Сага о Степанове-49. Баллада о мятежном товароведе

Небезызвестный Андрюша Головатюк
давно и прочно сидел на шее у Степанова.
История была проста, как песня.
В холодном январе девяностого
скромный глазастенький юноша,
не имевший внятного образования,
осторожно постучал в дверь кабинета
начальника отдела снабжения завода,
чтобы дрожащим от волнения голосом
предложить свои скромные услуги —
а Степанову в тот момент срочно требовались
пробивные экспедиторы-«толкачи».

Звёзды на небе неминуемо сошлись,
уже через месяц Степанов полетел
вместе со своим новым экспедитором
на завод винодельческого машиностроения,
расположенный в далёком Симферополе,
чтобы организовать там отгрузку в Амурск
всякого полезного производственного хлама —
для разгрузки пищевой промышленности
партия и правительство приняли решение
произвести передачу выпуска изделий агропрома
от одних заводов другим.

Эта фантастическая идея Горбачёва
превратила жизнь предприятий оборонки в ад.
Получив три сотни новых поставщиков,
Степанов мотался по всей стране,
пытаясь найти комплектующие изделия,
давно уже снятые с производства,
то и дело натыкался на своих коллег,
снабженцев других оборонных заводов,
технологов, инженеров и конструкторов,
которые дружно проклинали генсека
за столь идиотское решение, но увы —
день за днём колесили по стране дальше.
Что поделаешь, такая была работа.

Проявив себя в командировках весьма неплохо,
Головатюк почуял вкус к авантюрам.
Он впитывал наставления, словно губка,
Степанов учил его всему, что умел сам —
дожимать любой вопрос «до фонарей»,
то есть не верить ничьим словам,
пока сам собственными глазами
не увидишь фонари уходящего вагона.
Не останавливаться на полученном отказе,
искать другие пути решения задачи,
быть постоянно на связи с «родиной»,
в любом случае не возвращаться без команды —
о, Степанов умел готовить «терминаторов»
похлеще самого Арнольда Шварценеггера.

На Головатюка он делал особую ставку,
пытался приобщить к театру и кино,
таскал в Москве на книжную барахолку —
экспедитор сонно зевал и знай себе дул пиво,
не заморачиваясь высокими материями.
Зато отращивал ноготь на мизинце — зачем?!

Однако дети и жена Степанова были без ума
от папиного «дядечки», похожего на Незнайку —
безумная улыбка, большая голова, волосы дыбом —
Головатюк напоминал смешного сказочного героя,
он тянулся на носочках, слегка манерничая,
говорил всегда на повышенных тонах,
стараясь привлечь побольше внимания,
но серьёзности ему это ничуть не прибавляло.

Вскоре Степанов вынужден был сдаться —
вылепить профессионала из дерьма не получалось.
Андрюша был родом из плохой городской семьи,
изначально воспитанный дурно и безнравственно,
моральных принципов он толком не имел,
папашкой его был мелкий вор-рецидивист,
мать работала на вредном производстве,
отчим бросил её с маленьким братом Головатюка,
.
Она умерла почти на глазах Степанова,
которому выпало малоприятное бремя
практически похоронить её самому,
Головатюк пребывал в слезливой прострации,
он по-зековски картинно и пафосно страдал,
так показушно и яро требуя от всех до тонкостей
соблюдать ритуал похоронных примет,
что Степанова местами начинало слегка тошнить.

Смерть матери стала переломным моментом
в жизни прежде шального и беззаботного парня.
Не без помощи работавшей в их отделе подруги,
нашептывавшей ему на ухо всяческую дурь,
он понёс какую-то ерунду про всеобщее равенство,
по его теории, распределение материальных благ
должно было нарастать у всех одновременно,
без всяких там усилий, высшего образования,
карьерного роста или организаторского таланта —
если лет им со Степановым примерно поровну,
то и получать в кассе они должны тогда
одинаковую зарплату, а иначе нечестно, мол.

Пока Степанов отмахивался и морщился,
Головатюк, до этого самого момента
преспокойно колесивший по стране,
не связанный ни семьёй, ни принципами —
задания для него становились всё сложнее,
самооценка экспедитора тоже выросла —
в один прекрасный день он захотел стать
инженерно-техническим работником,
потребовал перевести его в товароведы,
потом выцыганил себе группу товаров,
которую теперь сам распределял по цехам.

