Глава 7. страшная сказка или смешная, кому как
Баба Макоша сначала изучающе поглядывала на внуков. Потом развеселилась, сгребла Соньку и Саньку в охапку и, смеясь, начала допытывать:
- А ну, признавайтесь, почто это вы сегодня такие шёлковые, а? Набедокурили где-то? Или просить чего надумали? Непозволительного.
Санька был напряжён и не поддавался на бабушкино веселье.
- Просить… - наклонив голову, он начал ковырять пальцем болячку на руке.
- Ой, да ладно тебе! Хватит мямлить! – в первый раз за весь день накинулась на брата Сонька. – Баба, он сказал, что все твои сказки – добрые и весёлые. А он любит ещё страшные! И сейчас боится, что ты не расскажешь нам страшную сказку. А ты ведь расскажешь, да, бабуль?
Сонька доверчиво прижалась к бабушке, искоса посмотрев на брата. Но та вдруг отстранилась и, глядя внукам прямо в глаза, серьёзным тоном сказала:
- Чтобы слушать страшную сказку, нужно обладать твёрдым характером.
- А у нас твёрдый, - не очень уверенно заверила Сонька.
- Да, твёрдый, - эхом ответил Санька.
- Докажите! – крепко сказала бабушка, хлопнув ладошкой по столу.
- Ну… как доказать… - потянула растерянная Сонька. – Я, например, могу… на скакалке двойной оборот прыгнуть, три раза подряд.
Сказала и выжидающе посмотрела на брата, передав ему виртуальную эстафетную палочку.
- А я могу отжаться от пола… двенадцать раз, - покраснев, соврал Санька. На самом деле он мог отжаться десять раз, и до сего момента гордился таким спортивным результатом. Но сейчас реальность показалась ему не достаточно яркой, и он немедленно решил её приукрасить.
- Это хорошо. Это вы – молодцы! – смеясь одними глазами, похвалила бабушка. И неожиданно спросила. – А таблицу умножения вы знаете? Хоть начало? Но наизусть.
Сонька встрепенулась:
- Бааабушка! При чём здесь это?!
Та была невозмутима:
- Чтобы выучить наизусть таблицу умножения, нужны упорство и твёрдый характер. Ну что, знаете её?
- Знааем, - без должного энтузиазма протянули Сонька и Санька.
- Сейчас проверим, - весело заявила бабушка. – Буду спрашивать примерчики вразброс. Кто ни разу не ошибётся, тот услышит на ночь великолепную, нереально страшную сказку! «Замок Плачущих Невест» называется.
- Это как это – «плачущих»? – спросил чем-то встревоженный Санька.
- Ой, да ладно тебе! – дёрнула Сонька брата за рукав. И добавила маминым голосом. – Хватит тут это…рехлексировать, вот что! Бабуля, мы согласны. Только нам надо на минуточку сбегать в детскую. Можно?
- Угу, - кивнула бабушка, пряча улыбку.
Сонька схватила брата за руку и потащила за собой в детскую. Вскоре оттуда послышался шелест бумаги, затем - монотонно бубнящие голоса, тихий шёпот и вздохи. Внуки появились в дверном проёме через пятнадцать минут. Полные решимости и твёрдости характера, как спортсмены перед стартом.
- Мы готовы! – чётко отрапортовала чуть побледневшая Сонька. Санька кивнул.
Испытательный срок длился целых пятнадцать минут.
По итогам проверки твёрдость Сонькиного характера оказалась более твёрдой. Хоть Санька и старался не уступать сестре. Героически борясь со своей памятью, он, краснея, потея, глядя в потолок и ковыряя пальцем боковой шов штанины, верно отвечал на каверзные бабушкины вопросы, типа: сколько будет дважды два? а трижды четыре? И не всегда верно - на ещё более каверзные, типа: сколько будет, если четыре умножить на пять? А пять на четыре?
Но в итоге Сонька попросила бабушку быть снисходительной к ошибкам брата, в связи с его юным возрастом. И обещала позаниматься с ним таблицей умножения, серьёзно и со всей ответственностью.
Бабушка быстро согласилась и поведала внукам, что уже сама с нетерпением ждёт окончания испытаний. И давно готова пуститься с ними в увлекательное путешествие по сказочным просторам. Все трое облегчённо и радостно выдохнули. На этом официальная часть вечера закончилась. И началась неофициальная.
Сказка «Замок Плачущих Невест».
« Эта история случилась с дедом Фефочки и Фофочки – Иваном. Когда он ещё дедом не был. А был молод, кучеряв, плечист и не женат. Это уж потом он женился, сына родил. А тот тоже женился да внуков Ивану подарил – Фефочку и Фофочку. Но это – другой сказ.
