будни на сенвере-8

                абрыжкин

    Спустя много лет бывший директор сидел с удочкой на берегу реки вдалеке от посёлка. Он следил за поклёвкой хариуса и всё внимание сосредоточил на поплавке, не замечая того, что у него за спиной раздвинулись кусты, а потом показалось заросшее лицо. Взъерошенная борода покрывала подбородок, чёрные неровные полосы, нанесённые дёгтем на лбу и щеках, делали человека неузнаваемым. Это говорило о том, что большую часть времени он проводит в лесу, где много гнуса, а единственное спасение от него – дёготь, получаемый из бересты, используемый как отпугивающее средство от назойливых насекомых.
Настороженно прислушиваясь, человек изучающе посмотрел по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, вышел на прибрежный песок. Одет он был в потрёпанную суконную куртку и такие же брюки с широким ремнём. На поясе висел большой охотничий нож в берестяных ножнах.
Бесшумно ступая ичигами по мокрому песку, мужчина подошёл на близкое расстояние и кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание рыбака. Оторвав свой взгляд от поплавка, тот повернул голову: перед ним стоял человек, в котором трудно было узнать Абрыжкина.
– Здравствуйте, Виктор Иванович.
Абрыжкин протянул руку для рукопожатия и, посмотрев на тлеющий костер на берегу, предложил бывшему директору чифирнуть.
– Давно собирался попить чаю, да всё не мог оторваться, уж больно хорош хариус, – согласился рыбак.
Отложив в сторону удочку и присев к костру, они разговорились. Абрыжкин, отхлебнув глоток чифиря и глубоко затянувшись дымом самокрутки, чуть приоткрытыми губами произнёс, тихо роняя слова:
– А вы тогда правильно сделали, что уволили меня, – и, не ожидая ответа, продолжил: – Я бы и новый дизель уничтожил. Не задавайте вопрос «почему?», вам не понять. Но в тот момент я испытывал в себе небывалый подъём внутренней силы. Видите ли, есть люди, которые от свершения великих дел получают душевное удовлетворение, а я устроен по-другому: от подлости творимой переполняюсь величием. О! Какое это чувство – трудно передать словами, его просто надо испытать!
– А ты что, всё время в лесу живёшь?
– Ну что вы, – отмахнув рукой дым, ответил Абрыжкин. – Пять лет отсидел в Заполярье, сейчас занимаюсь бизнесом. Хорошо, что перестройка, дала возможность жить творческим людям.
– И в чём же твоё творчество проявляется? – не удержался от вопроса бывший директор.
Абрыжкин небрежно махнул рукой в сторону леса.
– Там у меня избушка срублена. Имею большой ледник для рыбы и сотню деревянных бочек. Самоловами осетров ловлю.
– И сбыт есть?
– А как же, на вертолётах за рыбой прилетают, и суда причаливают. Полным ходом идёт торговля, только налоги не знаю, кому платить, – неприятно хохотнул браконьер, обнажая ржавые корни прокуренных зубов. И, резко сменив тему разговора, участливо спросил:
– Я слышал, вас постигла большая неудача, при наводнении всё утонуло. Могу помочь деньгами. Я ведь всех родных и близких растерял, деньги мне ни к чему, всё равно за них убьют, или сам сгину на самолове. Ну, а что нового в посёлке, как у вас дела, там же работаете?
– Директором я давно не работаю, уволили, не в том месте высказал своё мнение относительно перестройки. Сейчас в посёлке полностью ликвидированы и разграблены все жилые дома, котельная, гараж, дизельная. Свернулись все работы, ни одного инженера не осталось, не говоря о научных сотрудниках. Да и посёлок, можно сказать, исчез после того, как геологические экспедиции позакрывали. Авиаэскадрилью ликвидировали так же, как и воинские части. Сейчас там аборигены, наподобие тебя, человек семьсот, не живут, а шают.
Абрыжкин глубоко задумался. Трудно было понять, что таилось в его злых сузившихся глазах. В его колючем пристальном взгляде виделась сила и печаль, на его плечи спускались всклокоченные, тронутые сединой волосы. Человек этот, видно, был всегда начеку: как быстро он обернулся, когда с плеском упал в воду камень, скатившийся с крутого берега. Увидев, в чём дело, он чуть заметно улыбнулся, слегка скривив плотно сжатые губы. Поставив кружку с чифирем на песок, Абрыжкин глубоко затянулся махорочным дымом и, не скрывая отвратительной улыбки, открывающей гнилые зубы, обронил слова, которые превратились в законченную фразу:
– Оказывается, на белом свете не я один получаю удовольствие от творимого разрушительного зла. Слава Герострата не чужда и творцу перестройки. Вот если бы нас таких объединить, весь мир бы содрогнулся.
Бывшему директору стало не по себе от услышанных слов, он даже отодвинулся подальше от собеседника.
– Абрыжкин, да ты дьявол.
– Услышать это для меня большая похвала, тем более от вас, потому что уважаю. Но и вы далеко от меня не ушли, – с выжидательной паузой произнёс он, делясь своими наблюдениями. – У нас одна судьба, но с судьбой не поспоришь, она куёт свою стальную цепь звено за звеном, и никому не дано разорвать эту цепь. Вы, коммунисты, с остервенением уничтожали веру в господа Бога. Чем от меня, дьявола, отличались? Ну, а сейчас пришли другие времена, под шумок понастроили столько церквей, что человеку трудно разобраться, где истинно Божий храм, а где и торговое место. Век расшатался, и скверней всего, что от этой перестройки мне, дьяволу, как вы назвали меня, комфортней жить стало. А вы загоняете себя в никуда – заблудитесь, потому что уважать себя перестали, поклоняться начали не своим кумирам. Предлагаю вам стать моим компаньоном, вы надёжный и грамотный человек. Прибыль будем делить пополам.
– Спасибо за предложение, но с дьяволом мне не по пути.
Абрыжкин, в прошлом инженер-механик, ни слова не говоря, поднялся и, бесшумно ступая по берегу, скрылся в высокой траве, не оставив после себя даже следов. Не почудилась ли бывшему директору встреча с далёким прошлым? Но кружка с недопитым чифирем рассеяла сомнения в том, что Абрыжкин – это не призрак, а реальное настоящее.