил в руководство одной из тех "группировок", которые Вы упомянули. Это Социал-демократическая партия Российской Федерации. В мае 1990 г. она провела свой первый съезд, и, казалось, у неё были все шансы стать влиятельной политической партией.
Депутаты в Верховном Совете РСФСР, разветвлённая сеть региональных организаций, газета, и другие информационные издания. Ушёл Олег Румянцев, зачем-то создав свой отдельный Социал-демократический центр. Затем он вообще исчез с политической сцены.

                [62]
Да и на мне тоже лежит часть вины за это. Разбираться неплохо в теории – ещё не значит уметь руководить, да ещё сложнейшей организацией, как политическая партия в момент её становления. Оказалось, что мы не умеем зарабатывать деньги на партийное строительство.
Завязавшиеся было "романы" с двумя предпринимателями (Орлов имеет в виду, прежде всего, Тельмана Гдляна, который основал в 1991 г. свою «Народную партию», помогавшего в то время финансово СДПР, а о втором предпринимателе можно только догадываться – П.П.) завершились столь плачевно. Что лучше о них и вовсе не вспоминать. В результате всего этого вокруг расколотой на две части СДПР сохранилась устойчивая группа убеждённых сторонников социал-демократии, но этой группе влиятельной партии в масштабах России не поднять. Вот почему лично я принял решение поддержать Вашу кандидатуру м войти в состав Политического комитета.
Михаил Горбачёв: Я этот Ваш шаг считаю очень важным. Полагаю, что сторонники социал-демократической ориентации вполне могут последовать Вашему примеру. Двери нашей партии для таких людей открыты. Но хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство. Если эти люди принесут с собой в РОСДП интриги, склоки, амбиции, выяснение отношений – от этого дело партии не выиграет.
Наша главная цель – помочь России с социал-демократических позиций. Мы собрались только ради этого. Партия – не дискуссионный клуб, а организация с определённой дисциплиной. Партию без дисциплины не построить.
Борис Орлов: Это конечно, так. Но существует опасность того, что дисциплина и централизация могут незаметно перерасти в бюрократизацию, и ничего хорошего из этого не выйдет: внешне вроде бы всё будет "о кей", а внутренней поддержки – всё меньше и меньше.
Политическая культура партии, которую Вы в своё время возглавляли, принципиальным образом отличается от политической культуры организации социал-демократического толка.
В социал-демократии спорят друг с другом непрерывно, там всегда существует гласное или несогласное деление на правое и левое крыло. И, как показывает жизнь, такая обстановка идёт партии только на пользу»… «Очень важно, чтобы региональные организации, - продолжал Орлов несколько ниже, -«были открыты для людей, стали своего рода дискуссионными политическими клубами, куда каждый мог бы нести свои проблемы, горести и сомнения. Хорошо бы иметь консультантов, которые могли бы давать толковые советы. Особенно по трудовым и социальным вопросам».

                [63]

Спокойные, благожелательные отношения сложились с Константином Алексеевичем Титовым. Он даже пригласил меня к себе и со мной проехался по области.

«Вообще Константин Алексеевич производил на меня впечатление спокойного, взвешенного политика, понимающего необходимость развития рыночной экономики в сочетании с продуманной социальной политикой. На посту президента страны он смотрелся бы вполне логично.

Казалось бы, при таком составе руководства партии ей гарантирован политический успех».