На момент нашей истории Иван был первый парень на деревне. Завидный жених. Руки – золотые. За что ни возьмётся, всё у него отменно получается. Что баню срубить, что свистульку соседской малышне вырезать. Потому как серьёзно, с толком, с расстановкой к делу подходил. Ответственно.
Жил он со стариками-родителями в деревянном доме с тесовой крышей, с одной стороны – ручей, с другой – маленькая часовенка. Братья и сёстры его умерли, кто в младенчестве, кто в отрочестве. В ту пору мор по деревням ходил, косил малых да старых. Всего шесть их сгинуло, детишек. Иван – седьмой, младшенький, чудом выжил. Родители рано постарели, от горя к земле пригнулись. Одна надежда была и утешение на старость – сыночек Ванюшка. Ждали в дом невестку молодую да внучков себе, понянчить. Потому и годили, не умирали.
А Ванюшка не торопился. На девчонок посматривал, да ни на одну не засматривался. А на родительские упрёки только посмеивался да отмахивался: «Не встретил ещё невесту свою.».
Как-то в очередной раз пошёл Иван в лес, с обходом. Он ведь вроде лесничего был. Сам себя назначил. Никто не принуждал. Потому как болел душой за лес, за порядок в нём.
А в лесу мало ли дел-забот: то сухое дерево наклонилось – вот лисью нору придавит, надо срубить-убрать; то выпавшего птенца в гнездо вернуть; то проверить, не поставил ли злой человек капканы-ловушки на зверя лесного; а то и просто посидеть на солнечной полянке, птиц послушать да ягодами угоститься-полакомиться.
Так вот. Идёт Иван по лесу, тропой звериной, проверяет, нет ли самоловов в траве или другого какого безобразия. Зорко всматривается, чутко вслушивается. Вроде, спокойно всё. Идёт себе, по сторонам поглядывает, и вдруг над головой его птица - снялась с дерева, захлопала крыльями, да как закричит, будто человеческим голосом, громко так, протяжно. И с криком тем в чащу умелась. Тревожно Ивану стало, да так, что на ровных местах оступаться да запинаться принялся. Заныла душа от дурного предчувствия (про места эти недобрая слава ходила – люди тут пропадали). Хотел воротиться, да сердце вдруг так сдавило, что не вздохнуть. В глазах потемнело, будто ночь опустилась. Сел Иван на пенёк, дух перевести. А сам удивляется: «Что это со мной? Вроде здоров я. Никак болезнь настигла невзначай!».
И тут такая тишина настала, будто вымерло всё. И только слышно, как возится кто-то в малиновых кустах и плачет жалобно.
Уставился Иван на кусты, аж про недуг забыл. От плача этого мороз по коже подирает - не человечий он и не звериный. И надо бы встать, пойти, помочь страдальцу, а ноги Ивана не слушаются. Как в землю вросли! А душа так и ноет, так и ноет… Превозмог себя Иван, сдвинулся с места и пошёл на звук. До кустов-то рукой подать, шагов тридцать, не больше. А как пошёл, так вёрст тридцать показалось. Когда добрался, солнце к закату уж клонилось. Залило всё вокруг красным светом. Будто кровью.
В кустах он медвежонка нашёл. С петлёй вокруг шеи. На самолов попался малыш. «Ах ты, бедняга, - обрадовался Иван. – Не плачь, я тебя освобожу!». Говорит так, а сам думает: «Не сон ли дурной мне снится?…». А медвежонок плакать перестал, вздохнул, закрыл глаза и вытянулся.
«Помер что ли?» - только и успел подумать Иван. Как в то же мгновение яростный порыв ветра сбил его с ног и кубарем покатил к огромному оврагу. На краю оврага чудом зацепился Иван за корень старого дерева, удержался. Но не тут-то было! Налетел вихрь, затрещали деревья. И вдруг весь лес застонал: из глубины оврага, как будто из самых недр земли, вылез огромный чёрный медведь! Пошёл на Ивана, встал на задние лапы, заревел бешено, и обрушился на бедолагу всей тушей!
«Задавил! Задавил!» - закричала Сорока на весь лес и, что было духу, помчалась на болота.
А на болотах в деревянной избушке на курьих ножках вековала свой век (и уже не первый) Баба Яга. Прилетела Сорока, как стрела, перья – дыбом, и ну рассказывать Яге новости: про Ивана, про медведя, про ураган в лесу. Чуть не захлебнулась.
- А у нас на болотах – тишь да гладь, - говорит Яга и помешивает варево в котле. – Хочешь супчику? С крысиными желудочками.
