Бар Пуритане
Розенбаум зашёл в бар и огляделся. Солнечный зайчик отскочил от его лысины и врезался в ухоженное лицо бармена. Бар пустовал. Может из-за названия, ведь в мире давно не осталось предрассудков. Разве что деньги будоражили сознания недовольных. Именно такое место и искал Розенбаум.
- Здравствуй, касатик, у вас пельмени подают? - садясь за стойку, обратился он к ослеплённому бармену.
Тот протёр глаза и уставился на густые усы музыканта. Их величественность прекрасно сочеталась с прищуренным взглядом и голой головой. И всё же за безупречной внешностью, бармен сумел разглядеть нотки каверзного намерения посетителя.
- Для такого рта подошли бы хинкали. - неосознанно подмигнул он.
- Это точно, - усмехнулся Розенбаум и подкрутил ус. - Пасть у меня что надо! С чем хинкали делаете?
- Ооо, у нас огромный выбор. - бармен принялся полировать стакан голубой тряпочкой. - Можно сказать, я - мастер в фаршировке!
Розенбаума поразили большие, сильные и ловкие руки бармена. Казалось, если он приложит чуть больше усилий, то стакан лопнет. Но бармен был нежен. Всегда!
- Вижу-вижу. Такими руками можно запихать что угодно куда угодно. - Розенбаум игриво поиграл бровями.
- Вы даже не представляете насколько близки к истине. - прошептал бармен, а про себя отметил: "А этот чаровник не так прост!"
Розенбаум знал, что за уверенность часто скрывается страх, а манёвры для его выявления подобны переборам струн. А уж в этом-то музыканту не было равных.
- Отлично! - Розенбаум сделал небольшую паузу. - Запихайте-ка мне в тесто зайца!
Стакан выскользнул из рук бармена и разбился о стойку. Полсотни осколков заплясали по её гладкому полотну. Губы бармена сжались в тонкую линию, на висках проступил пот. Широко открытыми глазами он смотрел на музыканта.
- Знаете, что интересно в этой картине? - Розенбаум кивнул в сторону холста, висевшего над входной дверью.
Бармен молчал.
- Приглядитесь. Сколько мужества и ненависти в глазах этих
мужчин и женщин. Они - образованные люди, воспитанные в соответствии с догмами морали и чести. Однако именно их просвещённость не даёт им трезво взглянуть на развивающийся мир. Консерватизм, которому они так слепо преданны, навсегда станет тем, что в конце концов изживёт их всех. В истории множество подобных примеров, взять хотя бы викингов. Ими правили их инстинкты, жажда славы и богатства. Пуритане же неотвратимо превращались в обыкновенную
нетерпимость, страх пред тем, чего они не понимали. Поэтому викинги вошли в историю как войны, как цивилизация, пуритане же стали лишь никому не нужным обломком времени, подобном этому. - Музыкант щёлкнул по крупному осколку и тот соскочил со стойки и ещё раз разбился, но на этот раз уже на полу.
- В этом нет ничего интересного. - только и смог процедить бармен и его пальцы, душившие голубую тряпочку, побелели.
- Успокойтесь, мой друг, я ещё не закончил. Если приглядеться, то можно увидеть пару испуганных детских глаз, вон там, в правом углу. Видите? А крохотного зайца, который сладко спит в безгрешных детских руках?
- Он не спит! Он умер от анорексии! - вспылил бармен.
Розенбаум улыбнулся.
- Запихайте мне в тесто зайца.
Бармен выпил стопку. Музыкант постучал пальцем по стойке и вторая стопка тут же появилась перед ним.
- За хинкали! - предложил Розенбаум.
Бармен беззвучно выругался, но всё же выпил с назойливым посетителем.
- Задумайся, касатик, почему тут так пусто?
- Время не подходящее! - отрезал бармен и принялся собирать осколки.
- Всегда можно найти время, чтобы выпить. И закусить. - отпарировал Розенбаум. - Но почему же тут так пусто? Я обошёл множество баров, и даже днём в них неизменно находились парочка выпивох, для которых время суток не играет никакой роли. Люди пьют. Любят это дело всем сердцем. И знаете, я заметил, что в местах, подобных этому всегда висит этакий смрад из алкоголя, табачного дыма и ругательств. Но тут, у меня складывается ощущение, что посетители здесь довольно редкое явление.