В октябре 2001 г. Орлов снова возвращается к своей журналисткой деятельности и публикует путевые заметки под названием «Социал-демократия губернского масштаба», которые вошли затем и в сборник избранных работ 2000-2005 гг. Орлова. Эти заметки были о деятельности К.А. Титова, возглавлявшего к тому времени уже в течение 10 лет Самарскую область, а потом ставшим председателем  и Объединённой социал-демократической партии под лидерством Горбачёва. Эти два политика были очень близки по духу и своим старым партийным организационным навыкам, использованными ими и в новой социал-демократической партии.
Вот характерное место из указанных путевых заметок по Самаркой области и деятельности в ней губернатора-социал-демократа, из замечательного в этом отношении раздела «Старые кадры и новая жизнь:

«На границе каждого района Титова встречали главы администраций, садились в его машину, и тут же без всяких эмоций и эпитетов начинался разговор – виды на урожай, другие проблемы.
Все три главы администраций, в районах которых побывал Титов, несколько разные по возрасту, по характеру, но со своим достоинством.
Мне сказали потом, что все трое в своё время были секретарями райкомов партии. И когда Титов входил в губернаторскую власть, было мнение, что он сменит правящую верхушку в области. Но он не пошёл на это, дав каждому шанс действовать в новых условиях.

                [64]

В этом отношении Титов как бы пошёл против распространённого мнения демократов: люди старой номенклатурной закалки для новых дел не пригодны. Признаться я и сам так думал, и в первой программе Социал-демократической партии России, составленной в 1991 году, главный пафос был направлен как раз против коммунистической номенклатуры. И все последующие беды мы видели в том, что смена власти не была последовательной, начиная с самого Ельцина. Но жизнь преподносит свои уроки.
И здесь, в северных районах Самарской области, я более отчётливо уяснил для себя – на разных ступенях номенклатурной иерархии были разные люди и вели себя по-разному.
Те, кто внизу, руководствовались не идеологическими догмами, а соображениями дела, нуждами и потребностями людей в их повседневной жизни. Тот, кто закрывал на это глаза, состредоточивался на самой власти, тому пришлось в новых условиях уходить. Тот, кто умел делать дело, обрёл куда больше пространства для своей деятельности, чем прежде».

Продолжим далее чтение вышеуказанной лекции Орлова:
«Ещё одна инициатива принадлежала теперь уже бывшему спикеру Государственной Думы Ивану Петровичу Рыбкину, который созданную им партию назвал «Социалистической партией России». По заявленным ценностям она находилась как бы на левом фланге социал-демократического движения.
На этом же фланге находилась до последнего времени Социалистическая партия трудящихся, во главе которой находятся историк Рой Медведев, известный своими работами о деятельности КПСС и её вождей, а также Людмила Вартазарова и Александр Мальцев.
Юрий Петров, тесно работавший в своё время с Б.Н. Ельциным ещё в Свердловске и возглавлявший в первоначальный период администрацию президента, создал так называемый «Союз реалистов», пытавшийся, на мой взгляд, занять нишу между социал-демократами и партией Зюганова. Он выступил инициатором движения «За новый социализм».

                [65]

Стоит упомянуть полумифический «Социал-демократический союз», лидер которого Василий Липицкий сумел установить контакты с секретарём Социалистического интернационала и как бы представительствовал на его конгрессах от имени всех российских социал-демократов. Назовём также стоящую особняком» Социалистическую народную партию России», лидер которой – Мартин Шукум».

На заседании Политсовета,- вспоминал Орлов,  «я передал Горбачёву свой материал об отношении к Гимну и Гербу, полагая, что всё это укладывается в рамки державно-тоталитарной идеологии. Уже на съезде, проходя, он сказал, что читал мой текст, но что он поддерживает Путина»… «Такое ощущение, - продолжал Орлов о Горбачёве, - что он ведёт какую-то игру с Путиным».

22 мая 2005 года в Москве прошел XII очередной съезд СДПР, в президиум Правления СДПР были избраны Александр Оболенский, Альфред Сиэппи и Сергей Шеболдаев.