- Фу! Гадость какая, - кривится Сорока. – Не ем я такое. Давай лучше парня спасать! Если там что от него осталось.
- Поделом ему будет! – вдруг серчает Яга. – Ишь, ходит в лес как домой. Законов не знает, порядков лесных не ведает, а лезет! Везде нос суёт, чужой уклад на свой лад переделывает. Хозяин выискался! В лесу один хозяин – Леший! Вот Он и показал бестолковому, кто кому Вася.
- Ваня. Ваня его зовут, - нервничает Сорока.
- Да знаю я, как его зовут! Чудо ты, в перьях, - ворчит Яга. – От твоего Вани лепёшка одна осталась! А ты чего так за него хлопочешь, а? Тебе корысть какая?
- Так он это… крошками хлебными меня угощает, - опускает глаза Сорока.
- М… прикормил, значит? – качает головой Яга. – Как это я проглядела?
- А ещё он песни поёт. Про Русь-матушку, широкие просторы, реки да горы, - заглядывает Сорока старухе в глаза.
- Буераки-реки-раки… - бормочет та и бросает сухой пучок в котёл. – Ты давай, подальше отойди, а то, неровён, ошпаришься…
- Он когда поёт, в лесу будто светлей становится, - не унимается птица-говорун.
- Что толку от песен! – вконец серчает Яга. – Ты, трещотка, меньше бы по лесу шлялась! Ненужные сплетни бы не собирала да в дом не тащила! Я и без тебя всё вижу, в волшебное стекло. Лучше вон Ваське блох повыкусывай – замучался котейка чесаться. Бабуся-то неспособная стала, глазки уж не те. Кс-кс-кс? Вася?
Гладит Яга чёрного Ваську и осторожно из поварёшки отхлёбывает:
- Пересолила супчик. Надо водички добавить. Вот ведь! Кадушка-то пуста. Воды некому натаскать. Можно, конечно, поколдовать - кадушка сама за водой сходит. Но жалко колдовскую силу на глупости тратить.
- Да…трудно в хозяйстве без мужика, - вздыхает Сорока. – Вот и возьми Ваньку. На него и потратишь колдовскую силу. Человечья жизнь, небось, не глупости.
- Отстань, липучка! – замахивается поварёшкой на Сороку Яга, да только охает, за поясницу хватается, и этак бочком-бочком на лавку мостится. – Привяжется же… Ладно, тащи волшебное стекло. Да не разбей! Посмотрим, что там с Ванькой.
И показывает волшебное стекло: чёрный овраг в дремучей чаще, на краю оврага Иван лежит, грудь в крови, одёжа порвана, кругом деревьев погнутых-сломанных множество. Лежит горемыка, не шевелится – то ли жив, то ли мёртв.
- Непонятно, - говорит Яга и сильно в стекло всматривается. – Придётся, видать, с избушкой вместе до Ваньки топать. Вишь, пластом лежит окаянный! Не унесть на плечах детину такую!
- Не унесть, ой, не унесть! – хлопочет Сорока. – Разворачивай избу!
- Угомонись, птица! Колдовать буду, - прикрикивает Яга. – Думаешь, легко оно – сниматься с насиженного места! Столько годов тута стоим.
- Ну вот и разомнутся ножки-то курьи! А то, небось, в землю уж вросли, - осторожно предполагает Сорока.
- Я тебя саму сейчас в землю вращу, будешь тут предполагать! - раздражается Яга. – Отойди, не подслушивай!
Чуфыр-муфыр!
Три колодца – восемь дыр!
Курьи ножки,
Станьте на дорожку!
По лесу бегите,
С пути не сверните!
К Ваньке доставьте,
Прыти убавьте!
Миг потопчитесь -
Обратно вернитесь!
Тут же изба зашевелилась, качнулась, развернулась, заскрипела, затрещала и медленно пошла по звериной тропе в сторону леса…
Жив Иван оказался. Только без памяти да переломан весь. Помял его Леший. Не хотел он Ивана насовсем жизни лишать, так только, поучить слегка. За гордость чрезмерную да самоуправство. Да, видать, перестарался маленько. Целый месяц Яга над больным хлопотала, пока он в чувство не пришёл. Мазями мазала, припарками припаривала, отварами из липового лыка поила да раны промывала, и всё слова колдовские бубнила. Сороку да кота Ваську с поручениями загоняла. Пока ухаживала за терпимцем, привыкла к нему, даже привязалась по-своему. А как открыл Ваня глаза да пить попросил, обрадовалась. Это и понятно. Шутка ли – столько трудов положить! И денно, и нощно. Хотелось, чтоб не зря.
