Преображение Господне

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
(Борис Пастернак; “Август”)

          Когда-то в молодости не имел автор сих строк ни малейшего представления о том, что существует такой религиозный христианский праздник; да и о поэте Борисе Леонидовиче Пастернаке тоже слышал не так уж много. Только теперь имею возможность разложить разнообразные воспоминания “по полочкам” внутреннего архива памяти и кое о чём поведать читателю.
          Начну, наверное, с поездки супружеской четы Рубиных в подмосковный ресторан “Иверия” на Минском шоссе. Мой родственник по маме, известный советский композитор, Владимир Ильич Рубин, с которым соседствовали мы по дачам в подмосковных Жаворонках, получил “добрый” гонорар за сочинение оперы и поэтому позволил себе купить автомобиль “Жигули” (тогда они были ещё дефицитом). Водительских прав ни он, ни его жена, актриса Театра Советской Армии, Мария Морицовна Скуратова, не имели. Таким образом за рулём их новёхонькой “шестёрки” оказался ваш покорный слуга.
          Путь в ресторан пролегал по Минскому шоссе, мимо большой заправки на перекрёстке с “бетонкой” в Голицыно, ещё дальше в западном направлении, где на сорок пятом километре вышеупомянутой трассы, верстах в десяти от наших дач, располагался большой придорожный ресторан “Иверия”. В то время он был ещё элитным (говорят, там часто видели Галину Леонидовну Брежневу).
          В фешенебельной той едальне мы ели вкусно и дорого, “обмывая обновку” (терпеливо ожидавшую нас на автостоянке) кроваво-красной Хванчкарой. Расправившись с шикарным обедом, который Рубиным удалось устроить в честь новых “Жигулей”, мы в приподнятом настроении, как говорится “сытые и довольные”, двинулись по “Минке” обратно. Какой это был год точно не помню, наверное, середина семидесятых. Однако точно помню, что шла вторая половина Августа месяца, и Маша спросила меня:
          — Боря, а знакомо ли тебе стихотворение “Август” Пастернака?
Я честно признался, что не знакомо.
          — Хочешь послушать? – предложила она.
          — Безусловно.
          И тогда в салоне движущегося, обильно исторгавшего аромат новизны, автомобиля зазвучали первые строки произведения великого поэта: “Как обещало, не обманывая, проникло солнце утром рано косою полосой шафрановою от занавеси до дивана...”.
          Автор сих строк, находясь за рулём, бдительно смотрел вперёд и в зеркала, дорога есть дорога, но музыка Пастернаковских строк овладела мной сразу, мгновенно и непреодолимо. Я и теперь во власти этого стиха и каждый август к нему возвращаюсь. Необходимо заметить, что это сейчас Пастернак известен широко и стал хрестоматийным, изучаемым в школе поэтом. В те же времена он был в глубочайшей опале и мало кто о нём помнил, тем более, читал. Маша “расплатилась” таким образом со мной за “кучерские услуги”. 
          Некоторое время спустя, узнал я, где находится тот знаменитый “Фавор” (он же Табор) и что там когда-то, давным-давно произошло. Философия христианского преображения не отпускает меня с тех пор и по сей день. Потом, уже значительно позднее, приобрёл я, наконец, и прочитал книгу Бориса Леонидовича “Доктор Живаго” со стихами главного героя в конце романа. Фильм с Омаром Шарифом в главной роли тоже пересматривал неоднократно. Всегда удивлялся схожести судеб доктора Живаго с судьбой другого доктора — моего отца. Тождество профессии, и сходство судеб во многом: революция и войны; “покой нам только снится” — могли, не лукавя, говорить они сами о себе.
          Летом 1991-го года выпала вашему покорному слуге честь возглавить коллектив сотрудников пионерского лагеря, принадлежавшего нашей фирме. Признаюсь откровенно, что отношусь к категории людей, кто прихотям начальства никогда не препятствовал, а напротив всячески им потакал и делал то, что велено. Получалось. Лагерь находился в подмосковном Хотьково. С моей первой женой, Людмилой Дмитриевной, жил я тогда всё ещё под одной крышей, но уже в режиме “соседи” и, таким образом, имел полное моральное право позволять себе, как говорят немцы, “seiten sprung” (прыжок на сторону).
          Тем летом “сдружился” я с врачом пионерского лагеря Натальей Алексеевной. Докторша была очень набожной, и считала обязательным каждое воскресенье являться в церковь — отмаливать накопленные за неделю грехи. Я возил её туда, будучи при этом за рулём, а в храме, не долго думая, согласно православному обряду, также как все, отмашисто крестился истово и почти искренне. Поэтому, вполне естественно, по окончании лагерного сезона принял я приглашение Натальи Алексеевны на участие в праздновании Преображения Господня в церковном ряду Московского Кремля.