«По итогу кризиса 2004-2005 гг. из партии выходит Горбачёв и Титов, а партия приходит в упадок, СДПР отказывается от РСДСМ как своей молодёжной организации, ввиду её высокой самостоятельности, что приводит к крайне значительному кризису организации и её отхода от демсоциализма и сотрудничества с леворадикальными и левыми силами. Основная деятельность сосредотачивается вокруг Санкт-Петербурга, а региональное отделение, имея автономию как СДСМ СПб и собственное юридическое лицо, фактически откалывается, лишь номинально сохраняя связь с РСДСМ.
По итогу, кризис оканчивается II Съездом в 2006 году, на котором РСДСМ заявляет о своём отмежевании от СДПР, выстроив свою структуру заново. Так, были внесены значительные поправки в Устав — организация стала общественной (из названия убрано слово «политическая»)» (см. в Википедии статью «Российский социал-демократический союз молодёжи»). 
Спор о том «быть ли союзу общественной или общественно-политической организацией»,  по воспоминания в дневнике Орлова, шёл ещё на её учредительном съезде 10 декабря 2000 г.

                [66]

28 марта 2007 года, Таганский суд Москвы по итогу очередного судебного иска отказал в ликвидации СДПР. 29 сентября того же года прошёл XIII съезд, объявивший о вхождении СДПР в коалицию гражданских сил и Общественный народный собор России.

27-28 сентября 2008 года в Нижнем Новгороде прошёл XIV внеочередной Съезд Социал-демократической партии России. В Президиум Правления СДПР были избраны Андрей Мальцев, Владимир Маслов и Николай Простов. Оболенский из партии вышел.
9-10 октября 2010 года в Нижнем Новгороде прошёл XV очередной съезд СДПР. Членами Президиума Правления СДПР избраны Владимир Маслов, Владимир Мичурин и Николай Простов.
1 апреля 2011 года, Тверской районный суд Москвы признал СДПР прекратившией свою деятельность, так-как партия после выхода Оболенского из партии в 2008 году, перестала подавать отчётность в министерство юстиции, что позволило суду признать партию как бездействующую».

В заключение рассуждений о деятельности российской социал-демократии приведу  следующие строки из воспоминаний Орлова:

«Увы, когда приближались очередные парламентские выборы (2004 г.), на которых партия могла бы завоевать влиятельные позиции, оказалось, что партия к ним не готова: нет средств на проведение избирательной кампании.
К выборам не было готово и руководство партии.
Слабеющее партийное руководство перехватил было предприниматель Владимир Кишенин.
Он даже установил контакты с руководством Социнтерна, проводил всякого рода конференции. Но и у него дело не пошло. И всё кончилось тем, что Минюст запретил деятельность партии, сославшись на недостаточное количество членов партии в региональных организациях.

      [67]

Социал-демократия тихо и незаметно скончалась, не вызвав ни малейшей реакции в обществе. И это при почти единодушном мнении, что мол потребность к социальной справедливости в крови русского человека», - с горечью подводил итоги деятельности российской социал-демократии Орлов в своих воспоминаниях «Под занавес».
О приходе к лидерству в СДПР Кишенина читаем в Википедии в статье «Социал-демократическая партия России (2001)»:

«4 сентября 2004 года проходит XII (III, внеочередной) съезд СДПР, на котором обсуждается партийный кризис, связанный с отставкой Горбачёва и возможным энтризмом. На ней была принята отставка обоих сопредседателей, и была рассмотрена их деятельность на посту.
По итогу, Председателем был избран Владимир Кишенин, возглавлявший на выборах в Государственную Думу 2003 года список Партии социальной справедливости, пообещавший к следующим выборам получить финансирование и набрать 25-30% голосов на думских выборах».

Завершающая, 12-я лекция Орлова, которую он прочитал 31 мая 2001 года, называлась «Социал-демократия и будущее России» (см. «Лекции по социал-демократии»). В этой лекции, на мой взгляд самыми важными, на мой взгляд, размышлениями являлись указания на «обстоятельства, которые позволяют социал-демократам полагать, что будущее всё же за ними».

