Перепелка серая отрывок из романа тюремные истории

Только что перестал моросить мелкий дождь, подул легкий весенний ветерок. Он, словно проказливый котенок, играл клочком полиэтиленового пакета, шуршал им по перрону. Худенькая веснушчатая девушка, одетая в скромный синий плащ, стояла у входа в старый деревянный вокзальчик. Она, без сомнения, понравилась ветерку. Тот подлетел к девушке и вдруг увидел на ее милом, с чуть вздернутым носиком лице, слезы. Неутомимый шалун остановился, участливо погладил веснушчатые щеки и заплаканные глаза и тут же умчался. Взлетел к небу, пыхтя, отодвигая облака, старался освободить солнышко, чтобы оно выглянуло, растопило девичью печаль и высушило слезы грустной незнакомки… Гулко хлопнула входная дверь. Девушка торопливо обернулась. Ей навстречу выбежал ее сынуля, карапуз лет трех, вымазанный до самых ушей липким мороженым. Мальчуган с восторженным визгом бегал вокруг матери, распугивая раскормленных привокзальных голубей, пытаясь ручонками ухватить неспешно переваливающихся с места на место ленивых птиц. Молоденькая мама поймала сына, любовно вытерла платочком его личико, ласково улыбнулась ему и солнышку, выглянувшему из-за туч. Из вокзала вывалились изрядно подвыпившие его отец и дед. — Сережа, ты бы хоть перед дорогой не напивался, — тихо, с тоской в голосе попросила она мужа. — Что ты, Аня, что ты, я свою дозу знаю. Все будет хорошо, вот увидишь. Иди в буфет, сынке нашему в дорогу купи чего-нибудь. Не бойся, мы с дедом за ним присмотрим, — проворочал языком Сергей. Дед молча пробовал прикурить. Отчаявшись справиться с непокорным коробком спичек, откинул его в кусты акации,а сам с размаху от столь сложного маневра присел-привалился на грязную полусломанную скамейку. Хоть и порядком захмелевший, он, тем не менее, хорошо помнил, что едет не сам, а провожает сына с невесткой и внуком, и их поезд подойдет часа через два. Должен пройти еще и скорый, но на их маленькой станции он не останавливался. Дед напился вчера вечером с радости, когда приехали дорогие гости, а сегодня пить продолжал, но уже с горя. Всему виной был нежданный семейный скандал. Его дражайшей половине, Клавдии Григорьевне, женщине видной и статной даже в ее преклонном возрасте, не понравилась худая, веснушчатая, невзрачная, по ее мнению, невестка. Сын ее, Сергей, не был дома пять лет. Как служил где-то в Сибири, так и остался там жить после армии. Женился без ее благословения. И работу-то себе нашел, тьфу ты…, срам — в тюрьме охранником. Писем почти не писал, а фотографию только Сашки, внука, прислал. Клавдия Григорьевна в мечтах видела жену сына совсем иной, не такой пигалицей. Она прямо-таки оскорбилась, когда увидела невестку. А будучи женщиной крутой и быстрой на расправу, к чему приучила ее жизнь с мужем-пьяницей, Иваном Алексеевичем, «военные действия» провела быстро и решительно, изругав невестку. Аня в ответ не проронила ни слова. — Сам с Сашкой оставайся, а ее на дух не надо, отсылай обратно в свою Сибирь, — кричала на весь дом Клавдия Григорьевна.- На что она годится такая, перепелка серая, ни кожи, ни рожи? Пропадешь, Сергей, с ней, отсылай утром немедля. Аня проплакала в подушку всю ночь, а утром, как проснулся Санька, молча вышла из неприветливого дома. Сергей отставать от жены не захотел, и дед Иван пошел провожать гостей, хотя вслед неслись грозные проклятия Клавдии Григорьевны. — Что вы ее, дуру, слушаете? — пьяно ворчал Иван Алексеевич по дороге. — Привыкла б, невесть какая цаца, такую же барыню, как она сама, видишь ли, ей подавай. Дома, однако, он боялся супружнего гнева, голоса, сидя за столом, не подавал. Помалкивал и Сергей. На вокзале они раза три ходили в буфет, пили за отъезд. Когда Аня выходила из вокзального буфета, в дверях ее чуть не сшиб с ног мужчина. — Что случилось? — спросила она, столбенея от увиденного. На землю посыпались продукты, из разорванного пакета валились яблоки и апельсины. Ответа не требовалось. На путях, совсем близко от перрона, плакал, протягивая к ней ручонки, Санька. Его ножка застряла в стыке между сошедшимися рельсами… Разом протрезвевший Сергей снова и снова пробовал освободить ножонку сына. Саша от испуга и непереносимой боли пронзительно визжал. А рельсы мерно гудели, передавая перестук вагонов приближающегося скорого поезда. — Не плачь, малыш, мама с тобой, — успокаивала сынишку Аня. Совсем близко из-за поворота показался поезд. Сергей невольно отступил от рельсов. А Аня осталась с Сашенькой. Продолжая обнимать малыша, левой рукой она неловко стащила с себя плащ, нежно укутала им сыночка, словно укладывая его спать, и всем телом прижалась к нему, шепча побелевшими губами ласковые слова, чтобы малыш не испугался… Долго еще будет машинисту сниться хрупкая молодая женщина на путях, словно перепелочка, прикрывшая собой своего птенчика… Никто из оцепеневших от ужаса людей и не заметил, как бился о железную грудь локомотива легкий ветерок, пытаясь изо всех сил остановить неумолимо приближающуюся махину… И никто не понял, отчего плачет, подвывая, и стонет он в привокзальном скверике среди запушившихся зелененькими листочками акаций.