Ванюшка благодарен был за заботу сказочную. Только раны затянулись, начал по хозяйству помогать. Сначала полулёжа, руками работал – Яга вставать не разрешала. Потому как косточки ещё не все срослись. Потом сидя. То крупу перебирал, то траву пучками связывал, то грибы чистил; вот нож починил, ложку деревянную вырезал, лапти Яге сплёл, корзины - малую и большую - для нужд хозяйственных. Сороке песни пел, Ваське шёрстку чесал – никаким занятием не гнушался. Вечерами, бывало, истории сказывал: про братьев-сестёр своих, про родителей, про жизнь в деревне. Про мечты о будущем: мол, жениться хочет, вот невесту присматривает.
А поздоровел, вставать начал, выходить из избы – дел прибавилось. Хозяйским глазом оценил обстановку Ванюша, и ну работать. Кряхтит, превозмогает, но делает.
Дров нарубил на всю зиму, воды натаскал не одну кадушку. Худую крышу у избушки починил, дверь рассохшуюся на новую сменил. Даже крыльцо сколотил с тремя ступеньками, чтоб Яге в дом-из дому беспрепятственно ходить. Яга не нарадуется на помощничка!
Дружно жили Иван, Яга, Васька да Сорока всё лето, до осени. А осенью, когда лист желтеть начал, да журавлей косяк в тёплую сторону потянулся, решил Иван, что и ему пора домой, в родную деревню, к старикам-родителям.
Но тут закавыка вышла. По-другому судьба распорядилась.
- Ванюшка, а ты вправду жениться надумал, невесту ищешь? – спрашивает как-то раз Яга.
- Зачем мне врать? – удивляется Иван. – Говорю, как есть.
- Помогу тогда делу твоему. Парень ты отменный, жених – хоть куда. По тебе и невеста должна быть, - говорит Яга и сверлит Ивана глазами из-под мохнатых бровей. – Знаю я такую, Марьюшкой зовут. Но добыть её надобно, а это непросто. Потому как в неволе она, у Кощея Бессмертного в замке, в заточении сидит. Удумал Кощей жениться на Марьюшке, вот и склоняет её, поганец, к согласию. Подарками задаривает - драгоценными украшениями да нарядами царскими. А не согласится – смертью лютою наказать грозится! Семь дней на раздумье несчастной выделил, три дня уж прошло! И хоть гибель к Марьюшке идёт неминучая, отвергает она домогания противные – не мил ей деспот бессовестный! Плачет девица день и ночь. Очи синие, как небушко, все подчистую выплакала. Тает на глазах с тоски. Жалко девчонку, пропадёт ведь, ни за што ни про што. Красавица, умница, умелица! Спаси её, Ванюша? Будет тебе женой хорошей, коли полюбишься ей. А не полюбишься, тоже ладно - дело доброе сделаешь, освободишь девицу. Добро-то, оно возвращается. Будет и тебе счастье!
- Как Марьюшка к Кощею попала? – спрашивает Ванюша тревожно, а сам о чём-то думает.
- Как-как, очень просто! Кощей вороном чёрным обернётся и летает-кружит над лесами, полями, деревнями. Где что случается – он всё ведает, всё знает. Вот и приглядел Марьюшку в деревне одной. Подросла девица, похорошела. Как такую красоту не заметить! Заметил, поганый! Ураганным ветром унёс! Прямо из дома отчего, от родителей! – горько возмущается старуха. - Сколько девок хороших загубил, не счесть! Горя людям наделал за век свой нескончаемый! Обиталище-то Кощеево в народе Замком Плачущих Невест называют. Пора прекратить беззаконие, Ванюша. Сделаешь? А я тебе помогу.
- Как же я одолею Кощея, бабушка? – волнуется Ваня. – Он же - Бессмертный!
- Я научу тебя, Ванюша, не переживай, - хлопочет Яга. – Васька, неси волшебное стекло! Посмотрим, что у Кощея в замке творится, проведаем Марьюшку взаперти.
Глянул Иван в волшебное стекло и видит: среди леса стоит чёрная гора, на горе - зловещий замок с башнями. На башнях – окна с решётками. В самой высокой башне за решёткой девица красоты такой, что пером не описать, сидит у окна, горюет, голову склонила. А над замком ворон чёрный вьётся-кружит!
Так и запала в душу Ивана картина эта! Загорелась в сердце молодца отвага, румянцем на щеках заиграла! Откуда и силы пришли небывалые!
- Говори, бабуся! – требует Иван. – Как Кощея победить да Марьюшку от плена освободить?