Рассмотрим эти обстоятельства. Орлов указал их всего шесть. Сегодня, рассматривая их с точки зрения реального опыта последующих лет нового столетия до нынешних времён, я прихожу к выводу, что действительно практическим и решающим в рассмотренном перечне обстоятельств является только первое, а именно:
«Во-первых, мир вступает в эпоху информационно-компьютерной цивилизации, что предполагает открытость общества, взаимодействие на солидарных началах стран и народов. Но это соответствует как раз внутренним установкам социал-демократии».
Последующие пять перечисленных Орловым обстоятельств, к сожалению, на мой взгляд требуют критического рассмотрения:

      [68]

«Во-вторых», - утверждал Орлов, «при всех теневых сторонах нашего тоталитарного режима за время его существования удалось создать достаточно развитый научный потенциал. Правда, он в основном был связан снуждами ВПК, и наши успехи в космосе, к примеру, - это побочный результат советского ракетостроения, направленного прежде всего на военные нужды в противостоянии с США».
Тем не менее, продолжал Орлов, «ныне к учёным относятся варварски, они получают нищенскую зарплату, многие уезжают».
Вот это и не даёт оснований на оптимистичное предположение на успехи социал-демократических ожиданий в этом вопросе.
Наоборот, действительно, достаточно развитый в своё время отечественный научный потенциал, на мой взгляд, не только не удалось сохранить, но и развить с точки зрения требований современной науки. Мы снова отстали от зарубежных инноваций  и научно-технологического уровня развития современного цивилизованного общества. Об этом, например, свидетельствует отсутствие нобелевских премий современным российским учёным и использование, как правило, не отечественных, а зарубежных технологических дивайзов в промышленности и быту, от мобильных телефонов, автостроения, современных космических достижений и т.д.
«В-третьих»,- писал Орлов,- «в тот же период была создана развитая система образования…»
На самом деле, попытки "осовременнить" устаревшую систему образования привели к её оскуднению в современной российской средней и высшей школе с точки зрения творческого потенциала, позволяющего надеяться на прорыв к более современным знаниям.
«В-четвёртых»,- заключал Орлов,что «чёрный передел государственной собственности закончился, и вместе с этим возможность легко разбогатеть, не прилагая усилий предпринимательского характера… Дефолт подрубил только нарождавшийся слой малого и среднего предпринимательства».
По-моему, передел и отъём разворованной государственной собственности продолжался и продолжается, и нет до сих пор надёжных демократических законов социальной стабильности и контроля общества за действиями чиновников, олигархов и крупных бизнесменов.

      [69]
«В пятых. Как никто мы богаты природными ресурсами. В этом наше преимущество, и как это не парадоксально звучит, наша беда. Взять ту же Германию. Там нет ни нефти, ни газа, ни золота, ни алмазов. Всё достигается умом и усердными руками. Мы постоянно подвергаемся искушению пробурить ещё одну дыру в земле и качать нефть и газ, продавая их на сторону. Возможность получать нефтедоллары притупляет необходимость развивать современные технологии…
Ключевский сказал, что Россия развращена пространством». В этом и Орлов, и историк Ключевский до сих пор правы. «Но кто нам мешает изменить логику нашего подхода к природным ресурсам?»,- вопрошает Орлов и напрасно думает, что такую возможность могли бы реализовать социал-демократы с их современным технологическим мышлением».
Кто же допустит таких социал-демократов к власти и откуда они возьмутся в современном Российском обществе? – остаётся практически нерешённым вопросом.
Современным и будущим социал-демократам в России нужны уже не известные теории и их прошлая или трансформированная  идеология, а практические руководства к действию, с учётом всего прошедшего и оказавшегося неудачным опыта.
«И, наконец, шестое. Фактор окружения», -писал Орлов, имея в виду страх возможного нападения на нашу страну немцев или американцев. Он наивно полагал, но и с надеждой на свой опыт общения с зарубежными коллегами, что «немцы нам не враги, а партнёры. Слова старинной комсомольской песни – «Дан приказ ему на запад» - сегодня перестали быть актуальными».