          По дороге туда, в метро и на улице, почувствовали мы что-то неладное, не вполне обычное. Вскоре поняли: повсюду очень много людей в военной форме, причём не в парадной, как всегда, на праздники, а в повседневной и даже в походной. Чем ближе приближались мы к Кремлю, тем большей становилась концентрация военных; однако, когда вошли на кремлёвское подворье, беспокойство прошло.
          В тот год праздник был особенным. Церковные власти, их тогда возглавлял (ныне преставленный) Патриарх Алексий, решили пригласить на торжество русскоязычных единоверцев из различных стран Европы и других континентов. Русскоязычие в какой-то мере тех людей, безусловно, объединяло, но “лопотали” они все на разных наречиях, в большей части по-английски. Активное участие в мероприятии принимал композитор Никита Богословский, известный своим аристократизмом, полиглотством и вообще вездесущием. Наблюдать это сборище было весьма любопытно. Алексий умело “правил бал”, сочетая канонические требования православного уклада с элементами народных обычаев “яблочного спаса” (что их объединяет я не уловил до сих пор). Когда празднество завершилось, и публика стала разбредаться кто куда, мы вышли из Кремля через Троицкие ворота и увидели, что старинная московская цитадель окружена огромной колонной боевых танков с экипажами на бортах! Вот это да!
          Позже выяснилось, что пока в религиозном вдохновении пребывали мы на воображаемой горе-Фаворе, в стране произошёл государственный переворот под руководством ГКЧП. Первого президента СССР Михаила Сергеевича Горбачёва от руководства страны “временно” отстранили. Танки шли прямо по улицам Москвы, потом у Белого Дома, окружённый толпой народа, появился популярный в те годы Борис Николаевич Ельцин.
          Тем же вечером мои сыновья куда-то спешно засобирались. Прихватив два подсумка с противогазами, они отправились в бушующий танками, войсками и толпой центр первопрестольной. Не в силах остановить моих “орлят”, я попытался вразумить их преисполненной мудрости фразой: “Если вы сейчас туда пойдёте — вас потом за границу не выпустят!”, на что мой младший ответил без обиняков: “Отец, это если никто туда сейчас не пойдёт, нас всех уже никуда больше не выпустят!” История нас рассудила, показав, что он был прав.
          Тот путч, однако был почти бескровным. Почти, но троих ни в чём неповинных ребят гусеницами всё-таки задавили. Полтора года спустя произошёл ещё один. Тот был покруче — погибли сотни людей. А мы, обыватели, сидели у телевизоров и смотрели “бесконечное Лебединое Озеро”. Хотя и таким казалось, что они решают судьбу страны. Но дело ведь в том, что бегаешь ты с винтовкой по улицам или смотришь телевизор — в судьбе страны, так или иначе, участие ты принимаешь и ответственность за происходящее несёшь, хочешь ты этого или нет.
          Невдалеке от города Зигбурга в Германии, где я сейчас живу, на Рейне есть небольшой городок под названием Монтабаур. В 1217-ом году один из немецких рыцарей, он же архиепископ Дитрих Второй фон Вид, вернувшийся из Крестового похода в Иудею, решил восстановить разрушенный в ходе междоусобиц замок Хумбах. При этом он узрел сходство холма, на котором стояла крепость, с горой Преображения Господня — Фавором. Тогда он переименовал Хумбах в её честь, и холм стали называть Монс Табер. Примерно десять лет спустя поселение обрело название Монтабаур.
          Народный эпический фольклор утверждает, что рыцарь тот, естественно, как и положено легендарным историческим героям, полез на пресловутую гору в одиночку и: “лишь один до вершины добрался, а утёс человека того не забыл и с тех пор его именем звался”. Наверное, каждый должен для себя найти такую гору, добраться до вершины и тогда произойдёт с ним то самое ПРЕОБРАЖЕНИЕ, которое сделает его сверхчеловеком — властителем мира! “На вершине его не растёт ничего, только ветер свободный гуляет, да могучий орёл свой притон там завёл и на нём свои жертвы терзает”...

          P.S. “Ich lehre euch den Uebermenschen. Der Mensch ist Etwas, das ueberwunden werden soll. Was habt ihr gethan, ihn zu ueberwinden? Was ist der Affe fuer ein Menschen? Ein Gelaechter oder eine schmerzliche Scham. Und ebendas soll der Mensch fuer den uebermenschen sein: ein Gelaechter oder eine schmerzliche Scham. Ihr habt den Weg vom Wurme zum Menschen gemacht, und Vieles ist in euch noch Wurm. Einst wart ihr Affen, und auch jetzt ist der Mensch mehr Affe, als irgend ein Affe”.
          Фридрих Ницше “Так говорил Заратустра”.