- Ну вот! Другой разговор! – радуется Яга. – Замок Кощея далече, пешком не дойти. Да и сроку до Марьюшкиной погибели - четыре дня всего! Вот и нужен тебе Конь-Златая Грива. Конь этот не простой. Гривой златой так сияет, что ночь в день превращает, скачет-летит быстрее ветра, а копыта для врагов - смертоносные! Без него тебе Кощея не одолеть! А коли добудешь Коня, станет он тебе верным другом и помощником.
- Где и как добыть Коня-Златая Грива, сказывай! – торопит Ягу Иван.
- Ты давай не шибко-то… торопыга! Поторапливайся, не спеша. Конь-Златая Грива каждую ночь на водопой приходит к Лунной речке. Аккурат против займища становится. Возьмёшь уздечку заговорённую, на шею ему набросишь. Уздечку-то сама тебе приготовлю. Но поймать Коня непросто, больно уж чуткий, всё услышит: и шорох, и вздох, и даже думки твои. Выследишь, подкрадёшься незаметно, хватай его за гриву да прыгай на спину! Он кобениться будет, на дыбы вставать, стряхивать, а ты держись, что есть силы! А как уздечку накинешь, так он смирный станет под тобой. Но смотри, не заходи сзади, ударит копытом, прибьёт насмерть! Добудешь Коня, скажу, что дальше делать.
Дала Яга Ивану уздечку. Отправился он ночью к Лунной речке, нашёл место, уселся в засаде в густой траве. Сидит, притаился, слушает звуки, прислушивается, в темноту вглядывается. И, вроде, страшно ему, и, в то же время, покойно. Луна округу освещает, в речке отражается. Речка чёрная масляная течёт в темноте, плещется. Сверчки нестройным хором песни поют. Трава высокая качается, шелестит под ветром. Вот птица ночная ухнула! Да так близко, что у Ивана душа – разом в пятки! «Сова, - думает Иван. – На охоту вышла.». А Конь-Златая Грива всё не йдёт и не йдёт. Ждал, ждал Ванюша, сморило его в конец, и заснул горе-охотник окончательно.
Очнулся, когда уже светало. Вышел на берег речки, смотрит – на земле следы свежие конских копыт. Приходил-таки Конь-Златая Грива на водопой. Эх-ма! Рассердился на себя Иван: Марьюшка в замке Кощеевом муки терпит, погибает, а он - вона чё, спит! В другую ночь, решил Иван, ни за что не усну!
Пошёл он во вторую ночь сидеть в засаде. Долго ждал. Чу! Топот копыт неспешный близится. Смотрит во все глаза Иван, в темень всматривается. И вдруг видит: осветился берег реки, как днём! Выходит из зарослей Конь: статный, длинноногий, сам – белоснежный, а грива – так золотом и сияет! Застучало у Ивана сердце, бьётся, как молот – сейчас из груди выскочит! А Конь склонил голову над водой, пьёт степенно, не чует охотника. «Хватит таиться в засаде! - решает Иван. - Надо напролом идти!». Думал одним махом достичь Коня, на спину ему вспрыгнуть. Да куда там! С болезни утратил удаль молодецкую. Из засады-то выскочил, да только шуму наделал - спящих птиц перепугал, бекаса да дубровника, о камень споткнулся, перекувырнулся, в траве застрял. А Коня-таки упустил. Улетел, как ветер, Конь-Златая Грива, и снова темень стала вокруг, хоть глаз выколи. Воротился Ваня к Яге в избушку, не солоно хлебавши. Сел на лавку, голову повесил.
- Что, касатик, не весел? Почто голову повесил? – говорит Яга, а сама на уздечку пустую смотрит. – Не достал Коня-Златая Грива?
- Сама же видишь, чего спрашиваешь, - не очень вежливо отвечает Иван.
- А ты не серчай так. Я ж к тебе – с добром, с помощью, - качает головой Яга. – Видать, без колдовства не обойтись… Слушай сюда, Ванюша! Завтра до полуночи на берег пойдёшь. Как в засаде устроишься, скажи такое заклинание:
Ночь-владычица, укрой!
Стану я сырой землёй,
Стану во поле травой,
Твердью каменной немой.
От беды убереги!
В правом деле помоги!
Как скажешь, замри! Превратишься в камень будто. Серый, бездыханный. Вот Коня и не спугнёшь.
- А ежели не вернётся он более? Напужался и не вернётся, - волнуется Иван.
- Вернётся, не сомневайся, - успокаивает Ивана Яга. - Там, против займища, в Лунной речке заводь имеется. В заводи - вода необычная, серебром сверкает. Пьёт Конь-Златая Грива серебряную воду заговорённую и получает силищу огромную, двужильную.
- Кто ж её заговорил, бабушка, воду эту? – спрашивает Иван.