- У нас нет хинкалей с зайчатиной!
Розенбаум ухмыльнулся и принялся медленно расстёгивать пуговицы на рубашке, приковав к
себе взгляд бармена.
- Видишь ли, человечество обнаглело. Мы всегда были заложниками своих желаний, пороков. - музыкант скинул рубашку, оголив мощное тело, - Наш вид всегда зависел от этих, казалось бы на первый взгляд, мелочей. Они побуждали людей действовать, придумывать правила и запреты. Хаос - вынужденная мера в формировании прогресса цивилизации.
- Продолжайте. - попросил бармен и стянул с себя футболку.
- Хорошо, касатик. Очень хорошо! - Розенбаум отметил шарм, который придавало колечко в соске бармена. - Люди же хотели большего! Всегда хотели. Им нужен мир! И однажды группа известных нам с тобой людей, создали некий артефакт, способный объединить человечество, даровать ему согласие и избавить от предрассудков.
- Я проглочу каждый волосок ваших усов!
- Я бы очень этого желал, касатик, но сначала, ты должен кое-что для меня сделать. - Розенбаум провёл пальцами по пылающему лицу бармена.
Тот закусил губу и втянул воздух.
- Но мы не подаём хинкали с зайчатиной.
- Я знаю, касатик, знаю. Но чтобы получить это, - Розенбаум взял руку бармена и провёл ей по своей лысине, продвигаясь к усам. - Ты должен отдать мне артефакт.
Бармен отпрянул. Его глаза горели от желания и борьбы с чувством долга, что ему доверили предки. Он был хранителем в двадцать первом поколении и не мог так просто предать историю своего рода.
Розенбаум рассмотрел сомнения на лице юноши, взял в руки невидимую гитару, настроил её и шелковистый голос разлился по пустому бару с первыми аккордами.
Время бежит, как горный ручей,
Рождая героев безвестных.
Призыв несогласных, пылких речей
Остужает сердца, дарит честность.
Умер порок, презрения полный
К тем, кто его не вкусил.
Зародился под небом чистый цветок,
И ручей на месте застыл.
Ходит по кругу добрый народ,
Попутно плодя сыновей.
Год бесполезный вновь настаёт,
Но время мертвей и мертвей.
Страсти исчезли, оставив лишь страх
В сердцах, что не ведали боли.
Время исчезло, оставило в снах
Капли неведомой воли.
Пока Розенбаум доигрывал проигрыш, бармен слушал тишину его переборов. Слеза сорвалась с его щеки и пролетев сквозь кольцо в соске исчезла за барной стойкой.
- Я хранил артефакт, зная, что этим спасаю человечество от страданий. И мой отец, и его, и его дед, и прадед, и прапрадед, и...
- Я понимаю, касатик. - Розенбаум отложил гитару в пустоту. - Но истинное спасение для всех нас в нашей страсти. Только она, рождая предрассудки, сможет вновь оживить время.
Бармен кивнул, подобрал осколок и двинулся к картине. С явным сожалением он разрезал холст и достал из его недр ссохшуюся хинкалину, излучающую слабый серый свет.
- Ваш заказ, - протягивая артефакт Розенбауму, сказал бармен, - Заяц, которого запихали в тесто.
- Ты делаешь хорошее дело, мой дорогой. Мои предки гордились бы тобой! - музыкант протянул руку к хинкалине, но бармен отдёрнул её.
- Но мы же с вами сделаем это?
- Конечно, конечно, касатик, будь уверен, наша страсть станет фундаментом нового мира.
Бармен кивнул и передал артефакт Розенбауму и запричитал.
- Прости меня, отец, и дед, и прадед, и его отец, и отец его отца, и его дед, и ...
Музыкант решил сперва понюхать хинкалину, усомнившись в её свежести, но молитва бармена заставила его съесть её побыстрее.
- А у зайца-то и впрямь была анорексия. - причмокнул Розенбаум. - Ну, к делу!
Два счастливых детских глаза наблюдали за утехами двух взрослых мужчин разных поколений с разорванного холста.
Свидетельство о публикации №222110801401