Аппетиты парня увеличивались на глазах,
став в одночасье примерным семьянином,
он начал отказываться от командировок
под всякими благовидными предлогами.
Безусловно, большую роль в этих переменах
сыграла подруга Головатюка — шерше ля фам! —
которая пришла на завод ещё за два года до Степанова,
да так и осталась навсегда простым экономистом,
отчаянно завидуя карьере своего начальника.
Это её ненависть теперь подпитывала сожителя,
ставшего радостным исполнителем чужой воли,
это её рассуждения о справедливости точь-в-точь
напоминали головатюковскую бредовую теорию.

А тут ещё добрые люди шепнули Степанову,
что его протеже безо всякого зазрения совести
тырит со складов дефицитные товары,
причём красуется на всех отпускных документах
идеально подделанная его, Степанова, подпись…
Степанов понял, что вырастил чудовище.
Одно дело было весело проводить время
вдали от семьи, выпивая и закусывая,
и совсем другое — смотреть, как Головатюк
вместе со своей завистливой подругой
разворовывает завод, прикрывшись его именем,
и быть бессильным что-либо сделать.

Ступали на эту скользкую дорожку многие —
на памяти Степанова немало самых разных людей,
но заканчивали все они всегда одинаково —
их безжалостно вышвыривали с завода.
Конечно, Степанов мог пойти к руководству,
покаяться и совместно раздавить засранца,
но это означало потерю репутации навсегда —
нет уж, он решил действовать чужими руками.

Многие думали, что хорошо знают Степанова.
Увы, все они когда-то горько ошибались.
Предотвратить хищения — дело несложное,
тут вовсе не нужно никаких ухищрений или засад,
Степанову требовалось только озадачить людей,
и любое движение на огромных складах
стало бы известным ему немедленно.
Он, зная лично всех нечистых на руку
кладовщиц и водителей,
аккуратно предупредил каждого — пощады не будет,
пусть подумают о своих шкурах,
поскольку Головатюк останется в стороне,
а отвечать за попытку провоза придётся в итоге им.

Таким образом он оставил чете Головатюков
единственный канал для вывоза награбленного —
ушлую даму из ЖКХ по имени Фаина Семёновна,
не раз и не два ловленную им уже на горячем,
всегда выходившую помятой, но невредимой
благодаря тому, что немедленно сдавала подельников.
Оставалось набраться терпения и подождать,
когда жадность сгубит «фраеров» окончательно.

Предприятие было секретным и режимным,
вывезти что-то за территорию было трудно,
правом подписи пропусков обладали немногие,
в том числе Степанов как начальник отдела снабжения.
И тут он сделал свой излюбленный ход,
всегда ставивший окружающих в тупик —
Степанов сам попросил директора
приказом лишить его, Степанова, права подписи
в целях ужесточения контроля за вывозом материалов.
Директор хмыкнул, но приказ такой подписал.

Теперь капкан был готов полностью.
За несколько месяцев преступная парочка
накопила много чего дефицитного,
они научились лихо подделывать любые подписи,
обрадовались тому, что Степанов впал в опалу,
быстренько соорудили новые накладные на вывоз,
загрузили машину Фаины Семёновны по края —
но за проходной её давно ждали те, кому положено,
а его подписи на криминальных документах не было.

Зато красовалась поддельная подпись директора…

Через час обалдевший Головатюк и его подруга
получили на руки свои трудовые книжки,
в которых красовалась одна и та же запись:
«Уволен по собственному желанию».
Больше их на заводе никто никогда не видел.

Степанов осенью уволился с предприятия,
он переехал в другой город, занялся торговлей,
Головатюк возник в его жизни спустя много лет,
он втёрся как-то на Одноклассниках в друзья,
но долго вытерпеть такого «счастья» не смог,
сначала начал хвалиться, потом гнить от зависти,
накатал спьяну каких-то откровенных гадостей,
попал в степановский «чёрный список»
и больше никогда уже ничем не досаждал.



На фото - тот самый «мятежный товаровед». Симферополь, 1989 г.