- Кто-кто! Дед Пихто, вот кто! – сердится старуха. – Тебе что за печаль! Много будешь знать, скоро состаришься. Иди уже спи! Утро вечера мудренее.
Пошёл Иван на третью ночь добывать Коня чудесного. Пришёл до полуночи, устроился опять в засаде, вокруг огляделся, прислушался, припомнил Ягинское заклинание и зашептал тихонько:
Ночь-владычица, укрой!
Стану я сырой землёй,
Стану во поле травой,
Твердью каменной немой.
От беды убереги!
В правом деле помоги!
Лишь сказал слова колдовские, сразу почуял, как руки, ноги - всё тело налилось тяжестью непомерной, ажна пальцем не шевельнуть! И дух перехватило. « Вот те раз! Как же я до Коня-Златая Грива допрыгну-то теперь! – испугался Ваня и тут же решил. – На всё воля Божья. Чему быть – тому не миновать!».
Появился чудо-Конь возле реки внезапно, откуда не возьмись. Осветил пространство вокруг гривой шелковистой, опустил голову к воде. Тут наш молодец не сплоховал. Преодолел тяжесть в теле Ванюша да как выскочит из зарослей, как схватит Коня за гриву золотую, крепко держит! Конь бьётся, на дыбы встаёт, ржёт, но Иван намертво прицепился…Чуть не убился, но вскочил-таки Коню на спину и давай уздечку накидывать! Только с молитвой и справился. Как почуял Конь уздечку на шее, так присмирел. На том дело и кончилось.
Вернулся Ваня верхом на Коне-Златая Грива усталый смертельно, рухнул на лавку и заснул без памяти. И снился ему зловещий Замок Плачущих Невест на чёрной горе и Марьюшкины печальные глаза.
На утро чуть свет Яга растолкала Ивана.
- Вставай, богатырь, на подвиг пора, - скрипел старухин голос. – На вот тебе перо птицы вещей Гамаюн. Оно тебе путь укажет. А я отдохну маленько. Сто лет так колдовать не приходилось. Притомилась. Ты уж, Ванюша, на бабусю не серчай. Прости, ежели што не так.
Поклонился Иван Яге в пояс, вскочил на Коня-Златая Грива и пустил перо птицы вещей по ветру. Подхватил ветер перо, понёс прочь от старухиных болот через лес, равнину, прямиком в горы. Конь-Златая Грива с Ванюшей не отставали, следом за пером летели-мчалися, не касаясь земли.
В три мига добрались до крутой горы. Там возле дерева упало перо, вспыхнуло и сгорело синим пламенем, даже пепла не осталось.
«Вот те раз! – опять думает Ванюша. – И что мне дальше делать? В чём тут заковыка?».
Думает, а сам с Коня сошёл и дерево могучее осматривает. Оно одно на всей горе-то и стоит. Глядь, а в кроне дерева ларец висит, золотом, драгоценными камнями переливается. Взобрался Иван на дерево, заглянул в ларец… пусто. Только бумага свёрнутая лежит. Развернул Иван бумагу-то, а там - письмо:
«Прилети Гамаюн, птица вещая, через море раздольное, через горы высокие, через тёмный лес, через чисто поле.
Ты воспой Гамаюн, птица вещая, на белой заре, на крутой горе, на ракитовом кусточке, на малиновом пруточке.».
Сказать на все четыре стороны!
Ждать.».
Запомнил Ванюша написанное слово в слово, уложил аккуратно письмецо обратно в ларец (мало ли кому понадобится), слез с дерева, набрал в грудь воздуху побольше да громко так, даже громогласно, крикнул, на все четыре стороны:
- Прилетии, Гамаюн, птица вееещая, через море раздооольное, через горы высооокие, через тёмный лес, через чисто поооле! Ты воспооой, Гамаюн, птица вееещая, на белой заре, на крутой горе, на ракииитовом кусточке, на малиииновом пруточке!
Крикнул и сел под дерево ждать. И вроде, с одной стороны, нервничает и сомневается: что ж так долго не летит, а вдруг вообще не прилетит! А с другой – Ягинский наказ вспоминает: «Поспешай, не торопясь!». Да и доверять бабусе можно, зря за пером бы не отправила.
Прилетела-таки, появилась птица вещая Гамаюн, села на ветку дерева, спрашивает нежным голосом:
- Зачем, молодец, звал меня?
Объяснил Ванюша ситуацию. Мол, Марьюшку спасать еду из лап Кощеевых в зловещий Замок Плачущих Невест на чёрную гору. Вот Коня-Златая Грива добыл. Дальше Баба Яга к тебе послала.