Мы живём теперь в более конфликтном и опасном агрессивном мире, в котором наблюдаем не только угрозы, но и ужасающие действия современного терроризма.
Борис Сергеевич был силён как журналист, историк, германист, теоретик социал-демократии в понимании её прошлых концепций, программ и их трансформации, но как практик социал-демократических действий в условиях авторитарного государства и пассивного общества, не допускающих узкую прослойку личностей с социал-демократическими взглядами и убеждениями к власти, он чувствовал себя менее уверенно, что показал и его руководящий опыт руководства СДПР в начале 90-х годов прошлого века.

       [70]
На мой взгляд, Борис Орлов не очень уютно воспринимал себя руководящим политиком, он больше был журналистом и историком и увлекался поэзией, опубликовал два сборника стихотворений: «Неповторимость бытия» (2013) и «Под сенью Яснушки» (2013).

Конец жизни он провёл в окружении армянской семьи и в конце концов его прах, вернее часть праха, развеяны по его устному завещанию, но не полностью, а частично  над одним из озёр Карелии, где  бывал туристом (а другая часть праха захоронена на Армянском кладбище в Москве, в месте отгороженном для фамилии Мдоян, но теперь там, к сожалению, не сохранились ни надгробье, ни даже табличка с его именем – замечание моё П.П.). Что теперь сожалеть – такова была его воля – развеять прах.

Перед кончиной Борис Орлов вынужден был проживать у Сергея Мдоянца вместе с Жозефиной, которая после того как сломала шейку бедра, должна была переехать с мужем из их московской квартиры на ул. Красноармейской.
К сожалению, Борис Сергеевич сильно сдал после произошедшей перемены в его жизни, переживая за жену, страдая от высокого давления и изменения в окружающей его среде.
Загородный дом Орлова у станции Радонеж, перешедший в наследство жене,  был продан по согласованию с ней её племянником Сергеем Мдоянцем соседям по даче Орлова, а те его снесли, и теперь там огороженный пустырь, присоединённый к их усадьбе.

Послесловие

Моей супруге Марине, как племяннице Орлова по роду Петровых (мамы Марины и Бориса были родными сёстрами), досталось по наследству часть движимого имущества, в том числе книги, журналы и рукописи из библиотеки Орлова, которые мы  до сих пор храним в нашей семье в память о Борисе Сергеевиче.
Завершая этот биографический и автобиографический очерк о дорогом мне и многим его друзьям Борисе Сергеевиче Орлове, ушедшим из нашего мира в мир иной пять лет назад, приведу ещё одну цитату из его предпредпоследней в цикле статей с общим заголовком "Под занавес" статьи "НОВАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ЭПОХА? КАКАЯ? Посленовогодние размышления".
Она была написана в 2017 году и прозорливо оценивала выборы в США нового президента Трампа:

      [71]

«Такое очередное желание высказаться вызревало у меня по мере того, как я наблюдал за дискуссией по поводу избрания нового американского президента. Сопоставляя различные точки зрения – прежде всего зарубежные, я все больше приходил к выводу, что человечество, его мыслящая часть находятся в состоянии некоторой растерянности.
Оно не понимает, что происходит, что нас ждет в будущем и как себя вести в сложившейся ситуации.
Что я думаю сам по поводу происходящего? Мой главный вывод: с избранием Трампа нарушается процесс глобальной гуманизации человечества, который, при всех отклонениях, продолжается последние три века, когда на передний план выходит необходимость защиты главной ценности – человек, его прав и свобод».

P.S. Неупомянутыми остались ещё и другие дневниковые записи и статьи из архива Бориса Сергеевича Орлова, в том числе относящиеся к циклу «Под занавес». Надеюсь, они будут ещё рассмотрены и опубликованы, если позволит когда-нибудь мирное и благоприятное время для их сбора и разбора, не только в приведённых выдержках и цитатах, но и в полном издании его произведений , которое он безусловно заслуживает.

      [72]