Выслушала Гамаюн внимательно, качнула крылом:
- Ох и заботушку ты себе выбрал, Ванечка. На Кощея идти одного Коня мало. Нужен тебе ещё, Ваня, меч-кладенец. Без него тебе в битве не справиться.
- Как же добыть меч-кладенец? – спрашивает Иван.
Гамаюн погодила немножко, а потом говорит:
- У подножья этой горы есть пещера глубокая, в пещере лежит камень-валун. Под валуном меч-кладенец схоронен. Сдвинешь камень, достанешь меч – пойдёшь на Кощея. Не сдвинешь – возвращайся домой и забудь про Марьюшку.
Сказала и полетела прочь. Смотрит Иван птице вслед и думает: «Как же я дорогу к Замку Плачущих Невест найду?», будто уже добыл меч-кладенец. Стоит, опережает события. Но всё же разумно решил не торопиться и решать проблемы по мере их поступления.
Спустились Иван с Конём к подножью крутой горы, нашли пещеру, в ней – валун. Оторопел Ванюша: валун ростом-то с него самого будет! А вширь – три обхвата!
Приловчился Ваня, пристроился и ну толкать валун, тот - ни с места! У Ванюши в глазах темно от натуги, а камень лежит, как вкопанный, не шевелится!
- Да что ж я, не богатырь что ли! – в сердцах тут воскликнул Иван. – Неужто посрамлю Дух русский! Матушка, батюшка, услышьте молитву мою, благословите на труд и подвиг ратный!
Да так от души сказал, что силы утроились! Долетела молитва, видать, до родного порога. Надавил он плечом молодецким, сдвинул валун, а под ним меч-кладенец лежит, сталью сверкает.
Взял Иван в руки меч, сел на Коня - вмиг понёсся тот к Замку Кощееву, что на чёрной горе высится. Знал-ведал Златая Грива дорогу туда. То-то и оно.
Добрался Иван до чёрной горы затемно уже, у подножья спешился. Вокруг темень-чернота непроглядная, и только грива Коня да клинок меча светятся в ночи. И ни звука вокруг: птица не кричит, букашка не трещит, трава не шелохнется – всё мёртво в царстве Кощеевом.
- Ну что ж, пришло время, - говорит Иван тихо, но твёрдо. – Сразимся в честном бою с лихом беззаконным – Кощеем Бессмертным. Освободим Марьюшку. Не подведите в трудный час, друзья верные, а уж я вас не подведу. Насмерть стоять буду! До последнего вздоха!
Сказал, погладил Коня, поцеловал меч-кладенец, развернулся лицом к Замку зловещему и закричал, что есть мочи:
- Ээээй! Лихо беззаконное! Выходи на честный бой! Это Я тебе говорю – Иван богатырь!
Проснулось эхо, откликнулось, трижды прокатило по лесам вокруг чёрной горы Иванов клич боевой. И снова – тишина…
И вдруг, будто с неба, голос загрохотал:
- Кто тут осмелился нарушить мой покой?!
- Смерть твоя! – крикнул в ответ Иван, сел на Коня и обнажил острый меч.
- ХА! ХА! ХА! – загромыхало вокруг. – Невежда! Я – Кощей Бессмертный! Олух ты Царя небесного.
- Никакой ты не бессмертный! – отважно и дерзко отвечал Иван. – И жить тебе осталось до первых петухов, не долее! Проучу тебя! Будешь знать, как Марьюшку, невесту мою, в неволе держать да горем людским питаться!
- Ах, вот оно что! Женишок пожаловал! Ну, давай сразимся по-честному. Кто победит, тому Марьюшка и достанется!
- Не о чем мне с тобой, сила вражья, договариваться! Не на жизнь, а на смерть с тобой драться пришёл! Выходи на бой и всё тут!
- Да я тебя одним пальцем раздавлю, как букашку!!
- А вот и посмотрим, кто - кого! – крикнул Иван и давай зорко в темноту вглядываться, не покажется ли внезапно ворог окаянный.
И вдруг громадная молния с оглушительным громом разорвали небо пополам. И увидел Иван в свете молнии зловещую фигуру на стене Замка: в руке – меч, на плечах – плащ, под плащом – броня, голова - в железном шлеме.
«Ишь, как вырядился, чучело огородное! – думает Иван. – Опасается всё-таки за жизнь свою бессмертный. Или меня устрашить решил, дурья башка? Мне опосля Мишкиных объятий, тогда в лесу, ничего уже не страшно!».
Думает так, а сам на Коне к Замку подъезжает.
- Ты с коня-то слезь? – говорит Кощей. – Будем на равных биться.
Слез Иван с Коня. Только ногой земли коснулся, налетел откуда ни возьмись ветрило, да такой, что с ног сбивает, к земле клонит. А тут и гром с молнией следом, да ливень стеной. Беснуется непогодь, глаза Ивану водой заливает, землёй засыпает.
Утёр Иван рукавом лицо, глядь, а Кощей уже супротив него стоит, глазищами вращает.
Завязалась тут битва жестокая! Три дня и три ночи бился Иван богатырь с Кощеем Бессмертным! Три раза голову ему срубал мечом, а она, проклятая, вновь отрастала! И закончил бы Иван дело, не отступил, но в конец обессилел. Тело измученное ранами кровоточит. А Кощей будто забавляется.
Чувствует Ванюша головокружение сильное и говорит, ухмыляясь:
- Стой! Хватит ссориться! Жалко мне убивать тебя, настроение у меня хорошее. Оставляю тебе жизнь. Но взамен отдай Марьюшку и обещай впредь девчат по деревням не красть и горя людям не делать!
Сказал и рухнул бесчувственный наземь.
Удивился Кощей на слова Ивановы, и запал боевой у него начисто пропал. Проникся злодей уважением к духу русскому несгибаемому. Вот ведь, умирает, а не сдаётся!
- Ладно. Отпускаю тебя, Иван богатырь. Нет радости лежачего добивать. Забирай невесту свою и прощай! Яге кланяйся от меня.
Сказал Кощей, превратился в ворона, взлетел на стену Замка, сверкнул на Ивана чёрным глазом и исчез. Будто в воздухе растворился.
Тут всё и стихло. Марьюшка из заточенья вышла тихонько, бледнёхонькая вся (три дня и три ночи от окна не отходила, за защитника своего молилась), раны Ивану перевязала. Насилу очнулся молодец. Сели Иван да Марьюшка на Коня-Златая Грива, полетел скакун, быстрее ветра, обратно, к Яге на болота. Залечили Ванюшины раны бабкины снадобья да девичья забота. Полюбилась парню девушка. Со взаимностью, к счастью.
Пришло время в дорогу собираться. Меч-кладенец Ванюша Яге на сохранение передал. Коня-Златая Грива с собой позвал. Поблагодарили бабусю влюблённые голубки, попрощались душевно и отправились восвояси - родителям объявиться, что, мол, живы-здоровы.
Вскоре и свадебку сыграли. Гуляли всей деревней, дюже весело! Да так, что три гармоники порвали! Вот ведь.
Историю свою Иван никому не сказывал, в секрете держал. Всё равно бы не поверили.
А в лес Ванюша ходить не бросил. Только уж бережно, по всем лесным законам ходил. Хороший лесничий получился. До сих пор его народ добрым словом поминает.
Такой вот сказ. Где-то страшный, где-то смешной, и везде - занимательный. Хотя об этом Вам судить, дорогие Уважаемые.».
- М…такая вот страшная сказка… - выдержав паузу, промолвил Санька. И было не понятно, то ли он огорчён, то ли, наоборот, рад этой сказке.
Сонька мгновенно сбила с лица блаженную улыбку и с подозрением посмотрела на брата.
- Ты что это? Хочешь сказать, сказка не страшная?! – понизив голос, почти прошептала она, выпучив на брата глаза. Затем, прищурившись, медленно двинулась на него. – А как тебе медвежонок в лесу вздохнул и помер… А потом Леший Медведь раздавил его… насмерть почти! А как тебе с Кощеем биться, головы срубать, а они вырастают! В темноте, в мокроте, вся в крови!! Это тебе не страшно?! Смотреть на улку, плакать и не хотеть замуж за некрасивого!
Сонька наступала на дрогнувшего брата, пока тот не упёрся затылком в угол. Дальше отступать было некуда, и Санька решил дать отпор агрессору.
- Подумаешь, замуж! А мне и не надо! Я не девчонка! – фыркнул он, полыхая щеками. – Зато там Васька и Сорока смешная в перьях! И Баба Яга добрая! И Кощей лежачего не убил! Это как тебе, страшно?! Я видел, как ты смеялась, когда бабушка рассказывала.
Сонька, уже чуть поостыв, неожиданно согласилась:
- Ну да. Только в некоторых местах смеялась. А ты как будто не смеялся!
- Ну вот! Я ж говорю, что сказка смешная, а не страшная, - успокаиваясь, выдохнул Санька. – Да ведь, бабушка?
- Где-то страшная, где-то смешная, но везде - занимательная, - улыбнулась та. – Вот вы, дорогие Уважаемые, и рассудили…
Сказала, весело сгребла внуков в охапку и поцеловала тёплые макушки.
Свидетельство о публикации №222110701267